Текст книги "Девочки-лунатики (СИ)"
Автор книги: Георгий Ланской
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3
Москва, улыбнувшаяся поначалу каменными губами, вдруг резко сменила милость, если не на гнев, то на высокомерное равнодушие, словно к брошенному у подъезда котенку. Мол, вот тебе шанс вбежать внутрь, авось кто сердобольный даст миску молока, но если пнут сапогом по морде – не обессудь. Перед столицей все равны.
Карина считала, что уж ей-то не придется мучиться, и ошиблась в одночасье.
По дороге она злорадно посмеивалась про себя, глядя на Олесю и Наташу, которым светило в лучшем случае пристроиться на многочисленные рынки, по соседству с гастрабайтерами: немытыми, запуганными, с вороватыми глазами. И, хотя она от природы была не злой, сытое превосходство перед отчаянно трясущимися девчонками приятно грело душу.
Ее саму на вокзале встретила тетушка Маргарита, в столице обосновавшаяся давным-давно. Обрубив неуклюжие попытки Наташи навязаться следом, Карина издали помахала тетке и торопливо покатила по перрону свой чемоданчик.
– Хороша, – одобрительно сказала тетка, подставив щеку для поцелуя. – Худовата немного, но анорексички нынче в тренде.
– Я не анорексичка, – фыркнула Карина. – Поверь мне, я очень хорошо кушаю.
– Это меня огорчает, – парировала Маргарита. – Женщина я одинокая, помочь некому, а тут на шею сиротка навалилась, да еще и жрать в три горла будет. Пойдем уже, сиротинушка… Кстати, что за девицы провожают тебя тоскливыми взглядами?
– Да так, попутчицы, – неопределенно ответила Карина. – Хорошо выглядишь, Рит.
– Будь тут твой папаша, я бы ответила: ты меня еще голой не видел. Очень уж он смущался по молодости, когда за маманей твоей бегал. Шокировала я его, беднягу. А тебе просто спасибо. Стараюсь, как могу.
Для своих сорока с хвостиком Маргарита действительно выглядела очень хорошо. Семейное сходство с племянницей просматривалось отчетливо. При беглом взгляде они смотрелись, как мать и дочь, но отчаянно молодившаяся Маргарита никогда бы не призналась, что в два раза старше племянницы.
Ехать пришлось через всю Москву. Карина с любопытством озиралась по сторонам, высовываясь из окошка Маргаритиного «опеля», но потом заскучала и принялась отчаянно зевать. Москва, большая, шумная, от Екатеринбурга не слишком отличалась. Такие же улицы, такие же магазины, и даже пробки такие же, дышащие смрадом, с лающими друг на друга водителями. Устав, она откинулась на сидение и на вопросы тетки отвечала скупо. Впрочем. Марго беседой особенно не докучала, следила за дорогой, на которой чувствовала себя не слишком уверенно.
Доехав, Маргарита долго парковалась под насмешливым взглядом племянницы. Воткнув машину между двумя джипами, она с трудом вылезла наружу, выволокла из багажника чемодан Карины и сунула его племяннице.
– На. К третьему подъезду кати.
Двор-колодец был так заставлен машинами, что даже для пешеходов они создавали определенные трудности. Карина послушно двинулась к подъезду, окаймленному кустами давно увядшей сирени, и клумбами, на которых отчаянно цвели немудреные анютины глазки. На скамеечках, потертых, с выцветшей краской, сидели подъездные старушки, на Карину смотрели с любопытством, а на Маргариту – с неудовольствием.
– Как же ты завтра отсюда выберешься? – с сочувствием спросила Карина, глядя на глыбищи внедорожников, зажимавших «опель» с двух сторон.
– Да они раньше уедут, не парься. Сама видишь, больше некуда машину приткнуть.
Они сообща закатили чемодан по ступенькам, пыхтя от усердия, заволокли его в лифт и поднялись на шестнадцатый этаж.
Двери открылись. Маргарита и Карина вывалились на лестничную клетку и едва не врезались в молодого парня.
– Здравствуйте, Маргарита Игоревна, – вежливо поздоровался парень. Марго расплылась в льстивой улыбке.
– Здравствуй, Мишенька. Папа с мамой не вернулись?
