Текст книги "С вождями и без них"

Автор книги: Георгий Шахназаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 46 страниц)

Горбачев. Надо, чтобы в народе не забыли о референдуме 17 марта. Это ведь мы первый в истории провели. И вот теперь чуть ли не посылаем его к ядрене бабушке. Госсовет в принципе согласился, что нужно подписывать Договор в ноябре. Республики разбрелись далеко, надо их собирать. Ничто сейчас не пойдет без согласования с Ельциным. Пока получается, но будет плохо, если у Бориса Николаевича сложится мнение, что хитрый Горбачев реанимирует старый Центр и хочет лишить россиян плодов августовской победы. Ему это подбрасывают. Я с ним на эту тему разговаривал. Говорит: вижу.

1 ноября. С утра Горбачев просидел с Григорием Явлинским, Ревенко и председателем Арбитражного суда Вениамином Федоровичем Яковлевым. Обсуждали: что делать? Ельцин после выступления на Съезде народных депутатов РСФСР с программой реформ и требований особых полномочий на переходный период буквально вверг в шок дерзкими заявлениями о намерении объявить Госбанк СССР российским, сократить на 90 процентов численность МИДа, распустить 80 министерств и т. д.

Правда, после разговора с Силаевым Борис Николаевич отрекся от покушения на Банк, которое озлобило и напугало республики да и Запад привело в смущение при всем его расположении к новому нашему реформатору.

2 ноября. Горбачев встречался с Ельциным, затем позвал нас с Ревенко и рассказал, что и как было.

– Я сказал Борису: "Давай говорить по-мужски. Ты меняешь политику, уходишь от всего, о чем мы условились. А раз так – теряет смысл и Госсовет, и экономическое сообщество. Я подаю в отставку. Бери вожжи в руки, раз тебе этого хочется, правь в одиночку. Я в этой кутерьме участвовать не буду. Скажу всем так: вот, друзья, лидеры 15 республик, я вас подвел к независимости, теперь, похоже, вам союз больше не нужен. Что ж, живите дальше, как заблагорассудится, а меня увольте".

Ельцин стал горячо доказывать, что политику менять не собирается, верен обязательству, слово у него твердое. Тогда я его спросил, значит ли это, что он согласует свои реформы с республиками? "Обязательно, – отвечал он, – я их ведь только решил поприжать: дескать, не будете следовать за Россией в реформах, нам придется все делать без вас, а уж тогда не посетуйте, будем блюсти прежде всего свой интерес. Так что в ближайшие дни все согласуем. Им деваться некуда".

Ладно. Пошли дальше. Ты, понимаешь, Борис Николаевич, что значит, когда Козырев заявляет, что-де обойдемся без союзного МИДа? Кто будет участвовать в Хельсинкском процессе, представительствовать в ООН, вести разоруженческие дела? Ведь все это требует и опыта, и знаний, и кадров, и главное – права выступать от всех республик.

Ельцин согласился. Сказал, что насчет сокращения на 90 процентов мидовского персонала – это был образ, примерная цифра. Можно и не 90, а, скажем, 70. "Ой, Борис, – возразил Михаил Сергеевич, – кто-то тебя все время подначивает, толкает на крайние заявления, а потом тебе же приходится отдуваться. Зачем это? Будь аккуратней в заявлениях. МИД – это ведь русские люди, мощное, можно сказать, столетиями формировавшееся учреждение. Так зачем же его разорять. Уж лучше возьми целиком в Россию. Придет момент, так и будет. Но сейчас-то надо сохранить".

Ельцин и с этим согласился. Так он по всем пунктам отступил, обещал действовать согласованно.

Горбачев был явно доволен. Видимо, действительно приготовился уйти, хлопнув напоследок дверью. А когда это отложилось, у него отлегло от сердца. Все-таки он, что ни говори, человек момента – часа, дня, недели. Сегодня хорошо – и ладно, а там видно будет.

