Текст книги "Сын на отца (СИ)"
Автор книги: Герман Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 2
– Доброго здравия, княгиня Анастасия Федоровна, рад тебя видеть, кузина. И вам не хворать, княжна Екатерина.
Алексей склонился в легком поклоне, который длился не больше секунды, и выпрямился. Конечно, благородным женщинам принято оказывать видимое почтение со знаками внимания, но в его положении есть одно «но», и весьма весомое. Он не просто царевич, но и государь – то есть решивший править, и плевать, что с этим не согласен «папенька», и даже решительно против этого утверждения.
Сестра вдовой царицы Прасковьи только широко открыла глаза, не в силах понять, мерещится ей царевич или нет – его она видела в жизни много раз, от маленького до взрослого, только не ожидала узреть вот сейчас, при таком положении.
А вот ее дочка, пигалица лет семнадцати, миленькая, но с жестким и некрасивым личиком, оказалась на удивление живой по характеру и сообразительной – присела перед ним в книксене и склонила голову.
– Здравствуйте, ваше царское высочество!
– Доброго вечера тебе, царевич!
Через силу, но свою голову княгиня Ромодановская склонила, присев в свою очередь. Алексей прошел в комнату и присел в кресло, указав дамам, что и они могут устраиваться удобней.
– Я понимаю ваше искреннее недоумение, кузина – мой дядька привез письмо от вашего мужа и вы скоропалительно собрались и выехали, покорившись воле мужа и отца. И вот уже несколько дней живете под караулом, и не можете понять, что происходит.
– Да что уж, царевич, теперь все понятно, – пробурчала княгиня с ноткой властности в голосе. – Раз ты в Москве, хотя тебя по заморским странам ловят, то решил супротив отца выступить людно, купно и оружно. Ну да – у нас в Первопрестольной царя Петра сильно недолюбливают, и дворяне, и пастыри, а также весь посадский и черный люд. Ох, грядет смута великая, и кровь рекой прольется…
– Так ее немало пролилось – одних стрельцов вокруг Кремля повесили сотни на корм воронам, а еще большему числу головы отсекли. Да и сейчас пять мест в городе, где останки несчастных лежат, смерть свою принявших в мучениях лютых, а все на эти казни смотрят ежедневно, когда мимо проходят. В погост Москву превратили – видимо, у царя Петра Алексеевича доводов для подданных не осталось иных, кроме топора, плахи, колеса и кнута. Чрезмерно жесток мой «родитель», коего в народе антихристом называют, и отнюдь не облыжно.
– Не тебе отца судить, царевич. Помни что сказано – не суди, да не судим будешь!
– А я и не сужу его, кузина, я его обвиняю! В том, что скверну еретическую на русские земли принес и над православной верой надругался! Обвиняю в том, что народа сгубил без всякой вины многие тысячи, а еще больше сгибли на строительстве Петербурга в болотах тамошних – стон по всей земли русской идет! И ты, Анастасия Федоровна ничего этого не видела?! Сладко ела и пила, пока твой свекор топором да мучениями народ изводил – ты этого не видела?!
Алексей не кричал, но говорил с такой лютой злобой в голосе, что княгиня сникла и первой отвела взгляд. А вот дочь смотрела на него широко открытыми глазами, в которых сероватой синью плескалось непонятно что – то ли кипяток омерзения или ненависти, то ли сладкая патока восторга и обожания от лицезрения кумира.
– И может ли считаться отцом тот, что клялся Божьим именем, что простил меня и не причинит мне ничего худого, но стоило мне заехать на русские земли, как от слов отрекся, и стали меня пытками пугать, порчу навели, да зельем опоили. Я от смерти бежал и дрался со шпагой в руке, и поверь, кузина, живот положу – но безобразия схизматиков и их ересей на русских землях не допущу!
За себя отместку делать не буду, но вот за матушку, которую без вины в монастырь засадили, возмездие будет неминуемое! Как и за те многие десятки тысяч людей, которых угробили по его указам!
