Текст книги "Операция продолжается"

Автор книги: Геннадий Семенихин

Соавторы: Михаил Алексеев,Иван Стаднюк,Николай Грибачев,Владимир Волосков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Майор медицинской службы Гуляев зашел в свой кабинет – небольшую комнату в таком же бревенчатом доме – и в раздумье остановился у стола. Его немолодое усталое лицо, круглое, с чуть обвисшими щеками и темными кругами под глазами, было нахмуренным. Какое-то смутное беспокойство тревожило Гуляева. Ему казалось, что он должен был что-то сделать сейчас – важное и неотложное, но не сделал. Мысли навязчиво блуждали вокруг прибывшего подполковника. «Что за тон разговора? – недоумевал Гуляев. – Покрикивает даже...»

Прошло еще пять-семь минут. Чувство беспокойства не оставляло Гуляева. Наконец он собрался с мыслями: «Почему, собственно, я должен решать, кто может, а кто не может допрашивать пленного? Это же непорядок! Мое дело обеспечить лечение. А все прочее...» – И майор решительно снял телефонную трубку.

Через минуту он докладывал начальнику штаба дивизии. В ответ услышал резкое и повелительное:

– Арестовать немедленно!..

Майор медслужбы Гуляев бросился к двери.

Подсвечивая фонариком, торопливо бежал по знакомой дорожке. Вот и сруб, в котором лежит раненый немецкий лейтенант. Вокруг – ни души. Только чуть в стороне, где располагается транспортный взвод, слышится чья-то песня.

Вдруг из дверей бревенчатого дома навстречу Гуляеву вырвался солдат-санитар.

– Сюда! Сюда! – задыхаясь, крикнул он. – Убил, убил его!..

Гуляев резко распахнул дверь и остановился на пороге. Подполковника в комнате не было.

Лейтенант Ганс Финке хрипел. На его губах пузырилась красная пена. Беспомощно хватаясь руками за грудь, в которой торчал глубоко вонзенный нож, Финке шептал:

– Герлиц... Карл Герлиц... убийца...

Прибежал дежурный Скворцов.

– Объявите тревогу! – приказал ему Гуляев. – Нужно поймать этого мерзавца.

Кажется, что самолет стоит на месте. Только изредка чуть встряхнет его, точно на выбоине, и опять монотонно жужжат моторы, опять состояние покоя и неподвижности. Но Платонов, прильнув к окошку кабины, видит своим острым глазом: далеко внизу, где утонула в ночном сумраке земля, проплывает, тускло поблескивая, река Пола. Заметно и приближение линии фронта. Впереди, куда держит курс самолет, то там, то здесь раздвигают темноту красные всполохи – это бьют батареи. Откуда-то из глубины, точно из недр самой земли, время от времени вырываются белые и красные светлячки и, описывая в ночном небе кривую, исчезают. Иногда заметна вспышка в том месте, куда падает светлячок, и кажется, что он разбивается о что-то твердое, разбрызгивая сотни искр. Это трассирующие снаряды. С высоты чудится, что летят они очень медленно и нисколько не опасны.

Платонов отрывается от окошка и окидывает внимательным взглядом солдат своего отделения. Даже при тусклом освещении заметна сосредоточенность на их лицах: всем им, кроме шустрого молодого паренька Курочкина, приданного отделению радиста, впервые приходится выбрасываться в тылу врага на парашютах.

Вспоминается минувший день – хлопотливый и напряженный. Разведчиков тщательно инструктировали, как пользоваться парашютом, потом предложили сделать по одному пробному прыжку. Петр Скиба отказался! «Я лишний раз рисковать не хочу», – заявил он. Разведчики подсмеивались над Петром, а новичок Евгений Фомушкин, которого только вчера перевели в отделение из саперной роты по ходатайству лейтенанта Сухова, начал упрашивать инструктировавшего их капитана разрешить ему прыгнуть дважды – за себя и за Скибу. Капитан отказал, а Скибу несколько раз заставил повторить, как и когда дергать за вытяжное кольцо парашюта, как разворачиваться по ветру, держать ноги при толчке о землю...

