Текст книги "Буранный год (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

   В общем, через пару недель Роман уже, довольно, уверенно пикировал на учебные цели под, ранее невиданным для пилота СБ, углом пикирования в семьдесят градусов. Чуть позже начальство разрешило и бомбометание с подкрыльевых узлов подвески. Случались и досадные промахи. А один раз коварное начальство устроило им всем развлечение. Без предупреждения, стянутые к полигону зенитные орудия, открыли неожиданную стрельбу специальными учебными картечными снарядами, которые вылетая из ствола, выплескивали в сторону самолетов фонтан мелкого крашеного песка и промолотой кирпичной крошки. Ни одна песчинка не царапнула в тот раз по 'Юнкерсам', но атаку им сорвали. Пришлось заново осваивать противозенитные маневры и прочие хитрости бомбардировочной авиации, о которых пилоты на радостях немного подзабыли. Метать практическую бетонную 'пятисотку' с "Н-образной вилки трапеции юнкерса", им разрешили только через месяц.

   Попутно шло освоение пилотирования и боевого применения поликарповского ПБ. В отличие от хорошо отлаженного 'Юнкерса' советская машина была еще сыроватой, капризной и очень строгой. Порой садились на полосу уже на одном моторе. Отказывал привод шасси и створки бомболюка. Отрывались в полете решетчатые щитки для пикирования. Но даже при идеальной работе техники, состязаться с 'немцем' в углах пикирования и в точности бомбометания, ни СБ, ни ПБ, не могли. За то, пикирующий бомбардировщик Поликарпова в горизонтальном полете легко обгонял СБ, а 'фашиста' и вовсе делал, как стоящего, имея на полтораста кэмэ большую скорость. Да и по дальности существенно превосходил, а по бомбовой нагрузке также не уступал 'Юнкерсу'. Тренировки шли за тренировками. В один из октябрьских дней в Центр прибыло из Москвы пополнение, среди которого Роман узнал 'родную кровь', Васю с Левой.

  – Ромка, здорово дружбан!

  – И вам не хворать!

  – Что-то ты отощал тут без нас. Натуральный дистрофик, почти что 'Кощей Бессмертный'.

  – Зато вы за меня в Москве втрое щеки наели. Погуляли по ресторанам, а? Ладно, хватит баланду травить! Давайте расклад, что там с нашим 'автоматом'?

  – Ты только глянь, Лева, каким деловым стал наш дорогой друг! Ни тебе в баньку сводить, шашлычком накормить...

  – Вась, не томи! Колись уже, давай. Сделали?!

  – Ладно, чемпион. Пей мою кровь! Вон, те ящики, видишь, из 84-го выгружают? Опытная партия. Завтра вашему начальству доложим, и начнем ставить на СБ-2, СБ-РК и ПБ ваш новый. Пятнадцать комплектов!

  – Ну, парни!!! Будет вам за это баня! Слово даю! Правда, сразу же после первых испытаний...

  – Ну, вот, Лева. Ты ему всю душу нараспашку, а он...

  – Брось Васька травить. Ты же видишь, как он рад. Ну, чего Ром, ты нам в Москву писал, что вроде как, того – 'освоил'. Правду сказал или пули льешь?

  – Через день все сами увидите. Поверь, Лева, не разочарую.

   И, действительно, гости не были разочарованы. Разваленный у них на глазах близким взрывом бомбы, семиметровый макет танка, разлетелся обломками сосновых досок, столь лихо, что оба вздрогнули. Та же участь вскоре постигла и имитирующие артиллерийскую батарею деревянные макеты. Правда, из трех макетов, лишь один разбило в щепки, а два стоявших чуть в стороне, всего лишь были свалены на землю, и перевернуты взрывом двухсот пятидесяти килограммовой фугасной бомбы. Видать бревна были сколочены на совесть, но впечатления это нисколько не убавило. Буланов, в личное время после показа, подпольно, накрыл друзьям 'поляну'. Вместо шашлыка было жаркое из кабана, а вместо водки приняли по одной рюмке кедрового бальзама. В Центре с пьянством было строго, поэтому Роман убедил друзей до выпуска не рисковать. Тем более, что с Иваном Семеновичем Полбиным Роман уже договорился перевести московских варягов в его Буланова учебное звено, и уже дал за друзей всевозможные ручательства и зароки.

