Текст книги "Майя (СИ)"
Автор книги: Галина Юст
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Вдоволь накупавшись, друзья загорали на песчаном берегу. Неожиданно большой мяч, попав в Вадика, отскочил и покатился к воде. Поймавший мяч Илья, бросил его назад игравшим рядом в волейбол троим поселковым мальчишкам и те пригласили всю компанию поиграть с ними. Наигравшись и вновь накупавшись, голодные ребята устроили в тени деревьев пикник. Разложили на скатерти принесённые с собой продукты, ели, смеялись, отдыхали. Майя, идя на поводу у своей любознательности, спросила мальчиков из посёлка знают ли они почему остров называют Труханов?
-Вообще-то раньше это был полуостров– отвечал тот, что постарше– его превратили в остров прорыв канал, а вот с названием существует легенда связанная с именем половецкого хана Тугоркана, будто бы, ещё в конце ХI века, здесь проживала его дочь, жена киевского князя Святополка. Со временем имя изменилось на Труханов .
-Как интересно, а посёлок ваш большой?–
-Да, немаленький и школа своя, и церковь, и почта. А вы прогуляйтесь с нами, да сами увидите.
Погуляв по острову и по посёлку, ребята попрощались с новыми знакомыми и пошли к катерному причалу.
Часть вторая. Избранные Богом.
Эпиграф:
«Пути господни неисповедимы, призраки прошлого, людские судьбы.»
«Во всём виноваты евреи, это их Бог нас всех сотворил .»
Станислав Лец .
Глава 1 Везде чужие.
В пятницу, Ида и Эмма занялись стиркой. Белое бельё вначале замачивалось в тёплой воде с натёртым мылом, потом стиралось на стиральной доске, отжималось и вываривалось в большой старой выварке, установленной на кирпичах во дворе, осторожно вынималось, чтобы не обжечься, большими деревянными бельевыми щипцами, а затем выполаскивалось в холодной воде. Когда Майя вернулась со школы, работа кипела во всю и она, переодевшись, стала полоскать и вешать бельё. Вскоре двор забелел развешанными простынями, пододеяльниками, наволочками и полотенцами. Кася с Васей, заинтригованные бурной деятельностью хозяек, тёрлись у их ног, то ли желая помочь, то ли поиграть, но занятым женщинам было не до игр.
Илюша пригласил Майю в театр музыкальной комедии на Троицкой площади, сегодня вечером там шла « Любовь цыганки» Ф. Легара и она прихорашивалась перед зеркалом, примеряла, то синее платье, то белое в зелёный горошек, не зная, что одеть. Остановив свой выбор на чёрной строгой юбке, решила одеть к ней белую вышитую мамой блузку, украшенную двумя продольными рядами нежно-алых роз и зелёных листьев.
-Мамочка, можно я пойду сегодня в подаренных тобой серёжках?
-Теперь они твои, тебе и решать– отвечала дочери Эмма– в них ты будешь выглядеть ещё очаровательней.
-Какие они оригинальные, сразу видно, что они сделаны с любовью. Мамочка, кто подарил их твоей бабушке, дедушка?
-Нет, солнышко, ей они тоже достались по наследству. Эти серьги очень старинные, дорогие и мама редко их надевала. Я помню в детстве, первый раз увидела их на ней в честь какого-то праздника и тоже заинтересовалась, как они оказались в нашей семье. Мы жили очень скромно в небольшом еврейском местечке, Любаре Волынской губернии, где мои родители работали преподавателями. Самым большим богатством в доме были книги. Единственной драгоценностью оставались эти золотые серьги. Ты права детка, они сделаны с большой любовью для любимой и, несмотря на беспокойные времена, в которых приходилось жить нашим прадедам, их никогда не продавали, не меняли, а бережно хранили, передавая из поколения в поколение, как символ любви и во имя любви. На тыльной стороне дуги каждой из серёжек выгравированная надпись – клятва на древнем иврите:» В вечной любви! – бе агава нецхит» («באהבה נצחית»), как в какой-то старинной сказке.
