Текст книги "Ангелы Калибана"
Автор книги: Гэв Торп
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Глава 18:
Старинные тайны
Калибан
– Мы не имели права отпускать Белата на орбиту, – произнес Астелян, глядя в небо.
– Мы не отпускали, так велел cap Лютер. Какой у нас был повод задерживать Белата? – спросил Захариил. – Ты постоянно ворчишь с тех пор, как услышал, что гроссмейстер позволил ему вернуться на десантный корабль.
– Ворчу? Мне казалось, ты лучше разбираешься в людях, мастер Захариил, – Мерир скривил губы, что явно подтверждало слова псайкера. – Я обеспокоен.
– Прости за ошибку, первый магистр, – ответил мистик, давая понять своим тоном, что вовсе не ошибался. – В любом случае твое беспокойство необоснованно. Чем Белат повредит нам, оставаясь на орбите?
– Повредит? Меня раздражает не угроза какого-то «вреда», а упущенная возможность. Он может улететь. Забрать корабли. Мы до конца дней застрянем на про… На Калибане. Ты об этом подумал? Что, если Белат заподозрил нас?
– В чем? Ничего не произошло. Если что и было подозрительным, так это твое грубое поведение, Астелян.
– А если он вернется к Корсвейну или Льву и расскажет им о каких-то неурядицах на Калибане? Что, если один из них явится сюда, чтобы наставить нас на путь истинный?
Захариил об этом не думал, поэтому ответить не смог. К счастью, сознаваться в недомыслии ему не пришлось.
– Вот и доказательство обратного. – Псайкер указал на снижающийся темный силуэт, который быстро превратился в «Грозовую птицу». – Белат возвращается.
Воины молча наблюдали за десантным кораблем: Астелян с напряжением, Захариил с жадным любопытством. Как только «Грозовая птица» приземлилась, магистр мистиков потянулся к ней разумом. Щупальце силы Калибана дотронулось до корпуса – и загудело, как заземленный провод, наткнувшись на псионический барьер.
Псайкер отшатнулся.
– В чем дело? – требовательно спросил Мерир.
– У нас проблема! – огрызнулся Захариил. – Прикрой свои мысли!
– Прикрыть мои…?
– Белат не один, он взял…
Необходимость в объяснениях исчезла, поскольку в люке за опустившейся рампой возникли магистр капитула и его спутник. Второй космодесантник также был облачен в черную броню, но с синими вставками на наплечниках. Отличительный цвет библиариума, некогда родного для Захариила сообщества псайкеров легиона.
– Понятно, – прошептал Астелян.
Мистик лихорадочно размышлял, глядя в лицо приближающемуся воину. Он узнал библиария, увиденного им в памяти Белата. Всплыло даже его имя – Асмодей, – и Захариил попытался вспомнить, насколько силен этот псионик. После десятилетий разлуки это было непросто, к тому же калибанец плохо разбирался в прежних достижениях других.
Асмодей присутствовал при убийстве Немиила. Кузен погиб из-за него, хотя на руках самого библиария не было крови. Захариил хотел потребовать у другого псайкера ответа: стоила ли его жизнь смерти Немиила? Прав ли был Лев, пожертвовав одним ради другого? Но прежде чем он заговорил, вперед вышел Астелян – возможно, Мерир ощутил агрессивный настрой мистика.
– Ты привел с собой друга, – сказал первый магистр. Посмотрев на библиария, он кивнул в знак приветствия. – Как мило.
– Это брат Асмодей, – представил Белат. Он метнул злобный взгляд на Захариила. – После предыдущего визита я счел разумным подстраховаться.
– Мне следует извиниться, – произнес мистик. Говоря, он почувствовал изменения в переливах пси-энергии вокруг Асмодея. В отличие от скручивающейся вихрем силы Калибана, мощь библиария словно давила изнутри на зеркальную грань между мирами, искажая отражение реальности. – Мои действия были недопустимыми, и я могу объяснить их только кратким приступом скорби.
– Откуда мне знать, что подобный инцидент больше не повторится?
Энергетический сдвиг не был привязан к библиарию, укрывавшему Белата от пси-воздействий. Поток силы двигался на Захариила и Астеляна, словно носовая волна перед шагающими к ним легионерами.
