Текст книги "Операция продолжается"

Автор книги: Геннадий Семенихин

Соавторы: Михаил Алексеев,Иван Стаднюк,Николай Грибачев,Владимир Волосков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Этой ошеломляющей новостью, которую узнал сам от себя, Дмитрий тут же поделился с солдатом-связистом, встретившимся ему на пути. Потом зашел на батарею к минометчикам и, наговорившись вволю о сбитом им самолете и ордене, который он идет получать, зашагал по тропинке на командный пункт батальона.

Было обидно, что нет попутчиков и не с кем потолковать. Тропинка, бежавшая над ручьем, как назло, пустынна.

Но вот, кажется, повезло Кедрову. Навстречу ему шел какой-то ефрейтор – высокий, худой. Шинель висела на нем кое-как, на ногах – ботинки с обмотками, через плечо – автомат. Хоть и незнакомый ефрейтор, но поговорить можно. И вдруг еще издали он крикнул Кедрову:

– Связной?!

– Никак нет, связным не являюсь, – ответил Дмитрий, собираясь уже начать разговор о том, почему служба связного для него не подходит.

– Все равно, – сказал ефрейтор, подойдя вплотную к Кедрову. – Почему писем от солдат не захватил? В штаб же небось идешь? Теперь мне из-за тебя тащить черт знает куда!

Дмитрий растерянно развел руками:

– Не говорили мне о письмах. Вот термос приказали захватить...

– Шляпа! Сам должен знать. Как бы хорошо было: ты принес бы оттуда письма, а я с тобой туда передал бы. Смотри, целая сумка накопилась!

– Не могу я писем в роту взять, потому что в самый штаб дивизии иду. Орден за сбитый самолет получать, – ответил Кедров.

Ефрейтор окинул Кедрова с ног до головы оценивающим взглядом, потом почему-то оглянулся назад и вправо – на кусты.

– А мне, случайно там нет письмеца? – полюбопытствовал Дмитрий.

– Как фамилия?

– Дмитрий Кедров, из Ивановской области.

– Кажется, есть. Отойдем в сторону, где посуше. Дмитрий обрадованно шагнул в сторону, отводя руками от лица упругие ветки чернотала. Из кустов дохнула свежесть, прохлада, в нос ударил горьковатый запах прелой листвы. Под ногами почмокивала пропитавшаяся вешними водами земля. Во всем чувствовалась весна, и поэтому еще радостнее было на душе.

Вдруг шедший впереди Кедрова высокий, сухопарый ефрейтор резко повернулся и молниеносно выбросил вперед сжатую в кулак руку. Тупая боль перехватила дыхание и затуманила сознание Дмитрия Кедрова. Исчез лес, исчезли запахи весны...

Когда Дмитрий пришел в себя, чьи-то крепкие руки волокли его в глубь леса. Он рванулся всем телом и тотчас оказался на земле. На него навалились трое.

– Что вы делаете?! – закричал Кедров, не понимая, что происходит. – Где мой карабин?

Дмитрий почувствовал, что ни карабина на плече, ни термоса за спиной нет.

– Чего коленкой жмешь, дурак?! Больно же! – Дмитрий пытался стряхнуть с себя ефрейтора, худая, острая коленка которого давила его к земле.

Ефрейтор убрал коленку, и Кедрова поставили на ноги, но рук не отпустили.

Кедров оглянулся на двух державших его солдат с нахмуренными, настороженными глазами, на ефрейтора, который, сутулясь, отряхивал свою шинель, на стройного военного в офицерской шинели с двумя кубиками в голубых петлицах.

– Товарищ лейтенант, – обратился Кедров к офицеру. – Что же это получается, почему безобразничают?!

– Заткнись! – крикнул в ответ лейтенант, и Кедров успел рассмотреть его крепкие, большие, чуть желтоватые зубы.

«Вот жеребец!» – некстати подумал Кедров, с недоумением глядя в продолговатое молодое лицо неизвестного офицера. И тут Дмитрий услышал, что офицер заговорил... по-немецки. Он что-то приказал двум державшим Кедрова солдатам, и те проворно скрутили назад его руки.

Дмитрий Кедров почувствовал, как от груди его побежал холодок – вниз, к ногам, и ноги тотчас же одеревенели, и вверх, к голове, и глаза перестали ощущать пространство, шея точно задубела, а в ушах унывно запели колокольчики.

