Текст книги "Экономика в одном уроке (ЛП)"

Автор книги: Генри Хэзлитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА XXIV. Покушение на сбережения

1

С незапамятных времён общеизвестная мудрость учила добродетели сбережения и предупреждала о дурных последствиях расточительства. Эта мудрость, воплощённая в поговорках, отражала общепринятые этические, в равной мере как и продиктованные чистым благоразумием, суждения человечества. Но во все времена существовали расточители, и потому, очевидно, в избытке имелись и теоретики, находившие «пользу» от такого образа жизни.

Классические экономисты, опровергавшие ошибки своего времени, показали, что политика сбережений, максимально отвечавшая интересам отдельных индивидов, в то же время отвечала и интересам общества в целом. Во времена золотого стандарта, благообразный мещанин, делая запасы на будущее, не только не приносил ущерб, но (через банковскую систему) и помогал всем остальным. Но сегодня бережливость, эта древняя добродетель, как и её защита классическими экономистами, поставлена под сомнение, тогда как противоположная доктрина, «расходы ради расходов» – оказалась в моде.

Я полагаю самым разумным начать с классического примера, использованного Бастиа. Представим себе двух братьтев, один – мот, другой – бережливый человек. Каждый унаследовал сумму, приносящую ему доход в размере 50 тысяч долларов в год. Мы не будем принимать во внимание подоходный налог и вопрос о том, должны ли оба брата работать, или должны ли они тратить часть своего дохода на благотворительную деятельность, поскольку такие вопросы не имеют отношения к нашей нынешней цели.

Альвин, первый из братьев, отчаянный мот. Он тратит не только в силу своего темперамента, он раздаёт из принципа. Он является последователем (не будем вдаваться в детали) Родбертуса, объявившего в середине XIX века, что капиталисты «должны тратить свой доход до последнего цента», ибо, если они «примут решение делать сбережения… товары будут накапливаться, часть рабочих останется без работы» [021]. Альвин – завсегдатай ночных клубов, он щедр на чаевые; он владеет вычурным домом с множеством слуг; у него два шофера, он не ограничивает себя в покупке автомобилей; он содержит конюшню с лошадьми для скачек; у него есть яхта; он заядлый путешественник; он заваливает женщин бриллиантами, браслетами и шубами; он щедро одаривает своих друзей дорогими (и бесполезными) подарками…

Вряд ли надо говорить о том, что Альвин – большой любимец барменов, ювелиров, меховщиков и всех владельцев и служащих роскошных заведений. Они воспринимают его как общественного благодетеля. «Сбережения – грех, а растрата – добродетель». Конечно же, всем очевидно, что он обеспечивает занятость, раз повсюду тратит деньги.

Естественно, его брат Бенджамин намного менее популярен. Его редко можно увидеть у ювелиров, меховщиков или среди посетителей ночных клубов, он не зовёт официантов престижных ресторанов по именам. В то время, как Альвин не только ежегодно тратит 50 тысяч долларов своего дохода, но и залезает в основную сумму своего капитала, Бенджамин живет скромнее и тратит в год лишь около 25 тысяч. Люди, видящие только то, что бросается им в глаза, очевидно, полагают, что Бенджамин обеспечивает занятость, меньшую вдвое (а то и более!) от того, что создаёт Альвин, а расходуемые им 25 тысяч долларов настолько малая сумма, что она практически бесполезна.

Теперь посмотрим, что реально Бенджамин делает со своими 25 тысячами долларов. Он не накапливает их в бумажнике, не держит в комоде или в сейфе. Он или кладёт их в банк, или же вкладывает в бумаги. Если он вкладывает деньги в банк, то банк предоставляет краткосрочные кредиты действующим фирмам или использует их для покупки ценных бумаг. Бенджамин инвестирует свои деньги либо прямо, либо косвенно. А когда деньги инвестированы, то они используются для создания или строительства капитального имущества – домов или офисных зданий, заводов, кораблей, грузовиков и оборудования. И каждый из этих проектов запускает в обращение столько же денег и обеспечивает такую же занятость, как такое же количество денег, потраченных напрямую на потребление.