– Пока нет, – ответил Миша, но смотрел при этом почему-то на Карину, словно ей было какое-то дело до его родни.
– Ну, будут звонить, передавай привет, – кивнула Марго, а потом, словно опомнившись, подтолкнула Карину кулаком в спину, как маленькую. – Это, кстати, моя племянница. Тоже собирается в МГИМО поступать. Не возражаешь, если она как-нибудь вечерком зайдет, проконсультируется?
– По поводу экзаменов?
– Ну, да. Ты вечером дома?
Миша наморщил нос и неопределенно пожал плечами.
– Не знаю, честно говоря. Лучше завтра днем, часа в три. О’кей?
Улыбка у него была приятная. Карина против воли улыбнулась, подавив желание поправить волосы.
– Ну и чудненько, – обрадовалась Марго. – Она завтра забежит.
– До свидания, – ответил вежливый Миша, а потом, глядя на Карину, добавил: – Пока!
– Пока, – ответила она.
Миша шагнул в лифт. Двери закрылись, и кабинка с шумом уехала вниз. Улыбка сползла с лица Марго.
– Сучонок, – припечатала она, дождавшись, когда стихнет грохот лифта, и открыла дверь квартиры. – Входи. Погоди, я чемодан вкачу.
Карина, вздернув вверх брови от изумления, вошла в просторную прихожую следом за теткой. Навстречу выскочило лысое чучело – кошка породы донской сфинкс, прекрасная в своем безобразии, с роскошными египетскими глазами, лопоухая, как заяц. На Карину кошка посмотрела, вытаращив глаза, но не подошла. Вопросительно мяукнув, она стала тереться о ноги хозяйки.
Марго гремела замками и отпихивала кошку ногой. Если смотреть со стороны хвоста, задние лапы животного напоминали куриные окорочка, голые, жалкие, а вот глаза у донского сфинкса были просто потрясающими.
Совсем, как у соседа. Загадочные, волнующие.
– Чего это ты его так? – спросила Карина, вытряхивая из головы образ куриных окорочков, суетливо мельтешащих по квартире.
– Кого? А, Михасю-то? Да потому что он сучонок и есть. Вежливый, сладенький, как пряник. Глазки пуговками, а нутро гнилое. Из категории уродов, которые в детстве мучают кошек.
– А он мучил?
Откатив чемодан в сторону, Марго ткнула пальцем в дверь.
– Уфф… жарища какая… Ванная там. Ты, наверное, помыться хочешь с дороги… Что ты спросила?
– Я спросила: с чего ты решила, что Миша мучил кошек? Сама видела?
– Если бы видела, я бы ему, поганцу, руки вырвала!
– Тогда откуда мнение? Вроде приятный парень…
– Сама не знаю. Скользкий он какой-то, – вздохнула Марго. – И врун паталогический, это я давно поняла, как в старом мультике про Мурзилку… Ну, ты не помнишь, наверное, молода очень. Был там такой персонаж, приличный на людях, и урод внутри, так его Мурзилка на чистую воду вывел. Вот и Мишаня такой. Это говно учится в МГИМО, такой вот пердюмонокль. Смотри, как я ловко срифмовала!
– Талант, – похвалила Карина и пошла мыться.
Пока она лежала в ванне, тетка громко топала по квартире, включила телевизор, а потом удалилась на кухню греметь посудой. По этот аккомпанемент Карина почти задремала в прохладной воде. Жизнь казалась прекрасной.
За ужином Маргарита рассказала о своем новом ухажере, летчике, «разумеется, женатым на какой-то фифе», и недвусмысленно намекнула, что Карине иногда придется гулять на воздухе по вечерам.
– Он к тебе приходит что ли? – спросила она.
– Ну, не мне же к нему, – фыркнула Маргарита. – Там фифа, теща, дети. Полный комплект. Как ты себе реально представляешь эту ситуацию? Сидят они за вечерними пельменями, и тут я, с воплем: «Елочка, зажгись!»
Маргарита хохотнула, а Карина, раскапывая ложечкой салат, небрежно поинтересовалась:
– Значит, на тебе он не женится?
– Нет, конечно.
– Тогда зачем тебе это счастье?
