Текст книги "Однажды рабби уйдёт"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

11

Нижняя треть витрины была закрыта плакатом с надписью большими буквами: «Скофилда в сенаторы штата». А пониже – курсивом, в кавычках: «Давайте оставим всё так, как есть». Внутри имелись конторка, длинный стол с предвыборной литературой у стены, четыре деревянных кресла, пара металлических шкафов и стопка складных стульев, арендованных у местного дилера офисной техники. В задней части была перегородка, закрывавшая шкаф для одежды, унитаз и умывальник, над которым висело небольшое зеркало[49]49
  В оригинале использовано слово «store» – магазин, лавка, склад. Судя по контексту, для предвыборной кампании арендовали нечто вроде складского помещения.


[Закрыть].

Любой, проходивший по Хай-стрит, мог видеть голову Лоры Магнусон прямо над подоконником, если девушка сидела за столом. Где сейчас как раз просматривала утреннюю почту. Она разрезала каждый конверт, бросала взгляд на содержимое и раскладывала его в одну из стопок на конторке. В первой кучке находились предложения от печатников, фабрикантов целлулоидных пуговиц, служб по подбору вырезок, фотографов, фирм электроники, сдававших в аренду усилительное оборудование – всё, что могло понадобиться в кампании. Другая стопка состояла из счетов, в большинстве своём – от тех же самых компаний; а в третьей, самой важной, лежали письма с вложениями. В одном из конвертов оказался целый лист почтовых марок. А в другом – чек на сто долларов. Когда Лора со слабо скрытым волнением показала его Скофилду, он взглянул на подпись и кивнул:

– Да, это мой зять. Похоже, сестрёнка вцепилась в него, как клещ.

Девушка записывала имя и адрес каждого жертвователя, а также сумму взноса, и отправляла письмо-подтверждение с благодарностью, как правило, в течение одного-двух дней после получения. Для этого она подготовила три вида бланков: один – для небольших пожертвований (до пяти долларов), другой – для более крупных и третий – для взносов на сумму более пятидесяти долларов. К сожалению, третьей формой пользоваться приходилось редко. Изредка Лора получала анонимный взнос наличными, и в этом случае добавляла к нему пять-десять долларов из собственного кошелька.

Она приходила около десяти часов утра, в полдень уходила домой на обед, вывешивая в окне табличку с указанием, что вернётся днём, и возвращалась около двух часов пополудни. Зачастую ей было нечего делать, и она просто сидела и читала местные и бостонские газеты, вырезая те фрагменты, которые, по её мнению, следовало прочитать Скофилду. Иногда в конторе появлялись люди, желавшие дать совет: «Скофилду нужно вызвать своих противников на дебаты. Вот там он им покажет…»; передать приглашения: «Мы собрали дискуссионную группу, которая собирается раз в неделю. Мы говорим обо всём, от Организации Объединённых Наций до проблем с сорняками. И если он придёт, мы можем устроить диспут по местной политике или…»; попросить поделиться информацией: «Какова его позиция по пересмотру Закона о гавани? Вот что я хочу знать»; попытаться устроиться на работу: «Я думал, что вам может понадобиться кто-то на полставки. У меня есть двое детей, но я свободен по утрам, потому что они в школе. Я могу вести записи и печатать, хотя и не очень быстро», или: «Вам нужен хороший водитель? Для того, чтобы возить вас на встречи и тому подобное?», или: «Вам нужно выстраивать людей в очередь для наблюдения за выборами?», или (более амбициозно с учётом будущего): «Я – первоклассный садовник, и хотел бы осведомиться, не знает ли мистер Скофилд какое-либо правительственное учреждение, нуждающееся в моих услугах?».

Скофилд редко появлялся в конторе днём. Он приходил после пятнадцати, закончив работу в Салеме. Лора рассказывала ему о событиях дня, показывала ему газетные вырезки, после чего начиналось обсуждение будущей стратегии. Лора считала, что Скофилд с самого начала проявлял чрезмерный пессимизм.

В самом начале, когда она предложила помощь, он ответил:

– Мне пригодится любая помощь, но я не могу заплатить вам много, возможно, вообще ничего до окончания выборов – если выиграю.

