Текст книги "Создатель звезд"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
– Ты можешь остаться. Келвин отвезет меня. Мы договорились.
– Конечно, я должен вернуться! Для чего мы сюда приехали?
– Поступай, как тебе удобно, – сказала она, аккуратно складывая тонкий шелковый пеньюар и убирая его в сумку, стоявшую у изножья кровати.
– Хорошо. Утром мы поедем назад, – сказал он.
Обед прошел без слов. Джеф сотню раз испытывал соблазн встать из-за стола и позвонить Шарлен, но он не сделал этого. Потом Джоан удалилась в их спальню, захватив с собой бутылку коньяка. Джеф подождал некоторое время, затем очень тихо покинул дом и поехал в клуб.
Подойдя к бунгало Шарлен, он увидел, что шторы опущены, но в доме горел свет. Он осторожно постучал по стеклянной двери. Ему не ответили. Он постучал громче. Снова тишина. Он сел в шезлонг, откинулся назад, стал смотреть в сторону гор. Лунный свет серебрил снежные вершины.
В начале одиннадцатого он услышал шаги приближающейся к коттеджу Шарлен. Она была не одна. Прозвучал настойчивый мужской голос.
– Хотя бы пообедай со мной завтра. Что за радость постоянно обедать в одиночестве?
– Это верно, – со своей обычной обезоруживающей искренностью сказала она.
– Значит, завтра?
– Посмотрим, – уклончиво ответила она.
Его тон стал более резким.
– Послушай, это, конечно, не мое дело, но ты и Джефферсон… Это бесперспективно. Он женат. Даже будь он свободен, у вас все равно нет будущего.
– Ты прав в одном, – сказала она. – Это не твое дело!
– Извини, – сказал мужчина. – Я думал только о твоем благе.
– Знаю.
– Завтра вечером?
– Я сказала – посмотрим.
– Если не завтра, тогда в Чикаго? Обещаешь?
– О'кей, Мервин, в Чикаго. Обещаю.
Очевидно, он попытался поцеловать ее, потому что она тихо произнесла:
– Пожалуйста, не надо.
Джеф услышал, как мужчина зашагал по дорожке. Шарлен не сразу направилась к двери. Она постояла на лужайке, глядя на залитые лунным светом горы.
– Дорогая, – сказала Джеф.
Она повернулась в изумлении. Заплакала от неожиданности. Он вскочил, обнял ее.
– Прости меня, мне не следовало пугать тебя.
– Извини, я не должна плакать. Я обещала себе, что ты не увидишь меня плачущей, даже при расставании.
Она попыталась стереть слезы пальцами, но не смогла это сделать.
Пока она успокаивалась, он спросил:
– Кто это был?
– Мервин Берг.
– Твой друг из Чикаго?
– Я познакомилась с ним здесь. Он уже давно пытается назначить мне свидание.
– Он производит хорошее впечатление.
– Да. Он – порядочный молодой еврей. Адвокат, имеющий свою фирму. И неплохое будущее.
– Все требования удовлетворены, – почти с горечью сказал Джеф.
– Возможно, он – то, что нужно. Или же появится какой-нибудь другой Мервин Берг.
– Кто угодно, только не я! – сказал он.
Она прижала руку к его губам и сказала:
– Я дала себе два обещания. Первое – что я не буду плакать. Второе – что ты не испытаешь горечи. Теперь они оба нарушены.
– Извини.
Они стояли, прижавшись друг к другу.
– Я знаю, почему ты здесь. Утром ты уезжаешь.
– Она позвонила тебе? – разъяренно спросил Джеф.
– В этом не было нужды. Любая женщина знает, как поступит в такой ситуации другая женщина. Даже если она не любит мужчину.
Он поцеловал ее, возбуждая их обоих.
– Это – конец, – сказала она. – Не будем портить его разговорами. Обещаешь?
– И все же мы можем пожениться! – возразил он.
– Как раз этого мы сделать не можем, – она поцеловала его, не давая возможности ответить.
Он ответил на ее поцелуй страстно, пылко.
Они занимались любовью почти до рассвета. Джеф дважды засыпал, а просыпаясь, видел Шарлен опирающейся на локоть, глядящей на него с улыбкой. Оба раза они снова предавались любви.