Между тем я слушал и думал про себя, что российский президент лукавит. Завтра опять что-нибудь такое-этакое вытворит. Да что завтра! Он ведь клялся, что будет вести дела разумно, а в папке бумаг к заседанию Госсовета, назначенному на 4 ноября, лежит у него обращение к Президенту СССР с требованием передать все торгпредства России без каких-либо обещаний компенсировать другим республикам их долю. Даже не потрудилась его молодая ватага напрячь мозги и выдавить 2-3 приличествующих случаю довода. Просто так: забираем и все. Вообще все сильнее ощущается почерк "ребятишек", как их обозвал Хасбулатов. Наша команда не без греха, но эта такое вытворит, что страна еще вздрогнет и вздыбится.

Я не стал в этот раз его расстраивать, тем более он ощущал себя победителем. Разговор зашел об организации аппарата. Ревенко сказал, пора навести порядок с помощниками и советниками, многие болтаются без дела. Горбачев согласился.

Я ушел с чувством, что все это прелюдия краха.

4 ноября. На заседании Госсовета Горбачев выступил с тревожной речью.

– Почему с нами происходит то, чего не должно было бы быть? Мы легко, безответственно распорядились капиталом, который получили после заговора в результате совместной работы. Я имею в виду возникшую тогда у людей надежду на возможность выйти из кризиса. Осознали недопустимость распада государства, раскола демократических сил. Первые недели внушали надежды, потом опять пошли политические игры, перетягивание каната. В муках рождается Экономическое соглашение, с трудом продвигается работа над Союзным договором. Страна задыхается, и Госсовет несет за это ответственность.

Центральный вопрос – объявленная Президентом России Программа ускорения реформ. Я уже высказал общую поддержку, должен определиться и Госсовет. Но у меня вызвало беспокойство отсутствие ясности в отношении экономического сообщества. Вопрос принципиальный. Ни одна из республик не справится в одиночку. У нас был разговор с Борисом Николаевичем, он подчеркнул, что Россия будет действовать в рамках соглашения. Подготовленные россиянами предложения по реформам могут стать базой для общих позиций.

Возник беспрецедентный ажиотаж на потребительском рынке. Повторены ошибки 90-го и 91-го годов: помните, когда было сказано от имени правительства Рыжкова о предстоящем повышении цен. Между тем то же самое было сделано Павловым. Люди и сейчас со дня на день ждут прыжка цен. А ведь мы не можем пойти на это, не приватизируя предприятия. Назревает взрыв. Нужны безотлагательные меры, иначе начнут штурмовать магазины.

Необходима интенсивная работа с западными партнерами. Там боятся распада Союза, убеждают, что нужно поскорее заключить Договор. Они давно поняли, что надо обновить Союз, но сохранить его как фундаментальную, стратегическую основу современного мира.

В связи с судьбой Союза нам придется решать вопросы МИДа, МВД, Минобороны. Уже в ближайшие дни сесть за постатейную проработку Договора. Такого же мнения Ельцин, Назарбаев, Каримов и другие. Без решения вопросов государственности не справиться и с экономическими проблемами.

Выступают все присутствующие. Остается ощущение, что не продвинулись вперед ни на шаг.

19 ноября. В самолете по дороге в Иркутск Горбачев пригласил журналистов в свой салон и рассказал о работе над Союзным договором.

– Не под меня подгоняем. Если понадобятся доказательства, готов заявить, что не буду выдвигать свою кандидатуру на выборах президента. Гонсалес меня убеждал, что нужно спасти Союз, Миттеран. Они понимают, осталось и нам понять.

21 ноября. Лондонская "Таймс" так комментировала возвращение Шеварднадзе на пост главы дипломатического ведомства СССР: "Фактически воссоздается общий контур команды, которая окружала Горбачева до прошлой зимы, когда он дал "зеленый свет" консерваторам. Вадим Бакатин, снятый тогда с должности министра внутренних дел, стал нынче главой реорганизованного и переименованного КГБ. Александр Яковлев, бывший в то время главным советником президента и мишенью постоянных нападок со стороны "ястребов", вернул себе по существу позицию вице-президента. А Григорий Явлинский, соавтор радикальной программы "500 дней" назначен главным президентским экономистом. Нашлось в высших сферах место и для горбачевского помощника Георгия Шахназарова".

