Текст книги "Путь Короля. Том 1"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Джон Холм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

– Так-так, – промолвил он наконец. – А что, совсем неплохо сработано. Правда, кажется, не моя рука… Во всяком случае, лица я этого не помню. Скажи мне, хеймнар, кто это над тобой постарался?

Бледное лицо со странно живыми, алыми устами задержало взгляд на Иваре. Но уста так и не разомкнулись. Один из викингов шагнул вперед, вытер нож о штанину и занес его над Вульфгаром, готовый по приказу вождя выскоблить тому глаз или отсечь ухо, но Ивар остановил его взмахом руки.

– Думай, что ты делаешь, Клегги, – внушительно произнес он. – Неужели ты надеешься этим запугать того, кто уже столько всего потерял? Глазом или ухом меньше – велика ли важность?.. А ты все-таки ответь мне, хеймнар. Ты ведь и так мертвец. Мертвец с того часа, когда кто-то тебя пометил. Скажи, кто это был? Может, и мне этот человек неприятен так же, как тебе?

Ивар продолжал говорить по-норвежски, но выговаривал слова четко и внятно, так что англичанин смог уловить знакомые сочетания.

– Это сделал ярл Сигвард, – ответил Вульфгар. – Ярл с Малых островов, так они его называли… Но мне хочется, чтобы ты кое-что зарубил себе на носу. То, что со мной сделал Сигвард, я в точности исполнил с ним. Нет, не в точности – с большей выдумкой. Он достался мне в болотах близ Эли – если ты и впрямь Рагнарссон, ты хорошо должен помнить это место. Я обтесал его, как полено, – он смог умереть только тогда, когда ножу не над чем было больше работать. И знай: что бы ты сейчас со мной ни сделал, только осрамишься…

Он вдруг изрыгнул из себя плевок, плюхнувшийся прямо на сапог Ивару.

– И такая кончина уготована всем вам, безбожным варварам! Мне же это будет великим утешением. Ибо умирать вы будете в страшных муках. Для вас уготована одна прямая тропа – навечно жариться в Преисподней… А я буду взирать на вас из Neorxna-wang, из Долины Праведников, и радоваться тому, как исходят волдырями ваши тела. Вы же будете умолять меня дать вам сделать крошечный глоточек эля из моего кубка, чтобы на мгновение увлажнить иссохшую гортань. Но и я, и Бог скажем вам «нет».

Вульфгар не сводил с Ивара своих голубых глаз, упрямо выдвинул вперед нижнюю челюсть. А Ивар вдруг задрал голову и громко расхохотался, затем словно вспомнил о кубке, что держал в правой руке, и осушил его до последней капли.

– Ладно уж, – сказал он, – если ты решил так сурово со мной обойтись, я отвечу тебе так, как учат ваши христианские книги: отплачу тебе добром за зло!.. А ну-ка, бросьте его в эту бадью!

Поскольку викинги, похоже, оторопели от неожиданности, Ивар сам нагнулся и перерубил лямки, крепившие туловище и культи Вульфгара. Следующим движением он ухватил его за перевязь, вытащил из ящика и, в три могучих шага преодолев со своим грузом расстояние, отделявшее его от королевской бадьи с элем, свалил хеймнара внутрь. Оказавшись в бочонке в четыре фута высотой, до краев заполненном сотней галлонов пива, Вульфгар заметался, запрыгал как поплавок, заколотил по поверхности останками своих конечностей, поскольку нижние культи, по-видимому, не доходили до дна бочки.

Ивар возложил руку на голову Вульфгара и оглядел присутствующих взглядом учителя, собирающегося показать несколько наглядных опытов.

– Ответь мне, Клегги, – произнес он, – чего более всего боится человек, которого так изувечили?

– Беспомощности…

Ивар надавил на голову.

– Пусть вдоволь налакается! А то он все надеется на свою загробную жизнь… Но ведь лучше все делать заранее, коли есть возможность.