Линия фронта осталась позади. Внизу – непроглядная темь. Только изредка блеснет озерко или тонкая жилка лесной речушки. Наконец самолет лег на крыло, начал описывать круг. Казалось, что далекая земля вдруг вздыбилась вверх. Платонов заметил знакомые очертания, точно такие же, как на карте, двух лежащих рядом озер. Справа от них должна находиться деревня Лубково, а слева, в трех километрах, – огромная лесная порубка, где предстоит приземлиться разведчикам.

Из кабины экипажа вышел летчик-капитан, высокий, полнощекий, и хрипловатым голосом сказал:

– Ну, братва, приготовиться! Только без спешки рвать кольца!

Открыл дверь, и в самолет пахнула свежая струя воздуха. Иван Платонов почувствовал, что у него что-то холодное, как этот воздух, шевельнулось в груди. В тревоге сжалось сердце. В коленках и в руках появилась противная слабость.

«Страшно, – подумал Иван. – Легче на медведя с ножом идти, чем бросаться в эту прорву...»

Поглядел на разведчиков. В телогрейках, с пристегнутыми парашютами, они казались в полумраке кабины неуклюжими, даже беспомощными. Заметил, как побледнел Петр Скиба. Перевел взгляд на Атаева, Зубарева, Савельева; понял, что и они чувствуют себя точно так же, как он. Только веселыми огоньками горят глаза у Фомушкина и у радиста Курочкина.

«Юнцы, этим бы побольше приключений», – мелькнула мысль.

Платонов поднялся и точно стряхнул с себя неприятное, давящее чувство. Решительный и уверенный вид сержанта придал бодрости другим разведчикам. Только у Скибы по-прежнему не сходила бледность с лица.

– Пора! – крикнул капитан.

Платонов подошел к открытой двери, положил руку на вытяжное кольцо парашюта. Хотел что-то сказать разведчикам, но побоялся голосом выдать свое волнение.

Во время тренировочного прыжка днем тоже было страшновато, но не так перехватывало дыхание, не сжималось сердце. Глубоко вдохнув в себя воздух, точно перед броском в воду, Иван бросился грудью вперед.

Вторым шагнул за борт самолета радист Курочкин, за ним Савельев, Атаев, Зубарев.

Настал черед Петра Скибы. Он решительно подошел к распахнутой двери и вдруг остановился. Евгений Фомушкин, которому не терпелось броситься вслед за товарищами, легонько подтолкнул его в спину. Скиба заупрямился, резко повернулся и ухватился одной рукой за обшивку самолета, а второй за грудь Евгения. Но, потеряв равновесие, полетел за борт, успев сильно дернуть за вытяжное кольцо парашюта Фомушкина. Евгений растерянно оглянулся на капитана-летчика и, прижав к груди полотно своего парашюта, которое, точно пух из распоротой подушки, начало вылезать из чехла, бросился в распахнутый люк.

Капитан широко раскрытыми глазами смотрел в опустевший проем двери. И уже ни к чему крикнул Фомушкину:

– Разобьешься, дурак!..

Потом бросился на пол кабины и высунул голову сквозь дверь наружу. Тут же увидел такое, от чего похолодел: нераскрывшийся парашют Фомушкина верхним краем зацепился за хвостовое оперение, точно прикипел к нему. Фомушкин болтался где-то сзади самолета на вытянувшихся стропах.

Капитан вскочил на ноги и кинулся за перегородку – в кабину, где сидел экипаж...

Правый, левый крутые развороты, еще и еще. Капитан снова лежит на нижней обшивке и смотрит в раскрытую дверь. Полотно парашюта Фомушкина отодвинулось чуть дальше к краю хвостовой плоскости, но расставаться с самолетом упорно не хотело.

Машина опять легла на крыло, потом выровнялась и рванулась вниз. Казалось, неуклюжее тело большого транспортного самолета сейчас разломится на части.

Когда капитан опять поглядел в открытую дверь, то увидел, что парашюта Фомушкина на хвосте самолета нет.

Платонов приземлился среди большой поляны, покрытой редким мелколесьем. Натянул нижние стропы, погасил упавший на кусты парашют и торопливо отстегнул лямки. Тут же увидел, как недалеко к земле скользнул еще один парашютист. Подбежал к нему и узнал Атаева.

