Текст книги "Создатель звезд"

Автор книги: Генри Денкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

2

Предобеденный прием, в котором принимала участие сотня наиболее важных гостей, уже начался, когда Джеф спустился из своего «люкса». Губернатор Мичигана беседовал с министром труда. Президенты четырех крупнейших компаний страны образовали маленькую группу. Джеф быстро обвел взглядом зал. Клер еще не приехала, но Доктор и Спенсер Гоулд стояли в углу возле бара. Заметив Джефа, Доктор радостно улыбнулся и кивнул ему, приглашая подойти. Джеф начал продвигаться мимо мужчин в смокингах и женщин в вечерних платьях, узнававших его с изумлением и трепетом.

Хотя ему нравилось то, что его узнавали, он всегда находил в этом нечто дешевое. Снова повторялось родео. Когда он добрался до Доктора, его представили сенатору из Мичигана. Им удалось обменяться лишь несколькими фразами, потому что каждый гость и его супруга хотели познакомиться с Джефом. До появления Старика Джеф стал центральной фигурой. Периодически он осматривал зал, надеясь найти Клер.

Затем прибыл Бичер, и в помещение впустили фотографов. Старику пришлось позировать со всеми знаменитостями по очереди. Но Бичер попросил Джефа не отходить от него. Джеф согласился. Он заметил, что Бичер заметно постарел. Похоже, инсульт был не легким, а тяжелым.

Наконец пришло время начинать торжества. Тысяча гостей, собравшихся в зале для проведения балов, ждали обеда, который нельзя было подавать до тех пор, пока глава нью-йоркской епархии не прочитает молитву. Хотя Бичер не был католиком, он весьма активно участвовал в католических благотворительных акциях, поэтому кардинал счел своим долгом появиться на торжествах и благословить их.

Все гости, кроме Бичера, кардинала и Джефа, отправились к своим столам. Когда все сели, Бичер вошел в зал. С одной стороны от него находился кардинал, с другой – Джеф. Старик слегка опирался на руку актера.

При появлении виновника торжества собравшиеся встали и громко зааплодировали. Трое мужчин направились к помосту. Овации усилились. Джеф шагнул в сторону, уступая центральное место Старику. Аплодисменты Джефа породили новую волну оваций.

Когда зал успокоился, Джеф приблизился к микрофону.

– Я попрошу вас не садиться, пока Его Преосвещенство будет просить Господа благословить наше собрание и пищу, которую нам дадут.

Джеф склонил голову.

Когда молитва закончилась, Джеф поднял глаза и увидел входящую в зал Клер. Она, очевидно, из вежливости ждала за дверью, пока звучала длинная молитва. Она была в простом черном платье, контрастировавшем с ее светлыми волосами. Красота Клер приковала к ней взгляды многих мужчин. Клер направилась к столу ТКА, за которым сидели Доктор, Спенсер Гоулд, Фредди Фейг и их жены.

Во время еды Джеф поймал ее взгляд. Она улыбнулась, и на душе у него стало теплее. Обедая, Джеф обменивался отдельными фразами с губернатором Нью-Йорка, который сидел справа от него, и министром торговли, сидевшим слева от актера. При этом Джеф поглядывал в свои записи, дожидаясь момента, когда он должен будет представить выступающих и дать им слово.

Наконец Джеф направился к кафедре. Пока звучали речи, Доктор пытался определить, какие отношения связывают Клер и Джефа. Он не верил в то, что они не встречались после телепостановки «Алюмко». Сейчас он пытался развлечь себя этими гаданиями. Многолюдные обеды и речи всегда нагоняли на него скуку.

Пришло время Джефу произнести свою речь. Материал Эйба Хеллера прозвучал весьма хорошо. Джеф почувствовал это. Больше всего собравшимся понравилось признание Джефа в том, что он, бывший профсоюзный лидер, возглавлявший Гильдию киноактеров в ее лучшие годы, боровшийся с индустрией и сотрудничавший с ней, в конце концов научился ценить тех, кто, по выражению Эйба, «сидел по другую сторону стола».

