Текст книги "Ангелы Калибана"

Автор книги: Гэв Торп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 25:
Рыцарь и Призрак

Ультрамар

Шаги Льва по рампе «Грозовой птицы» звучали необычно громко. На горе царило безмолвие, нарушаемое только урчанием корабельных двигателей на холостом ходу и вздохами ветра над заснеженными скалами. Пурга усиливалась, налетала плотными, сероватыми от пепла вихрями. Облака над пиком были почти черными, озаренными снизу оранжевым блеском. Казалось, что Альма Монс превратилась в вулкан.

Но бурю подсвечивала не лава. Ночь обернулась сумерками из-за фосфекса, горящего прометия и радиационного сияния, что струилось из зияющих отверстий в скалах, пробитых во время атаки Крыла Ужаса. Наполненный внутренним светом Привратник походил на гигантскую праздничную свечу, вершину которой окутывала многоцветная дымка.

Оглянувшись, Эль’Джонсон посмотрел на оцепление в полукилометре внизу по склону. Редлосс отсалютовал примарху топором с крыши своего «Спартанца». Дальше стояли другие бронемашины, перекрывшие широкую дорогу в предгорья. Патрули легионеров, пеших и на «Лэндспидерах», пересекали разоренную пустошь между укрепленными сторожевыми постами.

Фарит старался изо всех сил, чтобы заблокировать Альму Монс, и Лев даже вызвал сюда с границы Иллирии часть воинов, не принадлежащих к Крылу Смерти. Впрочем, это ничего не меняло. Если Кёрз пожелает сбежать, он найдет способ. Разве не спасся Ночной Призрак с «Непобедимого разума», когда флагман в боевой готовности, с отключенными телепортами висел в вакууме на орбите Макрагга?

Но хотя Эль’Джонсон понимал, что Конрад способен в любой момент выскользнуть из сети, Темный Ангел знал, что его враг так не поступит. Владыка I легиона не просто так прибыл на «Грозовой птице» и открыто вышел на главную дорогу, заявив о своем появлении столь же громко, как если бы загремели фанфары и тысяча космодесантников провозгласила его имя.

Лев хотел, чтобы Кёрз знал: охотник пришел за ним.

Один.

Уязвимый.

По крайней мере, так решит Конрад. Эль’Джонсон бросал ему вызов. Повторял приглашение самого Кёрза, когда-то предложившего переговоры на Тсагуалсе.

В тот раз Лев позволил себе впасть в заблуждение, что Конрада еще можно исправить. С рук Ночного Призрака стекала кровь вырезанного Трамаса, но Эль’Джонсон все еще видел в нем заблудшего брата, как и в Хорусе. Лишь заглянув в глаза неприятеля, вцепившись Кёрзу в глотку, пока тот душил его, примарх осознал, как глубоко пали изменники.

Что бы ни думал Сангвиний, в Конраде не осталось ничего человеческого. Он выродился в дикого зверя, который заслуживал только смерти. Восстание против Императора и нападения на братьев были его личным выбором.

Да, как бы ни изменился Ночной Призрак, он всегда делал выбор. Он мог бы честно договориться со Львом, прийти к соглашению, которое остановило бы их войну и спасло жизни миллионов.

Кёрз поступил иначе, и, встретив его взгляд, Эль’Джонсон отчетливо понял одно: «Конрад хочет моей смерти. Он всегда жаждал убить меня – или за какое-то мнимое оскорбление, или потому, что я сохранил верность, хотя тоже жил и страдал во тьме. Возможно, во мне воплощено то, что Кёрз ненавидит в себе?

Ну что ж. Выходи, если осмелишься».

Так решил Лев, когда отвернулся от своих воинов и начал подниматься в гору. Щебень разбитой дороги скрипел под сабатонами через растущий слой снега. Все было просто и сложно одновременно. Просто до такой степени, что Эль’Джонсон предложил себя в качестве приманки. Сложно, поскольку Конрад мог тут же разглядеть ловушку.

Итог зависел от того, верил ли Ночной Призрак, что ему по силам убить брата.