Мелколесье мешало оглядеться вокруг. Минут через десять, как было условлено, Платонов два раза закричал филином.

Один за другим собирались разведчики. Последним пришел Петр Скиба – в разорванной телогрейке, с поцарапанным лицом. Из-за того, что он промедлил с прыжком, парашют опустил его на опушку леса и куполом прочно зацепился за ветки сосны. Петр, подтянувшись по скрученным стропам к стволу дерева, выбрался из лямок и спустился на землю.

Не явился на зов один Фомушкин. После того как закопали парашюты, его искали до утра, но тщетно.

В эту ночь произошли еще два важных события. Было перехвачено радиодонесение. Оказывается, код, взятый у лейтенанта Ганса Финке, не устарел. В донесении говорилось:

«Связь с Финке и Герлицем установить не удалось. Наверно, схвачены. Возможно, завтра ночью через линию фронта попытается проникнуть отряд советских разведчиков. Об их задаче русские по телефону говорили так: «Накроем в одном хуторочке птичек, которые к нам залетают». Речь идет о хуторе Борок. Примите меры. Операция подготовлена. Сегодня будет осуществлена. Маргер».

Стояла глухая ночь, когда генералу Чернядьеву принесли это донесение. Генерал не спал. На вошедшего в землянку майора Андреева даже не поднял глаз. Это значило, что комдив сердит. Еще бы: стало известно, что обер-лейтенант Герлиц побывал в медсанбате и убил пленного лейтенанта Финке.

– Диверсии не допустим, – уверенно сказал Андреев, стараясь как-то смягчить неприятное впечатление, которое произвела на Чернядьева радиотелеграмма, свидетельствовавшая о том, что в тылу дивизии появилась новая группа диверсантов. – На всех объектах – усиленные караулы, люди проинструктированы. Наготове дежурные подразделения.

– Пока что, товарищ майор, фашисты оставляют вас с носом, – хмуро промолвил Чернядьев. – Поймали эту группу Финке и успокоились. Болтунов развелось полно. Найдите, кто проболтался по телефону об операции Сухова. Наказать строжайшим образом... Как Платонов?

– Выбросился. Утром ждем его позывных.

– При первой же возможности сообщите ему, что гитлеровцы знают о готовящемся нападении на Борок. Пусть к хутору не приближаются и ждут наших указаний. Операцию лейтенанта Сухова пока отложить.

– Слушаюсь.

– А насчет диверсии не успокаивайте себя. Как видите, лейтенант Финке правду сказал не до конца... Герлиц, по-видимому «майор», которого вспугнул Сухов, остался без рации, вот и не может связаться с этим Маргером. Но кто он – Маргер? Может, группа из Борка уже начала действовать?

– Трудно сказать, – ответил майор Андреев. – Но работают оперативно. Герлиц явился в санбат уже не «майором», а «подполковником».

– Ладно, не задерживайтесь, – поторопил его генерал. – Пока есть время, обзвоните тылы и переправы. Пусть не зевают.

Но звонить уже не было необходимости.

Дмитрий Кедров – тот самый солдат, которого следопыты вырвали из рук фашистских разведчиков, – прохаживался вдоль штабелей ящиков, прикрытых густыми еловыми ветками. Рука твердо лежала на новеньком автомате. До предела напряжен слух, обострено зрение.

Непривычна для Кедрова служба в тылу после четырехмесячного пребывания в траншеях переднего края. Чудится ему, что тишина таит в себе необъяснимую опасность.

Четыре дня взвод, где служит Дмитрий Кедров, находится в дивизионных тылах. Его вместе с несколькими другими взводами сняли с переднего края для прочески леса. А сейчас поставили охранять артиллерийский склад.

Ночь выдалась темная, прохладная. Хотя скоро должно рассветать, Дмитрию кажется, что сосны, столпившиеся вокруг в темноте, придвинулись ближе, а прогалины меж них, сквозь которые днем можно было видеть далеко вперед, куда-то исчезли. Совсем иным казался лес ночью. Днем Кедров даже не замечал убаюкивающего шума верхушек сосен, их тонкого посвистывания, а сейчас этот шум мешал прислушиваться к темноте, нагонял дремоту.