Асмодей, разумеется, даже не попробует заглянуть в сознание мистика, защищенное от любых вторжений.
Но разум Мерира?
Библиарий за считаные секунды выудит оттуда все. Не до мелочей, конечно, но достаточно, чтобы узнать о разрастающемся мятеже, аресте инакомыслящих и вероломном сговоре Астеляна с Лютером.
Охваченный отчаянием Захариил вбросил часть собственных мыслей в сознание первого магистра.
– Я понимаю, что сейчас мое слово немного значит, – произнес он вслух, одновременно создавая из своей ментальной проекции узкий шип, нацеленный в мозжечок Мерира. Пси-зонд Асмодея, куда более изящный, напоминал тысячу крошечных волокнистых побегов, которые прорастали через защиту, возведенную при обучении легионера.
– В последнее время происходили события, явления, о которых ты наверняка осведомлен, – сказал спутник Белата. – Угроза нам возросла.
Полагаясь только на чутье, Захариил отдернул щуп за мгновение до того, как прикоснулся к глубинным мыслям Астеляна. Центр разума первого магистра скрывался под защитной оболочкой, каких не встречал даже повелитель мистиков. Уже пытаясь остановить погружение, он словно бы врезался в адамантиевую броню. Псайкер застыл, ошеломленный ударом.
Пси-разряд ответной реакции пронзил его мозг.
Золотистый туман обволакивает все вокруг.
Чей-то грохочущий голос произносит неразборчивые, но повелительные слова. Сила Захариила в сравнении с его мощью – что свеча рядом с солнцем.
Тепло. Становится горячее.
Его обжигает. Опаляет. Обращает в пепел.
Когда потрясенный псионик вырвался из мыслей Мерира, ему потребовались вся выучка и стойкость, чтобы не выдать окружающим мучительную боль в мозгу. Почти теряя сознание, он сумел разглядеть, как Асмодей пытается проникнуть в защищенную область. Библиарий продвигался намного медленнее, но получил не менее свирепый отпор. Перед ментальным взором Захариила словно взорвалась плазменная бомба, которая выжгла проросшие завитки-щупы Асмодея ореолом раскаленной добела энергии.
Псайкер легиона оступился и чуть не упал, удержавшись в последний момент. Он уставился на Астеляна широко раскрытыми глазами.
Мерир как будто не заметил, что произошло в его разуме.
– Я уверен, что любые размолвки между нами остались в прошлом, – явно неискренне сказал он и встретился взглядом с Белатом. – Разве не братья мы все под знаменем легиона?
+Что ты с ним сделал?+ Сбитый с толку Захариил не сразу понял, что Асмодей спрашивает его мысленно, а не вслух.
+Ничего,+ отправил он ответную реплику.
Проекции псиоников вместе приблизились к крошечной искорке – свету сознания первого магистра. Снаружи оно выглядело вполне обыкновенным.
+Он не один из нас. У него нет психической проекции.+
+Но ты же видел ее?+ спросил Захариил. +Чувство-вал ее мощь?+
+К счастью, лишь мгновение,+ признал библиарий.
Мысли передавали образы гораздо эффективнее, чем неуклюжие губы и языки, и разговор почти не отнимал времени. Продолжая незаметную беседу, магистр мистиков повернулся и жестом указал на пару «Носорогов», ждавших неподалеку от взлетной площадки.
– Сар Лютер прислал для вас транспорт до Ангеликасты, – пояснил Захариил обычной речью. – Меня и Астеляна ждут другие обязанности.
+Я ощутил, что ты был в его сознании за секунду до меня,+ послал Асмодей.
+Предупреждение, не более. Признаюсь, твое появление тревожит меня. Ты – свидетель гибели моего кузена Немиила. И хотя я крайне сожалею о своем неспровоцированном нападении на Белата, оно не дает тебе права влезать в чужие мысли.+
+Прав, невиданных прежде, в последнее время раздают немало. Если это имеет для тебя какое-то значение, я тоже опечален смертью Немиила.+
Захариил благодарно кивнул.