Маргарита навалилась на стол грудью и ласково произнесла:
– Рыбка моя, доживешь до моих лет, поймешь: лучше приходящий, чем вообще никакого. Мужик должен радовать женщину, а гвоздь в стенку я и сама вколочу. Ешь, и иди, отдыхай с дороги. Завтра съездим в твое МГИМО.
В институт они действительно съездили с самого утра. Карине хотелось проникнуться атмосферой этой альма-матер, вдохнуть кипучую студенческую жизнь полной грудью, хотя она и понимала бессмысленность этой романтической дури. Ну, институт, и что?
После обеда она, как и планировала, зашла в гости к соседу, но Миша, пребывающий в жутком похмелье, особо ничем не помог, а блондинистая подружка, валявшаяся на тахте, смотрела на гостью волком, так что Карина спешно ретировалась. Вечером же ей пришлось долго гулять по двору, потому что к тетке явился кавалер: высокий, усатый, напоминающий знаменитого Мимино.
Марго, раскрасневшаяся и довольная, была гостю рада и быстро вытолкала Карину за порог, пока востроглазый кавалер отвешивал девушке дежурные комплименты. За две недели, впрочем, Марго выставляла ее всего дважды.
Оставшееся время до зачисления, Карина долго штудировала учебники, до ночи сидела в сети, выискивая ответы на самые каверзные вопросы, и, наконец, ранним утром отправилась на экзамены. В своем поступлении она ничуть не сомневалась: по результатам ЕГЭ проходила, осталось только сдать малюсенький экзамен, плевое дело!
Итоги были печальными. Из вывешенных списков, Карина узнала, что провалилась, окончательно и бесповоротно.
Марго утешала ее долго, неуклюже, убеждая, что жизнь на этом не заканчивается, но потом затихла и ушла готовить ужин. Просидев в комнате в одиночестве, Карина поплелась следом, уселась на табурет, подогнув под себя ногу.
– Что делать думаешь? – поинтересовалась Марго с деланным равнодушием. Видно, больше утешать не хотела. От кипящей кастрюли шел пар. Кошка сидела на полу и внимательно наблюдала за хозяйкой: а ну как мяска бросит?
Карина вздохнула.
Она не хотела признаваться себе, что проиграла, и тем более не хотела возвращаться в Екатеринбург. В Москве ей понравилось гораздо больше. Этот холодный город открывал такие возможности, которые ей и не снились. Однако выхода не было. Даже если она решит остаться, от Марго надо съехать в короткие сроки. Тетка не отличалась терпением, и явно не желала жертвовать личной жизнью. Нужно было срочно искать квартиру и работу.
Все это, не особо стесняясь в выражениях, Карина выложила тетке. Марго думала, помешивала варево и грызла остывший тост, сосредоточенно разглядывая плиту.
– И куда ты сможешь работать пойти? – задумчиво произнесла она. – Продавец-консультант? Или будешь в Макдональдсе вопить: «Свободная касса»? Есть еще рынок как вариант.
– Не знаю, – убитым голосом произнесла Карина. – Ну, не получится, уеду домой, что поделаешь? Можно, конечно, на курсы записаться какие-нибудь, поработать годик перед поступлением. Платно я не потяну. Нет у нас таких средств. Дома проблем хватает.
Марго помолчала, догрызла тост и решила сварить кофе.
– Честно говоря, я не особо одобряла твое желание куда-то поступать, – не поворачиваясь, сказала она. – Ну, зачем, скажи, тебе дались эти международные отношения, маркетинг и прочая лабуда? Да, я понимаю, дипломаты и все такое, престижный вуз, диплом… А дальше? Неужели карьера для женщины – самое главное?
– Я всегда хотела быть кем-то, Рит, – апатично сказала Карина. – Из кожи вон лезла. Да, я хочу себе престижную работу, хочу карьеру. Если ты намекаешь на семью, то в роли домашней клуши я себя не вижу. Да, я хотела бы остаться в Москве, хотя бы на год, попробовать зацепиться. Но куда мне пойти? Профессии нет, диплома нет… Я же ничего не умею!
