Текст книги "Надгробие Дэнни Фишеру"
Автор книги: Гарольд Роббинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Да, продавец так и сказал мне, – проговорил я, щадя его чувства.
Мама поставила перед отцом тарелку с овсянкой.
– Что ты встал так рано, Гарри? – спросила она. – Поспал бы еще…
– Кто же спит, когда на дворе светло? – раздраженно откликнулся он, помолчал, потом добавил спокойно: – Никак не привыкну работать по ночам, а спать днем.
– Но тебе же нужно отдыхать, – возразила мама.
Отец взял ложку, лениво поковырял кашу и недовольно отодвинул от себя тарелку. По утрам у него не было аппетита.
– Что-то не хочется… Дай мне кофе, Мери, – устало попросил он.
Мама поставила перед ним большую чашку кофе.
– Что, опять было много работы?
– Да уж!.. С этим Гольдом не соскучишься, – ответил он, не поднимая глаз. Потом вдруг быстро взглянул на меня. В его больных глазах мелькнуло любопытство. Я сделал безразличное лицо: ничего я в аптеке не видел и не слышал…
– А кто он такой, этот мистер Гольд? – как бы невзначай спросил я.
Отец встревоженно вгляделся в меня.
– Почему ты спрашиваешь?
– Так, интересно…
Подумав немного, отец сказал, тщательно подбирая слова:
– В общем-то, он неплохой человек. Только нервный очень. Да и забот у него…
Отец замолчал, а я положил в рот еще одну ложку овсянки. Его ответ озадачил меня.
– Тебе нравится с ним работать, папа? – так же равнодушно спросил я.
На мгновение наши взгляды встретились, он поспешно отвел глаза.
– Работа есть работа, – прозвучал его ответ.
– А как он стал управляющим? – не унимался я.
– Его предшественник серьезно заболел и вынужден был уйти. А до моего прихода Гольд был единственным дипломированным фармацевтом.
Я с интересом взглянул на отца: так вот оно что…
– Значит, для того чтобы повысили тебя, ему надо серьезно заболеть?
Папа сдержанно рассмеялся.
– Я не желаю ему ничего плохого, но если с ним что-нибудь случится, то, думаю, директор может повысить меня. Я у него на хорошем счету.
– А директор – это кто?
– Он осуществляет общее руководство группой аптекарских магазинов, он – человек из главной конторы.
– Значит, он – начальник мистера Гольда?
– Да, – отец с улыбкой, такой редкой в последнее время на его лице, посмотрел на меня. – Что-то, Дэнни, ты задаешь слишком много вопросов. Не собираешься ли ты подработать этим летом в одной из наших аптек?
– Возможно, – ответил я и встал из-за стола.
– Так ты больше не поедешь с мистером Готкинсом в пансионат?
– Пока не знаю, папа, – пожал я плечами. – От него давно не было никаких известий.
Отец невольно затронул мое больное место. Если бы Сэм хотел взять меня к себе на работу, он бы давно уже нашел меня. Догадаться о причине его молчания было нетрудно: видно, то, что произошло между мной и миссис Шиндлер прошлым летом, ранило его гораздо глубже, чем это он пытался показать.
– А почему бы тебе не написать ему? – спросила мама.
– Но куда? – обернулся я к ней. – Я даже не знаю, где он сейчас. Ведь он постоянно в разъездах. Единственное, что мне известно наверняка, – это то, что он серьезно занимается бизнесом.
Ведь не мог я открыть им истинную причину моего нежелания обращаться к Сэму!
В этот момент в кухню влетела Мими.
– Ой, мамочка, опаздываю! – чмокнула она маму в щеку. – Мне только кофе и как можно быстрее!
Мать осуждающе покачала головой.
– Прямо не знаю, что с тобой творится… Ведь можно вовремя встать, чтобы нормально позавтракать.
– А я вот знаю, – ухмыльнулся я. – У Мими появился жених.
Отец с интересом посмотрел на Мими.
– Хороший парень, дочка?
– Один слюнтяй из ее конторы, – опередил я ее.
Мими чуть не выцарапала мне глаза.
– А ты заткнись, идиот! – взвилась она. – Во всяком случае, он занимается делом и честно зарабатывает себе на жизнь, не то что ты и твои дружки – толчетесь целый день у магазинов, надеясь подцепить что плохо лежит, да деретесь… Джордж – порядочный человек, а не уличный бродяга…
– Мими, сейчас же прекрати обзывать своего брата! Это… нехорошо! – вмешалась мать.