– О, не волнуйтесь. Мне не нужны деньги, и я располагаю всем временем мира.

– Это очень любезно с вашей стороны, но…

– Послушайте, кто руководит вашей кампанией? Кто работает на вас? Где ваша штаб-квартира?

– Ну, у меня в офисе, в Салеме. Я ещё не очень-то много сделал. Видите ли, есть у меня один старый знакомый, у него офис через холл, Дж. Дж. Малкейхи. Именно он втравил меня в эту авантюру и кое-что мне посоветовал, но...

– Вы не можете устраивать свою штаб-квартиру в Салеме. Это вне пределов округа. Вам нужно найти какое-то место в Барнардс-Кроссинге, в свободном помещении.

– Но это будет немало стоить. Кроме того, у меня просто нет времени искать. И мне понадобится офисная мебель, хотя бы письменный стол и картотека. Может быть, я смогу раздобыть подержанные, но…

– Их можно арендовать. А что касается лавки, то за несколько месяцев до выборов она не будет стоить дорого.

– Разве? Когда я впервые подумал о выборах, то позвонил нескольким риэлторам, у которых были свободные помещения. Один хотел тысячу долларов в месяц, и оплата вперёд.

– Позвольте мне разобраться с этим.

– Ну…

Через несколько дней она позвонила ему в офис.

– Лора Магнусон, – бодро представилась она. – Знаете пустующую лавку на Хай-стрит? Прямо за рынком? Я могу арендовать её за сотню в месяц, с настоящего момента и до ноября.

– Ну и дела! Сто долларов в месяц! Как вам это удалось?

– Я объяснила, что у вас имеется реальная возможность стать сенатором, и хозяевам не помешал бы друг-сенатор. Видите ли, я кое-что проверила и обнаружила, что у них возникли проблемы с зонированием[50]50
  Зонирование – это термин, используемый для описания контроля со стороны властей за использованием земли, а также зданий и улучшений на ней. Земельные участки делятся соответствующими органами власти на зоны, в пределах которых разрешено различное использование. Любые здания, которые будут построены на нём, предназначены для определённого использования, и их размер, расположение и внешний вид регулируются.


[Закрыть].

– Чёрт побери, это просто замечательно. Теперь я должен подписать договор аренды? И отправить им чек на аренду за первый месяц?

– Я сама выпишу им чек, а вы расплатитесь со мной. Понимаете, мне пришлось представиться руководителем вашей кампании, чтобы заставить их серьёзно говорить со мной. Если бы они решили, что я – просто назойливая бездельница, не имеющая никаких полномочий…

– Естественно, я понимаю. Вас не свернуть с курса.

– И если хотите, я осведомлюсь об аренде мебели.

– Да, конечно. У нас должна быть какая-то мебель.

Вот так Лора подписала договор аренды, арендовала мебель, а затем занялась организацией печати и канцелярскими товарами. Скофилд с изумлением рассказал об этом Малкейхи.

Пожилой мужчина поджал губы и медленно кивнул.

– Один из приятных моментов в политике. Все подряд стремятся запрыгнуть на подножку вагона, пусть даже нет толпы, а то и самого вагона. Как она выглядит?

– Шикарно выглядит с деловой точки зрения. Одета как полагается, умело накрашена – любой голову потеряет, но она и сама по себе красавица.

– Ты к ней подкатывал?

– Чёрт возьми, нет. Разве я не говорил вам, кто она? Её отец – Говард Магнусон. Вы же знаете о «Магнусоне и Беке».

– Ну и что? – Малкейхи грубо рассмеялся. – Писает-то она сидя, верно? Знаешь что? Ты для неё – новая игрушка, игрушка для богатенькой девочки, – презрительно фыркнул он, слегка раздражённый тем, что Лора заменяет его в качестве наставника, гида, руководителя карьеры Скофилда. – Когда через пару недель она устанет играть в политику, то попросту вышвырнет тебя из своей жизни.

