Текст книги "Реванш Генерала Каппеля (СИ)"
Автор книги: Герман Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Нам нужно как можно скорее решить проблему «атаманщины», Вячеслав Константинович. Нужно вскрыть этот смертоносный нарыв, что погубит Сибирь, а ведь население поверило в нашу власть. А все эти калмыковы, семеновы, унгерны и прочие возомнили себя вершителями судеб человеческих, присвоили себе право карать и миловать, грабить и истязать обывателей. Они не уймутся, так как привыкли ощущать себя владыками жизни и смерти всех тех людей, что имели несчастье быть рядом с ними.
Глухой и негодующий голос главнокомандующего вывел Сахарова из размышлений. Генерал не удивился созвучию мыслей – «атаманщина» действительно оказалась страшным явлением. Подобно проказе или чуме, поднимала волну негодования населения на «белую» власть во всех местах, где утвердилась власть этих новоявленных «царьков».
– Тогда мы их должны унять сами, Владимир Оскарович, – негромко, но твердо произнес Сахаров, отдавая себе отчет, что произнесенное им слово по интонации было равносильно «убить». – Каждый лишний час их правления приносит вред «белой» Сибири. Семенов фактически отказался мне повиноваться, барон Унгерн на станции Даурия лишь на словах признал власть Сибирского правительства, также как Калмыков в Хабаровске. Но мы не в силах сейчас приструнить распоясавшихся самодуров – за ними стоят японцы, они это хорошо знают, и потому будут чинить нам препятствия и дальше. Вспомните, как Семенов перекрывал линию Транссиба, и верховный Правитель ничего не смог поделать с этим мерзавцем. «Казачий сепаратизм» нужно давить в зародыше, пока он не превратился во всепожирающую язву!
– Вы полностью правы, Вячеслав Константинович, только так называемый «казачий сепаратизм» тут не причем. Их власть держится не на всем казачестве как таковом, лишь на отдельных его представителях, которым такая «вольная жизнь» пришлась по вкусу. Я говорил с генералами Шильниковым и Мациевским, с депутатом госдумы от Забайкалья Таскиным, с другими казаками и жителями Забайкалья. Так что сложившееся там положение хорошо представляю. А потому считаю, что господа атаманы прекрасно понимают, что как только японцы выведут свои войска с нашей территории, обязательно выведут, вы не сомневайтесь, их власти придет конец. Но мне очень хотелось бы обойтись без крови, во-первых, она нам не нужна, даже если до них дотянутся руки «красных мстителей». А во-вторых, направить их неуемную энергию на решение действительно важных государственных задач.
– Интересно как троица японских наймитов согласится на такое предложение от вас, Владимир Оскарович?!
Сахаров не скрывал в голосе сарказма. Будучи в Чите, на первой же встрече Григорий Михайлович ему сразу заявил, что у правительства в Иркутске свои интересы, а у него здесь свои, и он, как походный атаман казачьих войск Востока России, истинно русский патриот и монархист, их станет придерживаться в первую очередь. «Сибирскую местечковость» вкупе с «самостийностью», прикрываемой «фиговым листком ДВР» считает вредной в плане возрождения будущей империи. Это говорит «патриот», являющийся по своей сути сепаратистом и проводником японских интересов!
– А мы попробуем зайти с другого бока, может быть «царьки» все же внемлют нашим доводам, благо наши позиции с японцами уже согласованы. А потому нам необходимо выехать в Читу для переговоров с атаманом Семеновым. У меня к ним есть предложения, от которых невозможно отказаться!
Главнокомандующий усмехнулся и протянул генералу несколько листков бумаги, исписанных убористым почерком...
