Текст книги "Девочки-лунатики (СИ)"
Автор книги: Георгий Ланской
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Глава 12
На фоне трагедии, что случилось с Ладой, собственные неприятности показались Карине ерундой. Позабыв на какой-то момент о предательстве любимого человека и подруги, Карина помчалась в больницу, столкнулась там с зареванной Сашкой и от нее узнала подробности авиакатастрофы.
Ту-204 загорелся еще в воздухе, и причины этого эксперты выясняли. Если верить слухам, самолет был полностью исправен. Да и по возрасту «тушка» еще не отлетала свое. О том, что происходило в воздухе, не знали даже свои, однако слухи о панических сообщениях пилотов катились снежным комом.
– Пантелеев летел, – мрачно сообщила Сашка. – Девчонки говорят, он несколько раз крикнул: мы горим, мы горим! Наверное, жесткую посадку хотел сделать на шоссе, но не дотянул. Ой, мамочки мои! Как подумаю, какая же там мясорубка была…
Рухнувший самолет развалился на три части, и количество жертв до сих пор подсчитывали. Загрузка борта, к счастью, оказалась не полной, но выжить удалось немногим. Из экипажа в живых осталась только Лада, но ее состояние было критическим, и врачи никаких утешительных прогнозов не делали. Сашка и Карина сдали кровь, благословляя судьбу, что у всех троих кровь оказалась одной группы, и устроились в коридоре – ждать, и сидели долго, пока не приехали родители Лады, напуганные, с трудом удерживающие себя от истерики.
– Поедем домой, а? – жалобно сказала Сашка. – Мы все равно больше ничего не можем сделать, а мне сегодня ночью в рейс. Господи, как же страшно-то!
– Погоди, я адрес оставлю, – сказала Карина и направилась к сгорбившимся на стульях родителям Лады. Мать ее пребывала в полной прострации и, кажется, даже не поняла, чего от нее хочет Карина, а отец, выслушав, покивал головой, забрал бумажку с адресом, и вбил ее номер в свой сотовый.
Вернувшись домой, Карина долго курила у открытого окна, пока Сашка ревела в ванной, пила кофе с коньяком и даже включила телевизор, чтобы звуки живых голосов как-то отвлекли от происходящего, но как на грех наткнулась на выпуск новостей.
По телевизору показывали страшное.
Пронырливые журналисты проникли на место катастрофы и с присущим им смаком душили аудиторию кошмарами. Пока корреспондент замогильным голосом перечислял возможные причины аварии, оператор фрагментами выхватывал куски искореженной обшивки, оторвавшееся крыло, разбросанные по земле вещи, тела, прикрытые пластиковыми полотнищами, а еще обувь, множество разномастных туфель, оставшихся без хозяев. Карина не знала, что на нее произвело большее впечатление: количество жертв или вот эта обувь, слетевшая с ног при ударе.
– Выключи! – хриплым голосом приказала Сашка, бледная, страшная, с распущенными мокрыми волосами.
Карина послушно переключила на другой канал, наткнувшись на сладкоголосого шоумэна Александра Галахова. Картинно развернувшись к камере, Галахов выпалил торопливым фальцетом:
– Сегодня в нашей студии герои проекта «Остров Робинзона» уже покинувшие гостеприимный рай тропиков. Причина, по которой мы решили встретиться, оказалась довольно неприятной. А именно: одна из участниц проекта, Олеся Перкина снискала достаточно пикантную славу, снимаясь в фильмах для взрослых. Внимание на экран!
Карина нахмурилась. Олеся Перкина? Олеська?
На экране, тем временем, началась какая-то вакханалия. Сперва показали нарезку со съемок реалити-шоу, на которых счастливая и радостная Олеся ехала к острову на яхте, потом вся в грязи боролась за приз. Следом показали ее романтические свидания с Романом, а затем сцену разоблачения. Старый знакомец, пассажир бизнес-класс, Егор Черский, безжалостно сказал в камеру:
– К сожалению, вы покидаете наш проект сегодня.
