Текст книги "Искусство провокации"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

С некоторыми из них. Уверен, что они договорятся.

Ну, хорошо, попробовать можно. Почему бы и не попробовать? Я-то тебя знаю, ты сам себе вредить не будешь. Ты же не псих! Колумбийцы – ребята очень резкие, нервные и непредсказуемые. С ними играть в игры, все равно что гранатой в теннис. Да и знаем мы, что там дела какие-то глупые происходят – торговля страдает. Скоро внуков кормить будет нечем. Мы давно хотим привлечь к работе власти Америки. Но, понимаешь, десяток полицейских и судей – это не решение проблемы. Что они могут? Срок скостить? Да разве в этом дело – в тюрьме ведь в любом случае сидят те, кому за это платят. Нет. Если ты говоришь о том, о чем мы думаем – это хорошо! Вовремя пришел. Надеюсь только, что ты не превратился в глупого янки с гамбургерами за обеими щеками. А теперь скажи старику: тебе-то что надо? Ну поставим под контроль полиции наркотики, ну, дашь людям спокойно спать и зарабатывать, тебе-то что за дело? Или ты вошел в этот бизнес? Что-то я об этом не слышал. Или слух подводить стал?

Просто услуга, сеньор Хорхе. Просто услуга.

Вот и давай про это – от меня чего хочешь?

Сеньор Хорхе, я, как Вы знаете, консультирую многих людей по многим вопросам. В частности сейчас я занят созданием разных рынков в Германии и Австрии...

В какой из Германий, сынок?

В обеих, сеньор, в обеих. Так вот, здесь есть новые люди, с которыми мне хотелось бы познакомиться. Многие приехали, пока меня здесь не было. Я хотел бы иметь информацию обо всех прибывших за последние шесть месяцев. Все знают, что Ваши связи с правительством столь обширны. Многих я знаю – из бывших, которых продолжают слушать по обе стороны границы. Но меня интересуют вновь прибывшие. Поможете?

Ты что, гостей ждешь?

Очень может быть, что – да.

Да, что тебе сказать: пара писателей, пять-шесть журналистов, которые здесь обосновались, три-четыре афериста, с десяток беглых уголовников, несколько не очень удачливых дельцов. А симпатичных женщин – штуки три, не более. Ты ведь большой грешник по этому вопросу, Антонио?

И да, и нет. Только в этот раз, думаю, мне нужна не женщина.

Ты меня пугаешь, сынок. Я слышал, что у вас там в америках-европах все чокнулись и путают мужчин и женщин. Надеюсь, к тебе это отношения не имеет?

Нет, ко мне – не имеет. А интересуют меня сейчас мужчины и, скорее всего, те, кто вхож в местное немецкое общество или крутятся где-то рядом: немцы, испанцы, австрийцы.

Да здесь нет австрийцев, сынок, здесь одни только «австрийские наследники». Хе-хе. – Старик хитро посмотрел на меня, но тут же перекрестился. – Будь они все неладны, устроили бойню. А чего ради, скажи мне, старику? Кстати, вчера мне один старый знакомый задал вопрос: чего, мол, Антонио Сото пожаловал в страну? В отпуск, что ли? Что прикажешь мне ему ответить?

Смотря, кто спросил. Если хороший человек – смотрите сами, а если плохой – стоит ли вообще разговаривать?

Хороший, хороший – начальник политической полиции Буэнос-Айреса спросил. Ну, так я ему сказал, что в гости ко мне приехал – по делам нашим общим. Как, хорошо ответил?

Спасибо, сеньор Хорхе. Я Ваш должник. Кстати, Ваш этот старый знакомый – он по-прежнему интересуется искусством и живописью? Есть у меня на примете одна вещица – недавно сюда попала прямо из Голландии. Наверное, на миллион тянет, если присмотреться!

Вот оно как! Я тоже в молодости мечтал быть писакой или художником – ничего не вышло. Но, чтобы за картинку – миллион? Совсем люди с ума посходили! Скажу ему про картинку. Говоришь, она здесь, в Буэнос-Айресе? Наверное, ее хозяин продать захочет по-тихому или охрана ему потребуется, посмотрим. И за это тебе спасибо. Кстати, а мой этот старый знакомый еще очень хочет младшего своего куда-нибудь в Нью-Йорке пристроить: в академию там или в это, как его, в ЦРУ... Мечтает, понимаешь, сделать из парня борца международного масштаба за свободу своей собственной семьи.

