Текст книги "Искусство провокации"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Витторио сидит напротив меня, потягивая аперитив, и пытается разгадать, о чем я думаю. Ему и невдомек, что я сравнил его со шлюхой! Если бы разгадал – не сносить мне головы: эти гангстеры так озабочены своим реноме, что всячески стараются создавать себе имидж «людей чести». О какой чести, сеньоры, может идти речь, если вы боитесь даже собственной шлюхи, которая может рассказать, как вы любите, когда она вас трахает искусственным членом, чтобы вы возбудились, потому что по-простому вы уже не можете? Поэтому вы так не любите педиков, которые честно делают свой выбор, боитесь достойных женщин, достигших всего только своими мозгами и не способны понять, что любой мусорщик достойнее вас: он убирает, а вы – гадите.

Целью моей встречи с Маркезе сегодня в Бристоле было вытащить их на просьбу уладить дела в Южной Америке с помощью моих связей. Ехать туда самому, без прикрытия и рекомендаций сейчас равносильно проиграть еще не начавшуюся игру. Там уповают только на силу, как и во всех слабых странах, поэтому, чтобы выглядеть достойным человеком, надо быть крутым и опасным. Мне нужны были новые связи, контакты и люди, которых мне дадут итальянцы. Тот самый человек, который смог бы попробовать решить их проблемы – Антонио Сото – был я. Тот самый я, который жил в Аргентине и которому предстояло вернуться туда в поисках того, кто (как я предполагаю) скоро там должен появиться. Я сделал все, чтобы так оно и произошло: в Москву летели донесения от Конрада с секретными сведениями о планах американских и английских спецслужб по подготовке военных переворотах в Южной Америке, ситуации в Австрии, Корее и, что самое главное, о ситуации вокруг объединения Германии. Конрад настойчиво сообщал в Москву через китайских друзей о готовящихся провокациях против планов СССР, которые зрели в среде нацистских колонистов в Аргентине. Если я все понимаю так как оно есть на самом деле, МГБ до перестройки далеко – они захотят узнать: что в этих донесениях – провокация, а что – правда и откуда взялся Конрад после стольких лет молчания?

В Аргентине уважают итальянцев, там их достаточно много, приехавших после бесславного конца Муссолини. Многие коренные аргентинцы – наполовину итальянцы, бежавшие туда от правосудия в незапамятные времена. И потом, они близки по взглядам с наци. Но, разве я сказал – уважают итальянцев? Помилуй, Бог, я ошибся – итальянскую мафию. Посланец итальянских семей из Штатов будет с уважением принят в шикарных гостиных немецкого общества, как близкий по духу и по несчастной судьбе, а именно это мне и необходимо. Именно там меня должен искать человек Москвы, но Аргентина слишком специфическая страна и любой новый человек, который появится в Буэнос-Айресе (кем бы он ни представлялся) моментально станет заметен, потому что начнет искать контакты. А новых, неизвестных и любопытных людей в Аргентине не любят, также как и в Москве – значит, я буду знать по каким правилам играть с этим человеком.