– Ах, это, значит, нехорошо! – Мими обернулась к ней. Сейчас она почти кричала. – А кто он такой, что все вокруг него ходят на цыпочках? Тоже мне – король! Только и слышишь: Дэнни это, Дэнни то… Когда ему надо было поменять школу, так из этого целую трагедию устроили. А когда я перешла из одной школы в другую, на это никто не обратил внимания. Он хоть раз пытался подработать после школы, как это делают другие? А ведь он знает, как мы нуждаемся, и даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь семье. И все молчат, все боятся потревожить его, оскорбить его чувства. Вот он и болтается целый день у кондитерской с такими же ублюдками, а домой приходит лишь затем, чтобы поспать и пожрать. Он дармоед и лоботряс, давно пора сказать ему это.
– Мириам, замолчи! – прикрикнул отец. – Ты несправедлива. Последние три года каждое лето Дэнни приносил домой по полтысячи долларов, а до недавнего времени еще и работал в магазине после школы.
– Вот и пусть работает, если он мужчина, – со слезами на глазах выпалила Мими и выбежала из кухни.
Отец огорченно посмотрел на меня и вздохнул. Мама тоже не спускала с меня встревоженных глаз. Они ждали, что я скажу. Но мне сообщить им было нечего…
Наконец отец откашлялся и примирительно произнес:
– Она просто рассердилась на тебя за то, что ты обидел ее парня… Хотя кое в чем она права. – Я сжал зубы. – Эти парни у кондитерской… они действительно тебе не компания, Дэнни.
– А я не выбирал ни их, ни этот вонючий район. Мы переехали сюда не из-за меня. Что же мне, сидеть дома только потому, что Мими не нравятся мои друзья? Извините, но других у меня нет!
– Но почему? Ведь в твоем классе есть очень приличные ребята.
Разговаривать с отцом было бесполезно. Он никогда меня не поймет; отчуждение, которое охватило меня в день переезда, еще более усилилось. Пропасть между нами росла, и я не видел, как ее преодолеть. Впрочем, я и не хотел.
– У меня нет друзей, – отрезал я, чтобы закончить этот бесполезный разговор.
– Но что-то ведь можно сделать? – настаивал отец. – Должен быть какой-то выход?
Я помотал головой и жестко сказал:
– Я ничего не могу изменить, отец, а ты можешь.
– Но что я могу?
– Да… Что папа может сделать? – эхом отозвалась мама.
– Вернуть мне дом, – раздельно произнес я. – Ты потерял его, ты и верни. Тогда, может быть, все встанет на свои места.
Я видел, как потемнели глаза у отца. Но теперь я его ни капли не жалел. Я молча вышел из квартиры.
Она сразу же заметила меня, как только я появился в дверях кафетерия. На ее лице вспыхнула радостная улыбка, она быстро повернулась к зеркалу и пригладила свои пышные волнистые волосы.
– Салют, Дэнни, – смущенно прошептала она.
Я заметил, как краска заливает ее шею и лицо, и успокаивающе улыбнулся ей. Все-таки она была очень хорошенькая.
– Привет, Нелли! Ну как, твой отец не убил тебя?
– Нет, Дэнни, ты же видишь… – Тут она подняла голову, и выражение ее лица изменилось.
В зеркало я заметил приближающегося к нам управляющего кафетерием.
– Так вам шоколадный, сэр? – деловито бросила Нелли. – Одну минуточку…
Управляющий прошел мимо, даже не взглянув на нас. Нелли облегченно вздохнула и поставила стакан передо мной.
– У тебя такие светлые волосы, Дэнни, – улыбнулась она мне, – почти белые. Ты мне сегодня снился…
– Надеюсь, в потребном виде? – спросил я, пробуя коктейль.
Она кивнула, чему-то улыбнувшись.
– А ты думал обо мне?
– Немножко, – признался я.
– Я хочу, чтобы ты думал обо мне, – быстро выговорила она.
Я не мог отвести глаз от ее лица. Сегодня она почти не накрасилась и выглядела гораздо моложе… Она начала краснеть под моим взглядом.
– Ты встретишь меня сегодня вечером? – спросила она.
– В том же месте.
Снова показался управляющий.
– С вас десять центов, – сухо выговорила Нелли.