Когда на востоке над горами начали появляться первые лучи солнца, Джеф понял, что ему пора уезжать. Она обхватила его лицо руками и сказала:
– Когда я подберу тебе подходящее ласкательное имя, я напишу тебе. И ты будешь знать, что до конца жизни стану мысленно называть тебя так.
Она поцеловала его, не раскрывая губ.
– Прощай, Джеф.
Они выехали из Палм-Бич. День выдался ясным, только со стороны Лос-Анджелеса по небу двигались легкие облака. Джеф и Джоан молчали. Говорить было не о чем. Но он ощущал мстительное удовлетворение, исходившее от Джоан. Она сидела, прижавшись к двери.
Джеф видел в происшедшем трагедию своей жизни. Он был красивым, привлекательным. Он нравился почти всем женщинам. Многие любили его. Но в конце концов им удавалось справляться со своими чувствами. В жизни, как и в кино, он обладал всеми качествами настоящей звезды. Кроме одного. Неотразимости. Он никогда не был неотразимым. Таким, как Гейбл. Купер. Или некогда Джон Гилберт.
Шарлен любила его. Хотела его. Но в конце концов сумела отказаться от него. То ли из-за отца, то ли из-за своего чувства вины. Однако все сводилось к одному непреложному факту – она смогла отказаться от него.
Джоан также не могла утешить Джефа. Когда-то она любила его. И в конце концов отвергла.
Он ехал молча. Впереди его ждали Доктор, Лос-Анджелес, неясное, дразнящее обещание насчет их встречи в тот день, когда Джоан вернется на киностудию.
Часть пятая
1
Джоан уже работала четыре дня, но Доктор так и не позвонил Джефу. Никаких звонков из ТКА не было. Чтобы избавиться от напряжения, Джеф занялся накопившимися в его отсутствие делами Гильдии.
Обязанности президента Гильдии заставляли его вставать утром с кровати. Он проводил много времени с Эйбом Хеллером, пил кофе, завтракал в «Дэниш». Вся его деятельность казалась ему пустой. В те моменты, когда Джеф производил впечатление увлеченного работой человека, его мысли блуждали где-то далеко. Эйб рассказывал о переговорах с киностудией, а Джеф при этом думал о Докторе. Эйб говорил о планах, связанных со страхованием, а Джеф вспоминал Шарлен. Он дважды звонил в «Рекет клаб», наводил там справки. В первый раз ему ответили, что ее нет. Во второй раз он узнал, что она уехала на день позже его. Несомненно, домой, в Чикаго, к жизни, полной Мервинов Бергов.
Он нашел ее домашний телефон и позвонил. Она отсутствовала. «Мисс Шарлен отправилась с матерью в Нью-Йорк за покупками. Кто ей звонит?» Он не назвал своего имени.
На следующий день он решил, что раз Шарлен нет дома, то он полетит в Чикаго к ее отцу, убедит его в том, что они с Шарлен подходят друг другу, несмотря на различие в вероисповеданиях. Он даже заглянул в расписание авиарейсов из Лос-Анджелеса в Чикаго, но понял безнадежность и неуместность этой затеи. Мужчина его возраста, к тому же goy, будет пытаться убедить такого человека, как Мо Рашбаум, что его дочери необходим для долгой счастливой жизни супруг-киноактер, разменявший пятый десяток и не имеющий работы.
Эти мысли напоминали ему о том, что Доктор все еще не позвонил.
Негодяй! Он знал лучше, чем кто-либо, что актер – это кукла, подвешенная к концу телефонного провода. Если возникла задержка по серьезной причине, позвони и скажи это. Объясни, что встреча откладывается. Скажи что угодно. Только позвони.
Эйб положил перед ним новую папку. Эти материалы касались прав актеров при продаже студиями фильмов телекомпаниям. Следует ли платить при этом актерам, или контракты означают, что права навсегда проданы киностудиям? Этот вопрос занимал юристов. Многие актеры, в том числе и Джеф, считали, что студии не станут продавать фильмы телекомпаниям. Какой прокатчик купит фильм студии, которая через ТВ демонстрирует его публике бесплатно? Зачем заниматься проблемой, которая никогда не возникнет в реальности? – подумал Джеф.
