Текст книги "Создатель звезд"
Автор книги: Генри Денкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)
– Вы не спрашиваете у Доктора его мнение о пациенте, – сказал Крейг, – так зачем спрашивать меня? Я – профессионал, причем весьма дорогой. Вы откроете для себя одну вещь, мистер. Я знаю мою работу.
Джеф и Клер встали из-за стола. То ли по тому, как он отодвинул ее стул, то ли по тому, как она улыбнулась ему, Крейг сделал свой вывод:
– Эти двое собираются не то пожениться, не то лечь в постель. Что именно, я не знаю.
Съемка сцен с участием Клер завершилась. Приближался вечер пятницы. Джефу оставалось сыграть роль ведущего. Он попросил Клер подождать его. Они уложились в отведенное время. Еще не было шести часов.
Джеф прошел в свою гримерную. Клер находилась там в простом платье и уличном макияже. Возле ее кресла стоял чемодан.
– Утром я съехала из отеля. Не было смысла платить за лишний день, – объяснила она.
У Джефа был огорченный вид.
– Если я попаду сегодня на ночной рейс, я успею утром позавтракать с мальчиками. В противном случае я целый день потрачу на дорогу.
– Я надеялся, что мы проведем вместе уик-энд. Нам почти не удавалось побыть друг с другом…
– Весь день на съемочной площадке, вечерами – за обедом.
– Я имел в виду – вдвоем. Без рабочего напряжения. Вдали от шумных многолюдных ресторанов.
Поняв, что она чувствует себя неловко, он улыбнулся:
– Моя мать назвала бы это «временем для ухаживания».
– Извини, Джеф. Но мальчики…
– Понимаю. Мы пообедаем, потом я отвезу тебя в аэропорт. Я не должен был давить на тебя.
– Спасибо, – с облегчением произнесла она.
Вместо «Чейзена», «Ла Рю» или «Дерби» Джеф выбрал маленький ресторан в Долине, где они будут избавлены от любопытных взглядов и догадок людей из кинобизнеса.
Они говорили о многом, но главным образом о впечатлениях Клер от съемок. Привыкшая к сцене, работавшая последнее время в прямом телеэфире, она прежде не представляла, как трудно сохранять цельность игры, когда постановка разбита на мелкие эпизоды и сцены. И хотя ей приходилось участвовать на телевидении в бесконечных репетициях, прогонах, теперь эта работа казалась ей гораздо более легкой, чем участие в съемках.
– И так – пять дней в неделю. Иногда шесть, – сказал он. – Люди считают эту работу легкой, но это не так. Она очень одинокая.
В последней фразе Джефа прозвучали более личные ноты.
– Откуда у тебя есть время чувствовать себя одиноко? – спросила она.
– Есть, – печально ответил он. – После работы. Когда обедаешь один.
– Ты не обязан обедать один, – сказала она, имея в виду, что в его жизни, конечно, есть другие женщины.
– Существуют женщины, с которыми мужчина может спать, но не есть, потому что им нечего сказать, нечего отдавать, кроме самой дешевой вещи в этом городе.
Он произнес это смущенно. Он впервые сделал такое признание.
– После моего приезда в Нью-Йорк их было немного. Это весьма консервативное признание для мужчины моего возраста. Встреча с тобой что-то изменила во мне. Заставила меня понять, что в глубине души, несмотря на мое не слишком счастливое детство, я – семейный человек. Но только для женщины, которой есть что дать. Я нуждаюсь в поддержке, вере. Все просто. Мне не нужно восхищение. Похвала. Я хочу быть нужным человеку, хочу знать, что кто-то – со мной, для меня. Джоан никогда не была такой. Как и моя мать. Я имею в виду – для отца. Она знала, что он потерпит крах. Всю жизнь ждала этого. Думаю, на самом деле она хотела этого.
Джеф не собирался произносить подобные слова. И она не ожидала их услышать. Но они прозвучали. За столом воцарилась долгая тишина. Затем Джеф посмотрел на свои часы и сказал:
– Дорога до аэропорта займет почти час.
