Текст книги "Экономика в одном уроке (ЛП)"

Автор книги: Генри Хэзлитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

3

Но, разумеется, не все изобретения и открытия связаны с уменьшением трудозатрат. Некоторые из них, например, точные инструменты, или нейлон, клееная фанера и пластмассы любых видов – просто улучшают качество продукции. А такие, как, например, телефон или самолёт, выполняют операции, которые «честным трудом» выполнить невозможно. Или рентгеновские установки, радиоприёмники, телевизоры, кондиционеры и компьютеры – они вызывают появление совершенно новых услуг, которые в противном случае не могли бы существовать. В приведённом выше примере мы выбрали именно тот тип оборудования, который был и остаётся объектом постоянных нападок.

Можно, конечно, и далее выдвигать доводы в обоснование того, что машины в итоге не лишают людей работы. Но лучше было бы показать, что машины создают новые рабочие места, которые в ином случае отсутствовали бы. При определённых условиях они могут создавать огромное количество новых рабочих мест в отдельных отраслях, и статистические данные по текстильной индустрии XVIII века относятся как раз к этому случаю. Но и современные показатели не отстают от них. В 1910 году в молодой автомобильной промышленности США было занято 140 тысяч человек. В 1920 году, по мере совершенствования продукции и снижения издержек её производства, в отрасли было занято уже 250 тысяч человек. В 1930 году занятость в отрасли составила 380 тысяч человек. В 1973 году численность занятых достигла 941 тысячи человек. И так происходило в любой новой отрасли, по мере того, как совершенствовались технологии и снижались издержки.

По большому счету можно сказать, что машины в огромной степени увеличивают число рабочих мест. Население мира сегодня в четыре раза больше того, каким оно было в середине XVIII века. Машины дали толчок приросту населения, ибо без них мир не мог бы прокормить такое количество людей. Поэтому можно сказать, что три жителя нашей планеты из четырёх обязаны машинам не только работой, но и своей жизнью.

Кроме того, ошибочно сводить результат применения машин только к созданию рабочих мест. Действительный результат применения машин заключается в развитии производства, росте стандарта жизни, росте экономического благосостояния. Нет никакой премудрости в обеспечении полной занятости, даже (и в особенности) при самой примитивной экономике. Полная занятость – самая полная, продолжительная, изнурительная и непосильная занятость – характерна как раз для наиболее отсталых в индустриальном отношении стран. Там, где существует полная занятость, никакие новые машины, изобретения и открытия не смогут обеспечить ещё бóльшую занятость. Они скорее позволят людям увеличить свою «незанятость» – я имею в виду добровольную, а не принудительную незанятость – так как с их помощью люди смогут позволить себе работать меньшее количество часов, а детям и старикам вообще не надо будет трудиться.

Машины, повторюсь, способствуют росту производства и повышению стандарта жизни. Это может достигаться одним из следующих двух способов: либо благодаря эксплуатации машин товары становятся дешевле для потребителей (как в примере с пальто), либо же благодаря им повышается уровень заработной платы вместе с ростом производительности труда. Или, другими словами, либо благодаря применению машин возрастает в денежном выражении заработная плата, либо через снижение цен увеличивается объём товаров и услуг, которые можно приобрести за аналогичную в денежном выражении заработную плату. Иногда эти оба процесса идут одновременно. Что в действительности происходит, во многом зависит от денежной политики, проводимой в стране.

4

Прежде, чем мы завершим эту тему, необходимо сделать ещё одно предупреждение. Величайшим достоинством классических экономистов было то, что они, изучая далеко идущие последствия каждого решения, концентрировали своё внимание на изучении воздействия выбранной экономической политики или развития в долгосрочной перспективе и на всё общество. Но такой подход был и их недостатком: демонстрируя долгосрочный и широкий подход, они иногда упускали из виду немедленные последствия. Они слишком часто были склонны минимизировать или вообще забывать о непосредственном воздействии того или иного развития на отдельные группы. Как мы уже видели, например, многие из английских вязальщиков чулок были ввергнуты в нищету в результате внедрения новых чулочновязальных машин, одного из самых ранних изобретений промышленной революции.

