Текст книги "Надгробие Дэнни Фишеру"
Автор книги: Гарольд Роббинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Когда я вернулся в свой угол, Спритцер обрушил на меня град упреков:
– Он был уже твой, почему не развил атаку?
– Показалось, что он заманивает меня, – неуклюже ответил я, а про себя решил, что буду осторожнее, ведь Спритцер достаточно опытен, чтобы раскусить мои уловки.
– Заткнись! – рявкнул он. – Береги дыхание!
Удар гонга возвестил о начале второго раунда.
Гарделла осторожно вышел из своего угла и замаячил на почтительном расстоянии. Я озадаченно поглядывал на него: как он собирается выиграть бой? Не думает же он, что я сам себя нокаутирую? Приблизился, пытаясь вовлечь его в обмен ударами. Он отпрыгнул в сторону. Оказывается, иногда проиграть бой гораздо труднее, чем выиграть.
К огромному неудовольствию публики, мы благополучно дотанцевали второй раунд и разошлись по своим углам. Пытаясь напустить на себя усталый вид, я сел на стул и прикрыл глаза, чтобы не видеть тренера.
– Какого черта! – шипел над ухом Спритцер. – Атакуй! Не давай ему уходить от боя! У него уже полные штаны, он прячется по углам.
При звуке гонга мы ринулись друг на друга. Гарделла, наконец, понял, что в боксе надо работать не только ногами, но и руками. Впрочем, головой он все равно работать не хотел и не мог, потому что нападал бестолково. Это был откровенно слабый боксер, проигрывать такому было попросту обидно. Я на мгновение опустил руки и получил два ощутимых удара по корпусу. Пора было кончать эту бодягу, но так, чтобы никто не заподозрил подвоха. Я намеренно медленно, размашисто ударил его сбоку, он легко парировал и сильно ответил мне в живот. Это все было бы ничего, если бы не его самоуверенная ухмылка. Чтобы проучить его, я сделал несколько резких ударов, – публика радостно охнула. Но он, действительно, обрел уверенность и без труда увернулся от моего следующего удара.
Это начинало меня злить. Я преследовал его танцующую фигуру, пренебрегая его редкими встречными выпадами. «Стукну его разок, – думал я, – чтобы научить уважать соперника, а потом пусть выигрывает». Вдруг словно бомба взорвалась у моей головы, и я упал на колени. Попытался подняться, но получил еще один сильнейший удар снизу – уже после команды «брэк». Только теперь судья оттолкнул Гарделлу и начал счет. Все против меня!
Я помотал головой, отгоняя противный дурман. Потом принялся считать вместе с рефери. Семь! Я уже вполне справился и мог продолжать бой. Восемь! А зачем! Все равно проигрывать. Девять!
Судья уже начал поднимать руку, чтобы объявить нокаут, и тут какая-то невидимая пружина подбросила меня. «Какого черта я подскочил? – пронеслось в голове. – Идиот, надо было лежать!» Но рефери уже обтирал мои перчатки о свою манишку, заглядывая мне в глаза. Он отошел в сторону, и Гарделла вновь бросился на меня, чтобы завершить дело. Но в этот момент раздался гонг. Закончился третий раунд.
Я тяжело опустился на стул. Сейчас мне больше всего на свете хотелось, чтобы Спритцер заткнулся, так как он никак не давал мне успокоиться и сосредоточиться. И вдруг его слова дошли до моего сознания:
– Ты что, Дэнни? Так и хочешь всю жизнь оставаться ничтожеством? Позволишь, чтобы все, кому не лень, вытирали о тебя ноги? Ты можешь победить этого парня. Соберись и сделай это – ты будешь тогда человеком, а не слизняком!
Я исподлобья посмотрел в противоположный угол. Гарделла смеялся, уверенный в своей победе. И тут я взорвался: «Я – пешка? Я – слизняк, ничтожество?» А ведь именно так оно и будет. Уже завтра я буду просто прохожим – без лица, без имени, без будущего…
При звуке гонга я упруго вскочил на ноги и устремился в центр ринга. Гарделла забыл о всякой осторожности и открылся, опустив руки. Он и вправду поверил, что я у него в кармане. Можно было бы рассмеяться. К черту Гарделлу! К черту Филдса! Никаких сделок! Пусть возьмет назад свои вонючие деньги и засунет их себе в задницу! Я почувствовал острую боль – от запястья до локтя. Парень буквально приклеился к моей перчатке. Еще раз. Если ты думал, что разделался со мной, ты, сукин сын, очень-очень рано так подумал.
