Текст книги "Девочки-лунатики (СИ)"
Автор книги: Георгий Ланской
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Участников сдуло с палубы. От цивилизованных людей, только что распевавших вместе песни, не осталось ничего. Толкая друг друга, они бросились на корму. Людочку толкнули в спину, и она неуклюже рухнула на колени с громким оханьем, на которое никто не обратил внимания. Кто-то хватал жилеты, другие, преимущественно мужчины, прыгали в воду без снаряжения, сбросив обувь. Миг – и мелькали в воздухе чьи-то ноги, поднимающие столбик брызг, и вот уже из воды торчит голова с прилипшими волосами, а руки начинают отчаянно мельтешить, гребя к спасительному берегу.
Олеся прибежала последней, подумала – стоит ли раздеться, но под платьишком были лишь тоненькие стринги, и она не рискнула: мало ли что про нее зрители, или того хуже, продюсеры подумают. Сунув руки в жилет, она торопливо застегнула его и подняла голову. На палубе остались Никита Жихорь июморист Яремчук.
– Я – русский мужик! – орал Жихорь, потрясая рыжей гривой. – И я не стану расталкивать и топить женщин!
Яремчук что-то бубнил, поддакивая товарищу по несчастью. Егор скорбно кивал и разводил руками, мол, дело ваше, но такова игра. Звезды наседали, требуя изменить правила.
«Струсили, козлы!» подумала Олеся.
– Тридцать секунд, господа! – громогласно крикнул Черский.
Она встала на борт и, зажмурившись, прыгнула в синюю мглу. Вынырнув, Олеся закашлялась, отфыркиваясь, выплевывая горькую соль, откинула волосы со лба и задрала голову. Черский смотрел на нее с яхты и улыбался, да еще поднял большие пальцы вверх, мол, молодец.
– Чтоб ты сдох! – зло прошипела Олеся и поплыла к берегу.
Качаться в гамаке ей скоро надоело, к тому же это не отвлекало от вяжущего желудок голода. Надо было пойти, поискать чего-нибудь съестного, но шевелиться было лень. К тому же сама мысль выползти под палящее солнце в середине дня казалась убийственной. Начиная с полудня, все расползались кто куда, укрываясь от жары в тени пальм, стараясь выбирать те, на которых не было кокосов. Орехи, тяжелые, с плотной кожурой, имели обыкновение падать в самый неподходящий момент, да еще и проклятущие обезьяны, заполонившие остров и вопящие по утрам, как баньши, с удовольствием швыряли их в людей.
Разделенные на два племени участники уже понесли первые потери. За четыре дня в племени Черепахи, где жила Олеся, ушли три человека, так как Черепаха трижды проигрывала своему конкуренту – племени Ящерицы. Внутри, после каждого проигранного испытания, вспыхивали ссоры, взаимные обвинения, участники объединялись в группы и на голосованиях торжественно «съедали» конкурентов, выбирая самых сильных и активных.
Задания, по большому счету, были не сложными, и требовали, скорее выносливости, ловкости и умения вовремя начать соображать, чем грубой силы. Однако каждый раз организаторам удавалось огорошить участников неожиданностью, отчего много времени уходило на осмысление и борьбу с внезапно подступившей паникой. Каждый раз, когда Черский с иезуитской улыбкой объявлял правила конкурса, Олеся чувствовала, как внутри все завязывается морским узлом, начинала испуганно озираться по сторонам, в поисках поддержки. Чаще всего на помощь бросался Роман, невысокий, лысый, крепкий как бультерьер, с таким же хищным оскалом, готовый биться за приз насмерть.
Роман оказался из «простых смертных», попавших на проект на общих основаниях. Работал он автомехаником, так что в лагере ему не было равных в умении чего-то смастерить. Маленький рост не мешал ему с вожделением разглядывать звездных красавиц, но, видимо осознав, что после проекта их пути разойдутся, он выбрал в свои спутницы Олесю и начал активный штурм.
