Текст книги "Путь Короля. Том 1"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Джон Холм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 51 страниц)

– Начинайте хватать черные рясы, – прорычал он. – Всех их загоняйте вон в тот угол. Тофи, соберешь эти подсвечники. Франи, я хочу вон то блюдо. Снок и Угги, вы у нас легонькие, видите там наверху статуя? – он указал на висящего высоко над алтарем распятого Христа, взирающего на них печальным взором. – Слазайте-ка за ней и попробуйте заодно снять корону. Сдается мне, она не поддельная… Остальным – перевернуть тут все вверх дном. Забирайте все, что блестит. Я не собираюсь ничего оставлять тем недоноскам, что остались в Йорке. Так, а ты… – И он шагнул в сторону настоятеля, который в этот миг постарался слиться со спинкой своего кресла.

И в тот же миг между ними вырос Шеф.

– Вот что, святой отец, – начал он по-английски. При первых же звуках родной речи настоятель воззрился на него, как ошпаренная ящерица. Был в том взоре и ужас, но еще больше – испепеляющей ненависти. Все колебания улетучились. Шеф подумал о человеческих кожах, которыми покрывали монахи двери своей обители – этой и многих других. О человеческих кожах, сдираемых с живого тела за грех святотатства, за то, что несчастный додумался наложить руки на церковную собственность. И сердце его окаменело.

– Скоро здесь будут твои стражи. Хочешь жить – прикажешь своим людям не совать сюда носа.

– Нет!

– Тогда встречай смерть, – и острие алебарды уперлось настоятелю под кадык.

– Сколько времени вы хотите? – Его трясущиеся руки заметались вокруг алебарды, но не смогли ее оттолкнуть в сторону.

– Немного. А потом можете поохотиться за нами. Вам же захочется вернуть награбленное. Так что делай, как я говорю.

Сзади послышались звуки возни. Гудмунд тащил к алтарю какого-то монаха.

– А вот, по-моему, ризничий, – сказал он. – Правда, утверждает, что ризница у них пуста.

– Это верно. Всю утварь мы припрятали несколько месяцев назад, – произнес настоятель.

– Что припрятано, то не потеряно, – ответил на это Гудмунд. – Начнем с самого молоденького, просто чтобы они поняли, что я не шучу. Одного-двоих без головы оставим, казначей как шелковый заговорит.

– Этому не бывать, – сказал Шеф. – Мы уведем их с собой. Тот, кто следует Пути, не может убивать человека. Это запрещают боги Асы. У нас и так недурной улов. А теперь выведи их так, чтобы стражники могли их видеть. У нас впереди еще долгая дорога.

В рассеивающемся сумраке взгляд Шефа нащупал нечто висящее на стене и представлявшее собой, по-видимому, гладкий лист тонкого пергамента с диковинным узорочьем.

– Что это? – спросил он настоятеля.

– Таким, как ты, эта вещь не нужна. Золота там нет, серебряной рамы – тоже. А называется она mappamundi – карта мира.

Шеф резким движением сорвал карту со стены и засунул ее поглубже под рубаху. Воины уже подталкивали настоятеля и монашеский хор к выходу, чтобы выставить их на обозрение беспорядочной ватаги англичан, едва успевших к тому времени подняться с постелей.

– Нам сюда уже никогда не вернуться, – промычал Гудмунд, крепче стискивая позвякивающий мешок.

– А мы и не собираемся, – отвечал ему Шеф. – Подожди немного и все поймешь.

Глава 7

Бургред, король Мерсии, одного из двух значительных королевств Англии, до сих пор не завоеванных викингами, оказавшись у дверей, ведущих в его покои, чуть помедлил, решил избавиться от изрядного числа сопровождающих и приспешников и позволил стянуть со ступней пропитанные снегом сапоги, заменив их на чудесные туфли из дубленой кожи. Его ожидала приятная минута. По его распоряжению, в покои прибыли тот юноша со своим отцом, а также этелинг Альфред, который должен был представлять здесь своего брата Этельреда, короля Уэссекса – еще одного сохранившего независимость могущественного королевства.

