Текст книги "В субботу рабби остался голодным"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава XXXIV

Рабби смотрел, как на стоянку въезжает машина и подруливает к двери храма. Шофер в форме открыл заднюю дверцу и помог выйти Горальскому-старшему. Хотя было уже начало октября, утро было не по-осеннему теплым: стояло бабье лето. Тем не менее на мистере Горальском были пальто и кашне. Он опирался на руку шофера. Рабби поспешил к нему.

– Как приятно, мистер Горальский, видеть, что вы уже встали! Да еще приехали к нам на службу! Но разумно ли это? Разрешил ли вам доктор?

– Спасибо, рабби, но когда я знаю, что мне надо делать, я не спрашиваю доктора. Сегодня я решил, что мне надо помолиться. Сегодня утром они пришли и забрали моего Бенджамина. – Голос старика дрогнул, и глаза наполнились слезами.

– Кто пришел? Как это – забрали? Что случилось?

– Сегодня утром. Мы как раз только-только кончили завтракать. Я был даже не одет. Я, с тех пор как заболел, хожу весь день в пижаме и халате. Почти все время в постели. Пришла полиция. Они были очень приятные, очень вежливые. Были одеты, как я и вы – без формы. Один показывает свой значок. Он у него был в кармане. Другой показывает карточку – визитку, как торговец. Это был шеф полиции. Мой Бенджамин спрашивает их: «Что вам угодно, джентльмены?» Я думал, может, что-то случилось на заводе или, может, Гэмизон, садовник, снова напился. Он любит выпить, но он хороший работник и всегда, как лишнего выпьет, идет к себе в комнату и сидит там, пока не протрезвеет. Никаких неприятностей, никакого шума. Он прячется, чтобы я его не видел. Но потом работает в два раза усерднее. У него еще и проблемы с дочкой – у нее дети, а муж никак не может удержаться на работе. Поэтому я его не выгоняю – мне его жалко. Так я подумал – может, на этот раз он не спрятался, и полиция его арестовала. Но нет, им был нужен мой Бенджамин. Они хотели задать ему какие-то вопросы про этого Айзека Хирша, который, все думали, совершил самоубийство, а теперь это как будто бы не самоубийство.

Так если вы хотите задавать вопросы, то задавайте. Садитесь, выпейте кофе, устраивайтесь удобно и задавайте свои вопросы. Но нет, в моем доме они не могут задавать моему сыну вопросы. Что, или в нем мало места? Или кто-нибудь их побеспокоит? Нет, им надо, чтобы мой Бенджамин поехал с ними в полицейский участок. Там они будут задавать ему вопросы. Какие вопросы они ему могут задавать там, что они не могут их задать дома? И еще торопятся. Мой Бенджамин любит сидеть со мной – особенно последние несколько дней, когда я могу спуститься к завтраку, он любит посидеть со мной и выпить еще одну чашку кофе. И мы разговариваем – о бизнесе, о проблемах, что делать с этим клиентом или с тем клиентом… В конце концов, мы так тяжело работали всю жизнь, и всегда вроде бы не хватало времени, чтобы сесть и нормально покушать, – всегда то там кусок, то сям кусок, когда есть свободная минута… А теперь, когда все хорошо, когда можно спокойно посидеть, и Бенджамин может пойти на работу попозже, – это разве плохо, рабби? Но нет, они не могут ждать. Они могли подождать только, пока Бенджамин наденет галстук и пальто, так сильно они спешили.

– Вы имеете в виду, что они его арестовали? Но по какому обвинению?

– Я у них спросил то же самое, и Бенджамин тоже. А они сказали, что они его не арестовывают – они только забирают его для допроса. Так если они его не арестовали, почему они сказали ему ехать с ними? А что бы они сделали, когда арестовали бы? Волокли бы его? Я им сказал: «Джентльмены, вы хотите задать моему сыну какие-то вопросы – задавайте. Вы не хотите спрашивать его здесь, только в полицейском участке? Хорошо, он приедет в полицейский участок. Но это обязательно сейчас? Сегодня суббота, наш шабат. Разрешите ему сейчас пойти в храм, а потом он приедет в полицейский участок. Я это гарантирую». Но нет, это должно быть прямо сейчас. И они его забрали. И что я мог сделать? Я оделся и приехал сюда.

Рабби взял его под руку.

