Текст книги "Искусство провокации"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Итак, мой дорогой Дастин, Вы позволите мне Вас так называть? – Посол сидел расстегнув верхние пуговицы рубашки и закатав рукава. – Итак, вот Ваша запись. Надеюсь, эта модная американская музыка поможет Вам в укреплении Ваших первых контактов с немцами. Я всегда был уверен, что культура бежит впереди политики и может очень много в понимании других народов.

Спасибо, сэр, я надеюсь, что смогу делом подтвердить Ваше доверие и доверие двора Его Величества. – Дастин очень старался соответствовать моменту.

Ну что же, господа! Прошу поднять первый тот за здоровье Его Величества и Королевы – матери! Да хранит их Господь! – Посол и все присутствующие встали и выпили значительную часть налитого в бокалы бренди.

А теперь, мой юный друг, покажите-ка нам Вашу игрушку! Дайте-ка ее сюда получше рассмотреть... Вот ведь до чего дошла техника: никаких этих тяжелых блинов, никаких царапин – положил в карман, нажал кнопку... Кстати, какое питание у этой конструкции? Кто знает?

Аккумуляторные батареи, сэр. – Подал голос капитан Кьюз. – Миниатюрные батареи, как у переносных радиостанций.

Бог ты мой! Да это же просто шпионское оборудование. Давайте, Дастин, включайте свою музыку, чтобы нас кто-нибудь через замочную скважину не подслушал. Пейте свое пиво, господа, и ешьте – разговор у нас не очень длинный, но чрезвычайно важный.

Дастин аккуратно достал пленку записью, заправил в механизм и включил кнопку воспроизведения звука. Одновременно с этим включилась запись. Разговор в комнате перешел на серьезную тему и начал его капитан Кьюз.

Итак, господин посол, ситуация внештатная. Немецкое командование ведет через кабинет министров манифест о трехкратном увеличении численности армии, что подразумевает подготовку к активным наступательным операциям в Европе в направлении Рейнланда. Наши источники в абвере сообщают об активных действиях со стороны разведки по установлению возможной резкой реакции Великобритании, Франции и Италии в ответ на эту провокацию. В Стрезе намечено проведение встречи глав наших Правительств.

Да, да. Я знаю, Мередит. Сообщаю Вам, господа, что тексты дипломатических протестов наших трех стран содружества уже готовятся в министерствах иностранных дел. А как обстоят дела в военных ведомствах, мистер Мидуэй? – Военный атташе просматривал какие-то бумаги и поднял голову на вопрос посла:

Сэр, французы начали активные действия по укреплению линии Мажино до военного уровня. В северной и восточной частях Франции отменены увольнительные для всех гарнизонов, а французский генеральный штаб должен в ближайшее время перебросить ряд североафриканских дивизий с юга Франции к немецкой границе. Наше военное ведомство не намечает особых мобилизационных мер, так как считает, что Гитлер не осмелится вступать в открытую конфронтацию с нашими странами. По крайней мере на этом периоде.

Знаете, что приятно, господа? – Посол добродушно улыбался. Казалось, его не очень взволновали предстоящие военные приготовления Гитлера. Мощь трех держав-союзников: Великобритании, Франции и Италии была столь явной, что все попытки Германии на этом фоне как-то не особенно впечатляли. – Приятно, что Гитлер назначает главой разведки военно-морского офицера Вильгельма Канариса. Думаю, что мистеру Кьюзу будет приятно, как офицеру флота, померяться силой наших флотов еще раз! знаете, что сказал на днях Гитлер Канарису: «Я хочу, чтобы наша разведка была чем-нибудь вроде британской секретной службы – своего рода ордена, занимающегося своей работой с пылом». Не скрою, мне было очень приятно, когда мне доложили о такой оценке пусть даже и такой мерзости, как этот австрийский неудачник!