Примарх извлек из ножен Львиный Меч. Бледный свет отразился на клинке, выкованном искусными терранскими оружейниками и способном разрубить любой доспех. Лев принял его от Редлосса перед тем, как войти вместе с Жиллиманом в Каструм Макрагг Цивитас и сразиться с Кёрзом. Ему нравилась мысль закончить работу тем же клинком, что начал ее.

Свернув с изрытой воронками дороги, Эль’Джонсон пошел прямо на северо-восток, к еще горящим руинам первой иллирийской заставы, до которой оставалось два километра. Синеватые всполохи пламени подсвечивали каменную ограду и оплавленные феррокритовые башенки. Холодный ветер, набирающий силу, принес едкий смрад фосфексных испарений.

Широко шагая, Лев быстро приближался к цели.

Вопрос о победителе оставался нерешенным с самой Тсагуалсы. Исход во многом зависел от точного способа, места и времени нападения. Существовала вероятность, небольшая, но реальная, что Эль’Джонсон не успеет отразить смертельный удар. Если он замешкается не вовремя, если ситуация окажется идеальной для Конрада, то Кёрз покончит со Львом в мгновение ока.

Темный Ангел рассчитывал, что ему поможет чутье на опасность, умение предугадывать любую угрозу и инстинктивно реагировать на нее. Кроме того, Эль’Джонсон готов был рискнуть гибелью, полагаясь на нежелание брата убить его быстро. В чем радость победы над мертвым врагом? Его не убедишь в том, что свершилось возмездие, восстановлена справедливость.

Лев рассчитывал на это даже больше, чем на собственные способности. Конрад безумен, поэтому он не сможет просто ударить и исчезнуть. Ему потребуется доказать свою правоту.

Крошечный риск был оправдан. Все понимали, что большая часть трех легионов заперта на Макрагге, пока Кёрз рыскает на свободе. Избавившись от Ночного Призрака, Эль’Джонсон развяжет себе руки и станет истинным лордом-защитником, командиром не только Темных Ангелов, но и всех вооруженных сил Империума.

Пусть Сангвиний остается императором-регентом, Жиллиман – строителем нового государства. Ангел будет выслушивать похвалы и лесть, нести груз ответственности. Робаут – руководить армией бюрократов, сенаторов и законодателей. Лев же возглавит войска империи, станет новым… Примарх не хотел думать о названии для подобной должности, но не удержался.

Новым Воителем.

Вот на что рассчитывал Эль’Джонсон. Видения Сангвиния о собственной смерти не сбудутся, если Лев обретет столь грозное могущество. Их Триумвират сравнится в силе и великолепии с погибшим Императором, подхватит знамя спасителя человечества. Темный Ангел поведет против Хоруса свои легионы – прекраснейших из улучшенных воинов, истово верных возлюбленному всеми примарху. Воинов, которых наберет, организует, обучит и оснастит величайший логистик в Галактике. Воинов, которых направит ее превосходнейший полководец. Луперкаль с его лоскутной ватагой изгоев и недовольных познают истинную мощь Империума.

Подобное величие ждет Эль’Джонсона, если он избавит новую империю от неугомонного врага. Именно эта мотивация, а не обычная жажда мести, подгоняла Льва на каждом шагу.

Да, такая цель определенно стоила небольшого риска.

От разрушенной заставы остался по большому счету лишь проход внутрь горы. Плазменные и пустотные боеголовки срыли наземные укрепления, как жвачный медведь разрывает когтями почву, чтобы добраться до жирных червяков. Разбитую крепь окружали гладкие и взрыхленные воронки, потрескавшиеся скалы и выжженная фосфексом земля.

Здесь были укрытия, из которых мог напасть Конрад, поэтому Эль’Джонсон замедлил шаг и напряг чутье. Зрение, слух и обоняние создали для него богатую картину, неприятную во всех отношениях. Проломы во внешних стенах крепости были завалены трупами иллирийцев, убитых первыми рад-бомбами. Небольшую часть мертвецов раздавили обломки кладки, но вблизи стало заметно, что даже на уцелевших телах облезла кожа, вытекли глаза, лопнули артерии и вены. Лев видел излучаемую ими радиацию, тлетворным облаком повисшую над развалинами, гуще всего там, где разорвались снаряды.