Под конец он отдал дань уважения лично Старику. Потом повернулся к Бичеру и протянул ему золотой диск. Бичер уставился на Джефа, но не сдвинулся с места. Умоляющий взгляд Старика заставил Джефа понять, что волнение или последствия инсульта парализовали его. Джеф наклонился и помог старику встать. Обхватив одной рукой плечи Бичера, актер подвел его к кафедре. Прочитал надпись на золотом диске и вручил его Старику. Бичер взял диск, но когда Джеф начал убирать свою руку, которой он поддерживал его за плечи, актер почувствовал, что тело старика заваливается. Он явно нуждался в помощи. Джеф остался возле Старика. Бичер обрел чувство безопасности, которое требовалось ему для произнесения ответной речи.

– Я не думал, что это произойдет таким образом. Я знал, что когда-нибудь уйду в отставку. И этот день пришел. Потому что сейчас я никуда не езжу без темного костюма и черного галстука. У меня есть друзья по всему свету. Они, как и я, уязвимы для времени. Это пробуждает в нас ярость. Не то чтобы человек хочет жить вечно. Но ему больно покидать многих людей. Он бы хотел устроить все как можно лучше для тех, кого он любит…

Старик без стеснения говорил о себе, о своих чувствах. Все это время он опирался на Джефа; актер поддерживал Старика и восхищался им.

Эта картина глубоко тронула аудиторию. Более молодой мужчина поддерживал старого, который дрожал, с трудом подыскивая слова.

В глазах многих женщин, даже не знавших Старика, появились слезы. И в глазах некоторых мужчин, знавших его, – тоже.

За столом ТКА Спенсер Гоулд, Фредди Фейг и их жены замерли в смущении. Много лет проработав в шоу-бизнесе, кобры не знали, как реагировать на проявление искренних чувств. Клер с восхищением смотрела на Джефа. Доктор подался вперед, сузил глаза и словно что-то прошептал. Никто не услышал, что он сказал. Ни Клер, сидевшая слева от него, ни Спенс, сидевший справа, не посмели спросить, чтобы не нарушить атмосферу, охватившую большой зал. «Он на своем месте… на своем месте…» – вот что прошептал Доктор.

Все собравшиеся встали, отдавая дань уважения Старику и Джефу Джефферсону. Доктор поднялся вместе со всеми. Люди, хлынувшие к помосту, повторяли: «Джеф… Джеф…» Они стремились пожать руку актеру; женщины хотели просто коснуться его. Все кричали: «Джеф!»

Доктор стоял и слушал реплики: «Разве Джеф не великолепен?», «Как Старик прижался к Джефу!», «Правда, это трогательно – Джеф и Старик?»

«Джеф». Люди, впервые оказавшиеся в одной комнате с ним, ощущали, что знают его достаточно близко, чтобы обращаться к нему по имени. Он как бы стал членом их семьи. Почему бы и нет, подумал Доктор. Они видят его каждую неделю – чаще, чем родственников. Сейчас они теснили губернаторов, сенаторов, членов правительства, чтобы приблизиться к Джефу.

Внезапно Доктор ясно увидел решение своей проблемы.

Если люди предпочитают общение со звездой любой встрече с политиком, зачем возиться с последними? Если этому человеку удалось затмить политическую и церковную верхушку, собравшуюся на помосте, неужели он не сможет затмить любого политика, который станет его конкурентом? Подумай об этом, сказал себе Доктор. Люди видят Джефа Джефферсона чаще, чем президента Соединенных Штатов!

Он вспомнил свои слова, которые он сказал Джефу, когда пытался продать его на телевидение: «Придет день, когда нам понадобятся политики, похожие на актеров. Или актеры, похожие на политиков».

Вот оно!

Люди, обступившие Джефа, были не либералами, а убежденными республиканцами. Джеф Джефферсон, которого кое-кто обвинял в левизне, составлял одно целое со Стариком, его окружением, его политиками.

Если поместить Джефа в подходящую среду, он сможет претендовать на место в конгрессе, Сенате и, кто знает, даже на пост губернатора. В Калифорнии – штате с непредсказуемыми избирателями – возможно все. По политической силе и численности населения Калифорния занимала сейчас второе место среди всех штатов. Влияние в Калифорнии обеспечит влияние в Вашингтоне.