Но подобные факты из прошлого и их современные аналоги привели некоторых авторов к противоположной крайности – изучению лишь непосредственного влияния прогресса на определённые группы. Из-за внедрения какой-нибудь новой машины Джо Смита увольняют с работы. «Следите за Джо Смитом, – настаивают эти авторы, – никогда не теряйте его из виду». И далее они следят за судьбой только Джо Смита, забывая при этом о Томе Джонсе, получившем работу в сфере производства новой машины; о Тэде Брауне, получившем работу по управлению оборудованием; о Дэйзи Миллер, которая теперь может приобрести пальто за полцены. И именно потому, что такие авторы думают только о Джо Смите, они заканчивают защитой совершенно бессмысленной политики.

Да, мы не должны забывать о Джо Смите. Внедрение новой машины лишило его работы. Поэтому он вскоре найдёт новую работу, может быть, даже лучше прежней. Но не исключено также, что многие годы своей жизни он посвятил приобретению и совершенствованию определённых навыков, которые больше не нужны. Следовательно, Джо Смит теряет то, что годами взращивал в себе, своё старое умение, так же, как, возможно, его предыдущий работодатель потерял свои инвестиции в старое оборудование или процессы, неожиданно вышедшие из употребления. Джо Смит был квалифицированным рабочим и получал заработную плату квалифицированного рабочего. А теперь он неожиданно стал неквалифицированным рабочим и в настоящее время может надеяться только на заработную плату неквалифицированного рабочего, поскольку единственное умение, которое у него было, теперь не требуется. Конечно, мы не можем и не должны забывать о Джо Смите. Он являет собой одну из тех личных трагедий, которые, как мы увидим, порождаются практически любым промышленным и экономическим прогрессом.

Задаваться вопросом, какой точно подход в отношении Джо Смита необходим – предоставить ли ему возможность самостоятельно приспосабливаться к новым условиям, выплатить ли ему пособие при увольнении или компенсационную выплату по безработице, включить ли его в список на получение пособия по безработице, обучить ли его за счёт правительства новой профессии, – всё это уведёт нас слишком далеко. Основной урок таков: мы должны предвидеть все глобальные последствия любой экономической политики или развития – как непосредственное воздействие на отдельные группы, так и долгосрочное воздействие на всё общество в целом.

Глава VIII. Схемы роста занятости

Я уже ссылался на разнообразные примеры профсоюзных методов борьбы за обеспечение занятости путём искусственного создания рабочих мест и нормализацию нагрузки на одного рабочего путём раздувания штатов. Эти действия профсоюзов, а также терпимость общества к таким мерам проистекают из той же фундаментальной ошибки, что и боязнь внедрения машин. Они основаны на убеждённости в том, что более эффективный способ производства продукции ведёт к уменьшению рабочих мест – а следовательно, менее эффективный способ ведения дел их создаёт.

С этой ошибкой связана и строжайшая специализация труда, на которой настаивают профсоюзы. Специализация, при которой определённые работы закреплены за определёнными людьми, существует в сфере строительства в крупных городах. Укладчикам кирпича не разрешают использовать камни для труб: складывать камни должны каменщики. Электрик не может демонтировать монтажную доску для фиксации контакта и потом установить её обратно: это специальная работа, и не важно, сколь простой она может быть, но её должен выполнять плотник. Водопроводчик не будет вынимать и вставлять обратно кафельную плитку, чтобы устранить подтекание душа: это обязанность плиточника.

Неистовые схватки между профсоюзами по разделению «сферы полномочий» разыгрываются за исключительное право на определённые типы «пограничных» работ. В заявлении, подготовленном Американскими железными дорогами для Комитета по административным процедурам при министре юстиции и генеральном прокуроре США, приводились многочисленные примеры, на основании которых Национальный совет по железнодорожному регулированию постановил, что каждая отдельная операция на железной дороге, независимо от её значимости – будь то, например, разговор по телефону или закрепление костыля в стрелке или его изъятие – должна считаться собственностью определённого класса служащих. И если случится так, что служащий другого класса в ходе выполнения своих непосредственных обязанностей выполнит подобные операции, то дополнительную заработную плату за них он не получит, а находящийся в отпуске или незанятый представитель класса, на который возложено выполнение такого вида работ, получит выплаты за то, что он не был вызван для их выполнения.