Десятицентовик перекочевал из моей руки в ее теплую ладонь, потом в кассу. Управляющий ушел, и Нелли прошептала:
– В девять часов…
Я допил коктейль и вышел из магазина.
Втроем мы шли по Деланси-стрит. Солли внимательно слушал наш разговор со Спитом. У аптеки мы остановились.
– Это здесь…
– Так ведь тут работает твой старик, – удивленно произнес Спит.
Теперь настала моя очередь удивляться, – он знал слишком много, об этом стоило подумать.
– Ну и что? – спросил я.
– А что, если он разузнает, чьих это рук дело?
– Откуда он может узнать? – откликнулся я. – Они вообще обо мне не думают. А тебе больше нравится сшибать по пятнадцать центов или чего-нибудь еще хочется?
– Дэнни прав, – вставил Солли, – хватит мелочиться. Я за это берусь.
Я взглянул на него благодарно. Мы отошли к углу И снова остановились. Здесь Спит решился:
– Ладно… Я тоже с вами…
Я облегченно улыбнулся и поощрительно похлопал Спита по плечу.
– Молодец… Я знал, что на тебя можно положиться. А теперь слушайте мой план.
Глава 5
На улице моросило. Прижавшись друг к другу, мы с Нелли стояли в подъезде многоэтажки… Мы привыкли к этому укромному местечку и считали его своим, так что, когда кто-нибудь подходил к «нашему дому», мы готовы были гнать его, как непрошеного гостя.
– Скоро июнь, – проговорила Нелли. Голос ее, казалось, плыл в ночной темноте.
– Да, май кончается…
– Дэнни, я знаю тебя всего три недели, а кажется – будто вечность.
Я чувствовал то же самое, мне было хорошо и покойно рядом с нею. Словно я опять был дома.
– Ты еще любишь меня? – поддразнил я ее.
– Как это «еще»? – недоуменно переспросила она. – Я с ума схожу без тебя. Я люблю тебя, Дэнни! Так люблю, что иногда самой страшно становится.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал я, прижимая свои губы к ее.
Она обняла меня и вскрикнула:
– Дэнни! Как бы я хотела, чтобы мы могли пожениться!
Мысль эта показалась мне настолько странной, что я не удержался от улыбки. Нелли тут же обиженно отстранилась:
– Ты смеешься надо мной?!
– Нет, милая, нет! Просто я на мгновение представил себе лицо твоего отца, когда мы вдруг сообщим ему о нашем решении.
Она опять положила голову мне на грудь.
– А кто будет слушать его, после того как мы поженимся?
Я опять поцеловал ее и обнял. Я почувствовал, как она дрожит в моих руках.
– Держи меня крепче, Дэнни! – вскрикнула Она задыхаясь. – Крепче, Дэнни, крепче… Я так люблю, когда ты меня обнимаешь, я так люблю твои руки. И пусть говорят, что это грех!
– Грех? – непонимающе спросил я. – Кто говорит, что любить – это грех?
– Я и вправду ничего не боюсь, Дэнни! – Нелли крепко взяла меня за руку… – Даже если отец Келли говорит, что надо бояться. Я готова вынести любую кару Господа, лишь бы ты был со мной!
– Какое дело отцу Келли до нас? – я впервые вспомнил, что она католичка.
– Я не должна была бы тебе это говорить, – прошептала Нелли, – но каждую неделю после исповеди он читает мне нотации за тебя.
– Ты ему рассказала о нас? – спросил я изумленно. – И что он сказал тебе?
– Он говорит, что это грех, что я должна немедленно прекратить встречаться с тобой… Говорит, что даже издали любить тебя – это грех, потому что ты не католик.
– Ну и что?
– Отец Келли говорит, что ни одна церковь не примет нас, поэтому я должна бросить тебя и найти парня-католика.
– Вот же выродок! – разозлился я. – А что, если он расскажет все твоим предкам?
– Да что ты?! – ее удивление было искренним. – Он никогда не сделает ничего подобного. То, что люди говорят ему, предназначено только Богу. Ты что, не знаешь об этом?
– Нет, – признался я, – мне мало что известно о католиках… Слушай, Нелли, а что отец Келли делает после того, как ты рассказываешь о нас?
– Он говорит, чтобы я молила о прощении и каялась перед Девой Марией… После этого – все в порядке.
– И он не наказывает тебя?