Предстояло им ныне решить судьбы Восточной Англии. Ее король был мертв и не оставил после себя наследника. Народ роптал и питался слухами. Впрочем, не приходилось сомневаться, что если бы Бургреду взбрело в голову пойти на них войной, дабы сделать Восточную Англию частью своей Мерсии, он бы встретил самое яростное сопротивление. И, как часто бывало, англичане вновь принялись бы проливать кровь друг друга. Однако был и другой ход – предложить им в повелители человека местного, человека вполне знатного, который тем не менее всем – и прежде всего войском, с которым он прибыл на родину, – был бы обязан ему, Бургреду; и это бы, пожалуй, они проглотили.

А уж особенно если вспомнить о том, что у этого самого дворянина – и благодарного ему во всем юноши – был столь незаменимый отец! Это ведь не просто человек, это… живая верительная грамота викингов, – вдруг мрачно ухмыльнулся про себя Бургред. Да кто осмелится ополчиться против такого – пусть даже подставного – лица! В сущности же – лица на подставке, вновь сострил король. И молча воздал хвалу тому благословенному часу, когда на растянутых между двумя пони носилках этот человек въехал в его город.

А какой красавицей обзавелся этот Альфгар! И как все было трогательно обставлено: едва пони приблизились, юноша, не дожидаясь, когда расстегнут лямки на носилках, бросился перед отцом на колени и громко выпрашивал его прощения за то, что осмелился жениться без его согласия! Вообще-то паре этой, с учетом испытаний, выпавших на их долю, можно было простить что угодно, однако Альфгару и в голову не пришло уклониться от сыновнего долга. На нем была печать тех чувств, которые рано или поздно возвысят англичан над другими народами. Чувства долга и чести – так бы назвал их он, Бургред. Gedafenlicnis.

А вот что на самом деле шепнул коленопреклоненный Альфгар отцу: «Я женился на Годиве, отец. Я помню, что она моя единокровная сестрица. Но не вздумай об этом болтать: иначе я тут же всем скажу, что ты от пережитого повредился рассудком. А дальше у тебя могут возникнуть неприятности. Знаешь, безрукого человека придушить недолго… И, главное, не забывай: мы же оба твои дети. Если нам повезет, внуки твои станут зваться принцами. Это самое меньшее».

Когда же миновало первое потрясение, Вульфгар порешил, что все не так страшно. Что верно, то верно, настоящий инцест – кровосмесительство, на родном языке. Но что значит подобный пустяк? Вот, например, Трит, его собственная жена, прелюбодействовала с викингом-язычником, и кому до этого было дело? А если у Альфгара и Годивы родится от инцеста дитя, подобно тому, как родилось оно у Зигмунда и его сестры, о чем повествуют нам старинные предания, то оно, во всяком случае, будет не хуже того ублюдка, которого он, как осел, когда-то дал согласие вырастить…

Как только король Мерсии размашистым шагом вошел в комнату, сидевшие в ней мужчины поспешно вскочили и поклонились. Красавица же из Восточной Англии приветствовала его поклоном, исполненным на новый манер, позаимствованный у франков. Двое прислужников, которые до того о чем-то спорили вполголоса, приподняли устеленный одеялами короб с телом Вульфгара и поставили его сначала к стене, а затем, по мановению руки короля, на высокое кресло с ручками, ибо heimnar не смог бы поддержать в равновесии свое туловище. Все остальные, за исключением короля, также расселись.

– У меня есть вести из Юфорвича, – начал Бургред. – Эти вести свежее тех, что принес нам ты, – кивок в сторону Вульфгара, – и вести эти счастливые! Так или иначе, они побудили меня действовать. Ибо по всему выходит, что после сдачи города и короля Церковью…

– Назови вещи своими именами, государь, – оборвал его молодой этелинг из Уэссекса. – Король Элла был вероломно предан людьми, которых он взялся защищать…

Бургред насторожился. Юнец этот, он давно приметил, не отличается особой почтительностью ни к королям, ни к церковным иерархам.

– После сдачи в руки язычников короля Эллы, Рагнарссоны подвергли его лютой участи. В особенности же поусердствовал тот, кого они кличут Бескостным. Как и в случае с твоим бедным государем Эдмундом, – вновь кивнул он в сторону Вульфгара. – И однако казнь эта вызвала разлады среди их войска. До нас дошла странная весть, что казнь будто бы закончилась тем, что тело короля было пробито какой-то гигантской стрелой, пущенной из машины. Из-за этих машин якобы и произошел раздор. Впрочем, нам важно то, что это произошло. Ибо армия викингов отныне расколота на две части.