Ей же было не до амуров. После испытаний Олеся в изнеможении падала на песок, проклиная день и час, когда ввязалась в эту авантюру. От голода она не могла думать ни о чем другом, жадно ела фрукты, мечтая о шоколадке, булочке с маслом и стуле со спинкой, на который можно было сесть. Бананы-кокосы надоели через два дня. Сидеть на песке тоже, а к дереву не прислониться – по стволу бегали муравьи и пребольно кусались. Ходить в джунгли Олеся боялась из-за змей, которых на острове было огромное количество, но самое ужасное было в насекомых-кровососах, которых почти не было лишь на побережье. Кроме надоедливых москитов безумно раздражали снующие туда-сюда операторы и понатыканные по острову камеры, ну и микрофоны на майках, которые нельзя было снимать. Хочешь – не хочешь, а для кулуарных разговоров требовалось уединяться, например, плыть подальше от берега и о чем-то договариваться там. Для более близких контактов устроители шоу соорудили шатер, в котором камер якобы не было, но Олеся не очень доверяла этим словам. Что же это, самую-то клубничку упустят?
Впрочем, посещать шатер разрешалось только парочкам. И то в качестве бонуса.
Олеся снова оттолкнулась ногой и стала раскачиваться, стараясь подавить мысль о жареной картошечке с луком. Примерно через час, когда солнце перекатится на запад, объявят очередной конкурс, на который надо бежать сломя голову, так что ужин будет часов в восемь, после съемок. А уж потом, в ночи, проведут очередное голосование, на котором кто-то уйдет с острова навсегда, в большой мир с его мягкими кроватями, Макдональдсом и латте в любое время дня и ночи. Подумать только, сколько на острове еще было идиотов, готовых биться за призрачные пятнадцать миллионов, деградируя до уровня питекантропа! Если на сегодняшнем голосовании сольют Олесю, она воспримет это даже с радостью.
«Нет, – спохватилась она вдруг. – Буду бороться. Подумаешь, пара месяцев голодухи. Зато потом, даже если не выиграю, все будет в шоколаде!»
Оптимизм продержался всего пару минут. Она еще успела представить роли в кино, обложки журналов и многочисленные интервью, но потом перед глазами появилась истекающая жиром котлета, и Олеся едва не застонала. В небе летел самолет. Олеся подумала, что, возможно, на борту ее школьная подруга Карина разносит пассажирам обед: рыбу – направо, курицу – налево. Интересно, дают ли им сегодня копченую рыбку и клубничный джем?
В животе заурчало. Олеся сглотнула и принялась яростно раскачиваться. Услышав шаги, она даже головы не повернула: наверняка оператор.
На колени упала связка бананов, маленьких, зеленых. Олеся подпрыгнула от неожиданности и едва не вывалилась на песок.
– Напугал тебя что ли? – спросил Рома. Олеся окинула его быстрым взглядом.
На Романе не было почти никакой одежды, только плавки. В руках он удерживал фрукты: еще одну связку бананов, манго и большой зеленый кокос. Наклонившись, он разложил фрукты на песке, придирчиво выбрав место подальше от муравьиных троп и, подойдя вплотную, сказал:
– Подвинься.
Олеся попыталась переместиться ближе к краю, но в гамаке сделать это было не так просто. Романа эти тонкости не смутили, и, пока она ворочалась, он быстро забрался к ней, сунул ей руку под голову и вздохнул:
– Хорошо-то как.
Болтавшиеся без дела операторы тут же бросились к ним и наставили свои камеры. Олеся сделала вид, что так и должно быть, очистила два банана и отдала один Роману.
– Интересно, кто сегодня уйдет, – с деланным равнодушием спросила она. – Из нашего племени или нет…
– От испытания зависит, – глубокомысленно сказал Рома. – А вообще эта мода дружить против кого-то лишь на определенном этапе имеет смысл. Видела, что вчера на голосовании творилось?
Олеся вздохнула. После очередного проигрыша племя Черепахи переругалось между собой, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Прежний правитель был низложен и с позором изгнан с острова. В итоге мужчины едва не подрались, выясняя, кто теперь будет вождем и будет иметь право принимать решения.
