Текст книги "Сын на отца (СИ)"
Автор книги: Герман Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 15
– Ваше царское величество! Король Карл приказал нам встать под ваши знамена?! Но как?!
– Я помотался по европейским странам и имел беседу со своим братом Карлом, вашим королем, господа. А это послание я получил от него на дорогу, оно адресовано как мне, так и вам! Мы обменялись шпагами – вот клинок шведского монарха, он памятный!
Алексей посмотрел на ошарашенные лица шведских генералов – и прекрасно понимал этих вчерашних пленных. Воевать с московитами, попасть в плен, который едва пережила половина солдат, значительная часть которых погибла при строительстве Санкт-Петербурга, терпеть нужду и лишения – и в одночасье получить категорический приказ короля сражаться на стороне царевича, что поднял мятеж против отца.
Ум за разум зайдет!
Однако приходилось верить собственным глазам и ушам – шпагу короля знали многие, и четыре пары глаз ее мгновенно узнали. Но требовалось объясниться, и Алексей начал свой рассказ.
– Меня преследовали – дважды погоня настигала, и приходилось сражаться. В Мекленбурге нас застали в таверне – двое против шести, шансов на успех не имелось, мы должны были погибнуть.
Алексей сделал короткую паузу, посмотрел на шведских генералов – те внимательно слушали его рассказ.
– Однако на мою сторону встал генерал-майор Бурхард фон Мюнних с двумя адъютантами, и схватка пошла не совсем так, как рассчитывали убийцы. Одного я застрелил, но пулями были сражены два офицера Мюнниха – сам он отчаянно сражался шпагой. Но помощь пришла совершенно неожиданно – в трактир ворвался барон Густав Левенштерн, с ним были офицеры короля. Они искали меня по приказу моего брата Карла, и убийцы были наказаны – мы их перебили.
– Я хорошо знаю барона, он мой кузен, – вперед сделал шаг генерал-квартирмейстер Аксель Гилленкрок, попавший в плен после Полтавского сражения. Алексей опередил его, понимая, какой вопрос ему сейчас могут задать, ведь сомнения требовалось разрешить. Он недаром все дни дотошно расспрашивал Фрола и Силантия, запоминая все нюансы их «анабазиса», особенно шведского этапа.
– Высокий и сухопарый, на лице ссадина от пули. На щеке, вот здесь, – Алексей ткнул пальцем себе под глаз, стараясь не коснуться наведенного Фролом ложного шрама.
– Мы с ним беседовали на корабле – шнява ожидала нас возле мекленбургского берега. Густав тоже говорил про вас, генерал – вы ведь родились в Або, в семье судьи, дворянство получили позже, а до того носили фамилию Крок. Ведь так, или я в чем-то ошибаюсь? Но не мог запамятовать – у меня хорошая память.
– Да, это так, ваше царское величество!
Гилленкрок отступил назад, несколько смутившись. Еще бы – сейчас ему устроили мягкую выволочку, попеняв на манеры недавнего дворянина. Другие генералы с ухмылками переглянулись – они квартирмейстера не жаловали со времен украинского похода.
– Скажу вам сразу, господа – шведскому королевству и московскому царству нет нужды воевать между собой далее. Между нами будет заключен мир, как только полностью установлю везде свою власть. Каковы будут итоги войны, что потеряют и приобретут наши страны?!
Лица шведов моментально напряглись – живя в Москве долгое время они прекрасно знали что потеряна Ливония и Финляндия, занятая русскими войсками, а также все владения на южном берегу Балтийского моря, захваченные Ганновером, датчанами и пруссаками.
– Уговор с вашим королем следующий – Ливония моя, Финляндия принадлежит Карлу, она будет возвращена! Я окажу помощь королю в возвращении всех потерянных владений – от Бремена до Штеттина. Более того – Норвегия, Шлезвиг и Голштиния являются достойной компенсацией за Ливонию или нет, господа?
– Вполне, ваше царское величество, – в полной тишине за всех отозвался генерал Левенгаупт, самый старший в чине. Шведы пребывали в растерянности – никто не ожидал столь великодушных условий от победителя. А с другой стороны они понимали, что ситуация может измениться кардинально – стоит только победить царю Петру. Тот пока преданный союзник датчанам, и вряд ли согласится поступиться их интересами. Так что все стало предельно ясно – хочешь, не хочешь, а воевать придется.
– Да, господа, совсем забыл, вот грамота короля Карла, написанная для вас всех – прочитайте ее, прошу вас!