Мужчины удивленно и радостно хмыкнули.

– Одна их часть покинула Юфорвич и направилась на юг. Часть хотя и меньшая, но вполне боеспособная. Спросим себя, зачем и куда они идут? И я отвечу – идут они в Восточную Англию, идут туда, откуда явились…

– И назад к своим ладьям, – ввернул словцо Альфгар.

– Что же, вполне возможно. Причем сдается мне, восточные англы не захотят мериться с ними силами. Своего короля они уже потеряли, а с ним – в той битве при Стауре – и лучших ратоборцев дружины. Спастись удалось лишь тебе, юноша, и только благодаря твоей беспримерной отваге. Я помню, что все вы твердите одно, – король бросил на Альфреда чуть снисходительный взгляд, – что настало время дать викингам бой… А посему я решил послать в Восточную Англию воеводу, которому дам в придачу крупную дружину. Она будет там его опорой, покуда ему не удастся собрать свое собственное войско… Им будешь ты, юноша, – Альфгар, сын Вульфгара. Родом ты из Норфолка. Твой отец был таном при короле Эдмунде. Твоя семья больше всех пострадала, больше других вынесла потерь. Тебе и поднимать королевство!.. Впрочем, называться твоя страна будет не королевством, а немного по-другому…

Бургред почувствовал, как вцепился в него колючий взгляд этелинга Альфреда Уэссекского: те же лазурные, как у Альфгара, очи, те же белокурые локоны – ни дать ни взять принц королевской крови. И однако ощущалось в нем биение некоей особенной жилки – несговорчивости, что ли. И еще – ума. Ведь оба они понимают, что Восточная Англия может стать камнем преткновения. У Бургреда Мерсийского прав на нее нисколько не больше, чем у Этельреда Уэссекского. Причем тот король, который отвоюет себе сей лакомый кусок, станет неоспоримо сильнее другого.

– Как же будет именоваться мой титул? – осторожно осведомился Альфгар.

– Ольдермен, – спокойно отозвался король. – Ольдермен Норфолка и Суффолка.

– Но ведь это два разных шайра, – возразил Альфред. – Человек не может стать ольдерменом сразу в двух шайрах.

– Времена меняются, – сказал Бургред. – Но вообще-то в том, что ты говоришь, есть своя правда. Со временем, Альфгар, ты сможешь рассчитывать на новый титул. У священников это называется subregulus. Станешь вице-королем. А потому ответь – присягнешь ли на преданность мне и моей Мерсии?

Не говоря ни слова, Альфгар повалился Бургреду в ноги и простер руки между его колен в знак признания его верховенства. Король похлопал его по плечу и легонько обнял.

– Пройдет немного времени, и мы все оформим подобающим образом. А пока мне хотелось знать, вполне ли мы друг друга понимаем. – Он повернулся к Альфреду. – Да-да, юный этелинг, что до тебя, то ты, разумеется, нас здесь не поймешь. Что ж, расскажи своему королю и брату, как обстояло дело. Пусть же он держится своего берега Темзы, а я останусь на другом. Но от севера Темзы до юга Гембера простираться отныне моей стране. Быть по сему.

Бургред сполна насладился напряженной тишиной, сковавшей присутствующих в этот судьбоносный миг, и продолжал:

– Но вести, которые нам рассказывают, и впрямь диковинные. Рагнарссоны, которые были во главе Великой Армии с начала всего похода, остались сидеть в Юфорвиче. А те же, кто с ними порвал, судя по слухам, вовсе не имеют воевод или имеют их в большом множестве. Нам доносят, будто один из воевод – чуть ли не самый важный из них – по рождению англичанин, а по речи своей, как утверждает посыльный, – уроженец Восточной Англии. Что же до его имени, то посыльный лишь мог повторить то, как кличут его викинги, – а они по-английски говорят до того скверно, что я никак не могу взять в толк, каково же настоящее его имя. Викинги называют его Скьеф Сигвардссон. И как же это может звучать по-английски? Или, скажем, на восточноанглийском?