   В обучении не все шло гладко. Если в августе на СБ чуть не убился Василий, то в этот раз, в вылете на ПБ, чуть не накрылся Лева. Неправильно выставленная высота на автомате вывода, едва не стала причиной первой трагедии. Буланов корил себя последними словами, и даже приходил за разжалованием из комзвена в штаб к Полбину. Но тот лишь хлопнул его по плечу и сказал – 'Дал слово – держись! Каждый раз про этот свой грех вспоминай комэск, тогда из тебя толк выйдет!'. И вскоре толк из прикомандированных вышел. А Буланов даже заслужил благодарность командования. А в середине ноября сводную группу из двадцати лучших пилотов-пикировщиков Центра вместе со смешанной комиссией ВВС, ПВО и авиации погранвойск, отправили в 'турне' по авиабазам ВВС и ПВО, и по аэродромам погранвойск с показательными выступлениями. Начиналось все везде одинаково. Местным зенитчикам и дежурным звеньям комиссия приказывала сменить боекомплекты на холостые. Острословы тут же шутили, мол 'баре чудят'. На аэродромах народ продолжал свои рутинные занятия, и вдруг на них с неба со страшным воем наваливались 'одномоторные кривокрылые коршуны' и 'двухкилевые двухмоторные нетопыри' точно укладывая рядом со стоянками громко хлопающие имитаторы бомб. А потом нагло проносились на бреющем, пугая бойцов и командиров своим мерзким воем и короткими холостыми очередями. Сверху агрессоров прикрывала четверка знакомых многим по кадрам кинохроники 'Мессершмиттов BF-109'.

   Потом начинался разбор этого 'бандитского налета', во время которого сначала доставалось местному начальству за отсутствие маскировки, слабую выучку и 'за все хорошее'. Затем выступление продолжалось уже для построенного личного состава. И тут уже доставалось вообще всем. И зенитным расчетам, так и не успевшим открыть огонь по 'врагу'. И техническим службам выставившим самолеты в линейку, словно на парад, прямо под бомбы пикировщиков. И командирам дежурных звеньев истребителей, не успевшим поднять своих 'ястребков' в воздух, до первой упавшей на стоянки бомбы. И даже начальнику БАО за недостаток средств пожаротушения и отсутствие средств разминирования неразорвавшихся авиабомб. И только после этого показывались упражнения по бомбометанию с пикирования практическими бомбами на полигоне. Разъясняли сильные и слабые стороны атакующего пикировщика. Возили командиров авиабазы, с земли и с воздуха показывая им эффективность различных вариантов размещения техники на стоянках и маскировки. Истребительные звенья тренировались в прикрытии своего аэродрома от атак пикировщиков, и в прорыве через 'мессеров' к бомбовозам.

   А перед самым отъездом 'читинские варяги' еще раз проводили свое 'тренировочное нападение', которое в этот раз уже должны были нормально встречать ранее ими 'битые' хозяева аэродрома. Всего в выступлениях участвовали: четыре 'BF-109', восьмерка ПБ, восьмерка 'Ju-87' (к шести полученным в сентябре аппаратам, месяцем позже добавились еще два, а еще четыре германских пикировщика, восстановленных из польских самолетных могильников, попали в другие учебные центры). И, нужно отметить, что на таких финальных выходах, доставалось двадцати экипажам не слабо. Вылезали из кабин мокрыми, как мыши из ведра. Да и хозяева потратили на эти игрища немало своего пота и нервов. Случались и аварии, но по счастью, пока без жертв.