Так, теперь блокируем твой слабенький удар, и – апперкот правой! Казалось, мой кулак движется в облаке света. Парень вдруг тяжело опустился передо мной на колени, я отступил.
Он упал. Я смотрел на него лежащего. Потом я опустил руки и, подтянув трусы, спокойно направился в свой угол. Спешить мне было некуда. У меня была масса времени. Гарделла отключился до конца вечера. Рефери сделал мне знак рукой, и я вернулся в центр ринга. Он под восторженный рев толпы поднял мою руку. Я был на седьмом небе. Чемпион! Ради этого стоило жить. Чувство победы жило во мне, пока я шел в раздевалку. Вдруг оно покинуло меня, словно выпустили воздух из мяча. Прислонившись к стене, неподалеку от раздевалки стоял Спит. Он улыбался мне той, особенной, улыбкой и чистил ногти своим ножом. Он поднял нож и, показав, как перережет мне горло, исчез в толпе. Я оглянулся, никто не видел нашего молчаливого разговора. Я заставил себя спокойно пройти в раздевалку.
Сэм уже был здесь.
– Я знал, ты сделаешь это! – закричал он, увидев меня. – Еще со школы, с того первого раза знал!
Я тупо посмотрел на него. Единственное, чего я сейчас хотел, – это смотаться отсюда. Как можно быстрее.
День переезда
17 мая 1934 года
– Доброй ночи, чемпион! – Зеп хлопнул меня по спине и застучал каблуками по лестнице.
Мы повернулись друг к другу. Нелли улыбнулась и обняла меня за шею.
– Первый раз за весь вечер мы остались вдвоем, – прошептала она, – а ты не хочешь меня поцеловать…
Я наклонился к ней, но только наши губы встретились, наверху раздался какой-то шум. Я выпрямился и напряженно прислушался.
– Что-нибудь не так, Дэнни? – спросила она с участием.
– Все в порядке, Нелли, – выдавил я улыбку.
– Тогда почему ты дергаешься? – Она снова потянулась ко мне. – Так ты не собираешься меня целовать?
– Я слишком возбужден, – прозвучал мой неловкий ответ. Не мог же я рассказать ей о том, что меня беспокоило.
– Слишком возбужден, чтобы поцеловать меня? – рассмеялась она.
Моя попытка ответить на ее смех была безуспешной, поэтому я просто поцеловал ее. Она радостно откинула голову.
– Теперь тебе лучше, Дэнни?
Да, мне было теперь легче. На минуту я позабыл обо всем на свете.
– А теперь, Дэнни, можешь идти домой и ложиться в постель. Ты все время нервничаешь: наверное, и вправду очень устал.
Она опять была права: весь вечер я был как на иголках. В ресторане, куда нас затащил Сэм, я вздрагивал от каждого шага за спиной, едва мог есть. Но мне показалось, что этого никто не заметил.
– Ничего страшного, Нелли, – откликнулся я быстро. – Самое главное, не забывай, что я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, что бы ни случилось, – ответила она, подставила щеку для поцелуя и пожелала мне спокойной ночи.
– Спокойной ночи, милая.
Она поднялась по лестнице, я вышел на улицу.
Через несколько шагов я ощутил, что за мной следят. Остановился, оглянулся. Никого. Вновь двинулся вперед, лопатками чувствуя чей-то взгляд. Под фонарем глянул на часы. Шел третий час. Вдруг краем глаза заметил какое-то движение в тени. Резко обернулся, замер, готовый в любой момент убежать.
Из тени под свет фонаря не спеша вышел маленький серый котенок, и я рассмеялся облегченно. Еще немного – и будут грезиться привидения. Пошел дальше.