А Вы ему и скажите, что мечты чаще всего сбываются, когда мечтаешь вслух с тем, с кем надо.

Ну, и хорошо, и хорошо, сынок. Значит, я тебе опять должен? Ты же знаешь, как я долги копить не люблю – они спать мешают. Значит, говоришь, тебе надо познакомиться с новыми наци? Рискуешь ведь, парень! Знаешь сам: с кем общаешься – так о тебе и будут говорить. Они, конечно, имеют влияние и вес пока, но за ними стали очень внимательно наблюдать. Появилось очень много людей, кому охота все про все разузнать: как было, что было, где их главари, где деньги? Вопросы задают. Кто их знает – кто они такие, эти любопытные? Тебе, получается, и они нужны – которые расспрашивают? За последние полгода, говоришь?.. Мне, ясное дело, наплевать на них – на этих фашистов. Но раз они существуют, значит это кому-нибудь надо, правда? А если ты решил кому жизнь испортить, что же... Пусть тонут, если только не во вред друзьям. Ты же не будешь осложнять жизнь старому Хорхе? Надеюсь, ты остался приличным человеком, а то ведь можно всех друзей потерять! Хотя, друзей ты, вроде, всегда умел выбирать.

Вы всегда все правильно понимаете, сеньор Хорхе!

Ну да, ну да... Ладно. Дело твое. Дня два надо, чтобы все оформить как следует. Тут через неделю, в пятницу, Президент дает ежегодный бал во дворце Каса-Росада. Народу навалит! Приходи, познакомлю кое с кем. А уж те, кто тебе нужен, точно туда придут – вот и будешь выбирать! А про картинку – это ты лихо ввернул! Чья, говоришь, картинка?

Рембрандта. Эскиз к картинке.

Ну да, ну да. Эскиз, значит... На миллион? А самой картинки, значит, нет?

А сама – в музее Амстердама. Там и эскиз этот висел до войны.

Ну да, до войны, значит, висел... О хозяине попозже поговорим? Ну и хорошо. Все. Вышло твое время – мне к внукам пора. Заглянешь завтра, часиков в девять вечера на ужин? Обещаю тебе знаменитый колумбийский бандеха пайса. Это, знаешь, говяжий фарш с сосисками и бобами с бананами и авокадо. А потом жена сделает маисовые блины с кокосовым маслом и горячий шоколад с сыром и хлебом. Согласен?

Слюни уже потекли, сеньор Хорхе!

Слюни-то подбери, подбери. А то собаки след возьмут. Ну, прощай. – Старик охнув поднялся и пошлепал к выходу.

У самых ворот его ждали два парня и настоятель церкви. В руках у настоятеля был стакан с разбавленным вином. Хитрый старик. Уважают его здесь и, ошибись я сегодня в предложении, он выпьет за упокой моей души, а не за здоровье. Ничего личного...

Рискую. А что делать? По-другому здесь нельзя. Работать труднее всего именно в Южной Америке, если не знаешь ее законов. А законов здесь много и их надо знать. В Европе: заплатил деньги – человек твой. А здесь не так: деньги сами по себе ничего не значат, даже, если их очень много. Здесь важно, как ты их предлагаешь, кому и за что. Одна ошибка – деньги, конечно, возьмут, но и душу и тело – тоже.

Ладно, через два дня узнаю про всех, кто сюда попал за последние шесть месяцев любыми путями и в любом качестве. Если я не ошибся в подсчетах – он должен быть уже здесь. Потанцуем? Как насчет танго «Любовь и Кровь»?

30.