– Кто я такая, чтоб в вашу распрю встревать?! Сами решайте…
Княгине явно не понравились его слова, но вот дерзости у нее изрядно поубавилось, хотя по возрасту в матери царевичу годилась – далеко за сороковник. Почувствовала силу и отступила, не стала перечить. Тем более сама прекрасно понимала, что и муж ее не безгрешен, сам людей пытал и казнил. А про свекра Федора Юрьевича и говорить не приходиться – одно его имя в дикий ужас москвичей вгоняло.
– Да и не отец он мне – природный родитель не ведет себя так, а у него душу подменили, и вместо молитвы вином заливаются, боятся предстать перед судом всевышним. Твой муж хоть и казнит людей, но за дело радеет и не ворует, как вся эта шайка, что вокруг царя в комплот собралась. Крадут все, до чего ручонки блудливые дотянутся, всех обирают. И не говори мне, что в Петербурге все кругом нравственны зело, добродушны и честны, Алексашка Меншиков последнюю копейку на флот истратил, всю мошну растряс, и на паперть ходит подаяние просить.
Княжна Екатерина фыркнула, и прикрыла рот ладошкой, чтобы задержать рвущийся смех – видимо девица хорошо ведала про «забавы» княжеские, и про «облико морале» сподвижников царских. Мать на нее посмотрела строго, но ничего не сказала.
Как говорится – крыть нечем!
– Да есть еще царица Екатерина Алексеевна, достойный пример супруги русского царя. Нравственности выдающейся, целый драгунский полк это удостоверил, как некий фельдмаршал со «светлейшим» князем. Разве настоящий царь возьмет прожженную шлюху в жены?!
– Царевич, тут моя дочь! Нельзя говорить такие непристойные слова при девицах! Даже если это правда!
Княгиня побагровела, а дочка стала пунцовой как роза. Однако, судя по бойким глазам, историю эту знала великолепно, потому что отнюдь не смутилась. Наоборот, всем своим видом показала полную солидарность.
– Простите, но истина не становится ложью, даже если ее выражают такими словами. Только прохиндеи и схизматики не ценят женской добродетели и девичьей чести, а пользуются объедками, как свиньи, что из лохани поедают всякую гадость.
После его слов дружно фыркнули обе Ромодановские, но тут же потупились как примерные школьницы на педсовете.
«Да уж – а ведь в семействе княжеском свои «скелеты в шкафу»! Оказывается ни царь, ни его избранница из-под обозной телеги, популярностью и уважением не пользуются. Да и по случайным оговоркам княгиню спокойно можно на дыбу вздернуть. А ведь муж и жена одна са…, плоть и дух у них заедино, как говорят.
Хм, ведь не встрянет князь-кесарь, видимость приличий соблюдать будет. В Москве пока к нему лишь настороженно относятся – боятся, но не любят, папашу его даже после смерти побаиваются. На этом сыграть можно, если я их привечу, и князя освобожу от казней, то репутация семьи резко поправится. Надо только подумать, как все правильно провернуть – не страхом ведь людей держать нужно».
– Подменили царя, всего и дел – опоить и порчу навести недолго, и человек враз иным станет, и вера для него пустой звук, а церковь дом постылый. А тогда христианин ли православный перед нами, вот в чем вопрос?! А царь без креста в душе, без доброты и ласки к людям, а токмо в звериной жестокости, и не самодержец вовсе!
Ответа ему не последовало – и мать, и дочь словно застыли в своих креслах. Алексей поднялся и быстро вышел из комнаты…
Глава 3
– Да, и представить не мог, что такой «наперсток» летит вдвое дальше и втрое точнее. Но мишени сами за себя говорят, – Алексей в задумчивости посмотрел на щиты из досок, представлявшие из себя то человека в полный рост, то всадника на коне. Все они имели характерные вмятины от попаданий, причем зачастую глубокие – свинец из них приходилось выковыривать, тот был слишком ценен.