Олеся в этой бойне не участвовала, готовая поддержать кого угодно. Ее так подавлял стайный инстинкт, что она, как собака, была готова жаться к кому угодно, лишь бы обогрели, приласкали, накормили и не били. Оттого она угодливо смотрела мужчинам в глаза, не зная, как понравиться еще больше, и злилась, осознавая, что всего за несколько дней от ее дутой независимости ничего не осталось. В ту же ночь на остров налетел ураган, за считанные минуты разрушив ветхий шалаш, заменявший им дом, погасив огонь и уничтожив съестные запасы. Олеся, забившись под брезент, выла от ужаса, мечтая оказаться за тысячу километров от тропического кошмара. От страха и злости она выкрикивала матерные ругательства, но барабанящий дождь, гром и ветер заглушали ее слова.
Утром, когда стихия утихла, племя выползло из укрытия и, вяло собирая имущество разоренного лагеря, умудрилось переругаться еще сильнее.
– Странно как-то психологи работали, – задумчиво произнес Рома.
– Психологи? – не поняла Олеся.
– Ну да. Такое впечатление, что они специально подбирали людей, которые не должны были ужиться друг с другом. У нас кастинг был больше месяца. Каждый день вызывали на беседы, и каждый день уходило по два-три человека. Из моей группы остались только трое.
– А было?
– Шестьдесят два. А у артистов разве не так отбор происходил?
– Психолога не было, – медленно произнесла Олеся. – Точнее был, но беседа была такая, поверхностная очень. Потом полоса препятствий, но тоже довольно щадящая. Я видела, как ее проходят остальные – это кошмар какой-то.
Рома еще немного повозился, а потом, стрельнув глазом на приблизившегося оператора, положил руку Олесе на грудь.
– Ты что делаешь? – неубедительно возмутилась она.
– Пристаю, – прошептал он и лизнул ее куда-то в шею. – А ты что, против?
Олеся не была уверена, против она или нет и на всякий случай не стала ни отодвигаться, ни выпихивать Рому из гамака. Воодушевленный успехом, он начал лапать ее куда активнее, а потом попытался взгромоздиться сверху, что было весьма неудобно. Гамак не выдержал и оборвался. Они свалились на песок с хохотом. Опрокинув Олесю на спину, Роман улегся сверху и стал ее целовать, впиваясь в губы с грубой силой, весьма отдаленно смахивающей на страсть. Однако умудренная опытом Олеся сознавала разницу между настоящим вожделением и работой на камеру.
«Ну и пусть, – подумала она, закатывая глаза в притворной неге. – В конце концов, главное получить зрительский иммунитет!»
Знай Олеся, что творится в заснеженной холодной Москве, которую уже накрывало суматошной волной предстоящих новогодних праздников, возможно, поостереглась бы уехать. И уж точно не стала бы портить отношения с Андреем Пряниковым, который так и не дождался ее на съемках. Телефон оказался выключен. Плюнув, и матерно выругавшись, он подхватил студийного шофера и направился по месту жительства строптивой звезды. Брошеная на произвол судьбы съемочная группа разбрелась по студии кто куда.
– Уехала, уехала, – отмахивалась неприветливая старуха, высунув нос из-за дверей. – Собралась и уехала.
– Куда? – вскипел Пряников.
– Не знаю. И говорить не велела. А вы кто будете? С работы что ли?
– С работы, с работы, – раздосадовано сказал Пряников.
– Случилось чего?
– Случилось. Она… того… ключи с собой забрала от бухгалтерии, мы туда попасть не можем. Люди без зарплаты сидят!
Бабка ахнула, закрыла дверь, чтобы снять ее с цепочки, а потом открыла снова.
– Да как же это? Она ж говорила, в кино снимается. Откуда у нее ключи от бухгалтерии-то?
– Вы не волнуйтесь, она их случайно увезла, – мирно произнес Пряников. – Бывает так. А вещи она все забрала?
Бабка рассеяно развела руками и трусцой бросилась в Олесину комнату. Распахнув шкафчики, она беспомощно произнесла:
– Да вроде все на месте. И телевизор вон еёхний стоит, и музыка. Вернется, значит.
– Музыка, значит? – хмуро произнес Пряников, оглядывая закрытый ноутбук. – Да, музыка на месте… А подруги ее сюда не приходили?
– Не было. Васятка был.
– Что за Васятка?
– Дак друг еёхний. Актер. Они вместе с ним куда-то и намылились. Видать, вдвоем и уехали.