Марго молчала, помешивая черную жижицу. Терпкий аромат кофе расползался по кухне, забивая запах куриного супчика. Кошка лежала на полу, поджав под себя лапы, иногда раскрывая свои ленивые глаза, чтобы обозреть окрестности, не случилось ли чего непредвиденного.
Разлив кофе по чашкам, Марго бросила критический взгляд на кипящий суп, вынула овощи из холодильника и стала щедро рубить их, бросая в громадную салатницу. Под ее быстрыми пальцами только и мелькали расчленяемые помидоры, огурцы, красный и желтый перец. Подумав, она вынула из холодильника бутылку мартини. Проблемы племянницы были безжалостно отодвинуты на второй план.
Подумаешь, не поступила? Что тут такого? Беду надо заесть и запить, и тогда из проблемы она превратится в мелкую неприятность.
Карина, которой бы и кусок в горло не полез, подперла голову рукой, пощупала ледяной лоб и уныло констатировала:
– Ну, как-то так. Придется, наверное, домой ехать.
– Чушь это все, – решительно сказала тетка. – Полно возможностей неплохо устроиться и тут. Лично я бы не советовала тебе терять год. Не можешь учиться – иди работать.
– Ха! – саркастически хмыкнула Карина. – Куда идти-то? Ты же сама про рынок талдычила.
– Ну, зачем же сразу на рынок, – ответила Марго и вдруг хищно улыбнулась. – Я вот тут подумала… Ведь есть же курсы стюардесс.
Она не заметила, как пролетел остаток лета, как пожелтели и скрутились листья кленов и каштанов.
Вопреки протестам Марго, Карина все же уехала домой, чтобы не обжирать тетку: «одинокую, несчастную женщину», как та сама себя называла, припадочно закатывая зрачки, что виднелись только белки глаз.
Родители, разумеется, поднялись на дыбы, узнав об ее планах, долго убеждали не морочить голову и поступить в приличный колледж, раз уж с институтом не вышло, или попытаться найти работу в городе.
– Далась тебе эта Москва! – кипела мать, швыряя белье в стиральную машину. – Что там, медом намазано? И что это за профессия – стюардесса?
– Бортпроводник, – машинально поправила Карина.
На душе было муторно, гадко. Она и сама сомневалась в выборе, хотя и находила довольно привлекательной мысль, как будет красоваться в отутюженной форме на высоте десяти тысяч метров, улыбаясь пассажирам бизнес-класса.
– А хоть и бортпроводник, – не унималась мать, нервно тыкая в кнопки. – Это же только название красивое. А на деле что? Официантка! Уборщица! Подавала!
– Мам, я уже все решила.
– Решила она… А то, что самолеты падают слышала? Хочешь нас осиротить с отцом?
Кажется слово «осиротить» к данному обстоятельству не очень подходило, но вспомнить нужное мать не смогла, а Карина помогать не собиралась, мрачно прихлебывала остывший чай, думая, что, возможно, мать права. В самом деле, что это за профессия? Какие есть перспективы?
Никаких. Летящая официантка. Если повезет, можно посмотреть мир. Если не повезет – будешь планировать по городам и весям России и ближнего зарубежья, маршрутом Москва-Магадан, с вероятностью выйти на пенсию в сорок пять лет. То еще утешение.
Маргариту родители не одобряли, считали безалаберной, за неустроенную личную жизнь, легкомыслие, за глаза упорно называли «шалавой» и считали, что раз за сорок лет она не смогла ни замуж выйти, ни ребенка родить, ее мнением можно пренебречь. Карина смутно помнила, что с отъездом Марго в Москву был связан какой-то дикий скандал, и мать потом несколько лет с сестрой не поддерживала связи. Помирила их только бабушкина смерть и вынужденная битва за наследство, которое оспаривал отчим Маргоши и Карининой матери, пропойца и бабник, сохранивший к семидесяти шести не только боевой дух, но и стойкую потенцию. Едва успев схоронить жену, отчим привел новую бабу, молодуху лет сорока, которая стала спешно требовать официального брака.
– Она не замуж хочет, а овдоветь, – мрачно предрекала Марго. – А потом квартиру оттяпает, и хрен мы чего получим.
Квартиру удалось отстоять. Оскорбленный отчим, правда, остался жить там до самой смерти, но права собственности не имел, что было признано судом, на который помирившиеся сестры пошли с тяжелым сердцем.