Я не очень уверен, господин посол, что надо успокаивать себя. – Мередит Кьюз постарался перевести разговор в менее эмоциональное русло. – Гитлер усиливает органы разведки. Вот, например, в феврале этого года Геринг получил одобрение фюрера на создание агентства радиоразведки. Все-таки, мне кажется, мы должны быть внимательнее и осторожнее в оценках действий нового руководства Германии.

Конечно, Вы правы, мистер Кьюз, но давайте поймем одно: ни Ваше ведомство, ни военное министерство Его Величества, в целях нежелания обострять и так уже до предела напряженную международную обстановку не собираются предпринимать серьезных шагов в ответ на военные инициативы Гитлера. Так?

Совершенно справедливо, сэр.

Таким образом, мы должны работать в соответствии с позицией Лондона в военном вопросе. Я думаю, что дипломатических нот протеста наших трех стран будет достаточно, чтобы указать Гитлеру его место – он же не сумасшедший, в конце концов?

Все правильно, сэр. – Военный атташе согласно кивнул. – Но, мне кажется, что необходимо дать понять, что Британия всегда готова на адекватные меры, если Гитлер перейдет границы дозволенного.

Хорошо. Так и порешим. Что же касается аккуратного доведения до чиновников правительства Гитлера нашей позиции готовности к таким мерам, это работа уважаемого мистера Кьюза. Все, господа, на этом, я думаю, можно и перейти к удовольствиям: полноценно вкусить даров моря, пива и хорошего табака, а мы послушаем мнение мистера Макдауэла – как он собирается образовывать проклятых немцев! Кстати, вот эта музыка, которая играет сейчас, американцы должны нам вами за то, что мы бесплатно пропагандируем их джаз! – Все засмеялись и последующие разговоры уже не представляли особенной ценности, хотя диктофон продолжал записывать сальные матросские шуточки и анекдоты, хохот и пустую болтовню, освободившихся от пиджаков старших дипломатов, которые видимо решили выпить все пиво, которого было не мало...

...Часов около десяти в кабинете доктора Бойзена в германском Министерстве иностранных дел прозвенел телефонный звонок:

Алло, слушаю. У аппарата доктор Бойзен. Кто это?

Здравствуйте, господин Бойзен. Вас беспокоит Дастин Макдауэл. У меня для Вас хорошие новости: мне удалось достать запись оркестра Эллингтона и если Вы не очень заняты, мы могли бы встретиться в удобное для Вас время. – Голос Дастина был веселым от пива, настроение отменным от хороших напутствий старших товарищей и оттого, что теперь, как ему казалось, его отношения с чиновником германского МИДа еще более укрепятся.

Что Вы говорите, милый Дастин! Боже мой, я так рад, что Вы себе даже представить не можете. Конечно, конечно. В любое время! Хотите, прямо сейчас – есть у меня одно потайное местечко, где нам никто не сможет помешать. Скажите, а диктофон, чтобы прослушать запись, у Вас есть? – Этого Бойзен опасался больше всего. Ведь, если Дастин решит прослушать запись еще раз, то он услышит не только джаз, но все разговоры, которые велись в комнате.

Нет, увы, господин Бойзен! Мой коллега, мистер Кьюз попросил у меня на один день Ваш подарок, чтобы что-то там попробовать прослушать.

Доктор знал, что собирался сделать Кьюз – он собирался разделить записывающую и воспроизводящую головки.

Ну это ничего – у меня же есть еще один дома. Слушайте, а это идея! Давайте-ка встретимся без женщин, вдвоем у меня дома, послушаем музыку и отметим этот случай. А? Так сказать, в неофициальной обстановке обсудим наши дальнейшие планы. Я Вам покажу мою коллекцию холодного оружия. Как Вам предложение?

Отличная идея, Йоганн, а когда? Завтра?

Да чего же ждать! Я сгораю от нетерпения услышать запись. Давайте я заеду за Вами через сорок минут. Договорились?

Договорились, герр Бойзен.

