Текст книги "Сын на отца (СИ)"
Автор книги: Герман Романов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Глава 3
Алексею было до жути страшно, он полностью осознавал, что сейчас в России началась самая натуральная гражданская война, грянула во всей красе «вторая Смута».
Большая часть столбового дворянства, особенно родовитого московского, приняла его сторону практически без колебаний. Как и церковь, за исключением всего одной губернии, где бунты удалось подавить в зародыше, так как Санкт-Петербург с окрестностями был наводнен верными «папеньке» войсками. А в Рижской губернии, понятное дело, батюшки только полковыми были, а чухонцам да местным немцам наплевать, по большому счету, как русские сами с собой разодрались. О том ему бывший губернатор рассказал, князь Петр Алексеевич Голицын, которому под начало седьмого десятка возраст накатывал. А сменил его князь Аникита Репнин – а этот любых посланцев из Москвы арестовать прикажет и на дыбу подвесит…
– Государь, не думаю, что нам следует принимать генеральную баталию, мы уступаем в силах… самозванцу, – последнее слово далось Борису Петровичу с видимым трудом – царя Петра после успеха московского восстания именовали именно так.
– Нам следует избрать оборонительные планы, пока не будет стянуто достаточное число пехоты – к концу мая прибудет не меньше тридцати полевых и гарнизонных батальонов из южных губерний, а также из Казани. Тогда и выступим всеми силами на Тверь, а потом на Новгород. Пока же следует встретить войска самозванца на дальних подступах, занимая все удобные для обороны городки и монастыри и закрепляя за собой землю. Саму столицу укрепить с тщанием, благо возведенные десять лет назад укрепления хоть и стали ветхими, но их можно подновить, как сойдет снег.
– Господа, я вас всех выслушал, Борис Петрович выразил ваше общее мнение, ну что ж – тогда быть по сему!
Алексей подвел итог военного совета – на нем решено было отбиваться, и лишь к лету перейти к действиям наступательным. Сам участия в обсуждении планов кампании не принимал. Избрал выжидательную позицию – в полном отсутствии у себя полководческих дарований Алексей не сомневался. Да и что он мог предложить маститым генералам, не зная как тут воюют. Да и глупцом выглядеть не хотелось.
Единственное его предложение было принято на четвертый день мятежа – гарнизонных драгун распределили командами до роты численностью, и отправили отрядами к Смоленску и Твери поднимать дворянское и народное ополчение, то есть начинать партизанскую войну в неприятельских тылах. А вот в эффективности данной меры даже он засомневался – наличие снежного покрова затрудняет такие «летучие» действия, а для широкого партизанского движения нужно лето, когда все леса в сплошную «зеленку» не превратятся.
А вот насчет сил все сказанное генералами было правдой – из девятнадцати пехотных полков только семь являлись регулярными по два батальона в каждом. Остальные числились гарнизонными, и в Москву явились в уполовиненном составе. Собрали по батальону ветеранов, щедро разбавив их хоть кое-как обученными рекрутами, и отправили в Первопрестольную, где их по два распределили в состав шести сводных полков, предназначенных только для оборонительных действий – все генералы засомневались насчет их полезности в полевом бою.
И вполне резонно – гарнизонные полки выполняли две роли – готовили рекрутов для службы в полевых полках и несли охранную службу, что-то вроде внутренних войск и милиции в одном флаконе. Отбиваться от противника могут, и то за укреплениями и с помощью пушек, а к наступлению непригодны. Разобьют их в поле петровские вояки, что со шведами наловчились сражаться и знают толк в войне, и о том, как действовать надобно – экзерциции, то есть учения, не зря проводятся.
Так что оставалось надеяться, что 14 батальонов регулярной пехоты и 18 эскадронов конницы при поддержке одной тысячи татар смогут остановить продвижение царской армии, а если не получится – то оборонять Москву до последнего. Тем, более что жители теперь ясно осознавали, какая их ожидает судьба – на счет «милосердия» Петра никто не сомневался, слишком страшны были его показательные уроки…
– Если гетман Скоропадский не примет твою державную волю, государь, то мы поставим другого гетмана – полковника черниговского Полуботка. Да и миргородский полковник Данила Апостол твою руку принять может – я ему отписал, думаю, письмо мое он уже прочел.
Князь-кесарь говорил уверенно и спокойно, и Алексей в который раз мысленно возблагодарил судьбу, что Ромодановский не только на его стороне, но и действует активно и решительно. Да оно и понятна – сама мысль о поражении для него не допустима и означает гибель рода, к тому же и так угасающего. Дядья Ивана Федоровича были перебиты во время Стрелецкого бунта, последний из свойственников Михаил Григорьевич, что в «сумасброднейшем соборе» носил прозвище «Преосвященный Мишура», скончался пять лет тому назад, не пережив смерти единственного сына.
