Текст книги "Однажды рабби уйдёт"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

45

Рабби только что закончил завтракать, когда Лэниган позвонил и с ликованием сообщил:

– Полагаю, вы заслужили право знать. Сегодня утром мы взяли Скофилда под стражу. Вы высказали удачную догадку.

– Это было не просто предположение. Видите ли, я начал с другого конца.

– Что вы имеете в виду – с другого конца? Впрочем, неважно. Не по телефону. Я собираюсь приехать к вам. Вскоре здесь начнётся чёрт знает что, и мне бы не хотелось отвечать на миллион вопросов.

Невероятно довольный собой, Лэниган начал, как только вошёл в дом:

– Я отбуксировал машину в час ночи. Я открыл багажник…

– Взломали?

– Нет, не было нужды. Есть рычаг, который открывает его изнутри. Ну, полотенце оказалось на месте, и я сразу увидел, что в нём застряли осколки стекла. Патрульный отвёз его в Бостон. Я уже связался с экспертами и попросил их задержаться. Мой сотрудник ждал результатов. Они нашли четырнадцать кусочков стекла, один из которых – полоска длиной почти в дюйм и шириной в восьмую дюйма… – внезапно он остановился, чтобы спросить: – Какая группа крови у Джонатона?

– Как и у меня. Четвёртая.

– Точно. На осколке была кровь четвёртой группы, а сам осколок идеально соответствовал краешку сломанного отражателя, который мы изъяли в гараже. – Он хихикнул. – Утром Скофилд позвонил и сообщил, что его машину украли. Я подсоединился к разговору и объяснил, что полицейский-новичок отбуксировал автомобиль из-за постановления о зимней парковке. Я попросил его подождать несколько минут. – Он поднял глаза к потолку. – Полагаю, Скофилд думал, что мы собираемся отбуксировать машину обратно и извиниться за причинённые неудобства. Но вместо этого я послал Эбана Дженнингса арестовать его. Так что вы имели в виду, говоря, что начали с другого конца?

– Ну, полиция начала с аварии…

– Естественно.

– Но это был конец, кульминация. Мне же в первую очередь было интересно, как там оказался погибший, Д’Анджело. Почему он поздней ночью прогуливался посреди дороги?

– Он поехал туда. Его машина находилась на маленькой поляне прямо за Хай-стрит.

– Хорошо, но почему он туда поехал? Почему он свернул на Глен-лейн? Этот переулок едва заметен с шоссе.

– Мы предполагали, что ему понадобилось… – Лэниган бросил взгляд на Мириам и прочистил горло, – облегчиться.

– Так почему же он оказался посреди дороги в ста ярдах от того места, где припарковал свою машину? В воскресенье я прошёлся по Глен-лейн пешком и подсчитал шаги. Добрые сто ярдов. Если бы ему хотелось облегчиться, он мог пойти куда угодно. Дорога усеяна кустами и деревьями по обе стороны от Хай-стрит до Мейпл.

– Значит…

– Я предположил, что он пошёл туда, чтобы встретиться с кем-то, – завершил рабби.

– А может, он хотел поспать несколько минут. Скажем, он засыпал за рулём…

– Спать, стоя в ста ярдах от машины? – разбил довод рабби.

– Хорошо, допустим, что он собирался встретиться с кем-то, – согласился Лэниган.

– Тогда, очевидно, эту встречу держали в секрете, и если бы их увидели вместе, это было бы опасно или, по крайней мере, неудобно. Поэтому я спросил себя, кем может быть другой человек.

– Да почти кто угодно, разве нет?

– Мы можем немного сузить круг поиска, – возразил рабби. – Прежде всего – какова была цель встречи? Не просто разговор: поговорить можно и по телефону, что, кстати, будет даже более личной беседой, а если опасаешься прослушивания – по телефону-автомату. Я предположил, что один должен что-то передать другому. Скорее всего – деньги, пачку наличных.