Самурский мост
командир отряда бронепоездов 11-й армии
комбриг Ефремов
В смотровую щель командирской броневой башенки, возвышавшейся над тендером, был хорошо виден мост через бурлящую горную реку Самур, что исторически отделяла Дагестан от Азербайджана. Именно здесь пролегала граница. Даже мост был разделен толстой проволокой, протянутой между железными фермами, считавшийся разграничительной линией между двумя странами одной бывшей империи. Прошло больше трех недель, с того самого дня, когда последние белогвардейцы ушли за речку, сдав свое оружие аскерам рано утром. А вот к вечеру в караулах уже стояли красноармейцы в запыленных от долгого перехода гимнастерках.
По паре часовых с той и другой стороны ходили друг перед другом, иногда перебрасывались между собой словами. Но чаще пограничники сопредельных государств переходили на ругань, если все четверо одновременно знали один из двух языков – тюркский или русский. Яростно доказывая друг другу, и отчаянно споря, жестикулируя и отплевываясь, чье правительство лучше, полезнее для бедняков. Побеждала «северная сторона», упирая на то, что у нее вся земля народной властью передана крестьянам безвозмездно и даром, в то время как у «южан» она находится во владении ханов и беков. Недобитые феодалы дерут три шкуры с трудящихся, нещадно эксплуатируя и жируя на отбираемых доходах.
Такая ежедневная словесная агитация приносила определенную пользу. Азербайджанские пограничники в караулах все чаще менялись, видимо их офицеры уже не полагались на моральную стойкость и надежность собственных солдат, получивших прилипчивые и заразные для неокрепших умов «бациллы большевизма».
– Вперед!
Отдав команду на движение, комбриг взглянул на часы еще раз – ровно три минуты первого часа ночи. Командование армией разрешило Ефремову самому выбрать час для атаки, желательно утренней, когда гарнизон видит особенно сладостные сны. Он выбрал полночь – терять время ночного броска не хотелось, нужно ведь прийти на помощь сражающимся бакинским пролетариям, что уже установили в столице советскую власть. Им нужна немедленная помощь, оказать которую быстро смогут только бронепоезда с десантом. Кроме того, на борт приняты члены ЦК компартии Азербайджана Мусабеков, Джабиев, Микоян и другие товарищи. Так что будет, кому подхватить выпавшее знамя революции, если мусаватисты подавят восстание. Хотя вряд ли у них это получится – если бронепоезда собьют заслоны, то путь до Баку и нефтепромыслов станет свободен, а в столице не ждут лихого рейда и удара в спину «крепостей на колесах».
Взоры контрреволюционеров сейчас прикованы к маняще синему морю. На острове Нарген спешно возведены береговые батареи, на них установили мощные пушки – ждут прихода кораблей Волжско-Каспийской флотилии под командованием товарища Раскольникова. Красная эскадра отвлечет внимание буржуев от железной дороги и бронепоезда его отряда имеют прекрасную возможность обрушиться на противника как снег на голову, и обратить вспять время истории!
Пехота и кавалерия 11-й армии медлительны в марше, сорок верст в день не пройдут, значит, им идти пять дней по трудным горным дорогам, хотя конница сможет уложить свой бросок и в трое суток. Красноармейцы измотаны малярией и лихорадками, этим бичом южных земель, в которых сейчас стоит летняя жара, когда как в Калуге только взошла свежая зеленая трава и просохла землица.
Бронепоезд без гудка тронулся, чуть рванув с места – Ефремов уцепился руками за скобы, иначе можно было удариться головой о броневую сталь. Его «Третий интернационал» начал медленно набирать ход, громыхая колесными парами по рельсам.
– Мост, товарищ комбриг!
– Вижу! Полный ход!