– Ну, право, не думаю. Кажется, ей это нравится гораздо больше, чем мне. – Скофилд застенчиво усмехнулся. Он не хотел признаваться даже самому себе, что, хотя причина его участия в выборах заключалась в том, что он в минуту слабости позволил Малкейхи убедить себя, только интерес к Лоре удерживал его от прекращения предвыборной гонки. До сих пор ему не удавалось привлечь юридический бизнес – что, по заверению Малкейхи, должно было непременно произойти – и теперь его беспокоили непрерывно растущие счета. У Скофилда хранилась небольшая сумма, шесть тысяч долларов – всё, что осталось из его доли от продажи родительского дома – и его терзала горькая уверенность в том, что эти средства иссякнут ещё до завершения кампании.

В самом начале он ещё соглашался ходить на различные политические встречи, и по настоянию Лоры поднимался, чтобы задать вопрос или высказать комментарий, каждый раз представляя себя кандидатом в сенат штата от округа. Но когда ничего существенного не произошло – ни в политике, ни в юридическом бизнесе – он потерял веру. И теперь, когда Лора рассказала ему о группе, которая собиралась, например, по поводу Закона о гавани, и заметила: это удобный случай, чтобы выступить и изложить свою позицию, Скофилду хотелось ответить, что в тот вечер он занят, что у него намечена работа в юридической библиотеке, или же ему необходимо подготовиться к явке в суд на следующий день. Он так мало верил в свои шансы на избрание, что Лора тоже начала задумываться, не выбрала ли она неудачника. Когда «Курьер», выходящий в Барнардс-Кроссинге, опубликовал отчёт о телефонном опросе, который показал, что все три кандидата идут практически ноздря в ноздрю, Скофилд не проявил особого энтузиазма.

– Что такого замечательного в том, чтобы соревноваться с другими? – жалобно спрашивал он. – Опрос проводился главным образом для руководства штата – губернатора, вице-губернатора и генерального прокурора. Затем, когда они добрались до сенатора штата, то, вероятно, просто зачитали три имени, Скофилда, Баджо и Кэша, и спросили, кто кому нравится. Если имена перечисляли в алфавитном порядке, моя фамилия была последней, поэтому обыватель, которому всё равно, выбрал то, что услышал. Но эта пара, Баджо и Кэш – они профессионалы. У них есть организации, люди, которым они оказали услуги, или люди, которые надеются что-то получить от них. Какой шанс у новичка?

– Вот тут вы ошибаетесь. Вы знаете, почему Кэш баллотируется в Сенат, а не переизбирается на своё место в Генеральном суде? Потому, что у него нет шансов на переизбрание. Никаких. Поговорите с любым из горожан. Он голосовал против Закона о гавани, и жители Линна не простят ему этого. Баллотируясь в Сенат, он надеется, что сможет набрать голоса в Челси, Ревире и Барнардс-Кроссинге, чтобы компенсировать провал в Линне. Дело в том, что он не рассчитывает на победу. Видите ли, если он проиграет, то не становится политическим мертвецом, каким оказался бы, если бы его не переизбрали. Потому что должность сенатора на ступеньку выше.

– Да, я что-то слышал об этом, но…

– А Баджо твёрдо стоит на ногах только в Ревире. А как насчёт результатов по второму выбору? В нём вы лидируете. – Она сунула ему в руки лист бумаги. Но он не взял его. И вместо этого спросил:

– Что это за второй выбор?

Лора объяснила:

– Каждому задавали вопрос, кого он предпочитает, а затем – кого бы он поставил на второе место. Сторонники Кэша разделились между вами и Баджо, но ваши люди выбрали Баджо, а люди Баджо выбрали вас.

– И?

– А это означает, что многие не столько за кого-то, сколько против Кэша. Если бы вы заполучили часть голосов Баджо, то оказались бы на коне.

– А если он заберёт часть моих голосов, то сам окажется на коне. К сожалению, это не скачки с победой, призовым местом и праздничной шумихой. Окупается только победа.

Лора разозлилась на него. Но ещё больше – на себя. Неужели она неверно оценила Скофилда, совершенно неправильно поняла его характер? Она подумала, что, похоже, ей следует уйти, поскольку впереди не видно никакого просвета.

– Возможно, мне придётся отсутствовать в течение некоторого времени, – предприняла она ещё одну попытку. – У вас найдётся кто-нибудь, чтобы занять моё место?