Что касается подготовленности Джефа к этой работе, то кто-то сказал о нем однажды: «Он – никто, поэтому может быть кем угодно». Кто произнес эти слова? Ну конечно, Ли Манделл, когда они обсуждали готовящееся выступление Джефа перед комиссией.

Манделл был прав, подумал Доктор. Необходимо лишь вложить в уста Джефа подходящие слова, окружить его соответствующими людьми, и он сыграет принципиального, цельного политика не хуже, чем героев «Театра звезд КМ».

Несомненно, он мог излучать искренность. Необходимо лишь определить ее направленность.

Ирвин Коун нашел своего республиканца. Эта демонстрация мгновенной популярности Джефа делала ненужной постепенное, медленное создание образа. Осуществление Большого Плана можно значительно ускорить без всякого риска.

Доктор отправил жен Спенса и Фредди домой в лимузине, чтобы иметь возможность устроить ночное совещание с их мужьями. Они сидели в уединенном кабинете в «Павлиньем уголке» в «Уолдорфе», не притрагиваясь к заказанным напиткам. Спенс и Фредди ждали. Наконец Доктор заговорил.

– Спенс, я думаю, отныне тебе следует большую часть времени проводить на Побережье.

Хотя эта идея не понравилась Спенсу, он ничего не сказал.

– Мы примем участие в предвыборной кампании республиканцев, – мечтательно продолжил Доктор. – Поскольку Бадди известен как сторонник демократов, он не может поменять свою политическую позицию, не перебив при этом массу посуды. Ты, будучи аутсайдером в калифорнийской политике, сможешь появиться в качестве республиканца без чувства неловкости и необходимости в объяснениях.

– И я думаю, – добавил Доктор как бы без всякой логической связи, – что сейчас банк может предложить тот кредит «Сентрал Студиос». Они собираются начать съемку весьма дорогостоящей картины. Я читал сценарий. Он отвратителен. Им уже отказали три банка. Наш банк предложит им деньги. При условии, что залогом станет сама студия.

Наконец Спенс не удержался от вопроса:

– Вы говорите, что нам нельзя действовать так быстро?

– После сегодняшнего вечера – можно. Не позже чем через год мы будем иметь республиканского сенатора или губернатора. При том влиянии, которым мы уже располагаем в лагере демократов, мы надежно защищены.

Перед расставанием Доктор сказал кое-что еще:

– Не продавайте ваши акции ТКА. Но если вы хотите подарить какую-то их часть женам или детям, сейчас самое время сделать это. Налог на подарок составит несколько тысяч, но таким образом позже вы сбережете миллионы. Доверимся нашей избирательной силе!

После торжественного обеда Джеф повел Клер в «21». Он хотел расслабиться. В «Аисте», особенно в «Медвежатнике», было слишком многолюдно для беседы. В «21» можно было найти тихий столик на втором этаже. Даже там им не удавалось побыть одним. Люди, присутствовавшие на обеде, подходили к ним, чтобы выразить свое уважение. Постепенно, с помощью нескольких бокалов, Джефу удалось снять свое напряжение.

– Я горжусь тобой, Джеф, – сказала Клер, – действительно горжусь. Как ты держался со Стариком! Та особая теплота, связывавшая вас, передалась всей аудитории.

– Признаюсь тебе, – сказал Джеф, – я получал удовольствие. Когда отдаешь что-то людям, это возвращается назад. Я впервые понял, что имеют в виду театральные актеры, когда они говорят, что им нужна живая аудитория, переживающая вместе с ними.

Проводив Клер до двери ее квартиры, он помедлил с пожеланием спокойной ночи, надеясь, что она пригласит его зайти к ней. Она этого не сделала. Поэтому Джеф в конце концов сказал:

– Наверно, этот вопрос звучит глупо из уст сорокапятилетнего мужчины. Можно мне поцеловать тебя?

Она улыбнулась, и он поцеловал ее – с теплотой, но без страсти. По напряжению ее тела он понял, что она не позволит ему большего. Когда он снова приблизился к губам Клер, она отвернулась и прошептала:

– Пожалуйста, Джеф. Я – замужняя женщина.