Он жестом попросил счет, и они ушли.
Лос-анджелесский аэропорт вечером имел более дешевый вид, чем днем. Везде пахло табачным дымом. Служащие потеряли свои знаменитые услужливые дневные улыбки. Пассажиры выглядели так, словно они внезапно проснулись после глубокого сна. Маленькие дети невозмутимо спали на руках родителей, только один малыш кричал так громко, что его было слышно по всему залу.
Они сдали багаж Клер и стали ждать возле прохода.
– Я не смогу попасть в Нью-Йорк в течение семи-восьми недель, – сказал Джеф. – Если бы ты смогла приехать! ТКА снимает много сериалов. Найти роль не составит труда. Может быть, ты возьмешь с собой мальчиков и поживешь здесь подольше.
– Не знаю, – сказала Клер. – Я подумаю.
– Я тебе позвоню. Но мы должны договориться о времени.
– Когда у тебя заканчивается съемка, в Нью-Йорке – девять часов вечера. К тому же тариф ниже, – вполне серьезно сказала она.
Он улыбнулся.
– Моя мать говорила: «Остерегайся девушек, которые хотят тратить твои деньги. Но еще больше остерегайся той, которая бережет их. У нее серьезные намерения».
Они оба рассмеялись. Звонкий металлический голос, донесшийся из громкоговорителя, объявил посадку на рейс Клер. Они направились к выходу на поле.
– Без тебя будет скучно, – сказал он.
– Ты найдешь, чем себя занять, – сказала она.
– Мне предстоит выступить с речью в Канога-Парк. Там состоится вручение премии лучшему ведущему телепередач.
– О чем ты собираешься говорить?
– Не знаю. Я еще не видел речи. Кто-то ее сейчас пишет.
– Тогда помни совет Элфреда Ланта молодым актерам. Произноси слова так, чтобы они были слышны. И не натыкайся на мебель.
Он даже не улыбнулся.
– Я бы хотел, чтобы ты была там.
Пассажиры начали подниматься в самолет. Перед тем как отойти от Джефа, Клер сказала серьезным тоном:
– Для человека, у которого нет «свободного времени», ты ухаживаешь очень хорошо.
– Правда? – удивленно спросил он.
– Последние два часа я говорила себе: «Если он сделает мне предложение, я поставлю условие: мальчики и дальше будут воспитываться как евреи», – внезапно сказала Клер.
– Другие условия будут?
Она не успела ответить – служащий аэропорта потребовал, чтобы она прошла в самолет. Клер направилась к трапу, остановилась, повернулась и с улыбкой покачала головой – нет, других условий не будет.
Канога-Парк – это светящийся неоновыми огнями калифорнийский городок с торговым центром, расположенным в пределах прямой видимости от автомагистрали. Вы заезжаете сюда только в случае возникновения какой-нибудь неисправности. И тогда задаете себе вопрос – а что делают здесь люди в течение трехсот шестидесяти пяти дней в году?
В этот вечер Джеф уехал со студии на лимузине, оплаченном отделом рекламы «Театра звезд КМ». Актер расслабился после напряженного дня с помощью налитого в термос виски с содовой. Затем он взял написанную для него речь. До этого момента ему удалось взглянуть на нее лишь один раз, когда он давал свое одобрение. Сейчас ему предстояло запомнить ударные фразы, чтобы в нужные мгновения смотреть на аудиторию. Эта задача не вызывала у него беспокойства. Он легко заучивал текст. Он развил эту способность за годы работы в кино: иногда авторы сочиняли диалоги за несколько часов до съемки.
Но сегодня дублей не будет. Он должен все произнести правильно с первого раза. Джеф откинулся на спинку сиденья с напитком в одной руке и с речью – в другой. Он принялся читать. Начало ему понравилось. Он говорил, что ему более лестно получать награду в Канога-Парк, чем в большом городе, потому что Америка – это множество Канога-Парк. Здесь сохраняются лучшие традиции христианской благотворительности. Последним примером служит успех кампании местного благотворительного фонда. Выбирая сценарий для телепостановки, он думает о таких людях. О тех, кто составляет его аудиторию. Поэтому он с гордостью принимает их награду.