Таким образом, «сбережение» представляет собой ещё одну форму расходов, но есть и различия. Одно из них состоит в том, что деньги передаются для приобретения дополнительных средств производства. Что же касается обеспечения занятости, то «сбережения» Бенджамина вкупе с его расходами дают такой же результат, как и расходы Альвина. Занятость, обеспечиваемая расходами Альвина, легко видна каждому, но если посмотреть чуть более внимательно и немного задуматься, то станет понятно, что каждый доллар сбережений Бенджамина даёт такую же занятость (или больше), как и каждый выброшенный на ветер доллар Альвина.

Прошло 12 лет. Альвин разорён. Его больше не видно в ночных клубах и модных магазинах; те, кому он раньше покровительствовал, забыли о нём. Он пишет письма с просьбами Бенджамину. А Бенджамин, по-прежнему придерживающийся избранного соотношения расходов и сбережений, теперь не только обеспечивает больше рабочих мест (поскольку его доход благодаря инвестициям возрос), но через инвестиции создаёт лучше оплачиваемые и более производительные рабочие места. Его богатство стало больше, больше стал и доход. Одним словом, Бенджамин сделал вклад в развитие производственных мощностей страны, Альвин же – нет.

2

В последнее время появилось так много ошибок, связанных со сбережениями, что невозможно проанализировать их все при помощи приведённого примера о двух братьях. Многие ошибки проистекают из самой элементарной, порой невероятной путаницы, особенно поражающей, когда её обнаруживаешь у широко известных авторов. Слово «сбережение», например, иногда используется в значении «создание запасов карманных денег», а иногда – в значении «вложение денег».

Создание денежных запасов (или «тезаврирование средств», как его иногда называют) происходит иррационально, беспричинно и в огромных масштабах – сразу же после того, как в экономике происходит спад. Потребители сокращают расходы из-за боязни, что могут потерять работу, а также, если цены на товары уже упали, они опасаются дальнейшего их падения. Потребители не хотят хранить свои ресурсы в товарах, падающих в цене, но хотят хранить в деньгах, ценность которых возрастает. Они также бывают уверены в том, что если выждать несколько месяцев, то и акции и облигации можно будет приобрести по более низкой цене.

Когда временный отказ покупать называют «сбережением» – это неправильное употребление термина. Тезаврирование не проистекает из тех же мотивов, что и обыкновенное сбережение. Ещё более серьёзной ошибкой будет утверждать, что подобного рода «сбережения» могут стать причиной депрессии. Никакие вообще сбережения не могут вызвать депрессию. Но безумное тезаврирование, как можно видеть на многочисленных примерах, часто бывает следствием депрессии.

Но так как по мере наступления и развития депрессии люди отказываются от размещения средств где бы то ни было, подобный отказ может усилить и продолжить депрессию. Во времена вмешательства правительства в дела бизнеса никто не знает, чего ожидать далее от правительства, поэтому никто не желает вкладывать деньги в какие бы то ни было области бизнеса. Новые предприятия не создаются, а прибыли не реинвестируются. Фирмы позволяют наличным остаткам накапливаться в банках, создавая большие резервы на случай непредвиденных обстоятельств, но никто не переводит деньги на сберегательные счета, оставляя их на срочных счетах «до востребования», поэтому банки не выдают их в кредит. Такое накопление наличности, на первый взгляд, кажется причиной последующего спада деловой активности, однако реальная причина заключается в неопределённости, вызываемой правительственной политикой – а накопление средств усиливает последствия. Огромные наличные остатки на счетах фирм и индивидов, которые они никому не позволяют трогать – одно из звеньев длинной цепи последствий государственного вмешательства. Обвинять «чрезмерные сбережения» в деловом спаде равнозначно тому, что и возлагать ответственность за падение цен на яблоки (или любые другие сельскохозяйственные товары) не на небывалый урожай, а на людей, отказывающихся дороже за них платить.

Тем не менее, утверждается, что отрасли, производящие потребительские товары, ожидают определённого спроса, и что если люди будут делать сбережения, то они не оправдают этих надежд, и начнется депрессия. Это предположение основывается, прежде всего, на ошибке, которую мы только что изучали, а именно: забывается то, что деньги, не потраченные на потребительские товары, расходуются на капитальное имущество, и то, что «сбережения» не означают сокращение общих расходов. Единственный элемент истины в этом утверждении – что любая неожиданная перемена может выбить из колеи. В равной мере может выбить из колеи неожиданное переключение спроса потребителей с одного потребительского товара на другой. Такую же, а то и бóльшую сумятицу могло бы вызвать переключение спроса с капитального имущества на потребительские товары.