Несколько викингов покатились со смеху. Кое-кто кликнул приятелей. Дольгфинн изобразил на лице ухмылку. Ни особой доблести, ни славы в том, что происходило, он не видел. Тем более – drengskapr. Одна надежда, что это утешит сердце Ивара…

– Дай ему выплыть! – крикнул он. – Может, он теперь смилостивится над нами и угостит глоточком эля, когда прибудет на Небеса…

Ивар сгреб мокрые волосы Вульфгара и приподнял его голову над краем пены. Тараща подернутые ужасом глаза, хеймнар бешеными хрипами втягивал в себя воздух. Похоже, Ивар заставил его пожалеть о кичливых посулах. Наконец хеймнар перекинул одну из культей поверх края бадьи и попытался лечь на него грудью.

Неторопливыми движениями Ивар сбил культю, спихнул хеймнара и пристально посмотрел в его глаза, на сей раз – как лекарь в глаза больному. Потом удовлетворенно кивнул и еще раз надавил на голову.

– Вот теперь ему стало страшно… – пояснил он стоящему рядом Клегги. – Он еще попробует с нами поторговаться, вот увидишь. Не нравится мне, когда они перед тем, как издохнуть, норовят меня унизить. Нет уж, пусть сами расквасятся…

– Да все они в конце концов сопли распускают! – довольно скаля зубы, произнес Клегги. – Точно как бабы…

Ивар рывком погрузил голову еще глубже.

* * *

Шеф повертел в руке предмет, переданный ему Уддом. Он находился в обществе соотечественников: то были освобожденные рабы – и катапультеры, и воины с алебардами. Отдельной группкой стояли люди, набранные Уддом для воплощения его замысла. Они-то и выковали полоски гнущейся стали.

– Видишь, господин, – сказал Удд. – Мы сделали, что ты нам велел. Вот пластинки – каждая длиной в два фута. Ты сказал нам – попытайтесь устроить из них луки. Мы сделали на обоих краях надрезы, приладили тетиву. На тетиву пустили нити из скрученных кишок – надежней не бывает!

Шеф кивнул.

– Только натянуть ее вы не сможете…

– Твоя правда, господин. Не сможем, да и ты не сможешь. Но мы тут маленько пораскинули мозгами, и Сакса, – Удд кивнул в сторону одного из своих помощников, – тогда сказал: человек, который горбом своим на хлеб зарабатывал, знает, что ноги у него сильней, чем руки… Тогда обтесали мы несколько штук деревянных колодок, пропилили на них спереди скрещивающиеся пазы, пропустили в них пластины и закрепили их клином. На другой стороне колодок приладили собачки, вроде тех, которые уже делали на вращательницах наших… А потом мы установили с краю колоды такую железную петлю… Вот попробуй сам, господин. Сунь сюда ногу.

Шеф всунул ногу в петлю.

– Теперь захвати обеими руками тетиву, упрись покрепче ступней и тащи тетиву на себя… Тащи, пока не зацепишь за собачку.

Шеф поднатужился и потянул тетиву. Она поддалась, повинуясь его усилию – мощному, но не на пределе его возможностей. Хилая команда не смогла сделать верную поправку на мускулы воина, тем более такого, который качал их долгой работой в кузне. Зацепившись за собачку, гнусаво загудела тетива. Шеф убедился, что в руках у него действительно лук, – но только его надо держать поперек тела стрелка, а не как обычный деревянный лук.

Один из мастеров Удда, ухмыляясь, протянул ярлу короткую стрелу: короткую, поскольку сталь поддалась всего на несколько дюймов, не на полдлины руки, как полагалось бы тетиве деревянного лука. Шеф уложил стрелу в шероховатый желоб, выдолбленный в верхней части деревянного бруса. Круг стоявших перед ним людей разомкнулся, и ярдах в двадцати от себя Шеф увидел ствол дерева.

Он выровнял лук, прицелился, непроизвольно стремясь уловить цель в зазор между оперением стрелы, и надавил на собачку. Отдачи, знакомой ему по выстрелам из крупных образцов, на сей раз не последовало. Не было и уносящейся ввысь черной молнии. Стрела с шипением рассекла воздух и вошла в дерево точно посередине ствола.

Шеф подошел к мишени, ухватился за стержень стрелы и принялся ковырять и колупать им дерево; наконец с десятой попытки стрела выскочила из отверстия целиком, не надломившись.