Звукорежиссер усилил приговор отголосками эха, и на фоне этого зловещего гула замелькали совершенно другие кадры, где Олеся, бесстыдно стреляя глазищами, совершенно голая, вытворяла с накачанными мужиками всякие непотребства. Целомудренное телевидение прикрыло оголенные части тел фиговыми листками, а сцены постарались подобрать самые приличные, однако даже из охов и вздохов было ясно, чем занимаются эти люди.
– Участники проекта были шокированы, узнав такие подробности из жизни своей соплеменницы, и теперь они хотят высказаться, – провозгласил Галахов и сунул микрофон патлатому рыжему чудовищу, в котором Карина без особого труда опознала скандалиста Жихоря.
– А я считаю: Олеся – молодец! – прорычал Жихорь. – Настоящая русская баба! Знает толк в мужиках! И удовлетворить может кого угодно! И не надо этого стесняться!
– Да что вы такое говорите! – закричала с места пожилая женщина со смутно знакомым лицом. – Я, народная артистка СССР, никогда себе не позволяла такого разврата! Это все влияние телевидения, ваших шоу! Вы же сами развращаете нашу молодежь! В мое время такого не было!
– Вот потому вы и остались на старости лет на бобах, – захохотал Жихорь. – И вообще, из-за таких как вы, мы социализм и не построили. Вы ж ни дать, ни взять…
Жихорь сопроводил слова неприличным жестом, имитирующим торопливые фрикции. Актриса заголосила что-то невнятное, а Галахов, ухмыльнувшись тонкой змеиной улыбочкой, сообщил:
– Сегодня у нас в студии первая любовь Олеси. Встречайте, Алексей Подольский!
Карина вытаращила глаза. В студии действительно оказался Лешка, напуганный, озирающийся по сторонам, а Галахов, прытко прискакав к нему бодрым сайгаком, сунул микрофон под нос.
– Алексей, расскажите о ваших отношениях с Олесей. Тогда, в школе вы не подозревали об ее порочных наклонностях?
– Н-нет, – испуганно ответил Лешка. – Не подозревал. То есть того… не было у нее никаких наклонностей. Девчонка и девчонка. Такая же, как все, ничего особенного.
– В самом деле? А какой она была в школе?
Лешка забубнил, рассказывая какие-то нелепости, вроде физкультурных уроков, где бывшая возлюбленная лучше всех играла в волейбол, прыгала через козла и вообще долго занималась гимнастикой. Зал внимал со скукой, и, кажется, Галахов почувствовал это профессиональным чутьем, поскольку быстро оборвал ностальгические разглагольствования.
– Но как нам стало известно, впервые в порно… или, скажем так, в хоум-видео, Олеся попробовала себя еще на выпускном, не так ли? – коварно продолжил Галахов. – Встречайте. Первый режиссер, снявший Олесю и Алексея в своем видео – Юрий Копылов.
Публика разразилась жидкими аплодисментами. Карина вновь вытаращила глаза, глядя, как в студии появляется уже второй одноклассник. На экранах появились кадры, показывающие кувыркающихся Лешку и Олесю. Довольный эффектом Юрка подошел к диванчику, где замер закипающий от ярости Подольский.
– Привет, – самодовольно произнес Юрка и протянул Лешке руку. Вместо ответа тот, не вставая, пнул одноклассника в живот.
Юрка отлетел в сторону. Бросившегося добить соперника Лешку схватили подоспевшие охранники. Актриса верещала в своем кресле, жеманно прикрывая глаза руками, Жихорь хохотал, а Галахов наблюдал за всем с удовлетворенной ухмылкой.
– Собачья свадьба, – заключила Сашка, села на уголок кресла и внезапно сказала с мольбой:
– Карин, прости меня, пожалуйста. Честное слово, я не хотела!
Карина не ответила. Сашка какое-то время тоже молчала, а потом продолжила с отчаянием в голосе.
