Текст книги "Американская повесть. Книга 1"
Автор книги: Герман Мелвилл
Соавторы: Фрэнсис Брет Гарт,Генри Дэвид Торо,Стивен Крейн,Джордж Кейбл,Сара Джуэтт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)
ГЛАВА 18
Семейное торжество Бауденов
В деревенской жизни, где выходных дней и праздников мало, лишь очень редко оказывается, что какое-нибудь событие, интересующее многих, не подходит под название торжественного. Таков подспудный огонь – огонь в природе Новой Англии, что только дай ему выход, и он вспыхивает с почти вулканическим светом и жаром. В тихих местностях эта вулканическая сила не растрачивается на повседневные мелочи, как в больших городах, но когда изредка на знакомых нам просторах воздвигаются алтари патриотизму, дружбе, родственным узам, тогда огни горят, пламя как бы вырывается из неисчерпаемо горящего сердца земли, и языки его как бы пробиваются сквозь гранитную пыль, облепившую наши души. Каждое сердце согрето, и каждое лицо озарено древним сиянием. Такой день наделен преобразующей силой и с легкостью превращает в друзей тех, кто вчера еще были врагами, дает немым случай выговориться и в самом заурядном лице открывает красоту.
– О, сегодня я увижу друзей, которых не видела очень давно, – произнесла миссис Блекетт с глубоким удовлетворением. – Съедется множество стариков, и погода такая прекрасная. Я всегда бываю рада, когда праздник удается.
– Надо полагать, что соберутся самые сливки, – сказала миссис Тодд с мягким юмором и украдкой переглянулась со мной. – Одно могу сказать наверняка: во всей округе ничто так не объединяет людей, как приглашение к Бауденам. Да, я просто уверена. Да, когда едешь к Бауденам, можно рассчитывать, что увидишь все семьи, что живут между Лендингом и дальним концом Заднего Берега. Те, кто не связан кровью, связаны браками.
– Когда я была девочкой, – оживленно начала миссис Блекетт, – рассказывали одну очень старую историю. В то время Бауденов было гораздо больше, чем сейчас. И однажды, в знойное воскресенье, одна девочка-служанка прибежала в церковь, не знаю откуда, совсем запыхавшись, и кричит: «Миссис Бауден, миссис Бауден, у вашего ребенка родимчик». Все молящиеся в ту же секунду вскочили на ноги и бросились к дверям. Все миссис Бауден мчались домой, а священник стоял на кафедре и пытался сохранить спокойствие, но потом не выдержал и рассмеялся. Говорят, очень хороший был человек, и он сказал, что лучше ему дать благословение, а проповедь пусть подождет до следующего воскресенья – и отложил ее. Моя мать там была, и она была уверена, что речь идет обо мне.
– В нашей семье никто не был подвержен родимчикам, – строго перебила миссис Тодд. – Нет, ни у кого из нас родимчиков не бывало, в этом нам повезло – на Зеленом-то острове. А теперь поглядите вон на тех впереди, одному Богу ведомо, сколько коровяка и тысячелистника мне пришлось насушить для старой миссис Эвинс! То-то Эвинсы эти мне так рады! Ах, мама, – воскликнула она вдруг, – посмотрите, сколько едет народу впереди нас, а теперь гляньте вниз, на бухту, да, гляньте-ка на бухту! Сколько там лодок, и все к причалу Бауденов!
– Какая красота! – произнесла миссис Блекетт, загоревшись, как девочка. Она встала во весь рост в высоком фургоне, чтобы все обозреть, а потом снова села и крепко вцепилась в мою руку.
– Может, тебе немножко поторопить лошадь, Олмайра? До сих пор мы ее не очень утруждали, а когда доедем, там отдохнет. Другие нас немножко опередили, а я не хочу терять ни минуты.
