Текст книги "Буранный год (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Михаил Громов потом проводил разбор того полета совместно с испытателями НИИ ВВС и учеными из УПР НКВД. По случившемуся инциденту, общее мнение было единым – 'чудом не накрылись'. Хотя у чуда имелось имя. Чудом и 'ходящим противоречием' был сам, отчаянный, но и очень осторожный создатель этой ракеты, ее первый испытатель – новатор ракетных полетов Моровский. Трудно было понять, как безумная отвага сочеталась в нем с холодным и педантичным умом, отменной реакцией и железной выдержкой. И как его же циничный расчет, сочетался с непоказным человеческим участием. Не прояви капитан в этот раз должной расторопности и хладнокровия, мог бы запросто расстаться с жизнью. Уж Громов-то это понимал как никто другой. Покидать неуправляемую машину ему пришлось в 1927-м году первым из пилотов-испытателей и из всех военных пилотов СССР. И там скорости были далеко не сверхзвуковыми, и даже не околозвуковыми, а гораздо меньшими. А с этим 'американцем' они потом не раз и не два провели обсуждение той аварийной ситуации. Адам (или, если не лукавить, то имя ему было – Павел Колун, которого трудно было не узнать, когда он говорит по-русски, но после беседы с 'чекистами' Громов зарекся его так называть) скрупулезно делился самыми мелкими и неожиданными наблюдениями от полета со своим московским коллегой. Было видно, что в первую очередь этот 'разведчик-испытатель' думает о спасении жизней советских ребят – будущих ракетных пилотов. А, вот, на публике, он вел себя предельно аккуратно (даже чуть спесиво). Не давая никаких намеков, на знакомство с Михаилом Громовым и Георгием Шияновым, и инженерами ХАИ. Не давал ни малейших поводов для сомнений, в своей инородности к СССР, куда якобы приехал лишь для полетов, на ракетах (конструкции Оберта и своей собственной).

В общем, та история завершилась хорошо. Моровский не пострадал. А обе обезьяны вернулись домой живыми, хоть и сильно испуганными. В полете, помимо общей для обеих подопытных камеры-скафандра, они испытали качества легких костюмов и шлемов. Причем заставлять их надевать эту одежду, на тренировках и в боевом старте, было наиболее сложным делом. Ракета была тяжелее февральского варианта за счет установки кислородной и измерительной аппаратуры. Мощность советских ЖРД, сбрасываемые большой топливный бак и ускорители, вполне допускали некоторое усиление и утяжеление аппарата. Самописцы и приборы фиксировали пульс, давление, подвижность, голосовые звуки, и другие параметры небритых пассажирок. Кинокамеры снимали их поведение, и даже динамику движения зрачков глаз. Аналогичные показателя снимались и с пилота ракеты. Так что Центру космической медицины, практически сразу достались бесценные данные, для подготовки всех последующих экипажей. Ну, а сам Моровский, устно озвучил свое видение программы тренировок ракетонавтов. Программа, должна была включать тренировки в барокамере. Катание кандидатов в центрифуге с перегрузками до 12 G. Испытание их кратковременной невесомостью, в пикирующем с высоты около 12 тысяч метров самолете 'Сталь-7' (который еще предстояло усилить и оснастить ракетными ускорителями, для набора такой высоты и 'гермо-салоном' пригодным для таких тренировок). Также планировались испытания 'водяной невесомостью' в бассейне. Помимо этих измышлений, которые ввергали в ступор коллег, Моровский сумел убедить своего соратника Германа Оберта благоразумно повременить со следующим пилотируемым пуском ракеты конструкции самого Оберта. Имело смысл, дождаться получения рекомендаций от медиков, и скорой доработки двухместной кабины с учетом нынешнего пробного полета и полученного опыта сверхзвукового катапультирования обезьян. Оберт, как обычно, несколько расстроился, но вынужден был согласиться. Ну, а сын профессора Юлиус, от таких новостей, эмоционально нагрубил отцу. Честолюбец в гневе обратился к советскому начальству с просьбой о получении советского гражданства, и с условием, гарантированного предоставления ему права участия в первом полете на высоту свыше тридцати километров. Своего конкурента Моровского он ненавидел с каждым ракетным пуском все сильнее...