– Послушай, я ведь правда, не думала ни о чем таком. У меня просто очень-очень плохо идут дела… и нисколько не сомневаюсь, что после испытательного срока меня выгонят вон. А я не хочу! Меня все устраивает. Тебе не понять! Не всем ведь повезло быть такими умными, как ты или вон, Ладка.
– То есть ты меня обвиняешь в произошедшем? – усмехнулась Карина. – Я виновата в том, что оказалась умнее тебя?
– Да… то есть, нет, конечно. Не в этом дело. Все слишком запуталось. Мне просто нужно было, чтобы кто-то за меня поручился. Потому что не будет контракта – вышибут вон, и куда мне? На внутренние рейсы: «Москва-Хабаровск»?
– На внутренних рейсах тоже люди работают.
– Работают, – взвыла Сашка. – Быдло всякое возят. А я не хочу! Я, может, хочу, как жена Абрамовича, встретить на своем пути простого миллиардера. Где мне его искать на внутренних рейсах, на этих хреновых «кукурузниках»? А у Игореши… то есть, у Савицкого…
– Не стесняйся, – приободрила ее Карина. – Называй его Игорешей. Я не против.
– Какая ты все-таки злая!
– Я сама доброта. Так что там с нашим Игорешей?
– Ну… – Сашка помялась, а потом нехотя сказала. – У него связи. Все знают, что его в компании все любят, особенно бабы, хотя он простой бортпроводник. Я и подумала: он мне наверняка поможет, ну и… перестаралась чуток. Но я не со зла, Карин! Откуда мне было знать, что он тебе нравится?
– Да все ты знала, – отмахнулась Карина. – Я же вам про него все уши прожужжала. Или ты полагала, что в конторе есть еще один Игорь Савицкий, близнец и бабник со связями.
– Ничего я не полагала, – буркнула Сашка. – Только в таких делах дружба побоку. Каждый сам за себя.
– Я так и поняла, – кивнула Карина.
Какое-то время они сидели молча, чувствуя, как в дом вползает что-то враждебное, становясь между ними колючей стеной. Сашка ерзала на месте, поглядывала на Карину исподлобья, а та смотрела отсутствующим взглядом в телевизор, где публика терзала Олесю, так и не явившуюся, кстати, на собственную казнь. В другое время Карина бы подивилась невероятной жестокости работников экрана, с наслаждением вываливающих зрителям чужие секреты, но сейчас ей было не до того. Когда программа закончилась, Сашка холодно спросила:
– Наверное, мы больше не подруги, да?
– Сань, я не хочу сейчас об этом говорить, – ответила Карина измученным голосом. – Особенно после того, что произошло с Ладой. Но, честное слово, видеть тебя не могу. Ни тебя, ни его…
Сашка открыла рот, чтобы возразить, но именно в этот момент у Карины зазвонил мобильный. Она поднесла трубку к уху и услышала бестелесный голос, принадлежавший, видимо, отцу Лады. Выслушав сообщение, Карина выронила трубку и зарыдала.
– Что? – крикнула Сашка. – Ладка, да?
– Да, – глухо всхлипнула Карина, упав лицом в подушку.
После смерти Лады жизнь в доме как-то разладилась. Карина с Сашкой и без того встречались редко, а после всего произошедшего и подавно жили как чужие люди, здоровались сквозь зубы, и если сталкивались на кухне или в ванной терпеливо пережидали, пока та или другая закончит свои дела. Квартплата, поделенная на троих, была внесена до января, и посему выходило, что потом надо будет либо брать кого-то на подселение, либо платить за квартиру вдвоем, либо освобождать жилплощадь.
Судя по обострившимся отношениям, выходило третье.
Новогоднюю ночь Карина провела в воздухе где-то над Дели, даже не вспомнив, что наступил следующий год, который полагалось встретить глотком шампанского и романтическим поцелуем. Пить на работе не разрешалось, а целоваться было не с кем, и от этого было так грустно, хоть волком вой.