– Вознаграждение?

– Разумеется. То, что нельзя доверить почте или курьеру. И тогда я задумался о том, кто будет тайно расплачиваться наличными.

– А, вы имеете в виду шантаж. Ну, это может случиться с кем угодно.

– Я думал не о том, кого можно шантажировать, а о том, кому придётся платить, скрываясь от всех. – Рабби встал и начал расхаживать по полу. Его голос приобрёл традиционную для талмудиста напевность. – Не доктор. Любой может прийти к врачу, и ему не составит труда передать деньги в уединённом кабинете. Не адвокат, потому что в ходе обычной практики он встречается с разными людьми, будь то клиенты или возможные свидетели по любому делу, в котором он участвует. И то же самое можно сказать о бизнесмене – у него есть офис или магазин. Единственный, кому требуется с осторожностью выбирать круг знакомств – это политик, который занимает некую должность или баллотируется куда-либо. Даже если политик является юристом, он тщательно сортирует тех, кого можно увидеть входящим в его контору. И когда я прочитал в газете, что жертва – как там его звали?

– Д’Анджело. Тони Д’Анджело.

– Да, точно. Когда я прочитал в газете, что он был известен в политических кругах Бостона, то понял, что прав. Он не занимал никакой должности – ни выборной, ни назначаемой – иначе об этом упомянули бы. Даже если он был клерком в правительственном учреждении. Но термин «известный в политических кругах» обозначает человека, не имеющего официального положения и действующего в качестве посредника или прихлебателя политического босса, человека, не имеющего постоянной работы, которому платят за крупицы информации или оказанные мелкие услуги.

– Да, думаю, это точная характеристика Д’Анджело, – кивнул Лэниган.

– С этого момента мне пришлось подключить своё воображение, – продолжил рабби.

– Боже мой, а что же вы до сих пор делали?

– До сих пор – только логические выводы, – серьёзно ответил рабби. – Я вижу, как Д’Анджело ждёт в своей машине, курит сигарету за сигаретой. Затем ему приходит в голову, что он должен был ждать на другом конце Глен-лейн. Вот почему я думаю, что он отправился к возвышению. Если бы он хотел просто прогуляться, то не пошёл бы так далеко. Но если он хотел посмотреть, не остановилась ли машина на другом конце Глен-лейн, ему пришлось бы идти к возвышению. Я вижу, как Скофилд с пачкой банкнот в конверте съезжает на Глен-лейн с Хай-стрит. Может быть, он не замечает машину, припаркованную на полянке. Или, может быть, наоборот, и он замедляется или останавливается и, увидев, что в машине пусто, едет дальше. Вероятно, он включил дальний свет. Вполне естественно. Очевидно, он ехал медленно, чтобы случайно не проехать мимо своего конфидента. Затем он замечает его на пригорке и увеличивает скорость, чтобы как можно быстрее добраться до него, дать ему деньги и уехать.

– Но речь не шла об обмене какого-либо рода – на компрометирующее письмо или фотографию. И ему пришлось бы остановиться.

– Очевидно, нет, поскольку ничего подобного у мертвеца не обнаружили, и вряд ли Скофилд остановился бы, чтобы обыскать его. Нет, дело заключалось в единовременной выплате, и он надеялся, что этим закончится.

– Да, всё верно.

– Он замечает, что его фары ослепили Д’Анджело. Может быть, тот вскинул руку, защищаясь от яркого света, и Скофилду внезапно пришло в голову, что, если он собьёт его, то будет свободен, и необходимость выплаты исчезнет. Поэтому он нажал на газ.

– Но всё равно это мог быть несчастный случай.

– Конечно, но Скофилду будет трудно настаивать на этом, раз он сам назначил встречу с Д’Анджело. Я полагаю, что он даже не остановился, чтобы посмотреть, насколько сильно жертва ранена. Это было опасно: если пострадавший остался в сознании, то узнал бы его…

– Но в любом случае он знал бы, что на него наехал Скофилд, – возразил Лэниган.