И еще: завтра у меня будет интереснейшая встреча с господином из тех же Штатов, что и Витторио: с сотрудником разведки США. Они страсть как хотят победить итальянскую мафию, им ужасно видеть, как их дети потребляют наркотики в благообразной Америке, они готовы на любую мерзость, чтобы уничтожить во имя чистоты своей американской расы, этих проклятых макаронников, сутенеров и бандитов. Я вспоминаю, что где-то это уже видел и слышал, как во славу спасения своей страны и своей демократии, уничтожают людишек-инородцев, которые исповедуют других Богов и представляют демократию по-своему. Разведка США еще не начала получать хорошие комиссионные за прикрытие операций по ввозу и распространению наркотиков у себя в стране (в других – уже начала), но очень скоро поймет, что и ей надо зарабатывать больше, чем дает Государственный департамент. Ей тоже надо самим себя финансировать, чтобы были деньги на борьбу с этой чумой двадцатого века. Как это удобно: ты помогаешь ввозить, ты знаешь, кто ввозит и распространяет, ты все это контролируешь, ты за это получаешь, ты же с этим борешься и поэтому – время от времени берешь за задницу некоторых торговцев, которые лезут на этот рынок без твоего разрешения. Именно эти операции и выходят в новостях в рубрике: «Успехи». Договориться со старой мафией нельзя (они не хотят наркотиков – считают это не богоугодным делом), поэтому легче создать параллельную мафию, которую возможно контролировать и сталкивать лбами со старой – тем больше шансов увеличить свои доходы. Если что-нибудь вдруг не получится – уничтожат всех. Никто и никогда не сможет мне доказать, что государственная машина не способна одолеть частное предпринимательство, поэтому – если преступники такого масштаба в стране есть, значит они этой стране необходимы и точка. А если государства играют в такие игры – я, как законопослушный гражданин, играю по тем же правилам. Что вас удивляет? В тяжелые для разведки периоды, когда внешний враг неясен, они создают себе внутренних врагов и успешно с ними борются, а я им помогаю и создавать, и бороться, и зарабатывать. Для этих людей нет заповедей – они над законом. Так было всегда, так будет всегда и во всех странах – деньги еще никто не отменял. А деньги нужны только для того, чтобы вкусно есть, сладко спать, иметь право бесплатной парковки и трахать самых красивых женщин. Или вы думаете, что деньги от всей этой мерзости нужны еще для чего-нибудь? Бросьте!

Я не стал провожать Витторио – он знал, где выход из этого английского паба – там же, где и вход. Он получил от меня все, что хотел – Антонио займется их делом. Я получил тоже все, что хотел – Антонио Сото скоро займется своим делом. Все хорошо.

24.

Если справедливо то, что история, повторившись второй раз, превращается из трагедии в фарс, то сегодня все могло произойти с точностью до наоборот. Дастин собирается к Лауре. Звучит, как название пошленькой мелодрамы новомодного синематографа, который все больше грешит отвратительными и сентиментальными поделками. Искусство больше никого не интересует! Уже никто не пытается подражать Диккенсу, писать как Батлер, приблизится к простоте Джека Лондона, исследовать Стриндберга и даже Антон Чехов интересует большую часть чисто с медицинской точки зрения: хорош врач, который помер от туберкулеза. Люди перестают читать, люди тупеют, глядя в собственное отражение в зеркале и все это, благодаря отупляющему воздействию кинематографа. За последние два года в мире было выпущено такое количество всякой дряни, которая потакала низменным вкусам бывших людей, постепенно из действующих персонажей этой жизни превратившихся в зрителей! Любой приличный человек выглядит идиотом, когда спрашивает в книжном магазине, что-нибудь стоящее. Да и приличные книги уже переместились из магазинов в букинистические лавки. Что смотрели приятели Дастина за эти два года и что, слава Господу, не стал смотреть он? О чем можно было говорить в кампаниях? Судите сами: «Франкенштейн», «Мата Хари», ««Я – беглый каторжник», «Лицо со шрамом», «»Тарзан – человек-обезьяна» – список можно было бы продолжать, если бы не было так противно! Дастин тщательно выбривал подбородок. Более отвратительного настроения у него не было со времен сдачи выпускного экзамена по истории.

Когда начинаешь копаться в истории (а ты вынужден это делать, потому что иначе сдать экзамен просто нельзя!), понимаешь, насколько низко пала мораль людей. К власти всегда рвались не самые умные и не самые достойные представители говорящего населения планеты. Они создали себе всевозможные приспособления для оболванивания себе подобных, перестали писать друг другу письма, разучились слушать друг друга, оказывать друг другу уважение. А – любовь? Какая любовь? Пересып, перетык, перескок друг с друга – друг на друга. Прыг-скок. Чертова любовь, о которой слагали песни и поэмы – где она? «Почему я должен ехать туда, куда ехать не хочу? Потому что, в противном случае, я окажу неуважение женщине, которая ко мне стремится. Значит, я правильно поступаю, что собираюсь преступить все нормы нравственности? Ведь она – дама замужняя, леди, фрау и...сволочь. А если она поиграется и выкинет какой-нибудь фокус? Расскажет мужу, например, или доктору Бойзену... Хорош же я буду в глазах приличного человека, который представить себе не может, что английский дипломат, не прошло еще и недели с момента его приезда в Германию, уже валяется на чужом супружеском ложе. Откуда я знаю, что она может сделать...? А если откажешься, то ее обида может сказаться и на моей карьере – у нее такое количество знакомых среди дипломатов. А если она меня просто полюбила? Разве не могла меня полюбить очаровательная леди? Да и, может быть, сегодня пронесет и ничего не случится?» Дастин очень на это надеялся, но, мучаясь от угрызений совести, все-таки не забыл аккуратно упаковать французское шампанское и шоколадные конфеты, которые купил в посольском магазине.