Вернувшись в Москву, Карина с удовольствием выспалась, перестирала свои вещи и, воспользовавшись отсутствием Сашки, просидела в ванной полдня. Следующий день она провела у Маргоши, ела подсохшие пироги и до одури смотрела телевизор. Маргоша рассказывала незатейливые новости: на работе полный абзац, за соседским Мишкой долго бегали менты, но вроде отстали, а под конец огорошила:
– Мы с Костей пожениться решили. То есть, мы давно решили, но он все разводился, разводился, и вот, наконец, развелся.
– Поздравляю, – обрадовалась Карина.
– Ты это таким тоном сказала, как будто издеваешься, – обиделась Маргоша.
– Ничего я не издеваюсь. Свадьба-то будет нормальная?
– Окстись, какая свадьба! Зарегистрируемся, и хватит. Ну, в ресторан сходим, салатиков… пожрем. Кстати, надо есть, пока они окончательно не заветрились.
Маргоша окинула взглядом разоренный стол, поднялась, вынула из холодильника пластмассовую миску с крабовым салатом и щедро наложила его в опустошенную салатницу.
– Жаль, – вздохнула Карина. – Я бы тебе подсказала, в какую сторону кидать букет невесты.
Маргоша подперла голову рукой и жалостливо спросила:
– Все страдаешь?
– Ничего я не страдаю. Как говорится, все прошло, как с белых яблонь дым…
Голос дрогнул и мудрая тетка моментально уловила фальшь.
– Врешь ты все, кровинушка. А он-то хоть объявлялся?
Карина промолчала и неопределенно пожала плечами.
После всего произошедшего Савицкий пытался объясниться с ней несколько раз, подкарауливал у дома, хватал за руки, в аэропорту все пытался уволочь в темные уголки, чтобы поговорить по душам, но она шарахалась от него, как черт от ладана. Слухи об их громком расставании уже давно стали темой для всеобщих пересудов, масштаб которых трудно было представить до одного случая. А именно, Гарин неожиданно надавал Савицкому по мордасам, чем вызвал у наблюдателей целую бурю эмоций. Карина об этом узнала после Нового года, но с благодарностями к Гарину не пошла, еще чего не хватало!
Третьего января ее неожиданно вернули на европейские рейсы.
Карина не знала, с чем это было связано, но судя по многозначительным взглядам в кадрах, это явно было неспроста. Возражать она не стала. Европейские рейсы давали возможность реже встречаться с экс-кавалером, при виде которого сердце все еще предательски екало, как ни старалась она напустить на себя равнодушный вид.
Вылет в Париж был ночным. На предполетном брифинге Карина с радостью увидела, что старшим бортпроводником будет уже знакомая по прошлым полетам Татьяна, и сразу почувствовала, как отлегло у нее от сердца. Кроме Тани знакомых было немного. Выслушав инструктаж, Карина взглянула на часы и, решив выпить кофе, направилась к автоматам.
Она забросила в ненасытную пасть железного чуда несколько монет и, получив пластиковый стаканчик капуччино, уже хотела было вернуться, как вдруг едва не врезалась в Гарина, наблюдавшего за ней со странной гримасой.
– Привет, – спокойно ответила она. – У тебя что, зуб болит?
– С чего ты взяла? – с неудовольствием спросил он. – Ничего у меня не болит.
– А выглядишь, как будто болит. Ты на Бангкок?
Он неопределенно покрутил головой, сдвинул на затылок фуражку и с неожиданной злостью спросил:
– Ну что, бросил тебя твой кобелина?
Она посмотрела на Гарина и вдруг ослепительно улыбнулась, словно стояла у трапа, приветствуя очередного випа, о котором экипажу доложили заранее.
– Ну да, бросил, – буднично ответила Карина. – И что?
– И ты совсем не страдаешь?
– Почему я должна страдать? – удивилась она. – Я ведь изначально знала: ничего не будет. Непонятно только, с какого боку тебя это волнует.