Казалось бы, служащие получают выгоду от этой специализации труда. Но поддерживающие такой подход не учитывают того, что его широкое применение ведёт к уменьшению объёма производственных работ, а следовательно – к уменьшению количества производимых услуг и товаров. Всеобщая занятость не делает общество богаче. Владелец дома, вынуждаемый к найму двух людей, чтобы сделать работу одного, предоставит занятость дополнительно ещё одному человеку. Но ровно на столько же у него будет меньше денег, которые он мог бы потратить на что-то, что могло бы обеспечить занятость ещё одному человеку. Поскольку за устранение неисправности душа ему пришлось платить двойную цену, он решил не покупать новый свитер. Так что один день необоснованной занятости плиточника означает один день безработицы для вязальщика свитеров. Домовладелец, кстати, стал при этом беднее. Вместо того, чтобы иметь отремонтированный душ и новый свитер, у него отремонтирован душ. И если мы будем рассматривать свитер как часть национального благосостояния, то одного свитера будет не хватать обществу в целом.

Существуют и другие схемы «расширения занятости», часто предлагаемые представителями профсоюзов и законодателями. Наиболее распространённое из них предложение – законодательным способом ограничить рабочую неделю. Считается, что это «расширит занятость» и предоставит больше рабочих мест. Во многих штатах запрещается использование труда женщин или шахтёров более, скажем, 48 часов в неделю, так как бóльшая продолжительность трудовой недели опасна для здоровья и морального состояния работника. Некоторые из схем основаны на убеждении, что длинная трудовая неделя пагубно сказывается на производительности труда. Но пункт в федеральном законе о том, что работодатель должен платить рабочему 50%-ную надбавку к его обычной почасовой ставке за все часы в неделю, превышающие 40 часов, основывается не на том, что 45 часов в неделю опасны для здоровья или отрицательно скажутся на производительности труда. При внесении этого пункта законодатели надеялись увеличить заработок рабочего. Каким образом, если он работает меньше? Они были уверены, что наниматель откажется использовать чей-либо труд более 40 часов в неделю и что новый закон вынудит его нанять дополнительных рабочих, которые иначе получали бы пособие. На момент написания этих строк существует множество схем по «предотвращению безработицы» путём введения 30-часовой, или даже четырёхдневной рабочей недели.

В чём состоит реальное воздействие таких планов, навязываемых отдельными профсоюзами или законодателями? Этот вопрос будет яснее, если мы рассмотрим два случая. Первый – сокращение стандартной продолжительности рабочей недели с 40 до 30 часов без изменения почасовой ставки оплаты труда: «вы работаете меньше, получая при этом меньше – но все становитесь богаче». Второй – сокращение рабочей недели с 40 часов до 30, но с существенным увеличением почасовой ставки с целью сохранения недельной заработной платы для уже нанятых рабочих.

Рассмотрим первый случай, когда рабочая неделя сокращена с 40 до 30 часов без изменений в почасовой оплате. Теперь занято большее число рабочих, но каждый из них работает меньшее количество часов, а поэтому общий объём работ остаётся таким же. Вряд ли произойдёт какое-либо значимое увеличение объёма производства, не изменятся и совокупный фонд заработной платы и покупательная способность населения: люди не станут жить лучше. Даже при самых благоприятных условиях ранее занятые рабочие фактически уступят своё время ранее безработным рабочим. Для того, чтобы каждый «новый» рабочий получал 3/4 от той заработной платы, которую получали рабочие ранее, «старые» рабочие сами будут теперь получать 3/4 от недавней заработной платы. Верно, что «старые» рабочие станут теперь работать меньшее количество часов, но приобретение большего свободного времени по такой высокой цене вряд ли их устроит: это жертва, навязанная им в обеспечение работой других людей.