– Совсем неплохо, – проговорил Шеф, – но и хвалить вас особенно не за что… По-моему, луки эти бить будут не дальше, чем обыкновенные охотничьи. Для войны они не сгодятся.

Обмерев от стыда и ужаса, Удд принялся было тихо оправдываться; Шеф знаком прервал этот лепет раба.

– Перестань, Удд. Мы же все тут ученики. Я тебе это докажу. Вот сейчас перед нами новая вещь. Никто в мире до нее не додумался. Скажи-ка мне, а чья в том заслуга? Саксы, который просто напомнил тебе, что ноги сильнее, чем руки? Или твоя – это ведь ты первый рассказал нам, как твой хозяин ковал стальные пластины? А может быть, моя, потому что это я велел тебе изготовить лук из гибкой стали? Или все-таки племени Ромула, которое изобрело катапульты со вращением и положило начало всему остальному? Получается, что ничьей заслуги в отдельности тут нет. Получается, что мы ничего не изобретали, мы просто воспользовались старым знанием, почерпнув его от самых разных людей, которые сами когда-то почерпнули его. Что же до лука… Нам нужно добавить ему мощи. Пусть он перестанет называться луком, но натяжение тетивы необходимо удвоить. Может, кто-то скажет мне, как этого добиться?

Понурое молчание прервал Озви, старшина команды катапультеров.

– Ну, коли ты так рассудил, господин, то дело здесь ясное. Как обычно делают, когда что-то тяжелое поднять нужно? Ставят ворот, натягивают лебедку. Как норвежцы, скажем, когда корабли свои грузят. Да нам и покороче лебедка сгодится. Крепим ее к поясу, один конец наматываем, другой конец крючком цепляем за тетиву – натягивай сколько душе угодно!..

Шеф отдал устройство Удду:

– А вот тебе и ответ, Удд. Собачку передвигай вверх по колоде, пока сталь будет гнуться. Приладь к каждому такому луку небольшой ворот с лебедкой. А как закончишь и увидишь, что вещь работает исправно, начинай ковать сами луки – и чтобы пустить в дело все пластинки! Возьми себе столько людей, сколько понадобится…

Викинг, что в эту минуту прокладывал себе дорогу в толпе, не смог побороть чувства брезгливости при взгляде на ярла, который, казалось ему, якшается с недоносками. Сам он прибыл в Норфолк совсем недавно, этим летом, взбудораженный, как и вся его родная Дания, молвой о необыкновенных достижениях этого правителя, о достатке и процветании его земли, о падении Рагнарссона. Все, что до сих пор видел викинг, – это как ярл выводил на бой свое войско. Бой, который для него закончился, не успев начаться. А теперь он стоит и молотит языком с этими трэлями, как с равными. Сам викинг был верзилой под шесть футов, весу в нем было не меньше двух сотен фунтов, такой бушель с пивом поднимет и левой, и правой – на выбор. «Нечего сказать – хорош ярл! – дивился теперь викинг. – С воинами он перетолковать не хочет, зато с мелюзгой всякой лясы в охотку точит. С такими, как он, skraelingjar, не видать побед, как собственного носа».

Вслух же он громко, без обиняков рявкнул:

– Господин, тебя хочет видеть Совет.

Выполнив поручение, он развернулся и, не добавив ни слова, загромыхал своими сапожищами в обратном направлении.

Собравшись с духом, Озви решился произнести вслух то, что занимало его и всю армию.

– Дадим мы недругу бой, господин? Ведь нужно же когда-то нам найти управу на Ивара! И если б ты ему помял косточки прямо завтра, мы бы не возражали…

Шеф не мог не заметить упрека, но пропустил его мимо ушей.

– Если очень хочется, дать бой – дело нехитрое, Озви. Вопрос в том, готов ли ты к нему.

* * *

Стоило Шефу переступить порог шатра, где в этот раз разместился Совет Армии Пути, его словно окатили ледяной водой из ушата. Собравшиеся – включая Альфреда, всех членов Совета в лице Бранда, Ингульфа, Фармана, других жрецов и Гудмунда, а также представителей всех подразделений армии – разглядывали его с нескрываемой неприязнью.