25 ноября. На заседании Госсовета президент, как и было условлено, объявляет, что сегодня должно произойти парафирование Союзного договора. Сразу же берет слово Ельцин, заявляя, что в Договоре речь должна идти не о конфедеративном государстве, а о конфедерации демократических государств. В противном случае Верховный Совет России может его не ратифицировать.

Горбачев возражает, ссылаясь на свои беседы в Иркутске. Ельцин отвечает: "Вы хуже знаете обстановку. На ратифицировании мне придется изложить особую позицию по этому и другим вопросам, где у нас есть замечания".

Разворачивается продолжительный спор между Горбачевым и Ельциным. Михаил Сергеевич в конце концов обращается к остальным участникам заседания с просьбой определиться. Шушкевич, за ним Ниязов, Каримов фактически присоединяются к Ельцину, предложив пока не торопиться с парафированием, а разослать проект Верховным Советам. Только Назарбаев и Акаев поддерживают президента.

– Хорошо, я умолкаю. А то выглядит так, будто я пытаюсь вам навязать свою волю. Давайте в таком случае примем решение Госсовета о внесении проекта на рассмотрение парламентов, а те поручат полномочным делегациям окончательно согласовать его и подписать.

Б. Ельцин. Еще один принципиальный вопрос, без Украины Союза не будет. Она ведь может принять решение, которое сразу развалит Союз. Достаточно для этого обзавестись своей валютой.

М. Горбачев. И наоборот. Если откажемся от Союза, это будет подарок сепаратистам.

В. Шушкевич. Может быть, трансформация текста позволит и украинцам присоединиться?

Б. Ельцин. Что за Союз без Украины!

М. Горбачев. У нас была та же информация и раньше.

Б. Ельцин. Давайте дождемся 1 декабря. Хотя, уверен, и после 1-го не все прояснится.

М. Горбачев. Значит ли это, мы можем сказать, что проект согласован и направляется на рассмотрение Верховных Советов?

Б. Ельцин. Не нужно писать "согласован".

М. Горбачев. Я констатирую, что руководители некоторых республик занимаются ненужными маневрами.

Ельцин, Шушкевич и Каримов не соглашаются с этим утверждением.

М. Горбачев. Надо наконец прийти к одному тексту. Борис Николаевич явно изменил свою позицию. Мы ведь с ним договорились о союзном государстве.

Б. Ельцин. Это не так.

М. Горбачев. Надо честно сказать, что россиянам не нужно союзное государство. Зачем мы людей мордуем? Вы проталкиваете идею угробить союзное государство, берете на себя тяжелейшую ответственность. Если договор не нужен, скажите ясно. Может быть, сами решите? Оставайтесь здесь, а мы, так сказать, связанные с Союзом, вас покинем. Почувствуйте, что вам важнее – народ или сепаратисты.

Б. Ельцин. Мы за то, чтобы направить в основном согласованный проект.

М. Горбачев. У меня все это вызывает глубокую грусть и разочарование. Создадим Союз, подобный богадельне. Придут люди, которые легко возьмут власть. Вы ориентируетесь на крикунов, а не на массы.

Б. Ельцин. Думаю, это лучше, чем просто разойтись.

М. Горбачев. Мы вас оставляем. Решайте.

Поднимается, уходит из зала, с ним все, кроме руководителей республик. Примерно через полчаса вниз спускаются Ельцин с Шушкевичем.

Б. Ельцин. Ну вот, пришли мы к хану Союза. Возьми нас под свою высокую руку.

М. Горбачев (в тон). Видишь, царь Борис, все можно решить, если честно сотрудничать.

Затем Ельцин излагает программу перехода на свободные цены с 16 декабря.