– Шеф! – вдруг вскричала все это время молчавшая красавица. Скорее – выдохнула. А ее глаза, ее чудные глаза с поволокой, вдруг заискрились таким светом, что муж ее уставился на нее так, будто уже примерялся для хлесткого удара розгой. Тем временем тесть ее и отец вытаращил глаза и покрылся красными пятнами.

– А ведь кто-то сказал, что видел его мертвым, – прошипел он.

– Вскоре так оно и будет, – отвечал сын. – Мне нужны люди…

* * *

А в двухстах милях к северу от этого места Шеф снова и снова вертелся в седле, чтобы лишний раз убедиться в том, что замыкающие не начали отставать: сегодня колонну особенно важно было удерживать в пределах слышимости. Ибо дорожную грязь, оставленную его отрядом, месил другой, превосходящий его собственный не менее чем вчетверо, но не смевший напасть на них, поскольку в руках Шефа находились заложники, монахи обители Св. Иоанна вместе со своим настоятелем Саксвульфом. Но важно было и не сбавлять скорости, так как, невзирая на утомительный ночной переход, следовало опередить новости об их приближении и тем самым предотвратить любые попытки подготовиться к их приему.

С каждой милей все сильней становился манящий аромат моря. И наконец, когда они одолели небольшой подъем, величаво возвысился перед ними мыс Фламборо, который не спутаешь ни с какой другой приметой. Завидев его, Шеф гиканьем и яростными взмахами заставил прибавить в скорости передних всадников.

Гудмунд отставал от него всего на пару ярдов. Рука его по-прежнему цепко держала под уздцы лошадь настоятеля. Шеф поманил его.

– Сейчас держись рядом. И главное – настоятель должен быть у меня под рукой…

И, зычным окриком заставив припустить рысью своего подуставшего мерина, он нагнал кавалькаду в тот самый момент, когда сто двадцать разбойников с тридцатью заложниками, проделав долгий спуск, вихрем ворвались в неказистые улочки нищего Бридлингтона.

Мигом поднялся переполох. Заметались женщины, прижимая к груди завернутых в грязные пеленки младенцев с посиневшими коленками; мужчины хватались было за копья, но тут же бросали их и припускали что есть к мочи к берегу, надеясь найти спасение в лодках, остовы которых чернели на припущенном снегом грязном песке. Шеф крутился по узким улочкам, постоянно подталкивая вперед в качестве приманки легко узнаваемого в своей черной рясе настоятеля.

– Мир! – вопил он. – Мир! Мне нужен только Ордлаф!

И он, Ордлаф, уже готовился предстать перед ним. Бридлингтонский рив, человек, захвативший в плен самого Рагнара – хотя никому и в голову не пришло отблагодарить его за это. Ошеломленно поглядывая на викингов и бенедиктинцев, он шагнул навстречу врагам. Хочется этого ему или нет, он, староста, принужден был ответить за все.

– Ну-ка, покажи ему настоятеля! – щелкнул пальцами Шеф. – И смотри, чтобы те, кто сзади, ближе не подходили… – Он поманил Ордлафа. – Помнишь? Мы с тобой раз встречались. Когда ты накрыл своим неводом Рагнара.

Спрыгнув с седла и всадив свою алебарду глубоко в песчаную почву, он положил руку на плечо старосты, увлек его в сторону для разговора, подальше от ушей метавшего на них свирепые взгляды настоятеля, и тон взял самый решительный…

– Но это невозможно, – произнес Ордлаф минутой позже. – Из этого ничего не выйдет.

– Почему бы нет? Да, открытое море, и погода дрянная, но ветер-то дует западный.

– Юго-западный с уклоном на запад… – непроизвольно вырвалось у Ордлафа.

– Поймаешь его на левый галс и пройдешь с ним к югу. Дотянешь до самого Сперна. Тут миль двадцать пять, больше не будет. Дотемна будешь на месте. Я же не прошу тебя пересечь океан. А если море переменится – бросим якорь и переждем непогоду.

– Когда будем заворачивать к Сперну, придется идти против ветра. Мы себе руки надорвем…

Шеф многозначительно махнул большим пальцем поверх своего плеча.