Лаура сидела в кафе в центре Берлина перед полной чашкой кофе и рисовала ложечкой на скатерти невидимые узоры. Письмо Конраду отправлено – скоро будет приговор. Зачем? Зачем все это? Все эти годы она ни разу не задала себе этот вопрос. А сейчас? Что-то не так? Да нет, все как всегда: деньги, развлечения, мужчины и женщины и опять деньги, которые сваливаются на нее, как неба. Так в чем же проблема? Запуталась. Совершенно не понятно, что же дальше. Она видела не раз, как исчезали люди, которых касалась она руками и губами. Точнее сказать, она этого не видела – просто они исчезали и все. Ее это беспокоило? Абсолютно нет! Пару раз она задала вопрос Йоганну, что с этими людьми и получила короткий ответ: «Тебе это не понравиться». Она предпочитала не знать. Но день за днем становилось страшнее: если со всеми так – значит, и с ней могут так же? Уехал муж в очередную командировку и вот уже две недели, как нет от него ни звука. Спросить у Бойзена? А если он ответит так же? Уехать? Куда и как? Она даже по Берлину ездила только после разрешения доктора. Она больна. Чертов доктор! «Согласись, если он скажет лечь на улице и раздвинуть ноги, ты будешь лежать, зажмурившись от страха, пока он не скажет уходить! Ведь так?» Конечно, так. Стыдно и страшно.

Вот скоро исчезнет и Дастин. В чем он виноват? В том, что просто молодой дурак? А если его предупредить – пусть уезжает. Все ему рассказать: и про Бойзена, и про аргентинского дядюшку, и про гестапо, которое за ней следит вот уже который месяц? А откуда я знаю, кто против кого теперь играет? Казалась себе Матой Хари и забыла, как закончилась ее жизнь. В последнем письме Конрад написал, что я должна на четвертом месяце беременности уехать во Францию и там родить. Почему не раньше? За эти четыре месяца может произойти все что угодно. «А что если не рожу? Выкидыш там или еще что-нибудь? Надоело. Страшно. Как он написал: береги себя! Звучит, как угроза. Кто должен меня отправить отсюда? Бойзен или гестапо? А Эльза? Что будет с ней? Ни одного ответа. Сплошные вопросы! Она ведь и про беременность Эльзы написала, а может зря? У него теперь есть выбор: она или Эльза. Идиотка безмозглая – ну кто ее просил все рассказывать? Сама теперь и виновата в том, что обязательно случится. «Боже, как я боюсь этой беременности. Как я боюсь рожать!! Боже, Боже! Ну зачем?» Лаура встала и, оставив рядом с чашечкой две марки, вышла на улицу. «А если Конрад и Бойзен знают все и играют в одну и ту же игру?» Вопросы, как ветер, трепали нервы, как прическу. Впервые за эти годы Лаура не смотрела на себя в витрины магазинов – ее отражение ее пугало, как будто она боялась, что оно сейчас повернется и уйдет в другую сторону, оставив ее одну на этой улице. Бойзену нужен Дастин. Конраду нужен ребенок. А она? Кому нужна она? Нужна была мужу – он ее правда любил. Где он теперь? Скорее всего, она нужна гестапо. Господи, как жутко на сердце!

Лаура шла на почтамт. Письмо от хозяйки той милой квартиры в Париже, где она так счастливо жила, наверное, уже ждало ее. Кто бы ни проверил – письмо было настоящим. На самом деле, сегодня, к ее удивлению, было не письмо, а телеграмма: «Милая Лаура! Я так счастлива, что у тебя будет ребенок! Можешь приезжать вместе со своей служанкой – места хватит всем!» Без подписи. Ну, вот. Теперь остается сказать об этом Бойзену. Что он ответит? Хочется поскорее уехать...

...Дастин стоял на улице уже пять минут. Из-за поворота выехала автомашина и аккуратно остановилась рядом и из двери выскочил Йоганн Бойзен:

Простите, дорогой мой мистер Макдауэл! Даже в субботу на работе столько дел. Садитесь, пожалуйста. Давно ждете? – Дастин сел в машину.

Ничего страшного, я только что вышел из дома. Да и вечер прекрасный.

Поехали скорее. Нет никакого терпения ждать – так хочется услышать этот оркестр. А Вы уже послушали запись? – Бойзен резко надавил на акселератор и мощный автомобиль сразу начал набирать скорость, отчаянно вырываясь из города.

Да. Вчера на вечере у посла все вместе слушали. Посол страшно ругался потом. Говорил, что это какая-то какофония вместо музыки.