Шикарный лимузин, как и в первый раз, стоял у ворот посольства, хотя Дастин просил Лауру, чтобы шофер проехал квартал вперед. Ведь, неприятно же, когда тебе на следующий день в коридорах посольства каждый зубоскал не применит с усмешкой заметить что-то типа: «Как приятно быть атташе по культуре – машины к дверям подают. Верно и шампанское подают по звонку из спальни?» «Вот и сегодня тоже. Отгавкиваешься, конечно, мол – по заданию посла. А что, посол? Откуда он знает, что тебя тащат в постель? Или это только женское кокетство?» Шофер приветливо улыбнувшись, открыл перед Дастином дверь и, обойдя автомобиль спереди, сел в кабину. Они поехали. Почему-то короче показалась дорога... Волнение стихло, но ощущение тяжести не покидало Дастина. И вдруг – дурацкая мысль: «Почему это у служанки немецкое имя – Эльза? Ведь, точно, не немка. Или – немка?» Автомобиль плавно остановился у ворот особняка, но на этот раз шофер вышел, открыл ворота, сел обратно в автомобиль и они поехали прямо к дому. «Зачем это? Что это означает?» – Заколотилась мысль и страх перед возможной ситуацией опять возник из глубины души. В эту минуту Дастин понял, где находится у человека душа – почему-то именно внизу живота стало прохладно и тоскливо, а под коленками как-то пусто, что ли.

На ступенях стояла фрау Дейч и ела из ладошки клубнику, прищуриваясь против солнца на подъезжающий к крыльцу автомобиль.

Здравствуйте, мой милый-милый англичанин. Заставляете леди ждать. Вот она – Ваша высокомерная чопорность и надменность! Не зря говорят про англичан, что они несносны в общении! – Лаура сразу атаковала Дастина. Ему ничего не оставалось делать, кроме как оправдываться и защищаться, а значит – нападать.

Здравствуйте, Лаура. Про англичан еще говорят, что они только выглядят надменными, но отменно хороши, как партнеры в общих делах, ибо точны, справедливы и почитают закон.

Ну, это сейчас как раз не модно! Хотя... Смотря, какой закон. Если английский, то – пожалуй. И думается мне, что говорят все это про себя сами же англичане. Но мне хочется в это поверить, милый Дастин. Я Вам доверяю на слово, поверьте слову жены банкира!

Жене банкира? Представляю, как доверяют на слово банкиры.

Вы сегодня в боевом настроении, Дастин? Это – хорошо. А банкиры доверяют, проверяя. Именно это я и собираюсь с Вами сделать.

Сделать что? Как Вы, леди, собираетесь меня проверить? Надеюсь, не с помощью орудия пыток? – Дастин решил принять ее манеру общения – хватило бы сил, ведь никогда не знаешь – куда она повернет. Это он уже успел узнать за две короткие встречи.

А это интересное предложение, мистер Макдауэл! Надо будет об этом поговорить. Проходите, пожалуйста в дом. Сегодня немного ветрено, поэтому будет развлекаться в моей гостиной. У нас с мужем, знаете ли, все по-современному – у него своя комната для гостей, а у меня своя. Кстати, прислуга у нас так же у каждого своя. А, вот и Эльза! Милочка, прими у мистера Макдауэла его плащ.