– Как? Как он, ослеплённый дальним светом, мог распознать машину в темноте?

– Пожалуй, никак.

– Но… но если Скофилд знал, кто это был, и должен был встретиться с ним, разве это не убийство? – робко вмешалась Мириам.

– Максимум – второй степени[120]120
  Убийство первой степени – это умышленное убийство и убийство, совершённое во время тяжкого преступления, например, такого, как грабёж. Убийство второй степени – это убийство, которое не является преднамеренным, или убийство, вызванное небрежным отношением к человеческой жизни со стороны преступников. Убийство третьей степени, также известное как убийство по неосторожности – это незапланированное, непреднамеренное убийство, которое не является частью другого преступления.


[Закрыть], – ответил Лэниган. – Я не знаю, сможем ли мы доказать его. И уверен, что адвокаты защиты попытаются отвергнуть часть наших доказательств на основании правила Миранды, но надеюсь, что окружной прокурор посчитает наши аргументы вескими. – Он встал, собираясь уходить. – Знаете, Дэвид, я буду сожалеть, когда вам на смену придёт новый человек, и вы уедете из города.

– Спасибо. Благодарю за ваши слова, но, вероятно, пока что я останусь.

– Из-за случившегося?

– Именно.

– Этот тип, Магнусон, был как-то связан со Скофилдом?

– Он хотел, чтобы я провёл обряд бракосочетания его дочери со Скофилдом. Вот из-за этого и разгорелся весь сыр-бор.

– А вы разрешаете брак с иноверцами не больше, чем мы. Хотя за последние годы мы немного снизили требования[121]121
  В частности, католическая церковь стала признавать действительным брак, заключённый по протестантскому обряду.


[Закрыть].

– А мы – нет.

– Так вот в чём дело, а? – Он восхищённо покачал головой. – Могу сказать лишь одно: вы – счастливчик.

Рабби улыбнулся.

– Видите ли, мы верим в удачу.

– А разве другие не верят?

– Нет, у нас всё по-другому. Мы верим в удачу, хорошую и плохую, как в вопрос практической философии. Можно даже сказать, что для нас это – вопрос религии.

– Вот как? А можно поподробнее?

– Ну, когда человек болен, беден или несчастен, мы не предполагаем, что он зол и грешен. Мы просто считаем его неудачником.

– Всё верно, но…

– Я могу включить телевизор в любое воскресное утро, да и в другое время, и услышать, как проповедник говорит: если вы покаетесь в своих грехах и отдадите своё сердце Иисусу, то избавитесь от болезней и страданий. И тут же появляются свидетельства: люди, рассказывающие об ужасных недугах, от которых они излечились молитвами, или о том, как, отдав свои сердца Иисусу, они добились процветания. А общий смысл в том, что болезни и несчастья в целом являются результатом греха или неверия.

– А, эти евангелические секты[122]122
  Ева́нгельские христиа́не (евангели́ческие христиане, евангелисты, еванге́лики, тж. евангельские верующие) – ряд протестантских конфессий, получивших обобщённое название от Евангелия, которое (как и в целом Библия) рассматривается как основной источник вероучения. Основные характерные черты евангельских протестантских церквей: акцент на личном духовном возрождении каждого верующего, миссионерская активность и строгая этическая позиция. Движение рассматривает спасение как свершившийся факт и считает, что оно возможно только через веру в искупительную жертву Иисуса Христа. Внутри евангелизма, как и в других религиях, имеется множество различных течений и сект.


[Закрыть], – небрежно взмахнул рукой Лэниган.