+Моего кузена убили на твоих глазах. Именно против таких вторжений в разумы он выступал. Немиил верно посчитал тебя опасным?+
+Думаю, это не тебе решать. Судьба Немиила прискорбна, но он перечил Льву и рисковал жизнью каждого из нас, возможно, даже будущим Империума. Примарх тоже поступил дурно, поспешно и наверняка сожалеет об этом в свободное время.+
Психическое единение пробуждало доверие, и магистр мистиков едва не сознался в недавно возникшем отвращении ко Льву, но успел придержать мысли.
– Кажется, хотя бы магистр Лютер сохранил остатки легионной чести, – бросил Белат, направляясь к бронетранспортерам. Он коротко посмотрел на Астеляна, задержал взгляд на Захарииле. – Но терпимость к изгоям и инакомыслящим уже дорого обошлась ему однажды. Подобное может повториться.
+Мы еще поговорим об этом,+ сказал калибанец Асмодею и разорвал связь.
– С вашего позволения, магистр капитула, – произнес тот, – мне необходимо побеседовать с братом Захариилом. Вскоре я присоединюсь к вам в Ангеликасте. Захариилу, как наблюдателю за рекрутами от библиариума, нужно узнать о недавних изменениях и новых опасностях. Нам следует обсудить вопрос Никейского эдикта и снятие запрета Львом.
Белат явно забеспокоился, но все-таки кивнул:
– Хорошо. Мне предстоит аудиенция у магистра Лютера, встретимся после нее.
Пока он усаживался в «Носорога», Захариил и остальные зашагали ко второй машине. Перед тем как забраться внутрь, псайкер жестом остановил Астеляна.
– Одну минуту, брат, – сказал магистр мистиков библиарию, и тот безмолвно поднялся по аппарели бронетранспортера.
Калибанец остался наедине с Мериром.
– Что Он с тобой сделал? – прошипел Захариил. Вопрос вырвался из него, как река через трещину в плотине.
– Асмодей? – Посмотрев на «Носорога», Астелян пожал плечами. – Насколько я понимаю, ничего.
– Не он. Император.
Изумленное молчание Мерира было красноречивее любого ответа.
– Ты помнишь что-нибудь о моментах, когда видел Императора? Какие-нибудь конкретные ситуации, в которых Он мог… – Увидев полное непонимание на лице спутника, псайкер осекся на полуслове.
– При чем тут Император? Говори яснее, Захариил.
– Мне… сложно объяснить.
– Попробуй, – проворчал Мерир. – Так что там насчет Императора?
– Ты был воином Первого, так? – спросил мистик, избрав другой подход.
– Еще до Первого. – Древний воин засиял от гордости. – Я был Ангелом Смерти.
– Ты сражался рядом с Императором, очень долго находился в Его присутствии.
– Да, годами, но в чем дело?
– Это оставило метку на тебе – на твоем разуме, – сказал Захариил. Неубедительно, но другие теории ему разглашать не хотелось. – Можешь назвать ее «даром».
Ухмыльнувшись, Астелян постучал себя по виску.
– Попробовал забраться сюда, верно? – Мерир хлопнул псайкера по плечу и оглянулся на «Носорога», в котором сидел Асмодей. – Он тоже? И вы оба наткнулись на кое-что неожиданное?
Теперь пришел черед Захариила молчать.
– По-твоему, Император был единственным могучим псайкером, который стремился покорить Терру в конце Долгой Ночи? А как же Зуль-Кварнайн? Сигиллиты? Может, в межзвездной тьме нас не ждали неописуемо кошмарные твари? Или ты думаешь, что Император, понимавший истинную суть Вселенной, защитил тела Своих воинов лучшими доспехами, но при этом оставил крепости их разумов с распахнутыми вратами и без гарнизонов?
Глаза Астеляна на несколько секунд затуманились от воспоминаний.
– И вас всех… Я имею в виду, всех Ангелов Смерти так защитили? На что это походило?
– Это было… прекрасно, – отозвался Мерир. Затем он вновь сфокусировал взгляд на Захарииле и посуровел лицом. – Но и утомительно для Императора, я думаю. Он не повторял такого с легионами. Однако хватит говорить о прошлом. Будущее создается сейчас, и у нас есть неотложные задачи.