– Как долго?

– О, неделю или, может быть, две, а то и больше.

– Тогда всё в порядке. Я закрою контору и буду приходить днём, чтобы заняться почтой.

Нет, он просто невозможен! И всё же – у него были все полномочия. Он был высоким и красивым. Приятным и дружелюбным. Носил имя, связанное с городом. Обладал правильными степенями от правильных школ. Должен существовать какой-то способ, с помощью которого она могла бы сдвинуть Скофилда с места, привить ему желание и амбиции и заставить действовать. Да что же с ним не так?

12

С самого начала Говард Магнусон продемонстрировал свою работоспособность, начиная заседания правления точно в девять и завершая их около одиннадцати вместо полудня. Члены правления, которые надеялись перекусить пораньше, чтобы провести день на поле для гольфа, приветствовали перемены, но те, кто приводил детей в религиозную школу на воскресные занятия, могли отвезти их домой не раньше полудня, когда завершался последний урок. И в результате целый час не знали, чем себя занять.

Рабби не присутствовал на собраниях и почти не видел нового президента. В течение месяца, если не двух, они не обменялись ни словом. Президент не посещал вечерние службы в пятницу, а тем более ежедневный миньян. И у него не было кабинета в синагоге, куда рабби Смолл мог бы зайти, хотя бы из вежливости. Несколько раз рабби думал о том, чтобы позвонить Магнусону вечером, предполагая, что тот желал бы поговорить с ним, но потом объяснил Мириам:

– Он сам должен позвонить мне. Если ему позвоню я, он воспримет это как нахальство.

– Но он работает в офисе больше месяца…

– Ну и что? Он, естественно, занят, а из срочных дел меня ничего не касается.

Рабби Смоллу пришлось слышать отзывы о Магнусоне от разных членов правления. Он пользовался явной популярностью – в основном потому, что был дружелюбным и приветливым, тогда как от него ожидали высокомерия и холодного отстранённого отношения. Хотя люди и осознавали наличие экономической и социальной пропасти между ними и Магнусоном, но это осознание проявилось не в сдержанности с их стороны, а скорее в некоем сыновнем уважении, которое они оказали Магнусону, что, в свою очередь, привело чуть ли не к отеческой заботе с его стороны.

Гарри Берг, владевший небольшой сетью из трёх продуктовых магазинов, сообщил:

– Я рассказывал Баду Грину о том, что у меня возникли проблемы с получением денег в здешнем городском банке. Говард услышал меня и спросил: «Почему бы вам не обратиться в главный банк Бостона? Может быть, ваши желания чрезмерны для филиала. Я знаком с главой кредитного комитета. Если хотите, я могу позвонить ему». Я, конечно, согласился. И знаете, когда я пришёл к этому парню, он отнёсся ко мне так, будто я – его богатый дядюшка из Австралии.

Доктор Лоуренс Кон, дерматолог, время от времени пускавшийся в авантюры на фондовом рынке, рассказывал о том, что ему предложили акции, чью стоимость обещали удвоить за пару месяцев.

– Я говорил, что грядёт поглощение, понимаете? Говард состроил гримасу и ответил, что сомневается. Я прямо спросил его, знает ли он что-нибудь, и он категорически заявил, что поглощения не будет. Я не стал ничего покупать, и вскоре акции упали на двадцать пунктов.

Эл Роллинз был уверен, что Говард Магнусон помог его дочери поступить в выбранный ею колледж, «хотя и с неполной стипендией», замолвив словечко в нужном месте.

Единственный неприязненный отклик исходил от Честера Каплана, с которым рабби регулярно встречался на ежедневном миньяне.

– Этот человек – обычный гой[51]51
  Гой – народ (ивр.). Стандартное выражение в Танахе для «народа», включая евреев. В настоящее время слово «гой», вошедшее во многие языки, обозначает нееврея, язычника. Напоминаю, что Честер Каплан – «соблюдающий», ортодокс, строго относящийся к соблюдению религиозных предписаний.
  Танах – название еврейской Библии, включающей в себя 3 раздела: Тора (Закон), Невиим (Пророки), Ктувим (Писания). Танах – акроним названий этих разделов. По содержанию c Танахом совпадает Ветхий Завет христианской Библии, за исключением неканонических (или второканонических) книг, а также дополнений, отсутствующих в Танахе, и, частично, порядка расположения книг.