-Боже мой, мама, как романтично! Но кто и для кого их изготовил?
-Солнышко, ты вправе узнать всё изначальную историю, я и моя покойная сестра Дина, слышали её в детстве не раз из уст наших родителей и она осталась в моей памяти навсегда. Честно сказать в этом рассказе больше скорби, чем романтики, как и во всей истории нашего народа. Евреи бежали от ужасов инквизиции и крестовых походов, от не менее ужасных преследований времён «чёрной оспы» и ритуальных наветов из стран Центральной Европы в Польшу, а затем и на Украину, которой до ХIV века управляли удельные русские князья, но вскоре, вследствие войн, эта земля отошла к Литве. Кажется в 1569 году, Литва и Польша объединились в одно государство, Речь Посполитую, включая Киевское, Брацлавское и Волынское воеводства. На плодородных землях, по обе стороны Днепра, короли дарили своим придворным обширные поместья. Хозяева угодий привлекали поселенцев обещаниями о начальной свободе от налогов. Крестьяне, согласившись на их посулы, постепенно превращались в барских холопов.
Твой дедушка, возвращаясь к тем далёким временам, говорил, что в этот же период, убегая от притеснений горожан и ремесленных цехов, в надежде применить свои знания, опыт и деловые качества, на новых землях появились евреи.
Паны, добившись права на винную монополию, на изготовление вина, пива и водки, а также их продажи в кабаках, лично заниматься делом и управлять хозяйствами не хотели. Они с охотой стали их сдавать в аренду, причём евреям больше, чем полякам, так как поляк водку пить и сам любил, а счёт хозяевам давать не очень, с ним было хлопотно. А вот еврей прикреплённый к шинку, не пил, упорно трудился и полностью зависел от хозяина. Не имея права владеть землёй, чтобы заработать себе на жизнь, евреи шли в арендаторы различных промыслов, таких, как производство селитры, питейное дело, еврей-арендатор работал в корчме пана или в молочном хозяйстве, мельнице. Многие арендаторы жили в крайней бедности, так как почти весь свой заработок отдавали помещикам и были не в состоянии платить многочисленные налоги.
Надменные шляхтичи, будучи католиками, с большим пренебрежением относились к православной вере крестьян, считая последних быдлом и низшей расой. Селяне даром обрабатывали господскую землю, при этом платили множество податей: за пастбище и каждого вола, за рыбную ловлю и за каждый улей. Но помещики в большинстве своём жили в городских домах, хозяйством на месте занимались евреи– арендаторы, требовавшие от крестьян, по воле хозяина, максимальной отдачи и крестьяне страшно ненавидели, как шляхтича-католика, так и арендатора– еврея по их словам-«нехристя». Евреи, сами того не желая, попали между двух огней и грянула катастрофа!
В 1648 году вспыхнуло казацкое восстание во главе с Богданом Хмельницким за освобождение Украины от ляхов и жидов. Выйдя с казачьей сечи, войско смерчем неслось от городка к городку уничтожая поляков и евреев. Пощады от страшных зверств не было никому, рубили на куски, вспарывали животы беременным, детей живыми бросали в колодцы, сжигали в синагогах. Реки крови текли по городам и местечкам. Мой папа говорил, что сумевшие убежать евреи, в гневе и страхе называли предводителя:
»Хмель-злодей, да будет стёрто его имя!» и недаром, ведь казаки уничтожили 700 общин. В борьбе за свою свободу, они принесли в жертву четверть миллиона еврейских жизней.
Да, доченька, как это не горько осознавать, но наш народ, в каждом месте проживания, оставался чужим, вначале короли и дворяне приглашали евреев для развития экономики края и естественно своей выгоды, затем подвергали всяческим преследованиям и не вставали на их защиту, позволяя грабить и истреблять в периоды многочисленных народных бунтов.