С высокого места, где мы ехали, нам было видно, как лодки в заливчике одна за другой спускают паруса. Старый приземистый дом Бауденов под нависшей крышей стоял среди зеленых полей, как коричневая мать-наседка, поджидающая стайку цыплят, что сбегались к ней со всех сторон. Первый в этих краях Бауден построил этот дом здесь, и до сих пор он зовется фермой Баудена. Пять поколений моряков, фермеров и солдат – вот, кем были его дети; скоро миссис Блекетт показала мне погост за каменной стеной, стоявший как маленький форт над бухтой, но, добавила она, хватает и тех Бауденов, которые не тут успокоились – кто погиб в море, кто далеко на Западе, а кто убит на войне; среди Бауденов, похороненных в родных местах, большинство были женщины.
Теперь нам были хорошо видны многочисленные тропинки, проторенные и вдоль берега, и прямо по полям. По каждой из тропинок гуськом тянулись маленькие процессии, по одному, как на старинных иллюстрациях к «Пути паломника». [103]103
«Путь паломника»– популярное в США со времени первых пуританских поселений морально-аллегорическое произведение английского писателя и проповедника Джона Беньяна (1628–1688).
[Закрыть]Возле дома уже собралась толпа – словно огромные пчелы роились в кустах сирени. Позади полей в бухту выдавался крутой мыс повыше, заросший лесом, который, должно быть, зимой неплохо защищал ферму от северо-западного ветра. А сейчас дом выглядел как убежище для великого семейного праздника. Мы торопились вперед, начиная подозревать, что опаздываем, и с большим облегчением свернули наконец с каменистой дороги на ровную просеку, обсаженную яблонями. Миссис Тодд тронула вожжи, и лошадь чуть не запрыгала от радости, по мягкой земле подвозя нас к дому. Раздался дружный приветственный крик, и два или три человека из группы, толпившейся возле дома, бросились к нам.
– О, дорогая миссис Блекетт! Миссис Блекетт приехала! – раздался радостный возглас, как будто вид старушки доставил им счастья на целый день. Миссис Тодд повернулась ко мне с прелестным выражением торжества и самозабвенного удовольствия. Какой-то пожилой мужчина, по виду процветающий морской капитан, поднял миссис Блекетт из высокого фургона, как малого ребенка, и расцеловал.
– А я-то боялся, что она не приедет, – сказал он, глядя на миссис Тодд с видом счастливого мальчишки, под веселый гомон всех собравшихся.
– Мама – всегда королева праздника, – сказала миссис Тодд. – Да, для нее они на все готовы, и нынче она не нарадуется. Я бы себе не простила, если б не привезла ее сюда, а так она ни о чем не пожалеет, разве о том, что Уильяма здесь не было.
Когда миссис Блекетт торжественно проводили в дом, миссис Тодд тоже получила свою долю почестей, мужчины просто и по-доброму, что было верхом рыцарства, занялись нами и нашими корзинами и увели нашу лошадь. Я уже знала кое-кого из друзей и родных миссис Тодд и в эту счастливую минуту чувствовала себя удочеренной Бауден. Казалось, что приехать в одном экипаже с миссис Блекетт было достаточно, чтобы тут же возглавить маленькое общество в самом доме, в то время как миссис Тодд, большая, видная, радушная, стала центром быстро растущей толпы у кустов сирени. По длинному зеленому склону от края воды поднимались все новые группки, а суденышки почти все уже причалили к берегу. Я насчитала лишь три или четыре, которых как будто смутил легкий ветер, но скоро все Баудены, большие и малые, оказались в сборе, и мы стали подниматься через поле в рощу.
В толпе шумливых ребят и солидных женщин, чьи праздничные черные платья падали щедрыми складками до самой земли, а также загорелых мужчин, серьезных, как на церковном собрании, внезапно воцарилась тишина и порядок. Я увидела прямую, военного вида фигурку человека, немного похожего на миссис Блекетт, распоряжавшегося всеми как будто без малейшего труда. Он держался достаточно властно, однако не без какой-то военной галантности. Нас расставили явно по какому-то его плану, и мы в ожидании его приказа стояли бессловесные, как взвод солдат. Даже дети, прелестная стайка, были готовы маршировать, а в последнюю минуту миссис Блекетт, несколько ее приятелей-священников и самые старые старики вышли все вместе из дома и заняли свои места. Стояли мы шеренгами по четыре, но и то процессия получилась длинная.