Ефремов гаркнул приказание в телефонную мембрану, привычно всунул трубку в зажимы – проводная связь имелась со всеми бронеплощадками и машинной командой, обеспечивая в бою маневр и огонь. «Третий интернационал» был ударным бронепоездом, тем типом, который зачастую именовали «штурмовыми бепо». Вооружение у таких «крепостей» солидное – четыре трехдюймовых скорострельных пушки в броневых башнях, в казематах бортов щетинились стволами два десятка «максимов». Толщина стальных или железных стенок по дюйму, а местами и больше, особенно надежно блиндировались паровозный котел с будкой и орудия. Команду составляли полторы сотни бойцов, в основном флотских товарищей, что именовали ее по-своему, на морской лад – экипажем. Моряки ведь привычны к кораблям с их тесными отсеками (в которые переименовывали бронеплощадки), вечно качавшимся полу под ногами, что привычно назывался палубой. Паровозную бригаду сразу «окрестили» машинным отделением, башни с казематами вовсе знакомые. Пушки только в них сухопутные, но для бывших квартирмейстеров и комендоров Балтийского флота они оказались куда более простыми по устройству, чем орудия системы Кане.
Десант же, наоборот, комплектовался частично из надежных ветеранов, прошедших горнило мировой бойни, их более молодых товарищей, уже обстрелянных и проверенных бойцов революции. Были также турецкие интернационалисты, волею судьбы, оказавшиеся в советской России и сейчас стремившиеся вместе с Красной армии добраться до Анатолии, где войска Кемаля-паши вели ожесточенные бои с армянскими дашнаками, греческими, английскими и французскими интервентами. Размещались десантники в защищенной утробе бронеплощадок, хотя добрая треть предпочитала обложенные мешками с песком платформы с разным ремонтным инвентарем и запасными рельсами. В бою ведь повреждения пути самое обычное дело – могут быть и разрывы снарядов, так подрывы насыпи и мостов вражескими минерами, желающих остановить блиндированные крепости.
Вот для срочного ремонта испорченных путей в составе экипажей есть подготовленные бригады и десантные партии, которые должны их прикрывать, а в случае необходимости атаковать врага при огневой поддержке бронеплощадок. Действия отрабатывались изначально на тренировках, что проводились постоянно – именно такая отлаженная работа экипажа и десанта в бою являлась залогом будущей победы…
Заграждения были сокрушены бронированным монстром в мгновение ока, толстые нити колючей проволоки рвались как гнилые нитки, колья рогаток размалывались колесами в мелкие щепки. В прорезь рубки хорошо видны в лунном свете совершенно растерявшиеся фигурки азербайджанских пограничников – солдаты и офицеры выскочили из укрытий и окопов, ошеломленно взирая на двигающиеся перед ними в густых клубах дыма и пара, грохотавшие по рельсам тяжелые бронепоезда. Момент для внезапной атаки чрезвычайно выгодный, такой грех упускать – Ефремов выхватил из зажимов телефонную трубку:
– Машинное! Самый малый! Два гудка – десанту на высадку!
Эту команду ждали все – не успел бронепоезд замедлить ход, а в ночи отзвучать второй гудок, как с открытых платформ уже попрыгали лежавшие там десантники, сжимая в руках винтовки и ручные пулеметы. Блиндированные двери распахнулись, из них горохом посыпались красноармейцы, с ужасающими криками и громкой руганью – такие атаки требуют чрезвычайного мужества, ибо в такой момент бойцы беззащитны от пулеметных очередей практически в упор. Азербайджанцы от растерянности промедлили несколько секунд, их вполне хватило – десантники буквально смяли аскеров, и началась ожесточенная рукопашная схватка. Стреляли и кололи врага гранеными штыками, резали кинжалами. А то и дрались кулаками, лягая противника сапогами, хватая мозолистыми ладонями за горло, перехватывая панический крик. Несколько раз громыхнули гранаты, и в одном из взрывов захлебнулся короткой очередью пулемет. И все – у азербайджанцев нервы не выдержали, солдаты заметались как мыши, многие подняли руки вверх, сдаваясь, другие махали винтовками, подняв их над головою – явно разагитированные бедняки в недавних «мостовых беседах». И Ефремов решился – лязгнула броневая крышка люка, и комбриг единым махом выскочил наружу, привычно встав на качающейся крыше бронепоезда:
– Пришла Советская власть! Кто хочет с нами в Баку, лезь на платформы!