Ну, да. Они уже люди другого поколения. Я Вам точно говорю: вот поставлю своим друзьям – те поймут. Просто у нас интересы общие. А стоит мне дать послушать своему начальству, сразу пойдет нытье о тлетворном влияние Америки и Англии, о падении нравов, о разврате, о том, что молодежь, какая-то слишком молодая, ну так далее. Они все одинаковые – эти старики. Ну, ничего, когда-нибудь мы с Вами тоже будем ворчать на внуков! Уверяю Вас, милый Дастин. А что это у Вас за одеколон? Английский?

Нет. Это подарок Лауры. Прислала вчера с курьером.

Что-что, а выбирать мужчинам стиль она умеет. Жалко, что не мне досталась эта женщина! Думаю, мой милый Дон Жуан, Вам больше повезло, а? – Бойзен хитро прищурился и, оторвав правую руку от рулевого колеса, потрепал Дастина по плечу. Странно, но Дастину это не было неприятно. Еще тогда, в ресторане, что-то между ними проскочило. Взгляд или интонация, с которой с ним говорил Йоганн – что-то такое неуловимое. Машину резко тряхнуло на повороте.

Держись покрепче за руль, Йоганн! – Дастин не заметил, как перешел на «ты».

Ну, наконец-то! Слышу голос не мальчика, но мужа. Ты назвал меня по имени! Ушам своим не верю! Этак и до брудершафта недалеко. Выпьем на брудершафт, мой дивный Дастин? Под музыку тлетворного и развратного джаза – будем сами собой сегодня! Идет?

Давай! – Неожиданно у Дастина еще лучше стало настроение. – Знаешь, а меня в Лондон отсылают на несколько дней.

А зачем? Когда? Если, конечно, это не секрет? – Ктокто, а Бойзен знал об этом еще неделю назад, что так будет. Кьюз начинал вторую часть операции «Шотландец», о которой не знал даже английский посол.

Говорят, через неделю или, может быть, даже раньше.

Слушай, Дастин, а привезешь мне шотландского виски несколько бутылок. Здесь что-то стало с этим трудновато.

Какие проблемы! Из самых древних погребов Эдинбурга – я тебе обещаю.

Окей. Скоро приедем. Смотри, если конечно, что-нибудь увидишь в этой темноте, какая красота кругом. Люблю этот район пригорода Берлина. Тут спокойно и тихо. Сплошные инженеры и интеллигенты – тут их загородные дома. Начальники сегодня здесь селиться не любят – им подавай современные виллы и коттеджи. Вон, смотри. Этим домикам по сто лет. Говорят, что где-то тут жил Гейне. Хотя, скорее всего, никогда он тут не жил – врут все! Да и какая нам с тобой разница? – Бойзен съехал с дороги и остановился у невысоких ворот, заросшего зеленью домика.

Они вошли в дом, неярко горел свет, а в камине потрескивали дрова. Было очень чисто и уютно. Мебели немного, в основном только самое необходимое и поэтому было свободно. Служанка, вероятно, ушла недавно – накрыт был стол, горели свечи.

Хочешь, посидим сначала в саду? – Йоганн отодвинул картину с изображением какого-то мифологического сюжета (Дастин был слаб в мифологии) и открыл ключом сейф. – Приходится самое важное прятать в сейфе. Хотя, конечно, уже никто не ворует – полиция сейчас навела порядок. Но еще года три-четыре назад здесь без сейфа ничего нельзя было оставить. Да ты садись! Я сейчас достану магнитофон, потом налью выпить, а поедим в саду.

А что это за картина? – Дастин сел в кресло.

А я не знаю. Так, купил в лавке художников в Берлине. Просто понравилась. Что-то из германского эпоса – «Валькирии, соблазняющие благородного рыцаря Генриха фон Эшенбаха». Я бы поддался им, а он им собирается головы рубить! Смотри, какие красотки, только глаза бешеные, как у беременных коров! – Они расхохотались.

Дорогая?

Нет, что ты! Это копия с какой-то гравюры. Но, все равно – здорово, правда? Ты, что будешь пить? Есть водка, вино и французский коньяк.

Лучше вино.

Лучше, чем коньяк?

Что?