– Есть еще одна странность – из Петербурга сегодня послание получил от наших конфидентов. Идет розыск Петьки Толстого – якобы глава тайной Канцелярии царя Петра предал, сбежал к тебе, увезя царевну Наталью и царевича Петра – деток твоих.
– Ни хрена себе! А на что он надеется – я же ему морду набил!
– Государь, – Ромодановский усмехнулся, – так за дело побил, он, что этого не понимает?! А вот царь Петр его бы на кол посадил, что наше выступление в Москве прозевал. Это я его созданную Тайную Канцелярию обманывал, а людишек, что в Москву были направлены к себе перетянул, а одного, что не захотел, под лед упрятали.
Иван Федорович сверкнул глазами, не тот он был человек, чтобы ему кто-то перечить стал. Властный и суровый – москвичи его побаивались, видя, как в нем просыпается натура отца – тот всех в страхе держал.
– Мыслю, Петька к тебе деток везет – за них надеется прощение получить твое милосердное.
– А стоит ли его к себе приближать?!
Алексей внимательно посмотрел на тестя – что не говорили бы, но даже старый Ромодановский был прагматично жесток и лишний раз старался кровь не лить, прибегая к кнуту. Тех же стрельцов по розыску три десятка всего казнил, а вот вернувшийся из-за границы Петр никого не пожалел.
– Стоит, государь – я его со стольников знаю, он ведь постарше меня будет, хитер да пронырлив. Старший сын его Ванька, капитан гвардии, вместе с ним бежал – а он на Ртищевой женат, а род сей за тебя стоит. А младшего Ваньку на дочке гетмана Скоропадского решили женить, в пику интересам «светлейшего», что требует ему два городка передать с волостями – там конфидентом Меншикова выступает брат Скорнякова-Писарева, что у меня в кандалах сидит.
Алексей внимательно слушал Ромодановского, тот зря ничего не говорил. В хитросплетениях родственных связей русского дворянства без его участия разобраться было невозможно – тут князь-кесарь его особенно просвещал, небеспочвенно утверждая, что зная все тонкости немалую поддержку от столбового дворянства получить можно.
– Петр в Твери лютует, а ты, наоборот, милосердие показывать должен. Но токмо к нашим – иноземцев, что по найму самозванцу служат, и приказы его бездумно выполняют, наказывать надлежит, но опять же не всех. Пусть вначале письма своим родичам отпишут нам нужные – ты поддержку получишь, хотя цезарь и так на твоей стороне. Но лишней помощи не бывает – и надо отца твоего без нее оставить.
«Далеко заглядывает вперед, все варианты просчитывает. Любое действие направлено или на усиление моих позиций, либо на ослабление царя Петра. Да, не зря на такой должности его с отцом держали. Да и Федор Юрьевич, как я понял, настоящего царевича старался оберегать, да и розыск не вел, когда тот, то есть я, в Вену убежал. И возможного царского гнева не испугались – саботажники, право слово».
– Петьку Толстого в Посольский Приказ определить можно, зело разумеет, но мне подчинить. Пользу с него извлечь можно немалую, – Ромодановский словно подвел черту, и снова вернулся к делам казацким:
– Слободские полки твою руку примут, государь, но не сразу – старшина сейчас выгадывает, как и дворяне наши, момент, когда можно будет на сторону победителя перейти.
Алексей пожал плечами – он уже давно осознал, что большая часть только ждет, чтобы определилась ситуация и стал бы ясен один победитель – либо отец, или сын. Время играла на него – с каждым днем силы увеличивались, а вот у Петра оставались только те полки, что воевали в Финляндии. И положение с каждым днем будет хуже, как припасы кончаться, а завоза хлеба не будет – Алексей повелел ничего в Петербург не отправлять. Морить голодом население Ингерманландской губернии и тамошние войска с флотом ему посоветовали в Думе бояре.
– А вот донские казаки выступить могут сразу, ты атамана Ваську Фролова утверди – раз царская грамота Петра у нас. Свою грамоту отпишем. И ты им привилегии всяческие пообещай – тогда свои сотни нам на помощь отправят. Да атаманы Данило Ефремов и Ванька Краснощеков полки привести могут – они ведь из-за боязни расправы под царскую руку пошли, и против Кондрашки Булавина выступили.