Огни Деланси-стрит были уже совсем рядом. Я влился в толпу, чувствуя себя здесь в безопасности. Медленно шел я среди людей, и постепенно страх покидал меня.
Мальчишка – продавец газет выкрикивал:
– Утренний выпуск! Спортивные новости!
Я купил газету и развернул последнюю страницу. Моя фотография была в правом верхнем углу. Камера запечатлела меня, когда я стоял над Гарделлой. Гордость переполнила меня, я представил, как все эти люди, что проходили сейчас мимо, будут приветствовать меня – нового чемпиона. Я представил, как изменятся их лица, если они узнают, что я – Дэнни Фишер.
Улыбка мигом слетела с моих губ, когда я увидел, что есть люди, которым не надо было говорить, кто я такой. Из окна кондитерской высунулся Спит, он улыбался мне. Газета выскользнула из пальцев. Ощущение не обмануло меня – они все время следили за мной, дожидались, когда я останусь один.
Спит кивнул человеку, стоявшему на тротуаре. Мне он был знаком. У нас в квартире его звали Сборщиком. Филдс посылал его к тем, кто отказывался платить. После встречи с ним они с радостью расплачивались, если, конечно, могли.
Я быстро нырнул в толпу, борясь с желанием броситься бежать со всех ног. Опасность не грозит мне, только пока я нахожусь среди людей. Оглянулся. Спит и Сборщик шли за мной.
Я свернул на Клинтон-стрит. Людей здесь было поменьше, но все-таки достаточно, чтобы не терять голову от страха. Дальше будет хуже. Следующий квартал обычно пуст в это время. Проскочить его – и окажешься дома. Так и есть – ни души. Шаги мои замедлились. «Не вернуться ли на Деланси-стрит?» – подумал я, оглядываясь. – Нет, поздно. Они слишком близко ко мне. Деваться было некуда – только вперед. Я представил квартал, который мне предстояло преодолеть. Там был маленький тупичок между двумя домами. Узкий – двоим не разойтись. Если доберусь до него раньше них – у меня есть шанс. Большой грузовик начал поворачивать, и я бросился через дорогу прямо перед ним. Завизжали тормоза, послышалась ругань Спита – грузовик отрезал их от меня. До тупичка оставалось еще добрых сто метров, когда я посмотрел назад. Спит и Сборщик только что пересекли шоссе и бежали за мной. Я свернул в тупик, задев плечом стену, прижался к кирпичам и перевел дыхание.
Здесь было совершенно темно, дальше я двигался на ощупь, ведя рукой по стене. Тупик заканчивался глухой стеной, вот она. Где-то здесь, в нескольких футах над землей, должна быть небольшая ниша. Нашел, забрался в нее и развернулся лицом к улице. Глаза привыкли к темноте, и я уцепился за кусок арматуры, зачем-то соединявший стены домов. Мои пальцы уцепились за холодное железо, и я скорчился, ожидая. Только один из преследователей мог сюда пройти. Кровь пульсировала в висках. Я затаил дыхание.
В конце узкого прохода послышался говор. Слов разобрать было нельзя, даже отличить один голос от другого невозможно. Тишина. Приближающиеся шаги.
Вскоре обозначилась фигура человека. Он осторожно двигался во мраке, как и я, ведя рукой по стене. У входа виднелся второй. Отлично.
– Мы знаем, Фишер, – раздался хриплый шепот Сборщика, – ты здесь. Выходи, тебя хочет видеть босс. Он хочет дать тебе возможность исправиться! – Я молчал: знаю я ваше «исправиться»! – Ты слышишь меня, Фишер?
Свет очертил его жирные покатые плечи. Я напрягся и покрепче ухватился за стальной прут. Сборщик был уже в шести футах от меня, пяти… четырех… Меня он все еще не видел. Три фута… два… Пора!
Повиснув на арматуре, я выбросил вперед ноги – точно ему в голову. Он дернулся, почувствовав опасность, но было уже поздно. Мои тяжелые ботинки попали ему в подбородок и лоб. Раздался глухой треск. Сборщик свалился.