Бесшумно, неторопливо прохаживается Кедров от одного угла штабеля к другому, за углами тоже стоят часовые – солдат Новоселов и ефрейтор Мухин. Пятнадцать шагов вперед, пятнадцать назад. Потом останавливается, напрягает слух, зорко всматривается в лесную чащу. Взгляд настороженно прощупывает каждый ствол дерева, темную массу кустов орешника, которые солдаты пожалели срубить, расчищая сектор обзора.

Ветер по-прежнему слегка шумит в верхушках сосен. Внизу стоит затишье, точно в яме. Почему же тогда шевельнулась ветка орешника? Кедров медленно повернул голову в одну, а затем в другую сторону. Но щеки не почувствовали движения воздуха. Отчего же качнулись ветки? Или показалось?

Дмитрий стал спиной к сосне, о которую опиралась стена ящиков со снарядами. Долго всматривался в ореховый куст, напряженно прислушивался. Ничего подозрительного. «Показалось», – подумал Дмитрий. И снова медленно зашагал от угла к углу. Автомат холодил руки.

И вдруг Кедров заметил, что рядом с темным силуэтом большого орехового куста замаячил маленький куст. Это встревожило Дмитрия. Он хорошо помнил, что никаких маленьких кустов вокруг не было.

Стараясь ничем не выказать тревоги, Кедров продолжал прохаживаться вдоль штабеля, кося глазом на кусты. Ему казалось, что маленький куст медленно, почти незаметно приближался к стволу ближайшей сосны. «Не поднять бы зря переполоха», – думал Кедров.

Словно ничего не случилось, часовой свернул за угол, где стоял на посту Новоселов. Сделал ему знак рукой и упал на землю, наблюдая из-за ящиков за кустом. Ждать долго не пришлось. Кедров отчетливо увидел, как темная фигура согнувшегося человека проворно скользнула к ящикам.

Автоматная очередь эхом раскатилась по лесу...

КОНЕЦ БАНДЫ КАПИТАНА МАРГЕРА

На рассвете на склады артиллерийского снабжения приехали начальник разведки дивизии – сухощавый, высокий майор Андреев и рядовой Игнат Шевченко.

Майор в присутствии Игната подробно расспросил солдата Кедрова об обстоятельствах нападения на пост. Затем подошли к трупу диверсанта, лежавшему на том же месте – близ штабелей снарядных ящиков. Убитый был одет в обыкновенную телогрейку, солдатские брюки и ботинки с обмотками. Рядом валялись пилотка и финский нож. Из-за борта телогрейки торчала рукоять пистолета.

Шевченко первым делом осмотрел подошвы и каблуки ботинок убитого. Заметив «слизанную» середину железного косячка на левом ботинке, присмотревшись к расположению гвоздей на подошве, Игнат, нахмурив черные брови, сказал:

– Это не та птичка в майорской форме, которую мы гоняли, не Герлиц.

– Жаль, – ответил Андреев, – а может, Маргер?

– Кто его знает? Документов никаких.

Около куста, указанного Кедровым, на примятой траве валялись четыре пакета взрывчатки, бутылка с горючей жидкостью, бикфордов шнур со взрывателями. Все это бросили диверсанты, застигнутые врасплох внезапным огнем часового.

Майор Андреев тем временем раздумывал: «Одежда диверсантов ничем не отличается от одежды других солдат. Не могло ли случиться, что диверсанты пристроились в каком-либо тыловом подразделении и, войдя там в доверие, преспокойно занимаются своим делом?»

Андреев тут же справился, не исчез ли в эту ночь кто-нибудь из состава тыловых подразделений. Но все люди оказались на месте. Никто из офицеров, сержантов и солдат, подошедших взглянуть на застреленного диверсанта, не опознал его в лицо. Все это рассеивало опасения майора. Кроме того, весьма основательные доводы привел Шевченко. Осмотрев склад, который фашисты пытались взорвать, прилегающую к нему местность, а также следы, оставленные диверсантами, Игнат пришел к заключению, что враг действовал наугад.

– В расположении складов диверсантам до этого не удалось побывать. Иначе они полезли бы подрывать снаряды с другой стороны.