– Я провожу его, – сказал он шоферу. Затем обратился к старику: – Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы вести молитву, мистер Горальский?

– Если вы так хотите, я найду силы.

– Хорошо, – сказал рабби. – А потом поговорим.

С десяток людей, пришедших на службу, с нетерпением ожидали начала, но когда Горальский вошел под руку с рабби, те, кто был знаком с ним, стали жать ему руку и поздравлять с выздоровлением. Рабби помог старику снять пальто и шарф, а затем, накинув на его худые плечи талес, подвел к столу перед Ковчегом.

Горальский молился высоким, дрожащим голосом, который то и дело срывался на высоких нотах. Но он не старался ускорить течение службы и каждый раз дожидался, пока остальные закончат пение, прежде чем прочитать нараспев одну-две строчки, предваряющие следующую молитву. Во время чтения Торы рабби пригласил его на помост прочесть один из отрывков. Молитвы, казалось, придали Горальскому сил, и когда он начал последнюю молитву, «Алейну», его голос звучал уверенно, и рабби даже показалось, что этот худой маленький старичок распрямился и стал выше ростом. Он ощутил гордость за него, как если бы это был его собственный отец.

По завершении службы все подошли пожелать рабби гут шабес, а потом неспешно потянулись из храма, как это обычно бывает в шабат. Но старика рабби задержал: – Садитесь, мистер Горальский. Теперь мы можем поговорить.

Одного из тех, кто осведомился, все ли в порядке, рабби попросил: – Не будете ли вы так добры сказать шоферу мистера Горальского, что мы немного посидим тут и побеседуем?

– Знаете, рабби, я немного беспокоюсь, – сказал Горальский, когда они остались одни. – Это был первый раз, что я в шабат ехал на машине, и все-таки я вел молитвы и вы даже пригласили меня на Чтение.

– Все в порядке, мистер Горальский, уверяю вас. А теперь скажите мне, вы известили своего адвоката?

Старик покачал головой.

– С адвокатом мы еще успеем. Мой Бенджамин – он тоже говорит, чтобы я позвонил адвокатам. В прежней стране, в штетле[42]42
  Штетл (идиш) – еврейское местечко в черте оседлости в царской России.


[Закрыть], мы не знали про адвокатов. Когда у нас были неприятности… А какие там у нас были неприятности? Например, откроешь лавку немножко слишком рано в воскресенье… Так что, мы брали адвоката? Мы шли к людям, которые могли помочь, к кому-то, кто был знаком с кем-то или с родственником кого-то, кто мог посодействовать. Так вот, я знаю: полиция пришла к нам и забрала моего Бенджамина в полицейский участок не просто для того, чтобы спросить у него, или он может им помочь. Нет, они забрали себе в голову, что мой Бенджамин что-то имел с этим Хиршем, который умер. Наверное, они имеют подозрение. – Горальский бросил на рабби испытующий взгляд – не возразит ли он что-нибудь на это.

– Да, я думаю, вы правы, мистер Горальский.

– Но это невозможно, рабби. Я знаю своего сына. Он добрый мальчик. Он большой и сильный, но сердце у него, как у девушки, – такое мягкое… Когда мы торговали курами, он никогда не мог их резать – некошерных, я имею в виду. Для кошерных мы, конечно, имели шойхета[43]43
  Шойхет – резник, человек, имеющий право умерщвлять животных, чтобы мясо было кошерным (чистым, годным к употреблению).


[Закрыть]. Я вам говорю – я его знаю. Раньше, когда я был моложе, я часто чувствовал разочарование. Отец всегда хочет, чтобы его дети ходили в школу и получали образование. Он рано бросил школу. Конечно, это было тяжелое время, и мне нужна была его помощь, но поверьте мне, рабби, если бы у него была голова на плечах и он бы хорошо учился, я уж как-то обошелся бы. Но он не хотел учиться. Ему это тяжело давалось. И это было большое разочарование для меня. А рядом с нами жил Хирш и имел сына, этого Айзека, который был настоящий гаон и постиг все науки. Но позже я часто думал: может быть, я не так уж плохо сделал моему Бенджамину? Этот Айзек Хирш, когда вырос, он ни разу не переступил порога синагоги. Потом стал пьяницей. Потом женился на христианке. А потом даже, как они сказали, наложил на себя руки.