Йоганн! Дастин, пожалуйста, зовите меня просто – Йоганн.

Хорошо, Йоганн, я жду Вас через сорок минут.

Доктор действительно сгорал от нетерпения. Пленку надо поскорее убрать в сейф, а слушать они будут ту, другую, что уже давно там находится. Дома у него лежит точно такая же пленка с записью джаза Дюка Эллингтона, которую еще неделю назад ему передал Мередит Кьюз.

«Кажется, еще никого не отпевали при жизни под джаз – этот молодой человек будет первым. Неприятно, конечно, зато – не так грустно. Во всем есть положительные стороны!» Доктор аккуратно вывел свой чистенький автомобиль из-под арки министерства. Он ненавидел, когда машины грязные, неопрятные или имеют какие-нибудь внешние дефекты. Все должно быть аккуратно и красиво, даже чужая смерть.

28.

В Специальном отделе Иностранного управления МГБ можно было подобрать себе любые документы. Можно было найти официальные подтверждения не только своего нового рождения, но и собственной «смерти», почитать некрологи, стенограммы выступления своих друзей над собственной могилой, оценить меню печального торжественного ужина в честь своего ухода в мир иной и подсчитать во что обошлись друзьям и коллегам твои проводы. Можно познакомиться поближе со всеми, кто присутствовал на твоих похоронах и понять: кто действительно был усопшему другом, а кто так – забыл, как только крепко выпил. Это было крайне необходимо, так как «второе пришествие» на эту землю запросто может сопровождаться неожиданными и случайными встречами с бывшими знакомыми по «первой жизни». Конечно, портретное сходство также необходимо. То есть, идеального сходства добиться практически невозможно, но близкого – да, возможно. Здесь есть очень удобная лазейка: ведь тот, кто присутствовал на твоих похоронах, а потом встретил тебя на улице, обязательно решит, что ему необходимо отдохнуть – «крыша съезжает»! Этот человек никогда не будет докапываться, кто ты и ты ли это, потому что он сам тебя хоронил. Ему придется сразу выбрать из двух существующих вариантов: либо он псих, либо ты – это не ты, а кто-то очень похожий на тебя с таким же именем. Люди охотно верят в летающие тарелочки, пришельцев, реинкарнацию и еще Бог знает что. Единственное правило, которое существует при вхождении в образ, тщательно избегать таких контактов и не использовать никого из прежней жизни «клиента». Желательно переехать в другую страну, на другой континент, официально сменить имя, чтобы всегда можно было проследить точку отсчета нового персонажа и завести себе в кратчайшие сроки побольше знакомых, в том числе и любовниц. Любовница – это хорошее алиби. Они всегда будут говорить, что знакомы с тобой очень давно, ибо, во-первых, чтобы держать пальму первенства перед другими, а во-вторых, женщины не любят признаваться в том, что легли под тебя как только познакомились. Таким образом, женщины сами выращивают твой срок пребывания в образе, надо только умело этим руководить.

Типичный диалог двух дам, вдруг осознавших, что обе уже «молочные сестры»:

Милочка, а ты его давно знаешь? Вы давно знакомы?

Месяца два (Врет, конечно, ибо я-то знаю, сколько всего раз мы с ней были знакомы!).

Смотри, дорогая, я его знаю больше года – это очень опасный человек (Тоже врет – я с ней ни разу не был знаком!).