Сказав это, Шевченко кинул быстрый взгляд на майора Андреева, на начальника артснабжения – молодого щеголевато одетого капитана. Заметив, что капитан не очень-то верит его словам, Игнат пояснил:

– Правее дороги у самых складов – овражек, сплошь поросший кустарником. Там же и ручей журчит. Ясно, что оттуда легче было напасть на часового. Наконец, легче было приблизиться к посту и около ящиков с минами. Лес там гораздо гуще.

Выслушав доводы Шевченко, майор Андреев укоризненно посмотрел на артснабженца:

– Оказывается, крепко думать нужно, прежде чем склады располагать.

– Оттуда тоже не укусили бы. Охрана надежная, – ответил в свое оправдание капитан.

Шевченко обратился к майору Андрееву:

– Разрешите идти по следу?

– Идите. Вот вам в помощь отделение автоматчиков. – И майор указал своей длинной рукой в сторону выстроившихся на дороге солдат.

Среди автоматчиков был и Дмитрий Кедров. Он смотрел на Игната, точно на волшебника, боялся пропустить каждое его движение, каждый взгляд. На всю жизнь запомнит Дмитрий разведчиков-следопытов, которые разыскали его на островке среди болот и вырвали из рук фашистов...

Цепочка солдат быстро продвигалась по утреннему лесу. Игнат Шевченко шел впереди. Он понимал, что первые несколько сот метров диверсанты, напуганные внезапной стрельбой Кедрова, должны были бежать по прямой, в глубину леса. Поэтому вел автоматчиков ускоренным шагом, примечая следы.

В прогалинах между стволами деревьев засветлело небо. Вскоре автоматчики вышли на опушку леса. Перед ними раскинулась неширокая, но далеко тянувшаяся вправо и влево – по обе стороны ручья – поляна. Солнце положило свои косые лучи на поляну, и на молодой траве засеребрились капельки росы.

Игнат сразу же заметил, что от того места, где кончается тень деревьев, по искрящейся росистой зелени поляны тянутся три темные полосы. Их заметили и автоматчики.

– Ишь какую дорогу по росе проторили! – промолвил Кедров.

Солдаты быстро побежали по поляне к ручью. За ручьем темных полос на покрытой росой траве уже не было.

– Опомнились, гады. Начали следы заметать, – сказал Шевченко.

– По воде пошли? – спросил Кедров.

– По воде. Но по илистому дну далеко не уйдут. За мной!

Игнат повел автоматчиков вверх по течению ручья. Ему казалось, что диверсанты побежали именно в этом направлении, так как к лесу здесь ближе. И тут же он вспомнил частое напоминание Платонова: «Только без горячки!» Точно почувствовал на себе строгий, с прищуром взгляд сержанта. Но так сразу менять свое решение не хотелось, и Игнат пробежал еще шагов десять. Потом остановился.

«Задание серьезное. Не до гонору», – мелькнула мысль. Он остановил автоматчиков, разделил их на две группы и послал одну, во главе с Дмитрием Кедровым, обратно – вниз по течению.

– Глядите в оба. Ни одной царапины на земле не пропустите, – поучал Шевченко.

Обе группы прошли поляну, углубились в лес и вынуждены были возвратиться обратно.

– Никаких признаков, – с досадой доложил Кедров. – Только один след увидели, но и тот из лесу ведет.

– Где след? Ведите туда.

Вскоре Игнат разглядывал на болотистом берегу ручья замеченные Кедровым отпечатки человеческих ног. Присмотревшись к ним, следопыт снисходительно, с чувством собственного достоинства пожурил Кедрова:

– Эх, голова! Думать нужно. Если человек шел из леса через ручей, так где же следы на этой стороне?.. Молчишь? То-то...

Кедров уже и сам удивлялся, как он не сообразил, что здесь дело не чисто. Однако не мог понять, что же подозрительного в этих следах, и растерянно оглядывался на переминавшихся с ноги на ногу автоматчиков.

Игнат, хотя и нужно было спешить, не отказал себе в удовольствии поучить не смыслящих в следопытстве солдат.

– Смотрите мой след. – И он сделал несколько шагов по берегу, покрытому еще не высохшим наносным илом. – Сличите его со следом, который, как вы говорите, идет из леса. Есть между ними разница? Есть. Найденный вами след сделан человеком, который двигался спиной вперед.