В речи только слегка затрагивались вопросы, которые можно было назвать политическими. Джеф отделил себя от других политиков: «Наш долг, долг людей, ради которых существует это правительство, – спасти его от политиканов, использующих эту страну в качестве лаборатории для проведения сомнительных социологических экспериментов». Слово «социологические» было использовано преднамеренно.
Джеф соглашался практически со всем содержанием речи, хотя, будь он менее усталым и более внимательным, у него могли бы возникнуть возражения.
Все прошло гладко – от жареных цыплят до яблочного пирога. Наконец распорядитель торжеств представил Джефа, поблагодарил его за визит в такой маленький город, как Канога-Парк. Это свидетельствовало о человечности актера, которую прекрасно отражал телеэкран.
Леди и джентльмены – Джеф Джефферсон!
Зазвучали громкие, продолжительные аплодисменты. Они усилились, когда Джеф приблизился к кафедре. Наконец ему пришлось попросить тишины с помощью протянутых вперед рук.
Начав говорить, он был награжден такой тишиной, что ему показалось, что слова уходят в пустоту. Он сбавил темп после нескольких минут и начал наслаждаться сосредоточенностью слушающей его толпы.
В дальнем конце зала, у двери, сидел человек с блокнотом и ручкой. Он периодически что-то записывал. Джеф не замечал его. Он не знал Уолтера Крейга. Их не познакомили в этот вечер. Сразу после выступления Джеф уехал, сославшись на раннее начало утренних съемок. С диском под мышкой и облегчением в душе он направился к лимузину, чтобы поехать домой.
Работа Уолтера Крейга только начиналась. Перед обедом он положил перед каждым гостем листок с вопросами, касающимися реакции аудитории. Некоторые вопросы маскировали истинную цель опроса. Но некоторые были более прямыми. Человека спрашивали, как он воспринял Джефа, его речь в целом, ее отдельные специфические тезисы. В конце вечера Уолтер Крейг собрал заполненные и пустые листки.
Через два дня он появился в кабинете Доктора, терпеливо дождался, когда Коун закончил междугородний разговор с банкиром по имени Дик. Они обсуждали условия кредита, гарантии, обеспечиваемые залогом – студийной недвижимостью, фильмотекой и большим участком земли. Поскольку, казалось, беседа не имеет явного отношения к его работе, Крейг слушал не слишком внимательно, хотя его всегда интересовали упоминания миллионных сумм.
Положив трубку, Доктор посмотрел на Крейга:
– Ну, что вы узнали?
Крейг поднялся с кресла, чтобы разложить на столе маленького человека пачку листков.
– Что это?
– Опросные листы. Подобные листы используют ваши коллеги, когда хотят узнать мнение публики о фильме. Мы используем их для выяснения реакции. Вся наша работа основана на реакциях. Зачем гадать, когда можно точно определить?
Доктор кивнул.
Крейг взял несколько карточек, не выбирая их специально, и стал читать обведенные ручкой фразы и отдельные слова:
– Честный… искренний… открытый… правильно относится к социализму… порядочный человек… «свой»… скорее личность, нежели актер… очень искренний… прав в том, что у нас слишком много социализма.
– Конечно, не все заполнили листы. Но процент ответивших оказался весьма высоким. Это говорит о положительном отношении к человеку.
Крейг извлек из своего кейса фотографии.
– Я поручил моему человеку поснимать Джефферсона.
Он выложил фотографии, точно игрок, раскрывающий свои карты. Доктор стал брать их в руки одну за другой.
– Он выглядит, как настоящий кандидат, – сказал Крейг.
– Это не должно удивлять вас, – отозвался Доктор.
– Не всегда получается так, как вы думаете. Некоторые люди слишком красивы. Они раздражают публику. Избиратели не доверяют слишком красивым мужчинам. В лице Джефферсона есть несовершенство, которое снимает эту проблему.
– Ваше заключение? – спросил Доктор.