– Дэнни! – озадаченно посмотрела она на меня. – Ты совсем ничего не понимаешь! Отец Келли рассказывает, где ты прав, где не прав, чтобы тебе стало стыдно. Если ты чувствуешь свою вину – значит, ты уже наказан.
– И ты чувствуешь себя виноватой? – рассмеялся я.
– Нет, – печально произнесла она. – Я не чувствую за собой никакой вины. Вот это-то и плохо, очень плохо. Я, наверное, никогда не получу прощения…
Самое странное, что она действительно переживала из-за всего этого. Я рассмеялся облегченно:
– Не бери в голову, малыш! Все будет хорошо, все будет правильно, если только мы не будем расставаться друг с другом, если мы будем любить друг друга.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но вдруг послышались шаги. Мы поспешно отпрянули друг от друга. Мимо прошел, не оглядываясь, мужчина. Я посмотрел на часы.
– Ничего себе! Уже двенадцатый час, твой отец сойдет с ума!
– Мне так не хочется уходить, Дэнни, – улыбнулась она. – Я бы стояла с тобой всю жизнь!
Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но на сегодняшнюю ночь у меня было назначено еще одно дело. Спит и Солли уже ждали меня возле аптеки.
– Надо идти, любимая, мы же еще не поженились!
– Хорошо, милый. До завтрашнего вечера?
– Да, как обычно – в девять.
У дверей своего дома она обернулась и помахала мне рукой.
Я тоже прощально поднял руку, но она уже скрылась в темном проеме.
Солли стоял на углу, напротив аптеки.
– Где Спит? – спросил я.
Солли махнул рукой в сторону; приглядевшись, я увидел в тусклом свете фонаря фигуру Спита. Отсюда очень хорошо было видно, что делается в аптеке. Мистер Гольд опять что-то выговаривал отцу, тот стоял, понуро опустив голову.
– Надеюсь, моему старику не придется провожать его, – бросил я Солли. – А то опять придется все отложить.
Мой отец иногда провожал своего шефа до банка. Из-за этого уже дважды все срывалось.
– Посмотрим, – отозвался Солли.
Я взглянул на него. С ним все было в порядке – как всегда, немногословен, глаза пустые. За стеклом витрины мистер Гольд продолжал распекать отца. Папа стоял, смиренно слушая, униженно сгорбившись. Он заслужил это. Говорю это с полным основанием. А мистер Гольд не будет много болтать после нашей встречи с ним.
Солли дернул меня за рукав:
– Кажется, он собирается выходить.
Я вытянул шею, чтобы увидеть, что делается внутри аптеки. Гольд подошел к журналу заявок и ткнул в него пальцем. Он что-то опять сердито сказал отцу, который в ответ лишь молча кивнул головой. Круто повернувшись, Гольд направился к выходу.
– Ты все запомнил, что я тебе сказал? – спросил я Солли.
– Да, – кивнул Солли.
– Прекрасно. – Голос у меня вдруг перехватило. – Давай шланг.
Солли протянул мне кусок шланга с толстой свинцовой прокладкой внутри. Я спрятал его под куртку и медленно перешел на другую сторону улицы. Спит, как и было задумано, тоже двинулся вслед за мной. Мы сделали крюк и теперь шли навстречу мистеру Гольду, за которым следил Солли.
Вот и Хаустон-стрит. Здесь. Мне на мгновение стало страшно, и я пожалел, что затеял все это. Но тут вспомнилось, как Гольд разговаривал с моим отцом.
– Дальше я сам! – Мой голос странно громко прозвучал в темноте.
– Удачи! – усмехнулся Спит.
Я ткнул его под ребра и попытался улыбнуться. Тут же он растворился в ночи, а я затаился в подворотне, откуда улица хорошо просматривалась. Вытащил шланг и несколько раз ударил им по ладони. Руки от волнения вспотели, я вытер их о штаны.
Эти несколько минут ожидания показались мне вечностью. Чтобы успокоиться, я еще раз проиграл в уме всю операцию. Все было настолько просто, что осечки не могло быть. Солли должен идти в десятке метров за Гольдом и просматривать улицу впереди, Спит идет навстречу и следит за тем, чтобы не появилось прохожих сзади. В случае малейшей опасности они мне свистнут, и я пропущу Гольда. Все просто, даже слишком просто. Это-то меня и настораживало.