– Грамоты казакам и еще одну гетману нынче отправить нужно. Пусть двинут самые боевитые полки, всех ополчать не нужно. Этого будет вполне достаточно. Нужно только до лета продержаться, а там и на Петербург походом пойти. Но было бы лучше, если царь Петр сам отступит, или за границу, в ту же Голландию уплывет. Или помрет в одночасье…
– Что было бы лучше всего, государь – долгая распря сил много оторвет и казну опустошит. Однако надеюсь, что самозванец душу свою вскоре на божий суд отправит – много у него недоброжелателей явных и тайных, многие нам в том помочь могут…
Глава 4
«Выглядят красиво, драгметаллов ювелиры не пожалели, и правильно – на государственных наградах нельзя экономить, они своим видом должны внушать уважение», – Алексей потрогал пальцами ордена, отодвигая один за другим в сторону. Пробную партию из нескольких десятков штук изготовили вручную, но очень быстро, умельцы постарались.
Сами кресты, на первый взгляд, выглядели одинаковыми и ничем не отличались между собой, если не брать в расчет размеры. Но между тем не имели ничего общего с тем орденом, что Алексей видел на рисунках в прошлой жизни, включали несколько степеней, соответственно представляли собой совершенно не ту награду, которая должна была появиться после смерти первого императора.
Большой крест, носимый на алой ленте, шел вместе с массивной серебряной звездой, но не шитой из серебряных бляшек, а цельной, сделанной из толстой пластины, а оттого и тяжелой. Лучи креста были покрыты красной эмалью, на этом все сходство заканчивалось. Маленьких двуглавых золотых «ореликов» между лучами не имелось, зато был один большего размера в центре, а медальон князя размещался у него в центре, вместо щитка.
Шейный, чуть меньше по размеру, полностью соответствовал Большому Кресту во всем остальном, но был легче. Да и звезда с лентой ему не полагалась. Зато по статуту этим двум степеням полагались особые знаки, символизирующие как бы дополнительное награждение, которые крепились к ушку на верхнем луче – мечи за боевое отличие и миниатюрную шапку Мономаха, как более высокую и значимую награду. Дальше Алексей решил не заморачиваться, однако предусмотрел, что крест и звезда первой степени могут быть украшены алмазами, а лучи представлять выточенные рубины. Однако, мысленно прикинув стоимость такой награды, он только ахнул и отложил воплощение замысла на более долгий срок.
Малый крест, уменьшенная копия шейного, уже носился на ленточке – это третья степень. Им должны были награждать исключительно офицеров за боевые заслуги, отчего между лучами шли миниатюрные мечи. Впрочем, два креста были без них – для приказных дьяков, если среди них найдутся рачительные, и не мздоимцы. Все же получение такой награды должно стать неплохим стимулом для приказных служащих.
Дальше шли знаки отличия, или донаты, как их называли – в золоте и серебре – для награждения «внетабельных чинов». Точно такие же размерам, как малый крест, они не были покрыты красной эмалью. Вот только по значимости они были не менее весомы – и как награда, и за привилегии, с оной получаемы. За каждый донат следовало не только повышение в чине с почетом, но уже низшая степень переводила награжденного в разряд «детей боярских». Высшая в золоте вела к производству в подпоручики, минуя чин прапорщика, и переводила такого кавалера уже в «жильцы», пусть и с несоответствием в чине. Кавалерский крест, кроме получения следующего чина, делал любого офицера потомственным дворянином, запись о том вносилась в столбовые книги. И соответственно этому выделялось поместье, вот только крестьян не приписывалось в «крепость»…
– Какие красивые кресты, – на плечи Алексея легли тонкие руки юной царицы, пришла к нему в кабинет, соскучилась – молодожены почти не расставались, у них был «медовый месяц».
– Это не просто кресты, Катя – сие есть социальная лестница, по которой наверх могут забраться очень многие из тех, кого считают выходцами из «подлого» состояния. Они станут самыми значимыми персонами – все те, кто готов сражаться за веру, царя и отечество, и положить за это свой живот. Столбовыми дворянами можно считаться только за военную службу и ратную доблесть, проявленную при ней. И кавалер оной награды пойдет впереди князя, если тот не удостоен такого же креста. Понимаешь?!
– Но дворян же много станет – как быть на всех с поместьями? Ведь не хватит! У тех же ляхов шляхты множество, чуть ли не каждый десятый, как мне отец говорил!