Шутка! Я говорю: может лучше коньяк, а потом вино, а потом – водка? Может, в таком порядке? Надо же когда-нибудь двум приличным выпускникам Кембриджа расслабиться! Ты ведь не торопишься? Все равно уже поздно – имеем право. Тем более, что завтра воскресенье. Сходим утром искупаться на речку. Давай, Дастин, ну же! Если ты меня боишься, то у тебя отдельная комната для гостей. Ну, давай! Не развалится же ночью без тебя твое посольство, тем более, что все короли, включая английского, по ночам спят. А мы будем пить и смотреть, как справится этот психованный Генрих с тремя красотками!

Уговорил. Помочь тебе?

В чем? В наливании этого пойла в стаканы? Давай через раз: один раз ты наливаешь, один раз я и так до момента, пока один из нас наливать не сможет! Вот он и проиграет и выполнит первое желание другого, если оно к тому моменту конечно еще будет. Идет?..

...Джаз мягко разрезал ночной воздух через открытые двери веранды. В саду потрескивал костер, на котором жарились небольшие кусочки свинины на ребрышках. Йоганн поливал их белым вином, а еще выдавливал на мясо томаты и лимон.

Что у тебя с Лаурой? – Они тихо разговаривали. Хотелось тихо разговаривать. Тишине не мешал даже джаз, который играл сейчас какую-то лирическую пьесу. – Что-нибудь серьезное?

Да нет. Просто так. Давай не будем об этом. – Дастин совсем не хотел говорить на эту тему.

Ну и хорошо. Она, конечно, красивая, но, по-моему, не в себе.

То есть?

Ну, чокнутая какая-то. И служанка ее – эта, как ее?

Эльза.

Вот-вот. Похожа на разбойника.

Дастин опять отчетливо вспомнил тот вечер у Лауры – точно, они его просто трахнули обе и все! Развлеклись, как две стервы. В глазах изображение слегка сдвинулось – Дастин чуть-чуть тряхнул головой – все поправилось.

Эй, там, на мостике! Как насчет добавить еще по одной? – Голос Йоганна доносился откуда-то сбоку. Дастин перенаправил фокус и попытался улыбнуться.

А мне, кажется, хватит.

И мне, кажется, хватит еще по одной, а то и по две, а то и по три. К черту трезвые мысли! Или мы не кембриджские орлы? Давай стакан, мой милый Дастин! Давай нальем и выпьем на брудершафт за нас, за наших несостоявшихся детей, за тех, кого мы еще не полюбили и за тех, кого, слава Богу, уже разлюбили! Выпьем стоя! – Йоганн поднес два больших стакана с чем-то красным и ужасно мутным.

Что это?

Это – кровь Богов! До дна! На дне – истина, а может и нет, кто его знает. Вот допьем и узнаем.

Они выпили и Йоганн притянул к себе голову Дастина. В голове у Макдауэла совсем было пусто, но не настолько, чтобы не понять, что поцелуй Бойзена был не совсем традиционным. И достаточно пусто, чтобы не отойти и ответить.

Ты очень красив, мой юный английский друг. Ты настолько красив, что мне хочется немедленно написать твой портрет. Пойдем в комнату и прихватим с собой мясо. Ты, как древнегреческий Бог, будешь лежать обнаженным на коврах и есть руками мясо, а я тебя буду рисовать. Я даже напишу капли жира, которые текут по твоим рукам. А ты мне за работу дашь немного мяса и вина. Смотри, Дастин, на эту луну. Она прекрасна!