– В твоем распоряжении лучшие гребцы всех морей. Можешь усадить их куда надо, а сам будешь стоять сзади у рулевого весла, как большой хозяин…

– Ну, хорошо… А что случится, когда я вернусь сюда, а настоятель пришлет сюда своих людей? Они выпотрошат из меня все кишки!

– Ты же спасешь ему жизнь!

– Что-то я не верю, что ему захочется меня отблагодарить.

– Во всяком случае, ты не обязан торопиться с возвращением. И у тебя будет время спрятать то, что мы тебе заплатим. А расплатимся мы серебром из их монастыря. Твоим же серебром! Это подати, которые они выкачивали из тебя. Спрячь, а потом переплавь. Они в жизни не найдут его следов.

– Хорошо… А почему я должен быть уверен в том, что вы просто не перережете мне глотку? А заодно и моим ребятам?

– Уверен ты быть не можешь. Но выбор у тебя небольшой. Смотри сам.

Рив еще с полминуты колебался. Вспомнил он и Мерлу, двоюродного брата жены, которого без его ведома настоятель превратил в раба. А пуще этого ужаснуло его мгновенное воспоминание о жене самого Мерлы, которой приходится кормить себя и своих детишек брошенным ей подаянием.

– Я согласен, но… Покажите им, будто вы меня заставили силой.

Шеф зарычал как бешеный зверь и со всего размаху стукнул рива по голове. Вытащил из ножен кинжал. Только после этого рив повернулся к своим людям и начал раздавать команды. Те вяло повиновались: начали ставить мачты, выволакивать из сараев паруса. Плотным строем викинги спустились к воде, толкая перед собой пленников. А всего в пятидесяти ярдах за их спинами пятьсот английских верховых изнемогали от желания вырезать маленький отряд до того, как он скроется в море вместе с заложниками, но мечи, занесенные над тонзурами, убедили их этого не делать.

– Удержи их, – приказал Шеф настоятелю. – Обещаю, что половина твоих людей будет освобождена, как только мы окажемся в лодках. А остальные вместе с тобой отплывут на ялике после того, как мы выйдем в море.

– Надеюсь, ты соображаешь, что сейчас мы теряем всех лошадей, – угрюмо проронил Гудмунд.

– Один раз ты их своровал. Своруешь еще разок…

* * *

– …а в устье Гембера мы входили на веслах, когда смеркаться начало. Приглядели безопасное местечко и втащили лодки на берег для ночлега. А утром гребли вверх по речке, пока не встретились с вами. Мы и улов с собой захватили…

– И каков он? – осведомился Бранд, заседавший среди членов этого совета.

– Я уже успел его взвесить, – объявил Торвин. – Дарохранительницы, подсвечники… потом эти коробочки, в которых христиане хранят фаланги пальцев своих святых, эти штуки для разжигания ладана… и еще монеты. И много монет. Я думал, что монахам-то уж не полагается стяжать блага этого мира, однако Гудмунд уверяет, что у них у всех звенят кошельки – стоит их только потрясти хорошенько. Итак, даже за вычетом того, что он отдал рыбакам, у нас все равно остается… девяносто фунтов серебра… И главное, у нас есть золото. Та корона, которую вы сорвали с их Бога, оказалась из чистого золота. Причем на вес очень тяжелого. И блюда эти – тоже. Это еще четырнадцать фунтов. Мы исходим из того, что фунт золота ценится дороже фунта серебра в восемь раз. Значит, это можно посчитать за восемь стоунов серебра: и получаем еще центнер, который надо прибавить к твоим девяноста двум фунтам.

– Итого – двести фунтов, – задумчиво произнес Бранд. – Теперь нам нужно все распределить по кораблям. А дальше пусть все решает команда.

– Нет, – не согласился Шеф.

– За последние дни ты другого слова не сказал, – заметил Бранд.

– Это потому, что я знаю, что надо делать, а другие ничего не хотят смыслить. Деньги эти – не для дележа. Это наша армейская казна. Для этого я за ними и ходил. Поделим мы их – и каждый чуточку станет богаче. А я хочу, чтобы все мы вместе разбогатели по-настоящему.

– Если ты сумеешь это объяснить воинам, – сказал Торвин, – думаю, они с тобой согласятся. Это ведь ты добыл эти деньги. Тебе и решать, как толковее их использовать.