Чита
походный атаман казачьих войск Востока России
генерал-лейтенант Семенов
– Этого и следовало ожидать – оказанная услуга ничего не стоит! Меня просто отодвинули в сторону, чтоб не мешался строить им «суверенное сибирское царство». Тьфу! Про Россию забыли, боятся воевать с большевиками, перемирие заключили, а красных давить надо!
Григорий Михайлович, если сказать, что сейчас пребывал в состоянии озлобления, было бы не совсем точно. Нет, атаман прекрасно понимал, что его позиции с приходом генерала Каппеля в Иркутск несколько пошатнутся, вот только откровенного предательства японцев Семенов никак не ожидал. А ведь в прошлом году Страна Восходящего Солнца так «вписалась» за него во время конфликта с Омском, что адмирал Колчак с позором отступил. Сделал вид, что не издавал в адрес «забайкальского властелина» своих грозных приказов, требуя от него или безусловного подчинения, или незамедлительной отставки. Тогда атаман всего-навсего перекрыл Транссиб в Даурии, приостановив поставку необходимых грузов, оружия и боеприпасов для Восточного фронта. И тем самым, Семенов это хорошо понимал, сорвал готовящееся там наступление против красных.
Руководство «белых» этого подлого демарша Григория Михайловича не забыло, и вот теперь пришло ему время расплачиваться по старым долгам. Объявив о восстановлении «независимой Сибири», правительство Каппеля заодно гарантировало оплаты части царских долгов державам Антанты – и в первую очередь Англии и Франции. Благо это было непустое обещание, ведь в подвалах государственного банка в Иркутске имелось золота на очень весомую сумму в четыреста миллионов рублей. Взамен Каппель даже не попросил, скорее, потребовал, немедленного вывода всех интервентов, что принесло «воскресшему» генералу определенную популярность.
Победное наступление Сибирской армии до Красноярска привело к перемирию с большевиками, что еще больше упрочило позиции сторонников централизации власти, и, следовательно, к ослаблению режима атаманщины в Забайкалье. Дальше последовали удар за ударом, выстоять против которых Семенов уже не мог при всем своем желании, окончательно потеряв остатки былой популярности в глазах у населения. Нет, внешне принимаемые правительством решения вроде не шли против атамана, но то по отдельности, а все вместе взятые они быстро подточили его былое всемогущество.
Вводимые в Забайкалье войска составили 2-й Сибирский армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Сахарова, численность которого вскоре несколько превысила численность сторонников Семенова в войсках даурской группировки. Затем последовала деноминация рубля – обмен «романовских» и старых «сибирских» купюр на новые. Те отпечатали в Америке еще по заказу Временного Правительства. В денежный оборот запустили золотые монеты, которые целыми миллионами были вброшены в моментально оживившийся рынок и еще более укрепили позиции Сибирского правительства и ослабив его собственные. Обмен денег в самом Забайкалье и на линии КВЖД производился из тех 40 миллионов золотых рублей, что осенью были изъяты атаманом из оплаты союзникам за отгруженное вооружение. Драгоценный металл в ящиках перетаскали из вагонов в кладовые Читинского казначейства. И тогда атаман почувствовал себя уверенным в завтрашнем дне, еще не зная, что произойдет через полгода.
Свершилось худшее – золотишко бесследно растаяло, целиком ушло на обменные операции, закупку всего необходимого, на выплату денежного довольствия войскам, в том числе 2-му сибирскому корпусу, и повышения жалования возросшему в числе чиновничеству. Ладно из беженцев, атаман бы это пережил, но правительство оторвало от Забайкалья всю его западную часть, образовав Селенгинскую автономную область из проживавших бурят. И теперь инородцы «переметнулись», всячески поддерживая Каппеля, который к тому же, перебросив из Иркутска пехоту и конницу, полностью «умиротворил» долины рек Селенги и Баргузина, рассеяв скопища красных партизан фактически без одного выстрела.