– А вот с такого. Козел он, – сказал Гарин.
– Козел, конечно. А разве кто-то лучше? Мужики все козлы по определению, а красивые мужики – тем более. Головная боль для любой жены, любовницы, подруги.
– Почему это?
– Потому. Вам кажется, что вам все должны просто по факту существования. Вы устраиваете состязания: кто больше перетрахает, у кого машина круче и член длиннее… и все такое.
– Много ты понимаешь в мужиках, – с неожиданной горечью, сказал Гарин. – Если один урод попался, зачем остальных той же меркой мерить? Я, может, о тебе уже два месяца думаю. А теперь выясняется, что я – такой же, как этот твой…
– Вадим, я ничего такого не говорила…
– Не говорила, так подумала. Думаешь, я не знаю, какая у меня тут репутация? А я, может, с серьезными намерениями. Я, может, даже женился бы.
– На мне?
Карина рассмеялась, а Гарин наградил ее злобным взглядом.
– Что я такого смешного сказал?
– Да так… Классная у нас будет семейная жизнь, Вадик. Ты в рейс, я в рейс. Ты в Бангкок, я в Париж. Сколько мы вместе будем? Три дня в месяц? Или четыре? Нам ведь даже встретиться будет проблематично. Ну, а потом рано или поздно рядом окажется какая-нибудь… Сашка, и я опять буду мучиться?
– Откуда ты знаешь, что так будет?
– Да ничего я не знаю, – отмахнулась Карина. – Помнишь пословицу про журавля и синицу, Вадик? Только в нашем с тобой случае, в небесах – два журавля, ищи свищи…
– Скажи еще раз, – прервал ее Гарин.
– Что сказать?
– Ну… Ты когда меня Вадиком называешь, у меня сердце обрывается.
Она ничего не сказала, только улыбнулась. Гарин потоптался на месте и, оглядевшись по сторонам, наклонился к ней и шепнул:
– Почему ты решила, что у нас ничего не получится, если мы даже не пробовали?
– Не надо, Вадик, – ласково сказала Карина. – Просто не надо. Ничего из этого не выйдет.
– Посмотрим, – с сомнением сказал он.
– Смотреть тоже не стоит.
– А я все равно посмотрю, – сказал Гарин, и ей показалось, что в его голосе отчетливо слышны нотки то ли непонятной угрозы, то ли обещания.
Парижский рейс был традиционно «разворотным» и это значило, что спать вообще не придется, но Карина не унывала. Подумаешь, не спать. Зато лету всего восемь с небольшим часов в обе стороны. Да и рейс ночной. Пассажиры будут вялыми, тихими, получат свой паек, и угомонятся.
Встречая пассажиров, Карина выхватила из толпы знакомое лицо, но в этот момент ее отвлекли, и она позабыла о встрече. И только спустя два часа, когда пришло время толкать по проходу тележку с касалетками, она увидела соседа Мишу, чистенького, патлатого, сонно хлопающего глазами. Позади него сидели смутно знакомая пара, причем женщина была очень похожа на Мишу. Карина припомнила, что это его родители, которых она мельком видела пару раз. Рядом с Мишей сидела девушка, замотанная в плед, как в кокон, но разглядеть ее лица не удавалось. Только белесая макушка торчала из синей шерсти.
– Ой, привет, – обрадовался Миша. – Надо же, не ожидал тебя тут встретить. Все летаешь?
Блондиночка нервно завозилась и вроде бы стала подглядывать.
– Здравствуйте, – вышколено ответила Карина. – Вам курицу или рыбу?
– А, понимаю, не положено, да? – рассмеялся Миша. – Рыбу, наверное. Мара, ты что будешь?
Укутанная в плед блондиночка высунула наружу острый нос и капризно протянула:
– Курицу. А сок у вас фрэш?
– Разумеется, – отбила подачу Карина. – Мы с пилотом лично выжимали, а потом по пачкам разливали. Апельсиновый, томатный, яблочный?