Шевченко скороговоркой объяснил солдатам, что при нормальном шаге отпечаток, сделанный краем каблука, обычно глубже всего остального следа, особенно той части, которая выдавливается носком. В этих же следах отпечатки носков ботинок гораздо глубже отпечатков каблуков.

– Ширина нормального шага должна быть больше, чем ширина шага человека, оставившего здесь следы. Это также подтверждает, что человек двигался спиной вперед. Теперь понятно?

– Как у профессора получается, – не без зависти проговорил Кедров. – Не ясно только, почему наши следы мельче чем эти.

– Вопрос правильный, – похвалил солдата Шевченко. – Ведь здесь только один след. Куда же девались следы остальных двух диверсантов?

– Понятно! – обрадовались автоматчики. – Они прошли по следу первого. Поэтому и отпечатки глубоки.

– Верно. А теперь – по следу!

Вражеские диверсанты хитро заметали следы. Когда на их пути попался еще один лесной ручей, каких здесь много, они прошли по его дну километра два.

Однако Шевченко и автоматчики нашли то место, где выбрались фашисты из воды, нашли их следы в сторону фронта. Долго петляли гитлеровцы по лесу и остановились в густых зарослях совсем рядом с лесной дорогой и огневыми позициями артиллеристов. Враги рассчитывали, что никто не будет искать их в такой близости от наших войск.

И вот перед Шевченко и притомившимися уже автоматчиками встала стена дикого мелколесья, густого и непролазного. Было слышно, как метрах в двухстах отсюда, за мелколесьем, гудели проезжавшие по дороге автомашины. За дорогой изредка ухали орудия.

Игнат сообразил, что дальше этого кустарника диверсанты уйти не могли.

Но как бы не вспугнуть их! Как поступить, чтобы никто из них не улизнул? Шевченко оглянулся на автоматчиков. Мало! Ведь, по существу, кустарник нужно прочесывать, здесь за следами усмотреть трудно, да и можно раньше времени выдать себя.

– Товарищ командир, – обратился Дмитрий Кедров к Шевченко, – а что, если пригласим артиллеристов?..

Через пятнадцать минут артиллеристы, поднятые по тревоге, вместе с автоматчиками взяли в кольцо кустарник. Артиллеристов возглавлял молодой краснощекий лейтенант, командир взвода. Кольцо начало сужаться.

Вдруг тишину, висевшую над мелколесьем, вспорола автоматная очередь, вторая, третья... Это не выдержали нервы диверсантов, услышавших, как со всех сторон тихо потрескивает кустарник.

В ответ прозвучал звонкий голос лейтенанта-артиллериста.

– Вторая рота, гранаты к бою!

Шевченко, пробиравшийся по кустарнику с отделением автоматчиков со стороны, леса, понял хитрость лейтенанта и тут же поддержал его.

– Первая рота, гранаты к бою! – крикнул он хрипловатым баском.

Из глубины кустарника послышался торопливый, жалкий голос:

– Сдаемся! Не бросайте гранат...

– Выходи на дорогу! – властно ответил лейтенант.

– Выходи на дорогу! – повторил Игнат Шевченко. Пробираясь сквозь мелколесье, на дорогу вышли три солдата с автоматами в руках и вещмешками за спиной. Посеревшие от страха лица, широко раскрытые глаза. Они тут же положили на землю оружие и, затравленно оглядываясь на густую цепь автоматчиков, подняли руки.

Последним вышел из кустарника рыжеголовый, бледнолицый мужчина, также в красноармейской форме. Разбитой походкой он приблизился к молодому лейтенанту-артиллеристу, положил к его ногам автомат и, с трудом выговаривая слова, представился:

– Капитан Маргер, офицер разведки шестнадцатой немецкой армии. Гитлер капут!..

СЛЕДЫ НА ДОРОГЕ

Солнце уже поднялось высоко, когда отделение разведчиков сержанта Ивана Платонова приблизилось к столбовой грейдерной дороге. Позади – большой переход по лесам вокруг деревни Лубково. Этот переход помог разведчикам выяснить, что в районе Лубково, в лесных шалашах и, видимо, в самой деревне, совсем недавно стояла воинская часть. Сейчас ее там нет.