[Закрыть]. Он не приходит на службы в шаббат. И ни разу не участвовал в миньяне. Ни разу с тех пор, как я появился в храме. Поверьте, я бы запомнил. Даже в Йом-Кипур…

– Он приходил в синагогу в Йом-Кипур, – быстро сказал рабби. – Я видел его.

– Может быть, утром, где-то на час. А потом ушёл домой – я уверен, на ланч. И этого мы должны ожидать от президента храма[52]52
  В Йом-Кипур верующие евреи соблюдают почти 25-часовое воздержание от приёма пищи.


[Закрыть]?

– Большинство наших президентов были несоблюдающими, – возразил рабби. – За исключением Джейкоба Вассермана и вас…

– Да, они не соблюдали традиции, но, по крайней мере, выросли в домах, где придерживались религиозных принципов. Их родители придерживались. Пусть они и не посещали миньяны регулярно, но, по крайней мере, их видели на йарцайт, когда полагалось читать каддиш[53]53
  Йарцайт (йорцайт) – годовщина смерти родственника (идиш). Каддиш – поминальная молитва (ивр.).


[Закрыть]. Этот – ни разу. Он общался с вами, рабби, с тех пор, как стал президентом? Вы вообще с ним разговаривали?

– Нет, но…

– Вот! – торжествующе подытожил Каплан. – Человек становится президентом синагоги и даже не встречается с рабби!

Рабби улыбнулся.

– Это не беспокоит меня, так почему должно беспокоить вас?

Но в следующее воскресенье Говард Магнусон дал о себе знать. Вскоре после того, как заседание правления объявили закрытым, в дверь кабинета рабби постучали, и, после приглашения, в комнату вошёл Магнусон.

– Я ожидал увидеть вас на заседаниях правления, но вы, кажется, перестали посещать их, – начал он, заняв кресло для гостей.

– Я не посещал их, потому что меня не приглашали, – ответил рабби.

С лёгкой иронией Магнусон спросил:

– Вам нужно особое приглашение?

– Не особое, – улыбнулся рабби. – Просто приглашение.

На лице Магнусона читалось явное недоумение.

– Я не понимаю.

– Видите ли, я не член правления и, строго говоря, даже не член храмовой организации. Поэтому прихожу на заседания правления только по приглашению президента. Обычно новый президент в начале своего срока просит меня посещать заседания. Хотя и не всегда. Были президенты, либо не приглашавшие меня вообще, либо только на определённые встречи, если считали, что я мог бы помочь с делом, которое предстояло обсуждать.

– Ну, я этого не знал. В нынешней игре я новичок. Но рад, что вы сказали мне. Поэтому приглашаю вас присутствовать на заседаниях правления.

– Хорошо. Спасибо. В будущем я постараюсь присутствовать.

– Вы знаете, я ещё не получил описание вашей работы. – Он улыбнулся. – Если бы оно у меня имелось, возможно, я бы увидел, что вы посещаете заседания совета директоров только по приглашению. Вы ещё работаете над ним?

– Нет, я не собирался его составлять. Я не считал, что ваше письмо относится ко мне, поскольку не принадлежу к персоналу организации храма.

– Не принадлежите? Разве мы не платим вам?

– Да, но по сути дела это некая субсидия, поскольку я являюсь рабби еврейской общины Барнардс-Кроссинга и служу всем здешним евреям – как тем, кто не является членами храмовой организации, так и тем, кто входит в неё.

– Вы хотите сказать, что являетесь консультантом наподобие агента по рекламе или юриста, но в какой-то степени связаны контрактом.

– Нечто в этом роде, но они действуют только по требованию, тогда как я могу действовать самостоятельно. Если организация храма предложит что-то, что, по моему мнению, противоречит нашему закону или традиции – и, кстати, именно я буду решать, так ли это – тогда я запрещу их предложение.