Раскачиваясь над ним, я пытался разглядеть, что с ним. Он казался грязным пятном на земле. Тихонько застонал. Я спрыгнул и присел рядом. Он дернулся несколько раз и затих. Осторожно я ощупал его лицо. Так, жить, кажется, будет. Оглянулся. Спит все еще стоял у входа, прислушиваясь. Вскоре донесся его голос:
– Ты нашел его?
Я промычал утвердительно. Чтобы спокойно пойти домой, надо Спита положить рядом со Сборщиком. Спит двинулся вперед.
– Держи его, – окликнул он, – я хочу расписаться на сукином сыне! – в руке его блеснул нож.
Я присел еще ниже и подался вперед. Еще два шага. Так, теперь наступила очередь Спита. Все! Я бросился вперед и ударил его в подбородок. Но кулак только скользнул по лицу, – он вовремя отклонился. Нож! Я успел перехватить лезвие. Острая боль пронзила меня, когда он крутанул нож в моей ладони. Рука рефлективно дернулась, и тут же словно раскаленным железом обожгло бок. Я задохнулся от неожиданного удара, но все-таки сумел перехватить нож. Спит снова повернул его в моей ладони, но на этот раз я выдержал. Свободной рукой он потянулся к моему горлу, я наконец ударил его. Кости пальцев заболели – я попал ему точно в зубы. Но эта боль была приятной. Резко ударил коленом. Он охнул и скорчился. Вывернув ему руку за спину, я поднял его и поставил прямо, уперся плечом в горло, прижал к стене и принялся бить. Бил я его до тех пор, пока у меня хватало сил удерживать его. Наконец я отпустил его руку и отступил. Дышать было тяжело, будто в легкие насыпали песку. Он лежал у моих ног на животе. Я наклонился посмотреть, где нож. Тут же наткнулся – нож по самую рукоятку вошел в бок Спита. Это случилось, наверное, тогда, когда я прижимал его к стене. Не было ни радости, ни печали. Сейчас повезло мне.
Я выпрямился и медленно побрел к выходу из тупика. «Интересно, умер Спит? А впрочем, черт с ним! Все равно. Теперь уже все равно – только бы добраться до постели и лечь. А потом – все будет хорошо. Утром. Я проснусь, и окажется, что мне приснился плохой сон».
Я стоял перед дверью квартиры, одной рукой зажимая рану в боку, а другой – разыскивая по карманам ключ. Куда он запропастился? Липкими от крови пальцами я нашел только свернутые в трубочку деньги и огрызок карандаша. Интересно, куда же я его задевал? Мысли путались в голове, стоять было тяжело, видимо, я потерял много крови. Вдруг перед моими глазами всплыла утренняя сцена. Мы повздорили с отцом, и я бросил ключ на стол. Под дверью виднелась полоска света. В квартире еще не спали. Сейчас наконец-то меня впустят, и я смогу отдохнуть. Я тихонько постучал и услышал шаркающие шаги отца.
– Кто там? – спросил он.
– Это я, папа, – обрадованно проговорил я. – Открой, пожалуйста! – Теперь будет все в порядке. Отосплюсь и забуду этот кошмарный день.
– Уходи! Ты мне больше не сын.
До меня с трудом дошел смысл сказанной фразы. Не может быть! Неужели я окончательно рехнулся? Отец не мог сказать этого.
– Это я – Дэнни, – повторил я. – Открой дверь. У меня нет ключа.
– Я сказал тебе – уходи. Это не твой дом, – неумолимо отвечал отец.
Меня охватил ужас, я забарабанил в дверь, оставляя на ней кровавые следы.
– Пусти меня, папа! – в панике закричал я. – Мне некуда больше идти!
За дверью послышались рыдания и умоляющий голос матери. Но ее прервал властный голос отца:
– Нет, Мери, с меня достаточно. Я всегда выполняю то, что обещал. На этот раз я не уступлю!
Выключатель щелкнул, и свет под дверью погас. Плач матери затих где-то в глубине квартиры. Ничего не понимая, я смотрел на черную дверь собственного дома. Кошмар продолжался, нужно было жить в нем дальше. Я, понурив голову, пошел вниз по лестнице. Куда идти? Сел на ступеньки, уткнулся в холодную чугунную решетку и беззвучно заплакал.