***

Закрывшая небо облачность позволила Объединенному командованию произвести перегруппировку частей. Одновременно, в столице Восточной Фландрии Генте, состоялось совещание командиров объединенных ВВС. Планировалось оно еще неделей раньше, поэтому собрались на него командиры от уровня эскадрильи и выше, достаточно быстро. Кто-то прибыл автотранспортом, других привезли в порт Гента быстроходные корабли, а командиров ВВС соседней Франции доставили летающие вдоль берега над морем транспортные 'Дугласы'. Риск перехвата командование посчитало незначительным. Куда опаснее смотрелись низкая облачность и другие выверты погоды. Но, так или иначе, совещание состоялось. На кону стоял новый этап воздушной битвы за нейтральные страны и Францию. Всех прибывших, на два дня разместили в ближайших к площади Коренмаркт отелях. А само совещание должно было проходить в здании Фламандской Оперы. Но командиры воздушных частей и подразделений традиционно начали свой вояж с посещения местных питейных заведений. Там-то в одном из кафе Велдстраата, советский разведчик неожиданно столкнулся с толпой военных. В этой шумной компании, сразу удалось опознать многих знакомых по апрельским учениям коллег-пилотов, и даже нескольких шапочно знакомых командиров наземных частей. Но первыми 'пропащего Моровского' опознали несколько его горячих почитателей, еще со времен Польской компании.

– Хлопаки, глядите!

– Вот это встреча!

– Эй! Здесь Сокол!

– Все сюда, друзья!

– Глядите, кто сегодня с нами!

– О-о! Добже день, пан, Адам!

– Здравствуйте пан капитан! Ой, простите! Вже пан майор!

– Приветствую всех, панове, месье и минеерен! Откуда вас так много здесь?

– Да помимо совещания со штабом, тут еще с нами команда перегонщиков прибыла, на сорок прибывших морем 'Харрикейнов'...

– Вот это здорово! Над Арденами, они нам сильно помогут. Рад снова летать с вами в одном небе!

– А уж как мы-то рады! Все помнят, панове? Где Моровски, там?

– Где Моровски, там победа!

– Слава 'Поморскому Соколу'!

– Друзья, друзья! Тише! Не стоит столь бурно славить обычного офицера ВВС!

– Адам, вам их не удержать! Даже не пытайтесь.

– Пан Стахон. Наконец, это просто несправедливо! Все это нужно говорить в ваш, а не в мой адрес. Вы командовали бригадой, в которой я лишь имел честь летать.

– Не скромничайте, мой друг. Правильно воевать с бошами, большинство присутствующих училось именно на ваших победах. Не, правда, ли, друзья?!

– Точно так, пан генерал!

– О! Я не сразу заметил. Вас можно поздравить майором?!

– И мы сегодня же отметим новый этап вашей стремительной карьеры!

– Давно произведены?

– Уже неделю как, получил звезды из рук Его Королевского Величества Леопольда III.

– Целую неделю??? Так, за ваше летное и рыцарское счастье необходимо срочно выпить!

– Земан, молния тебя раздери! Только не это! Панове, поверьте бывшему безродному шоферу и автомеханику – не в больших звездах и выпивке счастье! Отнюдь не в этом! Да и не пью, я почти...

– Вы с ума сошли, дружище! А в чем же, тогда, счастье?!

– Должно быть, в его амурных победах, Франтек?

– Умру от смеха, Карел! В этом нам нашего Сокола никогда не догнать. Ну, держись, пан Адам! Мы сегодня качественно обмоем новые звезды, или намнем тебе бока! От нас не уйдешь!

– Франтек! Отпусти, а то раздавишь своего бывшего командира! Рад всех вас видеть, друзья, только отпустите душу на покаяние!

– Эгей! Хлопаки! Не задирайте, и не мните совсем уж сильно бока майору! Он еще нужен нам всем в небе. А вы, пан, Адам, бросайте ваше притворство. Здесь все вас знают как облупленного! И мы все ждем приглашения...