– А если мы, то есть организация храма, решим проигнорировать ваш запрет? Вы ведь не могли бы подать заявление в суд, не так ли?

– Не в светский суд, но я могу обратиться в раввинский суд. Но скорее всего, я бы просто отмежевался от вас, уйдя в отставку. Если бы речь шла о чём-либо серьёзном, принципиальном, я мог бы предъявить вам обвинение в Раввинской ассамблее[54]54
  Раввинская ассамблея – это организация консервативных раввинов в США, Канаде, Латинской Америке, Европе и Израиле. Она была основана в 1900 году как Ассоциация выпускников Еврейской теологической семинарии. В 1940 году организация была реорганизована в Раввинскую ассамблею Америки, а в 1962 году приобрела своё нынешнее название и международный размах. Раввинская ассамблея рекомендует раввинов для назначения в консервативные общины и продвигает цели консервативного иудаизма.


[Закрыть] или перед лицом еврейской общины в целом.

– Понимаю. Да, этого я не знал. Подобное случается не очень часто, не так ли?

Рабби широко улыбнулся.

– Нет, не часто. Крайне редко.

Магнусон вопросительно посмотрел на рабби.

– Это всё, или есть что-то ещё?

– О, далеко не всё, – ответил рабби. – Я осуществляю надзор за школой и религиозными службами. Я преподаю нашу традицию с помощью лекций и проповедей. Я зачастую являюсь голосом еврейской общины в её отношениях с обществом в целом. Я, по крайней мере, один раз выступал в качестве судьи раввинского суда и выносил на основании фактов решение по чисто светскому вопросу[55]55
  Очевидно, речь идёт о судебном разбирательстве, описанном в первом романе недельной серии – «В пятницу рабби долго спал».


[Закрыть]. Ах да, я, так сказать, здешний учёный[56]56
  В оригинале использовано выражение «scholar in residence» – «учёный в резиденции». Это человек, чьё назначение – жить и работать в определённом месте, особенно в колледже или университете, в течение определённого периода времени, чтобы являться источником вдохновения, интереса и знаний для других в этой области.


[Закрыть]. И затем, конечно, те функции, которыми обычно занимается рабби – брак, развод, обращение, погребение.

– Хм, вы довольно занятой человек, рабби. – Хотя Магнусон и желал придать своей реплике оттенок сарказма, в ней проскользнул намёк на уважение. – Я рад был услышать ваши слова. Вы же понимаете, что только что дали мне устное описание своей работы.

Рабби улыбнулся.

– С удовольствием. Но так как нам предстоит работать вместе, возможно, вам бы следовало изложить мне свои… ну, не совсем описание вашей работы, а, пожалуй, представления о ваших планах, вашем отношении к храму и общине.

Магнусон кивнул.

– Справедливо. Что ж, я бизнесмен по философии и убеждениям.

Рабби слабо улыбнулся.

– Значит ли это, что вы попытаетесь получить от храма прибыль?

Магнусон улыбнулся в ответ, демонстрируя, что не обиделся.

– Нет, рабби. Я имею в виду следующее: я бизнесмен в том смысле, что мне нравится получать результаты деловыми способами, подобно тому, как учёный желает добиться цели научным путём. Вот почему я предложил всем сотрудникам представить должностные инструкции. И я намерен составить организационные схемы…

– Думаете, это поможет?

– Поверьте – никогда не повредит. Например, у нас есть школьный комитет, директор и вы, и все трое теснейшим образом связаны с религиозной школой. Что произойдёт, если какой-то ученик или его родители с кем-либо поссорятся? Они пожалуются вам, или Бруксу, или школьному комитету, а может быть, даже и мне. Лучше всё предусмотреть заранее. Однажды я занялся компанией, в которой работало всего три человека. – Он поднял три пальца, чтобы подчеркнуть суть. – Три. Предприятие беспрерывно теряло деньги. Я применил собственные методы, дал понять, кто за что отвечает, и через шесть месяцев компания стала прибыльной, а штат увеличился до двадцати сотрудников. Так вот, многие бизнесмены – возможно, большинство бизнесменов – интересовались бы только прибылью. А меня, кроме прибыли, интересовало и другое: как создать лучшие условия для труда, как добиться того, чтобы сотрудники получали большее удовлетворение от работы, как продемонстрировать им шансы на рост и продвижение.