Как Сергей и рассчитывал, на третий день после его беседы в кабинете у Леопардовича, было принято положительное решение о переходе операции в зарубежную стадию. Название дали бесхитростное, но точное – «Конрад» – об этом Трошина уведомили в Спецотделе ИНО. На подготовку легенды, подбор документов и прочее выделили всего несколько дней, потому что не предполагалось каких-либо сверхсекретных проникновений, контактов и тому подобных действий, которые требуют более тщательной подготовки. В общем бардаке, царящем в Европе после войны, люди появлялись и исчезали, и опять проявлялись в других частях света с такой легкостью, что это никого не удивляло. Основным действием при подборе легенды и образа, с которым придется работать, было лишний раз убедиться, что в церковных и гражданских книгах записей о смерти (по месту этой самой смерти) отсутствует эта самая запись. Но это было заботой Спецотдела – вся документальная бюрократическая подготовка. Лучше всего, если твой новый образ исчез с лица земли в какой-нибудь групповой авиационной катастрофе, когда тела никто не видел, а родственников у него не было. После войны найти такой вариант было не очень сложно, хотя чаще всего встречались лица еврейской национальности, но мне в данном случае это никак не подходило – ехал-то Сергей в Аргентину, где придется общаться с людьми, кто эту национальность не очень любил, скажем так. Да и похож он на еврея, как бульдог на носорога.

Профессия журналиста самая подходящая для тех, кто хочет что-нибудь узнать. Только людям этой профессии (конечно, кроме прокуроров) прощают любые вопросы, поэтому Трошин и избрал эту легенду. Подтвердить свою принадлежность к журналистике не так сложно: в той же ФРГ развелось такое количество бульварных газетенок, которые появлялись и исчезали чуть ли не каждый день, что привести с десяток громких названий при ответах на вопросы будет не сложно. Что же касается значительных изданий, что на Западе очень распространена так называемая «фрилансовая» форма работы, что в переводе на русский обозначает – внештатный сотрудник, поэтому сказать несколько правильных слов про сотрудников и руководство, ну, скажем, «Берлинер Цайтунг», не составит никакого труда. Вопросом, который чаще всего к нему будет обращен и со стороны противников нацизма, и со стороны его сторонников: что он делал во время войны? Но и это отработано: во время войны Сергей (который теперь совсем даже не Сергей) работал в Швейцарии и Австрии в качестве корреспондента нескольких международных информационных агентств по вопросам политики и экономики.

Словом, дело было сделано и Трошин прощался Москвой. Прощался в одиночестве за бутылкой водки. Потом заехал попрощаться с Вазгеном, который передал ему кучу всяких пакетиков с какими-то травами для своего аргентинского повара. Он еще раз подтвердил ему, что наводил правки и повар жив, здоров и работает все там же – отлегло, значит, найдет.

В спецотделе управления, где умеют подделывать абсолютно все, проставили необходимые отметки в паспорт гражданина ФРГ: выездные визы из Франции, въездные, полугодичной давности, в СССР и выездную визу отсюда же. Снабдили деньгами и подобрали неплохой гардеробчик, вплоть до французского мужского белья, расчески и домашних тапочек американского производства. Отправляться Трошин должен из Одессы советским пассажирским теплоходом через Варну до Стамбула. Там он сойдет на берег и отправится поездом через несколько стран в Париж, потом в Бельгию, где пересядет на поезд до Амстердама, а далее, опять пароходом в Англию. Потом его маршрут проляжет самолетом в Штаты и оттуда пароходом в Аргентину. Вот такая вот конструкция, рассчитанная месяца на три-четыре, потому что в каждом месте прибытия Трошин должен слегка обживаться и писать статьи в разные издания мира под своим новым именем Клаус Мозель. Необходимо, чтобы первая статья Мозеля была опубликована месяца за три до прибытия в Аргентину. Все статьи должны иметь четкую экономическую и политическую направленность – немцы в Аргентине, развитие Аргентины при немцах и их влияние на экономику, немцы без немцев ну и так далее. Обладая самой тонкой информацией по этим вопросам, которой его снабдили в Москве, он не только печатается и создает себе профессиональное алиби, но и должен получить ряд заказов от европейских газет на публикации. Таким образом, появление Сергея в Аргентине будет оправдано с нескольких позиций: длительное журналистское расследование, которое требует эксклюзивных материалов с места событий и выполнение обязательств перед изданиями. Словом, он может задавать вопросы, не заботясь о том, что они вызовут нездоровый интерес, а любая проверка его личности установит, что Сергей действительно ведет эту тему в разных газетах, все время путешествует по разным странам и имеет аккредитации и доверенности от нескольких европейских изданий.