Для нас выкосили широкую дорогу через поле, и когда мы шли, птицы взлетали из густой отавы клевера и пчелы гудели, как в июне. Белые чайки вспыхивали над водою там, где флотилия лодок покачивалась на низких волнах, кивая невысокими мачтами точно в такт нашим шагам. Всплески воды были слышны едва-едва, но все же слышны. Мы могли бы быть когортой древних греков, отправляющихся в рощу, чтобы отметить победу или преклониться перед богом урожаев в святилище. Видеть это и участвовать в церемонии – событие волнующее. Море и небо не раз наблюдали, как бедное человечество свершает свои обряды; но в нашем случае это был не просто семейный праздник, мы несли в себе признаки и наследие всех семей, от которых произошли, будучи последними в своем роду. В нас жили инстинкты далекого, забытого детства: я поймала себя на желании махать зелеными ветками и петь. Так мы добрались до густой тенистой рощи, все еще молча, и путь указывали нам стройные деревья, что раскачивали верхушками в унисон и там и тут пропускали солнечный свет, как зеленый листок, что слетает вниз, пропадая в прохладной тени.
Роща была такая большая, что обширное семейство Бауденов казалось в ней гораздо меньше, чем пока мы шли открытым полем: в лесу густо росли темные сосны и пихты, и кое-где клен или дуб ярко светился, как освещенное окно на чердаке. С трех сторон за деревьями сверкала вода, и мы почувствовали пряный соленый ветер, который, когда жара достигла своей высшей точки, стал крепчать, и крепчал тем больше, чем выше подымался прилив. Мы видели зеленое, залитое солнцем поле, которое только что пересекли, как будто смотрели на него из темной комнаты, и старый дом среди кустов сирени, мирно дремлющий на солнце, и большущий сарай за частоколом из повозок, откуда шли теперь полем двое или трое мужчин, ранее замешкавшихся. Миссис Тодд сняла свои теплые рукавицы и казалась воплощенным довольством.
– Вот! – воскликнула она. – Я всегда хотела показать вам это место, хоть и не ожидала такого замечательного случая – и погода как на заказ. Да, лучше не придумаешь! Я хочу знать, видели ли вы, как мама шла в первых рядах? У меня даже дыхание сперло, когда я увидела, как бодро она идет вместе со священниками! – И миссис Тодд отвернулась, чтобы скрыть чувства, с которыми не могла справиться.
– А кто там командовал? – поспешила я спросить. – Он что, старый солдат?
– А правда, хорош? – ответила миссис Тодд вопросом.
– Не часто ему выпадает счастье показать свои способности, – сказала миссис Каплин, знакомая по Лендингу, которая тем временем подошла к нам. – Это Сант Бауден. Он в такие дни всегда командует. А в остальное время мало на что годится. Горе в том, что он… – Я повернулась к ней, готовая услышать самое худшее. Говорила миссис Каплин весьма серьезно.
– Симулирует, – объяснила она презрительно.
– Да, Сантин никогда не был на войне, – произнесла миссис Тодд с притворным безразличием. – Для него это было настоящее горе. Он все хотел записаться в армию, куда только не ездил, даже пароходом съездил в Бостон, чтобы взяли добровольцем. Но он помешанный, и его не взяли. Говорят, он знает военное дело и про сражение у Ватерлоо может рассказать так же подробно, как про Банкер-Хилл. [104]104
В битве при Ватерлоо(1815) Наполеон потерпел поражение, решившее его судьбу; в битве при Банкер-Хилле(1776) американцы одержали одну из первых побед над англичанами в Войне за независимость.