Бывшие дезертиры и охотники, составившие его Лейб-Кампанию, за несколько недель интенсивной подготовки превратились в хватких и умелых егерей, умеющих как долго ходить по лесу и передвигаться по нему бегом на лыжах, хорошо маскироваться в зарослях и снегу, так и наловчились прилично стрелять. Но тут все ложилось на имевшиеся у них практические знания и умения – практически все они долгое время скрывались в дебрях, и разбойничали на большой дороге, чего скрывать.
– Вот и принес я в этом мир новшество, что может изменить здешнюю тактику войны. А то лупят в друг друга со ста шагов и выносят шеренгу за шеренгой. Требуют стоять в полный рост и ждать пулю в грудь, а она грамм тридцать раскаленного свинца. А так дистанция боя увеличится до трехсот метров, тут иные порядки нужны. А ведь открытие то пустяковое, вот только люди своими мозгами почему-то не дошли.
Алексей покрутил в пальцах короткую коническую пулю, отлитую в усадебной кузнице на выпускавшиеся на оружейной мануфактуре в Туле фузеи. Царь Петр Алексеевич, надо отдать ему должное, всего за десятилетие сообразил насчет преимуществ, что дает единый калибр. Вот только вес всех фузей был совершенно различен, так как на производство ложей шло разное дерево. Так самое легкое ружье с ложем из вяза, весило до пяти килограмм, а из ясеня почти на «кило» больше.
Впрочем, такие «стандартизированные» фузеи в армии составляли, как сказали ему знающие люди, едва треть, а вот в большей массе царило удивительное разнообразие – разница в калибрах доходила до пяти, а то семи миллиметров. Да и сами ружья имели различное происхождение – английские, шведские, германские, «цезарские», голландские – где только закупались или были захвачены трофеями. «Иноземные» ружья и замки были получше качеством, но то не мудрено – с хорошими мастерами на Москве были проблемы, а в работники вообще приобщали принудительно, приписывая к мануфактурам целые селения и деревни.
Затурканные крестьяне брак гнали чудовищный, рабочий день продолжался у них по четырнадцать часов. Выходные дни были лишь на церковные праздники, причем значимые. Выматывались «пролетарии» жутко, смертность была чудовищной – их никто не жалел, ибо считали, что таких тружеников легко заменить новыми – у царя деревенек много, новую припишет к мануфактуре или заводу. Хорошим средством к «повышению квалификации» и «стахановских» темпов производства, служили розги и батоги – страх расправы за любую повинность считали лучшим стимулом.
– С такой порочной практикой нужно кончать как можно быстрее, так никакого народа просто не хватит, – Алексей задумался, стоя на снегу, и смотря, как егеря ловко продвигаются по лесу, почти незаметные среди ельника в своих зеленых кафтанах.
Необходимо было ввести восьмичасовой рабочий день, пусть даже продлить на час, но не больше. Это была отнюдь не прихоть, а голый расчет. Ведь главную часть продукции, причем лучшую по качеству, делают в первые четыре часа труда, а далее идет снижение, и в тоже время начинает расти брак. Два выходных по нынешнему времени просто невозможны по определению – немыслимая роскошь. Однако воскресенье нужно обязательно – людям важно посещать церковь, да и в субботу лучше отработать половину дня и шабашить – день банный. Так что по расчетам выходила круглая цифра в пятьдесят трудовых часов, при шестидневной рабочей неделе.
«Беречь нужно квалифицированных рабочих, сберегать всеми силами. Ладно, рабочим законодательством займусь после воцарения, на откуп этот важный вопрос фабрикантам и заводчикам отдавать нельзя. «Рабочую инспекцию» нужно создавать, да те же профсоюзы – только не с моими знаниями в этот вопрос лезть, дров могу наломать».