– Странно это слышать сейчас.

– Так будет до тех пор, пока я не встречу моего мужчину.

– Я не могу оказаться им? – спросил он.

– У тебя есть одно преимущество. Ты нравился Ирвину.

– А тебе?

– У нас с Ирвином сходные вкусы, – с улыбкой сказала она.

Поцеловав его в щеку, Клер исчезла в квартире. Он подождал, пока она запрет дверь, и вошел в кабину лифта.

Утром, перед отлетом самолета, Джеф позвонил ей. Она уже встала и казалась счастливой. Он услышал крики детей, которые возились с новыми игрушками. Узнав голос Джефа, Клер сказала:

– Никогда не делай этого больше! Джеф, это, должно быть, обошлось в целое состояние!

– Ерунда, деньги – это ерунда! Если только это доставило им радость!

– К моему сожалению, да. Теперь они будут ждать таких сюрпризов постоянно. Ты их испортил.

Он внезапно изменил тон беседы:

– Клер, мне уже пора идти. Я хотел спросить – если я сумею организовать для тебя роль в «Театре КМ», ты прилетишь? Это неплохие деньги, и они оплатят все расходы.

– Это будет значить, что мне придется оставить мальчиков на целую неделю.

– Я понимаю, – сказал Джеф. – Это слишком большой срок?

– Это будет впервые с…

Она не закончила фразу.

– Подумай об этом, – настойчиво попросил он.

– Хорошо, – обещала она.

– Я позвоню тебе через несколько дней, чтобы узнать твое решение.

– Сделай это, – сказала Клер.

Затем, внезапно, чтобы он не положил трубку, произнесла:

– Джеф!

– Да?

– Мне следует объяснить тебе кое-что, – сказала она. – Если женщина была замужем за человеком, которого любила… или влюбилась в человека, за которого вышла замуж… ей трудно…

Клер мучительно искала нужные слова.

– Ей требуются более серьезные отношения… не просто связь. Если она имела все, части окажется мало. Поэтому если ты собирался… Я не хотела разочаровать или рассердить тебя. Ты можешь меня понять?

– Да, – тихо ответил он.

– Тогда все о'кей. Я подумаю об этом, – сказала Клер.

3

Вернувшись на Побережье, Доктор запланировал две встречи. Первую – с Элом Майерсом, главой «Сентрал Студиос». Вторую – с Уолтером Крейгом, совладельцем весьма эффективной, хотя и малоизвестной фирмы, занимавшейся политическим анализом и консалтингом. Встречи были назначены одна за другой: чтобы поспеть на ленч с Крейгом в «Перино», Доктору следовало провести беседу с Майерсом без всяких осложнений и задержек. В «Перино» можно было поговорить, не рискуя привлечь к себе излишнее внимание.

Поскольку Доктор не хотел тратить много времени на Майерса, он выбрал неформальный, дружеский тон.

– Эл, мы знакомы слишком давно, чтобы ходить вокруг да около. Поговорим откровенно. Я хочу оказать вам посильную помощь. В конце концов мы не меньше вашего заинтересованы в процветании этой студии. Она – наш дом. Так что снимайте! – заявил Доктор.

Майерс пережил и хорошие, и плохие времена в кинобизнесе. Он видел, что «Сентрал Студиос» из стабильного производства фильмов превращается в убыточное предприятие, сводящее концы с концами за счет ТВ. Хотя Майерс и зависел от телевидения, он не желал окончательно признавать его право на законное существование. ТВ, точно рак, захватило три четверти его студии, но он втайне надеялся, что когда-нибудь оно исчезнет и все будет, как прежде.

– Ирвин, – спросил он, – что вы думаете о сценарии?

– Я видел лучшие сценарии, но видел и худшие. Кто может сказать? Некоторыми сценариями я бы не стал и зад подтирать, но фильмы оказались хитами! – с уместным энтузиазмом сказал Доктор.

– Он вам не понравился, – сказал Майерс.

– Какое имеет значение, что я думаю?

– Имеет, и весьма большое, Ирвин. Я обсудил наше положение с бухгалтерами. Принимая во внимание нынешние обстоятельства, сейчас разумнее всего будет отложить производство картины.