В финансовом управлении КГБ давно уже выработали схему, когда сотрудник-нелегал обеспечивается законным бизнесом и в короткое время переходит на самофинансирование. С одной стороны, это – хорошо, потому что потом (если оно будет – это «потом«!) не придется отчитываться за каждую копейку, а с другой стороны, это очень хорошо, потому что – пошли они все на хрен со своими «можно и нельзя»!

...Одесса, как Одесса, Болгария, как Болгария, а Турция – все тот же Азербайджан. Сергей почувствовал себя в покое, когда поезд прибыл в Париж. Ах, эта Франция! Страна бездельников и болтунов. Страна необязательных людей и скучных женщин, которым не наплевать только на самих себя, поэтому опасаться французской полиции не за чем – если ты не совершил какую-нибудь глупость и не попал в участок – никто тебя не тронет. Если попал – берегись: французская криминальная полиция самая жестокая в мире. У них отсутствует всякая презумпция невиновности. Закон один: если попался, значит виноват уже в том, что попался, а в чем-нибудь уж ты точно виноват. Поэтому если не расскажешь – в чем – тебя так отделают, что ты примешь все их предложения (через пять-шесть допросов) и признаешься во всем, вплоть до покушения на генерала де Голля, подготовку третьей мировой войны и создание СС в Германии в тридцать третьем.

Французы – зануды, скупые и обидчивые, плохо пахнущие и плохо одевающиеся люди. Все эти истории про французскую любовь и мушкетеров придуманы лишь за тем, чтобы создать ауру необыкновенной нации. А ведь по сути-то, французскую любовь придумали не женщины, а мужчины, которым было противно раздевать своих женщин, от которых дурно пахло, которые узнали про мыло и начали мыться последними в Европе. Да просто они не хотели заразиться всякими дурными болезнями, которые гуляли по Франции, как хотели!

Франция пятьдесят пятого года – это праздник длиной в десять лет. Десять лет после окончания войны французы гуляют. Очередная Республика, очередные внутриполитические интриги и много вина – вот и все, чем занималась Франция, которая привыкла к тому, что на ней всегда отдыхала вся Европа. Именно этого Франция жаждала более всего: «Я девушка легкомысленная – отдыхайте на мне!» – лозунг всех французов, которые с большим удовольствие сдадут Вам комнату и свою жену, но только, за хорошие деньги. Все остальное их в Вас не интересует. Сергей даже не почувствовал, что его, как немецкого журналиста не любят – совсем даже наоборот. К нему относились, как к представителю победителя, которому в свое время удалось поиметь их по полной программе. Ведь, кроме движения Сопротивления, которое было вовсе даже не столь мощным, как теперь говорят, все остальные французы спокойно и флегматично относились к появлению немецкой армии во Франции в начале сороковых.

Для Трошина, который прекрасно владел немецким, английским и испанским языками не составляло труда быстро находить новых знакомых, потому что французские издали слишком жадны и ленивы, чтобы получать информацию, направляя своих корреспондентов в другие страны. Им кажется, что экономика и политика всего мира – это не более, чем точная копия того, что делается во Франции. Поэтому предложения о публикации материалов Клауса Мозеля, в качестве специального внештатного корреспондента, не спотыкались даже о финансовый момент – этот самый Мозель не торговался, а брал то, что предлагают, просто раз от разу чуть повышаю цену на свои статьи франков на десять-пятнадцать, не более. Это моментально подружило его с французскими журналистами, которые публиковали свои статьи, ссылаясь на него в прессе. А Мозель продавал им материал совсем недорого, получая при этом лишний раз упоминание своего имени в газетах. Когда Сергей понял, что схема заработала, он двинулся далее по маршруту в Бельгию, Нидерланды и Англию.