Рабби покачал головой.

– Теперь я знаю, что это неправда. Я вам только рассказываю, что я думал. И мой сын, который даже не закончил среднюю школу, он вырос прекрасным, кошерным молодым человеком, и оказалось, что он даже имеет способности к бизнесу. Была даже статья – про него написали в журнале «Тайм», какой он замечательный бизнесмен. Поверьте, они делают ошибку в полиции. Мой Бенджамин – какой интерес он мог иметь с этим Айзеком Хиршем, и еще через столько много лет?

– Вы должны представлять себе ситуацию, – сказал рабби. – Этот Хирш был тут сравнительно новым человеком и держался особняком. У него не было друзей, с которыми можно поговорить, и не было никаких деловых отношений с кем-то, кто хоть как-то был ему знаком. Они выяснили, что ваш сын знал его, когда они оба были мальчиками, и что потом они были партнерами по бизнесу. А тут еще он был так против, чтобы тело Хирша оставалось на кладбище…

Старик всплеснул худыми руками.

– Господи, прости меня! Это была моя ошибка, рабби. Он ничего не знал об этих вещах. Это он от меня услышал.

– Да, я знаю, но было еще кое-что: он устроил Хирша на работу в Годдардовскую лабораторию. Написал убедительное рекомендательное письмо…

– Видите, это вам не доказывает, какое сердце у моего Бенджамина? Он никогда не дружил с Айзеком Хиршем, даже когда они были мальчишками. Я не осуждаю его. Может быть, это из-за того, что он видел, как я в нем разочарован. Может, я был с ним суров. Даже когда я видел, что он такой хороший сын, я разве мог сказать это ему в лицо? Девочка, дочка – ее можно погладить по голове, сделать комплимент, но сын?..

– Да, я понимаю. Но знаете, в связи со всем этим вполне естественно, что полиция хочет убедиться в том, что в последнее время между вашим сыном и Айзеком Хиршем не было каких-либо контактов. Я серьезно советую вам обратиться к адвокату, чтобы он мог защитить интересы вашего сына.

– Нет, – покачал головой старик. – С адвокатом – это уже официально. Он идет к судье, он подает ходатайство, он получает бумагу. Это сразу огласка, газеты. Мой сын – не просто какой-нибудь там… Он важный человек. Газеты сделают большой гвалт из-за того, что его допрашивает полиция.

– Так что же вы собираетесь делать?

– Вот поэтому я и пришел к вам, рабби. Я слышал, что вы и шеф – близкие друзья.

– Боюсь, что в последнее время это уже не так, – удрученно сказал рабби. – Но даже если бы мы и были друзьями, что я мог бы сделать?

– Вы могли бы поговорить с ним. Могли бы разузнать, что они ищут. Могли бы им объяснить. Пожалуйста, рабби, попытайтесь.

И у рабби Смолла не хватило духу отказать.

– Хорошо, я поговорю с шефом, но ни на что не рассчитывайте. Пожалуйста, послушайтесь моего совета и свяжитесь со своим адвокатом.

– С адвокатом я могу связаться позже, а сейчас я хочу, чтобы вы с ним поговорили. Я не имею в виду, что вы должны работать сегодня, рабби. Сегодня шабат, но, может быть, вечером?

– Речь идет о репутации человека. Если вам в шабат можно ездить на машине, мне можно в шабат работать. – Рабби улыбнулся. – Кроме того, для раввина шабат – обычный рабочий день.

Глава XXXV

Звонок рабби застал Лэнигана уже на выходе.

– Мне нужно увидеться с вами по поводу Горальского.

– Извините, рабби, – сказал Лэниган. – Я как раз собираюсь уходить.

– Но это чрезвычайно важно.

– Боюсь, это невозможно. У меня через двадцать минут встреча с Эймосом Квинтом и Рональдом Сайксом в Годдардовской лаборатории. Я надеюсь, что нам удастся напасть на что-нибудь, чтобы закруглиться с этим делом.

– Я уверен, что вы делаете ужасную ошибку, шеф. Вы зациклились на Горальском и можете допустить огромную несправедливость по отношению к нему.

– Слушайте, рабби, мне надо бежать. Я постараюсь заехать к вам попозже.

– Но позже может быть слишком поздно.

– Не представляю, что там такое, что не может подождать!