– Это тяжелый шаг. Одно дело критиковать руководство, другое – вступать в конфликт с людьми. Период роста цен будет длиться примерно шесть месяцев. Они могут возрасти от 3 до 6 раз, а затем следует думать уже о денежной реформе. Беспокоит, удастся ли удержаться на общерублевом денежном рынке. Украинцы уже переходят на купоны. Если учредят свою валюту, придется принимать встречные меры. Задача: удержать потребление на уровне по крайней мере двух третей. С республиками, не подписавшими Союзный договор, с 1 января перейдем на торговлю по мировым ценам, снизим поставки нефти.

И. Каримов. Риск велик.

Б. Ельцин. А что делать? Другого выхода не вижу. Потеряли два года. Провалили программу "500 дней".

Г. Явлинский. Ельцин проявляет огромное мужество, берет все на себя. Но риск действительно очень велик. Цены уже дико подскочили, инфляция ударит по всем.

М. Горбачев. Скажи прямо, есть другой выход?

Г. Явлинский отвечает, что теперь поздно: "в свободном падении речь уже не может идти о парашюте".

М. Горбачев. Другого решения нет. Россия берет на себя огромную ответственность. Нужна солидарность. Через несколько лет Россия выкарабкалась бы – есть у Бориса Николаевича толкачи в этом направлении, но потери были бы невосполнимы. Важно предупредить выход людей на улицы в массовом порядке, осилить социальную защиту, до предела ужать бюджет, только не оставить на голодном пайке армию и науку.

Принимается предложение отложить введение новых цен до января 1992 года.

Горбачев зачитал телеграмму Муталибова с требованием ввести войска в зону конфликта по 5 километров по каждую сторону от границ Армении и Азербайджана. После обсуждения было решено предложить президентам двух республик прибыть в Москву, чтобы с их участием обсудить положение и принять меры по предотвращению эскалации конфликта.

27 ноября. На заседании Госсовета обсуждается положение вокруг НКАО и в отношениях Армении и Азербайджана. Дискуссия завершается призывом к Муталибову и Тер-Петросяну осознать свою ответственность и найти способ прекратить бойню.

Радио "Свобода" следующим образом комментировала пресс-конференцию, на которой мы с А. Грачевым рассказывали о заседании Госсовета: "Основной момент расхождений – это формула Союза. Конфедерация, как явно по совету Сергея Шахрая предлагал Ельцин, или более демократическое конфедеративное государство. Георгий Шахназаров упирает на спасение общей государственности, его оппонент Сергей Шахрай предлагает сильную Россию в более мягком союзе содружестве".

5 декабря. Пригласив меня к себе, президент попросил подготовить материал к беседе с Ельциным, Кравчуком и Назарбаевым, назначенной на 8 декабря. Я высказал предположение, что в Минске лидеры славянских республик сойдутся на "содружестве" или "сообществе" типа МЭС. Надо искать промежуточное решение.

Горбачев возразил, что ему нужны аргументы в пользу подписания Союзного договора в нынешнем виде: "Нужно доказать, почему необходим союз". Он все еще надеется убедить, объяснить, доказать, а у них другое на уме. Здесь не научная конференция, а политическая борьба.

После обсуждения президент согласился на возможность "ассоциированного членства Украины". Похоже, мы начинаем утрачивать ощущение реальности.

8 декабря. После опубликования сообщения из Беловежской Пущи о том, что президенты трех славянских республик подписали соглашение о создании "Содружества Независимых Государств", мне домой (было воскресенье) позвонил Горбачев и попросил подготовить ему выступление, в котором "должны быть проставлены все точки над "и", прямо и без обиняков сказано о роли Кравчука и других участников Минских соглашений". Перед встречей с Ельциным и Назарбаевым он опять позвонил и спросил в несколько необычной для себя манере: "Что будем делать?" Я сказал, что подготовил текст заявления, которое завершается предложением созвать Съезд народных депутатов и провести референдум. Михаил Сергеевич согласился.

С 12 часов того же дня он засел сначала с Ельциным и Назарбаевым, а затем с Муталибовым и Председателем Верховного Совета Таджикистана Набиевым.