Один раз произошла неприятная ситуация: в ожидании отплытия своего судна в Англию, в порту Амстердама, он вдруг наткнулся на знакомую физиономию, которая сидела в двух столиках от него и разговаривая с каким-то весьма приятным чуть седоватым мужчиной, пила пиво. Сергей заметил старую и хорошо известную ему привычку майора Томилина не платить за себя он увидел, что после короткого разговора, Томилин встал и пошел к двери, а оставшийся за столиком мужчина просто крикнул бармену, что оплатит счет этого русского. Откуда здесь в Голландии Томилин? Ходит на судах? После неприятной истории в Германии, когда Томилина прищучили на взятке, которую ему дал одна немка, чтобы он отпустил фашистского офицера из-под ареста. Он взял у нее серьги с бриллиантами, брошь с изумрудами, столовое серебро, перстень с сапфиром и ее саму. Да так, что, кажется, решил отыграться на ней за Москву и Сталинград, а ее мужа не отпустил. Хотя, по правде казать, офицерик-то был никчемный – какой-то там интендант хозяйственного склада. В общем, она потом приползла к нашему командованию с разорванной наполовину маткой, синяя от побоев и с задницей на ушах. Томилину просто не повезло: девка была очень красивая и именно это добило командование – они отправили Томилина от греха в Москву, а из Москвы его отправили на север в управление разведки флота.

Сергей подумал, что этот мужчина Томилина не знает: это было видно по всему. А вот за майором Трошин решил немного пройти, но только очень аккуратно, чтобы тот его не заметил. Видел, как Томилин зашел в кафе и купил там пакет кофе, вышел и направился к пирсам, где стояло наше судно: «Ну и ладно. Повидались и будет». Время подходило и Трошин по пути к своему причалу, от которого отходил его корабль в Бристоль, нос к носу столкнулся опять с господином, который разговаривал с Томилиным в портовом кабаке. Они обменялись взглядами и улыбнулись. Мужчина поднес правую руку к козырьку своей шляпы и чуть дотронулся до нее двумя пальцами. Они разошлись на узком тротуаре и Трошин ускорил свой шаг – до отплытия оставалось чуть более полутора часов.

Всю эту достаточно длинную дорогу до Аргентины Сергей должен провести в абсолютно автономном режиме. Ни один из резидентов советской разведки не знал и не должен был знать о его появлении в их странах: для них, если бы они встретились, он был Клаусом Мозелем и только. Контроль за операцией вел лично Симанович и операция «Конрад» носила гриф «совершенно секретно» даже для высших сотрудников советской разведки, исключая двух-трех человек. Сроки всей операции строго не устанавливались, но то что найти Конрада Трошин должен был до конца этого года – это не только не обсуждалось – это был приказ, за невыполнение которого Сергей мог быть похоронен, как Клаус Мозель на одном из немецких кладбищ Буэнос-Айреса. Там, в Аргентине, в случае крайней необходимости, Трошин может воспользоваться помощью резидента нашей разведки полковника Данилина, но только в самой исключительной ситуации и в пределах некоторых общих черт операции без обозначения цели и объекта.

...Если бы Сергей знал, что только что на улице, недалеко от любопытного китайского заведения, он поздоровался с Конрадом...

29.

Из окна моей квартиры на авенида Флорида, которую я купил очень давно, и сдавал в мое отсутствие в стране (что очень выгодно: меня нет, а денежки капают), был очень хороший вид на город. Вообще, этот район, пожалуй, самый дорогой в Буэнос-Айресе. Здесь всегда много народа и, в случае крайней необходимости, в любое время суток можно смешаться с толпой. Флорида – пешеходная улица, здесь самые дорогие бутики и магазины, но не это меня привлекает. Меня привлекает то, что если мне нужен кто-нибудь из сильных мира сего, их супруги или секретари, то я обязательно встречу их здесь. Потому что именно здесь они тратят свои деньги, именно здесь они показывают свои обновки и своих новых любовников, которым покупают всякие дорогие безделушки.