Первый магистр скрылся в «Носороге», оставив псайкера наедине с круговоротом мыслей. Лютер, Император, Белат, Асмодей… Все начинало размываться, сплетаться в паутину бессмысленных интриг, напрасно преданных клятв и нарушенной верности.
Лишь одно понятие осталось незапятнанным. Словно яркий клинок, оно рассекло сети смятения.
Калибан. Будущее планеты воистину создавалось сейчас, и быстро приближалось время решать, чьи руки построят новый мир. Но у хозяев рук были еще и уши, которые слышали шепотки об иных желаниях и целях.
Чтобы освободить Калибан, требовалось заглушить недружественные голоса и вернуть Лютера на правильную дорогу.
Забравшись в «Носорог», Захариил жестом велел водителю отправляться. Потом он заговорщицки улыбнулся Астеляну. Соперник, конечно, но пока что лучше иметь его в союзниках.
Глава 19:
Предначертанный миг
Калибан
Знамена вверху шелестели на слабом ветерке от атмосферных установок. Обычно этот звук терялся среди шарканья и стука подошв, скрипа кресел, приглушенных голосов или куда более веселого гомона в разгаре пира. Сейчас, в одиночестве ожидая Белата, Лютер слышал только шумы самого зала.
Штандарты легиона. Триумфальные стяги Темных Ангелов. Гроссмейстер уважал символизируемые ими достижения, последним и самым великим из которых было обнаружение и приведение к Согласию Калибана. Не по совпадению это знамя висело за троном Льва, прямо над головой Лютера.
О, как же воин возненавидел его за последние годы! Никто не знал, как страстно гроссмейстер желает сдернуть полотнище, разорвать его в клочья и оплевать их. Каждый день он мечтал, чтобы появление легиона и все, произошедшее следом, стерлось из истории.
Вспомнив былое, Лютер оглянулся через плечо на величественный трон примарха. Спинка загораживала от воина огромное окно-розу в верхней части зала, и на его лицо упала тень. Незапланированная, но по-настоящему пророческая причуда расстановки.
Хотя легион завоевал все эти знамена без гроссмейстера, они висели здесь, чтобы напоминать Лютеру, кем он был и кем он стал.
Всю жизнь на плечи калибанца давил груз истории. Ему, потомку рыцарей Ордена, было предназначено оборонять свой народ с мечом и пистолетом. Долг и честь стали уделом Лютера, как только он появился на свет – вопящий младенец на каменных плитах во дворе крепости, где его мать застигли стремительные роды.
Словно в легенде, мальчик пришел в этот мир на глазах у рыцарей и слуг. Кричащего и окровавленного, его подняли высоко и показали всем, пока мать плакала от радости. Отец, сбежав по ступеням с внутренней стены, прижал сына к холодному нагруднику. Из таких событий плетутся биографии великих людей.
Гроссмейстер скривил рот в ироничной улыбке. Тот момент, известный мальчику лишь по рассказам, стал метафорой для его детских лет. Мать всегда любила сына, отец всегда был холоден. Не то чтобы Лютер жалел себя, ведь так вырастал каждый ребенок в Альдуруке.
И он понимал, что не стоит полагаться на предназначение. Гроссмейстер встречал слишком многих людей, рожденных в конюшнях, на лестницах, возле кухонного очага; их судьба была как неприметной, так и славной. Если бы Лютер появился на свет в покоях родителей, под присмотром лекаря и повитухи, барды все равно извернулись бы и нашли в этом приметы грядущего величия.
Он не верил в фатум, но признавал, что многое зависело от природы и воспитания. Возможно, обстоятельства рождения сулили Лютеру успех, но путь к вершинам он преодолел, в первую очередь, благодаря прекрасному обучению в семье и живому уму, который унаследовал от матери.
Отличный стрелок, великолепный мечник, он очень рано выделился среди сверстников. На восемнадцатом году Лютер стал сержантом; лишь один воин в истории Ордена добился того же в более юном возрасте. Но вышестоящие офицеры отмечали его не только за мастерство в обращении с оружием. Юноша легко сходился с людьми, одинаково достойно разговаривал со старшими и равными себе. К нему с равной приязнью относились сослуживцы и командиры, а подчиненные уважали молодого сержанта. Бойцы без принуждения следовали за ним, и столь же непринужденно он отдавал приказы, чувствуя себя как рыба в воде.