В 16.30 президент собрал советников и специалистов. Е. Яковлев, Ю. Калмыков, С. Алексеев высказались за то, чтобы союзные структуры продолжали выполнение своих обязанностей. Развернулась дискуссия в отношении того, как отреагировать на беловежскую сенсацию. Большинство считало, что промолчать нельзя, три человека не вправе решать судьбу Союза. Были и предостережения: не торопиться, не пороть горячку.

Горбачев рассказал о своем разговоре с Ельциным 5 декабря.

– Я предъявил ему развернутую аргументацию в пользу Союза. Он рассуждал: может, заключить договор на 3-5 лет, Украина ограничится участием в экономическом сообществе; а может быть, создать славянский союз?

Я ему сказал, что этот вариант не следует выдвигать. Если уж он и выплывет, не афишировать. Кто первым признал независимость Прибалтики? И смотри, что они теперь делают с армией, какие решения принимают по гражданству. Борис Николаевич согласился, добавив, что особенно сволочную позицию заняла Латвия. Я ему сказал, понятно почему, там ведь население примерно 50 на 50, они и стараются "выжить" как можно больше русских.

Словом, вроде бы разговор был неплохой. Но он ушел, и не было уверенности, что будет держаться, как условились. Я уже тогда знал, что его окружение подготовило текст соглашения о славянском сообществе. И вот теперь случилось.

В последнем нашем разговоре Ельцин оправдывался, что он пытался продвигать несколько вариантов, а Кравчук все их отклонял – и заключение договора на 4-5 лет, и ассоциированное членство Украины, и славянский союз... Начал упрекать меня за то, что трижды в день переговариваюсь с Руцким. На это я ему говорю, что это обычный разговор у нас внутри, в Союзе. А вот Президент России по нескольку раз в день переговаривается с американским президентом. Он вспылил: "Будете так продолжать, я ухожу!" От государства не уйдешь, сказал я ему. Вы собрались втроем. А кто вам дал такие полномочия? Госсовет не поручал. Верховный Совет не поручал, народ окончательно запутали. "Ничего, – сказал Ельцин, – содружество будет работать. А вы вот всем недовольны".

Далее, продолжал Горбачев, я ему постарался показать полную несостоятельность Минского соглашения. Он хватался за сердце. Я ему сказал: знаешь, Борис, это товарищеский разговор, я тебе привожу все доводы, которые будут приводиться другими. Нужен референдум, пусть сам народ решит. Он ответил: "Выдвигайте свои позиции, только не надо личной брани". Я в ответ: никогда этим не занимался.

Говорил по телефону с Назарбаевым. Он хватается за голову: "Я шел на выборы с одним лозунгом – за Союз".

Попов. Завтра назначен объединенный митинг ДПР, партии Руцкого и ДДР с лозунгами созыва двух съездов. Надо дать понять, что эти вопросы требуют обсуждения на парламентах. Они сейчас проваливаются с реформами, вот и пытаются отвлечь внимание.

Примаков. Нужен прогноз. Не исключаю, что к этому присоединятся другие республики.

Шахназаров. Надо спокойно, но четко сказать, что три лидера не имели права решать судьбу Союза. Сейчас единственная надежда – если Минское соглашение будет отклонено Верховным Советом России.

10 декабря. В Ореховой комнате в 17.30 Горбачев собрал Яковлева, Шеварднадзе, Попова, Примакова, Вольского, Бакатина, Ревенко, Егора Яковлева, меня. Сообщил, что получил распоряжение о переходе Управления правительственной связи под юрисдикцию России.

– Со мной об этом ни слова. И вот пришло мне в голову: может быть, действительно мы теперь встали на пути какой-то неумолимой тенденции, мешаем хоть в такой форме стабилизировать положение?

Попов. Если бы были шансы, что республики, хотя бы часть из них, смогут держаться – тогда другое дело. В противном случае, увы, ничего не поделаешь.

Примаков. Нет практически никаких возможностей воспрепятствовать. На армию не опереться, международные силы будут взаимодействовать с Россией, с республиками.