– Апельсиновый давайте, – сказала Мара и, получив свой стаканчик, добавила с недовольной гримасой: – Облуживание чёрт-те что…
Карина проглотила обиду и откатила тележку дальше. Спустя несколько минут неприятный инцидент с подружкой соседа был позабыт.
С Мишей она столкнулась у туалета. Воспользовавшись отсутствием других членов экипажа, Карина без особого интереса спросила:
– На рождественские каникулы летишь?
– Да как тебе сказать… – замялся Миша. – Вообще-то родители решили, что мне лучше пожить за пределами родины. Сама посуди, что тут делать, в нашей Раше? Грязь, пьянь и рвань. А Франция – это Европа, как ни крути. К тому же мне обещают кое-какую должность при посольстве. Так что я, пожалуй, лет на пять попрощаюсь с Москвой. Может быть, вообще не вернусь, не знаю пока.
– У тебя вроде были какие то неприятности? – невинно поинтересовалась Карина.
– У меня?
– Ну да. Мне Маргоша рассказала.
Миша фальшиво рассмеялся.
– Никаких неприятностей. Просто сдал дачу случайной знакомой, а та вляпалась в какую-то дикую историю. Но мы ни при чем. Надо просто осмотрительнее выбирать знакомых.
– Ну и слава Богу, – вежливо сказала Карина. – Счастливо обосноваться в Париже.
Миша постоял рядом еще несколько секунд, а потом словно нехотя ушел на свое место. Его блондинистая подруга уже высовывалась из-за ряда кресел, как суслик из норы, отслеживая перемещения ненаглядного.
Карине стало смешно.
Бессонная ночь дала о себе знать по прилету. Устало волоча ноги, Карина отчиталась о проделанном рейсе, сдала остатки товара из дьюти фри и деньги и побрела к выходу, мечтая вымыться и лечь спать, но по дороге почувствовала, что вот-вот уснет. Нашарив в кармане горсть мелочи, Карина пошла к автомату, взяла двойной эспрессо и стала осторожно отпивать из стаканчика. Наблюдая за суетой пассажиров, она вновь натолкнулась на знакомое лицо.
Обе инстинктивно шарахнулись друг от друга, но Карина быстро взяла себя в руки и сдержанно улыбнулась. Олеся сперва делала вид, что не заметила одноклассницу, но потом сообразила, что притворяться глупо, неохотно сползла с диванчика и подошла ближе.
– Привет, – невесело сказала она. – Ты прилетела или улетаешь?
– Прилетела, – ответила Карина. – Москва-Париж-Москва. Устала, как собака. А ты улетаешь?
– Ну да, – кивнула Олеся и мотнула гривой в сторону диванчика, на котором вольготно расположился немолодой, и не слишком привлекательный мужчина. – Лечу Европу посмотреть. Мне кажется, сейчас самое время.
Она пытливо посмотрела на Карину, спросит ли та, почему «самое время» наступило сейчас, справедливо подозревая, что если спросит, значит, о славе порнозвезды она не слышала. Но Карина не спросила, и даже ответила сочувствующим взглядом, в котором не было никакого презрения.
– Помнишь, как мы сюда ехали? – спросила она. – Наивные такие. Думали, Москва падет к нашим ногам. Я вот хотела в университет, а ты…
– Я ни о чем не жалею, – грубо прервала Олеся. – Знаешь, в моем настоящем есть масса преимуществ, если отбросить всякую хрень типа морали, никому на фиг не нужной. Да, я стала, кем стала. А что было бы, если меня взяли бы в актрисы? Четыре года учебы, и в идеале, вероятно, никаких перспектив. Я теперь ученая и прекрасно понимаю, насколько зависимы от чужих капризов девочки и мальчики, идущие в актеры. Можно всю жизнь прождать роли, и так и не дождаться. У меня, по крайней мере, все честно.
– Ты сама в это веришь? – тихо спросила Карина.
– А ты мне в душу не лезь, – зло ответила Олеся.