«Так это же фашисты!» – пронеслась мысль, и Дмитрию показалось, что эта мысль возникла не в голове, а прилетела откуда-то извне и, физически ощутимая, ворвалась в душу, железными тисками схватила за сердце.

Вдруг Дмитрий услышал, как четкой дробью ляскают его зубы. Словно издалека, донесся булькающий смех «ефрейтора». По-гусиному вытянув вперед голову на длинной шее, он хохотал над Кедровым.

И страх неожиданно прошел. Смех переодетого фашиста точно отпустил тиски, сжимавшие сердце. Страх улетучился, несмотря на то что Дмитрий со всей отчетливостью понял безвыходность своего положения: он попал в руки проникших к нам в тыл переодетых немецких разведчиков. Бессильной злобой загорелись его глаза. Ему захотелось закричать сейчас на весь лес, закричать так, чтобы услышали в траншеях роты, на командном пункте. Но услышали не только о том, что он, Дмитрий Кедров, попал в беду, а и о том, что здесь находится враг, он рядом и его нужно уничтожить.

Гитлеровец в форме советского летчика-лейтенанта догадался о намерении Кедрова. С угрожающим видом он поднес к его лицу кинжал, а солдаты проворно завязали рот полотенцем.

ЛУЧШЕ СМЕРТЬ

Целый час пробиралась группа фашистских разведчиков сквозь густые лесные заросли, вброд переправлялась через заболоченные ручьи, ведя с собой связанного Дмитрия Кедрова. Остановились на небольшой возвышенности, где земля немного просохла.

Кедрова тотчас же уложили под сосну, связали ему куском бечевки ноги и словно забыли о нем.

Дмитрий повернулся на бок, поджал под себя коленки и притих. Все происходившее казалось ему кошмарным сном. Он слышал, как гитлеровцы о чем-то переговаривались, видел, как «летчик-лейтенант» вытащил из солдатского вещмешка два небольших зеленых ящичка, установил их на земле на двух поленьях, надел наушники. Над одним из ящичков взметнулась вверх короткая металлическая тросточка-антенна. «Рация», – догадался Дмитрий.

Рядом запылал небольшой костер. Над ним на перекладинке, установленной на две воткнутые в землю рогульки, повесили котелок с водой, принесенной из недалекого ручья.

Рация, которую развернул «лейтенант», шипела, попискивала. «Лейтенант» поднес ко рту круглый, черный, похожий на наушник микрофон и вполголоса начал передавать цифры: «Двенадцать – восемнадцать, сорок восемь – пятьдесят шесть, тридцать – ноль девять...»

«По-русски дует, гад, – подумал Дмитрий, – под наших работает, чтоб не засекли».

В это время другие лазутчики молча лежали на куче еловых веток, отдыхали.

«Лейтенант» на минуту затих, что-то торопливо записывая в блокноте. Потом, обратившись к долговязому, что-то сказал ему. «Ефрейтор» торопливо вскочил на ноги, поежился и подошел к Кедрову. Расстегнул его шинель на груди и начал выгребать из карманов гимнастерки документы. Вот в его руках оказалась солдатская книжка Кедрова, письмо от отца, вырезка из газеты, в которой рассказывалось о знакомом Дмитрию снайпере. И наконец, последнее – бережно завернутый в прозрачный целлофан комсомольский билет.

Увидев в руках врага серую книжечку, Дмитрий вскинулся всем телом, пытаясь освободить от веревок руки и ноги.

«Ефрейтор» с силой ударил Кедрова ногой в живот. Боль на мгновение заслонила все другие чувства. Но лишь на мгновение. Сейчас, когда у него отняли комсомольский билет, солдатскую книжку, Дмитрий взаправду поверил, что все это не кошмарный сон, каждой клеткой своего тела ощутил нестерпимую душевную боль. Нет больше Дмитрия Кедрова – солдата Советской Армии, члена ленинского комсомола. Есть пленный Кедров, оторванный от Родины, комсомола, армии.