Но перед ним находились документы и Эйб Хеллер. До перерыва оставался час. Они могут обсудить этот вопрос. Они сделали это, но не пришли ни к какому заключению. Материалы были отложены в сторону для рассмотрения в будущем.
Хотя Джеф попросил Марту переводить все звонки на офис Гильдии, никто ему не звонил. И Доктор тоже. И даже те люди, которые любезничали с ним сразу после слушаний.
К началу второй недели он расстался с надеждой услышать голос Шарлен, но время от времени Джеф вздрагивал при появлении девушек, похожих на Шарлен. Однажды днем, выходя из кабинета, он увидел в приемной высокую девушку с распущенными черными волосами, волевым профилем и глубокими фиолетовыми глазами. На одно мгновение он принял ее за Шарлен, но девушка оказалась молодой бродвейской актрисой, приехавшей в Голливуд и желавшей вступить в Гильдию. В городе, где было немало высоких эффектных девушек, Джеф видел многих актрис, напоминавших ему Шарлен.
В худшие минуты он думал о Дорис Мартинсон. Возможно, это могло стать выходом. Если бы не Шарлен. Она изменила его. Возвращение Дорис стало бы в некотором смысле изменой. Другая женщина – да. Но не Дорис. Шарлен узнала бы об этом и стала бы презирать его.
Он снова вспомнил о Докторе. Где этот негодяй, черт возьми?
2
Большую часть времени, когда Джеф сердился из-за молчания Доктора, Ирвин Коун находился в Нью-Йорке. Он консультировался с новым юристом. В большинстве случаев его устраивал калифорнийский юрист. Но когда речь зашла о такой серьезной проблеме, как антитрестовское законодательство, он отправился за советом в Нью-Йорк. То же самое происходило с врачами. Ирвин Коун пользовался их услугами в Калифорнии – пока был здоров.
Хотя Филип Роуз первым предупредил его об опасности, связанной с антитрестовскими законами, и предложил воспользоваться принципом сознательного согласия, когда совершение федерального преступления стало возможной реальностью, Доктор решил воспользоваться услугами другого юриста, пожилого адвоката Мервина Эплмана. Этот человек, некогда занимавший важный пост в администрации Рузвельта, сейчас являлся в столице весьма уважаемым торговцем влиянием.
Эплман усомнился в том, что ТКА удастся избежать судебного преследования, если Доктор будет следовать своему нынешнему плану. Пока юрист говорил, у Спенсера Гоулда возникли проблемы с носом, а Фредди Фейг нервно похлопывал рукой по своей поврежденной ноге.
Доктор опирался на прецеденты, о которых он узнал от своего самого выдающегося знатока юриспруденции – Кошачьего Глаза Бастионе. Кошачий Глаз неоднократно говорил ему: «Я делаю то, что должен сделать. Если закон хватает меня за руку, я что-то придумываю. С законом всегда можно договориться».
Не ссылаясь на своего учителя, Доктор сказал:
– Я сознаю риск. Вы ясно указали на опасности. Но тем не менее мы будем действовать.
Юрист увлажнил языком губы и произнес:
– Наша фирма успешно защищала клиентов, которым в прошлом предъявлялись подобные обвинения.
Правильно, подумал Доктор. Заранее подготовь жертву к высокому гонорару. Пусть она знает, куда обратиться в критический момент. Что ж, он наступит не скоро. Но я буду готов!
Вслух он уважительно произнес:
– Адвокат, вы можете быть уверены в том, что мы будем согласовывать с вами каждый шаг.
Доктор знал, как ему следует поступить. Спенс и Фредди отвезли его в аэропорт, чтобы он вылетел ближайшим рейсом на Побережье.
Утром следующего дня он попросил Элизу назначить на завтра встречу с Джефом за ленчем. Еще двадцать четыре часа ожидания сделают Джефа более сговорчивым. Место встречи? Мистера Джефферсона устроит «Хиллкрест»?
Положив трубку, Джеф встревожился. Он не имел ничего против «Хиллкреста». Даже если он чувствовал себя там не в своей тарелке, теперь этот клуб раздражал его меньше, чем до знакомства с Шарлен. Но изначально Доктор сказал, что они проведут вместе весь день, возможно, съездят в Ла-Джоллу.