– Отложить производство картины? – задумчиво произнес Доктор.

– У нас трудности с ее финансированием. Ни один банк не желает участвовать в этом деле, полагаясь только на репутацию двух звезд и режиссера.

– Тогда, по-моему, у вас нет выбора. Конечно, отложите съемку! – слишком охотно согласился Доктор.

– Я рад, что вы так считаете, – сказал Майерс. – Потому что мне нужна ваша помощь.

– Моя помощь? Это ваша студия, Эл. Если вы хотите отменить постановку, сделайте это.

– Есть одна загвоздка.

– Загвоздка? – спросил Доктор.

– Обязательства, – пояснил Майерс. – Перед режиссером и обеими звездами. Это почти половина бюджета. Отмена съемки будет стоить почти столько же, сколько ее осуществление.

– Режиссер и две звезды…

Доктор задумался.

– У вас контракт типа «Снимай или плати»?

– Во всех трех случаях, – ответил Майерс. – Вам это известно.

– Я знаю, что они – наши клиенты, но я не помню детали контрактов.

Доктор сделал вид, что он погрузился в размышления.

– «Снимай или плати». Положение серьезное.

– Настолько серьезное, насколько вы хотите сделать его таким, – сказал Майерс.

– Я? Что я могу сделать?

– Наш юрист предложил, чтобы вы уговорили ваших клиентов отказаться от их прав в пользу будущего контракта на другой фильм. Есть и лучший вариант – вы продаете их другой студии, и они освобождают нас от обязательств, – предложил Майерс.

– Я должен посоветовать трем моим клиентам отказаться от их законных прав? Могу ли я сделать это и остаться честным агентом? – простонал Доктор.

– В конечном счете они, возможно, окажутся в выигрыше. Как и все мы, – сказал Майерс, предпочитая не ссылаться на дюжину известных ему случаев, когда ТКА обманывала своих клиентов, преследуя собственные интересы.

– Попросите меня о чем угодно, Эл, но не предлагайте мне пожертвовать интересами клиента! – возмущенно сказал Доктор.

Убедившись в том, что Коун не уступит, Майерс решил прибегнуть к угрозе.

– Нам уже отказал Банковский трест. И Американский банк. Если мы займемся интенсивным поиском денег, в киномире распространится слух о том, что трое ваших важнейших клиентов не внушают доверия финансистам. Как это отразится на их будущих гонорарах? Настаивая на этой выплате, они, возможно, совершат самую худшую ошибку.

– Я буду с вами честным, Эл. Если они попросят у меня совета, мне придется сказать им, что они должны требовать выполнения условий контракта, – сказал Доктор.

Опечаленный Майерс встал и направился к двери. Когда он взялся за ее ручку, Коун задумчиво произнес:

– Эл…

Майерс повернулся. Тон Доктора вселил в него надежду.

– Эл, я не могу посоветовать моим клиентам просто так выйти из игры. Но кое-что я могу сделать.

– Да? Что?

– Возможно, мне удастся помочь вам найти деньги, – сказал Доктор, делая вид, что он пытается решить проблему.

– Где?

– У меня есть друг – президент банка в Сент-Луисе. Он периодически спрашивает меня насчет возможностей финансирования кинопроизводства. Если бы я свел вас двоих…

Казалось, Доктор обдумывает осуществление этого замысла.

– Позвоните ему! Попросите его прилететь сюда за счет студии, – тотчас предложил Майерс.

– Избежать слухов будет легче, если вы полетите в Сент-Луис. В конце концов, если сделка не состоится, зачем всему Голливуду знать об этом?

– Верно. Я полечу в Сент-Луис, – согласился Майерс.

– Я позвоню ему и постараюсь договориться о дате.

– Пусть это произойдет как можно скорее, – попросил Майерс. – Уже назначен день начала съемок.

В промежутке между уходом Майерса и ленчем с Уолтером Крейгом Доктор заказал разговор с Сент-Луисом и поговорил с президентом банка, который к этому времени стал таким же служащим ТКА, как и Спенсер Гоулд.