Двигаясь через болото, через лес, сокращая путь, Платонов надеялся успеть побыстрее вывести своих разведчиков к грейдеру и, если удастся, понаблюдать за передвижением врага.

И вот дорога перед ними. Разведчики лежат в двух шагах друг от друга, в густой зелени молодняка, буйно поднявшегося над почерневшими, укрытыми в траве пнями. Несколько лет назад здесь был вырублен лес.

Нельзя сказать, что это лучшая позиция для наблюдения: в такой гущине трудно сделать шаг, чтобы над тобой не замахали лапчатыми ветвями кусты. А в случае боя такой кустарник не очень-то прикроет от пуль. Зато дорога тут изогнулась, коснувшись вершиной изгиба порубки, и ее можно просматривать далеко вправо и влево.

Платонов лежит чуть впереди цепочки своего отделения и, опираясь на локти, не отрывает глаз от бинокля. Дорога почти пустынна. Недавно по ней промчались три мотоциклиста, да вон вдали дымит сгоревшей соляркой грузовик.

Ивана одолевают тревожные мысли: почему мотоциклисты так напряженно всматривались в лес? Что случилось с Фомушкиным, куда он мог пропасть? И то, что эти оба вопроса встали сейчас одновременно, казалось не случайным. Ответы на них могут находиться в прямой связи друг с другом.

В который раз жалел Платонов, что взял на это задание новенького солдата Евгения Фомушкина.

«Непроверенный парнишка, вот и результат... А может, парашют не раскрылся?..» – холодила душу мысль.

Уже было пора связаться по радио со штабом дивизии, но Платонов медлил: нечего еще сообщать, разве только об исчезновении Фомушкина. Он решил быстрее посмотреть полотно дороги, пройти вдоль него в направлении к фронту. Это как раз по пути на Борок.

По дороге с ревом промчался тяжелый грузовик. Проводив его взглядом, Платонов встал на ноги.

– Скиба и Зубарев, наблюдайте справа; Савельев и Курочкин – слева. Атаеву следить за моими сигналами, – отдав такое приказание, сержант осторожно выбрался из кустарника.

Грейдерная дорога оказалась изрядно разбитой. Посередине – глубокие и широкие колеи, укатанные колесами машин. Однако Платонову ясно, что здесь прошли и танки: на закраинах колеи сохранились зубчатые следы гусениц. На правой стороне грейдера, почти над кюветом, заметны вмятины с рисунком «елочки». Их оставили колеса пушек. В том, что здесь провезли пушки, Платонов нисколько не сомневался: следы гораздо уже, чем те, которые оставляют машины; между колеями видны отпечатки широких подков артиллерийских лошадей. Направление следов – в сторону фронта.

Платонов прошелся немного вперед и остановился у того места, где дорога была настолько просохшей, что все следы на ней утопали в пыли. Но и пыль подсказывала Ивану, что прошедшие здесь танки, пушки, машины направлялись к фронту. Сержант знал: колеса и гусеницы при движении захватывают пыль и поднимают ее вверх; пыль тут же сыплется на землю, образуя косые зубцы по окраинам колеи. Острия этих зубцов направлены в сторону движения колес и гусениц.

Нехитрая арифметика, но знать ее разведчику нужно, да и не только разведчику.

Осмотрев полотно дороги, Платонов вернулся в кусты. Взмахом руки поднял с земли солдат и повел их в глубину зарослей.

Шли цепочкой – один в след другому, – настороженные, молчаливые. Одна рука лежит на автомате, другая – вытянута вперед, навстречу упругим веткам, которые хлещут по лицу.

Порубка кончилась, и следопыты вступили в полумрак расчищенного леса. Медноствольные сосны толпились густо; сквозь высокие наметы их ветвей не видно ни клочка неба. И несмотря на густоту леса, здесь после непроходимого кустарника разведчики чувствовали себя не в безопасности. Казалось, за каждым стволом дерева поджидает враг – невидимый и тем более опасный.

Но это чувство вскоре прошло. Через какой-нибудь километр опять начался лес с густым подлеском, давно не видевшим топора лесоруба.