Крейг встал, потер большой и указательный пальцы друг о друга, напомнив о том, как он скатывал хлебные шарики в «Перино».
– Думаю, он может стать кандидатом здесь. При нестандартных… хм… качествах.
– Это хорошо или плохо?
– Плохо, если вы проигнорируете их. Хорошо, если обыграете их, – объяснил Крейг.
– О'кей. Что это за качества?
– Вы видите листы… «дружелюбный… надежный… порядочный… человечный…»? Для них он – обыкновенный человек. Не актер. Не политик. Просто порядочный человек, которому они доверяют. Мы должны создать новый имидж, которому он соответствует.
– Это будет образ нового политика. Политика – гражданина. Человека, оставившего на ограниченный срок свою работу, чтобы посвятить себя государственным делам.
– Для него управление – занятие не столь сложное, каким его представляют политики. Он займет следующую позицию: основные вопросы требуют простых ответов, которые могут дать люди, наделенные здравым смыслом. Люди должны взять их в свои руки. И он, будучи одним из них, подходит для этой роли!
– Как отреагирует на эту концепцию партия, состоящая из профессиональных политиков? – настороженно спросил Доктор. – В конце концов за ним должна стоять партия.
– Когда придет время, я позабочусь о партии, – заявил Крейг. – Самый сговорчивый человек на свете – это алчный политик.
Словно испытав потрясение от собственной фразы, он медленно произнес, взвешивая каждое слово:
– Нация, которую сделали свободной и сильной простые граждане, имеет право временно прибегнуть к услугам политиков-граждан.
Он еле заметно кивнул, одобряя свое открытие.
– Да! Это – ключевая фраза!
– И профессионалы примут это? – спросил Доктор.
– Примут, примут, – заверил Крейг, позволяя себе продемонстрировать легкое раздражение тем, что ему приходится дважды отвечать на один и тот же вопрос, в то время как его мозг с предельной скоростью прорабатывал другие фазы проблемы. – Я хочу подвергнуть его еще нескольким испытаниям – устроить интервью с политическими обозревателями, может быть, дискуссию на телевидении. Но все в местных масштабах. Мы не должны выставлять его перед всем штатом, не определив точно, что у нас срабатывает, а что – нет. Это требует проведения трекинга.
– Трекинга?
– Вы называете это рейтинговым исследованием. Мы называем это трекингом. Как реагируют люди, о чем они думают, беспокоятся? А главное – что их возмущает? Все это меняется от недели к неделе, поэтому требует постоянного трекинга.
– Который, – перебил его Доктор, – требует постоянных расходов.
– Совершенно верно.
– Не волнуйтесь о деньгах. Скажите мне две вещи. Первое – его могут принять в качестве республиканца?
– Несомненно. Люди, которым он нравится, имеют центристские или правые взгляды. Вы это видели.
Крейг указал на листки, лежавшие на столе перед Доктором.
– Они боятся социализма.
– Это меня удивило, – сказал Доктор. – Я читал ту речь, там ничего не говорилось о социализме.
– Да. Но там было одно слово. Я называю его вентилем. Если есть резервуар злости, неприятия, предубеждения, вызванных каким-то конкретным моментом, слово-вентиль открывает его. В нашем случае таким словом было «социологический». Они отреагировали на него. Дали ему свою интерпретацию. Решили, что Джефферсон против социализма, потому что хотели видеть его противником социализма. Поверьте мне, он может быть республиканцем и получить голоса части разочарованных демократов.
Доктор удовлетворенно кивнул.
– Вы обеспечите финансирование? – спросил Крейг.
– Да.
Когда Крейг вышел из комнаты, Доктор впервые в своей жизни почувствовал, что он встретил человека еще более циничного, чем он сам. Даже самый практичный из всех знакомых Доктора человек – Кошачий Глаз Бастионе – не был столь циничным, как Крейг. Уолтер Крейг выполнит свою работу. Доктор не сомневался в этом.