Похоже, теперь хорошим отношениям вновь пришел конец…
– А Ритке, заразе, я пасть порву за такие советы, – бушевала мать. – Ты хоть понимаешь, что стюардесса, как правило, баба с неустроенной личной жизнью?
– Почему это?
– Потому. Они же как менты, как врачи – все время на тревожной кнопке. В воздухе большую часть времени, когда семью-то заводить? И, между прочим, начальство предпочитает именно незамужних и бездетных, чтобы больничные реже брали из-за ребенка.
– Мам, полно замужних стюардесс.
– Да? Ну-ка, назови хоть одну.
– Мам, – поморщилась Карина, – ну, причем тут это? Мы не вращаемся в кругу стюардесс. Я уверена, что у них разные судьбы. Да и не собираюсь я всю жизнь летать и разносить курицу и рыбу. Я, может, еще и не пройду. А если повезет, полетаю годик, поступлю в институт, и все будет хорошо.
– За годик много чего может случиться.
– Ну что ты каркаешь! – рассердилась Карина и, с грохотом поставив кружку на стол, вышла прочь.
Неудовольствие родителей било по истрепанным нервам гораздо сильнее, чем она думала. Мать продолжала уныло предрекать всякие беды, а отец так и подавно объявил бойкот, предпочитая не общаться со строптивой дочерью. Карина думала, что зря не послушалась Марго и не осталась в Москве. Прожили бы как-нибудь до осени, ничего страшного. Но еще больше она жалела, что рассказала родителям об идее тетки. Впрочем, Марго сама позвонила, радостно чирикала в трубку, убеждая сестру в правильности выбора Карины.
«Делать вот ей нечего было, – думала Карина, предпочитая не вспоминать, что первоначально план стать бортпроводником озвучила сама. – Жила бы сейчас и горя не знала».
Тем не менее, несмотря на протестующие вопли, она решила ехать в Москву, тем более, что взбешенная непреклонным мнением сестры Маргарита заранее застолбила ей место на курсах. Требовалось только пройти собеседование и медкомиссию. Единственной проблемой оставалось только то, что курсы начинались осенью, до которой надо было дожить.
Грозовая атмосфера, расползавшаяся по квартире, гнала Карину на улицу. Она бесцельно шаталась по городу, избегая школьных подруг. Ей было стыдно, что она, одна из лучших учениц класса, осталась не у дел. Вечерами она выходила «выгулять кота», толстого белого кастрата, который весь день не проявлял к прогулкам никакого интереса, но вечерами усаживался у дверей, и, если на него долго не обращали внимания, утробно выл и царапал косяк. Во дворе кот быстро орошал кустики мальв и оставленные без присмотра машины, или сидел на клумбе, отклячив мохнатый зад, после чего брезгливо закапывал очередную кучку.
В конце августа, уже получив несколько напоминаний от Маргариты, Карина стала собираться в дорогу, игнорируя всхлипы матери и молчание отца. Разговаривать с ними не было ни сил, ни желания. Погода, словно чувствуя настроение семьи Снежиных, тоже испортилась. Несколько дней подряд дул холодный ветер, моросил дождь, а деревья, словно спохватившись, начали стремительно желтеть.
В последний день, Карина вышла прогуляться, мысленно прощаясь с Екатеринбургом навсегда.
– Каринка?
Она обернулась, увидела Леху, выгуливавшего белого лабрадора, почти до ушей устряпанного в грязи, и изобразила на лице радость, которой не чувствовала.
– Леша, привет!
Он подскочил, радостный и счастливый. Пес вертелся рядом, повиливая хвостом, проявляя максимум дружелюбия. Они вообще были удивительно похожи, особенно глазами, преданными, шоколадно-карими.
«Стану замужней дамой, обзаведусь квартирой, а потом заведу лабрадора», – решила Карина и почесала собаку за ухом.
Она вспомнила, что в школе Леха вроде бы пытался за ней ухлестывать, но делал это как-то робко, словно не определившись в своих желаниях. А потом его перехватила отважная Олеська, предложив то, к чему Карина была не готова. А вспомнив, Карина почувствовала обиду и злость. Ей захотелось уйти, но эта парочка стояла рядом, виляя хвостами от радости, если можно так выразиться.