– Дик, тебе позвонит и нанесет визит Эл Майерс. Ты должен дать ему восемь миллионов на съемку картины. В качестве залога потребуй студию со всей ее фильмотекой и землей. Одна территория стоит миллионов тридцать. Если бы эти идиоты думали о земле, а не о фильмах, они бы так разбогатели, как им и не снилось. Но кинематографист всегда остается кинематографистом. Это просто какая-то болезнь!

Доктор положил трубку в уверенности, что в течение года он станет владельцем «Сентрал Студиос». Лучшей стороной сделки было то, что ТКА не покупало студию. Все станет результатом неудачного соглашения с банком, заключенного студией с целью финансирования провалившейся картины.

Теперь Доктор был готов отправиться на ленч в «Перино».

Уолтер Крейг оказался моложе, чем предполагал Доктор. Ему было лет тридцать пять. Полноватый, с толстыми очками, он больше походил на сотрудника страховой компании, чем на специалиста в области практической политики. Его неожиданная молодость отчасти смутила Доктора. В дополнение к этому Крейг имел привычку, которая сильно раздражала Доктора. Он отламывал кусочек от французской булочки, скатывал из него шарик и затем бросал его в пустую пепельницу.

За первым бокалом Доктор сказал:

– Вы гораздо моложе, чем я себе представлял.

– Хотите, чтобы я извинился за это? – спросил Крейг. – Я имею степень магистра по политическому управлению и занимаюсь этим делом со студенческой скамьи. Возможно, я молод, но меня нельзя назвать неопытным. Не будь я лучшим специалистом в этой области, вы бы не позвонили мне.

Крейг бросил очередной хлебный шарик в пепельницу. Он выскочил оттуда и покатился по столу, вызвав раздражение Доктора. Редко общаясь с людьми, не работавшими в шоу-бизнесе, Коун не привык к тому, чтобы собеседники относились к нему без почтительного трепета.

– Значит, у вас есть проблема, – продолжил Крейг. – Угадать, в чем она состоит?

Вопрос заинтересовал Доктора, и он кивнул:

– Если сумеете.

– Примерно раз в месяц мне звонит какой-нибудь человек, с которым я не знаком лично, но чью фамилию я встречал в прессе. Обычно это происходит после статьи о нем в «Форчун» или «Тайм». Он уже сколотил состояние. Считает себя знаменитым. И теперь готов посвятить свою жизнь борьбе за общественное благо. Добившись успеха в управлении фабрикой, юридической фирмой или автомобильным заводом, он чувствует, что может руководить чем угодно, а уж правительством и подавно.

Ему не приходит в голову, что управление заводом и руководство правительством – весьма разные занятия. Самое неприятное заключается в том, что большинство избирателей в этой стране разделяют подобное ошибочное мнение. Если человек заработал кучу денег, значит, он достаточно умен, чтобы управлять городом, штатом или всей нацией.

Люди не задумываются о том, что Вашингтон, Джефферсон и Линкольн, трое наших величайших президентов, были неудачниками в бизнесе. Что военачальники, добившиеся успеха в войнах, оказывались наименее успешными президентами. Люди отождествляют любой успех с успехом в государственных делах.

Поэтому я думаю, что вы достигли такого этапа в вашей жизни и такого финансового положения, что перед вами открылись лишь две возможности. Вы собираетесь либо построить колледж или библиотеку, либо вложить деньги в свою избирательную кампанию. Верно?

– Молодой человек, я рад сообщить вам, что вы ошиблись! – сказал Доктор. Он взял валявшийся на столе хлебный шарик, аккуратно положил его в пепельницу, подозвал официанта и приказал:

– Принесите новые напитки. И уберите эту чертову штуку со стола!

Он указал на пепельницу.

– А теперь, если вы закончили ставить диагноз, заткнитесь и послушайте меня!

Доктор улыбнулся. Молодой человек произвел на него впечатление.

С этого момента их взаимное уважение повысилось.

– Прежде всего необходимо внести ясность в ситуацию. Я не собираюсь никуда баллотироваться. Я не хочу занять государственную должность. Я вполне доволен своим положением и тем, что я имею. Но я представляю интересы человека, имеющего, по моему убеждению, потенциал для политической карьеры. И я хочу услышать ваше мнение о том, есть ли у него шанс.