Он нажал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать Спенса. Услышав гортанный голос, Доктор сказал:
– Спенс, я хочу, чтобы ты написал и послал письмо ряду лиц с просьбой профинансировать избирательную кампанию Джефа Джефферсона. Включи в этот список старика Бичера и руководителей всех крупных компаний, которые платят калифорнийской казне значительные налоги, даже если их главные офисы находятся вне штата. А еще – Дорис Мартинсон, хозяйку «Мартинсон Индастриз». Не указывай конкретную сумму. Сначала выясним степень их заинтересованности.
– Хорошо! – согласился Спенсер.
– И не используй официальный бланк ТКА. Пусть это будет обращением гражданина Спенсера Гоулда к другим патриотически настроенным гражданам.
Обед в День Линкольна, когда республиканцы собираются, чтобы почтить память Авраама Линкольна, используется для сбора денег на предвыборные кампании кандидатов из второго эшелона. Калифорнийский обед в этом году не стал исключением. Поскольку Лос-Анджелес считался традиционно демократической территорией, главное собрание устроили в Сакраменто. Ожидались выступления дважды терпевшего поражения кандидата в губернаторы, сенатора с истекающим сроком полномочий и сомнительными шансами на повторное избрание, а также двух чиновников из администрации штата, почти год назад заявивших о своем намерении баллотироваться на пост губернатора по мандату республиканской партии.
За два дня до обеда, билеты на который расходились неважно, в списке выступающих таинственным образом появился еще один человек – Джеф Джефферсон. Роль Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга в организации этого мероприятия осталась неизвестной широкой публике. Но пригласительные билеты стали продаваться гораздо лучше. Несколько столов были куплены анонимными друзьями Джефа, пожелавшими сохранить свое инкогнито.
В отличие от торжеств в Канога-Парк и последовавших за ними, на этот раз Джеф Джефферсон прибыл не один. Старый Бичер позвонил из Палм-Бич и настоял на том, чтобы самолет КМ доставил Джефа в Сакраменто. Группа сопровождения состояла из Доктора, Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга. Поскольку Джеф устроил так, чтобы Клер могла взять с собой мальчиков, она также полетела с ним.
Следуя указаниям Крейга, Джеф и его спутники вошли в банкетный зал последними. Появление Джефа вызвало обычный восторг узнавания. Со всех сторон зазвучало: «Джеф, Джеф, Джеф…» Он приветливо улыбнулся, прошел к помосту, скромно занял место в конце стола, обменялся рукопожатием с бывшим конгрессменом.
Он излучал доброжелательность, проявлял интерес к происходящему, ел мало. Когда говорили другие, он слушал сосредоточенно, с серьезным лицом – так, как он слушал других актеров, занятых в сцене. Умение слушать для актера не менее важно, чем умение хорошо говорить. Джеф сидел в позе заинтересованного слушателя, которую он использовал прежде при съемке крупных планов.
Речи других ораторов, выступавших перед ним, были заурядными. Все пели дифирамбы Линкольну. Звучали надуманные аллюзии, обещания проводить смелую политику и добиваться побед. Любой из ораторов мог прочитать речь другого оратора, и никто не заметил бы подмены.
К концу вечера, перед главным выступлением, слово предоставили Джефу. Он держался смущенно, стараясь отделить себя от других сидевших на помосте мужчин, которые были известными политиками. Его речь началась тем, что Уолтер Крейг назвал упражнением в скромности. Джеф извинился за то, что отнимает время у столь достойной аудитории, представился как рядовой гражданин и налогоплательщик, заявил тем самым о своей близости и единении с собравшимися, что был не вправе сделать любой другой оратор.
Нанеся такой удар соперникам, он перешел к основной части своей речи, где затрагивались все общественные тревоги, страхи и недовольства, выявленные в ходе проведенного Крейгом трекинга.
Джеф не пытался дать ответы, даже не намекал на возможные решения. Он закончил нотой грусти и сожаления. Без единого слова упрека ему удалось обвинить каждого политика штата. Когда он замолчал, зазвучали мощные аплодисменты. Это были не те овации восхищения, которыми его встретили. Эти аплодисменты обещали активную поддержку.