Я, наверное, забылся на какое-то время, потому что, открыв глаза, не сразу смог понять, где я нахожусь. Снова появилось ощущение, что за мной наблюдают. Вглядевшись, на другой стороне улицы я заметил машину. Фары были выключены. Мотор тихо урчал. Наверное, Сборщик очухался и донес Филдсу обо всем. Я перекатился на живот и вполз назад в парадное. Там я прислонился спиной к стене, чтобы передохнуть и обдумать положение. Может быть, мне удастся добраться до крыши и потом спуститься оттуда по пожарной лестнице в соседний дом? Тогда я оторвусь от них. Ну а дальше что? Укрыться мне негде, а у них глаза и уши повсюду. А если я верну эти чертовы деньги, может быть, они от меня отстанут? Отстать-то отстанут, но сначала изуродуют. Я теперь должен им не только деньги. Да, деньги… А ведь они могут пойти на что-нибудь полезное. Даже если отец не сможет купить аптеку, мать и Мими получат хоть небольшую передышку.
На полу под почтовым ящиком я нашел какое-то уведомление. На обратной стороне листка огрызком карандаша написал: «Дорогая мама. Это деньги на магазин. Не позволяй ему выбросить их. Они достались мне слишком дорого. С любовью – Дэнни».
Завернув деньги в записку, я засунул их в наш почтовый ящик. Сил подниматься на крышу больше не было. «Будь что будет!» – решил я и вышел на улицу. Машина – уже с выключенным мотором – все так же стояла на другой стороне улицы. Подавив страх, я засунул окровавленные руки в карманы и медленно побрел по пустынному тротуару. Я не прошел и половины квартала, когда за спиной раздался шелест шин приближающейся машины. «Бежать!» – пронеслось в мозгу, но я остановился, повернулся и пошел навстречу.
Больше они не увидят мою спину! Злые слезы текли по моим щекам. От слабости подгибались колени, тошнило, но я шел, стараясь не упасть.
Но машина почему-то ехала слишком медленно – медленнее, чем убывали мои силы. Пришлось остановиться возле фонарного столба и опереться на него.
«Когда ты вырос, Дэнни?» – почудился мне непонятный голос.
В жизни наступает момент, когда каждый находит ответ на этот мучительный вопрос. Ко мне пришел ответ в ту холодную ночь, в минуту смертельной опасности. Я боялся смерти. Я впервые понял, что я – смертен, что сотворен из плоти и крови, что я буду гнить, разлагаться, превращаться в прах. Кровь застынет и почернеет в моих венах. А потом наступит Судный день. Мои отец и мать были лишь творцами моего тела, но они не отвечали за мою душу.
Ноги мои подогнулись, и я, цепляясь за выскальзывающий из рук столб, медленно опустился на колени и закрыл глаза в ожидании решения Судьбы.
Машина остановилась. Стукнула дверца. Послышались торопливые шаги. «Вот и все. Вот и кончилось», – решил я про себя и начал молиться.
Легкая рука осторожно дотронулась до моего плеча, и странно знакомый голос прошептал:
– Дэнни!
Я попытался глубже зарыться лицом в ладони. Отчаянный крик застрял у меня в груди. Смерть почему-то говорила со мной нежным женским голосом. Это, наверное, для того, чтобы продлить мои мучения.
– Дэнни, очнись! – настойчиво повторяла Смерть голосом Ронни. – Я везде искала тебя. Тебе нужно немедленно скрыться!
Нет, кажется, это не голос Смерти. Он не мог быть наполнен такой искренней теплотой, таким участием. Медленно, стараясь не спугнуть видения, я поднял голову и осмелился взглянуть на склонившуюся надо мной женщину. Лицо Ронни было бледным в свете люминесцентных ламп.
– Я приехала, чтобы предупредить тебя, – быстро зашептала она. – Макси приказал Спиту и Сборщику разыскать и разделаться с тобой!
На меня напал какой-то дикий смех. Я всхлипывал, икал, но никак не мог остановиться.
Она недоуменно смотрела на меня, раздумывая, наверно, не сошел ли я с ума. Потом, увидев, что я весь в крови, воскликнула с неподдельным ужасом:
– Неужели я опоздала?