Алексей протянул Левенгаупту бумагу с печатью, а сам отошел к Фролу, став так, чтобы шведы не видели, что тот оттирает ему лицо от грима. Он видел недоверие бывших противников – в Москве распространились слухи что царевич был ранен в лицо во время бегства, а так можно было объяснить случившуюся мистификацию. И когда он повернулся и снова подошел к генералам, те оторопело уставились на его лицо.
– Вынужденная мера, господа – с таким изуродованным лицом я был в Швеции – там полно недоброжелателей вашего короля, и меня таким все запомнили. Вы должны понять – когда по пятам идут убийцы, то приходится изменять свою внешность, одежду и документы.
– О да, ваше величество, вы совершенно правы!
Левенгаупт поклонился, за ним последовали и генералы. Алексей понял, что королевская грамота прочитана, приказ Карла будет ими выполняться в точности, о чем его тут же уведомили.
– В полном распоряжении вашего царского величества! Приказывайте – а мы исполним, как надлежит!
– Генерал Левенгаупт – назначаю вас командующим!
– Простите, государь, фельдмаршал Реншильд старший в чине!
– Его нужно казнить за то жуткое убийство плененных при Фрауштадте русских солдат, которых он приказал заколоть или расстрелять. Полтысячи солдат и офицеров, которых зарезали как овец!
Лица шведов окаменели – война жестокая вещь, но выходку Реншильда порицали многие – все же не стоило так поступать. Петр пожалел фельдмаршала, но у царя Алексея иное мнение.
– Карл просил за него, а потому я не повешу его как преступника. Но для меня он человек без чести – вышлю с позором, и все дела. Вы служите, пока мир не будет заключен – тогда мы обменяемся пленными. Вернетесь на родину в привычном обмундировании, его приказано пошить. С мушкетами и фузеями, а также пушками – я верну королю уже готовые и сколоченные войска, вы меня понимаете, господа?! Вам ведь предстоит по возвращении сразу же сражаться с датчанами и пруссаками!
– Да, государь!
– Граф, – Алексей обратился к Левенгаупту, – подберите из своих офицеров три десятка наиболее хорошо знающих русский язык – их нужно распределить по стрелецким и драгунским полкам, дабы они советовали моим полковникам как правильно поступать.
– Хорошо, ваше царское величество!
– В Москве собрано где-то около трех тысяч шведов, и ваши соотечественники продолжают прибывать. Все получат серое обмундирование, не нужно выделяться. Я повелел всех шведов отправлять в Москву, где-бы они только не находились. Но пока можете сколотить костяки пехотных и драгунских полков – первые в два батальона по две роты каждый, а вторые в два-три эскадрона. В роте два плутонга, а там развертывайте до полного штата по мере прибытия пополнений.
– Будет шесть полков инфантерии, государь, по три сотни в каждом. И столько же конницы, но по двести драгун. Кого поставить на полки?
– Вы лучше меня знаете своих офицеров и генералов, граф. На ваше усмотрение. Все необходимое доставляют в Преображенское и Коломенское, начинайте формирование немедленно. Господа, надеюсь на вас – ваша служба пойдет на пользу и королю Карлу!
Глава 16
– Фельдмаршал Реншильд никак не должен добраться до своего короля, – Алексей мотнул головой, ощерился. Да, в политике часто приходится идти поперек своих желаний, но спускать шведу массовое убийство русских солдат молодой царь не желал категорически.
– Я обещал, вернее Фрол, но все равно я, что фельдмаршала незамедлительно отправлю через свои земли, и он минует их спокойно и в полной безопасности. Но ведь на польских землях творится сплошное безобразие – и я за панство, что погрязло в смуте, не отвечаю. Так ведь, господин прусский полковник – ведь Реншильд и ваш враг?!
– Государь, не извольте беспокоиться – фельдмаршал навсегда останется в Польше, я о том позабочусь. Я был при Фрауштадте после бойни, и видел, как шведы на спор стреляли, бились об заклад – сколько наших можно одновременно насадить на пику, или пробить пулей из мушкета.
По ухмылке Силантия стало понятно, что высочайшее поручение он выполнит в точности. И Алексей тут же пояснил:
– Его должны убить «поляки», сторонники короля Августа – сие должно быть выполнено нарочито, с особым зверством. Нужно найти таких людишек, тебе не стоит выходить на первый план.
– Такие люди есть, государь – мы с ними свели знакомство. Но если им заплатить, то они не просто зарежут.
– Пятьсот талеров получишь золотом и серебром. Ах, уж эти поляки – они такие затейники, любят мучить тех, кто им враг. Но не я им судья – пусть за все «брат» Август отвечает, что не может их в узде держать.