Они встретились за уединенным столом, возле окна, за которым простиралось поле для гольфа. Доктор казался обеспокоенным. Он молчал до тех пор, пока они не заказали напитки. Доктор отмахнулся от протянутого ему метрдотелем меню и с горечью произнес:
– Еда? В этом городе мне ничего не полезет в горло! Неблагодарные предатели!
Это было загадочное заявление, полное обиды и отчаяния, но пока что оно не имело прямого отношения к Джефу. Или имело? – подумал Джеф.
Внезапно Доктор выпалил:
– Ты знаешь, в свое время я имел дела с мафией! Там слово – это слово. Услуга – это услуга. Они не забывают. Но этот город! Поверь мне, они могли бы поучиться манерам у мафии!
Доктор замолчал, и Джеф потрогал пальцем свой бокал, думая о том, ждут ли от него каких-то слов.
– Я бы не возмутился, – продолжил Коун, – если бы они поступили так в то время, когда ты заслонил их. Если бы не ты, многие работающие сегодня продюсеры, писатели, режиссеры оказались бы не у дел! Ты заткнул рот этой комиссии, прежде чем она успела развернуться всерьез. А теперь эти негодяи на студиях с толстыми сигарами и большими животами, которые несколько месяцев тому назад так перепугались, что были готовы целовать тебя в задницу, говорят мне: «Извини, но Джефферсон… от этой фамилии дурно пахнет… люди считают, что он причастен… что он тоже коммунист… иначе почему он стал бы защищать их? Извини, мы не можем рисковать».
– Ты хочешь сказать, что я попал в черный список? – спросил Джеф. – Только за то, что я выступил перед комиссией и сказал под присягой правду?
– Я хочу сказать следующее: они предпочитают не связываться с человеком, чья фамилия напоминает публике о самом факте расследования, – твердо произнес Доктор.
– Что мы будем делать? – спросил Джеф.
– Что мы будем делать? – повторил Доктор. – Я знаю, что мы не должны делать. Нам не следует бороться. Мы не должны пускаться в объяснения, оправдываться, устраивать публичный скандал. Это только еще сильнее разозлит их. А я и так уже достаточно разозлил их.
Последняя фраза прозвучала не как эпилог, а как пролог к новому заявлению.
– Малыш, – Доктор наклонился над столом и положил свою руку на руку Джефа, – малыш, мы знали хорошие времена. И плохие. И я всегда любил тебя. Может быть, в плохие времена даже сильнее, чем в хорошие. Потому что ты – джентльмен. Человек чести.
Джеф не ответил даже своей обычной полуулыбкой. Похоже, Доктор готовился сообщить нечто слишком зловещее.
– Поэтому я хочу быть с тобой честным, малыш. Я должен сказать тебе – найди другого агента.
Неистовый спазм сдавил желудок Джефа. Это заявление было самым шокирующим и страшным из всех, какие ему доводилось выслушивать в этом городе. Он почувствовал, что на его спине и груди выступил пот.
– Я бы поступил нечестно, не сказав тебе этого. Сначала я подумал, что мои ребята потеряли энтузиазм, потому что студии слишком часто отвергали тебя. Поэтому я сам взялся за дело. Я был уверен, что смогу добиться успеха. Поэтому обнадежил тебя перед твоим отъездом в Палм-Спрингс.
Внезапно Джеф перебил Доктора со злостью в голосе:
– Тут как-то замешан Мо Рашбаум?
– Мо Рашбаум? Прокатчик не может иметь к этому отношения. Источник беды здесь, в этом городе!
– Я просто подумал… ну, он…
Джеф не закончил фразу.
– Вот что я скажу, малыш. Я, верно, потерял голову. Их неблагодарность так возмутила меня, что я послал всех к черту! Все студии! Конечно, я выпустил пар, но ничего не добился. Только нажил себе врагов. Думаю, именно это я и сделал. Нажил себе врагов.
Он задумался на мгновение, потом сказал:
– Лично я не пострадаю из-за этих проституток. Когда я предложу им новый горячий товар, они широко распахнут передо мной двери и бросятся целовать мои ноги. Но ты – это другая история. Как ты сможешь снова стать горячим товаром?