Они, обнявшись за плечи, перешли через веранду в комнату. Йоганн посмотрел на часы и вспомнил об этом смазливом Мигеле. «А, ну и пусть себе страдает в одиночестве. Я на работе. Мне нравится эта работа! Гитлеру – ура!» ...Утром, когда Дастин еще спал, доктор Бойзен сидел на веранде. Что-то вчера такое произошло, что слегка выбило его из колеи. Йоганн не думал, что его еще что-то может сильно зацепить. Дастин был так ласков и искренен ночью, а сейчас спал, как ребенок. Бойзен налил себе холодного апельсинового сока: «Только не сделай глупости, доктор! Это минутная слабость и ты здорово можешь за нее поплатиться, если будешь считать ее чем-то серьезным!» Разум говорил одно, а на душе было неуютно. «Его же можно еще длительное время использовать! – Говорила Душа. – Зачем с ним расставаться? Тебе ведь было с ним лучше, чем с Мигелем? Оставь его себе. Он же никому ничего не расскажет, потому что ничего так и не понял!» Но Разум спорил с яростью: «А если он узнает про Лауру и в нем взыграют отцовские чувства, или он пойдет к Кьюзу, или Кьюз придет к тебе? А что если Кьюз придет к тебе или сообщит о том, как ты пользуешься служебным домом и трахаешься в нем с английским дипломатом, который скоро будет предан в Англии суду за шпионаж в пользу Германии. Что тогда? Сожрут тебя валькирии?» К черту! Но, что же делать? Кажется, он влюбился? Смотри, доктор, это не лечится! Вот так, впервые за свою жизнь, Йоганн Бойзен не знал, как поступить. А решать надо сейчас, потому что сегодня в полдень он должен позвонить Кьюзу и сообщить, что запись на диктофоне сделано четко и качественно. Эта запись в понедельник в семь утра ляжет на стол Канарису и через час руководитель абвера доложит Гитлеру о том, что Англия, Франция и Италия не будут ничего предпринимать и что операция «Зимние каникулы» может начинаться. Девятнадцать батальонов вермахта и тринадцать батарей войдут в Рейнланд и никто ничего не сделает, чтобы их остановить. Это будет позже и Бойзена уже не будет касаться, но вторая часть намеченного плана по выявлению английского шпиона разведкой МИ-5 должна произойти сразу, как только из канцелярии Гитлера произойдет организованная утечка и английские дипломаты узнают, как была сделана запись тайного секретного разговора на закрытом совещании у посла Англии. Кьюз разоблачит германского агента, ударит по послу, с его добрыми чувствами к Макдауэлу, и сообщит в Лондон, что дезинформация прошла успешно. Что сделает английское правительство потом, не имеет никакого значения, потому что Гитлера все равно уже не остановить. Бойзен получит пост в абвере и начнет активно работать на англичан, потому что понимает, что Гитлер не вечен. А потом? Что же потом? Ах, да, Лаура! Так ведь с ней все еще проще. Жена еврея! Какие тут могут быть вопросы? Кажется, проснулся Дастин. Ну, что же, пойдем купаться. В конце концов, и он, и Бойзен с удовольствием провели время, хотя немного шумит голова. Но, это не беда. Как она начнет шуметь скоро у Дастина Макдауэла – помилуй нас Господи! Доктор Бойзен надеется об этих ощущениях никогда не узнать.

Милый мой Дастин, хочешь через неделю, в следующее воскресенье, мы снова встретимся здесь? Я тебе оставлю ключи и ты сможешь приезжать, когда только захочешь – я всегда буду рад тебя видеть!..

...Легко давать любые обещания, когда знаешь, что никогда их тебе не придется выполнять. Легко быть тем, кто прощается и уезжает – его ждут новые приключения. А те кто остается? Ну кто же тому виной, что им не повезло и они не смогли купить билет в обратную сторону? Видимо, на все воля Божья, коли так случилось и тут уж ничего нельзя поправить...

...За тысячи километров от Берлина, в Буэнос-Айресе, на улице Коррьентес, в небольшой, но очень уютной комнате, сидел пожилой человек, которого все звали Хуан Мария Эскабадо. Было очень жарко – он пил аргентинский лимонад: выдавливал в ледяную минеральную воду крупные кусочки лимона. Все сложилось как нельзя лучше – операция «Донор» вошла в заключительную стадию: «Пусть только эта сучка поскорее родит. И Эльза как нельзя кстати залетела! Умная девочка, давно хотела в этом поучаствовать и додумалась – как. А этот мальчик хоть и педик, но востер – двух баб сразу обрюхатил! Ни фига себе, педик. Ну ладно. Пора этих блядей вывозить, а то, чего доброго, доктор поторопится и кончит раньше всех!» Каламбур Конраду понравился и он расхохотался. А, все-таки, до чего же развелось педиков на белом свете – ходи да оглядывайся.

31.