Кто-то другой мог повредить своей карьере интригами или завистью, позволить собственному честолюбию вмешаться в естественный ход вещей. Молодой воин возвысился, избежав этих пагубных ловушек. Когда не стало гроссмейстера Оцедона, Лютера сочли достаточно опытным – хотя, пожалуй, по нижней графе шкалы, – чтобы занять освободившийся пост. Никто не возмутился этим, и, хотя некоторые рыцари поддерживали других кандидатов, каждый признал нового лидера.
Так начался золотой век Ордена под командованием Лютера.
Случайная встреча – или вмешательство высших сил? – изменила все. Охотясь за Великими Зверями, гроссмейстер столкнулся на опушке с одичалым подростком, которому впоследствии дал имя Лев-из-Леса.
Лев Эль’Джонсон.
Как часто рассказывали эту быль, как неизбежно ее приукрашивали. Имперские историки объявили тот момент поворотным событием в истории Калибана, зачеркнув тысячелетия сражений и борьбы за выживание среди того, что они называли Долгой Ночью. Подхалимы-летописцы не нашли на страницах места для веков, миновавших с основания Альдурука до обнаружения примарха.
Разумеется, Калибан и Орден изменились. Но даже сейчас, после всего произошедшего, Лютер тепло вспоминал времена их собственного крестового похода, когда рыцари оттеснили мрак пустошей светом Порядка.
Гроссмейстер знал, что некоторые, вроде Астеляна и ему подобных, считают, будто он сожалеет о той эпохе, о необходимости передать власть примарху. Ничто не могло сильнее отличаться от истины. Лев был воплощением добродетели, отважным, благородным и любящим господином, о котором мечтал бы любой слуга. Как другие бойцы с радостью следовали за Лютером, так и он с восхищением видел в сыне-и-брате человека, способного превзойти все его достижения.
Поднявшись, гроссмейстер взглянул на трон, покрытый черным лаком. Резьба на его высокой и широкой спинке в точности совпадала с изображением льва на нагруднике лучших лат примарха.
Лютер не испытывал ненависти к Эль’Джонсону. Как он мог ненавидеть члена семьи?
Воин снова посмотрел на знамя Темных Ангелов.
«Почему "темных"?» – подумал он.
Когда их переименовали? Почему Император счел подходящим назвать их Темными Ангелами? Желал ли Он запугать врагов? Или же Повелитель Человечества вложил в имя понятную только Ему шутку космических масштабов?
Гроссмейстер готов был поверить в последнее. Это обоюдоострое название признавало небесное происхождение воинов, но обрекало их на темное будущее. Лев не просто любил Императора как сын отца, – он восторгался Им, и здесь крылась величайшая слабость примарх а.
Лютер не скорбел о том дне, когда встретил Эль’Джонсона. Все перемены к худшему начались после того, как воины Императора нашли Калибан.
И тут, словно Вселенной тоже нравились забавные совпадения, по залу разнесся глухой стук ударов латной перчатки о прочное дерево. Стража у дверей открыла громадные створки, впуская Белата. Задержавшись на пороге, магистр капитула оглядел знамена и трофеи более внимательно, чем во время прошлого визита.
Повелитель Ордена продолжал стоять перед своим креслом, также изучая штандарты в зале. Гость направился к нему.
– Добро пожаловать, магистр Белат! – Поспешив навстречу, Лютер встретил легионера на полпути и протянул руку, которую тот пожал без колебаний. – Я хочу извиниться и загладить вину за оплошность, допущенную при нашей первой встрече.
– Оплошность, магистр Лютер?
– Чрезмерно восторженный прием в этом самом зале. Мне следовало более внимательно отнестись к твоей просьбе о конфиденциальности. Теперь же по всему Калибану ходят слухи о твоем возвращении.