– Вы хотите вложить в него деньги? – тотчас спросил Крейг.

– Я организую его финансирование, – сказал Доктор, не желая брать на себя личных обязательств.

– О'кей. Кто ваш человек? – спросил Крейг.

– Джеф Джефферсон.

Доктор не уловил реакцию Крейга. Если это был энтузиазм, то молодой человек хорошо его скрыл.

– Джефферсон, Джеф Джефферсон.

Крейг задумался.

– Он связан с радикалами, да?

– Нет. Он – президент Гильдии киноактеров на протяжении четырех сроков.

– А что за шум был связан с комиссией конгресса?

– Он не имел к этому прямого отношения. Он лишь выступил от имени Гильдии, – объяснил Доктор. – Это подтверждено документально.

– Подтверждено! – с презрением повторил Крейг. – Мне не нравятся кандидаты, которые должны что-то объяснять, доказывать, приносить извинения. К тому же сейчас не его время.

– Вы даже не знакомы с ним. Как вы можете утверждать это?

– Он – либерал. Либералы выходят из моды. Причина в том, что все, управляемое людьми, функционирует неидеально. В первую очередь это касается правительства. Но народ не знает этого и обвиняет людей, которые руководят им. В ближайшее время либералам придется взять на себя их долю вины.

– А если он захочет баллотироваться в качестве республиканца? – спросил Доктор.

– Республиканца? Ну, это другое дело. Тогда, по-моему, он может иметь будущее, – сказал Крейг.

– Он будет избираться как республиканец! – заявил Доктор.

– Все не так просто, – сказал Крейг. – Прежде я должен решить, есть ли у него соответствующий имидж.

– Есть! Я видел его в такой роли!

Доктор рассказал о том, что происходило на обеде КМ.

– Жаль, что меня там не было, – сказал Крейг и помолчал. – Я подумаю о нем. И поговорю с моим партнером. Возможно, для того чтобы прийти к какому-то заключению, нам придется провести исследование. Это будет стоить денег.

– Сколько?

Доктор задал этот вопрос так быстро, что Крейг удвоил цену.

– Семь или восемь тысяч.

– Вы их получите! – сказал Доктор.

– Если мы займемся кампанией, наш гонорар будет значительно большим.

– Вы его получите! – обещал Доктор.

Спустя четыре недели и два дня Уолтер Крейг встретился с Доктором за ленчем в столовой «Сентрал Студиос». Они сидели в углу зала за столиком Коуна, откуда просматривался весь Зеленый зал; на самом деле обшивка стен была имитацией под ореховое дерево, но согласно театральной традиции такое название обычно носила комната для отдыха актеров. Здесь ели руководители студии, звезды и агенты. Меню в Зеленом зале было более дорогим, чем в основной столовой.

Во время беседы Крейг не смотрел на Доктора. Взгляд молодого человека блуждал по комнате в поисках Джефа.

– Ну? – сказал Коун. – Что открыло ваше исследование?

Вместо ответа Крейг спросил:

– Тот столик… Джефферсон и блондинка… кто она?

– Актриса. Его подруга с востока. Ее зовут Клер… фамилию не помню.

– А, – протянул Крейг.

– Почему вы спросили?

– Она хорошенькая. С положительным имиджем, – сказал Крейг.

– Баллотироваться будет не она, а он, – заметил Доктор.

– Среди прочего мы обнаружили, что люди помнят о его разводе. В такой ситуации они всегда обвиняют мужчину. Помните, что сделали с Эдли Стивенсоном? Жена развелась с ним, и его назвали гомиком, – сказал Крейг. – Забавное дело. Люди, совершающие в своей частной жизни все возможные виды сексуальных преступлений, требуют от своих лидеров хотя бы внешнего пуританства.

– Вы хотите сказать, что брак помог бы ему, – сказал Доктор.

– Да, если бы он женился на женщине с такой внешностью. Конечно, она – актриса, но мы можем преодолеть связанные с этим проблемы, – задумчиво добавил Крейг. – Вам известны, какие у них отношения?