Восприятие примарха максимально обострилось. Эль’Джонсон предпочитал называть свои способности «инстинктом», но знал, что здесь кроется нечто большее. Они направляли Льва в лесах Калибана, предупреждая о появлении Великих Зверей или нефилл. Ту же самую дрожь Темный Ангел ощущал, находясь рядом с братьями, а при первой встрече с Императором она переросла в неудержимый озноб.

Это был вернейший способ почуять Кёрза, источавшего смрад варповой погани. Прежде, на нижних палубах «Непобедимого разума», этот запах при всей его силе не помог ловчему. Здесь, в глуши, вдали от мыслей других людей, обнаружить по нему Конрада будет намного проще.

Встав на краю стеклянистой борозды от плазменного удара, Лев присел и закрыл глаза. Он склонил голову, впитывая окружающий мир всеми порами кожи. В его сознание втекали тишайшие звуки, тонкие оттенки запахов, отголоски недавних смертей.

Кёрза здесь не было.

Но Эль’Джонсон и не ждал его так рано. Ночной Призрак будет наслаждаться ролью добычи так же, как и положением охотника. Для него важно соперничество в хитроумии.

Снегопад продолжал усиливаться, бушевал сильный штормовой ветер. До наступления ночи оставалось несколько часов, но тьма уже опустилась на склоны Альмы Монс. Наверняка Конрад наблюдает за ним, ждет.

Если ему наскучит…

Слишком рано. Они сойдутся не здесь.

Лев выпрямился и открыл глаза. Пора идти к следующему месту возможной засады.

Эль’Джонсон поднялся ближе к вершине через пепельные кладбища сосновых лесов, вдоль ущелий и теснин, усыпанных мертвыми птицами и животными, что оказались на периферии опустошительной бомбардировки. Кое-где попадались человеческие тела – иногда поодиночке, порой группами. Некоторых застрелили из болтеров, других сожгли плазмой, но большинство умерло от радиации. Эти люди пытались сбежать.

Имелись ли среди них невинные жертвы? Сомнительно, ведь любой, кто находился на Привратнике – даже помимо воли, – так или иначе поддерживал отступников. Как Лев говорил Жиллиману, Согласие имело цену, и за него не всегда расплачивались виновные. В прошлом Эль’Джонсон истреблял армии простых солдат, после чего договаривался о мире с их повелителями. Как и Император до него, он не имел права думать о цене, только о результате. Сильный Империум Секундус мог спасти миллиарды, триллионы жизней. Нелепо думать, что судьбы отдельных людей что-то значат на фоне столь великого дела.

Другие логова иллирийцев оказались такими же безжизненными, как и первое. Время от времени Льву казалось, что он смутно ощущает присутствие Кёрза – словно запах помета волка, который роется в останках добычи, убитой другими хищниками.

Несомненно, Ночной Призрак изучал последствия атаки Крыла Ужаса. Но что руководило им – желание узнать нечто новое об Эль’Джонсоне, простое любопытство или, скорее всего, извращенное очарование смертью?

Дымная полутьма сменилась настоящими сумерками, но черный снегопад не ослабевал. На верхних склонах разрушения были менее ужасающими. Здесь, более чем в восьми километрах над уровнем моря, неулучшенные люди выжили бы только в дыхательных масках или внутри герметичных помещений. Даже иллирийцы, славящиеся устойчивостью к высотной болезни, не могли закрепиться у вершины Альмы Монс. Крыло Ужаса выследило относительно небольшую группу изменников, добравшуюся до кислородных палаток, и без затруднений истребило ее обычным оружием.

Сумерки почти незаметно сменились закатом. Опустилась ночь, и с ней на гору пала чернейшая тьма. Впрочем, усовершенствованному зрению Льва хватало тех лучиков света, что просачивались сквозь тучи и клубы дыма, отражались от непрерывно падающих хлопьев снега и пепла. Глаза примарха, как и авточувства в броне его младших братьев, видели далеко за пределами доступного людям диапазона.