Он занял свое место, привычным жестом нащупывая под правой рукой скипетр-точило.

– А куда подевался Торвин? – спросил он.

Фарман открыл было рот, но осекся, услыхав яростный глас юного короля Уэссекса. Тот уже освоил корявый англо-норвежский жаргон, нашедший пристанище при дворе ярла.

– Один человек, два человека – не в счет. Мы тут решаем то, что не откладывают. Мы и так потеряли кучу времени.

– Вот-вот, – загромыхал со своего места Бранд. – Знаешь, когда на хуторе живешь, можно просидеть всю ночь в курятнике, ждать, когда наседка яйца снесет… А утром выходишь на воздух, глядь – всех гусей лисица за ночь загрызла!

– И кто же эта лисица? – спросил Шеф.

– Рим! – воскликнул Альфгар, вскакивая на ноги и обводя пылающим взглядом собравшихся. – Рим, Церковь, о которых мы как-то забыли! Ты отобрал у них земли, я грозил лишить их всех доходов, и они натерпелись страху. Сам Папа перепугался.

– И что из этого?

– А то, что на английский берег высадились десять тысяч латников! И есть среди них франкская конница в броне – слыхал о такой? Ведет их король Карл. У всех поверх доспехов и плащей нашиты кресты. Они всем говорят, что пришли защитить Церковь от посягательств язычников… Но как смеют они заикаться о язычниках?! Это мы, англичане, уже сотни лет сражаемся с язычниками! Мы, англичане, ежегодно посылаем в Рим лепту св. Петра, ибо хотим явить доказательство нашей верности. Я сам, – Альфред едва не задохнулся от переполнявшей его обиды, – я сам был отослан отцом своим в Рим, к покойному Папе Льву! Я был тогда еще мальчишкой, но Папа даровал мне титул его консула. И однако за несколько сот лет мы не дождались от Священного престола ни единого пенни, ни единого солдата, дабы поддержать наш отпор нашествию язычников! Но как только оказалась под угрозой церковная собственность, Папа Николай шлет сюда целую армию!!!

– Но ведь армия эта будет воевать с язычниками… Не исключено, что и с нами. Но только не против тебя.

Краска бросилась в лицо Альфреду.

– Ты забыл о том, что епископ Даниил отлучил меня от Церкви. Мои же лазутчики сказывают мне, что эти воины с крестом на пузе твердят направо и налево, что в Уэссексе, дескать, нет короля и требуют признать сюзереном Карла… А пока мои подданные будут раздумывать, они успеют очистить каждый шайр до последней нитки! Считается, что они пришли сюда воевать с язычниками. Но грабят и насилуют они только христиан!

– Чем же мы можем помочь тебе?

– Мы должны немедленно выступить и ударить по армии франков прежде, чем она обескровит мое королевство… Епископ Даниил либо мертв, либо скрывается в укромном месте, да и его мерсийские сторонники разбрелись по своим норкам. Мой королевский титул отныне не осмелится оспорить ни один англичанин. Верные мне ольдермены и таны уже сейчас сплачиваются. Я могу поднять всех рекрутов Уэссекса, со всех шайров без исключения. И если, как утверждают некоторые языки, лазутчики мои преувеличили силы врага, то я смогу сразиться с ним равным числом. Но верьте мне: я готов сражаться с франками любым числом! И все же, ярл, я буду безмерно признателен тебе, если решишь оказать мне помощь.

Он вернулся к своему креслу и принялся напряженно озираться по сторонам, желая знать, встретила ли его речь поддержку.

Никто, однако, не произнес ни слова. Наконец Бранд изрек лишь единственное:

– Ивар…

Все взгляды обратились к Шефу. Возложив свой оселок на колени, он так и не нарушил молчания. Тяжелый приступ оставил после себя бледное и исхудалое лицо с жутковатыми выступами скул и сморщенной плотью вокруг похожей на воронку глазницы. «Знать не знаю, что у него на уме, – подумал Бранд, – но если правда, как говорит тот же Торвин, что в сновидениях душа его целиком выходит из тела, то хотел бы я знать, почему этого тела с каждым видением становится меньше…»