– Все будет исполнено в точности, великий государь, – старый драгун низко поклонился, и, повернувшись, вышел из кабинета с ужасающей ухмылкой на суровом лице.
Алексей пожал плечами – никогда бы не подумал, что займется организацией убийства, но царское ремесло оказалось таково, что «чистыми» руки никак не сохранишь. Но создавать свое КГБ было необходимо до крайности – Ромодановский, конечно, предан, как-никак тесть, но если имеешь дело со спецслужбами, то нельзя складывать, как говорится, все «яйца в одну корзину». Так что «прусский полковник» как нельзя лучше подошел для группы «внешних ликвидаторов», в то время как «датский генерал», куда как пронырливый, хитрый и умный, возглавил сию возрожденную структуру Приказа Тайных Дел, пока укрытую от любопытствующих глаз фасадом Посольского Приказа. Последний возглавлял Петр Андреевич Толстой, доказавший свою полезность. А если начнет финтить, так за ним и пригляд строгий имеется, причем с разных сторон.
– Число приказов до двух десятков сокращено будет, сие только полезно. А то в нынешних шести десятках сплошная бюрократия, коррупция и запутанность, они друг друга подменяют. Так что «укрупнение» пойдет только на пользу, не будет чехарды.
Алексей внимательно посмотрел на предложенную ему роспись Приказов, с описанием задач, которые они выполняют. Он взял за правило при любом деле вначале истребовать докладные записки, с внятными предложениями, что необходимо исправить, создать заново или упразднить. И знакомился с существом возникшего вопроса, для разъяснения дополнительно встречался с теми людьми, кого считали знающими. И лишь после этого принимал решение, внося необходимые дополнения, или отсекая ненужное, или даже, на его взгляд, вредное.
Такой подход отнимал чудовищно много времени, но позволял избежать ошибок. Очень не хотелось «наломать дров», как постоянно происходило с «папенькой», один указ которого дополнял предшествующий, при этом оба противоречили друг другу, а возникшую сумятицу усиливал добавляемый царем очередной указ, более новый – Петр писал их буквально на «коленке», думая, что этим устраняет то, что показалось ему неудачным.
«Финансами будут ведать три Приказа – Податный собирать налоги, Казенный расходовать денежные средства, а Монетный Двор не только чеканить новые деньги, но и контролировать добычу драгоценного металла. А вот Ревизский будет контролировать их все, для чего там будет особый «стол» с дьяком и подьячими. Вроде такая структура вырисовывается, а то сбор налогов ведется всеми кому не лень – взыскивают с населения сурово, но немалые суммы при этом разворовывают, особенно в ландратах, да и бургомистры от них не отстают – сплошное хищение, ОБХСС на вас нет.
Но так будет – лучший друг правителя есть тайная спецслужба, со штатом доносчиков и стукачей. Раньше против них моя душа протестовала всеми фибрами, а теперь отмечает их полезность».
Алексей вздохнул – только недавно Челобитный Приказ стал работать более продуктивно, отсеивая доносы и прошения по нескольким категориям и выявляя среди них важные. «Подметные письма» подлежали немедленной проверке – если там была клевета и ложь, то старались найти автора, если он оставался «анонимом». А там на усмотрение Преображенского Приказа. Последним учреждением применялись жесткие меры административного характера – штраф, наказание кнутом, предупреждение, а то с последующей ссылкой в места не столь отдаленные со всем семейством (всего то год добираться). Надежда была, что года через три клеветники и лжецы хоть уймутся, и доносы с жалобами будут писаться исключительно по делу.
Молодой царь тяжело вздохнул – он старательно выполнял свои обязанности, но лавина дел угнетала. Хотя определенный прогресс все же был, но больше проявился в армии. «Табель о рангах», подготовленный фельдмаршалом Шереметевым, Алексей принял с исправлениями, сократив его до пятнадцати рангов, лично ликвидировав чин прапорщика, а подпрапорщиков своей монаршей волей переименовал в премьер-сержанты, в добавление к введенным секунд-сержантам, что командовали взводами-плутонгами. Количество унтер-офицеров в ротах по штату значительно возросло, а это неплохой стимул для солдата при занятии вакансии – на войне ведь убивают и должности освобождаются. И приписку сделал для всех полковников с категорическим приказом – обучать сержантов, капралов и толковых солдат грамоте, для чего открыть полковые школы. И в них же вести подготовку служивых для будущего производства в капралы.