– А телефона Васятки у вас нету?
– Да откуда? Он ей на мобильный звонил, – с гордостью произнесла старуха, словно радуясь, что для нее блага цивилизации не в диковинку. – С тех пор и не объявлялся.
Помучив старуху вопросами, Пряников отбыл восвояси, злой, как черт. Съемки срывались. Учитывая, что на развратную Снегурочку специально шили костюмы, а в типографии уже был заказан макет обложки дисков, затраты были немаленькими. Актрису требовалось срочно менять, но как на грех, Олеся была маленькой, с приятными округлыми формами. Ни одна девочка со студии не смогла сравниться с ней параметрами. Спешно вызвав всех актрис, Пряников велел им померить сшитые костюмы. Более-менее наряды подошли двум девушкам. Выбрав лучшую, Пряников в авральном режиме приступил к съемкам, подгоняя группу изо всех сил злобными выкриками.
Ему не хотелось признавать, что взбрыкнувшая актрисулька беспокоит сознание куда больше, чем он хотел показать. Мысль, что Олеся рано или поздно покинет его, казалась смехотворной. Девочкам он платил, обращался с ними довольно хорошо, по его собственному мнению. Наверное, потому ни одна не уходила от Пряникова по собственной воле, разве что, потеряв свежесть, на пенсию, а уходя, рыдали и говорили, что никогда-никогда его не забудут, и это не могло не льстить его самолюбию.
Всю свою сознательную жизнь Андрей Пряников имел дело лишь с одним типом женщин: глупыми, не обремененными интеллектом, и не отягощенными глубокими моральными принципами.
Олеся, обладая всеми этими качествами, при этом была другой. И хотя как порнозвезда она в принципе оказалась довольно беспомощна, смесь невинности и порочности действовала на зрителей безотказно. Ее побег стал для Пряникова тяжким ударом. После каждого съемочного дня он напивался, ехал домой, мял каменный силикон супруги и бухался в постель лицом вниз, засыпая почти моментально. А трезвея, набирал номер беглянки, но телефон не отвечал.
Ее таинственный приятель беспокоил Андрея еще больше. В сознании Пряникова рисовался какой-то белокурый гигант, вроде стриптизера-кентавра, с лошадиным лицом, мужа когда-то популярной певицы. Неизвестный Васятка, утащивший Олесю в неизвестное далёко, делал с ней все, что хотел, и ей это, казалось, нравилось. Мысли, что она может отдаваться кому-то еще не по прихоти режиссера, а по собственной воле, доводили Пряникова до бешенства.
Через неделю Катя встретила его на пороге с кривой ухмылкой и, не говоря ни слова, поманила пальцем в гостиную, где надрывался телевизор.
– Что? – не понял Андрей. Катя ткнула наманикюренным пальцем в экран, где на белоснежной яхте стояла красавица-брюнетка в желтом платье, подставившая солнцу свое курносое лицо.
– Не понял, – прошептал Андрей, нахмурившись. Красотку сменил популярный ведущий, с энтузиазмом прокричавший в камеру:
– Добрый вечер, дорогие телезрители. Мы начинаем наш телепроект «Остров Робинзона»! С вами я, Егор Черский. Это уже восьмой сезон, и как видите, наша компания пополнилась новыми покорителей тропических джунглей…
На экране замелькали лица: солянка известных актеров и обычных людей, а потом на экране появилось знакомое лицо.
– Меня зовут Олеся Перкина, и я – актриса, – произнесла Олеся, и застенчиво улыбнулась. Замелькали какие-то эпизоды из сериала. Пряников стиснул кулаки.
– Актриса, – фыркнула Катя. – Из погорелого театра.
– Ну, шалава, я тебе устрою! – угрожающе произнес Андрей. – Будет тебе остров, остров Невезения, весь покрытый зеленью, абсолютно весь…
– Да-да, – рассмеялась Катя. – Видно в понедельник их мама родила! Вот смеху-то будет, когда все узнают…
– Угу, – мрачно сказал Андрей. – Обхохочешься!
Ожидая сигнала, Олеся сосредоточенно смотрела вперед злым взглядом, желая соперникам провалиться к дьяволу.