Но существует и такое возражение против сбережений: «человечество через сбережения идёт к тому, чтобы выпекать все больший и больший пирог, никогда его не пробуя». Несмотря на остроумное сравнение, доказательство по аналогии – не доказательство. Лучше всего представить себе более реалистичную картину того, что действительно происходит.

Представим себе народ, который совокупно сберегает каждый год около 20% от всей произведённой им продукции. Эта сумма значительно превышает сумму чистых сбережений, исторически имевших место в США [022], но это округлённая цифра, которой легко оперировать; к тому же она оправдывает всех тех, кто полагает, что «в США мы сберегаем слишком много».

Итак, в результате этих ежегодных сбережений и инвестиций совокупное ежегодное производство в стране каждый год будет возрастать. Предположим, что ежегодный рост производства составляет 2.5 процентных пункта, и что за 12 лет в стране не было взлётов и падений и других колебаний экономики. Картина для этого периода будет выглядеть примерно так:

* Полагая, что процесс сбережений и инвестиций уже шёл такими же темпами.

При анализе приведённых данных прежде всего следует обратить внимание на то, что совокупный рост производства каждый год происходит благодаря сбережениям – без них этого роста просто не было бы. Год за годом сбережения использовались для того, чтобы увеличивать количество или улучшать качество существующего оборудования, а следовательно, увеличивать национальное производство товаров. Каждый год создаётся всё больший и больший «пирог», пока, наконец, по истечении одиннадцати лет (как в нашем примере), среднегодовой потребительский «пирог» не станет равным совокупному потребительскому и производственному «пирогам» первого года (более того, капитальное оборудование и возможность производить товары сами по себе становятся на 25% больше, чем в первый год).

Рассмотрим некоторые другие моменты. Тот факт, что 20% национального дохода каждый год идёт на сбережения, в ни коей мере не нарушает работу отраслей, производящих потребительские товары. Если отрасли продают только 80 единиц, производимых в первый год (а роста цен не было всвязи с неудовлетворительным спросом), они, естественно, не будут строить производственные планы на основе предположения о том, что в следующем году они продадут 100 единиц. Они не только учитывают сбережения, но и предполагают, что ситуация в отношении уровня сбережений будет сохраняться. Лишь непредвиденный и значительный рост сбережений может выбить их из колеи и оставить с непроданными товарами.

Подобным же образом будут выбиты из колеи, как мы уже наблюдали, отрасли, производящие средства производства, если произойдёт неожиданное и резкое снижение (а не увеличение) объёмов сбережений. Если деньги, ранее использовавшиеся на сбережения, будут направлены на закупку потребительских товаров, то это приведёт к повышению цен на потребительские товары и к снижению цен на средства производства. Первым результатом этого станет изменение занятости и временное её снижение в отраслях, производящих средства производства. Долгосрочным же эффектом будет сокращение производства ниже уровня, который был бы достигнут в ином случае.

3

Противники сбережений непоследовательны. Вначале они проводят вполне правильное разграничение между «сбережениями» и «инвестициями», но затем начинают рассуждать таким образом, как будто сбережения могут помешать инвестициям и одно не сможет уравновесить другое. Единственное решение, заявляют они, это экспроприация правительством этих глупых и вредных сбережений и разработка своих собственных проектов, которые, даже если это никому не нужные канавы и пирамиды, «позволят использовать все деньги и обеспечить занятость».

В картине «деньги против денег» и подобном «решении» столь много неверного, что мы укажем лишь основные ошибки. Сбережения могут превышать инвестиции не более, чем на сумму наличности, выведенной из обращения [023]. Но лишь немногие припрятывают монеты и банкноты в сундуках или под матрасом. Даже учитывая кумулятивный эффект, это не является обычной практикой: тайники раскрываются, эксцентричный отшельник умирает, припрятанные деньги обнаруживаются и растрачиваются – знание об этом сдерживает создание новых тайников. Сумма денег, вовлечённая в этот процесс, по всей видимости, не является значимой в своём воздействии на деловую активность. И в любом случае, возможность выведения части денег из обращения уже отражена в производственных планах компаний и в ценовом уровне.