[Закрыть]Я ему однажды сказала, что в его лице наша страна потеряла большого полководца, и я правда так считаю.
– Наверно, вы правы, – сказала миссис Каплин, немного упав духом и как бы извиняясь.
– Конечно, – подтвердила миссис Тодд вполне любезно. – Стыд и позор было связать его с таким мирным ремеслом, но он, между прочим, превосходный сапожник и всегда говорит, что это ремесло оставляет ему время, чтобы обдумать и спланировать свои маневры. В Портленде его всегда приглашают маршировать в День поминовения, и вид у него бывает бравый, как-никак – военная косточка.
Я с большим интересом отметила до странности французский тип лица, преобладающий в этом сельском обществе. Я уже раньше подозревала, что миссис Блекетт – безусловно французского происхождения, это сказалось и на внешности ее, и на характере; это неудивительно, если вспомнить, какая большая часть ранних поселенцев на северном побережье Новой Англии – потомки гугенотов [105]105
Потомки гугенотов. – Спасаясь от религиозных преследований на родине, французские кальвинистские общины (гугеноты) не раз в XVII столетии переселялись за океан.
[Закрыть]и что искать приключений в Новом Свете чаще уезжали норманны, а не саксы.
– В прежнее время говорили, – сказала миссис Тодд скромно, – что наша семья пошла от очень важных людей во Франции и будто один из них был крупным генералом и участвовал в какой-то из старых войн. Иногда я думаю, что способности свои Сантин унаследовал от него: ведь их он не приобрел, они в нем так и родились. Не знаю, видел ли он когда-нибудь настоящий парад или был ли знаком с кем-нибудь, кто занимался такими вещами. Но он все это вызубрил и записал, так что теперь знает, как надо нацелить пушку в сарай Уильяма, в пяти милях от дома на Зеленом острове, или на верхушку Горелого острова, там, где стоит мачта. Один раз он все это мне объяснил, и я притворилась, что мне интересно. У него в этом вся жизнь, но время от времени находят на него эти злосчастные мрачные мысли, и тогда ему приходится пить.
Миссис Каплин тяжко вздохнула.
– Таких одиноких людей немало, как и растений, – продолжала миссис Тодд, которая если в чем и была сильна, так это в ботанике. – Знаю я один лавровый куст, растет он только здесь, и больше нигде на нашем побережье я таких не видела. А этот растет на открытом месте, ему там раздолье, а вид у него какой-то несчастный. Мне уже раз привозили большой пучок его листьев из Массачусетса. Я его навещаю иногда, чтобы посмотреть, как он там. Настоящий Сант Бауден – не на своем месте вырос.
У миссис Каплин вид был озадаченный, растерянный.
– Ну, я знаю одно, – взорвалась она, – он разработал какой-то план, чтобы провести сбор повзводно, и все там просто с ума посходили, так он старался вбить им в головы свое понимание того, как он представляет себе каре. Что такое каре, они и без того понимали, а после того как спустились с гор к морю, выслушали еще проповедь о вере и промысле божием от старого отца Харлоу, который никогда не может замолчать вовремя. Время для военных маневров неподходящее, они и думать забыли о воинствующей церкви – Сант ничего не мог с ними поделать. Он, как увидит толпу, только и думает, как заставить всех маршировать. Они готовы его слушаться, только всему должна быть мера. Нет, второго такого чудака во всем свете не найдешь!
– Вот и я говорю, он не такой, как другие, – повторила миссис Тодд решительно. – У странных людей, как посмотришь, – и повадка странная.
– Кто-то раз заметил, что в нашем приходе, как оглядишься, – можно встретить людей, похожих на кого угодно, на любых иностранцев, – сказала сестра Каплин, и лицо ее вдруг озарилось воодушевлением. – Раньше мне это не было так ясно. Мне всегда казалось, что Мария Гаррис похожа на китаянку.