Племя Черепахи вдруг неожиданно вырвалось вперед, кстати, благодаря Ромке, победившему в двух состязаниях подряд, и теперь силы уравнялись. Ящерица потеряла двух самых сильных игроков, и новое испытание могло изменить положение дел. Ромка получил тотем и немедленно заважничал, тем же вечером утащив Олесю в Хижину стонов, а она, признаться не очень сопротивлялась. Краем сознания она удивлялась, как быстро с людей, попадающих в экстремальные условия, слетает шелуха благовоспитанности, манер и хорошего воспитания, уступая место алчности, подлости и первобытной жажде выжить. Бывшая «Мисс Москва» флиртовала с обычным шофером за десяток мелких крабов. Знаменитый певец подворовывал у соседей разные крохи. Солидный адвокат пресмыкался перед двадцатилетним юнцом за выловленную рыбину… И такие случаи происходили каждый день. Самым актуальным анекдотом, ежедневно рассказываемым у костра, был об умнике, захватившем с собой на необитаемый остров резиновую женщину.
– … и через два дня у него были и нож, и книга, и лодка, – уныло заканчивал рассказчик, а племя так же уныло смеялось.
Олеся смеялась вместе со всеми, хотя веселья не ощущала. Спустя неделю своего пребывания на острове, она без особых усилий стала снимать шорты, не расстегивая пуговицу. Очень хотелось посмотреться в зеркало, но даже без него она знала, что похудела просто ужасающе, и искренне не понимала, как Ромка находит в ней, обгоревшей на солнце, с вечно красным носом, что-то привлекательное. От сосущего голода, поселившегося в ней, казалось, уже навеки, Олеся потеряла сон, и по вечерам, словно мало было ежедневных испытаний, плавала в заливе до изнеможения, чтобы потом забраться под бочок к Ромке и забыться.
– Ты во сне разговариваешь, – сказал он утром, с удовольствием потягиваясь, как сытый кот.
– Я? – удивилась Олеся.
– Ну, не я же. Полночи несла какую-то ахинею.
Она похолодела, но потом, небрежным жестом проведя по его бритой голове, делано рассмеялась.
– Надо же, что голодуха с человеком делает. Никогда не разговаривала во сне. И что я говорила?
– Не знаю, бурагозила чего-то невнятное, да еще руками махала.
– А что ты мне отвечал?
Роман рассмеялся и, воспользовавшись отсутствием соседей и невнимательностью операторов, опрокинул ее на спину и забрался сверху.
– Уйди, уйди, – хохотала Олеся. – У тебя изо рта воняет.
– Можно подумать, у тебя не воняет… Давай по-быстренькому? А? По-детски?
Учуяв возню в палатке, туда бодрой трусцой рванул оператор, и Роману пришлось оторваться от Олеси с гримасой неудовольствия. Провожая ее к выходу, он звонко шлепнул по ее попке влажной от пота ладонью.
Она бы могла рассказать, что ей снились столы, уходящие в бесконечность, накрытые белоснежными скатертями, заставленные едой: громадные ломти мяса, хлеб, торты и умилительная кучка икры на слишком большом блюде. А еще пирожные, разные, с кремом, шоколадом, заварные и медовые. Во сне она бежала к пирожным, но наперерез всегда выскакивал Пряников, хохотал, выпучив глаза, и тащил за руку в койку. Во сне Олеся принимала его ласки, как само собой разумеющееся, и думала: сейчас он с меня слезет, и я поем. Но потом, оборачиваясь, она обнаруживала, что стол исчез, а она сидит верхом на Феде, глумливо улыбающемся своим порочным ртом.
Неудивительно, что она стала болтать во сне!
За завтраком из жидкой, сладкой от кокосового масла рисовой каши, фруктов и воды царила вполне непринужденная обстановка. Олеся жевала и думала, как неприятны ей эти люди, скрывающие за фальшивыми улыбками истинные хищные лица. Ежедневные посиделки у костра она ненавидела, но улыбалась точно так же, льстила и подстраивалась, желая тайком выведать, не замышляет ли кто-то слить ее на следующем голосовании. Бросаемые исподлобья взгляды жующих соплеменников иногда были очень красноречивы. Олеся ежилась, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
Когда с грехом пополам островитяне насытились, хриплый вой динамиков пригласил на очередное состязание. С моря дул сырой ветер. Рома, перебиравший рядом короткими крепкими ногами, покашливал, видно простудился. Олеся прильнула к нему, прижимаясь как можно теснее. От Ромки пыхало жаром, и это ей не очень понравилось.