Алексей посмотрел на солнце – оно начинало клониться к закату – зимний день короток. Давно переложил на капитан-поручика Огнева все дела по подготовке Лейб-Кампании, а также создание и отливку свинцовых пуль. На дядьку взвалил пошив нового обмундирования (благо у того имелись швальни), куда более функционального, чем заморская форма петровских фузилеров. Да к тому в чисто русском стиле, с «буденовками» в качестве головных уборов, типа новые витязи и богатыри.
Постояв минуту, он почувствовал, как начинает донимать мороз. А потому вскочил в седло подведенного к нему коня. Путь до усадьбы занял четверть часа легкой рыси. Теперь, после нескольких месяцев бесконечных тренировок, ибо другого транспорта, кроме лошадей, он здесь не видел, держался в седле вполне уверенно. Да и не один был в этой поездке. Царевича постоянно сопровождали несколько драгун конного конвоя, во главе с проверенным в делах и схватках Никодимом. Бывшего дезертира, Алексей, недолго думая, произвел в сержанты. Вот если выучится грамоте, так и об офицерском чине можно будет подумать – мужик головастый…
В просторном дворе усадьбы коня подхватили под уздцы бдительные холопы, отнюдь не тяготящиеся своим положением в рабстве. Ведь как ни крути, но есть действительно невольники, их много – вот тем по-настоящему тяжко. А есть дворовые людишки, что при барине обретаются в усадьбах – на других холопов они смотрят с нескрываемым презрением, ревностно служат хозяевам, но при этом не считают зазорным его обкрадывать помаленьку, и врать понемногу. Такая вот милая патриархальность в быту, и нравы ей полностью соответствуют…
– А что вам нравиться читать, царевич?
Вопрос милой барышни застал его врасплох – княжна Екатерина попалась ему в коридоре, видимо вышла заранее из своего обиталища, завидев его прибытие через окно.
– Военное дело, история, устройство механизмов и прочие новшества, – Алексей пожал плечами, говоря, в общем-то, правду. Правда, если девица спросит его конкретно по книгам, то попадет он впросак, причем конкретный – из здешних книг он фактически ничего не прочитал – те, что ему попадались, были исключительно религиозного содержания. Нет, листал псалтырь, да заучивал молитвы – без этого тут никак. Да Библию изучал внимательно – и много поучительного оттуда извлек.
– Я у батюшки взяла труды фрязина одного, Николая Макиавелли – об управлении государством, и как вести правильно ремесло правителя и делать нужный политик, – ответ девушки его немного и ошарашил, и озадачил – ни хрена себе круг интересов.
– Не читал сию книгу, итальянским языком не владею, – нашелся, что ответить Алексей – имя Николла Макиавелли он где-то слушал, там говорилось о циничном и успешном правителе, что не брезгует никакими способами для закрепления своего правления и могущества. И хотя он напряг память, но ничего существенного так и не припомнил.
– У батюшки две книги – о правителе и об искусстве войны, – княжна говорила негромко. – Обе на латыни написаны, но ему перевод один фрязин сделал из Немецкой слободы – целый год работал, сорок червонцев попросил за труд свой, как перепишет.
Княжна смутилась, опустив взгляд в пол, но довольно бойко продолжила говорить дальше:
– Дедушка Федор Юрьевич его книги даже проверял, правильно ли все толмачил – сказал, что выдерет на дыбе за оговорки или разночтение. Однако все верно оказалось, потому и заплатил щедро и приказал копии сделать, писца посадил. Сказал мне, что царю чтение понравилось. Вот и я их прочитать тоже села – действительно, очень интересно.
– Нужно и мне просмотреть – думаю, книги сии полезны будут…
– Подождите немного, государь, я живо!
Девица открыла дверь и скрылась в отведенной ей светлице – в комнатенке было три окна. Хозяин отдал Ромодановским лучшие помещения, ведь с ними прибыло еще три женщины и бабка, что прислуживали княгине и ее юной дочери. Однако смотрели за ними бдительно, особенно за бабами – не дозволяли соваться куда нельзя, держали взаперти, под караулом. И никто не устраивал истерик, не возмущался арестом, и тем паче не протестовали в голос, хотя в закутках обсуждали.