   Всем трем друзьям эти захватывающие мероприятия были куда ближе по духу, чем обычные им будни бомбардировочной бригады, поэтому, когда обучение в Читинском центре подошло к концу, даже взгрустнулось. Но самым главным для капитанов ВВС стало понимание, что теперь они действительно знали, чего же по-настоящему хотят от службы, и чему готовы учить и учиться. Впереди их ждало новое место службы. Учебная смешанная авиабригада в Тихвине. Но что, оказалось странным и даже немного обидным, их будущим командиром оказался бывший командир полка ПВО на Балтийском побережье, а еще ранее командир истребительной авиабригады в родном Киевском особом военном округе. Смягчало обиду, лишь то, что этот командир, когда-то в прошлом гонял их старого знакомого Пашу Колуна (что помнилось еще по командировке в Саки). Но вскоре ситуация еще больше прояснилась. Оказалось, что в смешанную бригаду входят не только пикировщики ПБ и СБ-РК, но и диковинные мото-реактивные штурмовики-истребители 'Зяблик', и блиндированные штурмовики 'Кирасиры' (ИП-1 в штурмовом варианте), и даже двухмоторные истребители. К тому же на полевом кителе заслуженного полковника мерцал орден 'Боевого Красного Знамени' и уже знакомый друзьям знак участника боев на Халхин-Голе. А в показательном полете 'старикан' бодро продемонстрировал скептикам каскад сложнейших фигур пилотажа на очень похожем на их ПБ, двухмоторном истребителе И-40.

   Помимо этого, выяснилось, что в Монголии полковник Петровский командовал несколькими группами штурмовиков, истребителей-бомбардировщиков, пушечных и ракетоносных истребителей, и потому отлично понимает специфику авиаударов по наземным целям. Хотя докой по бомбометанию Петровский, безусловно, не был. Главным же, чему комполка самому следовало подучиться, было как раз бомбометание с пикирования. И новый командир тут же покорил своих подчиненных серьезным подходом к собственной учебе. Не давая спуску, ни себе, ни им, новый 'батя' установил жесточайший темп тренировок. Службы полигона едва успевали сменять разбитые мишени. Зампотех с подчиненными ходили в мыле, то и дело, снимая с аппаратов моторы на частую переборку и замену деталей. До конца года удалось даже провести несколько совместных учений с Каргопольским УЦ. Причем целеуказание на укрепления и позиции условного противника, бригаде обеспечивали помимо высотных разведчиков РДД, еще и специальные 'летающие штабы'. Эти не совсем понятные новшества базировались на крупных самолетах, вроде бывшего агитационного транспортника 'АНТ-14 Правда' и нескольких Т-5 (транспортных вариантах бомбардировщика ДБ-А). А в канун Нового 1940-го года для участия в совместных учениях к ним в Тихвин прибыл невиданный двухфюзеляжный Т-8 (собранный из обшитых листами гладкого дюраля фюзеляжей ТБ-3, соединенных общей секцией крыла и таким же по ширине центропланом между ними). Секретную начинку мастодонтов изучить не удалось, но команды на поражение целей, те выдавали вполне надежно. Про эти 'летающие штабы' (которые в шутках личного состава превращались в 'летающие многоместные гробы') ходили странные слухи. Но, по-настоящему их значение прояснилось уже в январе 1940-го года, во время налетов на аэродромы финской авиации, и на опорные пункты финских укреплений в Карелии...

   ***

   Канун не признаваемого социалистическим государством католического рождества 1939 года, в Москве ознаменовался сразу многими событиями. Случился приезд в советскую столицу сразу нескольких иностранных делегаций. Среди них заметно выделялись, интернациональная группа специалистов по радиотехнике, французские моторостроители с 'Гном-Рона' и 'Испано-Сюизы', и группа американских инженеров, приглашенных для внедрения буровой техники, новой аппаратуры перегонки нефти и новейших систем пожаротушения объектов нефтяной промышленности. В те же дни прогремело и несколько неожиданных культурных открытий. Одним из таких открытий стала прошедшая в Столице художественная выставка 'Свобода в борьбе', на которой почетное место заняли работы испанских художников и скульпторов, покинувших свою родину, где в этом году окончательно воцарился жестокий режим диктатора Франко. Скульптор Альберто Санчес представил несколько интересных модельных работ для конкурса политической скульптуры, созданных по заказу советского правительства. А его друг Бенхамин Паленсия явил публике серию собственных картин, набросков и произведений своих учеников из художественной школы 'Вальекас'. Европейские мастера и юные таланты, вместе с советскими художниками, не только клеймили в создаваемых ими образах бездушие наступающей на свободный мир 'коричневой чумы', но и задавали весьма высокие стандарты творчества. И поклонников у этого творчества в коммунистической столице нашлось немало.