Наконец послышались шаркающие шаги. Это был Спит. Его походку невозможно спутать ни с какой другой. И тут я ощутил необыкновенное спокойствие. Пути назад не было. Я опустил шланг и весь напрягся, готовый ринуться вперед по первому сигналу.
Спит, как и было условлено, поднес руку к щеке. Я сделал несколько быстрых шагов вперед и отчетливо увидел перед собой фигуру Гольда. Мой удар был быстр и точен. Раздался глухой звук, и тут же Спит подхватил падающего Гольда и оттащил его к стене дома, в темноту.
Гольд лежал неподвижно и не подавал признаков жизни. Спит испуганно наклонился над ним и в ужасе прошептал:
– Ты, кажется, убил его!
Сердце мое сжалось и провалилось куда-то. Я опустился на одно колено и сунул руку за пазуху Гольда. Аптекарь был жив. На голове тоже не было ни ссадин, ни крови, мне все удалось отлично, будто я всю жизнь только этим и занимался. Над ухом раздался торопливый голос Солли:
– Кончай с ним нянчиться! Забирай деньги и смываемся!
Он был прав. Я быстро ощупал карманы Гольда и вытащил мешок с деньгами. Спит что-то снимал с запястья Гольда.
– Что ты делаешь, кретин? – прошипел я.
– Часы… Верных двадцать монет!
Я резко ударил его по руке. Теперь я полностью владел собой.
– Идиот! Оставь сейчас же. Ты хочешь, чтобы первый же легавый указал на тебя пальцем, как только ты наденешь их?
Спит ворча поднялся на ноги. Я опять пощупал сердце Гольда. Оно билось ровно.
– О’кей, ребята, сматываемся!
Но прежде чем я успел сделать шаг, очнувшийся Гольд схватил меня за лодыжку и завопил:
– На помощь! Полиция! Грабят!
Спит и Солли тут же сорвались с места, а я, остолбенев, смотрел вниз на мистера Гольда, который двумя руками ухватился за мою ногу и истошно кричал, не открывая глаз. Спит и Солли уже заворачивали за угол. Паника охватила меня. Я попытался сделать шаг – и не мог: страх парализовал волю. И тут я увидел, как кто-то выскочил из закусочной Катуа и бросился к нам.
Я бешено рванулся и наугад ударил тяжелым ботинком по рукам Гольда. Раздался противный треск. Аптекарь взвыл от боли, и я освободился. Теперь я бежал, а вслед мне неслись вопли и проклятия. Темный переулок позади меня вдруг ожил голосами спешащих к месту происшествия людей, но я уже был далеко впереди – на Стэнтон-стрит. Бежать дальше было незачем. Неожиданно пришло в голову вернуться. Вернуться и узнать, что там творится. Сделав небольшой круг, я спокойно направился к собравшейся толпе. Протиснувшись между любопытными, я увидел полицейских, склонившихся над сидящим на земле Гольдом, который со стоном нянчил руку.
– Что тут случилось? – спросил я соседа.
– Кого-то опять ограбили, – ответил тот, не поворачивая головы.
Я пробрался поближе к мистеру Гольду. Он что-то жалобно рассказывал полицейскому. Прислушавшись, я с трудом разобрал:
– Откуда я знаю, кто это был… Говорю вам, я потерял сознание… Ну сколько можно повторять одно и то же. Вызовите врача. Подонок сломал мне руку.
Толпа начала понемногу рассасываться. Вместе со всеми я отошел от потерпевшего и направился домой. В своей комнате, снимая штаны, я вспомнил о деньгах. Застегнув снова штаны, я отправился в туалет, вспорол мешок перочинным ножом и пересчитал добычу. Это было целое состояние! Сто тридцать пять долларов! Деньги я засунул в карман, а мешок протолкнул в вентиляционный люк, который никогда не чистился. Мешок благополучно прошуршал вниз, а я вернулся в свою комнату, разделся и заснул.
Глава 6
Меня настойчиво трясли за плечо. Я попытался освободиться из цепких рук. Ну почему полицейские не оставят меня в покое?! Всю ночь они гонялись за мной, и за ними вприпрыжку бегал кругленький мистер Гольд и злорадно визжал: «Ага! Попался!»
– Дэнни, проснись! Да проснись же ты, – один и тот же голос твердил надо мной.
– Оставьте меня в покое, – пробормотал я, переворачиваясь на другой бок. Сквозь тягучий сон я слышу удаляющиеся шаги и снова куда-то проваливаюсь.
