Текст книги "СТАНЦИЯ МОРТУИС"
Автор книги: Георгий Лорткипанидзе
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)
Антон вспоминает судорожный звонок бывшего приятеля прошлым летом. Неожиданный звонок немолодого холостяка. Птица Высокого Полета впервые за много лет осчастливил родной город транзитным визитом. Тем летом жара в Тбилиси стояла пуще итальянской. Кажется, он только что вернулся из Пицунды и собирался улетать в Москву. Но в небольшом промежутке между этими историческими событиями, Птица, из вежливости ли, из ностальгии, или еще из каких-то неведомых политических соображений, набрал на диске нужные цифры и позвонил Антону домой. А может его больше всего интересовало как там ОНА, он ведь не удержался – почти сразу справился о ее самочувствии. Так или иначе, но они договорились о короткой встрече, и он прислал за ним лимузин в каких простому научному сотруднику никогда раньше не доводилось ездить. Плевать на лимузин, в иных обстоятельствах Антон отклонил бы приглашение, либо, в худшем случае, предпочел бы добираться до места встречи пешком, но мысль о том, что Птица, сам того не ведая, поможет вернуть ему уважение жены, успела его вовремя ужалить. А потом были скуповатые мужские объятия, много взаимно вежливых фраз, несколько тщательно препарированных воспоминаний, а в самом конце, когда Антон наконец решился обратиться к Птице со своей просьбой, тот усовестившись, а может вовсе и не усовестившись, а просто так, приличия ради, спросил: "Не могу ли я быть тебе чем-нибудь полезен?". Разумеется, Антон ответил односложным "можешь", и тактично замолк, предоставив вице-министру возможность самому поинтересоваться: чем же все-таки можно быть полезным старому другу? И лишь после того, как настоятельный интерес был проявлен, Антон раскрыл карты: "Мы тоже хотели бы повидать мир. Ну, скажем, будущим летом, сейчас-то уже не успеть, отпуск кончается. Ты ведь не представляешь, как у нас сложно с хорошими летними путевками, особенно с европейскими морскими круизами. Бывает, таким жлобам достается, что от удивления и возмущения остается только разводить руками. Ведь все по блату, а у нас никого нет". Антон говорил мы, но и он сам, и его собеседник отлично понимали, что имеется в виду ОНА. "Ну почему же никого? – в тон собеседнику отпарировал вице-министр. – У вас, конечно же, есть я. Сделаю, если до того не снимут". В общем, он обещал устроить им эту поездку, и выполнил свое обещание. Вот почему они сейчас в Неаполе, а он, как назло, объявился в Риме, это все его штучки, он-то хорошо его изучил, этого террориста в душе. Можно сменить себе фуфайку, налепить на себя маску, но не изменишь же себе нутро. О, Птица Высокого Полета еще себя покажет, дайте ему волю. Ну отобрать чужую жену – на это вряд ли он решится, хотя, может и хотел бы, но правительству своему, хозяевам своим, он еще учудит, будьте покойны. Не может такого быть, чтобы он не сорвался. Террористы в душе рано или поздно всегда срываются. Им слишком мешают люди вокруг, им никогда не хватает воздуха. Они социально опасны всюду, куда бы их не занесло, уж ему ли не знать повадок своего благодетеля...
Бородатый мужчина средних лет поглядывает на часы. Пора подниматься на борт, до отплытия остается минут двадцать, не больше. Наверняка ОНА уже волнуется. Глубоко вздохнув и напоследок разок сплюнув в мутную и спокойную воду, он шагает обратно, к трапу. Итак, сегодня он принял принципиально важное решение: обрести высокопоставленного покровителя. И пусть покровительство это крещено ненавистью, – плевой заметкой в "Гардиан" и дурацким фехтованием дешевых амбиций, – тем лучше. Каждый воюет как может. Он вполне способен смотреть сквозь пальцы на чужой успех, но миловать неприятеля, назло тыкающего тебе в нос своим успехом – нет уж, дудочки. Поэтому он будет и дальше допекать его просьбами и не предлагать ничего взамен. Улыбаться в лицо и посмеиваться над ним за спиной. Посмотрим, кому в конце концов достанеться победа. Ишь, мира захотели, не будет им мира...
X X X
ВЫПИСКА ИЗ ОФИЦИАЛЬНОГО ОТЧЕТА ГЛАВЫ ДЕЛЕГАЦИИ СССР, ПЕРВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ТОВАРИЩА ...... О ВИЗИТЕ В ИТАЛЬЯНСКУЮ РЕСПУБЛИКУ И ПЕРЕГОВОРАХ С РУКОВОДИТЕЛЯМИ МИД ИТАЛИИ 10-15 ИЮЛЯ 1991 ГОДА (печат. по фондам арх. МИД СССР).