Этот район для меня ценен еще и тем, что Флориду пересекает другая пешеходная улица – Лаважже. Это улица дешевых ресторанчиков, кинотеатров, универмагов и залов для игры в бинго. Именно здесь мне легко встречаться с информаторами, коллегами по интригам и политическими сутенерами. В постоянно говорящей, жестикулирующей и двигающейся толпе легко затеряться и остаться не узнанным, потому что аргентинцы ни на кого не обращают внимания, кроме себя.

О, это отражение в витрине дорогого магазина! Украшения из бриллиантов и изумрудов, оправленных в замысловатые рисунки из платины и золота красиво смотрятся на Вашей шее, когда Вы подойдете ближе к витрине и станете поудобнее. Платья от парижских портных с диковинным шитьем по китайскому шелку открывают больше тела, чем закрывают. Пояса с пряжками из лунного камня и кварца с капельками пиропоса и оливина для того, чтобы слегка обозначать бедра и направлять Ваш взгляд именно туда, где под пряжкой хранится самое дорогое удовольствие для мужчин, за пользование которым приходится платить годами. Дамы доступных лет подходят к этим витринам и заводят разговор с мужчинами. Разговор беспредметный, ибо как на выставке все предметы перед Вами – совместите их в Вашем воображении, оцените их стоимость и ваши шансы на пользование этой конструкцией, а потом и думайте: стоит это все Ваших усилий или проще направиться в район старого порта, где все то же самое и с большей отдачей, но не за такие деньги!

...Недалеко от президентского дворца Каса-Росада, где находится банковский квартал города, сегодня в три тридцать, когда город будет спать, томимый жарким летним солнцем, в старой Ратуше, я должен встретиться с пожилым господином, который знает, что мне нужно. Этот господин контролирует отправку наркотиков в страны Европы через порт Буэнос-Айреса. Господина зовут Хорхе – и это все, что о нем надо знать. Толстый, добродушный, любящий своих внуков до умопомрачения, в любую жару в твидовом пиджаке с десятком мокрых от пота носовых платков, что-то непрестанно жующий и, кажется, родившийся со стаканом в руке. Он не сильно отличается от многих господ, которые делают деньги. Он выглядит постоянно уставшим и пьет разбавленное содовой водой дешевое вино не из-за экономии, а просто, чтобы чем-то занять свое время, которого у него осталось не слишком много. Его схема четко отработана и все ждут его команды, когда придет из Колумбии груз. Ждут таможенники, ждет полиция, ждут чиновники в правительстве, ждут банкиры, ждут грузчики из специальной бригады, ждет пароход у пирса, ждут люди в Америке и Англии, которые продают и покупают. Ждут те, кто потребляет, когда он начнет расползаться мелкими партиями по всему миру, чтобы купить дозу и сбежать от реальности на очень короткое время. В этом нет несправедливости: каждый получает то, что хочет – кто-то деньги, кто-то кайф. Каждому – свое. И никому нельзя запретить быть счастливым, хотя бы пять минут. Деньги – это тот же кайф, но как любое удовольствие, и то, и другое быстро заканчиваются. Поэтому, люди, зарабатывающие деньги, те же наркоманы, только вот кто из них опаснее для общества, сказать трудно. Я знаю, что для нормального общества опасны – люди, потому что, что бы они ни делали – они всегда все делают во вред себе.

Мне ждать его не пришлось: ровно в половину четвертого, истово перекрестившись немыслимое количество раз и поднеся щепотку ко рту для поцелуя, старый Хорхе, тяжело кряхтя, шел по проходу церкви. Место покойное и тихое, эхо разносит только дыхание, а слов не разобрать. Здесь можно сидеть часами и только доброжелательные улыбки служителей поддерживают тебя в мысли, что Богу угодно то, что угодно людям (не всегда же может быть наоборот – сделка есть сделка). Ну, это Богово дело – думать, что ему хочется, а мне хотелось побыстрее решить несколько вопросов.