– Роль, – с горечью напомнил ему Джеф. – Роль в той картине могла сделать это!
– Возможно, – согласился Доктор. – Может быть, мне следовало позволить тебе работать за возмутительно низкий гонорар.
Эта фраза обеспокоила Джефа так же сильно, как и совет найти другого агента. Ирвин Коун никогда не признавался клиенту в совершении серьезной ошибки. Очевидно, положение действительно было весьма плохим.
– Мне нужно еще выпить! – внезапно сказал Доктор; он повернулся, чтобы подозвать официанта.
Ожидая новые напитки, оба мужчины молчали. Джеф думал о том, как воспримет новость киноиндустрия. Все решат, что ТКА отказалась от Джефа Джефферсона, а не наоборот. Если Доктор бросал актера, тем более супруга своей важнейшей клиентки, это само по себе было равнозначно поцелую смерти.
Отпив полбокала, Доктор внезапно предложил:
– Тебе следует попытать счастья на сцене! На Бродвее! Хорошая роль в хорошем спектакле возродит тебя.
– Последний раз я играл на сцене во время учебы в колледже. И даже тогда без большого успеха.
– Ты – известная личность. У тебя есть имя. В Нью-Йорке на тебя будет спрос.
– Эти нью-йоркские критики только и ждут шанса освистать любую кинозвезду. Ты это знаешь.
– Не тебя, Джеф. Уже по политическим причинам они будут добры к тебе.
Доктор якобы пытался утешить его, но Джеф интерпретировал замечание Коуна как попытку протянуть ему спасительную соломинку надежды на выход из абсолютно безнадежной ситуации.
– Ты не первый и не последний актер, оказавшийся в таком положении, – сказал Доктор, допивая спиртное. – Такие сейчас времена. Если бы индустрия сейчас не шаталась, мы бы не столкнулись со всеми этими проблемами. Студии не боялись бы рисковать, приглашая тебя. Телевидение! – Доктор выплюнул это слово, словно оно было нецензурным. – Я бы хотел, чтобы эту чертову штуку никогда не изобрели! Знаешь, чего я боюсь? Из-за телевидения этот город умрет. Нельзя развлекать людей с телеэкрана бесплатно и рассчитывать, что люди будут покупать билеты в кассах кинотеатров. А результат? Я могу назвать отличных, уважаемых актеров, которые продают свои лос-анджелесские дома и перебираются на восток. Как жалкие цыгане! Весь уклад жизни тысячей актеров, их семей, ломается, гибнет. Это похоже на медленное землетрясение. Все вокруг тебя дрожит, трясется, разваливается, и ты не в силах остановить это.
Доктор перевел дыхание.
– Слушай, мне нет нужды говорить тебе это. Если бы ты сам не находился в такой ситуации, ты бы знал ее по проблемам, с которыми ты сталкиваешься в Гильдии.
Доктор снял свои очки и принялся полировать их, что дало Джефу шанс рассмотреть его глаза, увлажнившиеся то ли от эмоций, то ли от напряжения.
Хотя Джеф не доверял Коуну и теперь имел более веские, чем прежде, основания недолюбливать его, он все же сочувствовал Доктору. Коун, похоже, сильно переживал за любимую им индустрию и своих клиентов.
Увидев, что лицо Джефа смягчилось, Доктор решил, что он достиг своей цели.
– Черт с ними! – сказал он. – Давай поедим.
Он повернулся, чтобы позвать метрдотеля сигналом, которому он научился в молодости, когда нанимал для мафии ансамбли. Он издал губами звук громкого поцелуя. Метрдотель подошел к их столу, выхватил меню из-под мышки, точно мушкетер – шпагу из ножен перед схваткой. Заказав ленч, мужчины стали ждать без предвкушения и аппетита.
– Не игнорируй то, что я сказал насчет Нью-Йорка. Бродвея. С хорошей пьесой, сильным режиссером, долгим турне перед премьерой ты можешь добиться успеха. Возможно, отправиться летом на гастроли длительностью в восемь-десять недель.