– Он настоял на том, чтобы ее пригласили сниматься. Мы могли найти актрису на такую роль с помощью одного телефонного звонка. Конечно, я должен сказать вам, что она была замужем.

– Развелась? – тотчас спросил Крейг.

– Вдова.

– Это хорошо.

– У нее двое детей. – Еще лучше. Можно создать образ семьянина.

– Есть одна проблема.

– Какая? – спросил Крейг, глядя на красивую пару.

– Дети – евреи.

– А она – нет?

– Евреем был ее муж.

– Надо об этом подумать. И все же симпатичная пара. Они много смеются. Это хорошо. Они отлично чувствуют себя вдвоем. Это еще лучше. Политики, которым перевалило за сорок или пятьдесят, состоят иногда в браке так долго, что им скучно со своими женами. Заставить их улыбаться друг другу на людях почти невозможно. У этих есть свежесть отношений. Да, именно свежесть.

– Послушайте, – перебил его Доктор, – я понятия не имею, каковы их подлинные отношения.

– Меня никогда не интересует, что есть на самом деле, – твердо произнес Крейг. – Важно только то, как это выглядит. На мой взгляд, они выглядят нормально.

Он направил свое внимание на стоящую на столе корзинку, в которой находились подсоленные хлебцы, твердые, как пластмасса, ломтики черного шведского хлеба и неизбежный студийный matzoth. Он взял кусочек matzoth, намазал его маслом, посолил. Прежде чем поднести его ко рту, Крейг произнес с беспокойством:

– Значит, дети – евреи.

Затем он откусил matzoth.

Доктор слегка встревожился.

– Что еще открылось в ходе вашего исследования?

– Как правило, люди не доверяют актерам. Они считают их лентяями, пьяницами, аморальными типами, получающими чрезмерные гонорары, избравшими такую профессию из-за нежелания честно трудиться, – заявил Крейг.

– Значит?.. – спросил Доктор, ожидая услышать отрицательное заключение.

– Люди не верят им. Но, с другой стороны, любят их. Возможно, потому что сами хотели бы делать то, что делают актеры. Если бы смели. Это причудливое сплетение эмоций, – сказал Крейг.

– Примут ли они актера в качестве кандидата на государственную должность? – спросил Доктор.

– Я и мой партнер, мы думаем, что если нам удастся создать ему нужный имидж, люди его примут.

– И каков этот имидж? – теряя терпение, спросил Доктор.

– Мистер Коун, – снисходительным тоном произнес Крейг, – мистер Коун, в нашем бизнесе мы строго придерживаемся основных принципов. Первые принимаемые нами базовые решения определяют наш дальнейший курс, создаваемый имидж, лозунги, идеи для рекламы, все! Поэтому мы не спешим. Если мы допустим ошибку при выработке общей концепции, никакие затраты и усилия не помогут нам преодолеть ее последствия.

– Сколько времени это потребует? – спросил Доктор.

– Я бы хотел увидеть его перед живой аудиторией.

– Я уже видел его и сказал вам…

– Послушайте, на следующей неделе он сможет выступить в Канога-Парк на собрании Благотворительного фонда. Там будет типичная калифорнийская толпа. Не эти голливудские психи. Люди, похожие на основную массу избирателей этого штата. Если он согласится, я прослежу за тем, чтобы он получил приглашение.

Доктор задумался.

– В таком маленьком городке, как Канога-Парк? Я не знаю, удастся ли мне уговорить его.

– Я облегчу вашу задачу. Я организую присуждение ему премии.

– Премии? – недоверчиво произнес Доктор.

– Да. Он станет Человеком чего-нибудь… я придумаю. Вам придется оплатить золотой диск.

– Хорошо. Если это поможет.

– Никто еще не отказывался от премии. Тем временем я напишу для него речь.

– О чем он будет говорить?

– О благотворительности, людском братстве, Боге, – совершенно серьезно сказал Крейг.

– Вы не хотите побеседовать с ним до выступления, узнать, что он думает?

– Меня не интересует, что он думает, – невозмутимо ответил Крейг.

– Разве это не имеет значения?

– Для меня – нет.

Доктор не смог скрыть своего изумления таким откровенным цинизмом.