«Я всего четыре месяца здесь, но уже люто ненавижу их. Маньяна! Кто придумал это дурацкое слово – Маньяна?! Куда не обратишься – Маньяна! Завтра! Все завтра! Маньяна! Этак – с улыбочкой: Конечно, Сеньор! А как же, Сеньор! Но только – завтра, Сеньор! Маньяна, Сеньор! Кто сказал, что у нас в России кругом сплошные бюрократы? Кто сказал, что у нас все за взятку и с черного крыльца? Да здесь, в забытой всеми Богами вместе, Аргентине – бюрократия о-го-го какая! Нам все это и не снилось. Здесь только за взятку и с парадного крыльца, потому что взятка здесь – это Закон вежливости и благодарности! Сегодня ваши денежки, а маньяна – наши стульчики! Придурки, идиоты, лентяи, хвастуны и бездельники! Маньяны хреновы! Маньяки!» – Трошин явно был не в себе. Жара, усталость и раздражение – всего слишком много, чтобы ничего не получилось. Но ничего и не получалось. Никакого Конрада – даже намека на его присутствие. В городе Буэнос-Айресе хорошо, если есть что-нибудь около миллиона человек. Да нет, наверное, и того меньше. Никакой Остап Сулейман, как его там, Берта Мария Бей ничего бы не мог сделать. Сюда надо фокусников дивизии три выслать, чтобы разобраться в том, что здесь творится! Гудини просто отдыхает перед факирами из мэрии и правительства. Вчера пытался получить интервью в канцелярии Министерства иностранных дел Аргентины. Получил десять минут аудиенции у помощника начальника канцелярии по работе с иностранными корреспондентами:

Добрый день, сеньор помощник. Я независимый немецкий журналист Клаус Мозель. Мне бы хотелось узнать позицию МИДа Аргентины по вопросу английского предложения по объединению Германии.

Очень хорошо, сеньор Мозель, что Вы обратились к нам. Какой у Вас вопрос?

Мне бы хотелось получить официальную точку зрения Вашего МИДА по вопросу английского предложения по...

Очень хорошо, сеньор. Мы Вам ответим просто и коротко. Все, что касается действий английского правительства, которые едва ли можно считать противоречащими букве международного положения о равноправии всех вольноопределяющихся наций и народов, чья воля и желание быть сохраненными в том положении, которое определено Конвенцией о суверенитете малых наций и отдельно буквами ряда положений о союзе стран Южной Америки в некоторых политических взглядах, не дает нам право быть догматиками. Но тем не менее, мы не можем не утверждать, что некоторые отдельные шаги в нескольких направлениях развития возможных международных конфликтов и их урегулировании, которые вполне буквально понимаются нашими британскими коллегами, могут оказаться достаточно неправомерными в юридических аспектах этих не совсем конструктивных политических технологий. В любом случае, мы всегда находимся в центре событий по отношению к взглядам передовых государств, которые хотят быть вместе с общими интересами некоторых стран, чье экономическое и политическое положение требует пристального внимания и поддержки со стороны передовых правительств, которые смотрят чуть дальше вперед. Вы же не думаете, что наше Правительство может отойти от некоторых первостепенной важности вопросов, стоящих на повестке дня перед всеми здравомыслящими людьми, которые четко и точно понимают основные задачи нашего времени. В любом случае, спасибо Вам за Ваш вопрос и мы всегда готовы ответить Вам и устно и письменно, четко объяснив основные принципы нашей внешней политики. До свидания, сеньор Мозель, очень приятно было с Вами познакомиться!..