После кровавых событий времён Хмельничины, Малороссия – Левобережная Украина, отошла к России, а вместе с ней и Киев. В то время в нём была большая еврейская община с хорошо развитой этнической культурой, но их всех до единого изгнали из города. Правобережная Украина, несмотря на стремления казаков к самостоятельности, в жертву которому были принесены тысячи еврейских жизней, осталась за Польшей ещё на 139 долгих лет.
Еврейские поселения восстанавливались крайне тяжело. Польские короли, желая помочь их развитию, даровали отсрочки от уплаты налогов, но любой депутат сейма из-за каприза или непримиримости к евреям, мог наложить «вето» на решение короля и доброе начинание сводилось к нулю. Трудно себе представить в какой неистовой атмосфере ненависти жили евреи. Эту ненависть и презрение к ним с младенчества воспитывало у поляков духовенство, внушая прихожанам, что сегодняшние евреи, это всё те же «потомки» тех, кто якобы в прошлом распяли Христа. Евреев, раз за разом, продолжали обвинять в выдуманных ритуальных убийствах, проводить судейские процессы со страшными пытками и публичными казнями и толпа в это верила. Налоги на еврейские общины были непосильными, их преследовала нужда и погромы, им позволяли существовать только потому, что они были источником дохода. Папа, твой покойный дедушка, был большим любителем истории, к тому же, обладая незаурядной памятью, он неутомимо пересказывал нам этот, полный боли и потерь, еврейский эпос.
-Так вот в кого я тоже люблю историю– внимательно слушая мать, воскликнула Майя.
-Солнышко, у всего есть своя предыстория. Прошло столько лет, а мне чудится, словно это было вчера, когда в холодные, зимние вечера мы всей семьёй грелись у огня и с интересом слушали папу.– продолжала Эмма– О том, как двадцать долгих лет длилась Северная война между Россией, Польшей и Швецией и страданиям еврейского народа не было конца, их грабили и убивали, как солдаты, так и казаки; как паны, помня уроки прошлых бунтов, побаивались холопов, а еврея – нет, он был совершенно беззащитен. Его за неуплату аренды и других налогов, можно было сгноить в тюрьме или к примеру, забрать и крестить детей, что в глазах несчастного было наказанием хуже смерти, так, как считалось предательством Богу.
По словам папы, всем в Польше заправляла спесивая шляхта. К ХVIII веку королевская власть в стране не стоила ломаного гроша. Непонятно, каким странным образом это государство существовало столько лет, но как принято говорить, « держалось беспорядком». Крестьяне, в своей огромной массе, были безграмотны, жили в нищите, легко поддавались влиянию, так же легко верили в несусветное и ненавидели евреев. Бунтуя против бремени шляхты, они объединялись с казаками и прочими беглыми, в отряды так называемых гайдамаков, нападали на усадьбы, корчмы, местечки всегда с одним и тем же лозунгом: «Дана воля грабить и убивать жидов и ляхов!» и повсеместно следовали ему.
Как-то, покончив с делами и усевшись с вышивкой у печи, моя мама поведала нам семейную историю своего рода, уходящую корнями именно в те, описанные папой, времена. Потеряв в одном из таких гайдамацких бунтов жену, старшую дочь и всё имущество в сгоревшем доме, наш далёкий предок, ювелир Авраам Шем-Тов, приехал вместе с тремя дочерьми, в небольшое местечко Лысянка, расположенное на реке Гнилой Тикич, поближе к своей сестре Брухе. Городок в то время принадлежал князю Яблоновскому, который построил в нём замок окружённый валом и деревянным частоколом. Младшей дочери вдовца, Хане, было всего 4 года и она была предоставлена заботе старших сестёр. Кагал принял погорельцев и помог найти временную крышу над головой.
-Мамочка, что такое кагал?– заинтересованно спросила Майя.