– Прошу, магистр Лютер, забудь о случившемся. Для меня более важен вопрос о…
Белат умолк и обернулся, услышав шум голосов из открывшихся дверей. Он увидел дюжину слуг, одетых в рейтузы, полукафтаны и плотные фартуки. Слуги тащили ведра с водой и бруски для полировки.
– Как неудачно! – воскликнул гроссмейстер, хотя удача тут была ни при чем – он сам приказал уборщикам войти через несколько секунд после Белата. – Еще один конфуз! Помещение нужно подготовить к банкету. Мне следовало бы вспомнить об этом и назначить встречу в более подходящем месте.
– Какой еще банкет?
– Пир в твою честь, магистр капитула. В ознаменование твоих триумфов, естественно.
– Я не хочу пировать. Я хочу забрать рекрутов и вернуться к Корсвейну с тридцатью тысячами свежих бойцов.
– Ну разумеется, Белат.
Хотя Лютер был ниже космодесантника на десять сантиметров, он сумел как-то изогнуться и подтолкнуть гостя к одной из боковых дверей. Показывая дорогу вытянутой рукой, он вывел магистр капитула из зала.
– Мне непонятны задержки, – продолжил легионер, пока они шли по длинной галерее к западной стене цитадели. – Я сообщил о цели моего прибытия одиннадцать дней назад. Несомненно, все уже должно быть подготовлено. Человек подозрительный мог бы решить, что ты умышленно оттягиваешь наше отбытие.
– Подготовлено? Да, но готово ли? Это не совсем одно и то же, – признал Лютер с удрученным видом. – Знаешь, магистр, нельзя просто так собрать тридцать тысяч космодесантников и забросить их на орбиту.
– Восполнение съестных припасов прошло без затруднений. Почему же на корабли еще не переправили ни одного воина?
– Белат, новобранцы тренировались всю сознательную жизнь. Сейчас для них крайне важный момент. Но не забывай, что они пока не проверены в настоящем сражении. Эти легионеры служили в гарнизоне, не участвовали в наступлениях и штурмах. Перед тем как доставить тебе рекрутов, мы обязаны удостовериться, что они готовы к бою, насколько возможно.
Обмениваясь фразами, воины миновали еще несколько коридоров и меньших залов, пока Лютер не подвел спутника к крытой аркаде, идущей вдоль первой из внутренних стен Ангеликасты. На парапет вела каменная лестница с железным поручнем, выкованным в виде двух перевивающихся змей. За долгие столетия рисунок на металле почти стерся от касаний человеческих рук.
– Еще я должен настоять на проведении пира, брат, – добавил гроссмейстер, шагая через две ступеньки. Белат следовал за ним по пятам. – Нам обязательно следует отметить отбытие сынов Калибана достойным празднеством.
С парапета им открылся вид на восточный полигон Альдурука, участок почти пустой земли, тянущийся до ворот Астера в куртине. Обычно эта территория, пять километров в длину и два в ширину, использовалась для тренировочных схваток, учебных стрельб из тяжелого оружия и маневров бронетехники в плотном строю. Сегодня временные траншеи засыпали, а доты разобрали.
Полигон был заполнен космодесантниками в черных доспехах. Над их командными отделениями развевались знамена красного и зеленого цветов Калибана, украшенные традиционными символами планеты. Возле каждого подразделения сверкали эбеновыми корпусами транспортные «Носороги».
– Десять тысяч бойцов, – с широкой улыбкой объявил Лютер. Он поднял руку, и собравшиеся легионеры разом вскинули оружие в безукоризненном салюте. – Воинство, достойное Корсвейна, но лишь треть от тех сил, которые ты доставишь ему, магистр капитула.
– Примечательно, – сдержанно отозвался Белат. – Когда-то подобные зрелища могли взволновать меня, однако впоследствии стали обыденными. Магистр Лютер, я видел, как воюет легион, и ничему не сравниться с этим. Парад из десяти тысяч космодесантников – внушительная картина, но я наблюдал за ночной высадкой сорока тысяч Темных Ангелов при усмирении Авренция Два…
Магистр капитула вздохнул.
– Впрочем, спасибо, что показал мне воинов, готовых сегодня же взойти на корабли.