Крейг молча ликовал. Он сделал свое дело. Превратил актера в серьезного претендента на власть.
Не только один Крейг понял это. Мужчины, сидевшие на помосте и выступавшие перед Джефом, также отметили происшедшее. Даже главный оратор дня, сенатор Соединенных Штатов, заподозрил перемену. Она превратилась в уверенность, когда его собственное длинное обращение, над которым его помощники работали несколько дней, чтобы обеспечить повторное выдвижение, потерпело неудачу. Ожидаемые аплодисменты в середине речи не зазвучали. Все взгляды были прикованы к концу стола, где сидел Джеф Джефферсон, внимательно слушавший сенатора.
Репортеры тотчас уловили наметившуюся тенденцию. Как только обед закончился, они окружили Джефа. По требованию Крейга все сидевшие за столом Доктора остались на своих местах. Сам Крейг направился к помосту и остановился за спинами репортеров.
Посыпавшиеся вопросы были именно такими, какие ожидал Крейг. Сейчас его интересовали ответы Джефа.
– Джеф, это был ваш первый выстрел в битве за право выйти на политическую арену?
– Вы намерены стать кандидатом на государственную должность?
– Какую должность?
– Что делаете в таком месте вы, порядочный либерал?
Джеф улыбался.
– Послушайте, друзья, я пришел сюда только для того, чтобы произнести речь. Я не готов отвечать на вопросы. В своем выступлении я поставил много вопросов, на которые, я надеюсь, политики смогут ответить.
– Значит, вы не считаете себя политиком?
– Определенно нет. Возможно, в этом и заключается ошибка. Слишком много профессиональных политиков. И мало активных граждан. Эта нация родилась благодаря мужеству и самопожертвованию солдат-граждан при Конкорде и Лексингтоне, и она может развиваться только благодаря самопожертвованию граждан-политиков.
Крейг узнал в этой фразе цитату из речи, которую он написал для одного второстепенного выступления Джефа. Во время интервью Джеф дважды использовал цитаты из речей, написанные для него Крейгом.
Когда Крейг почувствовал, что Джеф может попасть впросак, он поднялся на помост. Репортеры тотчас поняли, что они не ошиблись в своих догадках. Это было событием. Присутствие Крейга многое объясняло. Газетчики получили материал. Теперь они спешили написать свои статьи, не стремясь копать глубже.
Возвращаясь в самолете в Лос-Анджелес, Клер, Доктор и Спенс наперебой поздравляли Джефа. Только Крейг оставался молчаливым и задумчивым. Именно такой искренний, бесхитростный, доброжелательный человек, как Джеф, был необходим для обновления республиканской партии. Несмотря на то что он зарабатывал полмиллиона долларов в год, ему удалось убедить аудиторию в том, что он разделяет ее тревоги и опасения за судьбу штата и нации. А главное, он был искренним.
Лимузин Доктора ждал их в аэропорте Бербенка. Все, кроме Крейга, сели в машину. Крейг предпочел ехать на своем автомобиле.
Джефа больше всего радовало явное ликование Клер по поводу его успеха. На этот раз до ее отъезда он сделает ей предложение. Она должна согласиться.
Клер действительно согласилась.
Раньше чем через сорок восемь часов после линкольновского обеда Уолтер Крейг прибыл в офис Доктора. День уже заканчивался, поэтому Крейг, Спенс и Доктор выпили. Поскольку совещание состоялось по инициативе Крейга, Доктор обратился к нему с простым вопросом:
– Ну?
Крейг сунул руку в карман и разложил на столе Доктора более дюжины различных по размеру вырезок из газет Лос-Анджелеса, Сан-Франциско, Сакраменто, Сан-Диего и других, менее крупных, городов штата. Заголовки были впечатляющими по содержанию и крупными по размеру. «Джефферсон всколыхнул республиканцев», «Новая роль кинозвезды?», «Джефферсон – республиканец. Возможно ли это?», «Новая надежда слабеющих республиканцев?», «Республиканцы движутся влево?», «Новый золотой мальчик для золотого штата?». Доктор пробежал взглядом по заголовкам, прочитал первые фразы и передал вырезки Спенсу. Крейг оставался серьезным, почти мрачным до тех пор, пока Доктор не посмотрел на него.