Дмитрию вспомнилось, как совсем недавно – полгода назад, – в разгар битвы за Москву, ему вручили комсомольский билет. Это было перед атакой. Помощник начальника политотдела по комсомолу, всем известный в дивизии капитан Иволгин, передавая Дмитрию эту заветную книжечку в серой обложке, сказал:

– Теперь вы комсомолец. Никогда не забывайте об этом.

«Нет, никогда не забуду! – подумал Дмитрий, глядя, как «лейтенант», перелистывая его документы, заглядывает в блокнот и подносит к губам микрофон. – Не забуду! И никакой я не пленный, пока на нашей земле. А к себе не уведут, не дамся...»

«Лейтенант» что-то крикнул «ефрейтору». Тот снова подошел к Кедрову и спросил:

– Отвечай коротко: из какого полка, дивизии, покажи, где находится штаб дивизии. – И долговязый сунул к глазам Кедрова развернутую топографическую карту.

– Иди к черту! – крикнул Дмитрий и в бессильной злобе плюнул на карту.

«Ефрейтор» невозмутимо вытер плевок о шинель Кедрова и снова с размаху ударил связанного солдата ногой в живот. Потом, обращаясь к «лейтенанту», что-то спросил по-немецки.

«Лейтенант» махнул в ответ рукой и начал складывать в вещмешок рацию. Время передачи истекло.

В лесу стало темно и сыро. Дмитрий Кедров все лежал на том же месте. Наблюдая за приготовлениями гитлеровцев, он понял, что этой ночью они собираются возвращаться за линию фронта. Только «лейтенант», казалось, устраивается на ночлег. В его вещмешок были переложены оставшиеся у разведчиков продукты: консервы, галеты, шоколад.

«Остается с радиостанцией здесь. Шпионить будет», – догадался Дмитрий. И ему стало очень обидно за себя, за товарищей. Сколько раз проходили они по лесу, встречали незнакомых людей, и ни у кого не возникало мысли, что среди них может быть враг. Конечно, бдительность соблюдали на марше, в боевом охранении, да и вообще на переднем крае глядели в оба. Но чтобы остерегаться у себя в тылу – такое Кедрову раньше и в голову не приходило. И вот результат: его обманули, как мальчишку, обезоружили и теперь собираются вести в плен.

«Нет, лучше смерть, чем такой позор», – скрипнул зубами Дмитрий.

Ему распутали ноги, помогли встать. Потом завязали полотенцем рот.

– Хайль Гитлер! – приглушенно крикнули «ефрейтор» и два его помощника «лейтенанту».

– Хайль Гитлер! – ответил тот и, загородив костер плащ-палаткой, улегся на кучу еловых веток,

Кедрова повели по ночному лесу.

В весеннюю пору 1942 года, когда вешние воды заполнили лесные просторы, вытеснили на возвышенности из низин, оврагов солдат обеих воюющих сторон, перейти линию фронта было делом не очень рискованным. И это беспокоило Кедрова. Он боялся, что его поведут по болоту, которое раскинулось между левым флангом первой роты и ручьем, носившим причудливое название Чимишмуха. Там – широкий, не занятый войсками участок. Правда, есть мины, фугасы развешаны на кустах, но их не трудно обойти.

Так и случилось. Видно, гитлеровцы неплохо знали расположение нашей обороны. «Ефрейтор», вслед за которым вели связанного Кедрова, лишь на несколько минут остановился у дороги, по которой проезжала повозка. Переждал и решительно двинулся вперед, забирая влево.

Началось болото, поросшее негустым кустарником. Даже не болото, а затопленный луг. Ноги хорошо ощущали под водой скользкую прошлогоднюю траву, а в одном месте наткнулись на неубранное сено.

Дмитрий зорко оглядывался по сторонам. Надеялся, что заметит где-либо подвешенный фугас. «В этом спасение», – думал он.

Но, как на беду, минное поле не попадалось на пути. И на переднем крае было тихо. Даже гитлеровцы не бросали, как обычно, ракет. Наверное, знали, что здесь действует их разведка.

Вышли на какой-то голый островок. Вода уже не хлюпала под ногами. Впереди, совсем недалеко, виднелась темная, угрюмая стена леса. Там – передний край вражеской обороны.

Вдруг справа ударил пулемет.

«Наши бьют», – обрадовался Кедров. Очередь просвистела совсем недалеко, качнув ветки одинокого куста.