На побережье их встречал Егор, облаченный в виде разнообразия, в костюмчик цвета хаки. Позади него виднелось нечто непонятное, громадное и уродливое.
– Здравствуйте, дорогие участники, – поприветствовал всех Егор и, дождавшись нестройного приветствия, произнес. – Сегодня вам предстоит испытание, в котором потребуется не только сила и ловкость, но и умение быстро думать, а также держать баланс. Обратите внимание: это – Смертельный лабиринт!
При виде полосы препятствий Олесе заранее стало плохо.
Впереди, за чахлой бамбуковой решеткой, под которой следовало прорыть нору, стояла непонятная конструкция из грубо сколоченных палок, досок, переплетения веревок и сетей, где не то что выход – вход просматривался еле-еле. Горбатая конструкция вела к небольшому, выкопанному прямо в песке бассейну, наполненному серой грязью, а за ним виднелся колыхающийся в море плот, к которому вела дорожка из вроде бы свободно плавающих листьев гигантской кувшинки.
– А теперь дамы и господа, я хочу представить вам сегодняшний приз, – ровным голосом произнес Черский и движением фокусника сдернул с подставки салфетку.
На подносе, окруженная перцем и картофелем, лежала жареная индейка, гигантская, румяная, истекающая жиром. По ряду островитян пронесся единодушный стон. У Олеси немедленно засосало в желудке. Не имея возможности впиться в сочную тушку зубами, она пожирала ее взглядом, судорожно сглатывая. По тому, как ходили кадыки у всех остальных, выстроившихся перед стартовой линией, они хотели есть не меньше. С тоской глядя на индейку, Олеся криво усмехнулась: подумать только, а она на свои гонорары покупала сережки и гаджеты. Вот вернется в Москву, первым делом купит себе индейку, громадную, сочную, и будет есть весь день. И еще глазированных сырков! И мороженого! А к рису больше никогда в жизни не прикоснется!
Черский отошел в сторону, освобождая дорогу. Олеся напряженно уставилась на отведенный ей участок, словно стараясь взглядом прочертить необходимый маршрут. Колени тряслись от слабости и страха.
– Три! Два! Один! – скомандовал Егор. Расталкивая остальных, Олеся бросилась к бамбуковой решетке, рухнула на колени и принялась остервенело копать песок, откидывая его назад, как бешеный терьер, учуявший затаившуюся в норе лисицу. Справа сопел Рома. Слева, охая и стеная, вгрызалась в песок Людочка. Олеся копала и копала, не обращая внимания, что кровь течет из-под ногтей.
Роман первым вырыл яму и, нырнув в нее, очутился на другой стороне, даже не подумав помочь Олесе. Она мысленно отметила это, но обижаться не имело смысла. Игра такая, каждый за себя. Яма была уже достаточно глубока, чтобы протиснуться в нее, и Олеся полезла, обдирая о стволы бамбука спину, отчаянно дергая ногами. В яме было тесно, но копать глубже не было времени. Поднатужившись, сломав два ногтя, она вылезла наружу, с яростью увидев, что ее опередило сразу несколько человек. Спотыкаясь, Олеся бросилась в лабиринт.
Разобраться в переплетении ходов оказалось несложно. Собственно, ход был всего один, но поскольку стены не были монолитными, люди тыкались в них головой, недоумевая, куда идти дальше. Всхлипывая от боли в ободранных коленях, Олеся ползла по ходу, отодвигая руками болтающиеся веревки, пока не наткнулась на чей-то откляченый зад. Торопившаяся покинуть лабиринт певица Рита Овсова запуталась в сетке ногой и теперь отчаянно дергалась, стараясь избавиться от неожиданной помехи.