– Да-да, дорогой друг! Никто не позабыл, как ты споил нас тогда во Львове!

– Франтишек, это неудачный пример!

– Удачный-удачный, пан Адам. И ты, пан майор на наше прощение, да и на субординацию, даже не надейся!

– Янош, помнишь, как он отметелил тот наряд военной полиции у кафе?!

– Ха-ха-ха! За тот 'концерт', нам тогда знатно досталось от генерала Прхала!

– Панове, помилосердствуйте, я же только с вылета! Выпивку готов выставить хоть сейчас. Но в Опере нас ждет командование, а уже завтра у меня новые вылеты. Вино с меня, но надолго гульнуть сегодня не сможем.

– Это отговорки! Спросите любого, пан майор – у всех ожидаются вылеты! Вашим геройским 'Драконам', бесспорно, достается немало, но это не повод ускользать от компании!

– Да-да, майор. Отговорки не принимаются! Или вы уже разучились пить!

– Адам, не буксуй. У нас впереди еще целый час...

– О, боже, снова ледяные компрессы на утро! Ладно, панове! Но только на час!

В общем, на совещание в объединенном штабе союзников лидеру авиагруппы 'Белые Драконы', как и многим из встреченных им друзей и знакомцев, идти пришлось слегка подшофе. Два дня погода стояла нелетная, поэтому в шикарном зале Фламандской Оперы удалось собрать не только командиров авиагрупп, но и большинство командиров эскадрилий. Так, что часть 'провокаторов пьянки' оказалось вместе с новоиспеченным майором в зале совещаний. Были там и представители наземных войск, и даже дипломатический корпус. Особого внимания собравшихся в зале удостоился специальный учебный фильм, отснятый в сквадроне 'Белые Драконы'. В короткометражке показывались приемы штурмовых атак наземных частей Вермахта, и приемов воздушных боев известных далеко не всем пилотам объединенных ВВС. Фильм был немым. И майору Моровски пришлось давать, как пояснения во время просмотра, так и отвечать на многочисленные вопросы после него. Основной целью совещания, было обсуждение плана удара по германским аэродромам и скоплениям войск, с почти одновременным подлетом групп к своим целям. Последующие волны авиации союзников должны были закреплять успех на земле, и встречать в небе противника, пытающегося совершить удар-возмездие. Причем вылет первой волны планировался перед рассветом, с полетом к целям на предельно малой высоте. Операцию предстояло начать по радиокоманде из Шербура, без длительной подготовки, сразу же, как установится погода. Задачей контрразведки было отследить активность шпионов противника вокруг совещания и не допустить потери внезапности. Представители наземных частей, должны были умело и своевременно воспользоваться результатами воздушного удара, и перехватить у врага инициативу. У советского разведчика в голове крутились куча опасений утечек сведений со столь массового совещания, но полезность самого мероприятия не оспаривалась. Многие присутствующие здесь командиры ВВС понятия не имели о тактике таких 'звездных налетов', и даже не готовили своих подчиненных к бреющим полетам. Именно сейчас они начинали понимать специфику такой боевой работы, могли получить бесценные советы ветеранов, и даже 'пеше по летному' отрепетировать действия своих групп и сквадронов.