В тот же миг в небо взлетело несколько ракет. Разведчики упали, повалив упиравшегося Кедрова. Вокруг стало так светло, что Дмитрий разглядел расщепленную снарядом сосну на участке своей роты, который находился совсем недалеко.

Один из лазутчиков крепко обнимал Кедрова правой рукой, прижимая его к земле. «Ефрейтор» лежал несколько правее.

Очередная ракета горела особенно долго, медленно плывя по ночному небу. И Дмитрий неожиданно увидел перед самым своим носом тонкий проводок. Обыкновенный медный проводок! Он уходил куда-то в сторону, под обнимавшего его немца.

«Не потерять бы, – мелькнула беспокойная мысль. – Нельзя медлить ни секунды». Каждая струнка в теле Кедрова была напряжена до предела. Он хотел схватить зубами проводок, но рот был плотно завязан полотенцем. Руки тоже скручены.

Тогда Дмитрий как мог вытянул вперед шею и зацепил проводок подбородком. Начал медленно втягивать в себя голову, подаваться назад. Боялся, что лежащий рядом фашист помешает. Но тот, уткнув лицо в рукав, не двигался.

Наконец ракета погасла и рука гитлеровца на спине Дмитрия ослабла.

Кедров почувствовал, что проводок натянулся до отказа. Еще чуть-чуть подался назад и сделал рывок подбородком. В тот же миг послышался щелчок и вслед – оглушающей силы взрыв.

Дмитрий почувствовал, как под ним качнулась земля, как плотная стена горячего воздуха пахнула в лицо. Вспышка ослепила глаза, но он успел заметить, как взметнулось долговязое тело «ефрейтора»...

Ганс Финке, который в форме советского летчика-лейтенанта остался в глубине леса коротать ночь, на рассвете услышал, как кто-то продирается сквозь кустарник в направлении его стоянки. Финке схватился за автомат. На поляну вышел со связанными за спиной руками Дмитрий Кедров. Его подталкивали сзади Вормут и Шинкер – переодетые в форму советских солдат немецкие разведчики.

Финке был взбешен. Сегодня он, маршрутный агент, должен был идти по тылам советских войск, а теперь новая забота.

Финке посмотрел на часы и нехотя развернул радиостанцию. Передал в эфир о гибели «ефрейтора» и о том, что перевести пленного через линию фронта не удалось. Тут же получил ответ:

«Переместитесь в квадрат 51-52, в охотничью избу. Выполняйте задание. Во второй половине ночи встречайте самолет, жгите три костра. Герлиц».

ПО СЛЕДУ

По лесным массивам, испещренным дорогами, тропами, руслами рек, плешинами полей и порубленного леса, непрерывно перекатывалось разноголосое эхо войны. Где-то стрекотали автоматы, простуженно, не торопясь, стучали крупнокалиберные пулеметы, такали тяжелые разрывы мин.

Солнце заливало обильным светом поляны и просеки, косыми лучами пробивалось сквозь кроны ветвей к напоенной вешними водами земле. От могучих стволов сосен, ноздреватых пней, мохнатых кочек поднимался еле заметный пар, наполняя лес пряными запахами.

Все глубже пробиралась в непроходимую лесную чащу горсточка советских разведчиков. Следы, по которым вел Иван Платонов своих солдат, то исчезали, то появлялись вновь. Примятый мох, сдвинутые прошлогодние листья, раздавленные сучья указывали путь.

Широкое, курносое лицо Платонова было возбужденным. Чуть раскосые острые глаза настороженно скользили по земле, вглядывались вперед. Даже уши Ивана, казалось, стали больше обычного. Красные, узловатые, они прочно подпирали пепельного цвета шапку-ушанку и ловили каждый лесной шорох.

Чутьем охотника Иван Платонов угадывал, что зверь уже где-то недалеко, хотя идут они по следам вчерашней давности. Им овладел азарт, знакомый каждому, кто ходил по звериной тропе. Внимание, зрение, слух, каждый мускул тела – все было крайне напряжено, готово замечать, воспринимать. Даже разноголосый говор лесных птиц, который Иван с наслаждением мог слушать часами, сейчас не отвлекал. Только раз Платонов вскинул голову вверх и на лице его промелькнула добрая улыбка, когда среди еловых веток раздалась полная и сильная песня щегла. Иван поглядел на красивую юркую птицу с красным и черным кольцом вокруг клюва, помахал ей рукой и пошел дальше.

