Текст книги "Создатель звезд"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Джеф несколько раз прочитал текст. Он делал это более естественно, непринужденно, чем сначала, особенно когда он синхронизировал свои действия с ключевыми словами сообщения. Доктор вернулся в аппаратную. Джеф повторил все снова. Потом еще раз. Но Доктор по-прежнему не был удовлетворен.
Технический режиссер повторил:
– Он устал, он будет выглядеть только хуже.
Доктор, однако, не терял надежды. Наконец он произнес:
– Дайте ему отдохнуть пять минут.
Технический директор согласился. Все расслабились. Один из операторов сказал:
– Мы перегреваемся. Лучше выключить камеры.
Технический директор уже собрался согласиться, но Доктор заявил:
– Не касайтесь этой кнопки! Если мы выключим камеры, их придется снова разогревать. Тогда у него ничего не получится. Дайте мне минуту… Дайте…
Не закончив фразу, он отошел в угол темной аппаратной, закусил верхнюю губу в глубокой задумчивости. Потом повернулся и произнес:
– На этот раз я буду находиться на сцене. Запишите этот дубль.
Он подошел к Джефу, который повторял слова, и отвел актера в глубь сцены, где было темно.
– Джеф, ты знаешь, в чем проблема? Ты обращаешься ко всему свету. Не делай этого. Говори для одного человека. Я буду стоять возле камеры. Обращайся ко мне. Хорошо?
– Ничего не получается. И не получится. Мне это не нравится!
– Все получается, – заверил маленький человек. – Ты только говори мне!
Доктор излучал убежденность в успехе, и поэтому Джеф согласился попробовать снова.
Доктор встал рядом с камерой номер один, чтобы Джеф, глядя на него, смотрел также в объектив.
Джеф вышел, улыбнулся Доктору, произнес свою речь, обращаясь к нему. Это был не тот дубль, о котором мечтал Доктор, но когда актер замолчал, технический директор нажал кнопку и сказал:
– Мы созреваем!
Они повторили все еще дважды. С каждым разом Джеф говорил лучше. Теперь оставалось только смонтировать в единое целое куски отдельных дублей, включая последнюю сцену, когда Джеф прощался с аудиторией, сообщив ей о великолепной программе, которую КМ покажет на следующей неделе.
Когда Доктор, Джеф, Фредди, Спенс и Карл Брюстер вышли на улицу, их ждал там лимузин. Шел третий час ночи, ехать в «21» было поздно. Брюстер зашагал по тротуару впереди остальных. Доктор жестом велел Спенсу и Фредди попытаться успокоить его.
– Джеф, – сказал Коун. – «Рубен» еще открыт. Как насчет яиц всмятку и кофе?
– Я возвращаюсь в отель. Меня ждет холодный ужин.
Джеф двинулся в путь, Доктор последовал за ним. Лимузин также тронулся с места.
– Ты был сегодня великолепен, – сказал Доктор. – Ты сделал все, о чем я просил! Если я что-то могу сделать…
– Да! – резко перебил его Джеф. – Как только ты вернешься, поговори с Джоан. Мне нужен тихий, быстрый развод.
– Я сказал тебе. Как только мы продадим программу. И это будет умным ходом. Принимая во внимание ждущие тебя гонорары, быстрый развод – мудрое решение.
– Причина не в этом, – сказал Джеф. – Я хочу жениться. Немедленно! Так что поговори с ней до заключения сделки.
– Хорошо, хорошо! – обещал Доктор.
Он жестом остановил лимузин. Джеф сел в машину, но Доктор остался на тротуаре и сказал:
– Я должен уладить конфликт с этим негодяем Брюстером. Встретимся на Побережье через день или два?
– Не знаю. Я должен остановиться в Чикаго, – сказал Джеф.
Доктор кивнул и зашагал вперед. Он догнал Брюстера, Фредди и Спенса, когда они ждали зеленый свет у Второй авеню. Доктор сразу начал атаку, опередив разозленного Брюстера.
– Господи, Карл! Вы сознаете, что вы едва не сделали? С нами всеми, но прежде всего – с самим собой!
– Послушайте, – взорвался Брюстер, – вы украли программу моего клиента, чтобы сделать пилот для другого спонсора…
– Украли? Что за язык? Защитили! Защитили – вот подходящее слово, Карл! Защитили вас! Защитили нашу фирму «ТВ Консалтант Лтд.»!
– Каким образом вы собираетесь защитить меня, украв у моего клиента программу, которая обошлась ему в восемьдесят тысяч долларов?