Не смотря на легкий шум в ушах, оставшийся от утреннего возлияния, сразу после совещания, майору Моровски пришлось остаться на фуршет. Слава небесам, тут с тостами не зверствовали. И можно было слегка перевести дух, скромно присев у окна. Соблюдая приличия, нужно было остаться в зале, хотя бы на час. Видимо от выпитого вина мысли текли чрезмерно расслаблено. Изучая лица в зале, Павла, пыталась вспомнить, где и с кем из присутствующих довелось раньше встречаться. Один красивый подтянутый человек, явно дипломатического звания несколько раз привлек своими манерами внимание. Он в чем-то снисходительно, но настойчиво убеждал своих собеседников – чешского командующего танковой дивизии Алоиза Личку, и пехотного генерала Рудольфа Виста. Рядом стояли президент чешского правительства в изгнании Эдвард Бенеш, и чешский посол Стефан Осуцкий. Тут явно имели место неформальные закулисные переговоры польского и чешского правительства. Павла даже не сразу поняла, что в этом факте напрягало. Ну, подумаешь, беседуют себе соратники по несчастью, ну и что. И вдруг глаза подтянутого дипломата встретились с глазами советского разведчика. Губы поляка тронула аристократическая улыбка, и Павле остро захотелось помотать головой. Показалось, что улыбнулся ей не нынешний дипломат, а сам главный советник по антисоветской и антироссийской политике госдепа будущих США Бжезинский. Этого быть не могло, но это было! Лица одного и другого не сходились почти ни в чем, кроме улыбки, и стойкого ощущения, что эти люди не просто родня, но фактически один из них аватар другого. Имя отца Збигнева, ранее в той будущей жизни неоднократно звучало в исторических передачах. Вот лицо его в деталях не запомнилось. Но сейчас у разведчика сомнений не было, в зале был Тадеуш Бжезинский, сбежавший в Канаду из Польши от немецкого нашествия дипломат и мерзавец. Человек, сделавший ставку на фашизм, и русофобию. И, прямо сейчас, вспомнив достижения этого 'папаши' и его детей, советский разведчик, застыл от осознания всей будущей мерзости, которая вскоре прольется в адрес Родины от этой семейки.

'И что мне с этим знанием делать? А? Может, достать подаренный мне в Сан-Диего 'Браунинг' и пристрелить этого милейшего и мирного человека. Чтобы потом, все что я попытаюсь сделать полезного для нашего общего антифашистского дела, затмилось одним фактом неспровоцированного убийства. Эх! Нельзя. Нельзя, хоть и очень хочется! А оставлять эту тварь в живых, чтобы он и дальше воспитывал в духе польского фашизма своих детей (Збигневу сейчас лет 10-12), значит, можно?! Что же мне с этим знанием делать! Хоть бы одну идею родить!'.

Отвернувшись, от мерзавца, Павла с застывшими глазами, в растерянности, тянула мелкими глотками мадеру. Приемлемый вариант действий все еще не посетил мозг, когда компанию непрошено составил колоритный бородатый чешский капитан ВВС Франтишек Файтл, с которым вместе летали еще в Польше. Но, тогда он был поручником, и летал замкомэска у Куттельвашера.

– Тебе тоже тут тошно, среди этих напыщенных павлинов дипломатов и политиков?

– Угу.

– Как я тебя понимаю, друже Адам. У меня в Чехии осталась родня. А недавно получил письмо, что племянник посажен в тюрьму бошами. А все это случилось из-за этих проституток в смокингах. Вот гляжу я на Бенеша, и думаю, ну почему он не отдал нам приказа на вылет. Почему!? Да, меня могли сбить в первом же бою. Но почему он сдал нашу страну без боя?! Зачем мы тогда учились воевать?!

– Возможно, затем, чтобы сейчас умыть фашистов кровью, В Арденнах, на полях Фландрии, и в низинах Голландии? Бенеш конечно не святой, но он пытался сделать как лучше. Хотя и бестолково. Да и помимо него тут в зале есть мерзавцы, которым пробы ставить некуда...

– Угу, как же, как лучше он хотел. И где ты увидел мерзавцев?

– Я не успел тебя поздравить капитаном, Франтишек. Давно присвоили? Отмечал со сквадроном?!

– Дали капитана сразу после Дании в первых числах мая. У меня как – никак девять сбитых. Отметили мы знатно! Вот только от того состава моего сквадрона осталось едва треть. Ждем собираемые 'Харрикейны' поэтому к ближайшему налету можем и не успеть. Кстати, ты в курсе, что франки наладили выпуск комплектов модернизации для всех 'Моранов-406'?

– Вот это да! И как они тебе?!

– Вроде перспективные. Новая модификация MS-450 с русским М-103 или вашим американским 'Алиссоном', уже практически догнала новые D-520 по скорости. Во втором случае его оснащают 404-ми пушками 'Испано' на каждом крыле. Нам, таких, конечно, не дадут. Рылом мы не вышли. Хотя, если французы наладят массовый выпуск MS-450, то шансы появятся. Вот только пополнение наше...