– Слухи не будут ждать. Вы привезли Горальского в полицейский участок. Скоро об этом будет знать весь город.

– Ладно. Но все, что я могу, – это встретиться с вами в лаборатории. Можете присутствовать при беседе, если хотите. Думаю, я вам обязан. То есть если вы не против поехать на машине в шабат.

– Ради этого я сделал бы исключение. Но мне не хочется оставлять сейчас Мириам одну.

– Берите ее с собой.

– Что ж, если вы не против… мы приедем.

Рабби положил трубку и крикнул Мириам, чтобы она одевалась.

– Мы едем на встречу с Лэниганом в Годдардовскую лабораторию.

Когда они ехали по 128-му шоссе, Мириам сказала:

– Как ты думаешь, у шефа Лэнигана действительно есть какие-то доказательства против мистера Горальского?

– Кто знает? Я не разговаривал с ним целую неделю или больше – до сегодняшнего дня. Они могли что-то найти, чего я не знаю, но тогда они, наверное, сразу арестовали бы его, а не просто повезли на допрос. Наверняка они могут приписать ему какой-нибудь правдоподобный мотив для убийства. Проблема в том, что как по Лэнигану, правдоподобный мотив можно приписать чуть ли не каждому.

– Как это?

– Он решил, что это убийство не было тщательно спланировано – поскольку, мол, достаточно было только проходить мимо, веский мотив необязателен. А мотив мог быть у кого угодно: у соседа, которому не нравится, как он содержит свой газон… Да у любого. Так же и с остальным – с орудием, с возможностью. Горальский мог быть там, потому что его не было в храме. Так в храме не было и многих других людей. И Горальский, конечно, водит машину. Да, Лэниган мог набрать доводов, которые оправдывают его задержание.

– Но Горальский, наверное, уверен, что его признают невиновным, разве нет?

Рабби пожал плечами.

– Предположим, признают – разве на этом для него все кончится? Даже если они не доведут дело до суда и освободят его, все будут знать, что он был под арестом. Даже если они опубликуют какое-то заявление, что они могут сказать? Мистер Горальский был освобожден за недостаточностью улик? Это будет означать не то, что он невиновен, а только то, что они не смогли найти нужных доказательств, чтобы повесить на него это убийство. А если он предстанет перед судом и его оправдают, – будет то же самое. Нет, полностью обелить его можно только в том случае, если они найдут настоящего убийцу. А его чаще всего не находят.

Машина замедлила ход

– Почему ты здесь останавливаешься?

– Я не собирался. – Рабби с силой нажал на педаль акселератора, но машина не отреагировала на это, наоборот – замедлила ход еще больше. Он перешел на вторую скорость, машина проехала несколько футов и стала окончательно. Рабби попробовал завести мотор, но безрезультатно.

– В чем дело, Дэвид?

Рабби глупо улыбнулся.

– Не знаю.

– Так, кажется, приехали. Что будем делать?

– Здесь где-то сзади, ярдах в ста, должен быть поворот – по-моему, на ту дорогу, что ведет к мастерской Морриса Голдмана. Мы сейчас на уклоне. Может, получится доехать накатом…

– На 128-м? Когда машины несутся со скоростью шестьдесят миль в час? Даже не думай!

– Да мне и самому это не улыбается. Наверное, лучше отогнать ее к обочине и поднять капот – это будет знак бедствия. Полиция штата патрулирует эту дорогу постоянно, они сразу же подъедут… Что случилось?

Мириам сжала кулаки и закусила верхнюю губу. Ее лоб мгновенно покрылся испариной. Потом она слабо улыбнулась: – Посмотри на часы и засеки, когда будет следующая. Похоже, ты скоро станешь отцом, Дэвид.

– Ты уверена? Этого нам сейчас только не хватало! Послушай, ты не волнуйся. Тебе нельзя волноваться. Ты только держись, я сейчас остановлю какую-нибудь машину.

– Будь осторожен, Дэвид! – крикнула она вдогонку.

Минуту назад на шоссе было полно машин, но сейчас не было видно ни одной. Рабби вытащил носовой платок и стал посреди дороги. Увидев в отдалении машину, он принялся махать платком. К его огромному облегчению, машина затормозила. Она проехала мимо, свернула к обочине, а потом дала задний ход и остановилась в нескольких футах от машины рабби. Водитель вышел, и рабби узнал доктора Сайкса.