– Да, но в последнее время католическая церковь тоже пошла по этому пути. Например, вы можете молиться различным святым, чтобы они походатайствовали за вас. Предположительно, молитвенный акт с подразумеваемым покаянием устраняет грех, который является причиной невзгод. Основное различие между католической церковью и протестантскими евангельскими церквями в этом отношении, по-видимому, состоит в том, что в католической церкви работа в значительной степени делегирована святым. Я полагаю, что в свете сложной системы бухгалтерского учёта, связанной с уравновешиванием греха и благодати, логично определить конечный пункт назначения – рай, ад или чистилище. Мы ни во что из этого не верим, и поэтому можем быть реалистами.

– А если вас увольняют? – поинтересовался Лэниган.

– Тогда это случится просто потому, что мне не повезло. Не из-за греха, даже не из-за ошибки. Просто не повезло.

Лэниган широко улыбнулся.

– Хорошо, я рад, что вам повезло, – усмехнулся он. – Говорят, что это заразно.

46

Лора в полном недоумении положила трубку телефона.

– Его арестовали. Они арестовали Джека.

– Кто арестовал? О чём ты? – отозвался отец. – С кем ты разговаривала?

– Я позвонила в офис Джека и поговорила с дежурной. Она сказала, что Джек позвонил, чтобы сказать, что его арестовали, и хотел, чтобы Дж. Дж. Малкейхи – он там вроде старшего юриста – приехал к нему в полицейский участок Барнардс-Кроссинга. Малкейхи ещё не появлялся на работе, но вызов был срочным, поэтому она позвонила ему домой, и он ответил, что уже выезжает. Но он ещё не добрался до офиса, а уже почти одиннадцать.

– Она сказала, почему его арестовали?

– Она не знала. О, я должна прямо сейчас поехать туда.

– Нет, Лора. Поеду я. Я могу узнать в полиции больше, чем ты.

– Почему? – Она с подозрением относилась к отцу, поскольку чувствовала, что он не испытывал особого энтузиазма по отношению к Скофилду.

– Потому что я каждый год делаю значительный взнос в Полицейскую ассоциацию.

– Когда ты поедешь? – спросила Лора, по-прежнему сомневаясь.

– Прямо сейчас. И незамедлительно вернусь, как только что-нибудь узнаю.

В участке Магнусон сразу же увидел Лэнигана, который стоял у стойки регистрации и разговаривал с сержантом. Увидев Магнусона, он кивнул:

– Здравствуйте, мистер Магнусон. Что привело вас сюда?

– Вы меня знаете? – спросил Магнусон, удивлённый и немного польщённый. – Могу ли я поговорить с вами…

– Конечно, идёмте в мой кабинет и там поговорим. Кофе?

– Э-э… нет, спасибо. – Когда они уселись, Магнусон начал: – Послушайте, я хотел бы знать, что у вас есть против Джека Скофилда.

Лэниган развёл руки и пожал плечами.

– Это – компетенция окружного прокурора.

– Я спрашиваю не просто из любопытства. Моя дочь связана с этим человеком.

– Да, я знаю. Она управляла его кампанией.

– Нечто большее. Она почти помолвлена с ним. Так вот, если вы арестовали его за нарушение какого-то незначительного постановления, за то, что он что-то сделал или не сделал, допустим, в связи с кампанией – это одно. Но если здесь нечто серьёзное, предосудительное, тогда я должен это знать ради Лоры – ради моей дочери. Думаю, что радио и газеты сообщат о случившемся ещё до вечера, так почему бы не дать мне фору? Возможно, я даже смогу вам помочь.

Лэниган поджал губы и кивнул.

– Хорошо. Некоторое время назад на Глен-лейн произошёл наезд, и жертва погибла. Скофилд был за рулём. Это серьёзно?

Магнусон кивнул. Не остановиться после аварии, не проверить, насколько сильно пострадала жертва, и не обратиться за помощью – просто ужасно. С другой стороны, он вполне мог понять панику Скофилда, учитывая то, что ставилось на кон.

– И всё? – спросил он.