Ее испуг привел меня в себя. Я протянул ей руку и хрипло произнес:
– Не бойся. Они не придут. Я с ними уже переговорил. Лучше помоги мне встать.
Она взяла меня за руку и помогла подняться на ноги. Никогда бы не подумал, что у нее столько сил.
– Как это – «переговорил»? – переспросила она. – Расскажи толком, что произошло?
– А бог его знает, что произошло… – пробормотал я. – Я оставил их в тупике. Спит, по-моему, отдал концы. А может быть, и Сборщик. А может быть, и оба… – эта мысль почему-то опять развеселила меня, но я удержался и не начал смеяться. – Они пришли убить меня, а я их прикончил. Правда, смешно? Ай да Дэнни! Ай да чемпион!
Меня трясло, я сам не понимал, что говорю. Наконец поток слов иссяк, и я услышал, как Ронни терпеливо мне выговаривает:
– Дэнни, тебе нужно как можно быстрее спрятаться. Забиться в какую-нибудь щель и затихнуть, пока все не уляжется. Филдс перевернет весь Нью-Йорк, когда узнает, что ты натворил!
– Мне некуда спрятаться, некуда забиться… – грустно улыбнулся я ей. – Даже мой родной отец отказался от меня.
– Некуда идти? – задумчиво произнесла она.
– Совершенно некуда.
Приступ веселья исчерпал последние мои силы. Я снова стал медленно оседать на тротуар. Ронни подхватила меня под мышки и поволокла к машине. Открыв заднюю дверь, она впихнула меня на сиденье, сама села за руль. Я почувствовал, что куда-то не то плыву, не то лечу, и провалился в забытье.
Я проснулся от того, что кто-то сильно тряс меня. Крик чаек. Запах моря. С трудом выбрался из машины и попытался остановить головокружение. Мы стояли на улице, по правой стороне которой шли деревянные мостки с уходящими вниз, к пляжу, лестницами. Ронни вела меня к хижине, затерявшейся посреди утреннего сумрака. Вскоре я разобрал вывеску: «Закусочная Бена».
– Где это мы? – спросил я.
– На Кони-Айленде.
Мне снова стало плохо, и Ронни с трудом довела меня до закусочной. Мы обошли здание и приблизились к маленькому коттеджу.
– Бен! – постучала Ронни в дверь. – Проснись!
Зажегся свет. Кто-то проковылял к двери и хриплым со сна голосом спросил:
– Кто там?
– Бен, скорее открывай!
Дверь распахнулась, и я увидел коренастого мужчину с растрепанной бородой.
– Сара! – радостно улыбнулся он. – Я не ожидал, что ты вернешься так быстро! – Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел меня. – А это кто?
– Потом все объясню. Пусти нас!
Мужчина молча шагнул в сторону. Ронни провела меня и посадила на низкий диван. Тут же все поплыло у меня перед глазами.
– Бен, горячей воды, быстро!
Мужчина как-то неловко повернулся, и, теряя сознание, я успел поразиться тому, что один рукав у него пуст, а из-под левой штанины торчит деревянный протез. Когда я вновь открыл глаза, то увидел, что Ронни и мужчина стояли, склонившись надо мной.
– Он ранен, Бен, – говорила Ронни, – он потерял много крови. Давай-ка сюда шприц и все, чем можно перевязать.
Было жарко и душно. Зачем только здесь так натоплено?! Бен, в белой рубашке рефери, поднял руку и начал счет. Когда он дошел до девяти, я рванулся и закричал:
– Все в порядке! Я готов к бою!
Комната-ринг закружилась. Ронни и однорукий рефери почему-то встали на головы. Откуда-то вынырнуло лицо Спита. Спит угрожающе кричал мне, но слов нельзя было разобрать, потому что зубов у него не было. Вдруг в углу комнаты, под дверью, вспыхнула яркая полоска света. Спит с ножом в руках подбирался ко мне.
– Отец, пусти меня! – крикнул я и нырнул в этот спасительный луч. Я свободно плыл в ярком, но не ослепляющем свете, словно рыба, я плескался в нем; но, когда я вынырнул из света, черный туман встретил меня.