-Каждая еврейская община, в Польше того времени, управлялась кагалом. Он решал все вопросы внутренней жизни; платил бесчисленные налоги, которые возлагались на всю общину; держал ответ перед правительством и остальным населением; вершил суд в тяжбе между евреями. Возглавляли кагал 3, иногда 5 старейшин, почтеннейших людей, которые присягали на верность королю и государству. Чтобы честно вести дела, раз в месяц, они менялись между собой и эта должность так и называлась парнас га ходеш, парнас на месяц. Духовным наставником общины избирался раввин на 6 лет. Многие кагалы, из-за бесконечных бед свалившихся на голову евреев, были так бедны, что не могли платить налоги и вынуждены были занимать деньги у монастырей под большие проценты. Кагал подчинялся все-еврейскому вааду.
-Кое-как обустроившись, -продолжала Эмма историю о ювелире– наш Авраам будучи человеком крайне трудолюбивым, да и дочерей кроме него кормить было некому, тут же приступил к работе . Любящие золотые украшения панянки, завалили мастера заказами. С утренней до вечерней молитвы работал он над кольцами, серьгами, подвесками, пряжками и кубками. К умельцу стали приезжать клиенты с других местечек и потихоньку дела его пошли в гору. Вскоре он смог купить небольшой домик, где разместился с семьёй и устроил в нём мастерскую, а также вернул кагалу «хазаку»– налог за приём в общину, за покупку дома и за открытие дела. Работы было много и наш ювелир стал подумывать о подмастерье, как-то он отвозил готовое украшение для жены знатного пана в его поместье и по дороге встретил знакомого арендатора Моше. Услышав, что его спутник ищет помощника, Моше, в семье, которого было двенадцать детей и он еле сводил концы с концами, стал уговаривать Авраама сделать богоугодное дело и взять его 8-летнего сына к себе в обучение ювелирному делу за проживание и пропитание. Домой Авраам вернулся вместе с маленьким Ашером.
-Добрый вечер!– услышали Майя и Эмма голос Ильи и враз оживленно захлопотали.
-Доченька, поспеши, неудобно заставлять Илюшу ждать. Давай я застегну тебе серёжки. Не переживай, у нас впереди ещё море свободных вечеров и ты успеешь услышать продолжения этого рассказа. Папа сегодня на ночном дежурстве. Мы вдвоём с бабулей будем вас ждать, я вышивать, она вязать, так за полезным делом и время быстрей пробежит. Приятного вам вечера, дорогая.
-И вам – промолвила на ходу, сбегая по лестнице Майя, но затем вернулась, расцеловала мать, потом улыбающуюся Иду и добавила:
-Не скучайте тут без меня, я скоро вернусь– и поспешила к ожидавшему её Илюше.
«Вот егоза, и когда только она успела так вырасти?»– глядя вслед уходящей внучке, сказала с нежной грустью в голосе Ида.
Глава 2 Ученик ювелира.
Вернувшись домой, Майя никак не могла уснуть, всё ворочалась и
ворочалась с боку на бок и, не выдержав, побежала в родительскую спальню. Эмме тоже не спалось и она коротала время с книгой в руках.
-Мамочка, можно я с тобой полежу – кротко улыбалась Майя, забравшись к матери в постель.
-Я понимаю, что вдвоём гораздо веселее не спать и тебе не терпится услышать, что-же было дальше, но уже поздно дорогая.
-Мамочка, пожалуйста, мы ведь всё равно не спим, расскажи ещё чуть-чуть.
-Ладно ещё полчаса.
-А, Авраам больше не женился?
-Нет, но через год он, вместе со всем семейством, отправился на ярмарку в Умань, где Голда, его старшая дочь, приглянулась молодому Менаше, сыну торговца Якова из Смелы и доброго знакомого ювелира. Парень подошёл к ней с поклоном, вынул из кармана монету, протянул ей и сказал при всех:» Ты посвящена мне!» Крайне смущённая девушка, зарделась, но монету приняла.Теперь, с одобрения присутствующих, они были обручены.