– Вся разница в том, что «указ о единонаследии» я отменять не буду. Дворянство обязано служить государству, за это и даются привилегии. Не желаешь служить мечом – тогда пером в Приказе пиши! Или мошной тряхни хорошенько – причем не раз и не два, если кто из заводчиков дворянство получит. А если совсем никчемный – пошел вон, не позорь сословие – работай в поте лица своего и плати подушную подать!
Из «столбцов» таких выписывать безжалостно – трутни не нужны. А не по нраву Россия – убирайся – никого силой держать не нужно, только достояние свое здесь оставит!
– Родовитые в обиде будут…
– Ущемления им никакого нет. Пусть воюют, кто им мешает, и доказывают державе свою полезность. И тем сохранят свое положение. Видишь ли, Катенька, опора должна быть не только в одном дворянстве. Все сословия должны стать ею – а достойным из них давать продвижение вверх. Грамотен и трудишься на пользу – станешь «почетным подданным», привилегии получишь. Да те же крестьяне сами детей в школы отводить будут и их успехи в обучении контролировать. Пройдет два поколения – вся страна грамотной станет. Разве это плохо?
– Кто тогда подушную подать платить станет в прежнем объеме? Ведь с грамотного она меньше браться будет…
– За счет увеличения населения, Катя. Нужно медицину развивать всемерно, сейчас жены при родах гибнуть, а о «кесаревом сечении» понятия не имеют – а ведь это шанс большой для спасения, как матери, так и ребенка. С грязью бороться надо, гигиену строго соблюдать. Детскую смертность, если вдвое сократить, то через тридцать лет население удвоится. А то сейчас рожают по семь-десять детей, а выживает двое, в лучшем случае трое. В дворянских семьях положение чуть лучше, но именно чуточку. Так что главная задача не токмо на Приказе ратных дел, на Аптекарском и Школьном будет не менее важная работа.
– А что такое «кесарево сечение», название ромейское? Гигиена ведь на греческом как «целебное» или «приносящее здоровье» звучит, царственный супруг мой?
– «Гигиена» есть строгие правила, которые если соблюдать, то болеть меньше будешь и здоровье свое сохранишь до старости. Это и правильное питание, и гимнастика как в палестрах греческих была, да гимназиях – о ней ныне забыли. А «кесарево сечение» еще в Риме делали – живот разрезали внизу, если родить не получалось, ребенка вынимали и зашивали нитями шелковыми, как помнится. И тем жизнь всем спасали…
– Расскажи об этом, поведай, – жена так крепко прижалась к нему, и он понял, что теперь изливать из себя знания ему предстоит каждый вечер. Но взглянув на ее встревоженное и крайне заинтересованное лицо, мысленно вздохнул с облегчением – теперь он знал на кого можно переложить часть хлопот, хотя бы в медицине…
Глава 5
«Все же нашлось общее у официальной церкви и раскольников – не думал, что с такой лютой яростью «папеньку» они в унисон проклинать станут. Видимо, права поговорка, что ничто так не сближает недругов как один общий и страшный враг.
Тверская резня Петру боком выйдет, и очень скоро – не сработали привычные методы!
Хотел запугать моих сторонников, но получил совсем иной эффект – ответную лютую ненависть. Теперь, чтобы он не предпринял, численность недовольных его правлением будет возрастать с каждым часом. Прав Шереметев – нужно всячески тянуть время, ибо каждый час играет нам на руку. В частях царской армии началось дезертирство – тут и агитация церкви играет, и мои манифесты об установлении сниженных сроков военной службы, и возможность приобретения статуса «почетных подданных».
Плохо, что лед на реках еще крепок – Меншиков на Волок Ламский пошел с авангардом, хотя для меня привычное имя города Волоколамск, как раз по книге Бека о войне. Борис Петрович опытен, и вряд ли «светлейший» его проведет – но все равно на душе неспокойно.
Ладно – об этом лучше не думать, все равно из меня полководец как из дерьма пуля. Бояре к тому же стеной встали, привели тысячу доводов, почему царю-батюшке нельзя сабелькой махать на все стороны. Вот и сижу в кадушке, как свинья в теплой луже».
Алексей повернулся на бок в горячей лохани с низким бортом, отдаленно напоминавшую ванну, только из серебра. И тут же мысленно прикинул стоимость сего изобретения еще времен царя Алексея Михайловича – шестьсот рублей пуд серебра весом, а тут все четыре весом, да еще с чеканкой. Как то на царском комфорте не экономили – купался в прямом смысле в серебре, а кушал с золотых тарелок.
Надо было бы все это добро в монеты перечеканить, но нельзя – престиж державный блюсти надобно, дело серьезное. Тем более что церковь передала драгоценным металлов на внушительную сумму, да и купцы в разных городах мошной хорошо встряхнули – выходило без малого миллион рублей – головокружительная сумма.