Каково? Трошин вышел на улицу с умным видом и сел в такси. Такие визиты в аппараты различных ведомств Аргентины были крайне необходимы. Правда, после них хотелось взять этих чиновников за головы и долго ими стучать по перилам их министерств, но Сергею надо было создавать видимость серьезной и напряженной работы в полном взаимодействии с официальными источниками. По другому здесь нельзя. За эти месяцы Сергей тщетно пытался выйти на след Конрада. Он не хотел задействовать вариант поддержки советского резидента Данилина. Что Трошин имел? Первое – адрес, по которому ранее жил советский нелегал Конрад. Это было в архивах МГБ и Трошин воспользовавшись этой информацией, попытался не впрямую, а издалека выяснить судьбу резидента советской разведки. Позвонил по номеру телефона и, как и ожидал, услышал, что никакого сеньора Эскабадо здесь нет очень давно. Значит, нет. Сергей был рядом с домом на авенида Пьедрас, где жил Конрад, сидел в кафе «Ла-Пас», слушал болтовню соседей, которые узнав, что он – журналист из Германии, все пытались высказаться на тему Гитлера и немцев вообще, потом все их разговоры перерастали в перепалки между собой и они уже переходили на личности и выясняли кто из них за англичан, а кто против. Сергей уходил раньше, чем могло начаться более интимное выяснение отношений с использованием колющих и режущих предметов. Аргентинцы были столь возбудимы и горячи, что неоднократно Трошин ловил чашечку кофе, готовую выплеснуться на его хлопчатобумажный костюм, после резкого удара кулаком по столу возмущенного собеседника. Пока Сергей привык к тому, что аргентинцы вовсе даже не злятся, а просто так себя ведут – это их натура и манера общения, он неоднократно думал, что вот-вот свидетели их разговоров вызовут полицию.

Сегодня он сидел в номере гостиницы и соображал, что делать дальше. То, что Конрад исчез и, как говорят его бывшие соседи, подался на заработки в Европу, было установленным фактом – Конрада в Буэнос-Айресе нет. Можно наслаждаться жарким солнцем, купаться в океане, можно даже привыкнуть к ихнему чифирю – парагвайскому чаю мате. Отрицательный результат – тоже результат. Просто он напишет в заключении по делу, что такой агент исчез и новая связь с ним, после его выхода на контакт, представляется «угрозой для безопасности страны». Все можно, если бы не одно «но». Сегодня рано утром он все-таки связался с сотрудником советской торговой миссии сеньором Данилиным и встретился в одном из кафе в районе богемного квартала Сан-Тельмо. Он попросил назначить встречу по контактному телефону советской миссии, который конечно прослушивался аргентинской полицией. Это вполне вписывалось в легенду журналиста Клауса Мозеля, выяснявшего проблему возможного объединения Германии. Вполне логично, что немецкий журналист хочет знать точку зрения Советов.

Я очень рад, что мы встретились. – Данилин был очень похож на аргентинского гаучо.

Вы давно здесь, сеньор Данилин? – Поинтересовался Сергей. – Как Вам эта страна?

Ничего. Мне приходилось бывать в странах и посложнее, поверьте. У Вас есть ко мне вопросы? Из Москвы пришел приказ оказывать Вам посильную поддержку по теме, которую Вы сами мне обозначите.

Что Вас так напрягает, Михаил? – Трошин делал вид, что пишет что-то в блокноте на случай, если кто-нибудь заинтересуется темой их встречи и разговора. Он делал вид, что пишет, хотя водил ручкой по уже ранее заготовленному в гостинице тексту в его блокноте.

А как Вы думаете? Что должен я чувствовать, когда из Москвы приезжает инкогнито, задача которого мне неизвестна, цели непонятны, а мне – резиденту разведки без объяснения причин приказано подчиняться и не задавать никаких вопросов? Вас бы это на моем месте не волновало? Ведь то, что происходит в конторе вообще никому не понятно. Я держу здесь все нити и вот – являетесь Вы и спрашиваете, что это я дергаюсь?

Вас Михаил действительно мои задачи совершенно не касаются. Речь не идет ни об инспекции, ни о какой-либо проверке Вашей работы. Разве Вы не знаете, как это у нас делается? Вас бы вызвали в Москву в отпуск и все. Вот я и спрашиваю: Вы здесь, Вас никто не дергает и все в порядке, чего Вы переживаете? На Вас вообще лица нет. Лучше помогите мне в одном деле. Я Вам вкратце описал свою легенду – вот ее и придерживайтесь в случае чего. Меня интересует Конрад, что Вы о нем знаете?

Это было еще до меня. Был такой человек. Закрытый очень. Какой-то темный. Мой предшественник – светлая ему память – говорил с ним пару раз по телефону. Есть кое-какие записи в архивах о том, что Конрад якобы занимался трикотажем, погорел, занялся политикой, имел кое-какие связи в Германии. Потом торговал с Голландией – еще до войны это все было. Вообще-то, почти ничего. Хотя, я предполагал, что кто-то вроде Вас скоро появится здесь...