Оставив атамана без значительной части территории и лояльных прежде к нему бурят, лишив золота и популярности, Иркутск уже взялся за главную опору атамана – японцев и казаков. Вчера командующий японской пехотной дивизии объявил о полном выходе частей императорской армии из Забайкалья к июню. Адъютант Семенова в штаб генерала получил традиционный в таких случаях ответ – Япония лишь выполняет принятое всеми союзниками по Антанте решение. За пустыми улыбками и поклонами недавних покровителей, Семенов видел коварное азиатское лицемерие. Ведь он точно знал, что вот уже несколько дней в столице Сибири шли тайные переговоры Каппеля, Вологодского и Серебренникова с послом Японии Като и прибывшими из Токио эмиссарами, чуть ли не с министром иностранных дел во главе. Понятное дело, что за вывод войск из Приамурья, Забайкалья и Приморья японцы потребуют значительных «отступных» от сибиряков, если не территориальных, то экономических и торговых преференций, в том числе и предоставление им наиболее выгодных концессий.
– Они меня выдадут с головой без размышлений, стоит мне помешать их планам! Или прибьют, что будет гораздо вернее! Мавр сделал свое дело – мавр должен уйти!
Григорий Михайлович выругался – на японцев надеяться больше было нельзя. Наверняка, даже если сам Каппель не потребовал его смерти, а на такие проделки бывшие косоглазые союзники большие мастера. Отрава в стакан с чаем, меткий выстрел «красных партизан» или бомба под ноги брошенная неизвестным «большевицким мстителем» – и нет атамана. Потому полученное вчера от улыбающегося генерала Сахарова предложение от имени Сибирского правительства поступило весьма ко времени.
– У меня два варианта, третьего не дано! Или я принимаю предложение – весьма заманчивое, что тут говорить, либо меня вышвыривают из Забайкалья как паршивого котенка. Весь вопрос только в целости и живым буду, или со свернутой шеей и содранной шкурой!
Григорий Михайлович медленно прошелся по небольшому кабинету до окна, предаваясь мучительным размышлениям. В том, что его «сдала» верхушка казачьего генералитета, которое он когда-то в эти чины и произвел, и сам, как говорится «кормил с рук», сомнений уже не оставалось. Слишком радостно все присягнули «независимой Сибири» и встретили приказ о демобилизации казаков старших возрастов, именно главной его опоры в эти времена. Теперь кадровые казачьи полки будут находиться под полным контролем правительства, а учитывая переаттестацию казачьих чинов, влияние атамана, не только его самого, но и других «выборных», будет ничтожно в случае возможной конфронтации с Иркутском. И тут ничего не сделаешь – время былой «вольницы» кануло в прошлое, централизация и укрепление власти идет полным ходом и противостояние этому уже смертельно опасное занятие – даже японцы не станут теперь поддерживать такое явственно. Без всякого сомнения, им в этом помешают американцы и англичане, союзники и так показали, как умеют «выкручивать руки».
– Ладно, не все так плохо, как только кажется!
Семенов выругался еще раз и неожиданно успокоился. Он подаст требуемое согласие на отставку со всех постов, и выход со службы, которой отдал чуть ли не половину жизни. То же самое должен сделать барон Унгерн, его давний соратник по борьбе с красными еще с декабря семнадцатого года. Конно-Азиатская дивизия будет выведена за штаты Сибирской армии и официально распущена. Однако в июне начнет согласованный с Генштабом поход в Ургу, столицу Внешней Монголии – Халхи. С задачей выбить оттуда китайские войска, что, нарушив соглашение с Российской империей 1912 года, вошли туда в больших силах прошлой весной. Необходимо занять и поставить под полный контроль обширную пустынную территорию в парочку миллионов квадратных верст.