Если деньги хранятся в сберегательных или коммерческих банках, то, как мы уже видели, банки выдают их взаймы: они не могут позволить себе иметь неработающие средства. Единственная причина, которая может заставить людей в целом увеличивать свои накопления в наличности или вынудить банки держать средства без движения и терять по ним проценты, это, как мы уже видели, или страх потребителей (что цены на товары упадут), или страх банков (что они примут на себя слишком большой риск по основной сумме). Но в таком случае это означает, что признаки депрессии уже появились, и что депрессия спровоцировала создание тайников, а не наоборот.

Сбережения и инвестиции приводятся в равновесие точно таким же образом, как предложение и спрос на любой товар уравновешивают друг друга. Мы могли бы определить сбережения и инвестиции как составляющие спроса и предложения на капитал: одни люди готовы тратить деньги и давать их в долг, другие – нет. И точно так же, как предложение и спрос на любой товар уравниваются более высокой или низкой ценой, так и предложение и спрос на капитал выравниваются процентными ставками. Сбережения не могут превысить инвестиции, пока существуют процентные ставки: если они достаточно высоки, то часть сбережений переводится в инвестиции, и наоборот. Процентная ставка – это ещё одно название для цены на заёмный капитал. Это такая же цена, как и любая другая.

Этот вопрос был окончательно запутан софистикой и правительственной политикой, основанной на ошибках – запутан настолько, что нет никакой надежды вернуться к здравому смыслу и здравому подходу к его решению. У людей появился страх в отношении «чрезмерных» процентных ставок. Утверждается, что если процентные ставки будут слишком высокими, то деньги станет невыгодно брать в долг и предприятия будут получать меньше заёмных средств – а потому надо постоянно вмешиваться в этот процесс, устанавливая «справедливые» процентные ставки. Правительства в последние десятилетия проводят в жизнь политику «лёгких денег». И точно так же, как и в случае с ценами на продовольственные товары, существуют люди, заинтересованные в увеличении спроса на капитал, которым такая политика выгодна; а о воздействии её на предложение капитала никто не вспоминает.

Но устанавливая процентные ставки слишком низко относительно рисков, правительства вызывают сокращение объёма как сбережений, так и предоставляемых займов. Сторонники лёгких денег полагают, что сбережения продолжают создаваться автоматически, вне зависимости от процентной ставки, поскольку богатым, как они думают, ничего другого не остаётся делать с деньгами. Зная заранее лучше рынка, каким будет уровень цен на нём, они непрестанно рассказывают нам, при каком точно уровне дохода человек сберегает некоторую сумму вне зависимости от рисков, при которых он мог бы дать деньги в долг.

На самом же деле, хотя объём сбережений очень богатых людей, вне сомнений, не столь подвержен влиянию процентных ставок, как соответствующие сбережения умеренно богатых людей, от изменений процентной ставки практически все сбережения начинают разрушаться. Аргументация, основанная на утверждении, что объём сбережений не сократится при значительном снижении процентной ставки, подобна утверждению, что общее производство сахара не сократится при значительном падении цены на него, так как производители (даже с низкой себестоимостью производства) будут производить его столько же, сколько и раньше.

Воздействие от искусственного занижения процентных ставок в конечном итоге оказывается таким же, как и при удерживании любой другой цены ниже той, что установилась бы на свободном открытом рынке. Как низкая цена увеличивает спрос и сокращает предложение, так и низкая процентная ставка увеличивает спрос на капитал и сокращает его предложение. Это ведёт появлению рискованных предприятий, которые могут продолжать свою работу только в условиях, которые их породили. Как только инфляция остановится, как только мираж растает, эти предприятия прекратят существование.

Так как искусственное снижение процентных ставок стимулирует увеличение займов, ставки могут поддерживаться на низком уровне только при постоянных вбрасываниях денег и постоянном увеличении банковских кредитов вместо создания сбережений. Это порождает иллюзию существования большего капитала, точно так же, как при доливании воды может возникнуть впечатление, что молока стало больше. Это – политика непрерывной инфляции. Очевидно, это процесс, который включает в себя постоянно возрастающую опасность.