Такому поведению Алексей вначале удивлялся, пока не осознал одну вещь – до женского равноправия должно пройти пара веков, не меньше. Сейчас за все отвечал муж, и за его вину страдали все – недаром ссылали не только виновника, но и жену, с чадами и домочадцами.
– Вот, царевич, эти две книги, – девушка вышла из комнаты, держа на руках две толстенные рукописи в переплете. Сунула ему в руки и с нескрываемым облегчением вздохнула. Пролепетала:
– Надеюсь, они вам помогут.
Княжна неожиданно покраснела, метнулась обратно и притворила за собой дверь. Алексей прикинул вес знаний – они тянули на пять килограмм, не меньше. Теперь можно перед сном почитать – по «умственной пище» он порядком соскучился. Но тут на память пришло видение смущенной княжны, что поспешила скрыться. И он пробормотал:
– Интересно – что это было?! И с чего бы это?!
Глава 4
– Вот вам патент на чин генерал-майора датской армии, господин посланник. Если ваши дела пойдут плохо, вы всегда можете вернуться в Копенгаген, или в любую другую европейскую страну – с моим рекомендательным письмом вас везде охотно примут на службу.
Датский король взглянул на Фрола, тот и так был изумлен приемом, несвойственным для «немцев», а так он мысленно называл «балтийских» иноземцев, радушием. Одним этим пожалованием король искупил ему те трагические часы, которые ему довелось пережить в пыточной комнате замка. Андреев был потрясен – о такой стремительной карьере он и не мечтал – от поручика, если принять чин сержанта Лейб-Кампании, скакануть в генеральский ранг, о такой карьере могут мечтать лишь венценосные особы.
– А вот грамота вам о даровании баронского достоинства в моих германских владениях – теперь вы являетесь Карлом-Людвигом фон Шульцем, ваше настоящее имя лучше не открывать, а новое ничем не хуже, тем более подкреплено моим указом. Пока титулярным дворянином, без наделения положенным леном. Вопрос о полном вхождении под власть моей короны герцогства Шлезвиг-Гольштейна еще не решен, но если русский царь поддержит мои притязания, и мир будет заключен с учетом интересов Дании, то вы получите соответствующий вашему титулу лен, причем незамедлительно.
– Благодарю ваше величество от всей души, – наклонил голову Фрол, начиная понимать, в чем суть дела. От него одновременно откупались, и сразу же покупали – чин и титул датские, и признание их зависит исключительно от доброй воли короля Фредерика, что взирал на него чересчур благожелательно, чтобы это могло быть искренним отношением.
Датский монарх явственно показывал, что категорически не желает ссориться с Россией, и его полностью устроит претендент на царский венец в виде кронпринца. И обставил все дело так, что теперь самому Фролу, свежеиспеченному генерал-майору и барону, будет выгодно отстаивать интересы Фредерика перед царевичем, как только последнего увенчают шапкой Мономаха, если уже в Москве не увенчали – ведь начался февраль. Хотя может быть и наоборот – Алексея Петровича схватили по приказу царя, тогда его казнь неминуема, а, возможно, даже убили. Жизнь ведь полна вот таких подлостей, хотя люди могут думать иначе.
– По заключению мира на выгодных условиях, вы можете вернуться ко мне на службу – я вас поставлю на один из городов, и дарую титул бургграфа – станете моим управляющим в нем. И вот еще что – преклоните колено, барон, я жалую вас в кавалеры ордена Данеброг.
Словно во сне Фрол преклонил колено, и король коснулся его плеча неизвестно откуда-то взявшимся золоченым мечом. А затем он увидел шитую серебром звезду с белым крестом, широкую серую ленту с красной окаемкой, и такой же белый крест с золотыми коронами между лучами и королевским венцом над верхним лучом.