...Наш ИЛ-72 совершил посадку в аэропорту Фьюмичино в 12.50 по европейскому времени.
У трапа самолета нас встретила группа сотрудников советского посольства во главе с советником-посланником товарищем Квитко. С летного поля мы поехали прямо в посольство, чтобы отдохнуть с дороги в отведенных нам апартаментах и привести себя в порядок. Первая встреча с итальянской делегацией была намечена на четыре часа пополудни..."
Сов.секретно. ИЗ ДОНЕСЕНИЯ ГЛАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ДЕЛЕГАЦИИ, ПЕРВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ РЕЗИДЕНТУРЕ...(Информация спецподразделения N288 Отдела Слежки за Самим Собой, печат. по фондам арх. ОССС).
"...переведя дух и немного подкрепившись, я не мешкая отправился к послу Лазареву. Мне, как главе делегации, полагалось поговорить с послом тет-а-тет еще до официального открытия переговоров. Не скрою, товарища Лазарева в высшей степени интересовали сведения из первых рук о текущих печальных событиях в нашей державе: о степени и характере развития внутриполитического кризиса в стране, и особенно о ситуации в Прибалтике, в Закавказье и, само собой, в столице.
Известная мне из личного дела биография товарища Лазарева, несмотря на несколько сомнительную пятую графу, в целом располагала к доверию. В самых общих чертах она развивалась следующим образом: Родился в сорок первом году в Свердловске, после окончания профтехучилища начал трудовой путь на комбинате "Свердлосталь" учеником фрезеровщика. Благодаря проявленным способностям, дисциплинированности и упорству постепенно заслужил уважение в коллективе и был выдвинут на должность старшего мастера участка. После окончания курсов по повышению квалификации, был назначен заместителем начальника, а затем и начальником цеха. Будучи активным комсомольцем вступил в ряды партии, в разные годы избирался заместителем секретаря, секретарем парткома предприятия, членом бюро райкома КПСС. В семьдесят пятом году по производственной разнарядке был зачислен в Высшую Дипломатическую Школу. Владеет английским, французским и итальянским языками. С семьдесят девятого года на дипломатической работе. Работал первым секретарем посольств СССР в Нигерии, Камеруне и Финляндии, советником-посланником в посольствах СССР в Марроко, Мавритании и Тунисе. С восемьдесят седьмого по восемьдесят девятый годы – заместитель заведующего отделом МИД СССР. В прошлом году получил ранг посла и назначение в Рим. Женат, трое детей. Скромный, деловой человек с сильной рабочей закваской. Таких бы побольше в наш аппарат!
Товарищ Лазарев не поленился самолично заварить крепкого чаю и, разлив напиток по чашкам, тактично предоставил мне возможность начать беседу. Конечно его, как и любого находящегося вдали от родины дипломата, немало интересовала министерская жизнь, да и вся наша столичная кутерьма, поэтому я как мог постарался удовлетворить его любопытство и, самое главное, успокоить его, заверив что ход событий находится под полным контролем ЦК и кризисные явления перестройки носят временный и заранее предусмотренный партийным руководством характер. После завершения этой стадии беседы я, как мне и полагалось в качестве непосредственного начальника посла Лазарева по линии нашего министерства, перешел непосредственно к делу и начал задавать ему необходимые вопросы. Я был неплохо осведомлен как о внутриполитической конъюнктуре на Апеннинах, так и о степени заинтересованности итальянской стороны в тех соглашениях и контрактах, ради заключения которых нас сюда и прислали, но желательно было получить достоверную информацию по этим направлениям и непосредственно из посольских источников. Мнение Лазарева по таким ключевым вопросам как перспектива подписания итало-австрийского военного пакта, проблема терроризма, итало-советское экономическое сотрудничество, имело для меня особую ценность. Кроме того, в мое намерение входило углубить представление о товарище Лазареве как о личности и профессионале. Деловая часть беседы, в целом, протекала так, как это меня устраивало, – я ставил вопросы и получал на них более или менее обстоятельные разъяснения. Товарищ Лазарев "просвещал" меня с видимым удовлетворением, не стесняясь демонстрировать начальству (в моем лице) свою довольно обширную эрудицию и удачно сдабривать свои выкладки довольно солеными прибаутками. Было заметно, что наш посол очень жизнелюбивый человек, и его добротное природное начало