– Почему вы такой грустный? Великолепная работа! – сказал Коун.
Крейг шагнул к бару. Приготовил себе очередной напиток.
– Самое главное в этих статьях – то, что я искал, – это ответ на вопрос: «Воспримут ли его всерьез?»
– Это произошло! – с энтузиазмом произнес Спенс.
– Да! Несомненно! Что порождает проблемы, – сказал Крейг.
– Вы считаете тот вечер проблемой? – спросил Спенс. – Я бы не хотел увидеть, как вы реагируете в случае провала.
– В моем деле легче всего справиться с неудачей. Все завершается в ночь после выборов. Но когда сталкиваешься с успехом, дело обстоит иначе, – ответил Крейг, так и не раскрыв причину своего беспокойства.
– И что же происходит в случае успеха? – спросил Доктор.
– Они воприняли его всерьез! – заявил Крейг. – Теперь нам придется принимать решения.
– Какие?
– Он не может больше появляться на телеэкране. Иначе мы нарушим требования равного эфирного времени.
– Я могу решить эту проблему, – сказал Доктор.
– И убедить его отказаться от гонораров? – спросил Спенс, думая о своей доле комиссионных ТКА.
Прежде чем Доктор ответил, Крейг выпалил в сторону Спенса:
– Убеждать его – моя работа! Я позабочусь об этом!
– Каким образом? – с искренним любопытством спросил Доктор.
– Это просто, как подцепить триппер. И основано на том же принципе. Постоянное общение с людьми. Он будет появляться перед публикой, слушать аплодисменты, замечать поклонение. Его захватит азарт. Он проникнется убеждением в том, что они не только хотят его, но и нуждаются в нем. Когда это произойдет, он станет боксером, почуявшим вкус победы. Ничто его не остановит. Он сделает все необходимое для успеха. Главное – пробудить в нем азарт.
– Как мы узнаем, что это произошло? – спросил Доктор.
– Когда это случится, вы сразу поймете.
Если у Доктора и были сомнения, то он не выдавал их.
Крейг вернулся к волновавшему его вопросу.
– Как мы оставим его на виду у публики, если телепостановки прекратятся?
– Как мы оставим его на виду у публики?
Доктор еще не рассматривал этот аспект проблемы.
– Мы продумаем это, – обещал он, давая понять трудность задачи. – Что еще?
– Теперь – самое главное. Он должен полностью отдать себя в мои руки! – заявил Крейг.
– Пока что управлять им было несложно, верно? – спросил Спенс.
– До сих пор им еще не занимались! – отозвался Крейг. – Ему дали произнести несколько речей. Он появился перед людьми и сделал это.
– И чертовски хорошо! – сказал Спенс.
– Чертовски хорошо, – согласился Крейг.
Он подошел к столу, взял газетные вырезки и стал читать обведенные красным карандашом места.
– Поскольку теперь его воспринимают всерьез, ему будут задавать серьезные вопросы. Это уже началось тем вечером.
– Это хорошо, не правда ли? – сказал Спенс.
– Он держится не лучшим образом с политическими репортерами. Он – актер. И реагирует, как актер. Дайте ему слова, и он произнесет их. Дайте ему образ, и он воплотится в него. Но сам по себе он – ничто. Он плохо парировал вопросы тем вечером. Не чувствовал, когда надо уклониться, и как это делать. Он не знает, что ответить на вопрос репортера: «Что делаете в таком месте вы, порядочный левый демократ?»
– Насколько это плохо? – спросил Коун.
– Это не смертельно. Если он будет сотрудничать с нами. Выполнять наши указания, – сказал Крейг.
– И в таком случае?.. – сказал Доктор.
– Он самый неискушенный претендент, имеющий все шансы быть избранным.
– Вы не сказали – на какую должность? – спросил Доктор.