– Вода остывает, подлей горячей.
Алексей подтянул к себе ноги, согнув колени, а прислужник в царской мыльне, в статусе «детей боярских» стал подливать ковшом кипяток из парящей кадушки. И переборщил – пригревать стало существенно.
– Холодной водицы добавь. Ковшика два, больше не нужно.
Юноша тут же открыл кран и наполнил ковшик – в царских палатах был примитивный водопровод из толстых труб, установленный чуть ли два века тому назад итальянскими архитекторами, что строили Кремль еще при Иване, первом «государе всея Руси».
Стало комфортно, и Алексей задумчиво посмотрел на трубу с краном, а потом перевел взгляд на узкое окошко, с множеством кусков слюды вместо стекла, вделанных в массивный переплет. За все время пребывания в этом новом для себя мире, он уже усвоил, что всему, даже незначительной на первый взгляд детали, нужно придавать значение.
– Слушай, а труба, по которой вода идет, что сюда, что на поварню, не из свинца ли сделана, как и окна?!
– Из свинца, государь. Как прохудиться изволит, то воду из нее спускают, плавят свинец и заливают дырку.
«Вот где собака зарыта, когда все писали о хворобе московских царей. А ведь так оно и есть – видимо. Иван Грозный с ума сходил не только от сифилиса, который ртутью лечили, но и свинца – металл этот крайне ядовитый. Его сын Федор юродивый был – болел часто и умер рано. Царь Михаил до полтинника не дожил, как и его сын, царь Алексей. Цари Иван и Федор тоже сильно болели, как их отец, ноги пухли, лекари подозревали, что у всех скорбут, то есть цинга.
Чушь собачья – какая цинга?!
Квашенную капусту все ели бочонками, а это витамин С. Да и фруктов с овощами в достатке – это я сам на столе вижу. Похоже на отравление свинцом, медленное и неотвратимое убиение, год за годом, одного царя за другим. Симптомы похожи, да и с головой непорядок у многих. И еще масса царевичей умирала в детском возрасте – Ромодановский много рассказывал про историю царского рода.
Почему же «папенька» такой живчик, если не считать припадков эпилепсии, или падучей, как ее здесь именуют?!
Блин горелый – так его с матерью, вдовой царицей Натальей Кирилловной в Преображенское отправили еще маленьким, вырос на чистом воздухе, на колодезной водице без всяких свинцовых труб. Так-так, а ведь припоминаю, что в Риме в период империи вино со свинцом пили, да трубы тоже свинцовыми были – потому их императоры с ума потихоньку сходили – то коня в сенаторы произведут, то город подожгут и картину пишут под названием – «Пожар Трои». Да и патриции тоже дурковали изрядно – а раз так, то определенное сходство имеется, и нужно незамедлительно принимать меры. Как говорится – во избежание и для профилактики!»
– Скажешь кому надо – свинцовые трубы летом убрать – заменить на глиняные или чугунные. Оконные переплеты сменить на деревянные. Свинца быть не должно! Нигде, пустить его на пули. Понятно?
– Передам боярину нынче, государь!
– Вот и хорошо, и я постараюсь не забыть – но все равно скажешь позже, как мое повеление исполняется.
– Все сделаю, великий государь, – прислужник поклонился, и видя, что царь встает из лохани, приготовил простыню. Тщательно вытер тело, и принялся ловко надевать на Алексея одежду.
«Надо в Коломенское перебираться от греха подальше. Дворец там еще в сохранности, резиденцией станет…
Нет, не пойдет – нагрянут внезапно драгуны Меншикова, и начнут кровавую потеху. Лучше в Кремле сидеть буду – тут охраны за глаза хватит. И с пушками, что на стенах!»
Москва готовилась к обороне – тысячи людей были заняты спешным восстановлением порушенных или заброшенных укреплений, что возводились десять лет тому назад, когда ожидали прибытия под ее стены шведских войск. Но король Карл пошел на украинские земли – ведь гетман Мазепа обещал ему сикурс, то есть помощь…
«А ведь если «папеньку» заманить к городу, а войска поставить поблизости, да в том же Тарутино, как в 1812 году, чтобы ударить осаждающих в спину. Хм, а ведь есть шансы – реки скоро вскроются, и армия Петра может быть обложена, как медведь в берлоге охотниками с рогатинами в руках – помощи получить не сможет.
Хорошо, надо отписать про такую идею Борису Петровичу – он умный, что-нибудь и придумает!»