– Во-первых, – сказал Доктор, – мы не сообщили вам об этом. Вы следите за трансляцией для «Алюмко», делаете свое дело, все идет нормально, вы возвращаетесь домой. Вы не должны были узнать о том, что произойдет позже! Мы хотели, чтобы вы были чисты. Мы – негодяи. Мы – воры. А вы – нет.
Зажегся зеленый свет. Брюстер шагнул на мостовую, чтобы перейти улицу, но Доктор схватил его за руку.
– Вы можете поклясться Верховному суду Соединенных Штатов: «Я, Карл Брюстер, управляющий ССД и О., ничего не знал об этом». Что касается «ТВ Консалтант», это другое дело.
Доктор повернул Брюстера и посмотрел ему в глаза.
– Карл, программа «Алюмко» проживет недолго. Когда они начнут требовать участия все более крупных звезд, это будет симптомом приближения конца. Отмена программы станет неизбежной, как приход зимы после осени. И когда программа умрет, это станет финалом для «ТВ Консалтант». Если только…
Доктор преднамеренно не закончил фразу. Снова вспыхнул зеленый свет. Коун перевел Карла через Вторую авеню.
Когда они оказались на противоположной стороне улицы, Доктор продолжил, словно паузы и не было:
– Если не будет замены. Другой программы, которая сохранит жизнь «ТВ Консалтант». И для ССД не помешает компенсировать потерю комиссионных, связанную с отменой программы «Алюмко». Поэтому, – Доктор снова помолчал, – как вы отнесетесь к тому, что вам предложат часть счета «Консолидейтид Моторс»?
– КМ? – спросил Брюстер, робея перед такой перспективой.
– Я знаю, что вы давно хотите получить счет крупной автомобильной компании. Что, если он сам придет к вам?
– Вы хотите сказать…
– Карл, мы склоняемся к тому, чтобы продать программу Джефа Джефферсона компании КМ через ССД.
Спенс и Фредди попытались скрыть свое изумление.
– Знаете, Карл, вы меня удивляете. Другие рекламные агентства называют нас ворами и грабителями, потому что они не знают нас. Но вы знаете. Вам известно, что мы никогда вас не обманывали, Карл. Мы давно сотрудничаем с вами. Вы едва не устроили скандал из-за большого одолжения, которое мы пытаемся сделать вам.
– Теперь я это понимаю, – извиняющимся тоном сказал Брюстер.
Но при этом он подумал: «Подлый еврей, только попробуй еще раз выкинуть такое!»
Вслух Брюстер произнес:
– Когда вы собираетесь начать переговоры с КМ?
– Как только мы смонтируем выступление Джефа.
– Хорошо, – сказал Карл. – Хорошо!
8
Когда Джеф выбрался из лимузина перед «Плазой» с потрепанным сценарием под мышкой и поднятым воротником, он походил скорее на беженца, чем на кинозвезду. В лифте служащий сказал ему:
– Добрый вечер, мистер Джефферсон. Я слышал, сегодня был отличный телеспектакль.
– Спасибо, – отозвался Джеф.
Ему казалось, что спектакль закончился очень давно. Слишком многое произошло с того времени. Должно быть, она спит, подумал он. Бедная Шарлен, она заказала великолепный холодный ужин, шампанское в ведерке со льдом, и ждала, ждала, пока лед не растаял, а маленькие сэндвичи не засохли так, что их края загнулись. Он разбудит ее, потеревшись своим лицом о ее нежную щеку. Ей это нравилось.
Он бесшумно отпер дверь. Свет горел только в гостиной. Тележка из бюро обслуживания и шампанское в ведерке находились в комнате, но Шарлен не было. Очевидно, она легла в спальне. Он открыл дверь. Постель была пуста, на подушке лежала записка.
Он понял все, прежде чем раскрыл ее.
«Джеф, дорогой, я приняла решение давно, но не могла оставить тебя до спектакля. Если бы у меня были какие-то сомнения, мне бы следовало сделать это, когда ты сказал, что завтра вечером поведешь меня на обед к Клер. Тогда я поняла, что все зашло слишком далеко. То, что мы имеем, или имели, было замечательным. Но надо думать о всей жизни. Я не Джефферсон, я – Рашбаум. Или Берг. Я – такая, какой меня воспитали. Дочь моего отца. Поэтому я стану миссис Мервин Берг и проведу медовый месяц, который оплатит мой отец, в Израиле. Мы посетим там построенный им приют для детей. И будем принимать заслуженную отцом благодарность. Потом я вернусь назад и займу место в обществе в качестве миссис Мервин Берг. Люди будут восхищаться мной, любить меня, завидовать мне. И они не будут знать, что всякий раз, когда Мервин Берг занимается любовью со своей женой, она в это время занимается любовью с Джефом Джефферсоном.