– Конечно, на должность губернатора! Эта игра привлекательна тем, что она позволит увидеть, как высоко я могу забросить человека, из всех необходимых качеств обладающего только популярностью. По правде говоря, мне не терпится увидеть результат.
Допив спиртное, Крейг снова направился к бару.
Спенс и Крейг ушли. Доктор сидел один в своем большом кабинете.
«Он – никто, поэтому может быть кем угодно».
«Дайте ему слова, и он произнесет их. Дайте ему образ, и он воплотится в него». И это сулило ему избрание. Так сказал Крейг.
То, чего не сделало кино, произошло благодаря волшебному ящику. Почему бы и нет? Звезда может сниматься ежегодно только в двух-трех кинофильмах. Каждую картину видят от десяти до пятнадцати миллионов человек. Половина из них может увидеть две его картины. Возможно, все три картины увидят десять миллионов. Но на телеэкране его видит большее количество людей, чем в кинотеатрах. Он стал еженедельным гостем в их домах. И самое главное – он всегда представал в самом выигрышном свете.
В общественном сознании произошли коренные перемены. То, кем человек кажется, стало важнее его сути.
Это явление имело свои забавные стороны. ТКА показывала по ТВ сериал о медиках. Актер, игравший Доктора, был завален письмами от поклонников. Люди описывали свои симптомы, спрашивали совета. Они доверяли ему больше, чем своим врачам. Началась новая эпоха – эпоха электроники. Появилась возможность заснять иллюзию, спроецировать ее на экран. И тогда она становилась более подлинной и важной, чем любой реальный факт.
Коун предостерег себя от чрезмерной радости. Преждевременное выдвижение Джефа в кандидаты заключало в себе опасность. Это могло осложнить завершение его четвертого полного сезона на ТВ. Любой другой республиканец, надеющийся на выдвижение, мог заявить о своих правах на равное эфирное время. Телекомпания скорее отменит сериал Джефа, нежели предоставит такое же время всем его соперникам. Джефа следует выставлять перед публикой осторожно, чтобы его не могли считать официальным претендентом.
Крейг упомянул и другую проблему. Если придет такое время, когда Джеф станет кандидатом и будет вынужден исчезнуть с телеэкрана, как им удастся постоянно держать его на виду у публики?
Перед уходом из кабинета Доктор нажал кнопку переговорного устройства.
– Спенс, я хочу, чтобы ты осторожно узнал, сколько стоят старые фильмы Джефа.
– Зачем нам его старые фильмы? – спросил Спенс. – У нас есть две сотни новых.
– Я не сказал, что они нужны нам. Я только попросил узнать. Осторожно. Может быть, мы захотим купить их и сжечь. Но какие бы намерения мы ни имели, они не так сильны, чтобы мы согласились заплатить слишком много. Понял?
– Понял, – сказал Спенс, хотя его недоумение было очевидным.
– Послушай, – добавил, подумав, Доктор, – есть лучший путь. Мы не хотим ничего покупать. Создай подставную фирму. Пусть они наведут справки насчет этих фильмов. Так будет безопасней и дешевле.
Доктор отключил переговорное устройство, прежде чем Спенс успел задать новый вопрос. Хорошо поработав в течение дня, он мог теперь покинуть кабинет.
На столе Доктора лежал набор новых фотографий, сделанных на тихой, малолюдной свадьбе Джефа Джефферсона и Клер Колтон. В сопроводительной журнальной статье Клер была названа «некогда популярной актрисой, овдовевшей несколько лет назад и периодически игравшей в спектаклях, чтобы содержать двоих сыновей». На ряде снимков Джеф и Клер были изображены вдвоем. На других фотографиях рядом с ними находились мальчики, унаследовавшие светлые тона матери. Эта группа выглядела, как симпатичная настоящая семья.
Показав фотографии Доктору, Крейг сказал:
– Мы провели опрос. Идея понравилась шестидесяти восьми процентам населения. Семидесяти одному проценту особенно пришелся по душе тот факт, что Джеф решил стать отцом двум этим славным несчастным малышам. Идеальный имидж.