– Я думал, ты в Москву уехала, – сказал Леха и тоже погладил собаку. Лабрадор задрал голову кверху и посмотрел на хозяина с обожанием.
– Я и уехала, – ответила она. – И снова уезжаю.
– Учиться?
– Ага, – ответила она, решив не сообщать, что учиться едет не совсем туда, куда планировала.
– Круто, – промычал он неуверенно и потоптался на месте. Карина ждала с вежливой улыбкой, не зная, как отделаться от одноклассника.
– Ну, мне пора…
– У тебя телефон прежний?..
Они произнесли это одновременно и неуверенно рассмеялись.
– Да, прежний, – ответила Карина. – Звони. Если будешь в Москве, пересечемся где-нибудь.
– Ага. Ладно. Слушай, а ты Олеську не знаешь как найти?
После слов об Олеське, Карина раздраженно поджала губы и едва нашла в себе силы любезно ответить.
– Нет. Мы как-то потерялись. Я даже не в курсе, в Москве ли она до сих пор.
– В Москве, – отмахнулся Леха. – И Натаха тоже там. Только на звонки не отвечают.
– Если увижу, попрошу позвонить, – сказала вежливая Карина, и торопливо взглянула на часы. – Ты прости, но мне надо уже… того. Я ночью уезжаю.
– Пока, – повторил Леха.
Ей показалось, что он сказал это как-то вяло, словно был огорчен ее отъездом, но теперь до переживаний Лехи Карине не было никакого дела. Она быстро зашагала прочь, не оборачиваясь, и не имея представления, что Леха смотрит ей вслед с непонятной тоской.
– Почему вы решили стать бортпроводником?
– Мне нравится эта профессия. Я хорошо лажу с людьми, контактна, общительна, доброжелательна. Я считаю профессию бортпроводника очень ответственной. Она отображает лицо компании.
Разговор, естественно, проходил на английском языке, который Карина знала очень неплохо, а вот ее собеседнику не мешало бы поставить произношение. Очень уж грубо он произносил сочетание латинских «th» что в его исполнении звучало то как «ф», то как «с», а «r» он и подавно рычал с поистине русским размахом, не пытаясь смягчить. Особенно Карину позабавило его произношение слова «answer».
– Ансе зе квешшенс, ансе! – вдалбливала это на уроках английского учительница. Ни в коем случае не «ансвер», запомните это раз и навсегда!
Собеседник упорно говорил «ансвер», отчего ей хотелось фыркнуть, но Карина мужественно терпела, отвечала на протокольные вопросы собеседования казенными сухими фразами, которые были готовы услышать от нее члены приемной комиссии.
О том, что вожделенный вуз сделал ручкой, а родители приняли ее идею в штыки, Карина благоразумно умолчала.
Девушек, желающих стать стюардессами, оказалось удивительно много, но этапов прохождения собеседования было несколько. После провала в институте Карина особенно не волновалась. Пройдет – хорошо. Не пройдет, тоже ничего страшного, родители, во всяком случае, останутся довольны.
– Главное в нашем деле, это ноги, – вещала Сашка. – Если есть ноги, языки можно не учить.
– Я думала, языки как раз главное, – возразила Лада, прислонившись к стенке. Ее явно колотило от волнения. Она то и дело хрустела костяшками пальцев, отчего Карина вздрагивала.
Сашка усмехнулась.
– Поверь мне, языки совершенно ни при чем. Видишь вон тех толстух? Спорим, их не возьмут, несмотря на языки. Знаешь почему?
– Почему? – спросила бесхитростная Лада.
– Корма между кресел не пройдет, – захохотала Сашка и шлепнула себя по заднице. Карина усмехнулась.
С Сашкой Денисовой и Ладой Надежиной она познакомилась в длинной очереди, перед заполнением документов. Курсы бортпроводников, парней и девушек, устраивала сама авиакомпания, постоянно нуждавшаяся в кадрах. Дело это было вполне обыденное. По словам Сашки, бойкой брюнетки с хрипловатым голосом, эти курсы были лучшими, но и требования здесь были жестче, чем везде. По окончании курсов, компания отбирала всего пять-шесть человек и, фактически сразу, после испытательных тридцати часов полета, направляла на хлебные международные рейсы.