– Видите, барон, красную кайму по краю белого креста – это символ датского флага. Девиз ордена – вы служите «Благочестию и Справедливости» покуда будете в силах!
Фредерик говорил торжественным голосом, уже убрав меч с его плеча – а Фрол внимал, пораженный случившимся событием. Еще бы – подарки сыпались один за другим.
– Этому ордену свыше пятисот лет, но еще не прошло полвека, как им награждают отличившихся перед короной дворян, барон. Вы заслужили этот орден своей преданностью моему брату кронпринцу Алексу – и как только он будет увенчан царским венцом, а между нами будет полная дружба, то вы станете графом и получите высшую награду моей страны – орден Слона, коим награжден из русских один царь Петр!
Новоявленный генерал сглотнул, пребывая во сне – настоящий «ливень» всевозможных милостей смял его, и он невольно подумал послать все на хрен и устраиваться на спокойное житие в одной из стран. Но малодушие промелькнуло на секунду, и пропало – и он снова был готов сражаться за интересы царевича хоть против всей Европы.
– Барон, вам уже нет нужды скрываться под личиной царевича – ваш анабазис подошел к логическому концу. Кронпринца Алекса ищут прусский король Фридрих-Вильгельм и император Карл – они его хорошо знают, лучше, чем я – и провели с ним много времени. Чтобы и дальше помогать своему сюзерену, вам следует отправится в Польшу к пани Микульской – конфедерация уже создана, и готова выступить против короля Августа.
– Но ведь она знает меня как…
– Пустяки, такие женщины всегда склонны к изощренным политическим интригам. Госпожа Анна простит вам тот маленький обман, ибо вы как посланник кронпринца Алекса будете выражать его волю и интересы. А последние у вас совпадают во многом – вы ведь союзники. Чудовищного шрама у вас нет, волосы обесцветились, и к тому же вы теперь будете носить парик. Вас никто не признает в лицо как наследника царя Петра – такой мысли в голову просто никому не придет!
– Но я обязан оставлять след для царских шпионов…
– Так вы и будете его оставлять, генерал. Вот вам подорожная грамота, в которой я собственноручно именую вас посланником кронпринца Алекса, что был у меня на переговорах, и сейчас возвращается обратно к царевичу в известное только ему место, где он скрывается, и оное хранится в тайне. Поверьте мне – за вами выстроится целая вереница шпионов, которая вас не только не будет стремиться убить, но и не даст никому притронуться даже пальцем. И все они будут жаждать, что в конце своего путешествия вы приведете их к русскому кронпринцу.
– Так оно и будет, ваше величество, – Фрол судорожно кивнул головою, соглашаясь с королем, который безмятежно улыбался, как художник, который кистью нанес последний штрих на свою картину.
– Сейчас вы станете вершить судьбу Европы, генерал. Если возглавляемая вами конфедерация начнет рокош против короля Августа Сильного и добьется успеха, то тем самым вы прикуете к себе внимание со стороны царя Петра – тому возможность воцарения его мятежного сына в Варшаве сильно не понравится, тем более при браке с Марией Лещинской.
Дальше начнется интересный политик!
Курфюрсту Саксонии Августу, который будет лишен польской короны, поможет своими войсками прусский король Фридрих-Вильгельм, ведь ему сильная Польша под боком не нужна. И в войну сразу вмешается мой брат, шведский король Карл – а я ему мешать перевозить войска не стану. Более того, предложу заключить мир на существующих условиях, и даже признаю за ним весь Мекленбург.
Фрол живо сложил картинки – действительно, в такой ситуации датчанам нет смысла воевать. Шведы отдают им Шлезвиг-Гольштейн и не станут претендовать на Норвегию – все цели войны практически достигнуты. Главный противник и бывшие союзники сцепились в новой схватке, в которую могут вмешаться в любую минуту цезарцы и русский царь.
Все правильно – две собаки дерутся – третья не лезь!