Е. Яковлев предложил поставить вопрос о чрезвычайном съезде депутатов СССР: едва ли такой съезд удастся провести, но сам факт останется в истории. Дергаться сейчас бесполезно. Может быть, еще раз поговорить с Ельциным? Сказать ему: в 1985 году мы начали новый курс. Ты всегда был за перестройку. Первую часть эстафеты я пронес, ты готов пронести вторую?

Шеварднадзе. Отставку президента воспримут как уход от ответственности. Но все равно будут валить на нас, говорить, что мы довели страну до ручки. Им нужен повод сказать: общими усилиями мы избавились от Центра, от Горбачева, давайте пару лет поработаем спокойно. В дни путча я всерьез считал, что без санкции президента он не мог бы совершиться. Говорил с Борисом Николаевичем, спросил его: если так, сможете вы занять место президента? Он сказал: "Нет". Тогда нужен ли вообще этот пост?

Горбачев. Но тогда они могли решить эту проблему, Бурбулис наверняка жалеет, что не сделали. В результате Беловежских соглашений более всего пострадает Россия. У них нет ясной программы, здесь все непредсказуемо. Поверьте, у меня к этим людям нет никакой антипатии, не говоря уж о ненависти. Они взяли власть, и все. Мне говорят: нельзя идти на конфронтацию. Это правильно. Но нельзя не сказать правду, не предупредить о последствиях. Ведь Конституция-то существует, Верховный Совет тоже. Разве они имели право распустить его? Или Госсовет. Самое опасное, что грозит – развал России.

Шеварднадзе. Это чистой воды переворот. Завтра придут опечатывать кабинеты.

Яковлев. События будут развиваться так. Нет Центра, нет Горбачева. Скоро выяснится, что без координации содружество жить не может, и начнут быстро создавать центральные органы. Пойдет ли Ельцин на ведущую фигуру? Скорее всего, нет. Захочет остаться героем России. Во главе исполнительного органа будет поставлен какой-нибудь слабый человек, но начнут раскручиваться серьезные конфликты.

Закончился разговор предложением Горбачева подготовиться к заседанию Верховного Совета СССР.

12 декабря. Горбачев встречается с журналистами. Начинает с шутки: "Где мне работать теперь, может, в Интерфакс пойти?"

Процесс после Беловежской Пущи приобрел новое измерение, вошел в другую колею. Решать надо все только в рамках конституционных принципов. Если все республики поддержат Беловежское соглашение, я должен буду его признать. Как президент буду уважать волю представительных органов. Но остаюсь на прежних позициях. Допустив распад союзного государства на несколько независимых, мы можем резко ухудшить экономическую ситуацию, осложнить переход к рынку. То, что создавалось десять веков, нельзя разделить в одночасье. Был референдум 17 марта, а мы идем против воли народа.

Вы знаете, я способен на компромисс. Но в данном случае убежден: делается не то. Дай мне бог ошибиться! Мы разрушаем государство, а его надо реформировать. Некоторые считают, что может быть политика без нравственности. Я с этим не согласен. Меня испытывали, гнали и партия, и номенклатура, и ВПК. Нужно было отважиться на преобразование такого сложнейшего мира. Когда говорят, что не было программы, стратегии, – это ерунда. Я лишь хотел раскрепостить людей и, кажется, главную свою задачу выполнил. А так... что ж, и Христос не разглядел, что есть иуды, а я не Христос.

Наши люди еще не понимают, чего они лишаются. Если будет подписано соглашение и не останется места для президента, – это чепуха. Страну потеряли – вот что страшно. Я на Госсовете много раз говорил: если у вас есть сомнения в отношении меня, тяжко вам со мной – тут же слагаю полномочия, только подпишите Союзный договор.

Мне позвонил Шушкевич, сообщил, что "Буш согласен". С ним говорил Ельцин, доложил ему. А с Президентом СССР не говорили. Позор, стыдобище! Но я перешагиваю и через это. Есть страна, о ней надо думать прежде всего.

Меня напрасно трудоустраивают. В структуре СНГ не вижу для себя места. Два года я твердил, что нужно сохранить Союз, перераспределить полномочия. Что еще нужно было! Нет, взяли верх амбиции.