– А остальные что? – робко спрашивала анемичная Лада, худенькая блондинка с такой белой кожей, что она, казалось, светилась изнутри.
– Остальные тоже устраиваются. Но не сюда. Поверь, безработных стюардесс не очень много, – вещала Сашка.
Оказалось, что Сашка, настырная и пробивная, вообще не говорит даже на английском, ограничившись набором скудных фраз и ругательств. Лада неплохо говорила на немецком, и худо-бедно могла объясниться на итальянском. Зато в отличие от Карины и Сашки, летала часто и могла давать краткие комментарии по истории европейских стран.
После формального допроса, включающего в себя основные вопросы о здоровье, знании других иностранных языков, опыта работы в обслуживающей сфере, возможной клаустрофобии, переноса смен часовых поясов и перепадов давления, Карину попросили пройтись по комнате.
Она отошла к дверям и спокойно, как манекенщица на подиуме, отпечатала шаг до самого стола комиссии, развернулась и прошлась обратно. И снова назад, ослепительно улыбаясь.
– Спасибо, Карина… Снежина, – сказал по-русски мужчина лет сорока, с удовольствием следивший, как мелькают ее колени.
– Вам спасибо, – автоматически ответила она, а потом, спохватившись, добавила: – Я прошла?
Мужчина рассмеялся, остальные члены комиссии тоже улыбнулись.
– Пока только первый этап. Дальше ВЛЭК. На второй этаж поднимитесь.
Карина вышла, не совсем сообразив, куда надо идти и что делать дальше. У порога ее ждала Сашка.
– Прошла?
– Вроде да. Сказали – дальше какой-то ВЛЭК. Это что?
– Медкомиссия. Врачебно-летная экспертная комиссия. Это на втором этаже… Давай, дуй, и скажи, что я за тобой, если пройду, конечно… На английском собеседование прошло?
– Да.
– Хреново, – закручинилась Сашка и, ловко оттерев от дверей очередную претендентку, бодро сказала: – Ничего, прорвемся. Беги!
– А Лада где?
– В сортире. Пучит ее на нервной почве, – хохотнула Сашка и исчезла за дверью.
Вместе с поредевшей толпой девушек и парней Карина прошла медкомиссию, мужественно вытерпев все испытания. Особенно тяжело далась ей проверка вестибулярного аппарата. Карину усадили в кресло, пристегнули ремнями и несколько раз энергично покрутили вокруг своей оси. Она мысленно поблагодарила Сашку, предупредившую о необходимости держать голову прямо, изо всех сил стараясь следовать ее совету. Карина видела, как девушку, которая склонила голову влево, тут же забраковали. Стиснув зубы и зажмурившись, она выждала несколько оборотов кресла, не пошевелив головой ни на йоту.
Все остальное показалось сущей ерундой.
Она заполнила оставшиеся формы и на деревянных ногах вышла на улицу, плюхнулась на скамейку, где просидела с полчаса, чувствуя, как откатывает адреналиновая волна, а ноги слабеют и трясутся в коленях. Карина увидела, как по ступенькам бегут Сашка и Лада, и обессилено помахала им рукой.
– Мы прошли, – возбужденно сказала Сашка, а потом, озабоченно посмотрела на ее бледное лицо. – А ты?
– И я, – ответила Карина.
– А чего сидишь с кислой мордой? – удивилась Сашка, схватила Карину за руки и потянула на себя. – Поднимай задницу, праздновать будем!
В наушниках повизгивал знаменитый шансонье, на сей раз объединившийся с модным рэпером. Оба обещали, что уедут жить в Лондон. Карина, дремавшая в метро, тоже хотела в Лондон, но еще больше спать и есть. В вагоне было холодно, пахло мазутом, людским потом и усталостью. Серые, вытянутые лица с полуприкрытыми глазами были совершенно одинаковыми.
Судя по ним, все хотели есть, спать, и, возможно в Лондон, поближе к королеве, подальше от родины, с ее мазутными поездами.