Был только один момент, когда я могла осмелиться. После той вечеринки, когда я напилась, если бы ты оказался дома…
Не испытывай ко мне ненависти. Просто скажи, что я – трусиха. Это правда. Я не могла признаться тебе в этом. Я действительно дождалась спектакля. Ты был великолепен.
Я всегда буду следить за твоей карьерой, но, пожалуйста, не звони мне. Никогда. С любовью, Шарлен».
Она дописала в постскриптуме:
«Любовный роман расцвел и закончился, со всей его страстью, радостью и мукой, а я так и не придумала тебе ласкательного имени…»
Он опустился на край кровати. В первый момент испытал желание позвонить в авиакомпанию и спросить, когда ближайший рейс в Чикаго. Но если его объятия не убедили ее, то и погоня ни к чему не приведет.
Внезапно вся затея, борьба в Гильдии, постановка – все это, показалось ему, было только для Шарлен. Теперь все потеряло смысл. Он не смел думать о том, что пошел на компромисс, отчасти предал себя.
Он просидел в комнате, ни прикасаясь к еде и шампанскому, пока над парком не начался рассвет. Затем он заснул, не раздеваясь.
Утром, когда Фредди и Спенс везли Доктора в аэропорт, Коун объяснил, что изначально он не собирался включать Карла Брюстера в сделку. Если у «Консолидейтид Моторс» появятся возражения, он забудет о ССД. Но только этим обещанием можно было отбиться от Брюстера.
– Как только пилот будет готов, дайте мне знать, – сказал Доктор. – Я хочу, чтобы он был смонтирован безупречно. Идеально. Понятно?
Он сказал это Спенсу, словно чувствовал, что не может положиться на Фредди.
– Он будет идеальным, Доктор, поверьте мне! – вставил Фредди.
Но Доктор лишь сказал:
– Позвоните мне, когда он будет готов. Старик ждет его.
– Старик, – повторил Спенс.
Не было нужды произносить фамилию этого человека. Когда речь шла об автомобилях и Детройте, прозвище Старик относилось только к председателю правления КМ.
– Я позвонил ему и попросил посмотреть вчерашнюю постановку. Когда я вернулся в отель, меня ждала телеграмма. Он согласен поговорить. Когда он увидит пилот, где Джеф продает КМ, он ухватится за идею. Наживка весьма проста. Он захочет, чтобы американцы считали КМ не большой бездушной корпорацией, а коллективом честных, порядочных, приветливых людей вроде Джефа Джефферсона. Он купит эту идею, – уверенно сказал Доктор. – Мы получим первый принадлежащий нам фильм. И это только начало. Я хочу через три года иметь в эфире двадцать сериалов. Хочу иметь склад, забитый пленками стоимостью в миллионы долларов. В сотни миллионов! Хочу иметь как можно больше часовых и получасовых фильмов, прежде чем это правительство уйдет со сцены.
Пока мы представляем лучших звезд, продюсеров и писателей, мы можем использовать их так, как нам выгоднее. Но придет время, когда кто-то ударит в колокол.
Тогда нам придется отделить агентскую работу от продюсерской. К этому моменту я хочу иметь своих людей в обеих политических партиях.
Спенс и Фредди кивнули.
Доктор продолжил:
– Мы будем работать с политическими партиями точно так же, как вы, ребята, работаете с телекомпаниями. Каждый из вас займется одной партией. Мне нужен один влиятельный человек среди демократов и один – среди республиканцев. Мы не знаем, какая партия будет в Белом доме, когда снова заговорят об антимонопольном законодательстве. Я хочу в любом случае иметь выход на самый верх.
Он повернулся и зашагал к самолету.
Позже, тем же утром, Джеф Джефферсон проснулся с чувством огромной потери. День прошел в тумане страданий, и лишь в шесть часов Джеф вспомнил об обеде у Клер. Отменить визит было поздно.
Он принял душ, побрился, оделся. Купил в вестибюле цветы, сел в такси, сообщил водителю адрес Клер на Ист-энд авеню.
Она открыла дверь. На Клер было яркое сари, подчеркивавшее ее красоту. Светлые волосы были уложены более эффектно, чем во время репетиций. Она приветливо улыбалась.
Внезапно она поняла, что Джеф один. Без единого вопроса все поняла. Взяла его цветы и сказала:
– Какие красивые!
Но она не могла больше притворяться. Тихо произнесла:
– Мне жаль, Джеф. Честное слово, жаль.