Профсоюзные лидеры, требующие более короткой рабочей недели для «расширения занятости», прекрасно понимают это и поэтому выдвигают своё предложение в форме, предполагающей для каждого совмещение несовместимого. Необходимо сократить продолжительность рабочей недели с 40 до 30 часов, говорят они, чтобы обеспечить большее количество рабочих мест, а для компенсации укороченной недели надо повысить почасовую ставку заработной платы. Нанятые рабочие, скажем, ранее получали в среднем 226 долларов за 40 часов работы в неделю; теперь же, чтобы они могли получать те же самые 226 долларов всего за 30 часов работы, почасовая ставка оплаты должна возрасти в среднем более чем на 7.53 доллара.

Каковы будут последствия реализации такого плана? Первое и наиболее очевидное последствие будет заключаться в росте издержек производства: теперь «занятость» оплачивают предприятия. Если мы допустим, что при 40-часовой рабочей неделе рабочие получали менее уровня производственных издержек, цен и возможных прибылей, то тогда они имеют возможность оплаты труда по возросшей почасовой ставке без сокращения продолжительности рабочей недели. То есть, другими словами, они могли бы работать такое же количество часов и получать каждую неделю заработную плату, возросшую на одну треть, вместо получения той же самой заработной платы за рабочую неделю, меньшую на одну треть. Но если они уже получали максимально возможную заработную плату при имеющемся уровне производственных издержек и цен (и сама по себе безработица, с которой они пытаются бороться, была признаком того, что они уже получают даже больше этого уровня – и кто-то остаётся не у дел), то тогда возрастание производственных издержек в результате роста заработной платы превысит тот уровень, который текущее состояние производства могло бы выдержать.

В таких условиях результатом роста заработной платы будет не меньшая, а наоборот – намного бóльшая, чем ранее, безработица. Как наименее эффективные фирмы будут выброшены из бизнеса, так и наименее квалифицированные рабочие потеряют свою работу. Производство сократится по всему циклу. Более высокие издержки производства и недостаточное предложение товаров при неизменном спросе на них будут вести к росту цен, и, следовательно, рабочие смогут купить меньше на ту же самую зарплату. С другой стороны, возросшая безработица снизит спрос и таким образом будет способствовать снижению цен на некоторые «ненужные» товары, которые вообще перестанут продаваться, так как «никто их не хочет». И если при этом будет проводиться политика денежной инфляции (при которой цены будут подняты настолько, чтобы можно было выплачивать повышенную почасовую ставку), то инфляция лишь скроет сокращение действительного уровня доходов: сами деньги потеряют свою покупательную способность. Так что инфляция ещё уменьшит количество продаваемых товаров.

Все подобные схемы «расширения занятости» основываются на том же виде заблуждения, которое мы уже рассматривали: люди думают только о занятости, которой они могут обеспечить отдельных людей, но не видят, каким будет воздействие на всех в долгосрочной перспективе.

Эти схемы «расширения занятости» основываются также на допущении, что объём необходимых работ чем-то ограничен. На самом деле, пока имеются неудовлетворённые потребности или желания человека, не могут существовать ограничения в необходимых объёмах работ, способствующих их удовлетворению.

Глава IX. Сокращение армии и бюрократов

Когда после великой войны намечается демобилизация вооружённых сил, всегда возникает сильное беспокойство: а хватит ли всем рабочих мест? Не станут ли бывшие военные безработными? И это понятно, поскольку после разоружения миллионов людей частному бизнесу требуется какое-то время, чтобы вновь принять их на работу, хотя в прошлом, до войны, этот процесс шёл на удивление быстро. Страх возможной безработицы возникает потому, что люди видят лишь одну сторону процесса.

Они видят бывших солдат, появляющихся на рынке труда. Откуда возьмется «покупательная способность», чтобы обеспечить их занятость? Если мы допускаем, что государственный бюджет является сбалансированным, то тогда ответ прост. Правительство прекращает финансирование армии. Налогоплательщикам будет разрешено оставить себе средства, которые ранее изымались у них в виде налога на финансирование солдат. Следовательно, у них появятся дополнительные средства для покупки товаров. Другими словами, гражданский спрос возрастёт, а это обеспечит занятость.