Пепельное облако сияло остаточной радиацией, тепловыми лучами от нагрева горящим прометием и взрывами плазменных ракет, а также более опасными излучениями от рад-гранат и бомб, выпущенных отрядами разрушителей. Они не имели цветов, известных и понятных смертным, но для Эль’Джонсона земля и небо мерцали золотом и серебром, а зараженные фосфексом угли сверкали рубиновыми искрами. Скалы, трупы, клинок Львиного Меча – все блистало ярким не-светом.

Покинув опасную зону, примарх уверенно зашагал вниз, четко понимая, куда он направляется и что произойдет там. Сердце Льва забилось чаще – он знал, что до схватки осталось недолго, и предвкушал ее.

Эль’Джонсон направлялся к древнему храму, когда-то надежно спрятанному в обширном сосновом лесу. Деревья в нем застыли, погубленные каким-то грозным оружием Крыла Ужаса. Проходя мимо одного из стволов, Лев протянул руку и сжал в латной перчатке ветвь толщиной с мужскую голень. Сук легко раскрошился под пальцами, на землю посыпались окаменевшие иголки.

За каменными деревьями открылся круг широких колонн, на которые опиралась куполообразная крыша почти четырехметровой высоты. На первый взгляд казалось, что столпы расставлены наугад каким-то безумным архитектором. Между ними не было очевидного пути к центру святилища. Внутри царила полная темнота. Лишь рассеянное свечение фоновой радиации позволяло увидеть концентрические ряды сидений, спускавшиеся, как в амфитеатре.

Темные Ангелы обнаружили этот храм прошлой ночью. Иллирийцы пытались удержать здание, но его было намного сложнее оборонять, чем крепости в толще горы. Мятежники сражались насмерть, защищая свое языческое капище, и предпочли гибель отступлению. На некоторых участках трупы лежали грудами по пять рядов – там изменники в буквальном смысле бросались на воинов Крыла Ужаса и умирали целыми толпами.

В правом ухе Льва прозвенел тихий сигнал доспеха.

Одна секунда до полуночи.

Глава 26:
Неудобные вопросы

Макрагг

Атмосфера в зале приемов была весьма прохладной, и не только из-за морозной погоды. Ольгин стоял навытяжку, сдвинув двуручный меч на перевязи вправо, и держал шлем на сгибе левой руки. Сангвиний внимательно смотрел на него с трона, опираясь подбородком на переплетенные пальцы, а локтями – на ручки громоздкого кресла.

Жиллиман вел себя более оживленно, то и дело подавался вперед и сжимал подлокотники своего сиденья. Возле него, скрестив руки на груди, стоял Валент Долор, который изучал Темного Ангела так же тщательно, как и оба примарха.

– Из Иллирии уже два дня не поступали официальные рапорты, – с суровостью школьного наставника начал Робаут. – Отрывочные слухи нас не обнадеживают.

– Я не получал сообщений от моих братьев, господин, – ответил Ольгин.

– Интересно, по какой причине, – заметил Жиллиман. – Возможно ли, что мой брат держит тебя в неведении, чтобы ты не обесчестил себя прямой ложью?

– Возможно все, господин, – беззлобно ответил лейтенант на издевку лорда-хранителя.

Некоторое время назад он понял, что Лев поручил оборону Каструма именно Крылу Смерти не из-за навыков его воинов, а потому, что Ольгин был одним из самых дипломатичных офицеров в штабе примарха. Так или иначе, офицер не мог допустить, чтобы на Эль’Джонсона возводили поклеп за глаза.

– К примеру, господин, – продолжил Темный Ангел, – возможно, что мой повелитель всецело поглощен решающими боями против иллирийцев и слишком занят, чтобы информировать Цивитас о каждой мелочи.

Сангвиний улыбнулся. Робаут – нет.

– Лорд-защитник не сам себе хозяин, он отвечает перед императором. – Поднявшись, Жиллиман шагнул к Ольгину. Воин не двинулся с места, как ему ни хотелось бы убраться с дороги великана. – Лев – клинок в руке владыки Сангвиния.

– Я уверен, что мой повелитель всегда помнит об этом, господин. – Темный Ангел смотрел прямо перед собой, не встречаясь взглядом с примархом, но и не отводя глаз. – Ему было поручено доставить Кёрза в руки правосудия, используя все средства, кроме орбитальных ударов. Он исполняет данные ему приказы.