Она поцеловала его в щеку так, как она сделала бы, если бы Джеф принес известие о смерти близкого друга.
Спустя две недели Ирвин Коун, одетый с иголочки, вышел из привилегированного детройтского клуба, где он заночевал в качестве гостя «Консолидейтид Моторс». Лимузин компании повез его в штаб-квартиру КМ. Рядом с ним в плоской металлической коробке лежала пленка с записью новой постановки, которую представлял Джеф Джефферсон.
Лимузин въехал в здание; Доктор вышел возле лифта, поднявшего его на верхний этаж, половину которого занимала большая комната. Проектор уже был установлен. Доктор открыл металлический контейнер и дал катушку механику. Человек вставил пленку в аппарат, прокрутил несколько футов, чтобы установить уровень звука.
– Убавьте громкость, – сказал Доктор.
– Я знаю, что громкость слишком велика, – произнес механик. – Но ему нравится говорить мне это. Маленькая компенсация за то, что ему приходится пользоваться слуховым аппаратом.
Через несколько минут появился Старик. Он был высоким, очень худым, немного сутулился – словно потому, что ему приходилось часто наклоняться, чтобы менее рослые люди говорили прямо в его здоровое ухо. Он носил почти незаметный слуховой аппарат.
Харви Бичер редко улыбался и произносил любезности. Его худое лицо было всегда серьезным – даже когда он хотел казаться довольным.
– Мистер Коэн, – узнал он Доктора.
Ирвин Коун стерпел это обращение. Бичер сделал знак механику. Прежде чем свет погас и проектор заработал, Доктор спросил:
– Ваши сотрудники не будут смотреть?
– Если мне понравится, то и им тоже понравится, – сказал Бичер.
Механик включил проектор, осветивший мощным белым лучом экран в дальнем конце комнаты. Музыка зазвучала слишком громко.
– Можно сделать потише? – раздраженно спросил председатель правления.
– Да, сэр!
Механик убавил звук, но Доктору он все равно показался слишком громким.
– Хорошо! Так гораздо лучше! – сказал Бичер и откинулся на спинку кресла.
Все следы «Алюмко» исчезли. Вместо них появился красивый, человечный, приветливый Джеф Джефферсон. Он тепло отозвался о КМ и предложил зрителям посмотреть захватывающую, трогательную драму, которая должна была начаться после короткого рекламного сообщения КМ.
Доктор уже четыре раза смотрел эту запись. Сейчас он изучал лицо Бичера, на которое падал свет от экрана. Оно было неподвижным, но Доктор чувствовал, что Старик доволен.
В перерывах между действиями, когда Джеф Джефферсон говорил о КМ, Бичер проявил чуть больший интерес. Когда пленка закончилась, Старик дождался ухода механика.
– Симпатичный молодой человек, – задумчиво сказал Бичер. Но эта задумчивость говорила Доктору о том, что у Старика есть какие-то сомнения. Внезапно Бичер спросил:
– Такие телепостановки будут идти на каждой неделе?
– Такие, только лучше, поскольку будет транслироваться запись. Мы сможем избежать накладок в эфире.
– Я имел в виду характер пьесы. Я не стремлюсь угодить критикам. Я хочу угодить публике. Однажды я поручил моим ребятам провести исследование. Вам известно, сколько в этой стране критиков?
– Три тысячи? – предположил застигнутый врасплох Доктор.
– Вдвое меньше. Тысяча триста пятьдесят два. Они все не смогли бы купить много автомобилей, холодильников или стиральных машин. Для меня критики не имеют значения. Большинство из них все равно красные!
Мне нужны истории, имеющие человеческую ценность. Подобные той, которую мы только что увидели. Любой человек может исправиться, что бы он ни совершил в прошлом. Вот о чем эта вещь. Я имею в виду веру.
Внезапно Бичер спросил:
– Он – религиозный человек?
Доктор не ответил, и председатель произнес:
– Из какой он среды?
– Он – методист. Родился в Айове. Жил там до переезда в Голливуд.
– Обычно методисты сохраняют те убеждения, которые внушали им в детстве.
Бичер казался довольным, но неожиданно он заявил:
– Тут не все благополучно.
Растерявшись, Доктор не попытался что-либо ответить. Если Старик имел в виду что-то конкретное, это выяснится само.
– Вы понимаете – прежде чем я смогу отдать имя КМ в чьи-то руки, я должен убедиться в их чистоте. Я устроил ему проверку. Есть два момента.
Доктор насторожился.
– По моим сведениям, у него проблемы в семье. Возможен развод. Мы продаем автомобили семьям. Семейные люди осуждают разводы. Затем – у него роман с еврейской девушкой.