   А примерно в это же время в соседнем 'творческом цеху', режиссеры, операторы, сценаристы и кинокритики придирчиво оценивали труд главного оператора кинокомпании 'Звезда' и, по совместительству, недоучившегося студента-киношника Чибисова. Причем, обсуждались маститыми коллегами, не только новые работы юного выскочки, но и сам его яркий взлет в киноискусстве. Этот студент-старшекурсник вместе с режиссером Гольдштейном, и с главным режиссером журнала 'Пионерия' Варламовым, уже несколько месяцев был на слуху в кино-сообществе. Буквально за полгода творчество их новой студии яркой кометой ворвалось на небосклон советского и мирового киноискусства своими новаторскими, но трагичными и спорными кинофильмами серии 'Соколы'. И ажиотаж от первых двух фильмов серии местами перекрывал даже бурный успех новых кино-полотен снятых другими заслуженными коллективами. Так, фильмы 'Глубокий рейд' режиссера Петра Малахова, и фильм 'Истребители' режиссера Эдуарда Пенцлина, явно уступали в зрелищности многосерийной картине 'Звезды', несмотря на их отличное качество, великолепную игру актеров и точное соответствие партийному заказу. Вызов был брошен, и киношная братия всполошилась не на шутку. Мэтры задумались об использовании находок неофитов, для создания собственных шедевров. Поговаривали о близких съемках исторической киноленты о действиях на фронтах Гражданской войны Конной армии Буденного, в которой съемки конных сшибок и погонь на тачанках смотрелись бы не менее зрелищно, чем отснятые Чибисовыми кадры. Для всех этих планов требовалось согласие властей и, похоже, шансы на его получение были высокими. Так что Чибисову и Гольдштейну вскоре предстояло потесниться в стане новаторов киноискусства. Но пытливый ум Чибисова, не боялся конкуренции, а искал новые пути и новые приемы в мастерстве оператора. И как раз в декабре итоги этого пути были предъявлены на суд критиков...

   В декабре молодой, но уже известный 'волшебник кинокамеры' выдал свое новое, полностью самостоятельное творение, на сей раз, порожденное на ниве сравнительно молодого жанра – мультипликации. Случилось так, что главный оператор 'Звезды' уже много времени провел в учебных центрах ВВС и НКВД, для согласования подходов в съемке учебных кинофильмов. Там-то Чибисов и подглядел у шефов, несколько интересных идей для съемки. Так на авиатренажерах, имитирующих воздушные бои, частенько перед прицелом кабины тренажера располагался киноэкран, на который с обратной стороны проецировались силуэты аппаратов противника. Чибисов мысленно заорал 'Годится!', и для начала, вспыхнул идеями по комбинированным съемкам мультфильмов с использованием масштабирования силуэтов и образов. Потом возникла идея с блуждающей маской и повторной съемкой на той же пленке деталей воздушных боев. Из преимуществ тут были относительно дешевый бюджет, позволяющий снимать такие мультфильмы десятками за год. Ведь съемка 'Соколов' стоила стране отнюдь не дешево, и стоимость мультфильмов с настоящими самолетами, оказалась бы просто запредельной. Из недостатков предполагалась, техническая сложность оснастки, слабая художественность и малая реалистичность в кадре. Но Чибисов не был бы самим собой, если бы сдался. К тому же, с согласия и протекции шефов 'Звезды', студент загорелся идеей, сдать экстерном экзамены в кино-институте, и перейти сразу на защиту диплома. А для диплома нужна была новизна. Скажем так, экзамены ему зачли почти автоматом, а вот за диплом старшекурсник взялся вполне серьезно. Вообще-то, он бы мог представить комиссии и уже отснятые им ранее кинофильмы, включая и недоделанную драму о черном подростке-добровольце. Однако максималист-кинооператор, как водится, пошел иным путем. Его мультипликационная военная кинолента получила название 'Крылья братишки'. Причем артистами у Чибисова стали три родных брата его невесты. Появляющиеся в кадре мультфильма лица мальчишек десяти, пятнадцати и восемнадцати лет, изображали одного взрослеющего главного героя. В последних кадрах старший из братьев коротко стриженный и с усами, выглядел уже лет на сорок.