– Да я и не лезу.
Занятые разговором, они не обращали внимания на происходившее вокруг. В телевизоре, висящем почти под потолком, шел выпуск новостей. Диктор в строгом костюме хорошо поставленным голосом сообщил, что в ближайшее время начнется суд над основательницей и солисткой панк-группы «CrazyRabbit», Натальей Толокушиной, которая обвиняется в непреднамеренном убийстве несовершеннолетнего.
– По сообщению пресс-службы следственного комитета, Толокушина признала свою вину и написала чистосердечное признание, в котором просит прощения за содеянное, – сообщил диктор. – Следствие не ставит под сомнение ее слова, однако ситуацию осложнят тот факт, что сама Толокушина ожидает ребенка, и возможно, получит условное наказание. Установить ее сообщников пока не удалось…
Карина и Олеся не обратили на это сообщение никакого внимания. Они стояли лицом друг к другу, напоминая, скорее, готовящихся к своему делу дуэлянтов, нежели добрых приятельниц. Карина хотела сказать что-нибудь едкое, но глядя на сверкающие от ярости глаза Олеси, скомкано попрощалась и, не допив кофе, пошла к выходу. У дверей, она обернулась, успев увидеть как пожилой ловелас по-хозяйски шлепает Олесю по коленке, а та улыбается, жалко, беспомощно, словно червяк перед барракудой, надеясь, что та не сожрет.
Вернувшись домой, Карина застала в дверях Сашку, нагруженную сумками.
– Ты чего это? – удивилась она. – Съезжаешь?
Сашка опустила сумку на пол и, помявшись, сказала с деланным безразличием.
– Контракт мне не продлили, можешь радоваться.
– С чего бы мне радоваться?
Сашка зябко повела плечами, а потом произнесла с горечью:
– Вообще этого следовало ожидать. Я все время надеялась: проскочу! Всегда проскакивала. И даже не напрягалась. Думала, что и здесь получится точно так же, и… почему-то не вышло.
– И куда ты теперь? – спросила Карина. Сашка растянула губы в дурашливой улыбке, хотя глаза были на мокром месте, а голос дрожал, и махнула рукой, вроде бы беззаботно, но в то же время с отчаянием. Отчаянием, с которым уже смирилась.
– Да во Внуково пойду. Международные рейсы мне, конечно, не светят уже, но ты была права, на внутренних тоже люди работают. Буду летать на север, знакомиться с коренными обитателями Чукотки. В общем, я нигде не пропаду. Ключи оставляю, жить тут мне теперь смысла нет, далеко очень. Я себе уже и комнатку подыскала. Короче, не поминай лихом.
Карина как-то странно дернула руками, словно хотела обняться на прощание, но Сашка не пошевелилась. И от этого неудавшегося прощания внутри моментально стало холодно и пусто.
– Ну, нет, так нет, – заключила Карина. – Удачи тебе.
– И ты не кашляй, – рассмеялась Сашка, выволокла сумки наружу и пошла вниз. От хлопка подъездной двери Карина вздрогнула, а потом медленно опустилась на пуфик и разрыдалась.
Теперь, когда из ее жизни ушла и Сашка, квартира показалась совершенно пустой. Карина подумала, что надо будет поспрашивать на работе, не хочет ли кто поселиться вместе с ней. Решив заняться этим завтра, Карина перестирала скопившееся барахло, приготовила ужин, а потом решила побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. В холодильнике ничего соблазнительного не нашлось: надоевшие шоколадки, печенье и немного затвердевших фиников, купленных еще Ладой. Карина даже застонала от разочарования. Ей почему-то казалось, что внутри непременно будет пирожное. Сашка часто покупала их к чаю, и теперь, когда она ушла, вместе с ней исчезла иллюзия прошлой жизни.
Недовольно бурча, Карина надела пуховик и решила пойти в магазин. Спустившись вниз, она распахнула тяжелую подъездную дверь.
– Ой!