– Мария Гаррис ребенком была очень хорошенькая, – прозвучал приятный голос миссис Блекетт; она выслушала сердечные приветы чуть ли не всех собравшихся и присоединилась к нам, – помню, как она решила проверить, правду ли говорят, что мы не шалим.
– Да, Мария была очень хорошенькая овечка, из тех хорошеньких овечек, что потом вырастают в жутко некрасивых старых овец, – решительно подхватила миссис Тодд. – Капитан Литлпейдж выглядел таким несчастным, когда думал, что он уже ни на что не годен, а она умела развлечь старика и не перечила ему. Ей было приятно время от времени послушать его знаменитые истории.
– А истории очень интересные, – рискнула я перебить.
– Да, но всегда ловишь себя на мысли, что цены бы им не было, будь они хоть наполовину правдой, – сказала миссис Тодд. – С ним, хоть он и заговаривался, было куда интереснее, чем с такими особами, как эта противная Мария Гаррис?
– Живи и давай жить другим, – мягко напомнила милая старая миссис Блекетт. – Я не видела капитана очень давно, – добавила она, – теперь-то мы почти не встречаемся. А раньше всегда были добрыми знакомыми.
– Ладно, если завтра будет хорошая погода, велю Уильяму зайти к нему и пригласить его к нам пообедать. Уильям вернется рано, чтобы никого не встретить по дороге.
– Зовут накрывать столы, – вмешалась миссис Каплин в большом волнении.
– А вот и кузина Сара Джейн Блекетт! Вот кого я рада повидать! – воскликнула миссис Тодд с искренним удовольствием. После чего две родственные души, встретившись, расстались, с обещанием как следует побеседовать попозже. Для разговоров больше не было времени, пока мы все не расселись по порядку за длинными столами.
– В такие дни я ужас как боюсь столкнуться с неприятными людьми, – вполголоса сообщила мне миссис Тодд после долгой паузы, пока мы ждали, когда начнется пир. – Вы бы не поверили, что такая дылда, как я, может быть такой боязливой. В тот день, когда я дала слово Натану, так мне стало страшно, что теперь всю мою жизнь одна его родственница будет и моей близкой родней, и я подумала: «Лучше смерть!» Бедный Натан спросил, что со мной, я ему и сказала. «Мне она тоже никогда не нравилась, – сказал он, – но тебя она не будет касаться, дорогая». Так он сказал, и за что я особенно ценила Натана, было то, что он не умел, как некоторые мужчины, всегда и на все возражать. Я ответила: «Да, но подумай о благодарственных молебнах и о похоронах, она же наша родственница, мы не можем не признать ее». Молодежь о таких вещах не заботится. Вон она идет, делайте что хотите, – сказала миссис Тодд, от общих рассуждений переходя к конкретным действиям. – Я ее ненавижу, как всегда ненавидела, но платье на ней очень красивое. Я стараюсь помнить, что она – Натанова кузина. Ох, какое счастье, она прошла, а меня не заметила. А я боялась, что она явится и станет крутить хвостом, чтобы потом сказать, что мы знакомы.
Это было так непохоже на обычное великодушие миссис Тодд, что мне стало не по себе. Но мрак быстро рассеялся, туча пропала вместе с неугодной ей особой.
Никогда не было более радушного угощения на свежем воздухе, чем то, которое семейство Бауденов предложило нам в этот день. Назвать его пикником было бы чересчур банально. Длинные столы были украшены красивыми гирляндами из дубовых листьев, изготовленными мальчиками и девочками. Мы натаскали цветов, из тех, что в изобилии росли на поле, и из хаоса цветов и всякой снеди вдруг возникла картина пира, столь же стройная, как и план шествия, предложенный ранее нашим церемониймейстером. Я зауважала Бауденов за их врожденный вкус, энергию, учтивость и за то, что проделано все было с отменным изяществом. Обведя взглядом столы, я отметила важную трезвость и смиренное достоинство присутствующих. Кое-кому унизительного положения помогло избежать лишь хорошее воспитание, но таких было немного. Вот так же их предки, подумала и я, могли бы сидеть в обеденной зале в каком-нибудь старом французском замке в средние века, когда чуть ли не каждый день происходили сражения и осады, пиры и шествия. Священники и миссис Блекетт, а также кое-кто, равный им по заслугам и возрасту, сидели на почетных местах, и если я куда и смотрела особенно часто, так это на лицо миссис Блекетт, безмятежной, но помнящей о привилегиях хозяйки этого большого празднества – звание, которого она удостоилась просто потому, что лучше всех для него подходила.