Если же армия финансировалась за счёт несбалансированного бюджета, то есть за счёт правительственных заимствований, то дело приняло бы несколько иной оборот. Но это влечёт за собой рассмотрение другого вопроса – последствия финансирования бюджетного дефицита, который может быть и не связан с военными расходами. Мы рассмотрим этот вопрос в одной из следующих глав.

Безработица не наступит и ещё по одной причине: солдаты, ранее финансировавшиеся гражданским населением, не становятся просто одной частью гражданского населения, поддерживаемой другой частью гражданского населения. Они становятся гражданским населением, вышедшим на работу и самостоятельно поддерживающим себя. Как только военные стали не нужны для обороны, их удержание в армии становится пустой тратой денег: они оказываются непродуктивной частью населения, а налогоплательщики, взамен их финансирования, не получают ничего. Но если налогоплательщики передают бывшим солдатам те же самые средства в обмен на товары и услуги, ими производимые, то занятость не меняется, а совокупный национальный продукт увеличивается.

Те же самые доводы справедливы и по отношению к правительственным служащим, когда их численность становится чрезмерной, а предоставляемые ими услуги – ничтожными. Но когда бы ни предпринимались попытки сократить число чиновников, каждый раз поднимаются крики: «Да разве можно лишить покупательной способности этих служащих! Пойдёте ли вы на ущемление интересов землевладельцев и торговцев, зависящих от этой покупательной способности!». Если вы против чиновников, то вы подрываете национальный доход и способствуете порождению или усилению депрессии!

Ошибка порождается тем, что рассматривается воздействие сокращения только на увольняемых чиновников и конкретно зависимых от них торговцев. Не принимается во внимание то, что в этом случае налогоплательщикам будет позволено сохранить средства, которые ранее шли на финансирование чиновников. Забывается и то, что доход налогоплательщиков и их покупательная способность увеличивается в той же степени, в какой сокращается доход и покупательная способность бывших чиновников. Если конкретные владельцы магазинов, бизнес которых держался на них, разоряются, то в других местах владельцы магазинов увеличивают свои доходы – по меньшей мере, на столько же.

Но только этим вопрос не исчерпывается. Страна будет не просто богаче без ненужных чиновников – страна станет намного богаче, ибо чиновникам не останется ничего другого, кроме как выйти на работу в частном секторе! А дополнительная покупательная способность налогоплательщиков, как было показано на примерах выше, подтолкнёт этот процесс.

Я должен подчеркнуть ещё раз, что всё сказанное выше не относится к тем государственным чиновникам, чьи услуги действительно нужны. Нам необходимы полицейские, пожарные и спасатели, работники здравоохранения, судьи, представители законодательной и исполнительной ветвей власти. Они оказывают производительные услуги, столь же необходимые, как и услуги в частном секторе. И эти доводы подтверждают сказанное выше. Оправдание их существования заключается в полезности услуг, которые они предоставляют, а не в «покупательной способности», которой они обладают благодаря несению государственной службы.

Если довод о «покупательной способности» воспринимается так серьёзно, то с таким же успехом можно было бы говорить о «покупательной способности» рэкетира или грабителя. После того как он отобрал у вас деньги, у него стало больше покупательной способности. С её помощью он финансирует бары, рестораны, ночные клубы и работников сферы услуг. На каждую невыполненную работу, которую ранее обеспечивали ваши расходы, становится больше рабочих мест, которые обеспечивает он – в одном месте занятость стала больше, но в другом месте она на столько же стала меньше, и никакого блага для общества здесь нет.

Аналогично, налогоплательщики обеспечивают тем меньшую занятость в частном секторе, чем больше средств было передано чиновникам и обеспечило занятость в государственном секторе. Когда ваши деньги отбирает грабитель, вы ничего не получаете взамен. Когда ваши деньги забираются через налоги для финансирования бесполезных бюрократов, то хорошо ещё, если бюрократы окажутся всего-навсего беззаботными бездельниками. Однако в наши дни они скорее всего будут энергичными «реформаторами», препятствующими производству.

Когда более не находится никаких аргументов в поддержку сохранения на службе чиновников и военных, кроме того, что это сохраняет их покупательную способность, то это верный знак того, что пришло время избавляться от них.