Гроссмейстер пытался справиться с эмоциями. Лютер потратил немало усилий на это представление, и бестактный пренебрежительный отзыв Белата еще раз напомнил калибанцу о победах и славе, которых Лев лишил его, изгнав.
Правда, гость мог лишь изображать безразличие, желая показать свою важность. Отталкиваясь от этого, гроссмейстер вернулся к изначальному замыслу.
– Повторюсь, что я обязан настоять на твоем участии в торжественном пиру, магистр Белат.
– Твоя настойчивость ничего не изменит, магистр Лютер. – Легионер с сожалением в глазах посмотрел на гроссмейстера сверху вниз. – В детстве ты был для меня героем, даже большим, чем Лев. Примархом я стать не мог, поэтому вдохновлялся твоим примером – сына Калибана, который достиг высочайших вершин могущества и признания. Мне больно смотреть на моего кумира, запертого здесь, и, будь на то моя воля, я с радостью отдал бы тебе этих воинов, снял бы с твоих плеч груз обороны Калибана.
Белат посуровел лицом:
– Но такому не бывать. Ты не размягчишь мое сердце пирами, не улестишь меня ласковыми речами или, – магистр капитула указал на космодесантников, так и не опустивших оружие, – показными учениями. Тебя отправили сюда по приказу Льва, и только по его слову ты сможешь вернуться. Многие из нас сразу увидели в этом «почетном назначении» необъявленную кару. Возможно, несправедливую, однако решать не нам. Я прав, магистр Лютер?
– Даже если бы ты предложил мне возглавить бойцов, отправляемых с Калибана, я отказался бы. – Гроссмейстер говорил честно, но об истинном смысле его ответа Белат догадаться не мог. Затем Лютер более жестко произнес: – И еще. Имей в виду, что пока это не твои воины. Они мои. Они принадлежат Калибану.
Он вскинул руку, отсекая любые возражения.
– Их сердца принадлежат Калибану, – добавил гроссмейстер. – Легион и примарх для них – лишь абстрактные понятия. Многие рекруты всю жизнь провели в изоляции на этой планете. Пир – подтверждение твоих полномочий. На нем я передам тебе и твоим людям власть над новобранцами. Если ты не явишься, совесть не позволит мне отдать воинов, поскольку они не признают в тебе командира.
– То есть выкажут неповиновение, – проворчал Белат.
– Я надеялся, ты не станешь обижаться. – Лютер заранее знал, что твердолобый магистр капитула обидится. – Это не оскорбление или угроза, а решение. Сейчас бойцы салютуют и тебе, и мне. Утром, на своем корабле, ты примешь их приветствие уже в одиночку. Власть перейдет к тебе.
Белат прищурился и стиснул челюсти, но промолчал.
– Магистр, ты получаешь от меня тридцать тысяч воинов. Тридцать тысяч космодесантников. В наши неспокойные времена подобная армия может решить судьбу войны. Я вручаю тебе такое оружие с верой, что оно поразит надлежащего врага. – Посмотрев на войско, гроссмейстер подпустил в голос меланхоличных ноток. – Мои младшие братья роднее мне, чем бойцы любого из предыдущих поколений. Я с готовностью передам их тебе, но не хочу, чтобы это походило на тайную сделку. Этот день войдет в историю наравне с другими великими днями из благородного прошлого и славного будущего Калибана, поэтому его нужно отпраздновать. Устроить братский пир, чтобы почтить узы, до сих пор соединяющие нас, отдать должное твоим победам и пожелать удачи в грядущих битвах.
Лютер улыбнулся, неожиданно и тепло, словно солнце, лучась всепоглощающей добротой, и уже через пару секунд Белат не выдержал. Покрытый шрамами легионер расплылся в ответной улыбке, сделавшей его похожим на мальчишку, и неосознанно склонил голову в знак уважения к гроссмейстеру.
– Разумеется, мы восхвалим каждого из вас, – заключил Лютер. – За твоими ветеранами на орбите Калибана отправят десантные корабли. К вечернему банкету триумфаторы смогут подготовиться в выделенном им крыле Ангеликасты.