– Не только. Чтобы сбить с толку полицию, он разбил фару на припаркованной машине, привёз на место преступления осколки стекла и разбросал их возле тела. По моему мнению, достаточно предосудительно.

– Вы точно знаете, что он это сделал?

– Ага. Видите ли, он собрал осколки в старое полотенце, которое хранил в багажнике своей машины. Некоторые фрагменты прилипли к полотенцу. И они идеально сочетаются с разбитым стеклом возле корпуса.

– А этот припаркованный автомобиль – он принадлежал кому-то из врагов Скофилда?

– Нет, просто стоял, можно сказать, подвернулся под руку.

– Понятно. Вот, значит, как. Наехал, скрылся, а затем пытался сбить с толку полицию.

– Это всё, что мы можем доказать на данный момент. Но у нас есть основания полагать, что Скофилд знал человека, которого убил, что он поехал туда, чтобы встретиться с ним, и что эта встреча не случайная, а заранее оговорённая.

– То есть…

– М-м… Мы считаем, что погибший провернул для Скофилда какой-то грязный политический трюк, и тот договорился встретиться с ним на Глен-лейн, чтобы заплатить ему.

– Но это убийство.

– Да, так мы и считаем.

Магнусон кивнул.

– Понимаю. – Он подумал о Лоре и о том, как она воспримет новости. Его дочь была разумной девочкой, но если она любила этого человека, то могла считать, что должна быть ему верна. Возможно, она сможет оправдать наезд и побег, аргументируя тем, что он был слаб, и запаниковал. Может быть, даже оправдает попытку ввести в заблуждение полицию. Но убийство? Магнусон был уверен, что она не сможет принять его. И тем не менее... Он принял решение.

– Когда Лора сказала мне, что интересуется Скофилдом, я проверил его банковский счёт, – тихо промолвил он. – Я директор главного банка в Бостоне. Однажды, сразу после выборов, Скофилд снял три тысячи долларов наличными, половину своего общего капитала.

– И?

– И вернул всю сумму на следующий день.

– Очень интересно. Мы запросим в суд банковские записи и проверим их. Большое спасибо, мистер Магнусон.

Рассказать Лоре оказалось не так сложно, как считал Магнусон. Сначала она пришла в ужас, а потом разрыдалась – трудно сказать, из-за Скофилда или из-за себя.

– Это я виновата, – не унималась она. – Может быть, если бы я не поощряла его победить... Если бы я не подталкивала его... Я видела, что ему не хватало энергии, но думала, что мы вдвоём составим первоклассную команду. Понимаешь, он слабый...

– Знаешь, Лора, слабые люди не просто слабы в чём-то одном; обычно они слабы во всём.

– Я должна повидаться с ним.

– Нет, Лора. Это – единственное, что ты не должна делать. Я хочу, чтобы ты и на милю к нему не приближалась. Он отравляет всё, с чем соприкасается.

– Но я должна. Даже просто… осталось то, что нужно доделать в связи с кампанией – неоплаченные счета, неотвеченные письма…

– Я не хочу, чтобы ты имела к ним какое-либо отношение. Для тебя это может оказаться опасным. Пусть делами занимается Моррис Гальперин. Он свяжется с этим Малкейхи, который защищает Скофилда, и между собой они решат, что нужно сделать.

– О, папа, это похоже на крыс, покидающих тонущий корабль.

– Нет, Лора. Это гораздо больше похоже на заботу о том, как не оказаться в грязной луже.

– Но что я буду делать всё время, пока он…

– Я предлагаю тебе поехать в Париж с мамой. А я составлю вам компанию. Давно уже не виделся с братом.

47

– Послушай, сынок, – сказал Малкейхи, – если тебе нужен другой адвокат, я не против. Но если ты хочешь меня, тогда будь любезен выложить мне всё начистоту.