Самих прапорщиков и подпрапорщиков оставил, но исключительно по должности, а не по чину. Да их численность станет крайне незначительной – одно знамя на полк. Ротные флаги он отменил, а их по восемь на полк пехоты приходилось, и к каждому свой «знаменосец» с «подзнаменщиком» полагался – немыслимая глупость, особенно учитывая тот позор, когда знамя в неприятельские руки попадало. Сакральное значение невелико, а вот головной боли любому ротному капитану прибавлялось изрядно. В бою требовалось выделять охрану для значка, который имел по сути одну функцию – указывал на место сбора роты.
– Так, что мы тут имеем в наших нововведениях в области оружия, – пробормотал Алексей и стал подчеркивать пункты, по которым уже были приняты решения. Глаза ухватывали знакомые слова, им же самим введенные – «единороги», «наперстки», «штуцера с пулями», «шрапнель». Список был великоват, и он сам засомневался в тех сроках, что определил для воплощения этих задумок в жизнь…
Глава 17
– Господа генералы, и ты, княже Петр Алексеевич, – фельдмаршал Шереметев чуть наклонил голову, ему нездоровилось, да и стар был.
– Государь к полудню прибудет со своими советниками, а нам сейчас нужно дела разрешить военные, по коим и предпринять дальнейшую диспозицию. А она пока такова…
Борис Петрович тяжело вздохнул, зеленый кафтан из дорогого аглицкого сукна был расстегнут. В вышитых золотой нитью петлицах сверкнули двуглавые орлы с перекрещенными внизу фельдмаршальскими жезлами. У всех остальных рубиновым цветом горели генеральские «ромбы», опять же в золотом обрамлении переплетенных искусными мастерицами «дубовых листьев». Да и «разговоры» у всех блестели драгоценной вышивкой – царь приказал не скупиться на красоте, токмо о единообразии позаботился – узорчье у всех было схожее, кроме бригадиров. У последних точно такая же вышивка блестела благородным серебром.
– Войска неприятельские главными своими силами вышли из Твери и двигаются на Клин неспешным маршем. Ведет их князь Михайло Голицын, а там и «самозванец» со своей гвардией.
Шереметев никогда не именовал Петра царем, да и по имени старался не называть, как бы подчеркивая, что тот ему больше не государь. Впрочем, точно так же вели себя все сторонники царя Алексея II, а князь Долгоруков вообще крыл «подменыша» матерно.
– Другая часть войск с князем Аникитой Репниным идет на полдень, к Волоку Ламскому. У оного городка месяц назад Меншиков получил от нас там прежестокую конфузию. А потому спрашиваю у вас всех – как мы будем биться с неприятелем?
Фельдмаршал остановился и посмотрел на бригадиров, как младших в чине, что сидели на дальнем краю стола. Первым, разгладив густые, тронутые сединой усы, заговорил Шидловский:
– Казаки мои нападать на оные колонны стали, разор неприятелю учинять. Обозы у них худые, хлебушко подъедают. Лошади лишь прошлогодней травой питаются, а новая только вылезла, сена и овса дачи малые. Измотать их в боях на редутах и самим атаковать потом, благо полки новые подходят, да в Москве сила изрядная копится!
– Так и надлежит действовать, – князь Богдан Иванович Гагарин наклонил голову. – Войска у нас не меньше, в полках драгунских палашей по восемь сотен, а неприятель на треть, а то и наполовину ослаблен! А стрельцов у нас много больше, как и пушек!
– А что скажут господа генералы?
– Наших войск на клинских позициях достаточно, чтобы неприятеля встретить заблаговременно. Також и у Волок Ламского – Репнину их там не одолеть, у него токмо десять полков супротив наших восьми, если казаков за полк принять. Здесь, у Звенигорода резервы собираем, и сикурс немедленно окажем – хоть на запад двинем, хоть на север – два дня перехода для пехоты и один для конницы. Да и в Москве два полка сформированы, однако обучены еще плохо. Но сегодня один батальон стрельцов от Москвы подойдет, ждем его в часы ближайшие, в ночи походом вышел.
Сикурса еще прибудет много – ланд-милиции два полка уже у Тулы, да с ними Харьковский казачий полк из слободских черкасов, что позднее других вышел – но слова мои не в укор господину бригадиру, поход ведь дальний, и в распутицу. Донские казаки Воронеж прошли – атаманы Фролов и Краснощеков три тысячи своих донцов приведут.
Генерал-майор Николай Николаевич Балк говорил уверенно, именно он и собирал здесь резервы, сюда свозили вооружение и припасы. А вот его брата Федора на совете не было – генерал-поручик остался командовать армией в Клине, замещая прихворнувшего Шереметева, который пока жил в своей усадьбе у Звенигорода, собираясь выехать в войска.