– Итак, Ивар, – наконец промолвил Шеф. – Ивар и его машины… Мы не вправе отмахнуться от них и бросить все силы на юг. Ибо Ивар теперь укрепится. Мерсийцы остались нынче без своего Бургреда, но они поспешат выбрать себе нового короля, чтобы тот поскорее заключил мировую с Иваром и спас бы королевство от разорения. Ивар согласится, зато разживется у них и деньгами, и людьми – как в свое время позаимствовал у Йорка его серебро и науку. Не своим же умом он дошел до этих машин… А значит, мы должны дать ему бой. Это будет мой бой с Иваром. Я знаю, что мы с ним две нити одного спутанного узла, и, чтобы развязать его, одну из них придется разрезать… Что же до тебя, король… – Скипетр тем временем перекочевал в левую руку Шефа. Свирепые лица вперили в ярла свой властный и непреклонный взор. – На твоих плечах лежит забота о твоем народе. Не лучше ли тебе покинуть нас, собрать войско и повести его против твоих врагов? Каждому из нас суждено пройти через свою битву. И каждый будет сражаться в ней так, как научился. Пусть же христиане бьются с христианами, а язычники – с язычниками! А потом, если на то будет общая воля твоего бога и наших богов, мы вместе поведем эту страну к процветанию.

– Быть по сему, – промолвил Альфред, и кровь снова хлынула ему в лицо. – Я сейчас же соберу людей и выступлю часом позже.

– Отправляйся с королем, Лалла, – приказал Шеф старшине отряда алебардщиков. – Ты тоже, Озмод, – обратился он к командующему катапультерами. – Проследите, чтобы король не имел недостатка в лошадях. Путь у него не короткий.

Оставшись с их уходом единственным англичанином в Совете армии, Шеф тут же перешел на плавный поток норвежской речи, приправленной галогаландским выговором, что заимствовал он у Бранда…

– Только хватит ли у него умения, чтобы одолеть франков? Расскажи, Бранд, что ты о них слышал.

– Нашего-то умения ему хватит, если он не зря здесь время тянул… По франкам надо бить тогда, когда они не ждут, лучше всего – когда костры погасят. Что там говорить – не выпотрошил ли этот волчара Рагнар, недоброй памяти, в те годы, когда отцы наши молоды были, все барахлишко из их главной крепости? А потом еще обложил короля франкского данью!.. Но если только молодой король вздумает с ними воевать английским умением, когда солнце в зените и герольды раструбили на сто миль вперед о походе… – Бранд недоверчиво фыркнул. – Когда еще жив был мой дед, франками правил великий король Карл – Карл Великий, Шарлеманом они его звали. Он заставил покориться самого Годфрида, короля датского! Франки, если им дать развернуться, всех могут порубать… И знаешь почему? Потому, что они сражаются, не слезая с коней. И вот однажды, как гром среди ясного неба, налетят ястребы в седлах – подпруги подтянуты, волосы на конских бабках заплетены, или как там они их называют… Я, благодарение Тору, не наездник, а моряк – корабли, по крайней мере, на ноги тебе кучу не навалят… Но вот когда такой денек настанет, я бы никому не пожелал встретиться с ними в чистом поле. Если же Альфред захочет воевать с ними по-английски, то он наверняка именно этого дня и дождется…

– С одной стороны – конница, с другой – адские машины, – медленно промолвил Гудмунд. – Есть от чего аппетит потерять…

Члены Совета затаили дыхание, ожидая, чем ярл ответит на эту дерзкую выходку.

– Первым делом займемся Иваром и машинами, – сказал Шеф.

Глава 8

Уже не первый день по изумрудным лугам центральной Англии устало брели два диковинно выряженных человека: Альфгар, танов сын, любимчик одного покойного короля, и Даниил, облаченный в сутану, но лишенный причета епископ. Оба чудом унесли ноги от Иваровых конников после разгрома под Эли, более того, исхитрились сохранить при себе дюжину стражников и запасы денег и съестного, позволявшие им без особых тревог добраться до Уинчестера. Но вот тут-то и обрушились на них невзгоды.