Не дожидаясь ответа, гроссмейстер подал знак воину, стоявшему чуть поодаль от рядов новобранцев внизу. Это был Астелян, над которым трепетали два знамени – личный штандарт легионера и почетный стяг его капитула, извлеченный из хранилища утром того же дня. Мерир прямо не ответил на жест, но через мгновение космодесантники по неслышной Белату команде опустили оружие, повернулись кругом и медленным маршем направились к далеким воротам.
В тот же миг над головами с ревом пронеслась флотилия «Громовых ястребов» и «Грозовых птиц», снижающихся по спирали к транспортному терминалу в километре от городской стены.
Лютер отвернулся от этой картины, великолепие которой омрачалось безразличием его спутника, и проводил Белата в отдаленные покои. Там он оставил магистра капитула на попечение армии старательных слуг и оруженосцев Альдурука.
Отойдя от двери на несколько больших шагов, гроссмейстер услышал за спиной поступь другого легионера.
– Думаешь, он примет нашу точку зрения? – спросил лорд Сайфер.
– Убедить его – твоя задача на сегодняшнее утро, – не оборачиваясь, произнес Лютер. – Через девяносто минут Астелян доставит сюда первую группу ветеранов. До тех пор не отходи от Белата. Он, естественно, ключ ко всему.
– А остальные?
– У тебя будет семь часов, чтобы поговорить с ними. Постарайся охватить каждого. Ты – лорд-шифр. Ты – Орден. Все они калибанцы – напомни им, что Орден и есть Калибан.
– Мне известны мои обязанности, cap Лютер.
Гроссмейстер неожиданно остановился и встретил взгляд Сайфера из-под капюшона.
– Ты против идеи перетянуть Белата и его бойцов на нашу сторону?
– Я считаю это излишним усложнением. Как только они окажутся на Калибане, нам больше не потребуется их лояльность.
– Потребуется? Потребуется? – Лютер оскалил зубы. – Если делать только то, что «требуется», нам нужно смиренно охранять Калибан, пока Император, Хорус или Лев не явятся сюда, чтобы вновь заковать нас в кандалы. Мы делаем то, что правильно, лорд Сайфер. Мы храним честь Ордена и Калибана. Зачем бороться, если не ради этих ценностей? Наш образ жизни, наши традиции, наше достоинство – вот что мы пытаемся защитить.
– Что, если воины из роты Белата забыли наши идеалы и обычаи?
– Знаешь, Астелян уже ставил мою решимость под вопрос, хотя и косвенно. Я обойдусь без таких же намеков от ближайшего советника.
– Мы с терранином редко сходимся в чем-либо. Возможно, на это стоит обратить внимание. И ты не ответил мне, cap Лютер.
– Слова не имеют значения! – огрызнулся гроссмейстер. – Любой из нас уверен в своих мыслях и поступках только в те моменты, когда вынужден принимать решение – действовать или бездействовать. Как мне убедить тебя, если всякий довод можно подвергнуть сомнению?
– Просто скажи мне правду, брат, – примирительным тоном произнес Сайфер. – Если мы не убедим Белата, прикажешь ли ты навсегда покончить с его инакомыслием?
– Правду? Только в правде есть мудрость. Правда постоянна, но наши взгляды на нее могут меняться. Мне удалось собрать лишь толику ранних плодов мудрости, лишь немногие частицы бесконечной, безмерной, бездонной правды. И я помню, что все еще остаются без ответов вопросы о случившемся в Северной Чаще. Вероятно, они сотрутся из моей памяти, если сегодня ты послужишь мне достойнее.
Лорд-шифр некоторое время рассматривал своего командира, возможно, стараясь проникнуть в глубины его замыслов. Лютер встретил его изучающий взор с непроницаемым лицом.
– Иди, исполняй свой долг, – велел гроссмейстер. – Если справишься, час испытаний наступит позже, и это сыграет на руку всем нам. Если же мне придется выбирать из двух зол, я сочту, что ты потерпел неудачу.
Лютер развернулся и зашагал прочь, чувствуя спиной взгляд Сайфера. Правда, как подумал гроссмейстер, заключалась в том, что даже он сам не знал, сумеет ли отдать приказ об убийстве Белата и его роты.