– Я бы хотел, чтобы вы занялись этим, но…

– Послушай, малыш, я защищал обвиняемых в изнасиловании, убийстве и даже кровосмешении. Я не сижу в судейском кресле. Говорить со мной – всё равно, что разговаривать с магнитофоном, что бы ты ни натворил. Всё, что меня интересует – что мне нужно преувеличить, а что преуменьшить, чтобы добиться оправдания. Но я не выношу сюрпризов в суде. Так что либо выкладывай мне всё как на духу, либо ищи себе другого адвоката.

– Конечно, Дж. Дж., я понимаю. Видите ли, кампания шла не очень хорошо, и я не думал, что у меня имеется шанс. Много счетов, и никакой бесплатной рекламы, о которой вы говорили. Дело застопорилось на месте. И тут ко мне пришёл этот тип.

– Д’Анджело?

– Он самый. Казалось, он знал, как всё устроено. Он говорил так, будто знал всех больших шишек в Бостоне. И он сказал, что следил за мной, потому что я был новой фигурой, а Баджо и Кэш – просто обычными политиками. Мы говорили о кампании, и он сказал, что я должен победить Баджо, и не нужно беспокоиться о Кэше, потому что тот не выиграет. Ему не позволят. Затем он сказал, что есть способ победить Баджо, но это будет кое-чего стоить.

Я спросил его, сколько, и он сказал – пару тысяч. Я сказал ему, что у меня нет таких бабок, и он объяснил, что всё сразу платить не нужно, что я могу дать ему пару сотен сейчас, а остальное – после выборов. Но я подумал, что, если проиграю, то всё равно буду платить ни за что, и это только увеличит сумму неоплаченных счетов. В общем, мы в конце концов договорились: я даю ему пару сотен на расходы, если выиграю номинацию – ещё три тысячи. А если проиграю, то ничего не буду должен. Это мне показалось хорошим соглашением. Я чувствовал, что он может кое-что сделать.

– Что ты получил в обмен?

– У него была эта фотография, снимок группы гангстеров в смокингах. И рядом с ними – Баджо. Он собирался выпустить листовку, перечислив имена всех этих парней и то, в чём они обвиняются, а внизу крупным шрифтом написать: «Вас не тревожит окружение будущего сенатора?». Понимаете, он не стал бы выпускать листовку лично. А от имени ассоциации, «Комитета обеспокоенных граждан».

– Ах, значит, он и был этим комитетом. Но потом ты отказался от него перед выборами.

– Да, Лора настояла. Она подумала, что это подло. Наверное, так и было, но вы знаете, как говорится, все средства хороши…

– В любви и на войне все средства хороши – это пословица. И в наши дни это не относится к политике, – перебил Малкейхи.

– Да, ну, можно сказать, что это было по любви, потому что к тому времени я был довольно сильно зациклен на Лоре, и чувствовал, что, если проиграю, у меня не останется шансов с ней.

– Возможно, но не очень умно с твоей стороны.

– Это обеспечило мне победу, – возразил Скофилд.

– Может быть. Но если бы это вышло наружу, то испоганило бы тебе всю оставшуюся жизнь. Нельзя играть грязные трюки с членами своей собственной партии. Если ты выигрываешь номинацию, то рассчитываешь, что остальные помогут тебе победить на выборах. Грязные трюки можно проворачивать только с противниками. И что случилось дальше? Он позвонил тебе и потребовал заплатить?

– Не сразу. Было не совсем ясно, должен ли я платить ему после выдвижения или после окончательных выборов. Но Баджо оказался на высоте; он очень переживал по этому поводу, потому что на самом деле это была не его фотография. А кого-то другого. Он никогда не был на вечеринке, где сделали этот снимок, и мог это доказать. В тот день его не было в штате. Он пожаловался в Избирательную комиссию, и, похоже, у него там имелись друзья, потому что они сразу же взялись за работу.

– У него зять в комиссии.