Первое, что увидел Дастин, взглянув на Эльзу, чтобы поздороваться, бросило его в пот. На горничной было такое короткое платье, которое годилось бы в крайнем случае в качестве купальника, но и те были намного скромнее.

Что с Вами, милый друг? Вам холодно и Вы предпочтете оставаться в плаще? Уверяю Вас, что в доме очень тепло и даже жарко. Тем более, что в гостиной есть камин, а это скорее повод, чтобы снять с себя побольше вещей, чем их надевать.

Нет – нет. Конечно. Здравствуйте, Эльза, спасибо. – Дастин понимал, что происходит что-то не очень хорошее для него, но было уже поздно. Хотя, все может оказать не так и плохо. Ведь он же помнил, как странно обращалась со своею горничной Лаура в прошлый раз: все эти прикосновения, абсолютно лишние для хозяйки и прислуги, томные взгляды и тому подобное. Ему говорили, что нравы в Германии оставляют желать лучшего, что свобода общения в понимании богемы – понятие весьма широкое. Настолько широкое, что не оставляет никаких границ...

– Ау! Дастин! Вы где? Вернитесь к нам, прошу Вас! – Лаура смотрела насмешливо и с вызовом. – Вас, кажется, что-то напугало? Эльза, ты неосмотрительно оделась! – Эта сволочная немка видит его насквозь! – Тебе следовало бы надеть рыцарские доспехи и сверху еще длинный теплый плащ с капюшоном, а ты не надела даже нижнего белья! Ой! Кажется, я что-то не то сказала? Простите, милый Дастин, это была шутка. Хотя, Эльза и вправду не любит носить белье! – Заговорщицким тоном прошептала Лаура на ухо совершенно застывшему от смущения Дастину. – Это даже меня заводит, хотя я не отношусь к людям с совсем уж современными взглядами. Это теперь даже модно! А в Англии тоже ЭТО популярно?

Смотря, что Вы имеете в виду, дорогая Лаура. – Ну что тут было делать, если все внутри сжалось от предчувствия чего-то надвигающегося – опасного, но щекочущего что-то совершенно животное.

Я имею в виду отношения между людьми, которые церковь и общество считают совершенно невозможными! Я имею в виду то, что стало модным у нас в Германии... Да бросьте Вы прикидываться! Вы что – правда не понимаете? – Лаура села в кресло, жестом пригласив Дастина последовать ее примеру.

Нет, ну почему же. Я понимаю. Действительно и в Англии есть некоторые молодые люди...

Молодые? – Лаура так громко захохотала, что если бы у Дастина была хоть малейшая возможность исчезнуть – он бы исчез. – Молодые? Да знаете ли Вы, мой милый друг, что только в Берлине гомосексуальных клубов что-то около десятка?! А там все генералы с молодыми солдатиками, да фрау на пороге климакса встречаются со своими юными протеже! Что скажете, Дастин, Вам это не по нраву, конечно?

У Дастина перехватило дыхание. Разговор принимал совсем даже не то направление, которое он со страхом ожидал. Она не собиралась бросаться на него с объятьями, она не принуждала его к неправедным поступкам, она не провоцировала на какие-либо действия с его стороны – она просто била в лоб. Заговорить на такие темы с почти незнакомым человеком и еще в присутствие служанки? Если Бог на свете есть, он помогает Дастину – кажется, она лесбиянка! Тогда все проблемы решаются сами собой. Все станет на свои места: никто никому не изменяет, а если она с кем-то спит, то – что же – банкир, говорят, уже в преклонном возрасте. Это можно понять: у молодой особы играет кровь, но она верна мужу – пусть и наполовину. Это говорит о ее благоразумии, но разговаривать на эти темы? Что греха таить, Дастин чувствовал себя не очень хорошо.

Я ничего не могу сказать об этом. Я весьма далек от этих вопросов...