– О, это вы, рабби Смолл? У вас проблемы?

– Машина заглохла.

– Кончился бензин?

– Вряд ли. Нет, точно не из-за этого. У меня и раньше были с ней проблемы…

– Хорошо, я позвоню в мастерскую сразу, как приеду в лабораторию. Я должен там встретиться с шефом полиции. Значит, заглохла прямо посреди дороги, да? А не может это быть…

– Вы знаете, у моей жены начинаются роды.

– Да вы что! Вот это скверно… – Сайкс испуганно уставился на Мириам. – Может быть, я… Слушайте, подождите! Почему бы вам не взять мою машину? А я доберусь до лаборатории пешком – здесь всего несколько сот ярдов…

– Это очень любезно с вашей стороны, доктор Сайкс. – Рабби протиснулся на ковшеобразное сиденье маленькой спортивной машины и взялся за руль. Он неуверенно посмотрел на множество датчиков на приборной панели, а затем на улыбающееся лицо Сайкса, наклонившегося к открытой дверце.

– Четырехскоростная коробка, – пояснил тот. – Она легко выжимает сто. Я ее недавно отдавал в мастерскую, и она отрегулирована, как часы.

Рабби кивнул на наклейку на дверце.

– Да, я вижу. Хай[44]44
  Хай – см. стр. 15.
  Слово хай, что значит жизнь.


[Закрыть].

– Это что?

– На иврите это жизнь.

Сайкс вопросительно посмотрел на него, затем, поверх машины – на миссис Смолл – и как будто понял.

– Ну да, конечно, у вас обоих мысли только об этом. А теперь позвольте, я помогу вашей супруге выйти.

– Нет.

– В чем дело?

Рабби вылез из машины.

– Нет, не могу. Я побоюсь ее вести… Не сумею. В конце концов мы угодим в кювет. Послушайте, у меня есть идея получше. Поезжайте в лабораторию и опишите Лэнигану ситуацию. Он приедет и заберет нас. Да, и еще вы не могли бы попросить кого-нибудь позвонить доктору? Доктору Мортону Зелигу? Его номер есть в телефонной книге. Расскажите ему, что случилось, и скажите, что мы на пути в больницу.

– Ну, хорошо, если вы считаете, что так лучше.

Сайкс сел в машину и дал полный газ, отчего мотор оглушительно взревел.

– Удачи и наилучшие пожелания вашей супруге!

– Совершенно не о чем беспокоиться, ребята, – бросил Лэниган через плечо Смоллам, устроившимся на заднем сидении. – В свой первый год в полиции я дежурил на «скорой», так даже не берусь подсчитать, скольких женщин я доставил в больницу. Тогда мы обычно везли их в Салем – у нас тут своей не было. Я, конечно, не акушерка, но, по моему опыту, первые роды всегда длятся долго.

– Схватки сейчас каждые десять минут.

– Еще полно времени. Вот когда промежуток сократится до одной-двух минут… Это когда второй или третий ребенок, он может выскочить почти сразу. И не думайте, я тоже принимал роды или помогал при этом. Так что считайте, что вы в самых лучших руках.

Лэниган явно старался развлечь их – рабби сознавал это и был ему благодарен. Крепко обняв жену, он поглаживал ее при очередных схватках и время от времени вытирал ей лоб носовым платком.

Они уже достигли окраины города, и Лэниган обернулся к ним.

– Знаете, если хотите, я могу вызвать мотоциклетный эскорт. Тогда мы сможем доехать быстрее.

Мириам опередила мужа.

– Нет-нет, не нужно. Схватки прекратились, – смущенно добавила она.

– Это ничего не значит, – сказал Лэниган, но тем не менее замедлил ход и до самой больницы ехал уже тише.

– Я тут побуду, пока вы узнаете, что к чему, рабби.

Поблагодарив его, рабби помог Мириам выйти из машины и подняться по ступенькам. Хотя ей и не требовалась помощь, заботливость мужа была приятна. В приемной они с некоторым смущением объяснили, что схватки прекратились. Дежурная медсестра сказала, что это бывает, и распорядилась, чтобы Мириам проводили в палату. Рабби остался в приемной, и через десять минут к нему вышел доктор Зелиг – приятный молодой человек его возраста, излучающий уверенность и спокойствие.