Началось все с того, что однажды на рассвете епископ и Альфгар обнаружили, что лишились даже своего невеликого числом войска: то ли солдаты отплатили хозяевам за поражение в битве со злейшим своим врагом, то ли не желали более выносить грязные присловья Альфгара или взрывы необузданного епископского гнева, но только все до единого исчезли в ночи, захватив все запасы продовольствия, деньги и лошадей. Даниил повел своего спутника к ближайшему церковному шпилю, посулив Альфгару, что как только они предстанут перед местным священником, его епископские регалии смогут накормить их и добыть смену лошадей. До шпиля же им так и не суждено было добраться. В жужжащих как потревоженный улей местах, крестьяне предпочитают не оставаться в своих жилищах, тем более если на дворе лето – они уходят с семьями в леса и строят из веток шалаши. Правда, епископские регалии Даниила не вызвали сомнений у приходского священника; он смог даже убедить свою паству не убивать на месте пару бродяг, более того, добился, чтобы епископу были оставлены самые эти регалии: кольцо, крест, золотая маковка на посохе… Со всем остальным пришлось расстаться, включая, разумеется, оружие и латы Альфгара. После чего, трясясь от холода и страха, три ночи кряду беглецы осушали голыми животами росу на окрестных лугах.

И все же Альфгар, равно как и его единоутробный брат, а ныне – смертельный недруг Шеф, был сыном фенов. Ему ничего не стоило захватить ужей в силки, сплетенные из ивовых прутьев, или поймать в местных топях рыбу на булавку, выдернутую из рубахи, и подтаскивая ее к себе с помощью выпущенной из той же рубахи нитки. Мало-помалу оба перестали лелеять несбыточную мечту об избавлении, все больше полагаясь на свои способности. Наконец на пятый день их мытарств Альфгару удалось выкрасть двух коней из конюшни, охранявшейся одним нерасторопным конюхом, а заодно завладеть его ножом и обильно заселенным блохами одеялом. Дела их, казалось, пошли на лад. Правда, настроения это обоим не прибавило.

Встретив у брода через Ли купца, готового явить большую отзывчивость при виде епископского кольца, они узнали от него о высадке франков. Это уже в корне меняло положение.

– Церковь не оставит в беде своих преданных слуг, – витийствовал Даниил, сверкая раскрасневшимися от усталости и воодушевления очами. – Я знал, что меч ее обагрится кровью язычников. Мне было неведомо, когда это произойдет и где. И вот теперь Господь явил свою силу: богобоязненный король Карл пришел сюда, чтобы очистить эту землю от скверны. Мы же отправимся к нему и поведаем ему свою повесть, расскажем о тех, кто заслужил великую кару, – о язычниках и о еретиках, пошатнувшихся в вере… И тогда нечестивое племя Пути, а также неблагодарные прихвостни Альфреда узнают, что мельницы Господни воистину мелят не скоро, но мелко.

– Куда же ты предлагаешь направиться? – угрюмо спросил Альфгар. Он отнюдь не жаждал отдаться под покровительство Даниила, однако отчаянно сознавал необходимость для себя сблизиться с партией, которой достанется победа в грядущей войне, чтобы наконец обратить раскаленное жало своей мести на заклятого недруга, похитителя невест, – вернее же, человека, который дважды лишил его женщины, и один раз – власти над шайром. По дюжине раз за день вспоминал он, трепеща от стыда, как проснулся, держа в руках березовые розги. Несколько физиономий, скалясь, нависли над ним. «Крепко спал! Ты ничего не слышал? Да у тебя этой ночью женщину увели! Отца твоего, который без ног и без рук, схомутали как следует, а тебя трогать не стали… И ты ни разу так и не проснулся?»

– Франкский флот пересек Узкий канал и причалил к берегам Кента! – воскликнул епископ. – Неподалеку от епископского престола при соборе Св. Августина в Кентербери! Купец сказал, что они поставили лагерь в Гастингсе.