– О, вот как? Тогда всё понятно. Затем мне позвонил Д’Анджело. Он сказал, что детективы из комиссии рыскали среди печатников, и он боялся, что рано или поздно они доберутся до него. Он думал, что должен исчезнуть на некоторое время, может быть, до выборов, когда, по его мнению, всё утихнет. Естественно, я согласился. Он сказал, что собирается уехать рано утром, но ему нужны деньги на отъезд. Вот как он выразился. Он хотел, чтобы я взял деньги, а он сам зайдёт в офис или в мою квартиру, чтобы забрать их. Ну, в сложившихся обстоятельствах я, естественно, не хотел, чтобы меня видели с ним, поэтому я предложил ему встретиться в другом месте – на Глен-лейн. Ему следовало прийти туда около десяти и подождать, потому что я ужинал в доме Лоры – я ужинал там практически каждый вечер – и не знал, как скоро я смогу уйти. Видите ли, я беспокоился, потому что дал ему чек на две сотни – не ему, понимаете ли, а комитету…

– Твой личный чек или из фонда кампании?

– Я не мог выписать ему чек из фонда кампании, потому что Лора всё проверяла, и я не хотел, чтобы она знала. Но когда из банка пришла выписка из моего счёта, чек оставался необналиченным, поэтому я разволновался. Узнав, что фотография была подделкой, и что Избирательная комиссия проводит расследование, я решил, что попал в передрягу. Поэтому, естественно, мне было приятно, что он собирался уехать из города. Я пошёл в банк и снял три тысячи долларов наличными. Когда вечером я пришёл к Лоре, то предупредил, что мне придётся уйти пораньше. Обычно я оставался до одиннадцати, но тут мне удалось уйти сразу после десяти.

Когда я выехал на Глен-лейн, в голове завертелись разные мысли. А вдруг там будет фотограф, который снимет меня во время передачи денег? Теперь, когда я узнал, что за человек Д’Анджело, то решил, что невозможно предсказать, что ему ещё взбредёт в голову.

– Ясно.

– Ну вот, я выехал из Салема, добрался до Глена, и двигался медленно, потому что боялся его пропустить. А потом увидел его машину на маленькой поляне и одновременно – его самого перед собой, посреди дороги. Сам не знаю, что случилось. Мне пришло в голову, что даже после того, как я заплачу ему, он не отцепится от меня и после выборов из-за того чека, который я ему выписал. Ну, я нажал на газ...

– И сбил его. А дальше? Ты остановился?

– Пришлось. По крайней мере, я уверен, что снизил скорость, потому что оглянулся и увидел, что он лежит на дороге лицом вниз. Я собирался сообщить об этом в полицию. Я действительно хотел. То есть сообщить об этом как о несчастном случае. Я мог бы сказать, что он внезапно вышел из леса, и что я его не заметил. Но вы знаете, как полиция относится к автомобильным авариям. И можете представить, как это повлияет на выборы. А если бы я проиграл выборы, то потерял бы Лору и… вообще всё. Поэтому я решил просто остановиться где-нибудь и сделать анонимный звонок. И Д’Анджело найдут, и я не пострадаю. Ведь он меня шантажировал. Я остановился у подножия холма, где Глен-лейн поворачивает на Мейпл-стрит, чтобы проверить машину…

– Проверить для чего?

– Ну, вы видели фильм по телевизору, где судмедэксперт раскрыл дело о наезде с помощью химического анализа маленьких кусочков краски, найденных на месте происшествия? Он смог доказать, что они принадлежат машине, которая виновна в аварии. Поэтому я хотел посмотреть, не откололась ли краска на моём крыле и не помято ли оно.

– И?

Скофилд печально покачал головой.