– По данным с авгурных спутников, в последнее время наш брат проявляет исключительную активность, – уже без улыбки сказал император. – Десятки тысяч убитых. Намного больше беженцев, лишенных домов и средств к существованию.

– Я убежден, что мой господин император, отсылая моего повелителя, знал, что тот будет действовать особенно скрупулезно, – заявил Ольгин, подобрав самый приемлемый вариант ответа «Раньше надо было думать». – Иллирия нарушает Согласие. Мой повелитель приводит ее к Согласию. Не сомневаюсь, он осознает всю тяжесть потерь, но понимает, что цена неудачи окажется еще выше. Мы не можем допустить инакомыслия в новом Тронном мире Империума.

– Устроил бы твой повелитель такую бойню на Терре? – вмешался Долор. – Или на Калибане?

Избранный лейтенант посмотрел тетрарху в глаза.

– Да. – Он снова повернулся к лорду-хранителю. – Мне известно, что вы считаете, будто моим повелителем в погоне за Кёрзом руководит чувство мести, но самое важное для него – долг.

– Неужели? – Жиллиман беспокойно потер лоб. – Тогда почему под видом охраны наших границ он тайно преследовал Конрада по всем Пятистам Мирам? Вдруг забыл о долге?

– Он вырвал дюжину планет из хватки злобных сыновей Лоргара и Ангрона, – ответил Сангвиний, опередив Ольгина. – Поведение Льва вызывает тревогу, но в пути он не уклонялся от сражений.

– Здесь я переступил черту. – Робаут формально поклонился, признавая правоту императора. – Тем не менее очевидно, что стратегия лорда-защитника в Иллирии привела к обострению ситуации и это дало ему повод перейти к крайним мерам. Он использовал Крыло Ужаса.

– С моего разрешения, – напомнил Сангвиний и взглянул на Ольгина, затем на Долора.

Вероятно, регент хотел отослать легионеров перед тем, как продолжить дискуссию, но передумал.

– Знаю, ты считаешь, что я поступил опрометчиво, поручив это задание Льву. – Император резким взглядом и жестом остановил Жиллимана, попытавшегося возразить. – Будь любезен, не заставляй нас тратить время на споры. Ты думаешь, брат, и это правильно. Ты осмысляешь теоретическое и отслеживаешь практическое, оттачиваешь свои замыслы, пересматриваешь и перестраиваешь в голове все, что когда-либо создал. Если бы мы все вели себя так же осмотрительно, Галактика, возможно, не полыхала бы сейчас в гражданской войне.

Робаут принимал похвалы в молчании. Он слегка наморщил брови, словно ожидал неприятного продолжения, и не ошибся.

– Лев понимает, что Кёрз непредсказуем, и мы не можем даже представить себе его мотивы. – Отвернувшись, Ангел взглянул в одно из высоких окон, из которого струился тусклый солнечный свет. – Я говорил с Конрадом, смотрел ему в глаза. В Кёрзе осталось очень мало человечности, и он абсолютно, абсолютно безумен.

– Не понимаю, как это оправдывает сожжение Иллирии. Разве Конрад не жаждет именно таких смертей и разрушений?

– Так все закончится быстро, брат, – твердо ответил император, вновь оборачиваясь к Жиллиману. – Лев был прав, до этого вообще не следовало доводить. Виноваты мы все. Да, иссечение болезненно, но без операции не обойтись.

Лорд-хранитель глубоко вздохнул и перевел взгляд на Ольгина.

– Вчера наши орбитальные станции отслеживали масштабную высадку, – медленно произнес Робаут. – Запуск штурмовых кораблей, каскадный сброс десантных капсул. Десятки транспортников устремились к Альме Монс. Есть что сказать по этому поводу?

Лейтенант покачал головой:

– Мне ничего не известно, господин.

Глава 27:
Заявление

Калибан

Все прошло согласно плану Лютера. Золотые и серебряные кубки для вероятных союзников и противников заняли свои места, как и легионеры на балконах зала.