Я ждал сигнала. Вот Спит подносит руку к щеке, я подбегаю к выходящему из-за угла мистеру Гольду. Поднимаю руку с зажатым в ней тяжелым шлангом. Он медленно опускается на затылок Гольда, и вдруг тот резко оборачивается. На его белом, искаженном страхом лице зияет черный провал рта:
– A-а, это ты! Я знаю тебя! Ты – Дэнни Фишер!
Мой удар приходится ему прямо в лоб. Кровь заливает его лицо, он медленно падает.
– Нет! Нет! – кричу я, задыхаясь в подушке. Тут мягкая рука опускается мне на плечо, я подпрыгиваю на кровати – и вижу перед собой маму.
– Дэнни, что с тобой? – встревоженно спрашивает она. – Ты заболел?
Я вытираю липкий пот со лба и облегченно откидываюсь на подушку. Значит, все это был только сон.
– Все в порядке, мамочка, – говорю я, но озабоченное выражение не сходит с ее лица. Она кладет прохладную руку на мой лоб.
– Поспи еще, сынок, – нежно звучит ее голос. – Ты плакал и кричал всю ночь…
Когда я вновь открыл глаза, на улице вовсю сияло солнце. Я потянулся с наслаждением.
– Ну как? Тебе лучше, светлячок?
Я резко обернулся. Рядом сидела мама.
– Да, мама… Сам не знаю, что со мной было.
Хорошо, что она не пристает ко мне с расспросами.
– Попей чайку, сынок, – протянула она мне стакан.
Когда я вышел на кухню, на часах была половина третьего.
– А где отец? – спросил я.
– Его срочно вызвали в аптеку, – сказала мама, не поворачивая головы. – Что-то случилось с мистером Гольдом.
– А-а, – равнодушно протянул я, открывая входную дверь.
– Куда ты собрался? – встревоженно спросила мама. – Сегодня тебе лучше посидеть дома.
– Мне надо, ма. Я обещал встретиться с ребятами. Спит и Солли будут ждать меня.
– Увидишься со своими дружками в другой раз, – проворчала она. – Подождут, ничего не случится. Пойди и ляг в постель.
– Не могу, мама. Я обещал. И потом, немножко свежего воздуха – мне будет только лучше.
Не ожидая ответа, я хлопнул дверью и быстро сбежал по лестнице.
Спит и Солли уже маячили напротив моего дома. Заскочив за угол, я вручил каждому его долю. Солли быстро, не глядя, засунул деньги в карман, а Спит принялся пересчитывать.
– Всего лишь тридцать монет? – подозрительно протянул он.
Я смерил его холодным взглядом. Нет, все-таки давно пора указать ему его место.
– Скажи спасибо и за это. Всю работу сделал я, а вы наложили в штаны и сбежали!
Лицо Спита вытянулось.
– Я просто думал, Дэнни, что будет больше…
– Так что же ты не остался посчитать? – припер я его к стенке.
– О’кей, Дэнни… Я не в обиде, – пробормотал Спит и сгинул.
– Ты мне тоже хотел что-то сказать? – повернулся я к Солли.
– Нет, Дэнни, – толстая морда Солли расплылась в довольной улыбке, – у нас с тобой нет проблем.
Я улыбнулся ему в ответ и, положив руку на плечо, дружелюбно подтолкнул его.
– Давай проваливай, чудила, – почти ласково произнес я.
Мы сошли с троллейбуса, Нелли взяла меня за руку и вопросительно поглядела на меня.
– Куда мы идем?
– Скоро узнаешь, – ответил я, забавляясь ее нетерпением.
Мы виделись каждый день. Вот и сегодня я подождал, когда закроется кафетерий, и объявил, что хочу ей кое-что показать. Пока мы ехали на троллейбусе, меня так и подмывало рассказать ей, куда мы едем, но каждый раз, когда слова были готовы сорваться с моих губ, странная робость овладевала мною. Я боялся, что она не поймет и начнет смеяться надо мной. Но теперь, когда мы были уже на месте, отступать было поздно. Нелли с интересом осматривала этот неизвестный ей район Бруклина. Я указал ей на дом по ту сторону улицы. Некоторое время она напряженно всматривалась в темноту. Потом повернула ко мне недоуменное лицо.
– Ну и что? Это только пустой дом.
Я улыбнулся, довольный.