   А сюжет мультфильма был хоть и не новым, но идеологически грамотным. Вначале убегающего от вооруженного шашкой конного беляка, плачущего маленького Димку, спасает красный военлет, расстреляв с неба всю погоню из пулемета своего полотняного 'Фармана'. Самолет садится на поле, и улыбчивый пилот сажает сироту в кабину. В кабину настоящего самолета, где несколько непонятных приборов, жутковатый гул мотора, и дрожь всего аппарата. Кадры с конником и ребенком изначально были сняты с натуры, но затем пересняты через экранный фильтр, для получения мультипликационного изображения. Потом паренька привозят на аэродром, где он сначала просто живет найденышем, а затем начинает свою службу мотористом. По экрану несутся сцены полетов, воздушных боев и аварий. Поначалу, пугающийся всего на аэродроме подросток, вскоре уже смело копается в моторе, и кричит 'контакт!' дергая за винт. В итоге парень становится военным летчиком, и на границе отбивает атаки польских самолетов. В самом конце показан строй самолетов в небе, и участники воздушного парада в своих кабинах. Процесс съемки мультипликации шел с минимумом рисованных кадров. На начальном этапе, на экран с задней стороны проецировались заранее снятые кадры пейзажа и масштабируемые (двигающиеся за экраном на раздвижной мачте макетики самолетов). С лицевой стороны шла съемка через объектив с маской закрывающей часть кадра от засветки. А уже потом в пустых масках при повторной съемке кадров, запечатлевались лица героев, дополняя образ воздушной драмы. Фактически кинооператор использовал в съемке принцип изученного им на спарках УТИ-4 (И-16) коллиматорного прицела. В общем, результат был хоть и не гениальным, но все же, довольно интересным, а сами новые методы могли применяться и в обычном кинематографе. Завистники и почитатели успели поломать копья в жарких спорах, но мысль новатора уже шагала дальше...

   Воодушевленный сообщениями, о показах итальянской картины 'Nozze Vagabonde' и германской кинокартины 'Zum Greifen Nah', выпущенных в 1936 году в формате 'стерео', Чибисов проштудировал все доступные ему материалы по 'объемному кино'. И если мечты, о создании собственного советского стерео для широкой аудитории, выглядели пока утопическими, то использование самого эффекта в специальном учебном кинематографе, казалось Чибисову насущной задачей. В целях повышения реалистичности в летных учебных центрах первых авиатренажеров, использующих тот же эффект 'кинозала в кабине', Чибисов решился на риск. Под видом съемок очередного эпизода для новой серии 'Соколов', он умудрился в Каргопольском центре снять тренировку воздушного боя, на заказанной им среди прочего британской стерео-пленке 'Техниколор'. В конце декабря студент-оператор показал этот сюжет инструкторам воздушного боя Ефимовского авиационного училища. На тренажере, глядя на изогнутый экран, через летные очки с наклеенной на них специальной цветной пленкой фирмы 'Поллароид', первые зрители советского стерео пережили множество интересных ощущений. Под гудение моторов с патефона, матерые боевые пилоты, дергались и пригибались в качаемой ручным внешним приводом кабине тренажера, и что-то рычали, пытаясь увернуться от воображаемых пулеметных трасс, атакующих их с экрана трех восстановленных после боев в Карелии трофейных 'Фоккеров D-XXI'. Комбригу Филину, по традиции, довели сведения об очередной новации, лишь после всесторонней проверки в узком кругу посвященных. Только после этого, майор Грицевец доложил начальству об очередном своем самоуправстве, и, молча, вытянулся в струнку, в ожидании разноса. Но разноса не последовало. Филин нахмурившись, лично уселся в обновленный тренажер, и за четверть часа на себе прочувствовал новый 'эффект присутствия'. После 'вылета' глаза начальника училища ехидно посверкивали...