Гроссмейстер умел заглядывать в души людей, даже космодесантников. Из всех гостей за главным столом препятствием, хотя и преодолимым, оставался Белат. Появление Гриффейна сначала встревожило Лютера, но лорд Сайфер осторожно дал ему понять, что избранный лейтенант, скорее всего, примет их сторону. Те младшие офицеры, что служили под началом Копьеносца в Крыле Огня, явно следовали за командиром.

Асмодей… Кто может сказать, что определяет верность псайкера? Магистр мистиков провел с ним некоторое время и доложил о своих выводах перед самым банкетом. По мнению Захариила, библиарий был покладистым. Он, как и многие из наделенных даром, стремился к знаниям, поэтому обещанный ему доступ к архивам мистиков оказался весьма завлекательным посулом. Впрочем, о точной позиции Асмодея известно не было: он охранял свои мысли, как сокровищницу.

Еще оставалось время переубедить Белата. Астелян упорно пытался доказать Лютеру, что магистр капитула – всего лишь холуй Льва, но у Мерира с гостем были личные счеты. Кроме того, в случае успеха Белат мог отдать корабли без кровопролития, и это стоило любых усилий. Возможно, впоследствии, при помощи Гриффейна, гроссмейстер сумеет вообще избавиться от терранина.

Если все посты в иерархии Ордена займут лояльные калибанцы, отделиться от Империума будет гораздо проще.

Лютер обернулся к магистру капитула, заметив перемену в его поведении. Белат прервал непринужденную беседу и вернулся к прежней напряженной бдительности. Судя по легкому наклону головы и прищуренным глазам, он слушал доклад из вокс-бусины.

Сдвинув брови, гость резко повернулся к гроссмейстеру.

– Какие-то не…

– Мне сообщили, что Астелян реквизирует мои корабли! – прорычал Белат. – Что это значит?

– Я не отдавал такой команды. – Лютер скрыл гнев под маской удивления. На сей раз он говорил правду, что было редкостью в последнее время. – Мерир превысил свои полномочия.

– Возможно, ты тоже, магистр Лютер, – ответил Белат, подозрительно оглядывая зал. – Чего ты добиваешься?

– Я уже сказал, что не приказывал Астеляну захватывать твои космолеты. Похоже, он утратил здравомыслие из-за личной вражды между вами.

– Без последствий не обойдется.

– Не обойдется, – согласился гроссмейстер.

– Распорядись, чтобы Астелян и его воины немедленно остановились, – потребовал магистр капитула. – Транспортная флотилия подчиняется мне!

– Все не так просто.

– Братья! – крикнул Белат, вскочив на ноги. – Внимание!

Легионеры в зале, застигнутые врасплох, отреагировали не сразу. Несколько Темных Ангелов поднялись с мест, другие начали недоуменно озираться. К счастью, космодесантники на галереях не двигались. Лютер четко внушил им, что действовать нужно только по прямому приказу. То же самое он дал понять Мериру, но тот ослушался.

– Постойте! – вскинул руки Лютер. Он обернулся к Белату. – Магистр капитула, не торопись, умоляю тебя!

– Умоляешь? – визгливо переспросил гость, не веря своим ушам.

– Выслушайте гроссмейстера, – низким спокойным голосом произнес Гриффейн. Офицер по-прежнему сидел, держа ладони на столе.

– Прошу вашего внимания, сыны Калибана, – начал Лютер, мысленно проклиная имя Астеляна. Совсем не так он собирался сделать главное заявление. – Я должен сказать всем вам нечто важное.

Белат раздраженно пошевелил пальцами, но промолчал. Гроссмейстер сложил руки перед собой, излучая торжественную серьезность.

– Пора освободить Калибан от гнета Империума.

Через пару секунд эхо его слов стихло, и наступила тишина. На Лютера смотрели все собравшиеся в зале Темные Ангелы, даже офицеры из группы Захариила. Намерения гроссмейстера были понятны давно, но он впервые говорил о них открыто.

Лютер позволил себе полуулыбку. Приятно было наконец-то выразить желание, которое он так давно держал при себе. Облекая его в слова, рыцарь почувствовал, что решение принято, шаг сделан. Ход истории поменялся, к добру или к худу.

Строить мосты или сжигать их? У Лютера оставался выбор, что уже было достижением, доступным немногим. Если Галактика горит, почему бы не обратить пламя себе на пользу?