Шеф извлек из-за пазухи mappamundi, которую сорвал с монастырской стены.

– Взгляните-ка на эту штуку, – сказал он.

Дюжина викингов склонилась над огромным листом тонкого пергамента. Постепенно на лицах обозначилась разная степень недоумения.

– Может кто-то это прочесть? – спросил Шеф, указывая на неразборчивые чернильные каракули.

– Вот здесь, в середине, – сказал Скальдфинн, жрец Хеймдалля, – там, где картинка, – написано «Иерусалим». Это священный город христиан.

– Как всегда, ложь, – сказал Торвин. – Смотрите – эта черная кайма, по всей видимости, обозначает океан… огромное море, которое омывает Мидгард. Таким образом, они хотят доказать, что их священный город лежит прямо в середине мира. Этого и следовало ожидать…

– Смотрите-ка лучше по краям, – рявкнул Бранд. – Может, там найдутся места, которые и нам известны. А если они и насчет них наврали, то вся эта штука ничего не стоит, и тогда Торвин прав.

– Тут написано: «Dacia et Gothia», – прочитал Скальдфинн. – «Gothia»… Должно быть, они имеют в виду страну Gautar, которая южнее шведов… Хотя, быть может, так они называют Готланд. Но ведь всем известно, что Готланд – это остров, а здесь он – часть материка. А дальше… дальше у них находится… Болгария.

Члены совета разразились дружным хохотом.

– Болгары воюют с императором греков, в Миклагар-де, – провозгласил Бранд. – Да от гаута до ближайшего болгарина два месяца пути!

– А по другую сторону от Готии написано «Slesvic». Ну, это хоть ясно. Мы знаем с вами, что Шлезвиг – это датская земля… Но здесь еще кое-что приписано: «Hie abundant leones». А это значит – «Здесь обитает множество львов».

Викинги так и покатились со смеху.

– Бывал я на рынке в Шлезвиге – не меньше дюжины раз, – кричал Бранд. – И встречал людей, которые говорили, что встречались со львами. Это такие огромные кошки, водятся они в жаркой стране, южнее Сардинии. Но уж в Шлезвиге точно львов отродясь никто не видывал. Зря только старался, когда сюда волок эту… как ты ее называешь… маппу. Сплошная галиматья, как и все, что христиане почитают за мудрость.

Но Шеф продолжал пытливо водить пальцем по строкам, бормоча под нос буквы, которым кое-как обучил его отец Андреас.

– Тут попадаются и кое-какие английские слова. И рука их написала другая. Вот здесь написано «Suth Bryttas» – южные бритты…

– Он имеет в виду бретонцев, – объяснил Бранд. – Они живут на большом полуострове по другую сторону Английского моря.

– А это ведь не настолько неверно. Значит, иногда тарра говорит правду. Взгляни-ка вот сюда…

– Все равно мне не понять, как мы собираемся там разбогатеть, – сказал Бранд. – Ты же обещал в скором времени этим заняться.

– Разбогатеем мы не там, – Шеф свернул пергамент и отбросил его в сторону. – Но эта вещь поможет нам это сделать. Нам еще надо набрать множество важных сведений. Вспомните – если бы в тот день, когда мы попали в пургу, мы бы не знали, где находится Рикколл, мы бы потеряли друг друга из виду, а керлы с удовольствием перерезали бы нам глотки. Когда я выступил в Беверли, я знал только направление, но в жизни бы не нашел монастырь, не будь с нами проводника, объездившего все дороги в округе. А Брид-лингтон и того человека, который согласился нас вытащить из западни, я отыскал только потому, что однажды уже побывал на этой дороге… Теперь понимаете? Каждый из нас знает не так и мало, но держит наше знание в своей голове. И ведь нет такого человека, который бы смог нам ответить на все вопросы. Эта тарра может стать ларцом, в котором бы хранились знания, важные для множества разных людей. Теперь, если нам понадобится, мы сможем отыскать дорогу в страну, в которой никто из нас не бывал. Мы сможем заранее выбрать направление, даже прикинуть расстояние…

– Значит, тарра – это теперь наша голова, – резко вклинился Бранд. – Отлично. А теперь поведай нам, как мы разбогатеем.