– Ясно.

– По сути дела, для меня прибыль – просто подтверждение того, что я на правильном пути. Доказательство правильности моих методов. – Он откинулся на спинку стула. – Когда мой отец со своим партнёром продали универмаг в Бостоне, ещё в двадцать девятом, они оказались с кучей денег. Если бы мы жили в Англии, мой отец мог бы купить поместье и сделать нас жителями графства, джентри[57]57
  Джентри – английское нетитулованное мелкопоместное дворянство, занимающее промежуточное положение между пэрами и йоменами. В отличие от йоменов джентри не занимались земледелием.


[Закрыть]. Но в Штатах так не принято. Вместо этого Магнусон и Бек принялись скупать компании одну за другой, и мы стали тем, что сегодня известно как конгломерат. Нам повезло не только в том, что мы успели всё распродать до Краха[58]58
  Крах Уолл-стрит в 1929 году, также известный как Великий крах, Крах 29-го или Чёрный вторник – крупный американский обвал фондового рынка, произошедший осенью 1929 года. Он вызвал так называемую Великую депрессию – мировой экономический кризис, начавшийся 24 октября 1929 года и продолжавшийся до 1939 года.


[Закрыть], но и в том, что после этого у нас остались реальные средства. Мы заработали много денег. Ко времени нашего с братьями совершеннолетия мы могли выбирать любую профессию, заниматься всем, чем только пожелаем. Мой старший брат, Майрон, выбрал ничегонеделание.

– Ничегонеделание?

– О, он живёт в Париже и ходит по театрам и музеям. Он путешествует. У него много друзей, которых он посещает и развлекает. Он никогда не был женат.

– Довольно тяжёлая жизнь, – прокомментировал рабби.

Магнусон кивнул.

– И я того же мнения. Но он, похоже, наслаждается этим. Мне кажется, он живёт во Франции, потому что к такому образу жизни там относятся гораздо спокойнее, чем здесь. Мой другой брат, Лоуренс, подвизается в медицине в Нью-Йорке. Я решил заняться бизнесом, но вкладываю средства только в то, что меня интересует. Например, у меня есть команда из Малой бейсбольной лиги[59]59
  Малая бейсбольная лига – профессиональная бейсбольная организация, расположенная ниже Высшей лиги бейсбола (MLB), включающая команды, связанные с клубами MLB и четыре независимые лиги.


[Закрыть], потому что я люблю бейсбол. Но толку от этого пока нет, – добавил он с сожалением, – возможно, потому, что мои методы не очень-то применимы к бейсболу.

– А Бек? – спросил рабби.

Магнусон рассмеялся.

– Я женился на ней. У Маркуса Бека была только одна дочь, София. Мы росли вместе, и нас в какой-то степени предназначали друг для друга. Обычно из таких договоров ничего не выходит, но в нашем случае это сработало.

– А у вас есть дети, мистер Магнусон?

– Да, дочь. – И продолжил с явной гордостью в голосе: – Она закончила Брин-Мар со степенью magna cum laude, а затем поступила в Лондонскую школу экономики, где написала дипломную работу в области политологии. Она интересуется политикой.

Рабби улыбнулся.

– Почему-то у меня сложилось впечатление, что вы одобряете её.

Магнусон просиял.

– Софи и я – мы только ей и живём.

– Она хоть сколько-нибудь интересуется храмом?

Магнусон покачал головой.

– Нынешней молодёжи это и в голову не приходит. Конечно, в детстве она посещала воскресную школу, но не думаю, что та сильно на неё повлияла, хотя Лора очень любила свою бабушку Бек, а Беки соблюдали традиции несколько строже, чем мы. Моя свекровь не пользовалась отдельной посудой для мясного и молочного. Её нельзя было причислить к фанатикам. Да и её кухарку это не беспокоило. Но когда мы обедали у Беков, на столе никогда не стояло масло, если подавали мясо. Впрочем, если Лора сидела рядом с нами, она вечно требовала, чтобы с мясом ей давали стакан молока. Не совсем то, чему её учили, и София по этому поводу её поддразнивала. – Он застенчиво улыбнулся, осознав, что рабби может показаться странным его отношение к правилам еды. Чтобы сменить тему, он спросил: – А у вас, рабби, у вас есть дети?