Шли вдоль грейдера в направлении фронта. Разведчики без слов понимали, что сержант Платонов хочет понаблюдать те места, где останавливались на дневные привалы вражеские войска.

Платонова одолевали навязчивые мысли. Отбивался от них, точно от назойливых мух, но они не покидали. Думал о своей далекой сибирской деревушке, о девушке Полине, которая изредка пишет ему письма. В тех письмах скупые деревенские новости: о небогатом промысле сельчан (большинство настоящих охотников ушло на войну), о подготовке к весеннему севу, о том, кто из раненных на фронте вернулся в деревню. И ни слова о другом, что так волнует Ивана. Не пишет Полина о своих чувствах к нему. Однажды он упрекнул ее за это в письме. Ответила коротко и строго: «Дала слово ждать и сдержу его, а повторяться нечего».

Ивану очень хочется, чтобы узнала Полина, как он водит своих разведчиков по тылам врага. Ведь было время, когда в артели отказались избрать его бригадиром. «Молод-зелен», – говорили старики.

«Молод-зелен, – ухмыляется своим мыслям Платонов. – А тут специальный самолет предоставили, парашюты, которые не пожалели потом выбросить. И в штабе дивизии небось сейчас ни на минуту не забывают о нас, радист ждет не дождется позывных Курочкина».

Но не узнает об этом Полина. Не умеет Иван рассказывать ей в письмах о фронтовой жизни, о своей службе разведчика. Да и ничего нет особенного в этой службе. Не один же он встречается с опасностями...

Мысль, что по ту сторону фронта с нетерпением дожидаются его сообщений, заставила ускорить шаги. Где-то впереди должен быть ручей. Там, у воды, наверняка фашисты делали большой привал.

По грейдерной дороге, которая чуть виднелась слева в прогалинах между стволами сосен, с треском пронеслась группа мотоциклистов.

«Чего их носит?.. Не нас ли ищут?» – подумал Платонов. Ему в голову не раз уже приходила мысль, что, возможно, Фомушкин попал в руки фашистов. Но не мог допустить, чтобы он, комсомолец, сказал врагу о присутствии в его тылах группы советских разведчиков. И все же сомнение таилось где-то в глубине души: уж очень мало знал Евгения Фомушкина сержант Платонов.

В лесу царила тишина. Только изредка хрустели под ногами сухие ветки.

При каждом таком хрусте Платонов недовольно хмурил брови. Неосторожные шаги свидетельствовали о том, что разведчики привыкли к новой обстановке, почувствовали себя в полной безопасности и не заботятся о мерах предосторожности.

Платонов оглянулся на солдат, окинул их строгим взглядом. Заметив, что силач Савельев, сдвинув в сторону автомат, казавшийся игрушечным на его широкой груди, общипывает на ходу своими толстыми, как сосиски, пальцами лепестки сорванной ромашки, тихо скомандовал всем:

– Стой!

Разведчики остановились.

– Савельев, возьмите в руки автомат. Кто еще раз наступит на сучок или сломает ветку, получит взыскание, – предупредил сержант и с назиданием добавил: – Забываете, что опасности нужно остерегаться, пока ее нет. Потом будет поздно.

Разведчики снова двинулись вперед. Савельев взял на изготовку автомат и, не поворачивая головы, как бы между прочим сказал:

– Цветы почти не пахнут, значит, погода не изменится, хотя и тучи собираются.

– Верно, – скупо похвалил Платонов. – А ну-ка, все посмотрите вокруг. Какие еще видите приметы, указывающие, что дождя не будет?

Разведчики некоторое время молчали, оглядываюсь по сторонам.

– Атаев, отвечайте! – приказал сержант.

Желтое скуластое лицо Атаева вдруг сделалось сосредоточенным, точно он решал трудную задачу. Но только на мгновение. Блеснув черными, как мокрая смородина, глазами, Атаев ответил:

– Вон в том муравейнике все ходы открыты. Муравьи шибко бегают. Утром роса была. Значит, дождь не пойдет.

– Правильно, – одобрил Платонов. – А что Зубарев скажет?

– Одуванчики открыты, листья на кустах не показывают изнанки, облака высоко. Не быть дождю, – отчеканил Зубарев.