Да, что Вы говорите? От каких Вы вопросов далеки, милый англичанин? Вы – девственник? – Она уже провоцировала. Да-да, она его провоцировала. Надо что-то делать, иначе она его просто опозорит. А почему вдруг Лаура заговорила на эту тему? Никто и никогда не узнал о тех нескольких вечерах в доме профессора Коула. Никто, кроме их участников. Если только – Боже мой! Если только кто-нибудь из их кружка случайно потом не знал Лауру. – Знаете, Дастин. Я постоянно ловлю себя на мысли, что в определенных обстоятельствах любой человек (конечно если он все-таки достаточно образован и раскрепощен!), может переступить эту черту. Правда-правда! Вот, когда Эльза заходит ко мне в туалетную комнату, чтобы помочь мне принять ванну, она, ну Вы понимаете, не совсем одета. Да? Потому что просто все может намокнуть, ведь правда? Ну, вот. И когда она меня, простите, моет... Я не слишком откровенна?

Нет – нет, продолжайте, пожалуйста. – «Господи, что я говорю!» – Дастин не знал, как реагировать.

Так вот. Когда она раздевается, что бы помочь мне принять ванну, то получается, что она тоже почти голая. Дастин, что с Вами? – Лаура говорила шепотом, потому что в любой момент могла войти Эльза. Но, вдруг, остановилась – видимо, у Дастина с лицом было что-то не в порядке.

Душно что-то, наверное, будет гроза.

Вы правы, мой Дастин, обязательно будет гроза. Надо закрыть окна, чтобы не разбились. Но, Вам, видимо, не интересно, что я рассказываю – я же вижу, как Вы напряжены! – Лаура была явно обижена такой реакцией молодого человека. Что делать? Дастин ни в коем случае не мог допустить, что бы из-за какой-то прихоти, из-за какого-то дурацкого рассказа вдруг испортились отношения между ними, отношения, которые очень пригодятся в его работе здесь в Германии. «Надо быть проще, мягче, пусть подумает, что это меня тоже волнует. Подыграю».

Успокойтесь, дорогая. Все в порядке – мне очень интересно. Просто очень жарко.

Да Вы снимите пиджак. Тут тепло, а когда мы с Вами выпьем, станет еще жарче. Вам действительно интересно? – Лаура налила из большой бутыли в стеклянные чаши какой-то темной жидкости, от которой в комнате распространился необыкновенный аромат.

Что это, Лаура?

Это очень старое сицилийское вино из монашеских погребов Палермо. Эльза ведь оттуда – ей присылают родственники. Вы не смотрите, что она прислуга – порой я думаю, что она член какого-нибудь тайного монашеского ордена, которая послана сюда с очень страшной миссией! Не смотрите на меня, как на идиотку, Дастин! – Лаура опять перешла на шепот. Вино действительно было необыкновенным – очень густым, вяжущим рот, крепким, пахнущим травами. Дастин никогда не пробовал ничего подобного. В Англии было все: виски, ром, бренди, но такого ощущения он еще не испытывал. Лаура продолжала шептать, придвинувшись к нему очень близко:

Вы пейте, Дастин, и слушайте. Я Вам правду говорю – Эльза на самом деле никакая не Эльза! А кто она я не знаю. Нам ее рекомендовали друзья мужа из Италии. Там она прислуживала одному очень опасному человеку – какому-то потомку цезарей Борджиа. Его на Сицилии все боятся. Когда она меня моет в ванной комнате, я не могу оторвать глаз от ее татуировок. Вы знаете, Дастин, у нее две странные татуировки: одна на правой руке и еще одна на левой груди. Змея и цветок. Ужас! Когда она стоит передо мной на коленях и растирает мое тело маслами – я чувствую, что цветок пахнет, а змея вот-вот меня может ужалить. Ее укус смертелен, Дастин, не смейтесь! Я, правда, ее боюсь. – От Лауры пахло вином и запах был темный и опасный. В комнате появились вечерние тени, а огонь камина освещал только половину лица женщины. Дастину показалось на миг, что в зале еще кто-то есть – призраки окружали их. Они танцевали странный тихий танец, сжимая вокруг них кольцо все теснее и теснее. Дыхание Лауры становилось тяжелее и слова вырывались словно с трудом – голос садился и чуть похрипывал. Вдруг Дастин увидел у стены маску на высоте человеческого роста. Когда тень от пламени касалась ее – она пропадала, а потом опять появлялась и Дастину казалось, что выражение лица у маски меняется с каждым разом. В голове шумело. Губы Лауры касались его уха и щеки – она держала его за руки и говорила, говорила...