успешно противостоит как козням идеологических эмигрантов и невозвращенцев, так и стенаниям местных газетчиков, без устали льющим крокодиловы слезы по судьбам русской интеллигенции, а также беспрецедентным попыткам неназванных террористов подложить мины – в буквальном смысле – под устоявшуюся конструкцию многостороннего итало-советского сотрудничества (вообще, должен отметить, что именно решительные действия товарища Лазарева во многом способствовали ликвидации инцидента с пассажирским лайнером "Андрей Платонов", который мог стоить жизни сотням советских людей). Христианско-демократический кабинет, по словам посла, весьма непрочен. ХДП вынуждена лавировать, в скором будущем ожидается реорганизация кабинета на основе коалиций с социалистами и социал-демократами, – это побуждает существующее правое правительство выжидать, и серьезно подрывает позиции идеологических экстремистов, ратующих за ослабление торгово-экономических связей с Востоком. Особенно их бесит мнимая зависимость итальянской экономики от советских энергоносителей, но относительная дешевизна нашей нефти и газа делает чиновников более сговорчивыми. И хотя нас не устают обвинять в демпинге, но дешевый импорт с Востока помогает поддерживать итальянскую промышленность на плаву – в эпоху кризиса не до жиру. Надо полагать, новые контракты будут подписаны без длительных проволочек – тут важно не продешевить и смело требовать уступок по политическому комплексу. Самая острая проблема сегодняшней Италии – безработица. Автоматизация производства больно ударила по рабочему классу, пятнадцать процентов самодеятельного населения сидит без работы! Наши заказы несколько смягчают остроту данной проблемы в промышленных районах Севера, поэтому миланские и туринские дельцы и депутаты от северных провинций – обеими руками за дальнейшее развитие сотрудничества с нами. Особенность политического момента такова, что большой итальянский бизнес сейчас нуждается в спокойной атмосфере сильнее, чем в дальнейшем увеличении нормы прибыли и удешевлении рабочих рук. Капитаны промышленности опасаются взрыва и, как следствие, полного делового паралича. Пока нет оснований говорить о наличии революционной ситуации в стране, но повышенная нервозность вполне ощутима. Отсюда – более эластичная политика правящих кругов. Большая пресса пытается заигрывать с коммунистами – властители информации сознают, что судьба улицы в руках у ИКП. С Компартией у посольства отношения нормальные, но довольно прохладные, все эти "евро" и "берлингуэристы" не особенно склонны оправдывать некоторые наши политические пристрастия, проводимая нашей партией политика "перестройки" породила атмосферу некоторой растерянности в рядах итальянских левых сил, но что касается экономического сотрудничества, то в этом вопросе Компартия решительно на нашей стороне. Руководители ИКП отдают себе отчет в том, что расширение экономических связей с соцстранами несколько облегчает положение рабочего класса Италии и не рискуют дискредитировать себя в его глазах. Коммунисты сохраняют лидирущие позиции в борьбе за влияние на пролетариат и, естественно, не намерены растрачивать политический и моральный капитал, который накапливали десятилетиями. Впрочем, внутри самой Компартии нет единства, но прямо воздействовать на течение внутрипартийных процессов мы не можем. Социалисты и социал-демократы, как водится, слишком аморфны для того, чтобы претендовать на роль "национальных объединителей", одной аморфности для этого недостаточно, хотя, как это не раз бывало в истории, в одночасье крупный капитал может призвать к власти и их – оппортунизм высоко ценился во все времена. Набирают силу неофашисты – партия люмпенов и крикливых представителей правой интеллигенции. Их лозунг "Назад в Италию" пользуется определенной популярностью, но пока господа бизнесмены предпочитают брать в услужение более респектабельных лакеев, у последышей дуче нет шансов уцепиться за министерские кресла, хотя неприятностей они доставляют немало. В частности, именно в результате их активизации центр тяжести местного терроризма переместился слева направо..."
ВЫПИСКА ИЗ...
"...надо думать, что имевшая место беспрецедентная попытка подорвать на мине советский пассажирский лайнер "Андрей Платонов" при входе в акваторию Неапольского порта – дело рук правых экстремистов. По согласованию с МИД этот случай освещался в нашей печати весьма глухо..."
ИЗ ДОНЕСЕНИЯ...