   – То есть, вы, товарищ Чибисов, предлагаете повысить реалистичность тренажера, применением новой пленки и этих вот ваших красно-зеленых стекляшек?

   – Так точно товарищ комбриг! Только пленка британская уж очень редкая. Если бы не шефы из НКВД, то и этого показа бы точно не было.

   – Снова от товарищей киношников в нашем деле прибыло. И это хорошо! От такой помощи грех отказываться. Ну, а пленки-то эти сильно дорогие выходят?

   – Не дешевые, товарищ комбриг, да и доставать их трудно. Я почти махинацию провернул, чтобы этот 'Техниколор' в ноябре получить. Вы уж, это дело поддержите в Москве, сами же видите, что на пользу только. Да, и новые бы коробки заказать, пока в СССР свое производство не наладим...

   – Ну, что ж, товарищи... Пользу мы с вами тут видим. Будем на таком тренажере зачеты по тактике принимать. Вам товарищ кинооператор наша большая благодарность. А тебе, Грицевец, даю указание – заказывай все необходимое, и готовь с начпотехом комплекты для шести таких двухместных тренажеров, будем делиться с соседями. Ну, а сам я, пожалуй, к Локтионову на прием напрошусь. Думаю, продвинем мы эту беду в ВВС...

   И действительно, уже к февралю подобные тренажеры появились сразу в нескольких учебных летных центрах. Курсанты, оценив новинку, устраивали натуральные битвы за очередность тренировок. А хитрое начальство, нашло новый способ поощрения и наказания своей крылатой паствы. Ну, а Чибисов, в начале марта был вызван в кабинет к народному комиссару Берии. Здесь дипломник струхнул не на шутку, ведь как-никак, аферу-то с пленкой он недавно провернул.

   – Вам, товарищ Чибисов, нужно научиться, умные мысли не прятать от начальства, а своевременно согласовывать. Докладывать обо всем учитесь! Вам все понятно?!

   – Понятно, товарищ народный комиссар!

   – Ну, раз вам понятно, то делайте выводы, чтобы оправдать в дальнейшем оказанное вам высокое доверие. А пока откройте вот эту коробку. Надеюсь, в вашем деле, это вам пригодится.

   – Спасибо, товарищ Берия. Доверие оправдаю!

   В итоге, вместо наказания, Владимир получил награду, в виде именной ручной кинокамеры 'КС-5' (бывшей клоном американской 'Аймо'). Подарок и высокое доверие его порадовали, но для фанатика киносъемки важнее было то, что в деле создания советских кинофильмов появилось новое интересное направление, пусть и не новее зарубежных. А идей по этой теме был целый вагон...