Милый, мне страшно здесь одной. Мне кажется, что стены говорят по ночам, а портреты уходят и гуляют по парку – с утра все цветы помяты. Я ругаю садовника, а он божиться, что с вечера все было нормально. Может, это мальчишки забираются?

Конечно, мальчишки. – Дастин уже обнял ее за плечи, а она сидела у его ног. Странное вино и разгоряченная кровь больше не оставляли никаких шансов.

Милый, славный англичанин, я боюсь эту девушку – она все время молчит, как будто хранит тайну. Она – ведьма. Поцелуй меня, пожалуйста. – Лаура сама взяла его голову руками, мягко повернула к себе и Дастин почувствовал, как ее влажные губы слились с его губами. В этом поцелуе было столько нежности и тепла, что он сразу успокоился. Но вот он посмотрел в ту сторону, где была маска.

Лаура, а где маска? Ее нет.

Какая маска, милый? У меня нет никаких масок.

Голова просто ничего не соображала, он слышал только шепот Лауры: «Ты меня не бойся. Я тебя не предам. Пей, пей вино – оно тебе поможет, оно тебя спасет». Шумело в голове, шумело. Он чувствовал, что ноги его не слушаются, а руки сами совершают какие-то движения и что-то теплое, мягкое и податливое в его руках – конечно, это тело Лауры! Она – голая! Когда? Как это?

Вдруг, он почувствовал чужое дыхание – вот так, сразу, дерзко и быстро, его опрокинули чьи-то руки на спину, на ковер. Он не ударился, потому что, когда он должен был упасть – его поймали. Он не видел того, кто был сзади, но сильные руки снимали с него одежду и он не мог противиться этим рукам. У ног его была Лаура – Господи! Что ты делаешь? Как это возможно, чтобы было так хорошо!

А тот, кто был сзади сильными руками сжал его голову и наклонил к Лауре. Она прошептала: «Я говорила... Я тебе говорила... Теперь очень поздно – подчинись...» Ее шепот срывался, как последняя одежда с его тела и вдруг он почувствовал что-то внизу... И вдруг острая боль и сладость, как тогда...

...Кто-то стонал... Это он стонал? Конечно, это он. Открыл глаза и увидел: Лаура на полу, он в ней и кто-то бьется в нем. Они слились втроем, а дальше он потом вспомнить уже ничего не мог. Только маска стояла перед его глазами. Маска смеялась и маска его любила, маска его взяла, и он подчинился – ведь Лаура так хотела, и он хотел...Перед глазами не было ничего, пропали тени, наступило утро и Дастин понял, что он лежит один в центре огромной комнаты у камина, а рядом, у его ног, как на кресте, Лаура, раскинув руки и расстелив волосы по ковру. В кресле у камина сидела Эльза: он видел только спину, но вот она повернулась.

Ты сделала это со мной?

Ты сам сделал это с нами, но разве ты этого не хотел?

Кто ты?

Тебе надо поспать – все уже произошло. Тебе нечего бояться. – Голос у Эльзы был глухой и низкий. – Желания всегда исполняются у тех, кто их боится...

Наверное, мог бы быть такой разговор. И он был, но только утром и в голове у Дастина, который проснулся один в уютной и чистой потели. Был ли это разговор наяву – едва ли. В дверь постучали. Вошла Эльза:

– Доброе утро, мистер Макдауэл. Как Вы себя чувствуете? Фрау Лаура уехала в Берлин и просила разбудить Вас. Вы пьете утром кофе? Завтрак будет внизу, в гостиной. – Она улыбнулась и вышла. Голос у Эльзы был чистый и мягкий. Очень болела голова...