"...здесь у нас немало доброжелателей. После того как посольство и резидентура по своим источникам исключительно своевременно получили конфиденциальную информацию, я немедленно связался с Бертело и пригрозил немедленной оглаской всей этой истории. Бертело чуть не хватил удар. В общем, он тут же позвонил министру внутренних дел и пригрозил отставкой. Полиция, вовремя обезвредив мины, успела предотвратить страшную трагедию. Нас упросили не раздувать дело до дипломатического скандала, добавив, что прямых улик не нашлось. Когда речь идет о наших кораблях, улик никогда не находят! Ну да ладно, мы не полезли на рожон и дали себя уговорить.
Дело замято и правые экстремисты так и не дождались желанного подарка, но нашим сотрудникам приходится соблюдать осторожность в городе. Впрочем, не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. Если средний класс стал более консервативным, чем прежде, то студенчество, наоборот, в последнее время сильно полевело. Тут такое творилось пару месяцев назад... Они раздобыли себе новых кумиров. Главный козырь этих кумиров – молодость. Они сами вчерашние студенты и прекрасно знают, как надо с ними обращаться, левые лозунги и все такое прочее. Великолепно владеют пером и словом, в общем – Римский Клуб наоборот. Дико талантливые, но без штанов. Бедные. Но потом, вероятно, разбогатеют. Пройдет несколько лет и студенты-альтруисты, как это бывало и раньше, превратятся в добропорядочных буржуа, а кумиров-нонконформистов монополии закупят оптом, на корню. Хотя, шут его знает, может история и не повторится. Наиболее значительная фигура среди них некто Байар, француз по национальности. Печатается он, в основном, у себя на родине, но частенько наведывается сюда, в Рим и выступает здесь с пламенными речами. Чрезвычайно общителен и контактен. Следующим, пожалуй, идет Полетти, перебравшийся в Рим уроженец Палермо. Хотя здесь он у всех на виду, но в остальной Европе его знают довольно плохо. Хуже, скажем, того же Эскобара Секунда. Из иностранцев он уступает в популярности разве что Байару, и, по словам тов.Лазарева, когда держит речь перед студентами на чистейшем тосканском наречии – любо-дорого слушать. На митингах иногда присутствуют наши ребята. Говорят, что здорово. Ну есть еще и другие, помельче: Сангинетти, Лейт, Якобсен. Есть и совсем мелюзга. Все эти кумиры – по структуре левые, все они сильно ругают капитализм, но называть их стратегическими союзниками коммунистов, наверное, неправильно. Слишком уж они тяготеют к анархизму. А в целом впечатление такое, будто Европа возвращается в шестидесятые годы. Хиппи, "мэйк лав, нот уор", феминистки. Студенческие лидеры очень резво разъезжают по европейским столицам, кое-кто из них, несмотря на расходы, побывал даже в Соединенных Штатах. Таким обеспечено достаточное финансирование и хорошая реклама. Надо полагать, кто-то весьма заинтересован в том, чтобы анархизм ненароком не задышал на ладан. Ничто не ново под луной. Большая часть этих леваков впоследствии, без сомнения, займется интеллектуальным бизнесом, а меньшая... Что ж, меньшая пойдет до конца. И маятник терроризма вновь качнется справа налево...
ВЫПИСКА ИЗ...
"...я не был и не мог быть удовлетворен аргументами, выдвинутыми Бертело и Малапарте в оправдание линии, направленной на вовлечение в сферу действия НАТО нейтральной Австрии. Итальянцам без обиняков было заявлено, что Советский Союз предпримет все необходимые меры для поддержания центральноевропейского статус-кво и сохранения австрийского нейтралитета. Им было также заявлено, что намеренное игнорирование провокационных действий политических подстрекателей и экстремистов, способно не только подорвать традиционную базу советско-итальянского экономического сотрудничества, но и нарушить существующее на континенте межгосударственное равновесие. В таком случае ответственность за беспардонное вмешательство во внутренние дела Австрии целиком падет на авантюристов, задавшихся невыполнимой целью изолировать Советский Союз в Европе. В замешательстве Бертело не нашел ничего лучшего как...
...я исключительно высоко ценю деятельность нашего посла тов.Лазарева на своем посту. Он делает буквально все что в человеческих силах, для улучшения советско-итальянских отношений и снискал большое уважение в здешних политических кругах. Считаю своим долгом отметить, что энергичные действия тов.Лазарева в немалой степени способствовали рассасыванию инцидента с пассажирским теплоходом "Андрей Платонов"...
X X X
Весь город под ним как на ладони.
Отличную все-таки оптику ставят нынче на самолеты. Просто великолепную. До земли почти четыре километра, но через окуляры он свободно различает лица приговоренных к смерти людей. Лица мужские, лица женские. Безиятежных среди них нет. Лоб, глаза, нос, прорезь рта, гримаса страха. Лица не тех, что сейчас сломя голову рыскают в поисках какого-нибудь занюханного убежища, а немногих – уже смирившихся с неизбежным. Эти словно замеревшие перед удавом кролики. Но тех что бегут и пытаются спастись – много больше. Они еще надеятся... Ха-ха!