Миссис Тодд поглядела на крышу из зеленых ветвей, потом внимательно осмотрела всех собравшихся.
– Теперь они уселись, и я вижу их лучше, – сказала она удовлетворенно. – Вон старый мистер Гелбрайт с сестрой. Жаль, они не сидят рядом с нами. Им там не с кем словом перекинуться, и вид у них разочарованный.
Пир продолжался, и настроение моей собеседницы повышалось. Оживление этого нежданного торжества весьма этому способствовало, и я подумала, что иногда, когда миссис Тодд казалась мне ограниченной и погруженной в домашние заботы, это бывало лишь из-за недостатка подходящего случая проявить себя. Теперь она уже не казалась погруженной в прошлое, она как будто ждала чего-то, живая и веселая, как девчонка. Мы, ее ближайшие соседи, были полны веселья, которое являлось лишь отсветом ее веселья. Не впервые я дивилась чуду – как расточителен в этом мире человек; так ботаник дивится расточительности природы, тысячам семян, что умирают, не дав всходов. И все более поразительным представляется мне запас общественной энергии, резервная сила общества. Среди Бауденов же не на одном лице было написано, что человеку просто не хватило повода или стимула проявиться – стечение обстоятельств заперло в клетку благородный, талантливый характер, и так и держит в плену. Точно те же типы видишь на деревенском празднестве, что и на блестящем столичном рауте, и будьте спокойны – вас здесь поймут, если дух ваших речей будет одинаков с тем, что выражает ваш сосед справа и слева.
ГЛАВА 19
Конец праздника
Праздник, как уже было сказано, удался на славу. Изящная изобретательность проявилась в форме пирогов, которая привела меня в восторг. Американский пирог превосходит своего английского предка – и на празднике у Бауденов можно было убедиться, что изобретательность еще не иссякла. Не говоря уже о прелестном разнообразии материала, украшения были такие, каких я раньше в жизни не видывала. Поверх шли даты и имена, изготовленные из теста или из глазури. На одном отличном пироге с начинкой из ранних яблок был и более сложный материал для чтения, который мы с миссис Тодд поделили между собой и съели по всем правилам. Миссис Тодд великодушно помогла мне справиться с целым словом «Бауден», а второе слово «Празднуют» уничтожила сама, оставив краешек, надпись на котором прочесть не удалось, но из всего, что стояло на столе, всех сразила модель старого дома Бауденов, сделанная из пряника, – все окна и двери как в натуре, а сверху – веточки живой сирени. Его, должно быть, пекли по кускам в одной из последних кирпичных печей и куски соединили между собой только в то утро. Когда праздник кончился и дом, рассыпавшись, развалился, у всех вырвался вздох – у многих даже грустный, как будто то был обет или залог верности. Я познакомилась с автором пряничного дома, которая живо напомнила мне персонаж одной детской сказки. У нее были глаза фанатика, горящие преданностью идее. «Я бы могла целиком сделать его из глазури, но оттенок получился бы неправильный. Дом, как вы могли заметить, никогда не красили, и я решила, что лучше сделать его из пряничного теста. Я ожидала, что получится лучше», – сказала она грустно, как и множество художников до нее, говоривших о своей работе.