...Лаура ехала по направлению к Берлину. Окно в автомобиле было открыто и ветер слегка растрепал волосы – она не стал поправлять. Ей было его жалко. Правда-правда. Этой стерве было по-настоящему его жалко. Он оказался неплохим парнем, но тем хуже для него. Больше никаких чувств она к нему не испытывала. Ей было его просто жалко. А теперь надо написать и отправить – как это называется – рапорт, отчет, словом, письмо в Аргентину: «У нас будут гости. И весьма вероятно, что даже два». Очень весело. Это у русских называется перевыполнение плана. В любом случае, через восемь – девять месяцев можно закончить операцию. «Тебя сделали пробиркой, Лаура. Или если выражаться интеллигентно – контейнером. Интересно, а если родится девочка? Что-то вчера произошло такое странное. Эльза открылась мне с очень любопытной стороны... Девочка с фантазией. Надо будет это с ней повторить – кажется мне понравилось». А его ей было просто жалко.

25.

Во второй половине дня к начальству ходить бесполезно. Особенно, если идти не с докладами об успехах, а с просьбами или предложениями. Никакого секрета в этом нет, потому что любой начальник планирует свой день в двух частях: первая – он строит из себя начальника перед подчиненными и вторая – подчиненного перед вышестоящими начальниками. Почему каждый начальник или маленькая, или большая сволочь? Потому что ему, в отличие от простых трудяг, приходится быть и начальником и подчиненным одновременно. Испытывая на себе дурь высокого руководства, он отыгрывается на тех, кто стоит ниже его. Поэтому больше всего Сергей не любил начальников среднего звена, а тем паче, всяких замов – первых, вторых или сто двадцать пятых. Умницы были древние греки, которые говорили: «Хочешь увидеть, каков человек на самом деле, сделай его своим начальником». Умными были греки, поэтому их всех к чертям собачим и порешили не лишком умные, но дальновидные и лишенные сантиментов древние же римляне. Нечего слишком много понимать в этой жизни – плохо будешь спать, рано состаришься, если дадут!

Среди всех своих начальников в руководстве Иностранного управления, Трошин более всего не любил первого зама начальника управления. Вячеслав Леопольдович слыл человеком весьма однозначным и примитивным, но жутко хитрым и изворотливым, а потому – крайне опасным. Ему удалось проскочить все чистки (потому что сидел в тепленьком месте и не высовывался), извернуться и вылезти на свет Божий именно тогда и в том самом месте, где его поджидал человек, который сам не хотел разгребать дерьмо лопатой. Высокому начальнику был нужен именно такой: чистенький, как никому не нужный презерватив; холодный, как застывшее говно, спокойный, как мраморное изваяние и бездарный, как ручка от радиоприемника, словом, идеальная входная дверь, с которой можно разговаривать или молчать – результат один. Между собой сотрудники называли его Вячеславом Леопардовичем, потому что он совершенно искренне не допускал мысли, что кто-то может быть умнее, чем он, и загрызал еще до того, как человек мог сообразить, что попал. Правда, основную умную мысль первый зам схватывал на лету, а уж сразу после этого начинал есть. Ел быстро, жадно, с присвистом и все время был голодным. Поэтому он назначал всякие совещания, на которых был ровен, уважителен и внимателен к своим подчиненным. Для свеженьких слыл демократом. Но как все демократы – знал, что своими могут быть только старшие по званию, равные по положению либо послушно заглядывающие в его рот, чтобы вовремя схватить вывалившийся кусочек не дожеванной им жвачки. Давал им высказываться, слушал, записывал, благодарил, потом выписывал премии и сживал со свету. Все новые идеи доносил до вышестоящих начальников сам и получал дивиденды – одним словом, был вор и паразит, но обойти его не было никакой возможности. Хотелось того или нет, но Сергею именно с ним предстояло решать вопрос о своей командировке в Южную Америку. Самое смешное заключалось в том, что полковник Симанович не мог принять сам никакого решения, ибо ни хрена не понимал в том, чем руководил и не имел таких полномочий. В любом случае, все серьезные решения принимали на самом верху, но «завернуть и подать на подносе» чужие идеи предстояло именно ему. Сволочная работа: он ведь прекрасно понимал, чего он стоит, мучался этим и вследствие этого – ненавидел любого, кто что-то дельное мог придумать.