При этом само Сибирское правительство останется вроде ни при чем, и от вторжения в Халху открестится, свалив его на самоуправство «белых партизан», в одночасье ставших мятежниками. Такая задумка была у атамана и раньше, недаром в Акше он еще в июне провел встречу с влиятельными нойонами халхинцев и баргутов. Тогда приняли решение освободить Внешнюю Монголию от китайцев, если красные сокрушат Восточный фронт. Это был тот самый запасной вариант на крайний случай, если придется отставить российскую территорию.
«И откуда только Каппель пронюхал об этом плане?! Теперь решил сам им воспользоваться и таскать каштаны из огня чужими руками?! Ведь не может не понимать, что без тайной весомой поддержки из Сибири, самостоятельное Монгольское государство существовать не будет?! Или понимает все трудности, посчитав, что за сибирскую помощь мы с Унгерном будем вынуждены прислушиваться к его словам?!»
Григорий Михайлович задумался, прикурив душистую папиросу с собственным портретом на коробке. И чем больше он размышлял, тем быстрее склонялся к немедленному принятию предложения главкома, от которого было невозможно отказаться…
Станция Ялама
командир отряда бронепоездов 11-армии
комбриг Ефремов
– Башенное! Беглый огонь гранатами по брандеру!
Ефремов до крови прикусил губу, видя за изгибом железнодорожных путей, далеко впереди, где возвышались низкие станционные здания, несущийся на встречном направлении, с густым дымом из трубы, обычный «черновой» паровоз.
Знакомый по гражданской войне прием, когда навстречу бронепоезду враг пускал такой вот брандер, на который садилась пара отчаянных головушек – машинистов, надеясь, что выпрыгнут из будки в самую решающую и последнюю минуту. Раскочегарив котел до максимального пара, такой вот локомотив, в тендере которого могли установить бомбу из нескольких пудов динамита. Но делалось такое изредка – противоборствующим сторонам не хватало взрывчатки. Брандер направлялся на полном ходу на противника, который не мог маневрировать и уйти в сторону (рельсы на выбранном для контратаки участке не должны были иметь стрелки перевода на другой путь). Даже дав полный ход, бронепоезд никак не мог бы оторваться от противника – такова плата за блиндирование, возросшая масса состава обычно имела весовые ограничения по проходу по обычным мостам. Догнав «бепо» брандер его таранил, вызывая крушение стального исполина, утыканного пулеметами и пушками. Иногда, не дожидаясь встречного столкновения, экипаж в панике покидал «крепость на колесах», стараясь как можно дальше отбежать от обреченного на гибель бронепоезда.
– Второе башенное! Беглый огонь гранатами!
Передняя бронеплощадка стала ощутимо содрогаться – носовая и возвышенная над ней кормовая башня выплевывали снаряд за снарядом, стараясь либо сбить с путей атакующий паровоз, либо разрушить перед ним пути, вызвав преждевременную катастрофу. Но забубенным головушкам азербайджанцев пока явно фартило. Продираясь между разрывами локомотив, быстро приближался, дистанция стремительно сокращалась – вот полторы версты, одна, и уже половинка. Комбриг до хруста пальцев сжал кулаки, не отрывая глаз от броневой прорези. Командовать отступление поздно, да и незачем – во-первых; от брандера не удерешь; а во-вторых; стрельба на ходу по быстро двигающийся цели точностью не отличается. Зато шансы попасть во врага со стоящего на путях бронепоезда многократно возрастают.
– Есть! Твою мать!
Наводчик носового орудия или имел отличный глазомер со стальными нервами, либо ему улыбнулась удача. Снаряд попал в котел паровоза, который взорвался в клубах белого пара и черного дыма. Видимо, взрыв подбросил многотонную железную массу, и локомотив не только не вошел в поворот – его буквально вышвырнуло с насыпи под откос. Комбриг с облегчением выдохнул – хвала молодости со здоровым сердцем. Взяв в ладонь телефонную трубку, он громко произнес в мембрану:
– Комендорам носовой башни объявляю от себя благодарность за меткую стрельбу! Машинное, малый ход! На платформе! Осмотреть путь, нет ли на нем повреждений!