– Ничего не вышло. Крыло немного проржавело, и я не мог определить. Но моя розовая машина, насколько я знаю, единственная в городе, и я встревожился. А потом заметил машину, припаркованную чуть дальше. Я подумал, что, возможно, удастся заставить полицию искать в другом направлении. Во всех домах было темно, и я решил рискнуть. Я вытащил из машины гаечный ключ и старое полотенце, которое валялось в багажнике. Я обернул полотенце вокруг фары, а затем ударил её гаечным ключом. Затем я собрал осколки рассеивателя, которые упали в полотенце, и принёс их обратно в машину. Потом развернулся, поехал обратно, туда, где он лежал, и выбросил стекло на дорогу. И уехал домой.

– А как они тебя поймали?

– Они забрали мою машину из-за парковки на улице. Запрещено парковаться на ночь в Барнардс-Кроссинг в зимние месяцы. Это может помешать уборке снега. Но погода была такой мягкой…

– Машина была заперта?

Скофилд покачал головой.

– Нет. Я обычно не запирал её. Я думал, что её никто не угонит. Розовый цвет, легко узнать…

– Хорошо, продолжай.

– А дальше они нашли полотенце в багажнике…

– Ты сохранил его?

– Ну, конечно, мне не пришло в голову, что в нём могут остаться кусочки стекла.

– Но, конечно, багажник был заперт.

– Конечно.

– Тогда они должны были взломать замок.

– Нет, под приборной панелью есть рычаг, который открывает багажник. Что это меняет?

– Мы можем заявить о незаконном обыске. Хорошо, я проверю. Кто тебя арестовал?

– Пришёл лейтенант Дженнингс с другим полицейским. Он сказал, что они нашли осколки стекла в моём багажнике, которые соответствуют стеклу на дороге рядом с телом.

– Понимаю. А что ты сделал с деньгами?

– Какими деньгами?

– Где три тысячи, которые ты не передал Д’Анджело?

– Вернул их в банк на следующий день.

– Это все деньги, которые у тебя есть?

– Нет, у меня ещё три тысячи там же. А в чём дело?

– Итого получается шесть тысяч. Хорошо, для начала сойдёт.

– Что вы имеете в виду – для начала?

– Послушай, малыш, я планирую снизить собственный гонорар, но дело будет связано с большими расходами – детективами, экспертами того или иного рода, психиатрами. На твои шесть тысяч далеко не уедешь, по крайней мере, в наши дни. Где ещё ты можешь раздобыть денег?

– Ну, если Магнусоны не оставят меня…

– И пальцем не пошевельнут. Забудь про них. Если окружной прокурор выдвинет обвинение в убийстве, такой человек, как Магнусон, не допустит, чтобы его имя ассоциировалось с твоим.

– Тогда не знаю. Может быть, моя сестра…

– Ну, в общем, думай. У тебя теперь много времени. Я пойду к помощнику окружного прокурора, который будет заниматься этим делом. Если он не узнает о твоей связи с Д’Анджело, то может обвинить только в наезде и побеге с места аварии. Тогда наша стратегия – признать себя виновным. Ты запаниковал. И всё.

– Как насчёт того, что я разбил фару?

– Я постараюсь отделить этот факт от наезда. Два разных суда, если удастся.

– А смысл?

– Потому что всё, в чём тебя сейчас могут обвинить – это введение полиции в заблуждение или, на худой конец, воспрепятствование сотруднику полиции в исполнении им своих обязанностей. Но если окружной прокурор откопает твою связь с Д’Анджело, он обязательно предъявит обвинение в убийстве, и тогда нам, возможно, придётся заявить, что ты был охвачен временным безумием. Я не знаю. Я говорю с тобой открыто, потому что ты всё-таки юрист, и сразу поймёшь, если я попытаюсь тебя обмануть. А пока, я думаю, тебе лучше уйти в отставку с поста кандидата в сенаторы. Я состряпаю какое-нибудь заявление, а ты подпишешь. Что-то вроде желания сначала очистить своё имя. И что бы ни случилось, ни с кем не разговаривай, даже с Лорой или её стариком. Уяснил?