Джеф не ответил. Его мысли текли в менее обнадеживающем русле. Как ему удастся найти нового агента – хорошего агента, способного представлять звезду? Настолько хорошего, чтобы разрыв с ТКА не показался падением. Хорошего независимого агента. С высоким личным статусом, способным повысить акции Джефа. Таких было несколько. Берт Алленберг. Чарли Фельдман. Курт Фрингс – один из новых. Но возьмут ли они клиента, от которого ТКА сочла нужным избавиться?
Конечно, существовал выход, позволявший сохранить лицо. Джеф мог дать понять людям, что ввиду приближающегося разрыва с Джоан им обоим неразумно иметь общего агента.
Но что бы ни думала общественность, он сам будет знать правду. Знать, что он выдохся и не стоит усилий, затрачиваемых на его продажу. Что возможности, открытые для других актеров, едущих на восток, не существуют для него. Он был чужим на востоке, не имел там профессиональных корней, необходимых навыков. Судьба отвела ему место здесь. Где он был никому не нужен.
– Ничего нельзя сделать? – спросил наконец Джеф. – Если не для меня, то хотя бы для спасения индустрии.
– Ничего! – выпалил Доктор. – Мы уже обсуждаем это не один месяц.
Затем он добавил небрежно, как бы невзначай:
– Единственный способ спасти этот город, эту индустрию – это нарушить закон.
– Закон? – спросил Джеф. – При чем тут закон?
– Это долгая история, малыш. Слишком долгая. Пойдем отсюда, – он отодвинул от себя почти нетронутую тарелку с едой.
Доктор добавил с видом близкого и заботливого друга:
– Что касается того, что я не буду представлять тебя, то мы сделаем любое заявление, которое тебя устроит. Если ты захочешь сделать его сам, я одобрю любой твой текст. Мы не должны расставаться врагами только потому, что бизнес находится сейчас в сложном положении. Подумай пару дней, поговори с любым другим агентом, если хочешь. О'кей, малыш?
– О'кей, – сказал Джеф. – Спасибо.
Затем он внезапно спросил:
– А Джоан? Она знает?
– Я не мог так поступить с тобой, Джеф, – заявил Доктор. – Скажи ей сам. Когда захочешь. И как захочешь. И поверь мне, малыш, – я бы не сделал этого, если бы не считал, что это будет тебе на пользу.
Маленький человек похлопал Джефа по плечу, как это обычно делал отец актера.
Джеф ехал домой медленно, потому что ему меньше всего хотелось оказаться там. Он подумал, не заглянуть ли в офис Гильдии, но впервые это показалось еще худшей альтернативой. Захочет ли Гильдия иметь в качестве своего президента безработного актера? В голове Джефа мелькнула мысль, которая уже посещала его в Амарильо: можно ли окончательно отказаться от актерской карьеры и полностью посвятить себя работе в Гильдии? Нет, это исключено. Президентом Гильдии всегда был снимающийся актер, кинозвезда.
Перед возвращением домой он вспомнил кое-что сказанное Доктором. Закон. Нарушение закона. Как могут быть незаконными попытки целой индустрии спасти себя от уничтожения? Какой закон мог запретить это?
Доктор прав. На карту поставлена судьба всей киноиндустрии. Телевидение угрожало образу жизни многих людей. Каким бы ни был закон, Гильдия, возможно, способна что-то сделать. Они много лет отправляли телеграммы в Сакраменто и Вашингтон. Выражали свое отношение к тем или иным юридическим нормам. Эти послания оказывали некоторое воздействие.
Если проблема упирается в закон, возможно, Гильдия действительно способна что-то сделать. Ради индустрии Гильдия должна хотя бы попытаться остановить уничтожение Голливуда телевидением.
Он запарковался возле дома, прошел к бассейну, снял трубку с телефона и набрал номер ТКА. Элиза сказала, что Доктор занят, но попросила не класть трубку и подождать. Она будет знать содержание разговора, потому что телефоны Доктора и всех сотрудников ТКА прослушивались секретаршей Коуна. При возникновении споров или судебных дел секретарша могла дать показания в пользу ТКА. Также это не позволяло агентам ТКА обрабатывать клиентов от своего имени с целью их перехвата и создания собственной фирмы.
Через несколько волнительных минут привязанный к молчащей линии Джеф услышал голос Доктора.