– А что там с пополнением?

– Да, пять дней назад прислали двадцать 'птенцов'. В воздушных боях не были, летать могут в лучшем случае на учебных машинах. Больше половины из школ гражданской авиации, а также из аэроклубов, семеро из недоучившихся курсантов военной академии принятых как раз в 38-м. Самостоятельный налет минимальный.

– Ничего доучишь их...

– Думаешь, мне просто так досталось это пополнение. Я почти уверен, что нас скоро снова бросят в бой впереди французов, чтобы им сберечь свои задницы. А этот 'расстрига' Бенеш расточает всем похвалы, чтоб ему... И, представь себе, этот 'непротивленец злу' до сих пор не понимает, что отдавая в 39-м нашу землю бошам, ОН ИХ УСИЛИЛ! И теперь они воюют НАШИМ чешским же оружием, против тех самых мальчишек, которых мне прислали на убой! Наши бомбы, летят нам на голову, и наши пули терзают крылья парней! И дай бог, чтобы чешских мальчишек не сажали в кабины 'мессеров' и 'юнкерсов'!

– Тише, Франтек! Люди смотрят.

– Да, наплевать! Он не понимает, что солдаты, и офицеры, погибшие в Польше, Дании Норвегии, да и тут тоже, это его... Именно его личное кладбище. Его это совсем не трогает! Слушай, Адам! Спой здесь свой реквием, а я мигом уговорю публику умолкнуть. Я хочу глянуть в глаза этого 'святоши', и увидеть в них хоть каплю раскаяния за его глупость и предательство Чехии...

– Прости, Франтек, но реквием я тогда пел только для своих. Их здесь тоже много, но для чужих, я петь не буду. Ты правильно сказал, раскаяния от них мы не увидим. Будем дальше лить нашу кровь, а они пусть жируют на наших могилах. Про Бенеша я ничего сказать не могу, просто не знаю. Но вот, при наличии в зале известных мне идейных фашистов, такое исполнение точно станет кощунством.

– Здесь фашисты?! Ты с ума сошел! Где?!

– Вон, видишь того пана в темно-синем костюме, который разговаривает с твоим Бенешем?

– И что?

– Это польский дипломат Тадеуш Бжезинский. Ничего не слышал о таком?

– Нет, откуда мне? Где мы, и где дипломатия. Ты не шутишь, сейчас?

– Не шучу. Я и сам только недавно узнал из Канады, о грязных делишках этой сволочи. Ну, так слушай. Этот Бжезинский лично знаком с Гитлером и его сворой. И он до сих пор боготворит их самих и их людоедскую идею расовой чистоты и культивированного рабовладения. В 34-м он с польской делегацией ездил в Берлин и участвовал в заключении с бошами 'Договора о ненападении' и торгового договора. Ни одна страна еще не признала власть Гитлера, а наши варшавские идиоты, с вот этим гадом во главе, поспешили легимитизировать будущих убийц наших стран и народов.

– Хм. Договор о ненападении? Бенеша я считаю предателем. Но в дипломатии, я ни хрена не смыслю. Что тебе в том договоре?!

– Слушай дальше. Ярый сторонник союза с фашистами, и по косвенным данным сам тайный фашист. Как ты думаешь, на основании чего Рыдз-Смиглы оттяпал у вас Ораву, Спиш, и Тешинский край, и от радости устроили пляски людоедов? Ну, что, нет версий?! Так вот, все это было в их планах еще в 34-м. Мало того! Такие же, как вот этот, негодяи в Варшаве, рассчитывали, что Гитлер поделится с ними и захваченными в Африке новыми колониями. Но они чуток просчитались! Бешенный волк не станет кормить смердящего шакала. А вот этот конкретный мерзавец, кстати, был в 38-м в России послом Великой Польши, пока консульство в Харькове не закрыли. Именно он огласил Советам грубый отказ пропустить союзные вам русские дивизии с танками и артиллерией, готовые выступить на защиту Судет в составе Чехословакии. Сколько серебряников Бжезинский получил за это от Гитлера, я не знаю, но предал наши страны в первую очередь именно он. Тогда он мечтал поделить с Гитлером Россию, но временно удовлетворился тремя вашими провинциями. А сейчас в Канадском Монреале, он пытается представлять фашистские интересы в Новом Свете. Глянь, какое благородное выражение на его мерзкой роже. Если эта тварь переживет войну и наплодит своих наследников, то народы Мира долгие века будут, словно марионетки, сцепляться между собой по любой мелочи, во славу его фашистской идеи. Хочешь видеть его послом в Праге после войны, а то и вовсе министром иностранных дел Польши, который будет втягивать Прагу в свои мерзкие игрища.