   ***

   Группа прибывших из Германии волонтеров, только и успела представиться командующему ВВС Суоми генерал-майору Лундквисту, как тут же вспыхнула война. Терновского вместе с двадцатью пятью прибалтийскими и польскими пилотами, подготовленными в Баварии в специальной авиагруппе Абвера, даже не успели проверить на пилотаж и распределить по аэродромам. Едва они выслушали в штабе ВВС напутствие генерала, и получили день отдыха перед отъездом, как на утро, выяснилось, что большая часть авиационных объектов ВВС Финляндии перестала существовать. Русские бомбы перемешали со снегом и осколками гранита даже отлично замаскированные цели. По предварительным оценкам, в первую же ночь своей 'воздушной вендетты' (как ее прозвали европейские журналисты), большевики привлекли к налетам не менее тысячи тяжелых и средних бомбардировщиков. И точность их удара поражала воображение. Очевидцы говорили, что первыми сразу после заката, их бомбили одинокие двухмоторные бомбардировщики. За первой парой машин, всегда шло звено из трех таких же. Вниз летели парами осветительные бомбы, а затем вперемешку серии осколочно-фугасных и зажигательных. И падали они на казармы и склады, безумно точно, словно у пилотов были глаза, как у кошек. За ними, вместе с группой двухмоторных штурмовиков, прилетали какие-то одномоторные самолеты, удивительно похожие на немецкие пикировщики 'Штукас'. Эти сборные группы, пугая воем своих сирен, прицельно выбивали оживающие зенитные средства и прожекторы. А, спустя всего четверть часа, к пылающим кострам, еще недавно бывшим ангарами, складами и ремонтными мастерскими, неспешно подходили плотные колонны четырехмоторных махин, и сравнивали все с землей. За ними прилетали небольшие группы двухмоторников и, кружа над руинами, добивали, все то, что уцелело. А ранним утром, чадящие пепелища выборочно обрабатывали русские пикировщики. В общем, Терновскому вместе с волонтерами, здорово повезло, что они остались на отдых в Хельсинки. Столицу большевики пока не бомбили.

   Финское начальство находилось в состоянии прострации, и отмахивалось от вопросов приезжих. В тылах царила паника. Война началась совсем не так, как виделась из министерских кабинетов. Поговаривали, что вскоре русские сотрут столицу в порошок. Поверив слухам, из города в массовом порядке, бежали самые нестойкие жители. Остальные обживали подвалы и блиндировали, чем попало, первые этажи зданий. Причем, слухи об обстоятельствах начала войны ходили самые фантастические. Отдельные горлопаны утверждали, что это немцы и британцы продали Суоми, получив большой выкуп от Сталина. Другие более осведомленные, поговаривали, что русские мстят за свой Петербург. Будто бы 4-й бомбардировочный полк вышел из повиновения, и сам нанес удар по русским. То ли из-за русской провокации, то ли, в знак протеста, перед этим получив новости из Хельсинки и Иммолы, о том, что правительство было уже готово капитулировать перед Сталиным. Предположения были странными, ведь о капитуляции до этого никто не заикался. Наоборот, все финские газеты ежеденно твердили о готовности страны сражаться изо всех сил, и выражали надежду, что цивилизованные страны, не оставят Суоми один на один с азиатскими варварами. Впрочем, про командира 4-го бомбардировочного полка майора Ласти уже давно ходили слухи, что он еще осенью высказывал резкую критику в адрес мягкотелых штабных, запретивших его 'орлам' полеты вблизи границы. К тому же у самого майора имелись веские причины для личной мести большевикам, поскольку его старший сын погиб в воздушном бою под Каргополем от пулеметной очереди русского 'Девуатина'. В общем, дело выглядело темным. Связь со штабом 4-го полка в Иммоле и с авиабазой Люнетярви прерывалась несколько раз, еще до начала русских налетов. Поэтому остановить вылет "Бленхемов" даже после встревоженного звонка охраны в контрразведку, не удалось. Причем в Иммоле как-то уж очень подозрительно несколько дней подряд шли аварии на электроподстанции и на телефонном узле. Короче, детали сюжета были потеряны, а все панические версии, и слухи о большевистских провокациях теряли свое значение, за отсутствием доказательств, и остановить начавшуюся войну они никак не могли. Как не могли и убедить мировое сообщество, что это русские напали на Суоми первыми, а не наоборот...