Ефремов пристально смотрел в прорезь, но видимых неисправностей не было видно. Вздохнул – не хватало еще самим с рельс сойти, вот будет совсем некстати. Стали видны позиции азербайджанского полка – оттуда застрочили пулеметы – попадания пуль, словно слабые удары молоточком. Все, бой начался, пока вроде все идет, как задумано:
– Десант за борт! Атаковать станцию! Дать два гудка! Бронеплощадкам открыть огонь по врагу!
«Третий интернационал» медленно продвигался к станции Ялама, высаженные стрелки уже рассыпались редкой цепью, охватывая позиции аскеров с фланга. Их поддерживали артиллерийским и пулеметным огнем сразу два красных бронепоезда – под густыми разрывами снарядов стало видно бегство азербайджанских солдат с поля боя…
– Скверно, очень скверно!
Вроде все удачно завершилось – станция Ялама взята штурмом, противник рассеялся, захвачены две гаубицы со снарядами и восемь пулеметов. И до нее вроде успехи – Самурский мост захватили практически без потерь, разогнав и частично пленив батальон пехоты. Затем пулеметным огнем выкосили целый эскадрон кавалерии, скорей всего жандармов, и вот еще одна яркая победа. Захвачена станция Худат, откуда аскеры в панике бежали, бросив десяток орудий и множество имущества с техническими средствами. Боя не произошло – судя по всему, красные бронепоезда навели дикого ужаса на мусаватских вояк. Да и потери минимальны – при взятии Яламы убиты шестеро и ранены восемь красноармейцев. Вот только среди погибшей полудюжины товарищей командир десантного отряда Немыкин. Старый и проверенный временем и боями товарищ пал за революцию, теперь надобно сделать так, чтобы местные буржуи, ханы и беки за его гибель собственной кровью хорошенько умылись…
– Что, гады, не нравится наша кухня?! Ты от кого решил удрать, княжеское отродье!
Азербайджанский бронепоезд боя не принял, выскочив навстречу, он тут же пошел на попятную и бодро устремился вперед… к себе в тыл. Дело в том, что во всех бронепоездах паровоз «запрягали» тендером к противнику, чтобы им прикрыть котел от возможных попаданий, и, чтобы в случае массированного вражеского обстрела, немедленно отступить на полном ходу. Потому скорость продвижения на врага была не слишком высока, а вот у вражеского бронепоезда она оказалась достаточной, чтобы скрыться от красного отряда «бепо». Грузинский князь Лордкипанидзе отличался здоровой предусмотрительностью и осторожностью – не рискнул драться с двумя пушками против четырех противников, каждый из которых был вдвое сильнее по числу орудийных стволов.
Но вот отчаянной храбрости и мужества у него явно не хватало – сам Ефремов постарался бы заблокировать путь, не пропустить врага дальше, выигрывая драгоценное время. И сражался бы до последнего снаряда, желая горького военного счастья – выбить хотя бы одного врага перед смертью. И как последнее желание – собственными руками взорвать бронепоезд, чтобы его искореженным остовом преградить путь противнику к столице. А у этих кишка тонка, сражается грузин не за родину, а за презренные деньги, которая советская власть сразу отменит, как только Красная армия вступит в Грузию, в чем Михаил Гаврилович Ефремов, молодой комбриг РККА не сомневался. Как и в том, что теперь его отряд на одном рывке к вечеру будет в самом Баку – серьезных преград в виде вражеской полевой артиллерии теперь на железной дороге не имелось…
Москва
председатель РВС республики
Троцкий
– Прикончим «белых» позже, тут придется подождать, батенька! Полячишки намного опаснее, они рвутся к Днепру, им нужен Киев! Данного развития событий мы допустить просто не можем, не имеем никакого права! Архивредным будет таковое для нашей советской власти! И подорвет доверие к реввоенсовету республики!