– У нас есть еще одно очень ценное приобретение, – сказал Шеф. – И уж им-то мы обязаны не христинам. Торвин вам все расскажет. Я выкупил его сам. А передал мне его Мунин – ворон Одина. Недешево оно мне обошлось. Покажи им, Торвин…

Из-под исподней рубашки Торвин вытащил тонкую квадратную дощечку, испещренную крохотными руническими письменами. Каждая из буквочек была выцарапана ножом, а затем залита красной краской.

– Это загадка. Тот, кто загадку отгадает, найдет кладовые Редвальда, короля Восточной Англии. Вот что искал там Ивар прошлой осенью. Но тайна эта ушла в могилу вместе с королем Эдмундом.

– Королевские кладовые… – протянул Бранд. – Да, этим можно заняться… Но сначала нужно решить эту загадку.

– Вот тут нам и пригодится mappa! – твердо произнес Шеф. – Если мы начнем записывать все ценное, что нам удастся узнать, то когда-то по крупицам наберем все сведения, необходимые для решения загадки. А если не станем записывать, то в один прекрасный день, когда мы получим самые последние сведения, мы забудем, что было вначале… И это еще не все… – Внезапно образы памяти застили ему взор. Он вспомнил, как распростерлась под ним земная поверхность. Из всех людей такой она являлась только ему… – Вот взять, к примеру, эту тарра. Тут же сокрыта одна великая премудрость… Ты словно рассматриваешь мир, сидя на облаке. И он у тебя весь как на ладони. Так, наверное, его орел видит. И в этом заключается истина…

Шведский шкипер Гудмунд вывел викингов из задумчивости:

– Нам пока рано что-то рассматривать или искать. Сначала нужно решить, куда мы двинемся дальше.

– Правильно, – поддержал Бранд. – Но еще важнее решить, кто этой армией руководит. И по каким законам она живет. Когда все мы входили в состав Великой Армии, то придерживались нашего старого hermanna lug – устава воина, – завешанного нам предками. Но потом Ивар Бескостный его преступил – а теперь нам и самим не хочется к нему возвращаться… И хоть вижу я, что не все средь нас носят такие подвески, – он бросил многозначительный взгляд на Шефа и Гудмунда, – однако ж я все равно считаю, что следует нам жить по одному закону. И пусть закон этот зовется Vegmanna lug – законом людей Пути. Первым же шагом к этому будет решение, принятое на общем сходе воинов, которое должно определить, кому войско доверит вершить над собою власть и устанавливать законы…

Все принялись обсуждать сказанное, а тем временем внимание Шефа, как часто с ним случалось, полностью переключилось с завязавшегося спора на дела совсем другие, занимавшие его куда более этих… Он уже знал, как им надо поступить: как можно скорей уйти из Нортумбрии, дабы обезопасить себя от Рагнарссонов; стремительно пройти через земли Бургреда, могущественного повелителя Мерсии, и утвердить свою власть над лишенной правителя Восточной Англией, предложив населению защиту в обмен на содержание и подати. Защищать они их будут от других королей, от жадности настоятелей и епископов. А размер податей спустя совсем недолгое время должен удовлетворить даже аппетитам Бранда.

А пока ему еще надо поломать голову над этой картой, маппой. Да и над этой загадкой… И самое главное, уж если суждено армии Пути ломать хребты всякому дикому зверью, то он обязан обеспечить ее новым оружием. Новыми машинами…

Когда же в сознании его стали вырисовываться контуры новой катапульты, в его блуждающую мысль внезапно вклинился чей-то голос, который упорно доказывал, что в совете войска необходимо предусмотреть несколько мест для родовой знати.

И тогда одно из них достанется его отцу Сигварду, который в последний момент со своими командами нагнал уходящую из Йорка колонну. Но ему, Шефу, было бы лучше, если б тот остался там, где был. Так же как и его сынок с лошадиной челюстью – Хьёрвард. Впрочем, может, им и не придется встречаться. Возможно, армия не одобрит этого решения о ярлах…

И тут Шеф вновь задумался над тем, как ему совладать с тем громоздким, многопудовым противовесом… Пальцы Шефа ощутили знакомый зуд. Они истосковались по молоту.