Священники произносили речи, а среди Бауденов нашелся и историк, что рассказал несколько отличных анекдотов из семейной хроники. Потом возникла поэтесса, которую все та же миссис Тодд встретила с грустным сочувствием и снисхождением, и когда давно увядшая гирлянда стихов пришла к трогательному концу, она, повернувшись ко мне, расхвалила ее в таких словах:
– Звучит красиво, – признала она великодушно. – Да, по-моему, она молодец. Мы с ней вместе в школе учились, и Мэри-Энн было очень трудно: горе в том, что ее мать решила, что произвела на свет гения, и сама Мэри-Энн в это поверила. Хотя что бы мы без нее делали – не знаю, у нас отсюда до самого Рокленда больше никто стихи писать не умеет, а в таких случаях без них не обойтись. Когда она говорит о тех, кого уж нет, она это чувствует и все другие тоже, но слишком она повторяется. Я бы на ее месте половину отложила до следующего раза. Вон мама идет к ней поговорить, и сестра старого мистера Гелбрайта. Это ее сразу приободрит. Мама скажет все, что нужно.
Расставания старых друзей были так же трогательны, как до этого их встречи. На празднике было много и молодых людей, но кто по-настоящему ценит возможность встречи – это старики; что касается молодых, так они чуть не каждый день встречаются со своими ровесниками, время расставаний для них еще не настало. Увидеть, с какой радостью старшие родственники и знакомые смотрят друг на друга и как пожимают друг другу руки, а потом как неохотно расстаются, – значит по-новому понять, в каком одиночестве живут обитатели этого, в общем-то малонаселенного, края. Скоро увидеться вновь они не ожидали. Упорная, тяжелая работа на фермах, трудность переездов с места на место, особенно зимой, когда лодки убраны в сарай, – все это заставляет особенно ценить всякий случай, когда семьи могут очутиться вместе. Я слышала, как часто повторялись слова «будущим летом», хотя лето еще нас не покинуло и все листья были зеленые.
Лодки стали отходить от берега, повозки – разъезжаться. Когда мы все вернулись из рощи, миссис Блекетт привела меня в старый дом; в нем родился и начал свою жизнь ее отец, и сама она в детстве подолгу живала там с бабкой. Об этих днях она говорила так, как если б они пронеслись совсем недавно, я с легкостью могла себе представить, что для нее дом почти не изменился. В глаза бросались коричневые балки недостроенной крыши (стоило взглянуть вверх по крутой лестнице), хотя парадная гостиная со стенами, красиво обшитыми деревом, и строгой резьбой карниза была не хуже любой гостиной того времени, будь то даже и в городе.
Некоторые из гостей, приехавшие издалека, еще сидели в гостиной, когда мы зашли туда проститься с хозяином и хозяйкой. Мы сразу заговорили о том, какой прекрасный выдался день и как быстро пролетело время. Возможно, что всяческие праздники теперь и не новы – ведь за последние годы мы отпраздновали немало национальных юбилеев и встреч товарищей по оружию, но наш праздник был, во всяком случае, интересен. У меня сложилось впечатление, что старые распри в тот день оказались забыты, а старая поговорка, что кровь не вода, снова подтвердилась, хотя по разнообразию лиц и имен присутствовавших можно было судить о неполноте представленных там Бауденовских черт и родственных связей. Принадлежность к клану – вот что роднит сердца, она значит больше, чем право первородства или обычай, и право общего наследования заставляет забыть о более мелких правах.
Мы возвращались к нашей обычной жизни и жилью одними из последних. Я уже чувствовала себя настоящей Бауден и с новыми друзьями прощалась в точности, как со старыми. Все мы обогатились таким сокровищем, как новое воспоминание.