– Да, дом, – подтвердил я. – Красивый, правда?
Она, не понимая, вновь посмотрела туда, куда я указывал.
– Но ведь там никто не живет? – разочарованно проговорила Нелли.
– Да, там никто не живет, – откликнулся я, с любовью глядя на печальные темные окна моего дома. Сейчас я почти позабыл о Нелли. Мне мечталось, что теперь, когда отец получит место мистера Гольда, мы сможем вернуться домой.
– Так ты только ради этого тащил меня сюда ночью, Дэнни? – вернула она меня к реальности. – Смотреть на пустой дом?
– Это не просто пустой дом, Нелли. Это мой дом. Здесь прошли лучшие годы моей жизни. Возможно, очень скоро я вернусь сюда.
В ее глазах мелькнуло понимание. Она еще раз быстро взглянула на дом, потом на меня. Она поняла и разделила мою мечту.
– Он очень красивый, твой дом, Дэнни.
Я крепко сжал ее руку.
– Отец подарил мне его, когда мне исполнилось восемь, – пояснил я. – В первый же день я пошел гулять и свалился в яму. Там я нашел маленькую собачку. Только ночью отец с полицией вытащили меня оттуда… – Полной грудью вдохнул я свежий сладкий воздух родного дома и продолжил: – Карра погибла в день нашего переезда отсюда. Попала под машину на Стэнтон-стрит. Я похоронил ее здесь, в саду. Это – единственное место, где я был по-настоящему счастлив.
– Это – единственное место, где мы с тобой теперь можем быть счастливы, – напомнила Нелли. – Воспоминания о детстве – как самые сладкие сны. О, Дэнни! Я так рада, что ты вернешься домой.
Я так и думал, что моя любимая поймет меня. Я поднял ее руку и поцеловал ладонь.
– Спасибо тебе, милая. Теперь можно идти.
Я. уходил с легким сердцем, я верил, что скоро вернусь сюда.
Яркий электрический свет на кухне ослепил меня после ночной тьмы. Мама и отец недовольно рассматривали меня, стоящего в проеме двери.
– О, папа, ты сегодня рано, – сказал я, улыбаясь.
– А ты – слишком поздно, – зло отрезал он. – Где ты шлялся?
Я закрыл дверь и недоуменно уставился на отца. Почему-то он вел себя совсем не так, как я ожидал. Наверняка что-то стряслось. Может быть, Гольд узнал меня?
– Да здесь, неподалеку, – неопределенно ответил я, стараясь протянуть время.
Отец потерял самообладание и яростно выкрикнул:
– Неподалеку? Разве это ответ? Твоя мать полночи сходит с ума, гадая, где он, что с ним, а он, видите ли, тут, неподалеку… Где ты был? Отвечай!
Я упрямо сжал губы. Точно, что-то случилось.
– Я говорил маме, что со мной все в порядке, – наконец выдавил я из-себя.
– Тогда почему ты не пришел к ужину? Мать вся извелась. Может, ты где-нибудь валяешься мертвый на улице, а мы ничего не знаем!
– Извините, – уныло промямлил я. – Я не знал, что вы так беспокоитесь обо мне… Но мне же не пять лет.
– К черту извинения! – еще больше рассвирепел отец. – Отвечай, что у тебя за дела так поздно?
Я равнодушно посмотрел на него сверху вниз. Что-то объяснять ему было вообще бесполезно, а сейчас, когда он никого и ничего не слышал, кроме собственного крика, – тем более. Я повернулся и медленно побрел в свою комнату.
Вдруг отец грубо схватил меня за плечо и рывком развернул лицом к себе. В руке у него был широкий кожаный ремень, которым он угрожающе размахивал перед моим носом.
– Ты мне ответишь, гаденыш, – прошипел он сорвавшимся голосом, – где ты шлялся. Ты мне ответишь!
И тут же в воздухе просвистел ремень и обжег мне левую половину лица, так что из глаз посыпались искры; послышался короткий вскрик матери. Я потряс головой и, не веря, уставился на отца. До этого ни разу в жизни он не прикоснулся ко мне и пальцем.
– С меня хватит! – орал он. – Слышишь, хватит! Твоей заносчивости, твоих смешочков! Я научу тебя уважать своего отца!
Он снова замахнулся ремнем. В любую минуту я мог выхватить ремень у него, а самого скрутить… Обычно обиды я не прощал никому. Но сейчас я почему-то не двинулся, даже не уклонился от удара. Только сцепил зубы от боли.