Так же сосредоточенны и собранны были другие разведчики. Развернувшись в цепочку, они шли следом за Платоновым. Справа – Шевченко. Высокий, он часто кланялся свисавшим над землей ветвям и жмурил черные глаза. Рядом с ним шагал Савельев. Сильный и грузный, он, точно слон, давил ногами сушняк и поэтому старался ступать осторожно, осмотрительно. Коротконогий Атаев часто семенил между Савельевым и остроносым, рябым Зубаревым. На лице Атаева застыло выражение глубокомыслия. Он часто бросал почтительные взгляды на Платонова и старался держаться поближе к нему. Справа развернутую цепочку замыкал всегда молчаливый долголицый Скиба.

Следы привели к топкому ручью. Платонов с первого же взгляда заметил на противоположном его берегу знакомые отпечатки ног и шагнул в воду.

– Товарищ сержант! – неожиданно позвал Игнат Шевченко. – Посмотрите, что здесь.

Платонов вернулся назад и подошел к Игнату. На сером илистом грунте, намытом спавшей водой, Иван увидел четкие отпечатки сапог. И среди них – след сапога со стертыми косячками на каблуке. Это, несомненно, след Кедрова.

«Что за чертовщина?» – подумал Платонов. Пощупав пальцем дно следа, потрогав комочки земли, выброшенные носками, он убедился, что эти отпечатки более свежие, чем те, по которым шли до сих пор разведчики. И ведут следы в том же направлении, в глубь леса.

Если бы Платонов догадался пройти вверх по течению ручья, он опять обнаружил бы знакомые отпечатки ног, оставленные гитлеровцами и Дмитрием Кедровым, когда они с вечера направлялись к переднему краю. Тогда бы разведчикам было ясно, откуда взялись вмятины, обнаруженные Шевченко.

Но нужно было спешить. И Платонов повел своих солдат по новым следам.

Вскоре они наткнулись на место, где была стоянка фашистских разведчиков.

Платонов научил своих солдат правилу: если один «читает след», все остальные не должны мешать ему, чтобы случайно не затоптать находку. Вот и сейчас Шевченко, Савельев, Зубарев, Атаев и Скиба наблюдали, как сержант бродил по полянке, глядел в землю, точно колдовал.

Ничто не ускользнуло от наметанного глаза Платонова. Иван уже знал, что кроме Дмитрия Кедрова здесь было еще четыре человека. Видел вмятину в куче еловых веток – здесь спал один. Заметил два полена, лежавших параллельно друг другу. По дырке в грунте – заземлению – догадался, что на поленьях стояла рация. Обратил внимание и на колышки, которыми были закреплены концы плащ-палатки, маскировавшей костер, и на выплеснутый кофе, и на выброшенный сухарь со следами зубов.

Еще когда шли по следу, Платонов заметил, что один из гитлеровцев чуть-чуть хромал. Левой ногой он делал шаг короче, чем правой. По отпечаткам сапог было видно, что у него изношена середина подошвы. Значит, сапоги велики. У хорошо подогнанной обуви стираются в первую очередь каблук и носок.

Здесь, на поляне, рядом с кучей еловых веток Платонов заметил клочок бинта в сукровице и нитки от портянки.

«Натер левую ногу. Переобувался», – подумал Иван.

Наскоро показав разведчикам все, что заслуживало внимания, Платонов достал из своей брезентовой сумки топографическую карту, отыскал в ней ручей, через который только что переправлялись, и примерно определил место, где они сейчас находились.

– Впереди и справа – болото. За болотом и слева – большая дорога. Им далеко не уйти, – сказал Платонов, окидывая солдат возбужденным взглядом. – Не зевать.

Платонов выразительно хлопнул рукой по шейке приклада автомата, поправил на боку чехол с биноклем.

– За каждый сучок, который треснет под ногой, наряд вне очереди. – И сержант остановил свой взгляд на широкоплечем Савельеве. – Я и Шевченко идем в головном дозоре. Только без горячки, Игнат. Скиба и Зубарев – в боковых. Атаев и Савельев – в ядре. Зрительной связи не терять, переговариваться знаками, на поляны не выходить.