– Схватки пока прекратились. Это довольно обычное дело. Иногда девочки немножко ленятся, а то, может, просто передумали. Иначе они не были бы женщинами! Ха-ха… Во всяком случае мы оставим ее тут на ночь. Даже если схватки опять начнутся, это может продолжаться несколько часов, так что вам не имеет смысла ждать тут.

– Но с ней все в порядке?

– О, в полном порядке. Вам абсолютно не о чем беспокоиться. Знаете, рабби, за всю свою практику мне…

– Знаю – вам не доводилось терять отцов.

– Рабби, – укоризненно сказал доктор, – это была моя реплика.

– Извините. Я могу ее сейчас повидать?

– Лучше не надо. Она готовится, мы дали ей немножко успокоительного. Почему бы вам просто не поехать домой? Как только что-нибудь начнется, я вам позвоню.

Глава XXXVI

Рабби уселся на переднее сиденье рядом с Лэниганом.

– Доктор сказал, это будет длиться несколько часов.

– Я так и думал. Я сейчас возвращаюсь в лабораторию, могу подбросить вас домой.

– Было очень любезно с вашей стороны приехать за нами, шеф, – сказал рабби. – Мы пережили несколько довольно скверных минут, пока не появился Сайкс.

– Я так понял, что он предложил вам свою машину, а вы отказались? Вообще-то эти иностранные штучки не так уж отличаются от наших, разве что скорость приходится чаще переключать, да еще они чуть легче слушаются руля, чем вы привыкли. Но через четверть мили вы бы уже освоились.

– О, я не сомневаюсь, что смог бы ее вести. Просто я не хотел быть обязанным рождением своего ребенка убийце.

– Убийце? Сайксу?

Рабби спокойно кивнул. Лэниган нажал на тормоз и остановил машину у обочины.

– Так. Послушаем.

Рабби откинулся на спинку.

– Человек, который привез Хирша домой, был без машины. Это исходный факт. Если бы он оставил свою на обочине, когда пересел в машину Хирша, полиция штата, которую вы оповестили, видела бы ее. А на попутной он вряд ли мог добраться, так как на 128-м шоссе голосовать запрещено. Там на каждом въезде стоит знак, и патрульные забрали бы любого, кого увидят.

– Так.

– Но сотрудники Годдардовской лаборатории часто оставляют свои машины для обслуживания или ремонта в мастерской Морриса Голдмана, потому что это всего в нескольких сотнях ярдов от лаборатории. Утром они заезжают к нему, а потом идут пешком вдоль ограды 128-го шоссе на работу. Мастерская Голдмана, как и большинство других, открыта допоздна, так что вечером они забирают свои машины и едут домой.

– Это всем известно.

– Так вот, чтобы попасть в лабораторию из мастерской, нужно пройти тот поворот, где стояла машина Хирша. Это почти на полпути.

– Да, этот поворот видно из лаборатории.

– Вот именно. А теперь я точно знаю, что машина Сайкса была в ту пятницу в мастерской Морриса Голдмана, – когда я сидел в ней за рулем, я увидел на дверце его наклейку с датой замены масла. Там стояло 18-е число, то есть пятница.

– Ну и что? Это не обязательно означает, что он шел пешком. Он мог, в конце концов, забрать машину после работы – до того, как Хирш вернулся после обеда в лабораторию.

Рабби покачал головой.

– Почему нет? Вы сами сказали, что Голдман закрывается поздно.

– Но не в ту пятницу. В ту был «Коль-нидрей», значит, Голдман должен был закрыться задолго до шести. А мы знаем, что в то время Сайкс был еще в лаборатории, потому что он звонил миссис Хирш и просил, чтобы муж перезвонил ему, когда придет домой.

– Он мог добраться иначе, мог вызвать такси… Почему нет? – спросил Лэниган, увидев, что рабби энергично мотает головой.

– Можете спросить у Мириам, если хотите. Ближайшая таксомоторная фирма находится в Барнардс-Кроссинге. И когда Мириам попросила меня заехать туда, хозяин упомянул, что в тот вечер такси заказывали только те, кто ехал в храм.

– Ладно, – в голосе Лэнигана звучала досада. – Но все это только догадки.

– Нет. Сайкс был без машины весь уикэнд.

– Откуда вам это известно?