* * *

Карл, прозванный Лысым, король франков, переводил взгляд со стен Кентербери, куда он прибыл после утомительного шестидневного объезда будущих данников, на нескончаемую процессию, вышедшую из открытых ворот города с тем, чтобы оказать ему надлежащие почести. В том, что это будет за процессия, сомневаться не приходилось: впереди ее реяли знамена с ликами святых, торжественно звенели благодарственные псалмы, веял дымок от кадил дьяконов. За ними несли кресло с восседавшим на нем седобородым старцем, облаченным в пурпурную мантию и белую сутану, который мог оказаться только одним лицом – архиепископом Кентерберийским, наместником Святой Церкви в Англии. «Любопытно все же, – подумал Карл, – в моем лагере в Гастингсе обретается некто Вульфир, архиепископ Йоркский, который, чего доброго, захочет оспорить у этого старикашки право зваться архиепископом… Надо будет устроить им встречу и посмотреть, как они поладят…»

– А этого как зовут? – обратился он к своему коннетаблю Годфруа, гарцующему рядом на скакуне не хуже того, что был под королевским седлом. Седла же у обоих всадников были глубокие, с высокой передней и седельной луками, а ступни вставлены в стальные стремена.

Годфруа воздел очи горе:

– Его имя Кеолнот. Архиепископ Кантварабюригский… Боже праведный, что за язык!

Наконец процессия достигла места и цели своего назначения. Утихли хвалебные гимны. Носильщики опустили кресло. Старик архиепископ, нетвердой ногой нащупав под собой опору, зашагал к безмолвному, угрожающего вида всаднику, с головы до пят закованному в латы. Он не поскупился на доспехи и для лошади. А за спиной всадника стелется дым. Горят окрестные села.

Архиепископ открыл рот и заговорил. Через минуту король не выдержал, поднял ладонь в железной рукавице и повернулся налево, чтобы обратиться к легату – папскому уполномоченному – Астольфо из Ломбардии, клирику, пока еще не возведенному в епископский сан. Пока.

– Что он такое говорит?

Легат передернул плечами:

– Понятия не имею. Похоже, он решил побеседовать с нами по-английски.

– Попробуй заговорить с ним на латыни.

Из уст легата посыпалась бойкая латинская речь, точнее – наречие, ибо легат произносил слова священного языка, разумеется, так, как могли выговаривать их современные обитатели великого города. Кеолнот, обучавшийся латыни по совсем другим источникам, слушал его, не подавая ни малейших признаков понимания.

– Но не может же быть, чтобы архиепископ не знал латыни! – промолвил наконец король.

Легат вновь пожал плечами.

– Что ты хочешь, государь, это и есть Английская Церковь, – сказал он, не отвлекаясь на попытки архиепископа что-то промямлить в ответ. – Правда, мы не знали, что дела обстоят так худо. Начать с клириков и епископов. Одеваются они не по церковному уставу. Литургию служат по устаревшему чину. Священники во время проповедей переходят на английский, потому что сами не знают латыни. Им хватило даже дерзости перевести слово Господне на свой варварский язык! А их святые! Можно ли испытывать благоговение, произнося такие имена, как Виллиброрд? Или Кинехельм? Фрайдсвайд, наконец? Смею надеяться, что после моего доклада

Его Святейшеству он лишит всех этих шарлатанов правомочий епископов.

– И что тогда?

– Здесь образуют провинцию, которая будет управляться напрямую из Рима. Подати будут поступать непосредственно в папскую казну… Разумеется, речь идет только о податях, уплаченных на духовные цели, включая десятину, плату за крестины и похороны. Что же до самой страны и владений светских вельмож, то они, конечно, поступят в распоряжение мирян… И их вассалов.

Король, легат и коннетабль обменялись понимающими взглядами, исполненными благодушия.

– Чудесно, – проговорил Карл. – Глядите-ка, наш хозяин, похоже, нашел попика помоложе, который в больших ладах с латынью. Объясните ему, что нам от них надо.

Когда наконец подошел к завершению перечень контрибуций, обязательных поставок, обязательных податей, призванных удержать франков от разграбления города, а также подлежащих немедленному выделению заложников и землекопов, чтобы начать обустраивать форт – в нем намерены разместиться пришельцы, – Кеолнот готов был отказать в доверии переводчику.

– Да ведь они собираются поступить с нами так, словно мы проиграли им войну, – запинаясь, пробубнил он ему на ухо, – но это ошибка, мы не враги им! Враги короля – язычники. Именно я, а также архиепископ Йоркский и достопочтенный епископ Уинчестерский просили его помощи. Объясни же, наконец, королю, кто я такой. Скажи, что произошла ошибка.