Сержант точно рубил каждое слово, и разведчикам передалось его боевое напряжение, его чувство близости зверя.

Опять шли по лесу, огибая топкие места и непролазные заросли. На пути то и дело попадались сваленные бурей или отжившие свой век и упавшие сами деревья. Многие из них уже истлели, были источены червями.

Вскоре Иван Платонов и Игнат Шевченко, двигавшиеся метрах в тридцати впереди, вышли к огромной поляне. Во всю ее ширь раскинулись прошлогодние заросли пожухлого камыша и осоки... Следы вели через поляну.

– Вот идиоты! – ругнулся Платонов. – Зачем их понесло прямо в болото? Ведь все равно свернут в сторону.

Но делать было нечего, и разведчики, пригибаясь среди камыша, пошли дальше. Земля под ногами становилась все более и более заболоченной. Наконец добрались до такого места, где различать следы уже было невозможно. Платонов остановился в раздумье, потом достал из чехла бинокль и приложил его к глазам.

Впереди простиралась обширная болотистая равнина. Местами она была покрыта осокой, камышом. Это верный признак, что там вброд пройти трудно. Местами же на болоте бурели пятна прошлогодней травы, и над ней возвышались редкие кустики осины, ивы, чернотала. Там почва покрепче, может выдержать человека. Но как знать, куда могли пойти разведчики врага?

Метрах в трехстах впереди виднелись на болоте кусты лозняка. Платонов знал, что за этими островками находится Гнилое озеро. Его контуры на топографической карте напоминают очертания рыбы. Из хвоста этой «рыбы» берет начало ручей Чимишмуха.

«Дальше Гнилого озера они пройти не смогут, – подумал Платонов. – Наверняка укрылись на каком-нибудь островке...»

Однако такой вывод не подсказывал никакого решения. Островков на болоте много, все не обыщешь. Да и зачем понесло гитлеровцев в болото?..

Игнат Шевченко нетерпеливо дернул Платонова за рукав:

– Ну как? Махнем напрямик? Время-то идет!..

– Куда махнем? Думать надо, Игнат, – упрекнул солдата сержант.

Шевченко недовольно засопел, и его черные брови сбежались на переносье. Не любил Игнат, когда упрекали его в торопливости.

– Тогда в обход, может, на той стороне след перехватим, – предложил Игнат.

– Это мысль. Но с болота глаз не спускать.

ОСТРОВОК НА БОЛОТЕ

Разведчики опять развернулись в цепочку и опушкой пошли над болотом. Торопились. Болото лежало в низине, и чуть пологий склон, отделявший его от леса, был голым, изрезанным ручейками талой воды. Заметить здесь след можно было с первого взгляда.

Но вот уже скоро конец болота. Тревога все больше охватывает разведчиков: нигде ни малейшей приметы, которая бы указала на присутствие врага.

Над болотом пролетают стаи птиц. Они кружат над островками и исчезают в их зарослях. Платонов внимательным взглядом провожает пернатых. Вот летят вертлявые скворцы. Над одним из островков они сделали круг и нырнули к земле. И тотчас же стайка черных точек взметнулась над болотом, рассыпалась. Острый слух Платонова уловил беспокойный скворцовый говор.

– Стой! – скомандовал сержант. – Смотрите на островок с кривым деревцем слева.

Каждому из разведчиков было известно, что птицы зря не беспокоятся. Что-то вспугнуло их.

Платонов передал Шевченко свой автомат и быстро вскарабкался на сосну, стоявшую над самым болотом. Приложил к глазам бинокль и сразу же увидел среди стройных высоких березок покатую крышу какой-то постройки, разглядел ее бревенчатые стены.

«Что за чертовщина?»

Тут же на дереве развернул карту, отыскал болото. На самом берегу озера, похожего на рыбу, заметил черный квадратик и надпись: «Сар.».

«Сарай! Небось охотничья изба», – догадался Иван и мысленно выругал себя, что раньше не разглядел на карте такой важной детали.

Опять приложился к биноклю. Островок казался пустынным, сарай полуразвалившимся, давно покинутым. Однако Платонов твердо был уверен, что враг именно там.

Он спустился на землю.