– Двое. Джонатон в следующем году поступит в колледж, а Хепсиба – в старшую школу[60]60
  В США дети идут в школу с трёх лет, но официальное государственное образование начинается с kindergarten – это пред‑первый (или подготовительный) класс. Дальше три уровня: с 1-го по 5-й (иногда по 6-й) класс – elementary school, с 7-го по 8-й класс – middle school (но частные школы иногда эти классы тоже называют high school), и третья ступень с 9-го по 12-й класс – собственно high school. Судя по контексту, Хепсиба поступает в 9 класс.


[Закрыть].

– Бывает, что они треплют вам нервы?

– Конечно. Дети для того и существуют.

– То есть?

– Шучу, конечно. – Рабби усмехнулся. – Тем не менее, я не думаю, что каждый холостяк, каждая старая дева, а также любая бездетная пара расстраиваются из-за отсутствующей пуговицы на рубашке, грязной пепельницы или чего-нибудь в этом роде в той же степени, как и я, когда кто-то из детей заболевает. Я считаю, что имеется определённое количество беспокойства и неприятностей, которые всем необходимо вынести, и если это не связано с чем-то разумным, вроде больного ребёнка, то окажется каким-то глупым и тривиальным. Я подозреваю, что дети воспитывают в нас чувство меры.

– И чем же они вам докучают?

– О, ничего серьёзного. Хепсиба в том возрасте, когда чрезвычайно важно прислушиваться к мнению сверстников: что надеть, чем заниматься... Но по этому поводу голова болит в основном у матери. Что касается Джонатона, он раздумывает о будущей карьере. В прошлом году хотел стать профессиональным бейсболистом…

– А он хорош? Я мог бы помочь ему. Вы знаете, у меня есть бейсбольный клуб.

Рабби улыбнулся.

– Поздно. В этом году последнее, что я слышал – он хочет стать нейрохирургом.

Магнусон улыбнулся.

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Но вы не направляете его? Не указываете сторону, куда он должен идти?

Рабби покачал головой.

– Мудрецы утверждали, что у отца имеется четыре обязанности перед сыном: обрезать его, учить Торе, обучить ремеслу и женить его. Конечно, первую я выполнил, а остальные три толковал свободно. Я включаю гуманитарное образование в положение о Торе, а профессию расцениваю как возможную замену торговле[61]61
  В оригинале, по-моему, игра слов: trade можно перевести и как «ремесло», и как «торговля». Согласно Вавилонскому Талмуду, «отец обязан сделать сыну обрезание, выкупить его, если он – первенец, (см. Бемидбар 18:15-6), обучить его Торе, найти ему жену и обучить его ремеслу или профессии».


[Закрыть]. Что касается того, чтобы найти ему жену, я сомневаюсь, что его это устроит.

– Но при выборе профессии вы не попытаетесь повлиять на него? Хотели бы, чтобы он ста рабби?

– Только если он сам пожелает. В наши дни не так-то легко приказывать детям.

– Возможно, вы и правы, рабби, но я не прекращу попыток. Я считаю себя авторитарным. И теперь, когда храм – моё дитя, я намерен руководить им.

– А как именно вы планируете руководить храмом? – спросил рабби.

– Я собираюсь сделать его как лучшим местом для работы, так и лучшим местом для богослужения. Далее, я хотел бы привлечь к этому большинство наших людей. Я хотел бы видеть каждого членом еврейской общины.

– С этим никто не поспорит, – с лёгкостью согласился рабби.

– И я не терплю ссор в любой организации, которой управляю[62]62
  Ещё одна двусмысленность, на этот раз – очень многозначительная. Слово «quarrels» можно перевести и как «ссоры», и как «споры». И рабби, и Магнусон употребили именно это слово.


[Закрыть]. – Магнусон улыбнулся. Это была дружеская улыбка, но рабби почувствовал и в заявлении, и в улыбке намёк. Вызов? Или предупреждение?