Карл, который уже готов был обернуться к сотням закованных в доспехи ратников, ждущих одного взмаха своего повелителя, приостановился. Слов епископа он понять не мог, но недоуменный лад речи подсказал ему, в чем дело. По невзыскательному мерилу франкской военной аристократии образованность монарха была вполне удовлетворительной. В молодости ему довелось зубрить латынь и даже читать повествования Тита Ливия о римской истории.

Ухмыльнувшись, он вытащил свой длинный заостренный с обоих концов меч. Лезвие дрогнуло и покачнулось на манер весов негоцианта.

– А тут и переводчика не понадобится, – сказал он Годфруа. Затем, наклонившись в седле к старому епископу, ясно и внятно вымолвил два слова:

– Vae victis.

«Горе побежденным».

* * *

Одну за другой перебирая возможности захвата лагеря Ивара, Шеф взвешивал их, как осторожный шахматист, одержимый желанием представить себе все последствия своего хода. Но партия, которую он затевал, в любом случае должна была разыгрываться иначе, чем предыдущие. В новых условиях старые приемы войны ни к чему, кроме потери жизней, а в конце концов и поля боя, не привели бы.

Куда легче было бы предложить воинам сходиться с врагом сомкнутым строем, колоть и рубить, пока сильнейший не одолеет. Он не сомневался, что в сердцах его викингов, истомившихся по славному звону сечи, зреет недовольство нововведениями. Но Ивара с его орудиями можно было сокрушить только с помощью чего-то непривычного. Точнее, непривычное нужно соединить с привычным.

Ну конечно! Необходимо найти удачное сочетание старых и новых приемов. Все равно как в тот день, когда он смог соединить мягкое железо и твердую сталь и выковал из них меч, потерянный в битве при Стауре. Вдруг в мозгу его воссияло слово.

– Flugstrith! – крикнул он, вскакивая на ноги.

– Flugstrith? – вопросительно посмотрел на него Бранд, щурясь в окутавшую лагерь мглу. – Что-то я тебя не понял.

– Именно так мы и выиграем битву. Мы устроим Ивару eldingflugstrith…

Бранд смотрел на него с искренним недоумением.

– Битву молний?! Я уверен в том, что Тор воюет на нашей стороне, однако сомневаюсь, чтобы тебе удалось убедить его начать разить наших врагов прямо с неба…

– Да ведь я не разящих молний от Тора ожидаю. Я только хочу сказать, что наша битва будет подобна вспышке молнии. Я чувствую, что нашел решение, Бранд. Мне надо только обдумать все хорошенько, довести все до ума… Скоро мы будем знать весь ход битвы от начала и до конца – так, словно бы она уже закончилась.

И вот сейчас, спокойно поджидая, когда начнут редеть предрассветные сумерки, Шеф твердо знал, что замыслу его суждено воплотиться. Ибо его одобрили и доблестные викинги, и жаждавшие пострелять из катапульт соотечественники. И честное слово, лучше бы ему воплотиться. Шеф не мог не видеть, что после его вызывающей отлучки в лагерь мерсийцев за Годивой, а потом срама, постигшего его на виду всей армии, ему будет несдобровать, если он и в этот раз умудрится обмануть зыбкое доверие своих воинов. Он и без того чувствовал, что многие вещи ему стараются не объяснять. Ничего вразумительного он не смог вытянуть из членов Совета касательно внезапного исчезновения Торвина и Годивы.

И, как когда-то перед стенами Йорка, он думал сейчас о том, что рубка да сеча в новых условиях недорого стоят. Во всяком случае, не в этой битве… Правда, как бы он тому ни противился, время от времени всплеск ужаса люто ошпаривал его внутренности, ужаса, не имевшего ничего общего с боязнью поражения, смерти или бесчестия. То был ужас перед драконом, обитавшим под личиной Ивара. Шеф в очередной раз подавил тошнотворный приступ, поднял голову к первым светлым разводам на все еще черном небосводе и устремил вперед долгий немигающий взор. Ему не терпелось увидеть очертания логова Рагнарссона.