Удивленный осведомленностью Бичера, Доктор смог твердо сказать:
– Он закончился!
– Хорошо! – одобрил Бичер. – Вы понимаете, что я ничего не имею против евреев. Просто смешанные браки раздражают обе группы населения. Значит, мы можем беспокоиться только о его разводе.
Доктор понял, что, когда Старик покупал человека, он покупал его всего целиком.
– И, конечно, еще один момент…
Доктор помолчал, не догадываясь, что его ждет.
– Та история с красными. Почему порядочный, симпатичный молодой человек заступился за коммунистов?
– Я не считаю, что он за кого-то заступился, – ответил Доктор.
Лицо Старика внезапно стало сердитым. Люди редко открыто возражали ему. Доктор понял, что ему следует говорить быстро и убедительно.
– Если вы видели его выступление по телевидению, вы вспомните, что он говорил лишь о происшедшем лично с ним. Он хотел объяснить, почему испытавшие потрясение молодые люди в тридцатых годах легко поддавались влиянию ложной идеологии. С ним этого не случилось. Но он беспокоился о тех, кто поддался ей и сожалел об этом. Вы сами сказали – это история о нравственном исправлении. Он не хотел, чтобы их осудили, не дав шанса раскаяться.
– Он действительно не заступался за тех десятерых, которые были осуждены, – согласился Бичер.
– Да, не заступался.
– Будет лучше, если отныне он воздержится от участия в любой политической деятельности, – заявил Бичер.
– Думаю, когда срок его полномочий в качестве президента Гильдии истечет, он не будет снова баллотироваться на этот пост, – сказал Доктор, не имевший понятия о намерениях Джефа по этому вопросу.
– Хорошо. Хорошо, – задумчиво произнес Старик и добавил: – Развестись можно тихо. Моя дочь разводилась дважды, и оба раза без намека на скандал. Если вы заверите меня…
– Мы сделаем это бесшумно.
– Мне не нужны взаимные обвинения. Профессиональные проблемы и разногласия – это люди понимают и прощают…
Он пояснил, как следует обставить развод Джефа. Доктор понял его и согласился.
– Он знает, что ждут от него, когда он станет лицом КМ. Иначе он не сделал бы этого, – Доктор постучал по коробке с пленкой.
– Общественный имидж, – сказал Старик. – Оставьте пленку, мистер Коэн. Я хочу, чтобы все мое правление увидело ее.
Доктор улыбнулся, поняв, что это заявление значит больше, чем подписанный контракт. Когда Старик просил правление одобрить его решение, он не получал отказа.
Спустя четыре дня в офис ТКА в Беверли-Хиллз пришло письмо с уведомлением о том, что «Консолидейтид Моторс» покупает цикл телепередач с участием Джефа Джефферсона на срок в пятьдесят две недели. КМ выдвинула два условия. Программа будет называться «Театр звезд КМ». Второе требование касалось хорошего личного и политического поведения Джефа Джефферсона. Любой его поступок, способный скомпрометировать спонсора, приведет к немедленной отмене телепередач. Вскоре после прихода письма Бичер позвонил Доктору и дал ясно понять, что чем быстрее состоится развод, тем будет лучше.
На следующий день после окончания съемок Джоан полетела в Мексику. Она вернулась через четыре дня, практически незамеченная прессой.
Тремя неделями позже, с большей, чем обычно, помпой, ТКА совместно с ССД устроили коктейль для прессы, чтобы объявить о начале первого цикла телефильмов, снятого в Голливуде новым производственным подразделением агентства. Это событие получило бурное одобрение Гильдии киноактеров и других профессиональных союзов киноиндустрии.
Было произнесено множество тостов за успех нового начинания и возрождение Голливуда в качестве кинематографической столицы мира.
Отвечая на вопросы репортеров, Джеф Джефферсон дал ясно понять, что нелегкие обязанности звезды и ведущего «Театра звезд КМ» вынудят его отказаться от работы в Гильдии и не выставлять свою кандидатуру на очередных выборах. Он чувствовал, что начало производства телефильмов в Голливуде значительно укрепило положение Гильдии по сравнению с тем временем, когда он впервые вошел в свой кабинет.
Только Доктор не появлялся на фотографиях в прессе. Он предпочитал держаться в тени.
В течение последующих двенадцати месяцев ТКА создала двадцать шесть новых телепостановок и продала восемь из них. К концу своего первого полного сезона «ТКА-Филмз» владела четырьмя сотнями телефильмов, общая рыночная стоимость которых после первой демонстрации составила восемь миллионов долларов.