– Адам. Только честно. Ты, уверен, что он фашист?

– Я тебе лгал когда-нибудь? Можешь проверить, я нигде с ним не пересекался. И вообще вижу его впервые. И чтоб ты знал. В Британии есть фашистская тварь Мосли (недавно я бил морду его молодчикам в Гэмпшире). В Италии есть урод Муссолини. Про Гитлера все в мире знают. Но мало кто знает, что в Польше был Бжезинский, а вскоре его фашистская вонь появится в Америке и Канаде. Он сейчас врастает в высшее общество Нового Света, и скоро его будет оттуда не выкорчевать. И тогда, мне даже некуда будет вернуться после нашей победы. Дышать с ним одним воздухом? Нет у таких людей ни стыда не совести. Твой Бенеш, наверное, просто глупец, которого обвели вокруг пальца. Кстати Бжезинский, по-моему, рассчитывает с ним породниться, так что, он, всегда, будет водить Бенеша на крючке. Он же не просто так посмел прийти сюда, вместе с канадской военной миссией. В Канаде он сейчас сидит Генконсулом Польши. Там он лишь начал авторитет зарабатывать. Но в методичности ему не откажешь. Своего он добьется, если вовремя не остановят. Прекрасно знает, тварь, что в скором будущем станцует на наших костях. Вот такая, это мразь,..

– Мда-а.

– Франтек. Прости. Для тебя я спел бы реквием, но в присутствии этого merde делать этого не буду. Я бы даже стрелялся с этим гадом, под любым предлогом. Но я дал слово королю Леопольду, что до победы или хотя бы в течение года, не буду затевать дуэлей. А я свое слово, как ты знаешь, держу.

– Если ты прав, то тебе не нужно нарушать свое слово! Я буду стреляться с ним за всех нас!

– Нет, Франтек! Капитан! Ты не имеешь права ставить на кон жизнь, когда она нужна для нашей победы! Давай потом, напишем о нем в газете. А застрелим, когда уже наступит мир? Я даже в тюрьму готов сесть ради этого...

– Чтобы потом его дети сплясали на твоих костях? Или чтобы он ускользнул, прикрывшись судьями и политиками? Нет уж! Мы многих уже потеряли в войне с бошами. Но победа в поединке с такой сволочью, стоит не одного сбитого 'мессера'. О! Вон Бенеш с нашими генералами отошел от него. Значит, 'небо слышит меня', и правосудие свершится. И не беспокойся ты за меня, друже. В нашей Летке, я всегда был чемпионом по стрельбе. Даже преисподняя не спасет этого Бжезинского. Заберешь меня сразу к себе в 'Драконы'?

– Не вопрос. Забрать-то я тебя заберу! Но, как же, тогда твой сквадрон?!

– А! Пока мои не освоят 'Харрикейны' к 'Звездному налету' их все равно не привлекут. А так, я успею вместе с вами отметиться. Да, чтоб ты знал, я тут видел генерала Свободу (кстати, Бенеш подтвердил ему генеральское звание). Так вот он звал наших, вступать в ряды Чехословацкой Армии, которую в России формируют Советы. А мне всего-то и нужно, переждать у тебя 'разлив нечистот', чтобы не успели лишить капитанского звания, да и забыли эту вонь. Войну то никто не останавливал! А там, буду воевать дальше, где придется. Сквадрон мне все равно потом достанется.