– Он не забрал свою машину в пятницу, В субботу он тоже не мог ее забрать, потому что был Йом-Кипур, и мастерская Голдмана не работала. И мне точно известно, что в воскресенье у него тоже не было машины.

– О!

– Видите ли, когда он приезжал ко мне по поводу похорон Хирша, он приехал на такси. Зачем, если у него есть собственная машина? А в понедельник она у него была, потому что он приехал на ней на похороны.

Лэниган помолчал.

– Значит, вы предполагаете – поскольку это не более чем предположение, – сказал он наконец, – что Сайкс сидел и ждал, когда ему перезвонит Хирш. Хирш не перезвонил, и Сайкс пошел пешком за своей машиной, увидел машину Хирша у поворота на 128-е шоссе, предложил – или Хирш сам попросил – отвезти его домой и…

– И Хирш по дороге вырубился.

– Но зачем ему было его убивать? Сайкс был, наверное, самым близким его другом в Барнардс-Кроссинге. Он раз пять или шесть за него заступался и покрывал его. Я это знаю от Эймоса Квинта – он сам признал, что уволил бы Хирша гораздо раньше, если бы Сайкс не ходатайствовал за него.

– А зачем было Сайксу за него ходатайствовать? – спросил рабби.

– Не понимаю.

– Квинт никогда не разговаривал с Хиршем, кроме того дня, когда принимал его на работу. Там же все идет по инстанции. Что бы там ни было между Хиршем и Квинтом, все это проходило через Сайкса. Значит, если Сайкс не хотел, чтобы Хирша уволили, если он был ему таким другом, зачем тогда было вообще рассказывать Квинту о его ошибках? Чтобы потом заступаться? Квинт не ученый, он администратор. Если Сайкс хотел прикрыть Хирша, ему достаточно было просто не упоминать его имя при Квинте, и тот никогда ничего не узнал бы. Но ошибки были, это ясно – их было по меньшей мере пять или шесть, как вы сами сказали. А теперь предположим, что это были ошибки не Хирша, а Сайкса. Значит, ему было очень удобно держать там Хирша, чтобы сваливать на него вину.

– Тем более это причина не убивать его. Зачем же отказываться от того, что удобно? И Квинт так или иначе собирался уволить Хирша в понедельник, так что Сайкс остался бы чистеньким.

– Вот здесь и кроется ответ! – торжествующе воскликнул рабби. – На этот раз, судя по всему, ошибка была серьезная, и Квинт не мог посмотреть на это сквозь пальцы. Мы знаем, что он обязательно вызывал к себе человека, которого собирался уволить. Он сообщал ему, за что его увольняют, и на том дело кончалось. Вы ведь так рассказывали? И вот он сообщает Хиршу причину его увольнения, а Хирш говорит: «Э, нет, сэр, это сделал Рон Сайкс, а я-то как раз обнаружил ошибку». Происходит очная ставка, Хирш показывает свои рабочие записи…

Шеф сложил руки за головой и откинулся на сиденье машины, погруженный в раздумья. Потом покачал головой.

– Вроде все стыкуется, рабби, и звучит правдоподобно, но все равно это только ваши догадки. Это только подозрения и предположения. У нас нет ни одного доказательства.

Рабби некоторое время молчал, а когда заговорил, его голос прозвучал уверенно и категорично.

Просто спросите Сайкса, как он добрался домой из лаборатории в пятницу вечером. Спросите только об этом.

– Спрошу. – Лэниган улыбнулся. – Знаете, рабби, так или эдак, но свою паству вы все же ухитряетесь отстоять.

– Вы имеете в виду Горальского и Брауна?

– Ну, на Брауна у нас фактически ничего нет. Мы просто барахтались, пытаясь зацепиться хоть за какую-то версию. Знаете, почему он ушел из храма раньше? Вам он постеснялся сказать, но нам дал показания. У него была сделка – договор страхования на крупную сумму, и клиент настаивал на том, чтобы документы были подписаны именно в тот вечер.

– Я подозревал что-то в этом роде.

– Наверное, с вашей точки зрения это ужасный проступок?

Рабби немного подумал.

– Нет, я не считаю, что это ужасно. В каком-то смысле я даже рад.

– Рады, что он в ваш Йом-Кипур побежал доводить до конца сделку?

– Нет – рад, что он этого стыдится.