Было без четверти три и Сергей поднимался на пятый этаж в кабинет полковника Симановича. «Начальники чаще всего сидят либо на нижних этажах, либо на верхних, но никогда – посередке. Если на нижних, понятно – легче проскочить незамеченным и никто не видит, кто к нему пришел, да и трудов подниматься по лестнице, тряся своим положением, меньше. Если на верхних, тоже понятно – чувствуют свое превосходство и близость к Богам».

В приемной было три человека, которые явно сидели здесь не пять минут. Сергей доложил адъютанту, который коротко кивнув, исчез за дверью. Не прошло и полминуты, как он появился и попросил Трошина зайти. За огромным столом в самом конце большого кабинета сидел милый человек с бородкой, который на завтрак и обед ел людишек, никогда не пил и не трахался на работе. Чудо, а не человек. Как обычно, короткий доклад и в ответ: «Да, брось ты, Серега, проходи, садись. Чай, кофе?» И в переговорное устройство: «Леонидов! Два стакана чаю с лимоном!» Ну, как дела, Сережа? Рассказывай, чего накапал в своих кладовых? – И не давая ответить: – Читал, читал твою докладную. Серьезно. Да. Не сгущаешь краски? Четко все? – Лейтенант вошел в кабинет очень тихо. – Давай чайку. За ним и потолкуем. Значит, говоришь – Аргентина? Мулатки, креолки, сучки и неофашистки. Завидую. Сам бы поехал, если бы текучка не заедала. Надо бы все самому посмотреть и потрогать. Как насчет потрогать, а, Серега? Ну, ладно, это я шучу. Пей чай и рассказывай. Кстати, что у тебя с Натальей? Люди говорят, что ты дома почти не бываешь, пьешь, по бабам шляешься... Нехорошо, Сергей, ты ведь на видном месте. Поставил бы на рабочий стол фотографию жены в рамочке: глядишь, и привык бы к ее роже со временем, а нет, так представлял бы ее на каменной плите с цветником! Ха-ха! Точно тебе говорю – срабатывает. К вечеру так насмотришься на физиономии коллег по работе, что жена покажется родной и близкой, даже если и стерва последняя. Секретарь парткома жалуется, что ты с сотрудниками стал как-то нелюдим, держишься особняком, из команды выпадаешь. Не стоит, Сергей! Работать в коллективе надо уметь, а индивидуализм – он хорош только в постели... Вообще, что-то ты перестал заглядывать, советоваться? Сам, что ли, все можешь? Ребята жалуются на тебя. Отдаляешься от товарищей.

Да, нет, Вячеслав Леопольдович, работы много. Приходится все время пропадать в архивах, а к вечеру уже и не соображаешь, что к чему.

Ну, да. Вкалывать ты умеешь, знаю. Парень ты способный только, все равно, стоит изредка прислушиваться к мнению старших. – (Старшим Вячеслав был только по званию, но младше Сергея лет на семь, да и послужной список у него: всплыл из проруби и в ней же и не тонет. Но это никого, кроме подчиненных, не волновало – начальству он был угоден.) Да я вот, собственно, за этим самым... За мнением. Ситуация такова, что появление Конрада никак отследить невозможно. Он не пользуется передатчиками, а подбрасывает послания в консульства и посольства. Основная часть – именно из Аргентины. Конечно, это может быть подставой, но ведь именно там десять лет назад и работал Конрад. Конспирация была такой, что его никто никогда не видел, даже резидент. Без работы на месте никак невозможно понять – кто это. Тот ли это Конрад или кто-то играет против нас под видом Конрада. По всем заключениям экспертов конструкции предложений, общее построение донесений и кодовые слова – все тоже, что и десять лет назад, но... Почему молчал так долго? Или он теперь работает на них? Словом, Вячеслав Леопольдович, чтобы ответить на все эти вопросы – надо ехать. Причем, очень грамотно все надо сделать...