– От Казани пять полков идут, пехоты и драгун. Да царевич Сибирский отписал, что из мишарей и татар-однодворцев два тысячных полка собрано, да башкиры обещали три тысячи всадников отправить. Через две недели первые сотни авангардом прибудут, дорога то дальняя, – князь Петр Алексеевич Голицын, единственный статский, прибыл заблаговременно. А вот после полудня должны были прибыть с государем князья Ромодановский, Ухтомский и младший братец Богдана Василий Гагарин, а с ними также сбежавший из Санкт-Петербурга глава Адмиралтейства Кикин. Иные чины Боярской Думы, отвечающие за Приказы, оставались в Москве – завтра молодой царь должен был провести с ними заседание.
– Я думаю также, – отозвался князь Александр Григорьевич Волконский, один присутствующий из двух – Григорий Семенович командовал полками в Волоке Ламском. Генерал-майор был хмурым, ощущение было, что ему недомогается – по лицу тек пот, да и сидел как на иголках.
– Надо драться на позициях, а конная наша завесь, – генерал-поручик Шлипенбах, что сражался против Шереметева в Ливонии, с трудом произнес последнее слово – на русском языке он говорил с сильным акцентом, – встретит неприятеля далеко на подходе. Мы можем направлять сикурс туда, где нам потребно будет.
Генерал был в русском мундире, на службу к царю Петру по доброй воле перешел шесть лет тому назад, попав в плен под Полтавой – обычное дело предлагать свою шпагу победителю. Так сделали десятки офицеров из армии короля Карла, в основном наемники из немцев, каковым и был Вольмар Антон, хотя встречались и шведы, пусть и редко.
– Я согласен – биться нужно там, где мы сильнее! И не наступать – с каждым днем подкрепления прибывают и везут всяческие припасы, – генерал-поручик князь Василий Владимирович Долгоруков был как всегда резок. – Встретим пушками, проводим конницей – кто уцелеет, возьмем в плен. А там и поговорим с ними…
– Не торопись, княже, – мягко прервал его Борис Петрович, – на рать еще не вышли, чтобы о виктории говорить. Он выслушал речи всех, теперь нужно было огласить свой выбор. Фельдмаршал приподнялся с кресла и тут услышал звуки шагов приближающейся колонны пехоты. И подошел к раскрытому настежь окну, посмотреть на прибывшее подкрепление. Так оно и есть – батальон стрельцов в запыленных кафтанах, с ярко-зелеными «разговорами» Коломенского полка остановился прямо напротив дома, где проходил военный совет.
Это удивило Бориса Петровича изрядно, он неожиданно почувствовал холодок на душе, а своим предчувствиям фельдмаршал всегда привык доверять – слишком много ему пришлось повоевать на своем веку.
– Стой!
Отдавший команду офицер был на коне, сидел в седле как влитой, что необычно для пехотинца. И весь такой ладный, от верхушки шлема до сапог, причем явно знакомый, и по голосу, и по телосложению. Борис Петрович напряг память, и тут услышал за спиной возглас Шлипенбаха, в котором чувствовалось изрядное удивление:
– Шли стрельцы от Москвы, но почему кафтаны так запылены, и следы чистки на них видны? И почему статью отборной?!
И тут Борис Петрович осознал, на кого так похож офицер – на фельдмаршала Меншикова собственной персоной. «Светлейший» его узнал тоже, и громко выкрикнул:
– Вяжи изменников!
Караульные даже не успели выстрелить, как были смяты бросившимися к дому «стрельцами» – такими рослыми и высокими могли быть только царские гвардейцы.
– Измена…
Выкрик застрял в горле – в комнате творилось непотребное – Голицын, Балк, и с ними князь Волконский напали на других генералов, что в растерянности продолжали сидеть за столом.
Раздался звон стекла – бригадир Шидловский ногой выбил раму и выпрыгнул во двор, казак оказался на удивление ловок. Не оплошал и Шлиппенбах – успел выхватить шпагу из ножен и ловким выпадом проколол руку князя Волконского – предатель завыл от боли. А затем швед, словно забыв про свой солидный возраст, а ведь он был ровесником Шереметева, стал отчаянно сражаться с гвардейцами, но был ими смят.
Осознание того, что сразу трое из членов совета давно стали предателями и выдавали царю все планы с тайнами, лишило фельдмаршала сил. Самого Бориса Петровича сбили с ног, скрутили руки за спиной, и выволокли во двор, поставив на колени перед «светлейшим», на губах которого скривилась глумливая улыбка.
– И как тебе машкерад, Бориска?!