Что привело Вас, сеньор, в наши края?

Ужасная духота в Америке – влажность, сеньор Хорхе. А где Ваш стакан?

Я его оставил при входе. Негоже Богу видеть несчастного старика со стаканом в дрожащей руке – еще подумает, что это последнее, на что у меня хватает сил. Не хочу давать ему повод думать, что мне больше нечего делать на этой земле.

Богу даже не придет в голову такое. Не думаю, что он готов думать о нас, грешных.

Не богохульствуйте, юноша. Богу всегда есть дело до нас, как пастырю об овцах заблудших, презревших долги свои перед небом и обретших грехи в непослушании своем.

Вы, сеньор Хорхе, просто как мой знакомый налоговый инспектор в Нью-Йорке...

Типун тебе на язык, Антонио! Слава Богу, мы не в Штатах. Слушаю тебя. С какими новостями пожаловал – давненько тебя не было в наших краях. Люди говорили: высоко летаешь – орлы завидуют. Ладно, чего попусту тратить время и зубоскалить – говори.

В Америке у итальянцев с молодыми сицилийскими организациями серьезная проблема. Молодежь перестала уважать закон. На улицах беспредел – невозможно контролировать рынок. Поэтому, мои друзья хотят навести порядок и предлагают продавать им Ваш товар по цене ниже той, которую платят сицилийцы и количество в первые полгода должно быть снижено вдвое.

А ведь ты перегрелся, Антонио! Солнце Аргентины слишком жаркое в этом году. Оно высушило твои мозги, или я уже слишком стар, чтобы поспевать за твоими мыслями? Ты приезжаешь и говоришь: старый Хорхе, пора тебе обанкротиться, но перед этим – добро пожаловать – положи свою голову на плаху! Что там у тебя за сюрприз? Мы люди старой закваски – нам и так трудно становится работать! Вроде бы и на одном языке говорим, но друг друга не понимаем. Все куда-то спешат, говорят какие-то странные слова, нет никакого уважения к старшим – мир катится в пропасть, Антонио.

Сеньор Хорхе, предложение основывается на серьезной поддержке правительства США, ну и нескольких моих старых друзей.

Ну про правительство мне говорить не надо – у меня их столько было. А эти твои друзья... Они готовы навести порядок на рынке – без стрельбы, чтобы цивилизованно и тихо? Без ущерба для нас?

Не только это. Они готовы предложить Вам транспорт в Европу и рынки сбыта, включая восточную ее часть. – Глаза старика были чуть прикрыты, но после этих слов он веки слегка приподнял:

Шутишь со стариком, Антонио? Тебе отец не говорил, что это грех – шутить над старшими? Ты же знаешь, Антонио, что свои слова ты уже не можешь взять назад.

Я бы помнил, если бы вспомнил отца, сеньор Хорхе. Что же касается того, что я сказал: молодые сицилийцы по глупости своей или недопониманию обидели несколько очень уважаемых граждан Америки из наших итальянских друзей. У них в свою очередь есть друзья-сенаторы, которые обеспокоены ситуацией в стране. А у друзей есть друзья друзей и их сенаторов, у которых есть друзья...

Все, все, все! Помилуйте меня, Всевышний и Пресвятая Дева Мария, от этой болтовни! Ты когда-нибудь повзрослеешь? Ты хочешь сказать, что дело зашло слишком далеко?

Настолько далеко, что Вы рискуете больше, чем когда-либо. С молодыми сицилийцами итальянские семьи разберутся в конце концов. Но, война может затянуться, Вы же понимаете... А какой может быть бизнес во время войны?

Ну, это по-разному бывает... Хотя сегодня не хотелось бы устраивать проблему, если ее можно избежать. Так ты хочешь, чтобы колумбийцы встретились с твоими друзьями? Ты уверен, что встреча что-то решит?