Такого в планах советского разведчика не было, но Файтл уже завелся, и не думал отступать. Поймав штабного лейтенанта, он грозно потребовал себе пару листов бумаги, и тут же накатал два рапорта, один об отпуске для поправки здоровья, второй об увольнении из иностранных частей 'Арме дель Эйр'. Найдя пару своих сослуживцев, он быстро пошептался с ними. Спустя еще пару минут он подбежал к присутствующему здесь же в зале заместителю начальнику штаба иностранного легиона французских ВВС полковнику Флоберту, и выпросил недельный отпуск для поправки здоровья, и тот даже подмахнул рапорт Файтла. А уже через четверть часа капитан со своими парнями развязной походкой подходил к группе высоких польских гостей. Громко прозвучал тост, за который предлагалось выпить. Павла глядела во все глаза, но момент когда из-за ловко подбитого локтя Бжезинского, вино выплеснулось из его бокала, прямиком в бородатое лицо капитану Файтлу пропустила. Тот секунду гневно глядел в глаза дипломата, а затем залепил ему звонкую пощечину. На весь зал прогремело требование немедленно стреляться на пистолетах. Тут же нашедшиеся секунданты (двое чехов и двое поляков), моментально зачитали права дуэлянтам, спросили о возможности примирения и получили от Франтишека гневный отказ.

Общавшиеся перед этим, с 'оскорбителем капитана', дипломаты, куда-то быстро рассосались и исчезли из вида. А, все еще находящегося в ступоре Бжезинского мягко, но ловко и настойчиво вытолкали в соседний зал. В зале прозвучало несколько неразборчивых команд, а через пару минут прозвучали два выстрела, на который сбежалась куча народу. На полу лежали оба. Файтл получил пулю в бедро и лежал в небольшой лужице крови. А, вот его противник оказался убит выстрелом в правый глаз. И пока медики констатировали смерть одного из дуэлянтов, а второго забирали в больницу, для оказания экстренной медпомощи, все остальное собрание застыло еще не в силах осознать произошедшее. Как ни хотелось остаться в стороне, но советский разведчик принял единственно-возможное решение, взять в свои руки подведение итогов случившегося. В результате его энергичных усилий, со всех секундантов, тут же были собраны показания. Свои голоса о причине дуэли присовокупили также и присутствовавшие на самом 'моменте оскорбления' дипломаты. Все это было тут же в пяти экземплярах (по одному на французском, английском, чешском и два на польском языке) составлено и подписано. Каждый из экземпляров тут же под роспись был передан высшим чинам союзных военных миссий. Второй польский экземпляр достался польскому послу Осускому. После этого марафона, Моровским были составлены сразу четыре собственных рапорта о происшествии. По одному ушли в адрес Отдела военных советников Авиакорпуса Армии САСШ, в адрес канцелярии Его Величества Короля Леопольда III, в адрес генерала Сикорского, и в адрес начальника штаба французских ВВС генерала Келлера. К последнему была добавлена просьба-вызов о переводе капитана Файтла в Бельгийские ВВС. Фактически это решение моментально снимало остроту проблемы. Связи покойного с президентом Бенешем, могли негативно отразиться на карьере Файтла. Но тот уже покинул чешские части французских ВВС и де-юре, вступил в интернациональную бельгийскую авиагруппу. Польский дипломатический корпус (попади ему шлея под хвост), также не мог за своего Генконсула в Канаде требовать крови чеха от Франции, которой тот служил добровольцем. Ну, а Бельгия принимала пилота на службу, после инцидента, а значит, не несла за его прежнее поведение ни какой ответственности. И к тому же все протоколы и показания свидетельствовали в пользу самого капитана Файтла, который лишь защищал свою честь. Оставалось странное 'послевкусие' от столь поспешной дуэли. Но, ни единого голоса о нарушении дуэльных правил не прозвучало. Польские офицеры-секунданты, целиком подтверждали версию честного поединка. Видимо даже они не любили фашистов-двурушников из Варшавы. Так что несколько дней спустя, эта трагичная история стала забываться союзниками. На кону были новые военные операции, и ссориться с соратниками из-за покойного 'грубияна' Бжезинского никто не собирался. Ожидания пилотов вскоре сбылись – погода начала исправляться. Дождавшись благоприятного прогноза, на рассвете, тридцать два пушечных 'Брюстера В-339' из авиагруппы 'Белый Дракон', атаковали своими 40-мм орудиями 'Роллс-Ройс ВН', пулеметами и мелкими бомбами сразу несколько площадок подскока Люфтваффе. На земле горели, взрывались самолеты со свастикой и уложенные в ряды авиабомбы. В этот же примерно час, кто чуть раньше, а кто чуть позже, еще почти тысяча крылатых машин нанесла мощные удары по важным германским объектам. Капитан Файтл, с перевязанной ногой участвовал в вылете личным ведомым самого командира авиагруппы. Удержать его на земле было не возможно. Авиация союзников в этом вылете понесла потери. Несколько самолетов на выходе из атаки врезались в землю. Одиннадцать машин сбили зенитки, еще пять машин попали в аварии на посадке. Но даже столько утраченных машин и экипажей, не могли уменьшить размеры общего успеха налета. На несколько дней активность Люфтваффе на Западном фронте снизилась на порядок. И наоборот авиация союзников, могла себе позволить атаковать даже тыловые объекты врага. Нанесенные же со стороны Шампани и Фландрии мощные контрудары сухопутных войск, выбили ряд фронтовых соединений Вермахта и даже сдвинули местами фронт на Восток и на Северо-восток. Ничего еще было не решено в этой войне. Но, в Берлине, как и после прошлогодних польских внезапных налетов сильно забеспокоились...