В конце концов постоянное вбрасывание денег перестаёт сдерживать процентные ставки, и дальнейшее обращение к этой системе способно в конечном итоге повысить их. Создание денег с помощью печатного станка ведёт к снижению их покупательной способности. Дающие взаймы начинают понимать, что на деньги, которые они дают в долг, можно будет купить меньше, чем если бы они сразу же их потратили. Поэтому к они делают надбавку процентной ставке, чтобы компенсировать потери в покупательной способности. Величина надбавки может диктоваться размером ожидаемой инфляции. Так, годовая процентная ставка по векселям британского казначейства выросла до 14% в 1976 году; облигации итальянского правительства приносили 16% в 1977 году; а дисконтная ставка центрального банка Чили взлетела до 75% в 1974 году.

4

Так мы подходим к анализу последней ошибки, касающейся сбережений. Эта ошибка – распространённое предубеждение, будто объём капитала ограничен по своему размеру или что предел роста капитала уже достигнут. Просто невообразимо, что такой точки зрения придерживаются не только несведущие, но даже, порой, и опытные экономисты! Практически всё богатство современного мира, практически всё, что отличает его от доиндустриального мира XVII века, заключается в накопленном капитале.

Одна часть этого капитала состоит из многих вещей, которые мы могли бы назвать потребительскими товарами длительного пользования – автомобилей, холодильников, мебели, школ и колледжей, библиотек, больниц, а также частных домов. За всю историю человечества всего этого никогда не было в достатке. Даже если и хватало домов, с точки зрения их простой численности, то качественные улучшения появились только недавно.

Вторая часть капитала – это то, что мы можем назвать основным капиталом. Он состоит из всех орудий производства, начиная от простейшего топора, ножа или плуга, и заканчивая станками, электрическими генераторами или циклотронами, даже целыми заводами, оснащёнными самым современным оборудованием. Здесь также нет предела росту ни количественному, ни качественному, причём качественное развитие ещё только начинается. «Избытка» капитала не будет до тех пор, пока наиболее отсталые страны не будут столь же хорошо оснащены технологически, как и наиболее передовые страны; до тех пор, пока самые непроизводительные заводы в Америке не будут доведены до уровня заводов с лучшим оборудованием, до тех пор, пока наиболее современные орудия производства не достигнут предельной точки человеческой изобретательности, когда их дальнейшее улучшение станет невозможным. До тех пор, пока любое из перечисленных условий остаётся невыполненным, будет существовать бесконечное пространство для создания капитала.

Покупая новые, лучшие и более изобретательные орудия, производители непрерывно сокращают себестоимость производства. Капитальные вложения приводят к появлению товаров, которые невооружённая рабочая сила не смогла бы произвести (таковы большинство товаров, окружающих нас сегодня: книги, печатные машинки, автомобили, локомотивы, навесные мосты); либо увеличивают объёмы товарного производства (как мы уже видели на примере Англии с её трикотажной промышленностью); либо сокращают себестоимость производства каждой товарной единицы (за счёт таких изобретений, как конвейер). А поскольку не существует определённого предела, до которого может снижаться себестоимость производства товарной единицы, – до тех пор, пока всё не будет производиться без каких-либо затрат вообще, – не существует и предела суммы капитала, который может быть создан и размещён.

Так как производительность труда рабочих постепенно возрастает, сокращение стоимости производства единицы продукции путём добавления нового капитала делает одно из двух или и и то и другое вместе: повышает заработные платы рабочим и/или сокращает стоимость товаров для потребителей. Новое оборудование приносит пользу как людям, его использующим, так и огромным массам потребителей. Относительно потребителей мы можем сказать, что это даёт им товары лучшего качества и в большем количестве, чем они получали бы, если бы производители не делали капитальных вложений – то есть, что то же самое, это повышает их реальные доходы, выраженные в товарах, которые они могут купить. Относительно рабочих, использующих новое оборудование, можно сказать, что это повышает их заработные платы – как в товарном, так и в денежном выражении.

И всё же находятся люди, полагающие, что мы достигли конечной точки в этом процессе [024], и что даже если мы и не достигли её, то было бы глупо продолжать делать сбережения и увеличивать запас капитала.