Дыма внизу немного, совсем немного. Пыль клубится там, где было летное поле: разрушено здание аэровокзала, да сметены ближайшие кварталы – и все. Пока все. Настоящие роды еще впереди. Через минуту-другую брюхо его самолета разрешится новым смертоносным бременем и от этого городишки останется только пятно на старой карте. Он нес шесть атомных бомб по пятьдесят килотонн каждая, теперь остались четыре. Одну он просто так, потехи ради, обрушил на какой-то еще более дрянной городишко, даже по карте не справился, наплевать, одним больше, одним меньше. А другую сбросил на аэропорт, на аэропорт положено бросать по инструкции, ибо это военный объект. В их эскадрилью входило девять самолетов. Он да славная восьмерка истребителей сопровождения, но прорваться в городское небо оказалось совсем непросто, и эскадрилья понесла невосполнимые потери. Вражеские зенитки до них не доставали, но воздушной схватки избежать не удалось. Подумать только, почти все его товарищи нашли смерть на этой земле: и Старый Сэм, и Джи-Джи, и Лаки, и... Двум истребителям удалось унести ноги, в живых остался он один: так ведь его-то одного и прикрывали, атомные бомбы тоже денег стоят. Был горячий бой, но вражеских стервоз тоже всех до единой отправили к черту в пекло. Небо было очищено, нашим парням удалось выиграть для него пространство и время ценой собственных жизней, и вот он нынче ощущает себя полным хозяином положения. Эта никчемная столичка не имеет особого стратегического значения, просто зло берет, что для его "Хайкросса" не нашлось дела поважнее. Но идиоты штабники пожалели на этот свинарник континенталку, – высчитали, что самолето-вылет, такой вот как этот, обойдется дешевле, – взяли и угробили почти всю эскадрилью. Ну он еще набьет кое-кому морду когда вернется на базу. Пожалуй, следует исходить из того, что ему дано похозяйничаеть в небе еще с полчасика, но за это время он рискует не успеть прицельно сбросить все четыре бомбы и зафиксировать последующие разрушения на пленку, ибо должен проявить осторожность: самолет может развалить взрывная волна на одном из заходов. Пожалуй, он рискнет остаться здесь до конца игры, задержится на часок, ему не впервой. А час... Час в небе – эта целая прорва времени, вечность. За час он превратит этот дрянной городишко в автомобильную стоянку и снимет прекрасные фотографии, там внизу и почесаться не успеют. По четверть часа на маневр и заход. Метать атомные фугаски он намерен километров эдак с двух-трех, и сразу наверх, а взрываться они будут над землей метрах в двухста. Фейерверк будет как в День Независимости или Хэллоуин, пускай повеселятся!
Он верит в Бога. Верил всегда, и вера эта покрепче дюрали из которой сварганили его "Хайкросс". Бог велик и справедлив – именно благодаря его величию и справедливости он сюда прорвался, и не его, а чужие косточки остались белеть на чужбине. Вообще-то, он с детства испытывал пристрастие к прицельному бомбометанию. В школьном компьютере у них была записана забавная игра "Прицельное бомбометание" и он пять раз становился чемпионом класса. Ему приятно разглядывать в мощные окуляры искаженные ужасом и безнадежностью лица этих беспомощных муравьишек, он ощущает себя наместником самого господа, его карающей дланью. И все равно чьи лица искажает смертельный ужас – друзей или врагов. Если в этом городе и есть друзья Америки, то и они получат свою порцию горяченьких. Если бы ему приказали, то он с равным удовольствием метал горяченькими над Кентукки или Луизианой, разницы-то особой нету. Его товарищи, те что обеспечил ему прорыв, потому-то и нашли здесь свою смерть, что были идеалистами, простыми американскими парнями, верящими в друзей и врагов и утерявшие веру в Господа нашего, они воображали, что защищают идеалы свободного мира, дурни! А как эти орлы драли глотку перед вылетом: "Санрайз-Сансет, да погаснет звездный свет!". Орали так, что любо-дорого. Все орали, и он тоже орал, а лейтенант Баллантрэ громче всех. Все орали от души, и только он один смеялся в душе над всем этим быдлом. Все были на взводе, все как один, и почти все орали в последний раз. Овечий помет, а не люди! Поняли теперь почем фунт лиха? Дурни! Нет друзей и нет врагов. Есть только муравьишки-люди и муравейники-города – жалкие скопища мусора и никчемных страстей. Он с равным удовольствие превратил бы в автомобильную стоянку Даллас или Сакраменто, Эль-Пасо или Монреаль, но он всего-навсего солдат, обязанный без рассуждений выполнять приказы начальства, и если генерал Морган и дядя Сэм решили, что Тбилиси лучше подходит для парковки, то так тому и быть. Тбилиси так Тбилиси, хотя командование и пожалело пару баллистических ракет на эту вонючую дыру. И вообще, все люди – одинаковы, все свиньи – без единого исключения. Впрочем, некоторые свиньи вроде почище других, как-то пожирнее. С такими парнями как Адольф Гитлер, Барри Голдуотер, Джошуа Ньюберт или лейтенант Колли, он, пожалуй опрокинул бы стопочку-другую пшеничного виски. Опрокинул бы, да и пропорол им брюхо велосипедной спицей. Наверное, в этом дрянном городишке тоже нашлась бы парочка типов, с которыми стоило бы раздавить бутылочку, да уж беднягам не посчастливилось вовремя с ним познакомиться. "Санрайз-Сансет, да погаснет звездный свет!".
Вообще-то, если говорить совсем честно, он не всегда был таким. Давным-давно он, как и все остальные ублюдки, разделял людей на плохих и хороших. Но лейтенант Баллантрэ вовремя выбил у него из головы эту дурь. Да и в роте... Не было ни одного человека такого, чтобы на него можно было до конца положиться, ни единого! Разве что в воздушном бою. Все гадили друг другу как только могли. Впрочем, это не мешало меняться девчонками. Старые суки, вспороть бы им всем брюхо, чтоб хоть новых ублюдков не нарожали, да руки марать не хочется. Да ну их всех к дьяволу, пора приниматься за дело, ему поручено превратить город в кладбище, вот с кладбища он и начнет. Вообще-то после аэродромов полагается ломать железнодорожные вокзалы, но к черту стратегию, какие здесь после него будут ходить поезда! Он обрушит на кладбище килотонку, и она прихватит за собой полгорода впридачу, да еще три ее сестрицы ждут не дождутся своей очереди выпасть из люка. Судя по городской карте, это где-то здесь. Полно металла и мрамора, немного зелени и ни одного автомобиля. Пожалуй, вот оно – кладбище. Только вот крестов маловато, ну это не удивительно, здесь же земля битком-набита коммунистами, дьявольским отродьем, какие могут быть над этими безбожниками кресты. Ну держитесь, коммунисты-атеисты, я поддам вам жару! Мраморные надгробия, место тихое, зеленое, возьмем-ка его на прицел. По-о-ошла родимая! Гуд бай, сестричка, привет народу! Теперь отлетим в сторонку и повыше, чтоб нас в воронку не засосало, камеру запустим, пускай снимает себе. Яйцеголовых интересует рисунок, будет им рисунок. Им – план, ему – спасибо и лишние премиальные. Хотя как могут быть премиальные лишними?
Теперь переместимся поближе к центру. Судя по всему, – это их главная улица. По карте – Руставели авеню. Кто-то строил, строил, да и выстроил. Ну и домишки здесь. Смахивают на дредноуты с древних картинок и ни одного небоскреба. Подумать только: еще вчера здесь ведать не ведали о его карающей длани! А машин-то сколько брошено у тротуаров. Ну ничего, сейчас от них останется одна металлическая пыль. Молекулы. Спасайся кто может! По-о-ошла родимая!
Боже милосердный, время идет, а у него в загажнике еще две бомбы, ровно две. Он слишком долго маневрировал, скоро, очень скоро в небе могут появиться вражеские истребители, если только их не перехватят на подходе. И тогда ему тоже каюк. Плохо, что радиосвязь прервана и он не имеет представления об оперативной обстановке. Времени в обрез, а на базу не хочется возвращаться с грузом, урежут премию наполовину, скоты! Не мешкая опустим третью килотонку вот на это квартал, или нет – пожалуй, на тот. Много их тут, вокруг водохранилища, развелось, на выбор. И куда не сбрасывай, конец-то у всех один. Ох уж эти жилые кварталы. Тут вчера, наверное, кто-то вылез из утробы и потребовал своей доли воздуха. Ублюдки произвели на свет ублюдка, пусть лучше скажут ему спасибо, что малышу не довелось долго мучиться в этом поросьячем мире. Тут любили, дружили и сердились друг на друга. Драмы, наверно, происходили, и трагедии, – девчонка, там, прыгнула в постель к очередному дурню, или папаша денег не дает на машину, жила. Ну ничего, я разрешу все ваши трагедии и драмы. Будьте покойны, старина "Хайкросс" никого не даст в обиду. По-о-ошла родимая!
Две еще остались... ах, нет, только одна. Одна, а жаль. Он с большим удовольствием прописал бы ижицу еще доброй сотне тысяч, не стоило бросать бомбы куда попало, сейчас у него остались бы в загажнике целых две, а так только одна, и кто-то вздумает выжить и рассказать, черт бы его побрал! Ну одна, так одна. Ох, люди, зачем вы так гневили господа нашего, вот и начинайте теперь заново, с Адама и Евы. Пощупаем-ка теперь вон те домишки по-над речкой. А в речку то прыгают – дай боже, по водичке размечтались, в водичке-то оно умирать сподручней, попрохладней. Вон там виднееется переплетение железнодорожных путей, им уже не суждено возродиться из пепла и дыма, да и стадион рядом. Капитальное строение! Огромная чаша, как у нас в Далласе, а на дне чаши зеленое поле. Жалко зелени, но что поделаешь! Получайте на десерт. Его привет местным футболистам. 1:0 в пользу Америки. На сегодня хватит. "Санрайз-Сансет, да погаснет звездный свет!". И на базу пора, ему еще не надоело жить. Хлопнуть бы сейчас рюмашку ржаного виски. Прощайте родимые...
Бомбардировщик ложится на обратный курс и вскоре превращается в еле заметную точку над горизонтом. Истребители противника так и не смогли ему помешать, они попали в воздушную засаду над Кавказским хребтом, их обломками усеяны склоны Казбега и Эльбруса. Но пилот рано радуется тому, что вышел сухим из воды. Он еще не знает, что база стерта с лица земли ракетами противника и возвращаться ему некуда. Да и вообще, все карты устарели. Самолет потерпит аварию при вынужденной посадке, на которую пилот решится, когда в баках не останется ни капли керосина "Люкс-5" – чудо-топлива, гордости американской химической мысли...
X X X
... Ду-шаш. Ну вот и дожили мы с тобой, старина, до самого до двадцать первого века. Подумать только – все старое полетело к чертям! Все списано по особой статье, все амнистированы. Мы вчера не просто Новый Год справили, а Новый Век – Утро, Зарю, Рассвет – величай как душе приятно. Рад я, друг мой, рад ужасно, до слез, что дожили мы, что так протопали по двадцатому, что никому провести себя не дали. Дай нам бог и по двадцать первому налегке прошагать, от первого года и до самого до последнего. Хватит, хватит силенок, ты только не сомневайся! Смеятся хочется. Петь, плясать и смеятся. В летах я, чтобы плясать, несолидно как-то, а петь и смеятся – этого сколько угодно. Вот и пою, вот и смеюсь, радостно мне на старости лет. И на здоровье пока не жалуюсь, тьфу-тьфу. С той поры как с кутежами завязал – явно пошел на поправку. Ну какой из меня пенсионер? Не пенсионер я, а бык племенной, если хочешь знать правду. Верил я, конечно, что доживу, что пощадит меня косая, что не возьмут меня ни пуля, ни болезнь, ни прокурор, а все одно – рад я, рад как дитя, как... как жеребец после первой случки. Ты только вдумайся, дружок, вдумайся, – сегодня второе января двухтысячного года. Ученые мужи говорят: подождите еще годик до нового столетия, но они как всегда ошибаются, ты уж лучше поверь мне, умудренному опытом человеку. Всю жизнь нам твердили: тысяча девятьсот, тысяча девятьсот, тысяча девятьсот, а нынче – две тысячи, без дураков и на душе легко. Как будто одним махом стряхнул с себя всю нажитую пыль. Я молод, полон сил, я, подобно птице Феникс, восстал из пепла. Птица Феникс. Клянусь тебе памятью матушки моей, десяток лет тому назад я о такой и не слышал. Тогда я делал большие деньги и мне было не до литературы. Стоп! Беру. Но когда я нажил действительно большое состояние, у меня хватило ума и воли сказать себе: стоп! В общем, друг мой, я вовремя понял, что все нажитое добро с собой в могилу не унесешь. Семья моя живет как у Христа за пазухой, миллиончиков у меня поболее чем пальцев на твоей мозолистой правой руке – ну и достаточно, ну и честь пора знать. Как тебе известно, старик, недавно я удачно продал все свои паи заинтересованным людям и чисто вышел из игры. Мне всегда очень везло, полоса удач не могла продолжаться вечно, – и что тогда? Севай-ду. Вот и оформил я себе небольшой пенсион по состоянию здоровья, – ну уж такая-то малость мне полагалась по закону, – и зажил себе припеваючи, вот и сражаюсь теперь с тобой в нарды. Куда пошел, шаш у тебя, а не беш, меня не проведешь. Я ни о чем не жалею. Денег у нас дома видимо-невидимо, жена довольна, оболтусы обуты-одеты, лежи себе на софе, посматривай телевизор, да почитывай разные умные книжки. Ни тебе пьянок, ни нервотрепки, ни страха мигом лишиться всего что добыто, ни бессонницы. Раньше-то я книжек почти не читал, хотя в школе и любил уроки литературы. Не читается как-то, когда боишься что могут замести, не до читалки тогда и не до поднятия культурного уровня, не хватает ни времени, ни силенок. Все время уходит на пустое, так сказать, делопроизводство. На попойки, на кутежи, на торговлю – деньжата-то сами собой в карман к тебе не потекут, вот и сражаешься за них где-попало и с кем-попало. А потом... Да здравствует двадцать первый век. В двадцать первый век я вступил образованным и начитанным человеком. Понимаешь, соседушка – образованным. Чего и кого только я за десять лет заслуженного отдыха не перечитал, наших и иностранцев, – всех-то и не перечислишь. Никогда бы раньше не поверил, что человек способен одолеть такую прорву книг. А особенно полюбил я книги про Великую Французскую Революцию. Слышал ли ты, старина, что у французов три века назад была своя революция? Ду се, прекрасно, если и дальше так пойдет, то партия, считай, моя. Все там было: и король на гильотине, и террор, и контрреволюция, и интервенция, – все как у нас, чертовски интересно. Стоит мне прилечь на софу, то в голову лезут всякие умные мысли. К примеру, задаешь себе вопрос: Чего хотели вожди французской революции, и что у них получилось на деле? Очень поучительное чтиво. Но, вообще-то, я все читать люблю, и даже длиннве романы, такие, например, как «Дон-Кихот». Дор чар, замечательно, в самый раз. «Дон-Кихот», – это неподражаемо, друг мой. А сколько я узнал всяких заумных словечек, иногда диву даюсь, как же это я когда-то без всего этого – и жил? Чем отличался от набитого деньгами мешка, и как земля меня носила? Нет, ты не подумай, дружище, что я вдруг свихнулся или отрекаюсь от своего прошлого. Это глупо. Ох и повезло тебе с ду якэ, но и мы не лыком шиты. Знавали и мы счастливые деньки! Без денег жизни тоже нету, но все-таки... все-таки я и тогда, в расцвете сил моих, был довольно артистической натурой. Именно артистической. Страсть к искусству всегда жила во мне, но она дремала, спала, мой образ жизни не давал ей проснуться, – и все же один раз она вышла таки из-под контроля. Якэ и я опять в игре! Открою тебе одну тайну, скорее, чуток приоткрою, да и то только потому, что много воды с тех пор утекло. Этим эпизодом моей биографии я особенно горжусь. Дремавшие внутри моей натуры музы очнулись и надебоширили в свое удовольствие. Клянусь всеми святыми, дебош удался на славу, и мне не жалко, что он обошелся мне в кругленькую сумму. Наполни-ка, сосед, себе стаканчик, и мне тоже подлей. Отличное винцо, такое даже я позволяю себе по большим праздникам, а сегодня как раз такой праздник. Так слушай. Как-то давным-давно, почти тридцать лет тому назад, я поставил спектакль оригинального жанра, постановка которого обошлась мне ровнехонько в двести двадцать тысяч тех еще рублей, немалые по тем временам деньги, но тем больше я горжусь своей режиссурой. Опять ду-шаш, и каюк тебе, можешь сдаваться. Лучше слушай. Только смотри, дружище, не проговорись, дело хотя и давнее, но время иногда любит кусаться за хвост. Я никому эту историю не доверял, даже жене моей, вот она и жжет меня изнутри. Все похвастаться хочется, да не перед кем. Разве что, вот перед тобой, да и то в честь Утра, Зари, Рассвета... не выдашь же ты меня в конце концов,.Да, целых двести двадцать тысяч. Двадцать семь лет тому назад. Ну, тот год выпал особенно удачным, я загреб полмиллиона чистыми, и сознание того, что будущее мое безоблачно, придавало мне особый кураж. Ты пей, пей, дружище, не стесняйся. Пей, играй и слушай.