За дверями стоял Гарин, потирая свободной рукой лоб. В другой он держал пластиковую коробку с тортом и подозрительно тяжелый пакет. Под мышкой торчал тщательно завернутый в целлофан букет белых лилий.
– Ты здесь откуда? – удивилась Карина. – Разве ты не улетел в Бангкок?
– Ты меня чуть дверью не прибила, – недовольно сказал Гарин, вынул букет из подмышки и оглядел со всех сторон. – Вроде не сломано ничего… Держи, это тебе…
Только потом до него дошло, что она стоит перед ним одетая, с сумкой в руках, и Гарин обеспокоенно спросил:
– Ты что, уходишь?
– Я в магазин собиралась… Так почему ты сейчас в Москве, а не летишь в Таиланд?
– Почему, почему… Потому. Ты улетела, я посмотрел расписание и подумал: а если ты права? Если нам, действительно, и встретиться будет проблемой? Ты должна была вернуться через восемь часов, а потом, к моменту моего прилета, вновь отправиться куда-нибудь к черту на рога. Я подумал: с этим надо что-то делать, пошел к врачам и сказал, что плохо себя чувствую.
– А ты плохо себя чувствуешь? – поинтересовалась Карина.
– Да, плохо, – злобно сказал Гарин. – Потому что нельзя все время летать. Надо остановиться и оглядеться. Мне тридцать шесть лет. Моя жена не выдержала такого счастья и ушла к бизнесмену. Недавно я ее видел: шла такая счастливая, с пузом, улыбалась так, что хотелось подойти и дать пендаля. А рядом с ней ее новый: толстый, лысый, несуразный, но я понимаю, что ей с ним хорошо и спокойно. После развода я помню пил три дня, в караоке поехали еще, и я там горланил какую-то хрень, только одну фразу запомнил: «Буду я летать, покуда небо не закончится». А потом ты появилась. Я еще тогда, как только увидел, подумал: вот эту хочу, красивую, гордую, и чтобы только моя. И не надо мне больше никаких других. В общем, кажется, я прилетел. Кончилось мое небо.
Карина опустила голову, не сказав ни слова.
– Чего ты молчишь? – спросил Гарин с яростью.
– А что я должна сказать?
– Не знаю. Хоть что-то. Я тебе только что в любви признался, между прочим. И вот… торт принес. Мне вдруг показалось, что торт – это очень даже в тему. И еще шампанское. Я проверял, ты в новогоднюю ночь была в воздухе, и я тоже. Не получилось праздника у нас с тобой.
– Не получилось, – подтвердила Карина со вздохом.
– Может быть, мы это исправим? – предложил Гарин. – Торт я купил, шампанское есть… Ты елку нарядила?
– Нет у меня никакой елки.
– Господи, у нее даже елки нет.
Гарин картинно закатил глаза, а Карина рассмеялась.
– У меня есть шикарный кактус, – призналась она после паузы. – Можем нарядить его. Пойдем. Правда, праздничного стола не обещаю. Зато у меня есть тушеное мясо и овощной салат. Так что у нас может быть условный Новый год. Ты любишь встречать Новый Год?
– Кто же не любит встречать Новый Год? – философски заметил Гарин, а потом добавил жалобно: – Может, мы уже внутрь пойдем? Цветы замерзнут.
Лилии удалось спасти, и остаток вечера квартиру наполнял их терпкий запах. А за окном падал снег. В черноте вечернего неба, затянутого тучами, вдруг распустились огненные цветы запоздалого фейерверка. А еще выше слышался гул садившегося самолета, в котором летели новые Золушки, решившие покорить Москву своей улыбкой, надеющиеся, отчаянные, перепуганные до тошноты. Москва улыбалась им каменным зевом, манила болотными огоньками автострад и небоскребов, беспардонно обманывая, и пряча за карнавальной маской крестной феи холодный лик мачехи, которой следовало бросить вызов – и победить, несмотря ни на что.
Автор благодарит Евгения Мержинского за его стихи.