Мама повисла у него на руке.
– Прекрати, Гарри! Ты убьешь его!
– Так ты скажешь, где ты шлялся?
Мне стало страшно, что отца вот-вот хватит удар.
– Я был в нашем доме, – устало выговорил я.
Рука с ремнем застыла в воздухе.
– В каком еще доме?
– В том, который ты подарил мне.
Отец сник и тяжело опустился в кресло.
– Я думал, что ты займешь место мистера Гольда, и мы сможем вернуть наш дом.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Было слышно лишь тяжелое дыхание отца и тихие всхлипывания матери.
– Откуда у тебя эта бредовая идея? – бессильно произнес отец. – Позавчера Гольд сказал мне, что в конце месяца они закрываются. Магазин терпит постоянные убытки… К первому числу я опять останусь без работы.
Я не верил своим ушам. Этого не может быть! Скупые слезы потекли по моим щекам. Теперь мне все стало ясно. И гнев отца, и тревога мамы… На мгновение я почувствовал себя снова маленьким и уткнул лицо в мамино плечо. Все было напрасно: мечты, преступление… Сколько я еще буду оставаться ребенком? Сколько я, идиот, еще буду смотреть детские сны? Пора мне вернуться на грешную землю и трезво посмотреть на вещи.
Мне никогда не удастся вернуть свой дом, мне никогда не вернуть ушедшее детство.
Глава 7
Я легко ушел от вялого удара правой и резко пробил снизу вверх левой рукой. Она легко смяла оборону уставшего противника, я понял, что он – мой. Следующий мой удар – правой – совпал со звуком гонга.
Я опустил руки и направился в свой угол. Плюхнулся на свой стул и открыл рот, ловя им струйки воды, которые стекали из губки. Джузеппе Петито заботливо обтирал мне лицо.
– Как дела? – спросил он чуть погодя.
– Все нормально, – уверенно ответил я. – В этом раунде я его достану. Он уже почти сдох.
Джузеппе встряхнул мне руки и помассировал предплечья.
– Береги дыхалку, Дэнни, – предупредил он, промокая полотенцем мои руки и шею. – Будь внимателен, не расслабляйся. У парня страшный удар правой. Я обещал Нелли вернуть тебя в целости и сохранности. Иначе она меня со свету сживет.
Я ласково похлопал перчаткой по его затылку.
– По-моему, на этот раз ты останешься цел.
– Тебе легко смеяться, – скорчил рожу Джузеппе. – Хоть она и твоя девушка, но она еще и моя сестра. Ты все-таки не знаешь ее так хорошо, как я. Она уже мне плешь проела за то, что я вообще втравил тебя в это дело…
– Ладно, как-нибудь перетерпишь… – начал было я, но тут раздался гонг. Я вскочил и, пританцовывая, направился в середину ринга. Мы приветственно дотронулись друг до друга перчатками, и рефери дал команду.
Я свободно кружил вокруг моего противника – крепкого, несколько тяжеловатого парня, – завлекая его в стену. Я даже слегка опустил левую руку, работая вытянутой правой, но парень, получивший несколько ощутимых ударов и даже уже побывавший в нокдауне во втором раунде, не хотел рисковать. Я отступил и вновь закружил вокруг. Толпа болельщиков начала улюлюкать и топать, требуя настоящего боя. Чего они хотят от нас – дерущихся за десятидолларовые золотые часы? Чтобы мы убили друг друга? Шестым чувством я уловил маневр противника и чудом ушел от его сильнейшего удара в голову. Перчатка попала мне в плечо, он раскрылся, и я, как на тренировке, провел апперкот правой в челюсть. Удар пришелся точно в подбородок. Глаза его помутнели, он споткнулся и схватился за меня. Толпа восторженно заревела. Я сделал шаг назад и рубанул его левой в живот. Лишенный опоры, он сначала опустился на колени, а потом рухнул лицом в опилки. После такой серии еще никто не поднимался. Я повернулся и уверенно пошел в свой угол. Радостный Джузеппе уже был на ринге. Он набросил полотенце мне на плечи и, довольный, шепнул:
– Поскорее бы тебе исполнилось восемнадцать!
Я засмеялся и поспешил снова в центр ринга, куда меня уже звал рефери. Поднимая мою руку, он заметил:
