Текст книги "Приключения 1970"
Автор книги: Георгий Вайнер
Соавторы: Аркадий Вайнер,Виктор Смирнов,Леонид Платов,Север Гансовский,Игорь Болгарин,Владимир Понизовский,Юрий Авдеенко,Петр Шамшур,Всеволод Привальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
– Здравствуйте, Андрей Капитонович! Простите, что мы беспокоим вас ночью, но такая у нас работа – время не нормировано. Ваш арест последует в зависимости от результатов обыска. Понятых вы должны знать – это ваши соседи. Остальные товарищи пришли со мной. Разрешите войти?
Старик стоит на пороге, шевелит губами, но слов произнести не может: растерялся. А ведь он так долго не открывал нам, что мог бы прочесть все подобающие молитвы и успокоиться.
Собственный дом начальника надеждинской почты с виду неказист, да и все хозяйство обветшало. Забор покосился, крыша сарая обвалилась, куча мусора насыпана у крыльца. Стар дом, но глухие ставни на окнах, дубовая дверь, железные засовы – толщиной в руку. Не дом, а крепость. Мы четверть часа стучались, убедились в прочности дверей и ставень.
Наконец «ястреб» отступает в сторону, и мы входим в широкие сени.
В эту ночь мы наносим удар по явкам бандитов. Чека установила, что у беляков три «почтовых ящика». Мироныч отправился в село Ладонки «для задержания дезертира Войцеховского», хотя известно, что гусар в селе не живет, а скрывается в тайге. Надо изолировать дом кулака Барышева: отсюда доставляют продукты бандитам, здесь первая белая явка. Куликов нанесет визит Зиночке Грониной. Подозрительно часто на квартиру к ней являются всяческие «родственники». Куликов будет искать «письма Яковлева», а найдет наверняка оружие и следы второго «почтового ящика». Затем Куликов вместе с коммунистами карбата извлечет из могилы труп Яковлева и доставит в больницу для эксгумации.
А я пришел в «гости» к старому почтмейстеру. Известно, что в далеком прошлом у него была подозрительная связь с уголовниками. Несколько месяцев назад неподалеку от дома старика был убит в перестрелке с чекистами неизвестный человек. Документов при нем не было, но по одежде можно было заключить, что это бывший офицер. Дом почтмейстера был взят под наблюдение, и оказалось, что старик часто покупает на базаре сало, сахар, муку. А живет в доме один и, кроме зарплаты, доходов не имеет. Кому он передает продукты, осталось неизвестным, на почту многие заходят. Может быть, он снабжает белое подполье? Во всяком случае, поводов для знакомства с ним достаточно и у Чека и у трибунала.
Вслед за хозяином идем по узкому коридору. Скрипят половицы. Ступать надо осторожно – у стен громоздятся сундуки, старые стулья, какие-то ящики. В коридор выходят три двери. Свечу фонарем и вижу, что две двери загорожены всяким хламом – в эти двери давно никто не входил. Третья дверь ведет в единственную жилую комнату.
«Ястреб» проходит к столу, отодвигает в сторону грязную посуду, зажигает лампу под зеленым абажуром.
Стоя к нам спиной, он спрашивает:
– Что будете искать?
– Все недозволенное законом, Андрей Капитонович,
– Ищите, – вяло отвечает хозяин и садится на старый диван. Тут он и спит: на валике лежит подушка, откинуто серое одеяло, видна мятая простыня.
С чего же начинать обыск в этом захламленном доме? Ведь не будем же мы поднимать все половицы, ломать стены, вскрывать потолок. Попробуем осмотреться и понаблюдать за хозяином. Нервы у него расшатаны. Может, выдаст себя, когда поиски приблизятся к «горячему месту»? Но сначала надо успокоить «ястреба». Да и понятым надо объяснить причину нашего появления в доме. Пусть об этом и в городе узнают.
– Наш обыск – простая формальность, Андрей Капитонович. Дело Яковлева привело нас сюда. Вы не отправили его письмо. Где оно? Отдайте письмо добровольно!
Повернулся ко мне старик, удивленно развел руками. Забегали его пальцы по старой телогрейке, накинутой на нижнюю рубашку. Дрогнули губы.
– Это недоразумение… да-с! Я, как на духу, все вам сказал. Отправил я письмо!
– А вы все интересные письма пересылаете по назначению? Может, некоторые оставляете себе, чтобы перечитать на досуге или напугать опасных знакомых?
Вздохнул старик, опустил на колени руки.
– Ищите… – произносит он. А ноги его в стоптанных опорках выбивают нервную дробь.
– Что ж… Начнем обыск. Вы, Лешаков, – говорю я высокому чекисту, – осмотрите с понятым чердак. А вы, Саня, – вперед подается молоденький парень, – обыщите с другим понятым дворовые постройки. Приступайте. Может быть, Андрей Капитонович, вы тоже пойдете с ними?
– Нет… – глухо говорит старик. – Увольте…
Так. Можно предположить, что на чердаке и во дворе ничего не спрятано, – там «холодно». Но товарищи пускай идут. Сейчас мы останемся вдвоем.
– Закуривайте, Андрей Капитонович, – я протягиваю пачку папирос.
Старик прикуривает от лампы – бережет спички. А я оглядываю комнату. Бедно живет хозяин. На столе – остатки еды: скелет воблы, корка черного хлеба. В старом солдатском котелке – кипяток с брусничной заваркой. В побитой эмалированной кружке – остатки этого «чая». Хоть и противно, но я отпиваю глоток: не было сахара на ужин у старика. Стало быть, закупая на базаре продукты, Андрей Капитонович полностью отдавал их неизвестным заказчикам. Удивительная добропорядочность в старом мире! Ведь даже Колчак был обыкновенным вором – присваивал себе конфискованные для «блага России» ценности. Жаль, агентурное наблюдение не установило, кто заходил сюда, куда вели тропинки от этого дома.
– Кто у вас бывает, Андрей Капитонович?
Остро блеснули глаза у старика. Затрепетали тонкие ноздри крючковатого носа, словно почуял «ястреб» что-то опасное.
– Соседи…
Врешь, «ястребок»! Мы-то знаем, что соседи давно уже к тбе не заходят – отвадил.
Куликов говорит, что человеком можно оставаться только до тех пор, пока в тебе нуждаются другие. Андрея Капитоновича знает весь город, но не только друзей, даже знакомых у него нет. Кроме тех, кто приходил тайком. В сибирскую глушь, в Надеждинск, он приехал молодым да так и остался тут. Ради чего прожил он свою жизнь? Как коротает свободное время этот отшельник?
– Вам не скучно, Андрей Капитонович, жить одному? Пустили бы к себе квартирантов. Место у вас хорошее, лес близко. Летом красиво вокруг.
– Дом ветхий… – бурчит старик. – Кто пойдет жить в такую развалюху…
– Хотите, я вам квартиранта сосватаю? Неужели необходим серьезный ремонт в остальных комнатах? Давайте посмотрим.
Андрей Капитонович нехотя поднимается с дивана, надевает телогрейку, подтягивает штаны. Я беру в руки лампу. Не торопясь мы осматриваем владения старика. В остальных комнатах гуляет ветерок, стекла разбиты, перемычки рам выломаны. Везде, грязно, со стен свисает паутина. Странно, что в одной комнате скрипят половицы, между досками пола большие щели, а в другой – скрипа нет, доски хорошо подогнаны. Перестилал здесь полы хозяин. И недавно! А зачем? В маленькой кладовой нахожу полный набор плотницкого инструмента.
– Любите плотничать, Андрей Капитонович?
Старик бормочет что-то невнятное. Мы переходим на кухню. Грязно, неубрано и на кухне. Опустился старик. Пасхи он ждет, что ли, чтобы вынести во двор мусор?
На стене, которая примыкает к сеням, висит полка для посуды. Полка закрыта занавеской, а посуды на ней нет. Стоят лишь старые бутылки да ржавые жестянки. Но ведь не так давно подвешена полка: большой гвоздь отколол штукатурку. Поглядим внимательно. Так и есть: полка скрывает какой-то прямоугольник в стене. Громко стуча сапогами, в дом возвращаются мои помощники и понятые. Занятный у них «улов»!
– На чердаке мы нашли два старых арестантских бушлата, – докладывает Лешаков, – и вот такое приспособление.
Андрей Капитонович молчит. Бушлаты случайно попасть на чердак не могли. Может быть, старик помогал беглецам-каторжанам? Но он бы не умолчал о такой заслуге перед революцией! А «приспособление» похоже на решето, только продолговатое.
– Добротно сделано! – говорю я. – Сами мастерили, Андрей Капитонович? И для чего?
Молчит, старик, отворачивается. Улыбается Лешаков, но тоже молчит. Не выдерживает понятой:
– Так это же старательский инструмент! Золотишко промывать на делянке! Вроде бы сам хозяин и не ходил никогда в тайгу. «Глухарей», видать, снабжал за долю добычи.
Молодой чекист Саня протягивает мне две пустые консервные банки, найденные в сарае. Консервы со всего света побывали за время гражданской войны в России, но эти банки особенные, американские, с маркой «АРА», значит только в прошлом году могли попасть в Сибирь. Красивые жестянки, старик, пожалуй, их не выбросил бы. Может, кто-то был так голоден, что, получив консервы у Андрея Капитоновича, не выдержал и съел их тут же, в сарае?
– Хорошо! Теперь займемся квартирой. Лешаков! Возьмите в кладовке плотницкий инструмент и вскройте вот этот прямоугольник в стене.
– Зачем трогать… – глухо говорит Андрей Капитонович. – Здесь было окно в сени…
– Придется восстановить то, что было. Приступайте, Лешаков! А мы осмотрим пока жилую комнату.
Несложно обыскивать комнату старика. Стол без ящиков. Шкаф, в котором висит лишь мундир почтового ведомства с оловянными пуговицами да внизу валяются стоптанные дамские туфли. Комод с тряпьем. В углу – икона, замызганная до безбожного состояния. Окно без занавесок. На диване – грязная постель. Собрать бы в кучу на дворе все это барахло, облить керосином да сжечь.
Саня начинает осмотр комнаты, а меня зовет на кухню Лешаков.
– Удивительные приспособления в этом хитром домике! – улыбается он. – Смотрите: запоры сеней можно открывать из кухни.
Занятно обезопасил себя старик: постучит кто в дом, можно впустить «гостя» в сени, находясь за стеной, на кухне. Ножом посетитель не пырнет, за горло не схватит. Но ведь с «гостем» поговорить надо, передать кое-что и получить. Для этого в стену вделано окно с толстой решеткой. Под ним – лоток, как в билетных кассах. Ходит лоток взад-вперед, от покупателя к продавцу. Что означает вся эта механика? Делалось это капитально – не для передачи записочек.
– Золотишком промышлял Андрей Капитонович, – говорит старик понятой. – Лихого человека в сени впустит – весь торг в безопасности пройдет через окошечко с решеткой. Этакие «черные купцы» на старателях шибко наживались.
Проясняется вторая профессия «ястреба». Вот и он сам заглядывает на кухню. Не потому ли, что обыск приблизился к «горячим» местам?
Подхожу к старику и кладу руку ему на плечо.
– А где же золотишко, Андрей Капитонович? Сами отдадите или искать надо?
Вздрогнул старик, со злобой посмотрел на меня.
– Не было у меня золота – во веки веков!
Он поворачивается и уходит в комнату, снова садится на диван. Я сажусь напротив. Старик прислонился к спинке дивана, как будто дремлет. Но видно, что его бьет озноб.
Золото – хозяин этого дома! Надеждинск вырос на золотом песке, и сюда, как в Клондайк, стремились «джентльмены удачи». Охваченные «золотой лихорадкой», старатели в глухой тайге пересыпали тонны породы, чтобы намыть крупицы золота. Раз в год старатели превращались в «жирных глухарей» – с кожаным мешком золота шли они в город, чтобы спустить в кабаках свою добычу. «Глухарей» стреляли по дороге, спаивали и обманывали «черные купцы». Одним из таких купцов и был Андрей Капитонович.
– Нужно ваше плотницкое уменье, Лешаков. Вскройте пол в той комнате, где новые половицы. А вы, Саня, осмотрите коридор, кладовую, сени. В доме должны быть секреты!
Засопел старик, скрипнули пружины дивана. Гремит в коридоре Саня, ворочая какие-то ящики. Слышно, как Лешаков простукивает пол.
– Зачем вам золото, Андрей Капитонович?
Молчит почтмейстер, не смотрит на меня.
– Говорите, где спрятано золото, а то весь дом разберем по бревнышку!
Ворочается старик на диване – «припекает». Слышно, как скрипят гвозди, трещат доски. Лешаков вскрывает пол.
Золото прочно связало старика с врагами Советской власти. Он готов помогать кому угодно, лишь бы восстановился старый режим.
– Идите сюда! Погреб нашли! – кричит Саня.
Андрей Капитонович закрывает глаза, веки вздрагивают, на лбу дергается какая-то жилка. Почему же он не вскакивает, не бежит к погребу в суматошной истерике? В погребе хранится что-то важное, но не золото. И не бумаги, которые изобличили бы старика. Куликов говорит, что самое ценное преступники всегда хранят около себя.
Андрей Капитонович спит на диване. Тут же он просидел эту тревожную ночь. Удобства не велики: дерматин протерся, вылезли ребра пружин да и валики твердые как камень. Привычка? А если золото в диване? Где может быть тайник? Внизу, в пружинах? Едва ли. При досмотре легко обнаружить. В широкой спинке? В твердых валиках?
Достаю из кармана перочинный нож. Старик испуганно смотрит на меня.
– Встаньте, Андрей Капитонович!
Снимаю тяжелый валик и кладу на стол. Вскакивает старик, хватает мою руку, тянет к себе, говорит хрипло:
– Не надо… Прошу вас… Не надо портить!.. Здесь нет ничего…
Я не отвечаю. Старик долго молчал, пусть поговорит. Он не владеет собой – значит, показался «огонь». Обойные гвоздики легко выскакивают из валика. За дерматиновой обивкой слой плотного коленкора, за ним еще какая-то толстая материя. Аккуратно заделан валик. А что это в середке, под конским волосом?
– Стойте! – шипит «ястреб». – Я знаю, вам нужны бумаги. Я отдам все! Войцеховский будет в ваших руках. Только не губите меня! Зачем вам золото?
На секунду останавливаюсь. Итак, золото в валике. Но старик хранит какую-то важную переписку. Найти ее будет не так просто. Может, лучше поставить валик на место, а потом, получив от «ястреба» бумаги, шепнуть Лешакову пару слов? Он сразу поймет. Разве недостойно обманывать врагов? Неужели каждая ложь дурно пахнет?
Взмах ножа – и в моих руках продолговатый тяжелый мешочек.
– А-а-а! – кричит старик, смахивает на пол лампу и бросается на меня.
Мы падаем. Хрустит стекло, остро воняет керосином, бегут по полу языки пламени.
Швыряю старика в сторону и больно ударяюсь головой о ребро стола. В комнате мечутся длинные тени – чекисты гасят пламя шинелями. Я с трудом выхожу на двор и сажусь на крыльце.
Светает. Прозрачен воздух. Вдали синеют высокие сопки, а над ними повисло розоватое облачко.
Обыск закончен. В валиках дивана найдено несколько килограммов золотого песка, много царских бумажных денег – «романовок», несколько сот японских иен. В погребе оказался целый продовольственный склад: несколько ящиков американских мясных консервов, два мешка сахара, куль муки, железные коробки с кубиками бульона «Магги», мешок заплесневелой колбасы. В разгар голода на Поволжье заложил свой склад хозяин, да и сам жил впроголодь, на скудном пайке почтмейстера.
Никаких бумаг найти не удалось. В чем выражалась связь «ястреба» с белым подпольем – не установлено. Придется моих помощников оставить здесь в засаде. Пусть встречают, задерживают всех «гостей» и ищут другие тайники.
К. дому подъезжает бричка. Снег на проезжих улицах уже сходит, колеса тарахтят по булыжной мостовой. К кладбищу проходит наряд красноармейцев с лопатами на плечах. Они идут рыть могилу своему комиссару.
Грузят на бричку конфискованное добро, выводят арестованного старика. Он надел свой мундир с оловянными пуговицами, согнулся и сник, снова став похожим на старого, нахохлившегося скворца. Сейчас он проедет по городу, последний раз ощущая рядом свое богатство. А там – мертвое золото превратится в грохочущие машины, запрятанные под землю продукты пойдут на поправку больным и детям.
Восходит солнце, небо по-весеннему голубое.
17. СВЯЗНОЙ К КНЯЗЮЯ просыпаюсь. Кто-то схватил меня за плечо, сильно трясет. Не открывая глаз, определяю, что этот человек не нашего ведомства: слишком бесцеремонный. Глаза слипаются, веки опухли – видно, спал всего часа два. Различаю, что у кровати стоит чекист Мироныч, и вскакиваю.
На стенах, как и вчера, играют солнечные зайчики, но ничего таинственного в номере уже нет. Яковлев умер от пули из револьвера типа «браунинг», а в стене нами найдена пуля из нагана.
Куликов не спал, когда я вернулся в гостиницу, и рассказал мне обо всех событиях минувшей ночи. Мироныч обнаружил в доме Барышевых целый склад оружия. Семья Барышевых изолирована. На квартире Зинаиды Грониной Куликов задержал двух ее «родственников». Документы у них фальшивые, «легенды» путаные, у обоих изъято оружие. Зиночки дома не было, ночевала где-то в другом месте. Оказалось, что она дочь воронежского помещика, была послана тамошним белым подпольем для связи в штаб Колчака, да так и осталась в Сибири, повенчавшись с поручиком Грониным в омской церкви, – Зина бережно хранила не только свои документы, но и всяческие записки и приглашения. В квартире оставили засаду: Мироныч ругался – людей и так мало. Эксгумация трупа Яковлева дала многое. Доктор сразу же определил, что рана в виске не от пули нагана. Он видел много самоубийц на своем веку и предположил, что выстрел сделан из браунинга среднего калибра. Мнение доктора подтвердил оружейник караульного батальона.
При расследовании убийства следователь трибунала должен ответить на пять вопросов. Сегодня я могу это сделать.
1. Кто убит? – Виктор Яковлев, командир роты Надеждинского караульного батальона.
2. Чем? – Выстрелом в висок из револьвера типа «браунинг» среднего калибра.
3. Когда? – Утром 25 марта 1922 года, между 7 и 8 часами.
4. Кем? – Начальником штаба батальона Войцеховским, бывшим гусарским офицером.
5. Зачем? – Яковлев был убит, как опасный свидетель, опознавший важных преступников, скрывающихся от правосудия.
Ясно вижу, как замер, сидя в кресле с револьвером у виска, Яковлев. Щелкнул курок, а выстрела нет. Выпала «удача»! Но позади стоит убийца с браунингом наготове. Жизнь Яковлева решено оборвать. Все сделано для того, чтобы преступление осталось нераскрытым. Записка о самоубийстве лежит на столе. В гостинице никого нет. Два выстрела гремят один за другим. Браунинг у виска жертвы: нажат курок – выстрел. Наган еще хранит тепло пальцев умирающего: надо отвести ствол вверх и выстрелить – в револьвере должен быть израсходован один патрон. Быстро открыть форточку, выйти из номера, повернуть ключ в замке и, заметая следы, подбросить ключ под окно.
– Скорей одевайся, идем в Чека! – шумит Мироныч. – Куликов уже там. Интересное дело открылось.
– Да ты садись, Мироныч. Расскажи толком.
– Все узнаешь! – многозначительно бросает он, шагая по номеру.
Удивительная манера у чекистов хранить тайны; ничего на ходу не скажут.
Мироныч молчит, испытывая мое терпение. Только в своем кабинете, тщательно закрыв дверь, он швыряет на стул папаху и, подойдя ко мне, тихо говорит:
– Взяли мы сегодня ночью связного к князю Мещерскому! Куликов сейчас на допросе.
Снимаю шинель и подсаживаюсь к столу. Плохо, что у меня задрожали руки. Князя надо брать мертвой хваткой, чтобы не сделал он больше ни шага.
– Рассказывай по порядку, Мироныч!
– У нас сейчас наблюдение на вокзале усилено, – говорит Мироныч, расхаживая по кабинету. – А я к иркутскому поезду успел из Ладонок. Смотрю, выходит из вагона подозрительный паренек.
– Почему ты обратил на него внимание?
– Этот паренек, – отвечает Мироныч, – крался по нашему вокзалу с остановками да с оглядкой. А в кармане что-то судорожно сжимает. Ясное дело – пистолет. Мы его и замели без шума.
– Он сознался?
– Гонору хватило только на два часа. Мы ведь документы нашли, записку к князю, интересную карту. Ты правильно говорил, что не хотят беляки умирать в одиночку. Заплакал связной, две кружки сладкого чая выпил и начал давать показания.
– У него была явка к Мещерскому?
– Да. Прочти писульку.
Маленький батистовый платочек. Он был вшит в одежду: на уголках остались обрывки ниток. Умеют находить такие цидулки чекисты, – велик был опыт большевистского подполья в царской России. Тонким химическим карандашом на платочке написано:
«Пред. сего юнкеръ Горовой Е. посланъ мною на связь с кн. М. Пол-никъ г/шт…»
Подпись – какая-то закорючка с хвостиком. Внизу оттиснут маленький квадрат с монограммой – «В. В.», наверное, это оттиск фамильной печати.
– Послали этого птенчика из Иркутска. Я уже туда шифровку отправил, – оживленно говорит Мироныч. – Фамилию полковника генштаба он не знает – какой-то «Виталий Витальевич». Но адрес иркутской явки Горовой назвал, перечислил приметы этого генштабиста. Сюда Горовой приехал к князю Мещерскому, ротмистру с бронепоезда «Белая Сибирь». Слыхал о таком князе? Горовой назвал его адрес и пароль явки. Мои ребята уже наблюдают за тем домиком.
Наконец-то попался каратель. Во что бы то ни стало надо захватить Мещерского живым. Будет открытое судебное заседание трибунала, выступят десятки свидетелей, и в том числе сапожник, бывший генерал Яворский. Пусть весь мир увидит лицо сиятельного убийцы. А затем наступит рассвет на обрыве у реки, и прогремит залп…
– Ты что, спишь? – возмутился Мироныч. – Прочти письмо, которое привез связной.
Лист бумаги с желтыми подпалинами. Ясно? Тайнопись молоком: до более сложной химии беляки не дошли. Проявлено горячим утюгом. Древний способ подпольной переписки. Выведено большими буквами:
«Дор. князь! В Приморье худо – япошки драпают. Держите курс на север. В Якутии хорошая обстановка. Мечтаем об «Охотском княжестве». Наши друзья там недалеко – помогут. Только побольше «79»! Двигайтесь по пути, намеченному ВП, – впереди весны. Дайте «малиновый звон» – на всю Европу! Посылаю карту. Храни вас Бог. Ваш В. В.»
– Разобрал? Как ты тянешь! – нервничает Мироныч. – Тут же все ясно. То, что из Приморья уходят японские войска, мы и без этой записки знаем. Плохо, что о кулацких вспышках в Якутии белое подполье услыхало, кадры свои на помощь посылает. Опоздали они малость, но могут убийствами, как «колокольным звоном», тайгу и тундру взбудоражить, малиновой кровью залить снега. Понял? А вот дальше я бы без Куликова не разобрал – тут высокая политика. «Друзья» последних беляков – это американцы. Они согласны помочь, но не бесплатно. Поэтому спрос на «79». Ты знаешь, что это такое? Я тоже не знал, Куликов объяснил. Это золото. Его порядковый номер в таблице Менделеева – семьдесят девять. Ясно?
– А что за путь, «намеченный ВП»? Как американские «друзья» смогут помочь белым? Ведь даже на аэроплане до Якутии не долетишь!
– Какой ты непонятливый! – говорит Мироныч и в досаде крутит свой чуб. – Посмотри карту. Это подарок Мещерскому из Иркутска.
Карта Восточной Сибири и Дальнего Востока. Какие-то пометки возле Байкала, у истоков Лены. Тоненький пунктир к Якутску, вопросительные знаки возле того изгиба Лены, который ближе всего к морю. Город Охотск подчеркнут.
– Ну, догадался? Вот куда драпануть решили! Почище каппелевского «ледяного похода». Не путешествие, а фантастика. Но им теперь терять нечего. Если пойдут «впереди весны», пока реки не разлились, ноги отобьют, по дороге друг друга жрать будут, но до моря добраться могут. Это ведь путь, намеченный «ВП» – «верховным правителем» Колчаком. Знаешь историю Илимского тракта? То-то… По дороге грабить будут, золото и пушнину американским купцам собирать. А людей – к стенке. На побережье Охотского моря Советская власть еще не окрепла, в Охотске небольшой гарнизон. Вот какая кутерьма может получиться с «Охотским княжеством». Подойдут к побережью американские корабли, в обмен на золото и пушнину не только пулеметы – пушки привезут! Трудно будет уничтожить там бандитов. Много крови прольется…
Умолк Мироныч. Сел за стол, в глаза мне смотрит сурово, выжидающе. Будто от меня что-то зависит.
Тихо становится в кабинете. Беру в руки карту. Синий пунктир тянется по намеченной Колчаком трассе к заокеанским друзьям. Единственное строительство начал Колчак в Сибири – тракт через Бодайбо в Якутию и к Тихому океану. Недолго продолжалась эта стройка: не только рабочие, но и инженеры ушли партизанить. А планы сговора с заокеанскими капиталистами остались.
Надо поднимать тревогу! Пусть немедленно идут телеграммы в Бодайбо, Якутск, Охотск, надо формировать вооруженные отряды, сотни людей выводить на лесные дороги. Ведь по тайге будет красться смерть. Вспыхнут пожары, брызнет кровь, застонет земля. Нет, нельзя выпустить из городов ни одну банду в тайгу!
– Разгромить белую явку нетрудно… – тихо говорит Мироныч. – Князя мы возьмем. А где Войцеховский? Какие еще силы у белого подполья? Что за связи у них с тюрьмой? Где живут другие боевики? Может, такое же письмо пошло и в другую группу. Действовать надо наверняка, а времени для разведки нет. Понял? Нужен наш человек в белом подполье.
Я настораживаюсь. Холодок ползет по спине.
– Пойдешь на явку «двойником» связного. Согласен? А то Александр Лукич что-то колеблется – наверно, боится за тебя. Пойми! Горовой впервые в Надеждинске, тебя тоже тут мало кто знает. По возрасту ты подходишь, знаешь Иркутск, выправка у тебя хорошая, разговариваешь культурно. Возьмешь его документы и одежду. А письмо мы точно такое же изготовим: есть у нас хороший мастер. По записке этого «Виталия Витальевича» у них тревога должна сразу же подняться, и на тебя особого внимания обращать не будут. Согласен?
Мироныч поднимается, надевает папаху. Улыбаясь, говорит:
– А теперь потолкуй со связным. Аккуратно снимай копию! Ошибка дорого будет стоить.
– Идем, Мироныч! – отвечаю, застегивая шинель. – Хорошо бы выпить горячего чая, взбодриться. Не высыпаюсь я что-то в Надеждинске.
Юнкер Горовой отвечает на все вопросы и подробно рассказывает о себе. Похоже, что он польщен таким интересом к своей особе. Внимательно рассматриваю связного и примеряю к себе его биографию, привычки, манеру говорить. Но расстраиваюсь все больше и больше. Мне легче было бы сыграть роль царевича Алексея, чем этого молодчика. Происходит Горовой из семьи высокопоставленного царского чиновника, с детства говорит по-французски, был юнкером кавалерийского училища. А я ни разу не завтракал с салфеткой у горла, по-французски знаю только первую строчку «Марсельезы» и сажусь на коня, как говорят, «мешком». Даже держать так картинно папироску, огоньком внутрь ладони, отставив вбок мизинчик, не скоро научусь.
Куликов чувствует мое настроение и, отозвав в сторону, шепчет:
– Не волнуйся, сочиним другую биографию. А одежда его тебе подойдет.
Юнкерок побледнел, когда Мироныч предложил ему раздеться. Дрожа и вспыхивая, он начал расстегивать свой френч. Пальцы кружили около пуговиц, не нащупывая петли.
– Спокойней, Горовой! – брезгливо морщится Куликов. – До суда с вами ничего не случится. Мы решили еще раз обыскать вашу одежду. А вам дадут пока надеть что-либо другое.
– Хорошо, когда «легенда» разведчика исходит из его навыков и привычек, – говорит мне Куликов, когда мы остаемся вдвоем. – На лихого кавалериста ты похож еще меньше, чем, на петербургского аристократа. Разговор со знатоком сразу же собьет тебя с ног. Давай прикинем другой вариант. Разные могут быть связные…