Какое у нас всех, пришедших в этот мир на 60-70 лет, право разорять то, что создавалось десять веков? Как пирог, разрезали его, выпили и закусили. Мне этого не позволяют моя мораль, убеждения, опыт. Я сказал Борису Николаевичу: мы делаем выбор, вы – свой, я – свой.

Дальнейшее известно. Сначала Верховные Советы трех славянских республик ратифицировали Беловежское соглашение, затем к ним присоединились пять среднеазиатских и Армения. Явно неконституционный акт, который многие с полным основанием назвали государственным переворотом, получил легитимацию. Высшие органы власти практически всех республик, подписавших в свое время Союзный договор (за исключением Грузии), конечно же, имели право его денонсировать. Так просто завершилось 70-летнее существование Советского государства.

24 декабря. Горбачев встречается со своими советниками, помощниками, руководителями отделов и служб аппарата Президента. Вот что он нам сказал:

– Процесс преобразования Союза должен завершиться в конституционном русле. После ратификации Договора о СНГ всеми республиками Верховному Совету не останется ничего иного, как самораспуститься.

Завтра я собираюсь выступить с заявлением. Моя позиция остается без изменений. Нужно продолжить реформы, сохранить завоевания демократии. Стране нужна союзная государственность, жаль, что этот процесс не удалось подвести к успешному завершению. После путча я приложил максимум усилий, чтобы добиться подписания Союзного договора, но настроения против Союза были уже необратимы. Четырнадцатого ноября разговор доходил до самых высоких отметок. Положение осложнилось в результате референдума на Украине, позиции ее руководства.

Я стремился, чтобы в результате наших усилий родилось нечто жизнеспособное, и не сомневаюсь, что центростремительные тенденции будут теперь нарастать. Буду содействовать реформам и добиваться согласия в обществе. Народ в тяжелейшем состоянии, надо помочь ему быстрее встать на ноги. Это сейчас высший национальный приоритет.

Что касается нас с вами, то органы Президента прекратят свои функции со 2 января. Из Кремля надо уходить 29-го. За два месяца все будут трудоустроены. Для этой цели создается комиссия под совместным руководством Г.И. Ревенко и Ю.В. Петрова.

Я перейду к общественной деятельности, в Международный фонд социально-экономических и политологических исследований.

Горбачев в те дни получал много обращений от людей, для которых невыносима была сама мысль о возможности распада страны. В его приемной толпились депутаты, ежечасно поступали требования от коллективов и граждан принять меры к спасению Союза, от военных – с выражением готовности выполнить любой приказ Главнокомандующего.

Он должен был принимать решение, отдавая себе отчет в его последствиях. Созвать Съезд народных депутатов, призвать к сопротивлению сторонников сохранения целостности страны, объявить недействительным соглашение, ратифицированное парламентами? Неминуемая гражданская война. Пойти на это он не мог, хотя сознавал, что на него вместе с Ельциным, Кравчуком, Шушкевичем будет возложена главная ответственность за развал Союза.

Отчаянно пытался не допустить этого. Уговаривал, убеждал, предостерегал; в ряде случаев, вопреки своему принципу ненасилия, закрывал глаза, когда его соратники на свой страх и риск пытались силой подавить сепаратизм; произносил пылкие речи, призывая не изменять памяти предков, которые веками собирали страну и защищали ее, общими усилиями создали великую уникальную культуру.

Увы, все усилия оказались тщетны. Им же введенные гласность и демократия дали развернуться национальным движениям и политическим силам, которые в конце концов разодрали страну на части. И оставалась только надежда, что она опять склеится. "Все-таки СНГ лучше, чем ничего", – со вздохом сказал Горбачев в одном из своих последних интервью.