Интересно, вяло подумала Карина, почему в метро Бангкока, где она однажды побывала, нет никакого запаха, нет бомжей в подземных переходах, и ужасных, наполовину ободранных рекламных постеров? Почему у нас все иначе?
«Потому что это твоя родина, дочка», – хмыкнула она про себя, и от этого даже немного проснулась. А проснувшись, поежилась, представив, что ей еще минут пятнадцать шлепать до школы по грязным, сырым улицам. Можно, конечно, на маршрутке, но в час пик влезть в нее весьма проблематично, плюс пробки. Уж лучше пешочком.
Два месяца обучения медленно подходили к концу, и Карина думала о будущем с легким страхом.
Родители так и не сменили гнев на милость. Мать по телефону разговаривала холодно, сухо, не сообщая никаких подробностей и не желая знать, как проходит обучение. Карина, для которой подобное было в диковину, поначалу пыталась как-то устаканить отношения, но потом скуксилась и перестала звонить, отделываясь дежурными смс.
Обучение оказалось несложным. Она, честно говоря, ожидала худшего, но по сути, хоть ей и неприятно было осознавать: мать оказалась права. Большая часть сводилась к работе обслуживающего персонала: поди, подай, принеси. Таскать тяжелую тележку, наполненную едой, было не слишком удобно, как и разливать кипяток на весу, стараясь не ошпарить клиента, но она приноровилась, и делала это автоматически.
Курс подобрался достаточно разношерстным, однако Карина ловила себя на мысли, что слушатели напоминают ей набор кукол Барби и Кенов: молодые, хорошенькие, глянцевые до пластикового лоска, с одинаково широко распахнутыми глазами. Студентов хотелось расставить по росту в красивую, ровную шеренгу, как на физкультуре, и любоваться со стороны. Как верно заметила Сашка, желающих стать бортпроводником, прежде всего, отбирали по фигуре, и те толстушки, замеченные на первом этапе, отбор не прошли. Здесь уже затевались скоротечные, яростные, как пожар, романы, выгоравшие так же быстро, как салон самолета при аварии. Вспышка – и разбежались, мальчики с девочками, мальчики с мальчиками, не было только ни одной лейсбийской связи, во всяком случае, такой, чтобы это стало заметно. При этом все учились с разной степенью успеха, но весело, задорно, словно торопясь жить.
Хуже всего дела шли у Сашки. Помимо абсолютного незнания языка, она с огромным трудом постигала тонкости общения с деструктивными пассажирами, и дважды провалила тесты, когда по требованию преподавателя остальные студенты прикидывались пассажирами, капризничали и требовали к себе особого отношения. По части доведения Сашки до состояния бешенства не было равных Ладе, которая гоняла подругу туда-сюда, а потом издевательски хохотала.
– Чего ты так психуешь? – удивлялась Карина. – Это же все понарошку, как игра.
– Как представлю, что меня вот такая стервь будет за свежим молочком или фрешем гонять, плохо становится, – злилась Сашка. – Нет, ты слышала, что она попросила? Фреш из апельсинов, причем исключительно марокканских.
– Надо было сказать, что есть только березовый, – усмехнулась Карина. – Сейчас, полено сунут в соковыжималку.
– Ага. А корова у нас в хвосте. Мы там ее доим, чтобы подать свежее молочко! – отмахнулась Сашка и, услышав, как ее вновь просят пройти тест, устало ответила: – Да иду я, чудовища!
– Иди, иди, – подзуживала Лада. – Попадется тебе аэрофлотовский вип с золотой картой, еще не так побегаешь!
У Карины таких проблем не было. Она улыбалась, подавала еду, убирала грязную посуду, не забывала напомнить псевдопассажирам вернуть спинки кресел в вертикальное положение, и довольно быстро уяснила, что нужно делать, если потерял сознание пилот. Из всех девушек курса только Лада превосходила ее в умении организовать аварийную эвакуацию, пристроить на место надувной трап и оказать первую помощь.
– И что, мы должны уметь принимать роды? – кривилась на занятиях Сашка.
– Должны, – сурово отвечал преподаватель. – Вдруг возникнет такая ситуация.
– Пусть терпит, – возмутилась Сашка. – Беременным нечего в воздухе делать…