– Владимир Ильич, но Врангель не пойдет ни на какие соглашения…
– И что с того, Лев Давыдович?! Он заперся в Крыму, который мы сейчас взять не в силах?! Так это камера, изнутри закрытая, а мы ее снаружи еще прикроем, и дверь надежно подопрем, чтоб не вырвался наружу. Как в клетке бешеного зверя запирают?! Хотя, конечно, расстрелять такого требуется, но пока возможности нет. А так пусть посидит, на стенки побросается, прутья погрызет! Хи-хи… Позитивнее нужно думать, батенька, не так все у нас плохо, как только кажется на первый взгляд.
Троцкий задумался – как ни странно, но «Старик» полностью прав, не потерял с болезнью своей дьявольской интуиции и острого ума, он как всегда язвителен и критичен. Действительно, в отличие от поморов и сибиряков барон Врангель уже не представляет серьезной угрозы. В Крыму заперты тысяч тридцать штыков и сабель, еще десять тысяч на черноморском побережье, от Новороссийска до грузинской границы. Казаки не опасны – их поманили миражом «самостийной Казакии». И тем раскололи крепко сражавшуюся на Кубани армию. Насколько известно Рада объявила роспуск льготных полков и батальонов, так что «чубатое» воинство вскоре сократится втрое, до 25-ти тысяч, как и было уговорено. Правда Донская армия, а в ней вдвое больше «лампасников», еще не распущена, хотя донским казакам объявлена амнистия. Но возвращаться в родные станицы пока никто не спешит. Видимо помнят былое, как та собаку палку…
– Лев Давыдович, а что там у нас в Баку?
– Все хорошо, Владимир Ильич, намного лучше наших ожиданий. За один день группа бронепоездов товарища Ефремова домчалась от границы до Баку, начав выдвижение не утром, а в полночь. Это несколько спутало наши планы, ведь ЦК Азербайджанской компартии не успел предъявить ультиматум правительству мусаватистов и поднять восстание. Пришлось товарищам поторопиться, благо по морю подошла эскадра Раскольникова. Боев не было, наша кавалерия и бронепоезда выдвигаются к Гяндже. Прежнее правительство ушло в отставку, приказав армии не сопротивляться. Так что через пару недель, вряд ли больше, вся территория Азербайджана перейдет под наш полный контроль. Нефтепромыслы не пострадали, суда с топливом уже отправлены в Астрахань, а там поднимутся по Волге…
– Очень даже кстати, – Ленин расцвел улыбкой, потирая руки. – Теперь у нас бакинская нефть и донбасский уголь – это окончательно упрочит наше положение в войне с поляками и Врангелем…
– Еще не совсем, Владимир Ильич, – мягко поправил вождя Троцкий. – Я приказал Раскольникову атаковать персидский порт Энзели, где укрылась белогвардейская флотилия. После ее захвата перевозки нефти по Каспию и Волге будут вне всяких угроз.
– А что грузинские меньшевики?
– Они не стали помогать мусаватистам, хотя имели с ними военный договор. Вы полностью правы, когда сказали, что для Тифлиса он станет клочком бумаги. Я вчера телеграфировал Левандовскому, чтобы он еще раз заверил грузин в нашем миролюбии и гарантировал их «нейтралитет». Заодно приказал арестовать в Баку всех англичан и под конвоем выслать в Персию или Грузию, вместе с дипломатическими представительствами стран Антанты. Нам сейчас лишние осложнения ни к чему!
– Совершенно правильно поступили, Лев Давыдович! Теперь нужно уничтожить правление дашнаков в Армении, установив советскую власть в этой стране и получив связь с нашими турецкими товарищами. Мы должны немедленно оказать помощь Кемалю оружием и боеприпасами, а также передать ему золото. С нашей помощью турки отобьются от интервентов, влияние Антанты на Востоке ослабнет. А у нас появится прекрасная возможность распространить пламя революции дальше, подрывая колониальные устои. И дойти до Ганга – там мы сдерем с английского льва шкуру!