***

Новый этап ракетных испытаний начался в июне. К тому моменту главный шеф-пилот программы Пешке-Моровский, благополучно застрял на Западе Европы, воюя против Отечества своих предков. Оберт до сих пор не мог понять, зачем все это было нужно его молодому соратнику, и воспринимал военные приключения не иначе, как блажь. А вот сын профессора, ожидал нового старта, как манны небесной. Пройдя ускоренные курсы пилотов-испытателей в Институте военной авиации Советской России, он горел желанием стать первым человеком, кто вылетит за пределы атмосферы. Даже недавний аварийный полет Пешке, ни сколько не охладил его пыл. Тренировался он самозабвенно. Стал завсегдатаем спроектированного Пешке-Моровским комплекса космических тренажеров. Восемь раз он успел слетать на учебной ракете Пешке-Годдарда, сбрасываемой из-под крыла русского 'Дугласа' (ПС-84). Последней набранной на ракете вместе с испытателем Шияновым высотой, была десяти километровая отметка. Георгия Шиянова Москва прочила в самые первые испытатели высотной ракеты после Моровского. За это время на учебных ракетах слетало много народа. И сами испытатели (включая Стефановского и Громова), и инженеры (включая Королева, Глушко, Дрязгова и Лозино-Лозинского), и даже воздухоплаватели, летавшие на стратостатах. У каждого имелись свои достоинства и амбиции. Громов имел непререкаемый авторитет, в его способности подняться в космос никто не сомневался. Но получивший после Карелии комдива пилот-испытатель, оказался заложником собственной славы. Позволить ему и Стефановскому рисковать собой в самом первом полете не разрешил Сталин.

На его строгий вопрос,

– Что должен лучше всего уметь делать первый ракетный пилот?

Громов честно ответил.

– Должен лучше всех суметь спасти свою жизнь, в случае любой аварии. Товарищ Сталин.

– Есть у нас такой человек? Как его фамилия?

–Такой человек есть, товарищ Сталин. Это капитан Георгий Шиянов. Он мастер парашютного спорта, имеющий опыт, как ракетных тренировочных полетов, так и опыт полетов боевых ракетопланов во фронтовых условиях. Да вы его знаете...

'Знаю? Да, помню я этого Шиянова. Вася мне про него много рассказывал. Это ведь тогда его командир дивизиона был. Два финских самолета в Карелии только он сумел на ракетоплане сбить. И еще он очень дотошный командир. Кстати, если память не изменяет, то в Саки именно он с Кантонцем первый сдружился. Все время этот Кантонец вспоминается. Заколдованный он что ли?!'.