– Привет, малыш! У тебя появились мысли относительно твоей ситуации?
– Нет, просто… что ты имел в виду, говоря о законе? Если закон мешает нам защитить индустрию, почему Гильдия не может лоббировать его отмену или изменение?
– А, это? – произнес Доктор без энтузиазма в голосе. – Это не такой закон, который может быть изменен конгрессом или администрацией штата.
– Ты хочешь сказать, что с этим ничего нельзя поделать?
– Теоретически – да. Практически – нет.
– Что это значит?
– Окончательный вывод таков: ничего нельзя сделать.
– Даже если все Гильдии объединятся? Однажды мы уже добились кое-чего от конгресса.
– Говорю тебе, все не так просто.
– Просто? – сказал Джеф. – Нам пришлось четыре раза посылать делегацию в Вашингтон!
– Ну, – произнес Доктор без энтузиазма, словно из этого ничего не может получиться, – если ты хочешь обсудить это, давай сядем и поговорим. Но это очень сложный вопрос.
– Я хочу поговорить об этом! – твердо сказал Джеф, желая защитить себя и своих коллег.
– Хорошо. Сегодня вторник. Как насчет четверга? Ты можешь встретиться со мной в четверг за ленчем?
Джефу хотелось закричать, что он свободен каждый день, но вместо этого он сказал, как деловой человек:
– Четверг? Думаю, этот день мне подходит.
– Я заеду за тобой. И мы все-таки съездим в Ла-Джоллу. До встречи в четверг, малыш.
Доктор положил трубку.
Наконец настал четверг. Джеф приготовился к поездке, прежде чем лимузин Доктора остановился перед домом. Но актер лежал в шезлонге, чтобы Марта поискала его. Помедлив мгновение, он встал.
Доктор молчал до тех пор, пока не поднял стеклянную перегородку, отделяющую пассажиров от шофера.
– Если эта беседа ни к чему не приведет, будет лучше, если о ней никто не узнает.
Это замечание усилило таинственность того, что должно было последовать; Джефу еще сильнее захотелось узнать, что замыслил Доктор.
– Я думаю об этом днем и ночью уже несколько месяцев. Чем Нью-Йорк лучше нас? Кто принадлежит экрану? Театральные актеры или киноактеры? Ответ очевиден. Тогда почему Нью-Йорк захватил телевидение? Потому что мы не стали бороться. Киностудии боятся телевидения, потому что оно уведет публику из кинотеатров. А результат? Нью-Йорк продолжает готовить телепрограммы, похожие одна на другую. Актеры, игравшие на прошлой неделе в «Крафте», через полмесяца оказываются занятыми в «Филко». Исполнительница главной роли в «Вестингхаусе» в следующем месяце будет играть в другой постановке. А тем временем наши актеры голодают! Студии простаивают! Увольняют техников, электриков, гримеров, плотников, монтажеров, музыкантов. А что если всех этих людей, все производственные мощности можно было использовать? Не в Нью-Йорке, а здесь!
– Хорошо, хорошо, – сказал Джеф, желая поскорей услышать продолжение. – Какой закон запрещает нам сделать это?
– Закон об агентской работе, – ответил Доктор.
– Закон об агентской работе? Что это за закон?
– Его еще называют общим законом.
– В чем он заключается? – спросил Джеф.
– Существует то, что называется «столкновение интересов». Допустим, я представляю тебя и одновременно, скажем, «Фокс» или «Уорнер». Я заключаю для тебя контракт с «Фоксом». Чьи интересы я должен защищать? Твои? Или «Фокса»? Вот суть проблемы. Агент не может представлять обе стороны.
Доктор завершил свое объяснение, добавив:
– И в большинстве случаев этот закон оказывается весьма хорошим.
Джеф задумался, потом спросил:
– Как это связано с тем, о чем мы говорили?
– Если студии связаны по рукам и ногам прокатчиками, если телекомпании вкладывают большие деньги в оборудование телестудий, кто сделает первый шаг для защиты киноактеров? У кого есть средства и силы? Кто может получить деньги у банков?
– Деньги? – спросил Джеф. – Для чего?
– Чтобы выгнать отсюда телевидение!
– Это возможно?