   К слову сказать, войну в стране озер и лесов ждали. Не просто ждали, а усиленно готовились к ней. Достраивали укрепления оборонительных полос, и где только можно выпрашивали кредиты на закупки вооружения. В порту Стокгольма, в соседней Швеции, только встало под разгрузку судно, груженное устаревшими французскими пушками и истребителями американской компании 'Брюстер' (чтобы не попасть под русские бомбы у причалов Хельсинского порта). Технические службы ВВС расчищали новые ВПП на многочисленных заледеневших озерах. После позорных разборов в Лиге Наций недавних приграничных стычек с русскими, дипломатический корпус Суоми, отзывал своих сотрудников из Советской России. Попутно министерство иностранных дел готовило обращения в Лигу Наций об ожидаемом со дня на день подлом нападении русских. Ясно было, что русские не отступят, тем важнее было хотя бы сохранить образ маленькой, но гордой страны, защищающей независимость от страшного соседа. Но после нескольких пограничных боев, мировая пресса частенько высмеивала щенячьи наскоки финнов на русского мастодонта. И значит, единственной разумной линией поведения оставалось оттягивание даты начала русского нашествия. Но и вечно ожидать нападения невозможно. Ожидаемые даты русского удара переносились уже раз пять. Тревоги следовали за тревогами, а русские все не нападали. В войсках стала падать дисциплина, даже были отмечены многочисленные случаи пьянства и самоволок. Прошли ноябрь и декабрь, а большевики все медлили. Финская воздушная разведка уже месяц, как прекратила свои полеты над границей. И теперь, войскам Суоми оставалось только молить бога о каждом следующем дне мира, дающем время на усиление обороны...

   Штаб генерала-фельдмаршала Маннергейма уже давно приказал отвести от границы все тяжелое вооружение, оставив только легкие отряды, чтобы избежать обвинений и провокаций большевиков. Пограничная стража уже несколько недель, как покинула свои заставы, выставляя в направлении границы лишь разведывательные группы. Артиллеристы и пулеметчики, закопанных в землю по самую крышу, и укрытых от вражеского взгляда кустами и деревьями, больших и малых железобетонных дотов, прекратили пристрелку секторов обстрела. Авиаклубы продолжали отправлять на переподготовку в авиашколу в Каухаву своих лучших курсантов. А 'гражданская стража' (в иностранной переписке зачастую именуемая германским термином 'шюцкор'), тренировала метких стрелков, снаряжала пополнения для кадровых частей, и готовилась отражать воздушные десанты в глубине территории. Строгим приказом командования открытие огня в сторону 'соседей' было запрещено под угрозой расстрела, но все перечеркнул единственный боевой вылет десятка бомбардировщиков 'Бленхем'. Как это могло случиться, командование понять не могло. В обгоревшем боевом журнале бомбардировочной эскадрильи осталась лишь запись о получении письменного приказа, за подписью командира 4-го полка майора Ласти. Сам приказ найден так и не был, но офицеры штаба 4-го полка в Иммоле, ошарашено, подтвердили, что по телефону получили приказ командира полка, готовить к вылету вторую волну бомбардировщиков. В качестве объяснений присутствовали путаные доклады о якобы начатом русскими наступлении, и даже высаженном десанте в Виппури, на который и должен был ответить ударом 4-й полк. Но все это было уже не важным, поскольку следующей ночью после финского налета, русские бомбардировочные армады раскатали финские ВВС, словно асфальтовый каток. И в горящем штабе в Иммоле и на аэродроме в Люнетярви, откуда днем раньше, вылетали 'Бленхемы', не осталось почти никаких зацепок о природе, совершенного финскими пилотами преступления.

  ***

   Месяцем раньше, на расположенных в Калинине, Монино и Иваново, трех основных аэродромах Первой авиационной армии резерва главного командования (которую также именовали Первой армией особого назначения – АОН-1), царило уныние. Даже в столовых не было слышно привычных бодрых шутейных перебранок, личный состав сидел как пришибленный, и ждал невесть чего. А их начальство, напротив, боролось с унынием, метая громы и молнии, пачками отправляя в наряды и на гауптвахту подчиненных по малейшему поводу и без оного. Но и те и другие ждали, что же, решат в Москве. А в Москве, в кабинете Великого Вождя и Учителя товарища Сталина, стойко боролся за репутацию 'красы и гордости ВВС' заместитель наркома обороны по авиации командарм Локтионов. Боролся, но терпел поражение...