– У меня есть мечта – увидеть Калибан, его сынов и дочерей свободными. Не всегда я раздумывал над этим, но в последнее время ничто иное не волнует меня. После прибытия имперцев я, как и все остальные, восхищался грандиозными перспективами для нашего мира. Технологии, связь, торговля… безопасность. Все необходимое, чтобы сделать Калибан великим. Мой сын-и-брат, Лев, тогда же узнал о своем месте во Вселенной. Узнал, что в действительности он не с Калибана.

– Лев всегда был верен Калибану, – перебил Белат, сжимая кулаки.

– Я не затрагиваю его верность, только происхождение, – пожал плечами гроссмейстер. «Пока что», – добавил он про себя. – Примарх вырос в наших зеленых лесах, но не был рожден там, и это неоспоримо.

Лютер подождал, не скажет ли магистр капитула еще что-нибудь, но тот лишь стиснул челюсти и заскрипел зубами.

– Неужели истинный сын Калибана отдал бы наш мир на поругание Империуму? Позволил бы срубить леса и возвести аркологии на руинах наших городов? Какой истинный сын Калибана восхвалял бы «прогресс», видя, как Имперская Истина погребает под собой наши древние обычаи, как наша благородная история сменяется лживой пропагандой летописцев и итераторов?

Легионеры за другими столами по-разному отзывались на речь. Лица одних выражали негодование, других – сомнение. Окинув их взглядом, Лютер решил, что Захариил провел почти идеальную подготовку. Один-два воина с золотыми кубками как будто колебались, но никто из космодесантников с серебряными чашами не одобрял услышанное. Этот тур должен был выиграть сам гроссмейстер. Если не удастся переубедить всех, то в неудаче будет виноват именно он, а не лорд Сайфер, несмотря на их утренний разговор.

– Каков он, посланный нам господин? Я, стоявший к нему ближе всех, звал примарха сыном и братом, счастлив был обитать в тени его величия. Я дал ему имя – Лев. Я забрал его из дикого леса к цивилизации. Льва взрастил Альдурук, не Император и не Империум.

– Мы провозгласили его нашим спасителем и вместе с ним истребили Великих Зверей. Но очистил ли он планету ради нас или просто отомстил созданиям, которые охотились на него в детстве? Лев делал для нас лишь то, что и ему шло на пользу. Он уничтожал других рыцарей, пока не остался лишь Орден. Несогласие? Право на личное мнение? Они были нежеланными гостями при дворе Льва Эль’Джонсона.

– Ты следовал за ним так же охотно, как и все прочие! – выкрикнул легионер из-за одного из двух самых дальних столов.

Лютер мгновенно узнал о воине все необходимое благодаря символам на доспехе. Судя по знакам различия, он был сержантом тактического отделения во 2-м капитуле Двадцать третьего ордена, а также воевал в бронетанковых ротах Крыла Железа. Явно не из тех, на кого влиял Гриффейн.

– Да, я охотно следовал за ним, брат, – отозвался гроссмейстер. – Разве не все мы грелись в теплых лучах, казалось, исходивших от него? Разве не все мы были слепы к тьме внутри него, словно люди, лишившиеся зрения от того, что слишком долго смотрели на солнце? Я признаю мою вину, мои ошибки. Я воспитал лесного зверя, обучил его манерам и военному делу, нарядил его рыцарем и назвал господином. Я отдал мой чин и титул этому существу!

– Ты оскорбляешь нашего генетического отца, – буркнул Белат. – Ты из Легионес Астартес, но ты не космодесантник. В жилах всех остальных здесь течет кровь Льва.

– Кровь? Генетика? Вот что теперь определяет верность? – Лютер поймал себя на том, что готов злобно оскалиться. Он хотел выступать в положительном ключе, раскрывать перед гостями перспективы будущего величия, а не участвовать в жалкой перепалке.

Вздохнув, гроссмейстер не стал ввязываться в спор и продолжил:

– Честь. Честь – краеугольный камень в основании Альдурука. Мы почитаем нашего повелителя и наш долг перед ним. Но у Льва также есть долг, который он не почитает. Стал бы истинный владыка Калибана забирать сынов своего мира, лучших из его народа, и превращать их в воителей для другого господина? Из меня не сделали космодесантника, это правда. Я был слишком стар. Слишком уверен в себе. Слишком независим.