Засветло подбираться к островку было рискованно: можно вспугнуть зверя, можно нарваться на огонь в лоб. Только внезапность нападения могла принести полный успех.

Платонов решил дожидаться сумерек. А пока светло, нужно выбрать наиболее короткий и удобный путь к островку.

Разведчики, маскируясь в кустах, еще немного прошли над болотом. И вдруг Атаев, шедший правее всех, взволнованно воскликнул:

– Командир! Сюда!

К нему поспешили все разведчики. Атаев, широко расставив короткие ноги, указывал пальцем на найденный им след и победно глядел на товарищей:

– Смотри, командир!

Разведчики узнали знакомые отпечатки сапог со стертыми посредине подошвами, знакомый выверт носков – свидетельство того, что человек, оставивший следы, плоскостопый. Отпечатки совершенно свежие. Они вели от болота в лес.

– Шевченко! Остаетесь старшим. Наблюдайте за болотом, за островком с сараем и ждите меня. Атаев пойдет со мной. – Отдав такое распоряжение, Платонов быстро пошел вдоль следа. За ним устремился Атаев.

След вывел на дорогу, вилявшую по лесу мимо полковых тылов и огневых позиций артиллерии крупных калибров.

Некоторое время они шли вдоль обочины дороги. Потом след повернул влево, на залитую жидкой грязью настильную дорогу, ведущую к тыловым подразделениям. На ней рассмотреть отпечатки ног было невозможно. Чтобы не утерять следа, Платонов и Атаев двигались по сторонам утопавшего в жиже настила и внимательно глядели на обочины, стараясь заметить, не сворачивает ли след в лес.

Навстречу разведчикам ехала повозка. Лошадьми управлял знакомый Платонову старшина хозяйственного взвода. Рядом с ним сидел лейтенант из какой-то авиационной части. Летчик и старшина о чем-то оживленно беседовали. Заметив Платонова и Атаева, старшина радушно воскликнул:

– Глазам и ушам армии мое почтение! Кого выслеживаете, хлопцы?

– Зайца на кухню гоним. Хороший заяц! – пошутил Атаев.

А Платонов озабоченно спросил у старшины:

– Никого сейчас не встречал на дороге?

– Никого. Да я же только-только с места тронул.

Когда повозка минула разведчиков, лейтенант спросил старшину:

– Что за солдаты?

– Разведчики. Вчера один солдат наш исчез. Вот они и разыскивают. А сержант этот умеет читать следы, как по-писаному. Добрую академию в сибирской тайге прошел...

Платонов и Атаев достигли того места, где дорога расширялась и шла уже не по настилу, а по грунту. Земля здесь была почти сухой. По обочинам дороги, между елями и кустами орешника, стояли замаскированные машины, повозки. Невдалеке виднелись землянки.

Следы обнаружили у походной кухни. На ее передке сидел солдат в белом переднике и, зажав меж ног ведро, чистил картошку.

– Кто здесь сейчас проходил? – спросил у него Платонов.

– Вроде никто, – ответил солдат.

– Ну, а на этом месте кто недавно топтался? Вот эти следы чьи?

– Откуда мне знать? Старшина здесь ходил, а с ним летчик один. Он приехал разыскивать подбитый самолет. Наверное, это они здесь наследили. А что, разве тут ходить нельзя?

– Лейтенант? В летной форме?! – воскликнул Платонов и бросился в ближайшую землянку, где был телефон. Через минуту он разговаривал с помощником начальника штаба.

– Прошу задержать лейтенанта, летчика. Он едет на командный пункт со старшиной хозвзвода. Да. Наверняка переодетый фашист...

На дороге показалась грузовая машина. Платонов вскочил на ее подножку и бросил несколько слов шоферу. Машина остановилась. Секунда – и два разведчика сидели в кузове.

– Гони по дороге на командный пункт! – крикнул Иван, нагибаясь к окну кабины.

Машина неслась на предельной скорости. Разведчики напряженно всматривались вперед. Поворот дороги. За поворотом увидели повозку. В ней сидел один старшина.

– Где летчик? – взволнованно спросил у него Платонов, когда машина поравнялась с повозкой и остановилась.

– Он передумал. Решил сначала к артиллеристам зайти, порасспросить там о своем самолете, – ответил старшина.