– Уйди с дороги! – прошипела Олеся. Рита бросила на Олесю злобный взгляд и неожиданно пнула в плечо свободной ногой. Олеся ойкнула и отлетела к хлипкой стенке, едва не вывалившись наружу. С яростным хрипом, она рванула вперед, переползая к выходу практически по голове Риты, не обращая внимания на рассеченные ладони.
И операторы молодцы! Наверняка засняли момент. Фиг тебе, Рита, а не зрительский иммунитет!
Выкатившись на песок, Олеся притормозила перед бассейном из жидкой грязи, где уже барахтались трое участников, среди которых блестела угвазданная лысина Ромы. Размышлять было некогда, и Олеся прыгнула. Жирная, вязкая жижа на короткий момент показалась ей раем, так в ней было хорошо и прохладно, однако спустя мгновение Олеся поняла, что это, пожалуй, самая тяжелая часть испытания. Грязь вытягивала все силы. Проваливаясь почти по шею, она с трудом шевелила враз отяжелевшими руками и ногами, пока не сообразила, что для успешного прохождения препятствия надо не идти, а ползти, как это делали другие. Будучи довольно легкой, она не проваливалась так глубоко, как рослые мужчины и довольно быстро догнала их у финиша. На подкашивающихся ногах, Олеся добежала до кромки воды, оценивая последнюю часть полосы препятствий.
Опередивший ее адвокат Алексей Шишкин опрометчиво прыгнул на пластиковый лист кувшинки, и тот моментально перевернулся. Шишкин рухнул в воду. Добежавшая до этой зыбкой дорожки Олеся притормозила, а потом, раскинув руки, словно крылья, сделала осторожный шаг вперед.
Лист опасно накренился вправо, и она торопливо перенесла вес на левую ногу, добрым словом вспомнив свою работу, где приходилось держать равновесие буквально в любой позе. Покачнувшийся лист замер. Затаив дыхание, Олеся сделала шаг на следующий.
Теперь круглый лист пластика качнулся вперед, и Олеся быстро перенесла на него вторую ногу, придавив оторвавшийся от воды край. Позади раздался короткий вскрик ярости, и Шишкин вновь полетел в воду. На освободившийся лист прыгнул грязный Рома, но и он, не удержавшись, нырнул в воду. Вдохнув, Олеся шагнула на предпоследний лист.
Выбравшаяся из лабиринта и благополучно преодолевшая грязевую ванну Рита выбрала ту же дорожку, что и Олеся и благополучно удержалась на первом плотике. Рома, решившись не задерживаться на плотах, бросился вперед, намереваясь пролететь их одним махом, но, с трудом удержав равновесие на втором листке, на третьем не удержался. Поднятая его падением волна сбила с плотика Риту, ухнувшую в воду с матерным воплем. Олеся держалась. Задержав дыхание, она перебралась на последний листок, и, едва задержавшись на нем, прыгнула на большой плот, где уже ждал Егор.
– И у нас есть победитель! – громогласно крикнул он. – Но состязание на этом не заканчивается. Мы боремся до последнего участника.
Рыдая от радости, обессилевшая Олеся опустилась на толстые стволы бамбука и, черпая ладонью воду, смыла с лица грязь. С трудом переводя дыхание, она с вялым любопытством дождалась конца состязания, без сожаления дождавшись объявления результата. Застрявшая в грязи Людмила оказалась последней и должна была покинуть остров.
– Какая ты у меня молодец, – с восхищением сказал Рома и чмокнул ее в щеку.
– Олеся, – ровным голосом произнес Егор, – на сегодняшнем этапе вы оказались лучшей. Вот ваш заслуженный приз. Скажите, что вы с ним сделаете?
«Сожру одна, – хотелось сказать Олесе. – Никому не дам даже косточки!»
Столпившиеся вокруг участники проекта смотрели на индейку с животным голодом диких павианов, только что глаза не светились. Олеся поняла, что отказ будет стоить ей дорого, и потому милостиво улыбнулась.
– Конечно же, я разделю ее со своим племенем.
– Это благородно, – кивнул Егор, а Рома, стиснувший ее плечо, тихо сказал:
– Ну и дура.