Лютер заметил, что еще несколько легионеров нахмурились, внезапно осознав истину.

– Как назвать того, кто похищает целые поколения детей для войн на далеких мирах? Они проливали кровь не ради Калибана. Каждый из вас, я вижу по глазам, насмотрелся невообразимых для меня кошмаров. Перенес боль гражданской войны и муку от потери братьев, убитых теми, кого он тоже считал братьями.

Страдание проступило даже во взгляде Белата. Вот она, золотая жила! Гроссмейстер заговорил уже с новой уверенностью:

– Играет ли Калибан какую-либо роль в этом восстании? Нет. Мятеж подняли примархи, превратившие чужие планеты в поля своих битв. Они льют кровь Калибана, кровь Олимпии, кровь Ваала Секундус и Макрагга – даже кровь славной Терры, во имя которой вершился геноцид по всей Галактике!

При упоминании Великого крестового похода атмосфера чуть изменилась – почти незаметно, но теперь легионеры смотрели на Лютера с неодобрением. Он забыл, что перед ним ветераны тех кампаний. Неважно, сражались они за правое дело или нет, но эти бойцы покорили Галактику. Нельзя выводить их злодеями в написанной ими же истории. Гроссмейстер быстро вернулся к излюбленной теме:

– Смерть и боль, жертвенность и кровь – вот что доставалось сынам Калибана за участие в чужих войнах. Ни разу враги не угрожали нашему миру, но за минувшие десятилетия у нас забрали четверть миллиона сыновей. У них уже не будет отпрысков, и кто знает, какие герои могли бы родиться от них? – Вопрос был деликатным, но его следовало поднять, чтобы предотвратить ряд возражений. – Не говорите мне, что Лев был верен Калибану. Клятвы, что мы принесли ему, теперь не имеют силы. Если одна из сторон нарушает соглашение, договор разрывается. На верность нужно отвечать верностью, иное недопустимо.

– Ты не вправе выдвигать требования к примарху, – сказал Белат, глядя на Лютера, как на нечто, застрявшее в сточных фильтрах Ангеликасты. – Всем известно, что ты опозорил себя и поэтому был отослан на Калибан, но и тогда продолжал перечить своему господину. Кое-кто из нас помнит Зарамунд.

Гроссмейстер вновь удержался от ответа на издевку. Ему следовало оставаться выше этого. Речь шла не о Лютере и его верности, но о Калибане и его будущем. Личные оскорбления в таких условиях не имели значения, и их нужно было игнорировать.

– Я уверен, что не опорочил своей чести, как и все вы. Можно ли сказать то же самое о существе, которому мы приносили клятвы? – Обращаясь к легионерам, гроссмейстер боковым зрением заметил Захариила. Когда-то псайкер был самым преданным слугой примарха, но теперь все изменилось. – Может, нам спросить брата Немиила, чем Лев платит за верность?

Космодесантники судорожно вздохнули. Несомненно, по легиону расходились слухи о поступке Эль’Джонсона, причем правда в них искажалась в ту или иную сторону. Лютер взглянул на Белата:

– Ты ведь был свидетелем того, как Лев своей рукой сразил сына Калибана за грех несогласия?

Магистр капитула открыл рот, собираясь ответить, но гроссмейстер тут же повернулся к собравшимся, возвысил голос и продолжил. Шансы переубедить Белата быстро таяли, но это не должно было повлиять на намерения Лютера.

– Брат-искупитель Немиил, назначенный хранителем душ и умов наших братьев, представитель Самого Императора. – Гроссмейстер взглянул на Асмодея. – Да, мы знаем о капелланах и роспуске библиариумов. После Никеи к нам прибывали посланники с эдиктами Императора. Эдиктами, на которые даже Лев больше не обращает внимания. Но Немиил, в отличие от него, обладал могучей волей, непреклонной верностью и преданностью долгу. И он погиб, исполняя данную клятву, убитый рукой того же нетерпимого создания, что истребило всех своих противников на Калибане.