– При хорошей мотивации деньги найдутся. Мотивация и деньги сделают свое дело!
Прежде чем Джеф отреагировал, Коун продолжил:
– Представь, что произойдет! Киностудии заработают в полную силу, они будут выпускать кинокартины и телефильмы! Работы хватит для девяноста процентов членов Гильдии. А телесериалы имеют преимущество перед кинокартинами. Они продолжаются долго. Кинофильмы идут в прокате десять – двенадцать недель. О, это бы изменило всю индустрию! – восторженно произнес Доктор.
– Но где тут столкновение интересов? – спросил Джеф.
– Допустим, я захотел сделать это. Допустим, ТКА, располагая средствами, захотела вложить их в съемку телефильмов, дать работу тысячам актеров, сценаристов, режиссеров, техников. Закон запрещает нам это, потому что тогда мы будем продавать нам самим наших клиентов.
– Неужели нельзя что-то придумать? – спросил Джеф.
– Это слишком сложно. Мои адвокаты посоветовали мне не тратить сил. Им плевать на киноиндустрию.
– Нельзя послать к черту стольких людей. Стольких твоих клиентов.
– Когда мои юристы говорят – забудь об этом, я слушаюсь их, – печально заявил маленький человек.
– Нет никакого выхода? – спросил Джеф, не желая отказываться от этой идеи.
– Возможно, есть, – сказал Доктор. – Но он слишком сложен и труден.
– Разве попытка не является твоим долгом перед клиентами ТКА?
– Ну, – устало произнес Доктор. – Есть один путь. Единственный. Если потенциальные жертвы столкновения интересов заранее дадут свое согласие, это станет возможным. Появятся стимулы и свобода.
Затем Доктор быстро добавил:
– Но все это слишком сложно. Тебе пришлось бы объяснять ситуацию твоему правлению. А ему, в свою очередь, – членам Гильдии. Пришлось бы проводить голосование. Это корректный, но непрактичный путь…
В этом законченном предложении осталась недосказанность; оно приглашало собеседников к обсуждению. Молчание Джефа означало, что Доктор упускал важную стратегическую возможность.
Через несколько мгновений Джеф произнес:
– Я не вижу, почему мы не можем честно и открыто объяснить ситуацию правлению. Думаю, они могут пойти на это.
Боясь выдать свою радость, Доктор не отреагировал на слова Джефа. Он просто ждал. Он знал, что личное столкновение Джефа с жестокой реальностью кинобизнеса станет мощным катализатором.
Они молчали до тех пор, пока лимузин не доехал до «Виктора Гюго», роскошного ресторана, утопавшего в зелени и выходившего окнами на Тихий океан.
По рекомендации Доктора Джеф выбрал для себя превосходное красное вино. Молча потягивая его, они изучали меню. Однако Доктор внимательно наблюдал за Джефом поверх красно-золотистой обложки. Он хотел знать, какое впечатление произвели на Джефа его слова.
Когда они заказали ленч, Джеф сказал:
– По-моему, тебе не следует сдаваться. Ситуация такова: «Победа или смерть!» Гильдия должна защитить своих членов или уйти из бизнеса. Если бы ты знал цифры! Примерно двадцать звезд из этого города и несколько средних актеров содержат Гильдию. Это убийство. И положение не улучшится, если кто-то не возьмется за дело!
– Тебе нет нужды говорить мне это, Джеф. У меня в офисе есть все цифры. Гонорары киноактеров в этом году, в прошлом, три года тому назад. Если бы такое бедствие поразило любую другую индустрию, это бы стало сенсацией. Если ты хочешь взглянуть на эти цифры или использовать их, я дам тебе копию, – предложил Доктор. – И ты сравнишь их с гонорарами нью-йоркских актеров за те же годы. Они богатеют за наш счет.
Я сказал «за наш счет», но имел в виду не совсем это. Что касается ТКА, то мы получаем комиссионные за актеров, работающих на востоке. Мы по-прежнему делаем деньги. Мы не вправе жаловаться. Если бы только я не испытывал это проклятое чувство ответственности за звезд, которые много лет были с нами! – пожаловался Доктор тоном человека, которого мучают угрызения совести.
– Эти цифры могут пригодиться, – задумчиво произнес Джеф.