Выигранная в честной борьбе и поделенная между соплеменниками индейка не улучшила отношения к Олесе, хотя отлично пропеченную птицу смолотили минуты за две, давясь и облизывая жирные пальцы. Олесе, как победительнице, досталась ножка и изрядный кус белого мяса. Вторую ножку урвал Рома, громко и безрезультатно требуя добавки.
Пока соплеменники ели, в адрес Олеси летели только дифирамбы, закончившиеся вместе с едой. А следом за ними пришла настороженность и подозрительные взгляды. До сего момента никто не воспринимал ее всерьез. Да и как? Маленькая, худенькая, безынициативная, скрывающаяся за спиной властного и жесткого Романа. И тут, плетясь в арьергарде, с легкостью обскакала взрослых сильных мужиков. После ее победы Рома раздулся от гордости и достаточно недвусмысленно стал намекать, что власть в племени, как в деревне Малиновке, скоро вновь переменится, чем вызвал среди робинзонов скрытую агрессию. Стоило Роме и Олесе подойти к шушукающимся соплеменникам, они замолкали, как захваченные врасплох партизаны, делали многозначительные лица и расходились с независимым видом.
– Красные приходят – красные грабят, белые приходят – белые грабят, – равнодушно сказала в пространство Рита Овсова в ответ на Ромкину тираду. Несмотря на то, что певица вроде бы ни к кому не обращалась, смысл поняли все.
– Если она доживет до объединения племен, надо будет ее слить, – прошептал Рома. Олеся кивнула и мрачно подумала: при таком отношении не факт, что их самих не сольют. Но эта мысль так и не закрепилась на подкорке, усыпленная сытным ужином и мыслью, что теперь все будет хорошо.
Вечером Рома, выпросив у Черского разрешение, вновь уволок ее в Хижину стонов, хотя по идее, это она, как королева амазонок, должна была выбирать мужчину. Но в данный момент она не имела ничего против. Любвеобильный Роман был предсказуем в своей жесткости, и вполне понятен. Его тяжеловесной прямолинейности не хватало гибкости, маневренности.
В хижине, где специально для парочек были созданы относительно люксовые условия, они завалились на подстилку и первые пару минут лениво обнимались, слишком усталые даже для секса. Олеся даже подумала, что остров напоминает тюрьму. Даже для уединения надо спрашивать разрешения у надзирателя. В хижине Ромка оставался прежним, отчего сразу становилось понятно: наличие камер никак не влияет на его характер, а вот Олеся продолжала играть в ранимую девочку, не способную на поступок.
– Слушай, – произнес Рома полушепотом, – а ты думала, что будет потом?
Олеся сделала вид, что не поняла, хотя подобные мысли посещали ее частенько.
– Когда – потом?
– Ну, потом. После проекта. Я думаю в Москве остаться. Москва, – мечтательно протянул он, закинув обе руки за лысую голову, – город ба-альших возможностей. Правда?
– Правда, – подтвердила Олеся. – Если бы я не уехала, наверняка стала бы… ну, не знаю… Парикмахером, или, может, пошла бы учиться в какой-нибудь техникум, железнодорожный, например. Или стала бы, как моя одноклассница, стюардессой. Мы летели вместе сюда. Помнишь ее? Высокая такая, рыжая. А ведь она собиралась чуть ли не в Газпром идти работать, училась лучше всех, и тут – бац – стюардесса.
– Да, – вздохнул Рома. – Беда. Наверное, думала, что жизнь по-другому сложится. А в школе, наверняка, тебя гнобила, да? Нос задирала, думала, что она – белая кость, аристократия… А теперь кто она, а кто ты, правильно?
– Правильно, – ответила Олеся и вдруг помрачнела.
Несмотря на все гадкие слова в адрес Карины, она понимала, что та устроилась в жизни лучше, пусть даже ее мечта стать крупным маркетологом или финансовым аналитиком не осуществилась. Тем не менее, одноклассница твердо стояла на своих стройных ногах и в поддержке кровожадных соплеменников не нуждалась. Более того, ей не было стыдно за свою деятельность, и она не пыталась ее скрывать, в отличие от Олеси Перкиной, начинающей порноактрисы, которой даже до славы Чиччолины было расти и расти, поскольку Олеси приходят и уходят, а Чиччолина остается. И внезапно Олеся стала противна сама себе.