В обращении к главам суверенных государств, своего рода политическом завещании, президент сказал о необходимости сохранить единство Вооруженных Сил как гарантию безопасности государств, входящих в Содружество, и сохранения контроля за огромным ракетно-ядерным арсеналом СССР. Указывал на важность скоординированной внешней политики. Значительная часть послания затрагивала проблему гражданских прав, столь острую на территории страны, где четвертая часть населения, 75 миллионов человек, живет на территории инонациональных республик. Горбачев призвал создать "общее гражданское пространство", предусмотреть единообразные социальные гарантии на всей территории бывшего Союза. Упомянул и о необходимости взаимных обязательств по дальнейшему продвижению демократических реформ.

Лично у меня вызывает особое сожаление, что руководители суверенных государств не сочли возможным принять совет и назвать новое образование "Содружеством евро-азиатских государств". В наименовании СНГ отсутствует "геополитическая привязка". Определение "евро-азиатское" подчеркивало бы уникальную особенность нашей страны, столетиями бывшей мостом между двумя великими континентами и цивилизациями.

В день, когда первый и последний Президент Советского Союза объявил о своем намерении уйти в отставку, он встретился с журналистами. Я сидел рядом и не ощущал в нем никакого напряжения. Разговор был элегический. Вспоминали и о неровных отношениях с прессой. Закончили по пословице: "Кто старое помянет глаз вон". Лучше всех сказал прощальное слово Павел Гутионтов в "Литературке".

На другой день Горбачев должен был дать обещанное интервью редактору японской газеты "Иомиури" Като. Когда ранним утром я стал выяснять готовность приемной, оказалось, что вещи Президента СССР уже вынесли из кабинета, получен приказ до 10 часов утра подготовить его к приезду нового хозяина. Пришлось давать интервью в кабинете Ревенко.

– Знаете, – сказал президент, – я считаю, что свою задачу выполнил. Дело не только в том, что мы разрушили тоталитарную систему, казавшуюся неприступной крепостью, положили начало глубочайшим преобразованиям общества. Главное – изменились люди. Они почувствовали вкус свободы, и теперь, надеюсь, никто и ничто не сумеет вернуть их в прежнее состояние.

С цоколя Кремлевского дворца опустили флаг Союза, на его месте взвился трехцветный флаг России.

"И в октябре, – вещал Нострадамус, – вспыхнет великая революция, которую многие сочтут самой грозной из всех, когда-либо существовавших. Жизнь на земле перестанет развиваться свободно и погрузится в великую тьму. И это продлится 73 года и 7 месяцев".

Для любителей мистики: отсчитав от Октябрьской революции (по новому стилю) 73 года и 7 месяцев, попадаем в июнь 1991 г. Здесь выделяется дата – 12. Остается предположить, что французский астролог связывал падение "третьего Рима" с избранием первого Президента России.

Рок событий

Настала пора отвлечься (насколько возможно) от "злобы дня" и задуматься над вопросами, которые были поставлены в начале этой книги: о "калибре личности" зачинателя реформации, происхождении разбушевавшейся национальной и социальной стихии, о том, кто и за что в ответе, кому честь, а кому стыд. Попытаться понять, "куда несет нас рок событий" (С. Есенин), или, говоря словами Достоевского, "извлечь хоть какой-то толк из всеобщей бестолочи".

Редко кому в мировой истории выпадала на долю такая оглушающая популярность, как Горбачеву. Тут, естественно, сыграло свою роль совершенство современных коммуникаций, молниеносно разносящих во все уголки планеты добрую и худую весть, слово, жест, улыбку. Но одной техникой чуда не объяснить. Оно случается, если только его сильно ждут. Люди устали жить под дамокловым ядерным мечом, страстно хотели избавиться от мысли о неумолимо приближающемся апокалипсисе. И когда удалось наконец даже не остановить – попридержать Молоха, общая благодарность сосредоточилась на советском лидере. Разумеется, дело совершилось благодаря многим политическим деятелям, благословившим разоружение, дипломатам и военным, которые вели переговоры, журналистам, бившим тревогу, многим тысячам энтузиастов мирозащитного движения. Но таков уж порядок вещей: все малые дольки и доли складываются в одну – для простоты и для ясности. Миллионы у нас воевали, победу добывали всей страной, а признаем победоносцем одного – Георгия Константиновича Жукова.