Платонов и Атаев соскочили с машины.

– Проведите нас к тому месту, где фашист сошел с повозки, – попросил сержант старшину.

– Какой фашист? – ужаснулся старшина.

Через пять минут старшина показывал:

– Вот тут он соскочил и пошел напрямик к лесу.

Платонов и Атаев опрометью бросились по еле приметному следу. Видно было, что немецкий разведчик не шел здесь, а бежал. В лесу, густо усыпанном прошлогодними еловыми иглами, след исчез. Платонов и Атаев не пытались искать его. Они спешили к болоту, которое начиналось в двухстах метрах от дороги.

Сгущались сумерки. Наступал вечер. Сквозь редеющие на опушке ели виднелось небо – багровое от закатившегося солнца...

Вот и болото. Густой подлесок подступает вплотную к мохнатым кочкам, между которыми тускло поблескивает рыжеватая вода.

Платонов приложился к биноклю и замер. Он увидел спину переодетого гитлеровца. Высоко подобрав полы шинели, пригибаясь, гитлеровец барахтался среди кочек, направляясь к островку с кривой березкой.

Дмитрий Кедров лежал на куче прелого сена у бревенчатой, отдававшей плесенью стены. Он никак не мог согреться. Одежда на нем не просыхала со вчерашнего дня, и ее нельзя было отодрать от задубевшего тела. Да и как отдерешь? Уже вторые сутки руки Дмитрия накрепко связаны за спиной. И он непрерывно шевелил кистями, стараясь расслабить веревку.

В сарае было сыро и темно, несмотря на то что посреди него пылал небольшой бездымный костерок из сухого валежника. У костра молча сидели немецкие солдаты Вормут и Шинкер. Пламя бросало на солдат красные блики. Дмитрий видел, что его враги смертельно устали. У солдата, который сидел ближе к Кедрову, глубоко ввалились глаза, кожа, плотно обтянувшая кости лица, потемнела, заострились скулы. Уставившись глазами в костер, он сидел будто окаменевший.

Кедров, несмотря на то что его прошибал озноб и что вторые сутки ничего не ел и не пил, чувствовал в себе силу: днем ему удалось час-другой уснуть на сене. И он еще энергичнее шевелил кистями рук.

«Распутаться бы только. Я с ними справлюсь», – думал он, настороженно следя краем глаза, как один из солдат клюет носом и с его колен прямо к костру сполз автомат.

В противоположной стене сарая зияла большая дыра. Сквозь нее виднелось красное вечернее небо над лесом и кусочек глади озера, на котором переливались яркие краски заката. Дмитрию чудилось, что это манит его свобода, такая близкая и желанная.

Казалось, вырвись он за стены этого сарая, на шаг отойди от этого страшного места – и у него вырастут крылья...

Неожиданно слуха Дмитрия коснулся крик лесной птицы, тревожный, надрывный: «Ка-гу-гу!... Ка-гу-у-у!..»

Солдаты, охранявшие пленного, встрепенулись. Один из них вскочил на ноги, просунул голову в отверстие в стене и страшным, охрипшим голосом ответил:

– Ка-ги-и!...

Через минуту в сарай ввалился Финке – «летчик-лейтенант», запыхавшийся, взволнованный.

Точно чем-то холодным плеснуло Дмитрию на сердце. Небо, видневшееся в проломе стены, вдруг померкло, и, кажется, исчезло все, что было вне сарая, – лес, пространство, свобода... Даже труднее стало дышать, и в груди ширилась какая-то пустота.

Финке затравленно оглянулся вокруг и подошел к Кедрову.

– Или сейчас умрешь, или говори, – почему-то шепотом обратился он к пленному: – Что у вас за разведчики, которые умеют следы отыскивать?

Но что мог Кедров ответить немецкому лазутчику? Если б и знал он о следопыте сержанте Платонове, все равно смолчал бы.

Постояв минуту над пленным, «лейтенант» пнул его ногой, выругался и отошел к костру. Быстро достал из вещмешка радиостанцию, подготовил ее к работе. За ним молча, настороженно наблюдали солдаты Шинкер и Вормут. Они видели на длинном, зубастом лице Финке страх, и этот страх передавался им, хотя причины его еще были неизвестны разведчикам.