Но вот наконец мы снова сидим в высоком фургоне, белая лошадь досыта накормлена в бауденском сарае, а мы уехали и скоро стали брать длинный подъем на лесистый хребет. Дорога была для меня новая, какими всегда кажутся дороги на обратном пути. Наших новых знакомых тревожили мысли о доме, о коровах, о маленьких детях, с которыми мало ли что могло приключиться. У нас же не было основания спешить, и мы ехали потихоньку, беседуя и отдыхая. Миссис Тодд один раз выразила надежду, что ее парадная дверь закрыта – ветер и много пыли! – но добавила, что единственная настоящая ее забота – не забыть бы перевернуть листочки коровяка, оставленные сохнуть на газете в тесной каморке на чердаке. Миссис Блекетт и я дали честное слово, что напомним ей об этой важной обязанности. Дорога показалась недолгой – столько всего следовало обговорить. Мы поднимались на холмы, откуда открывался вид на большой залив и острова, потом опять спускались в тенистые долины, где воздух, как и вечер, казался прохладным и сырым и пахло мокрым папоротником. Миссис Тодд, отказавшись от всякой помощи, раза два сходила на землю, чтобы сломать ветку-другую с одного редкого куста, который она ценила за его кору, хотя от подробностей предпочла воздержаться. Дом, где нас так гостеприимно угощали пончиками, мы проехали еще раньше, он стоял запертый и пустой, и это нас разочаровало.
– Наверно, зашли куда-нибудь попить чаю, – сказала миссис Тодд, – и загостились. Но от ярких впечатлений хочется домой, чтобы там все обдумать и вспомнить.
– Я ту женщину так и не видела, а ты? – спросила миссис Блекетт, когда лошадь остановилась напиться у колоды.
– Нет, я с ней говорила, – отвечала миссис Тодд, но почти без интереса. – Она не из нашей семьи.
– А разве не ты нашла, что лбом она похожа на Полину Бауден? – напомнила миссис Блекетт.
– Оказывается, никакая она не Бауден, – ответила миссис Тодд раздраженно. – Я не часто ошибаюсь по поводу семейного сходства, но у нее там как будто не было знакомых, тогда я подошла прямо к ней и сказала: «Вы, говорю, судя по внешности, Бауден?» Тогда она говорит: «Ой нет, моя девичья фамилия – Деннет, но первым браком я была за Бауденом. Мне просто захотелось посмотреть, как это будет происходить».
Миссис Блекетт весело рассмеялась.
– Не забыть рассказать это Уильяму, – сказала она. – Да, Олмайра, единственное, что мне нынче немного мешало, это мысль о том, как наслаждался бы Уильям. Мне очень, очень жаль, что Уильяма там не было.
– И мне жаль, – честно призналась миссис Тодд.
– Стариков-то было не так много, – сказала миссис Блекетт, и в голосе ее была грусть. – Я понимаю, их вообще осталось не так много, как было, но я думала, что увижу их больше.
– Я считаю, что, в сущности, они не ударили в грязь лицом, и все так говорили и были так довольны, – поспешила откликнуться миссис Тодд с подкупающей непоследовательностью, и я увидела, как щеки ее вспыхнули румянцем, а затем она зачем-то повернулась и украдкой бросила тревожный взгляд на мать. Миссис Блекетт улыбалась и думала о своем триумфе, но вид у нее уже был немного усталый. Ведь никто из окружавших ее не нес такого тяжкого груза лет. Я понадеялась, что буду подобна моим друзьям, когда доживу до их возраста, потом улыбнулась, сообразив, что и сама уже не слишком молода: так мы сохраняем наши сердца, когда внешний наш вид подводит и выдает прикосновение времени.
– Очень было красиво, когда они пели гимны, правда? – сказала миссис Блекетт за ужином с искренним восхищением. – Очень много было мужских голосов. Там, где я сидела, звучание было прекрасное. Когда допели до последнего куплета, мне даже пришлось замолчать и слушать.
Я заметила, что тут широкие плечи миссис Тодд затряслись.
– Были там хорошие певцы, да, прекрасные голоса, – согласилась она, отставляя в сторону чайную чашку. – Но я случайно оказалась рядом с миссис Питер Бауден, с Большого залива, и невольно подумала, что если она удалилась от дома настолько же, как и от верной мелодии, так вернуться домой сегодня же у нее нет никакой надежды.