Авраам работал в поте лица своего, собирая деньги на приданое и свадьбу дочери. Свадьбу сыграли в Лысянке во дворе синагоги. Стоя под хупой, взволнованный жених надел на палец улыбающейся Голде кольцо и произнёс традиционное:» Этим кольцом ты посвящаешься мне согласно вере и закону Моше и Израиля!» Раввин зачитал «ктубу»– брачное обязательство и семь свадебных благословений, затем Менаше с усердием, разбил стакан в память о разрушенном Иерусалимском храме. Играла музыка, гости угощались всевозможными закусками, над которыми немало потрудилась тётка Бруха с подругами. По договору молодые поселились у Авраама на четыре года и первые два из них должны были столоваться за его счёт.
– Мамочка, почему такие странные условия проживания?
-Ничего странного, детка, раньше евреи женились рано. Возраст 13-лет считался совершеннолетием. Нашим молодожёнам было по 14 лет, родители помогали детям, чтобы дать им возможность приобщиться к делу и самостоятельно стать на ноги.
Через год у них родился первенец– Давид. Все домочадцы в нём души не чаяли. Менаше, собираясь с отцом в длительную торговую поездку, оставил жене « агуну»– такое разводное письмо, ведь время было неспокойное, купцов по дороге могли не только ограбить, но и убить, если он не приедет к крайнему сроку, Голда будет считаться свободной и сможет снова выйти замуж. Бедняжка проплакала все глаза и не было меры её счастью, когда он вернулся живым и здоровым. Вскоре вышла замуж средняя дочь, Сара, за Беньямина и они тоже поселились у Авраама. Сидя за субботним столом и слушая молодые поющие голоса, он чувствовал себя патриархом семьи и с довольным видом подпевал, разглаживая свою бороду.
Заслушавшись маму, мы с Диной увлечённо представляли себе Авраама и всех домочадцев, деревянный, под камышовой крышей домик, в котором они жили. Он смотрел на улицу двумя окнами и дверью с небольшим крыльцом, а с правой стороны, в маленькой пристройке, располагалась мастерская. В передней комнате была печь, возле неё, в углу за занавеской, спала Хана, у окна стоял большой стол со стульями, у противоположной стены – комод, над ним висел шкафчик с посудой и книгами. Комод был застелен вышитой дорожкой на ней стояли два подноса: один для субботнего хлеба с белой, вышитой золотом салфеткой, на втором– бокал для кидуша, большой семисвечник и ещё два подсвечника для зажигания субботних свечей. Все перечисленные предметы были изготовлены руками Авраама, кроме, конечно салфетки, её вышила Сара. В задней части дома, к этой комнате, прилегали две небольшие спальни, когда дочери вышли замуж, Авраам уступил их семейным парам и удлинив пристройку, перебрался в неё вместе с Ашером. В шабат, вернувшись после субботней молитвы из синагоги, за покрытый белой скатертью стол, нарядно одевшись, усаживалась вся семья. Нам с сестрой, словно в яркой картине, виделась запыхавшаяся от приготовлений и желания всё успеть Голда, в кремовом, с длинными рукавами платье и надетым поверх него вестле вишнёвого цвета, украшенном парчовой лентой. Её волосы упрятаны под тоже вишнёвого цвета бинде– своего рода тиару из двух полосок бархата, вышитую стеклянными бусами, помогающая ей Сара, одета в подобный сестре наряд, только зелёных цветов и в вышитом фартехе-переднике. А вот и Хана, в светло– голубом, расшитом тёмным бисером платье, всё пытается усадить непоседу Давида, а маленький баловань норовит вытащить голубые ленты, вплетённые в её пышные, пшеничного с рыжинкой цвета, косы. Мужчины в ермолках и в штанах до колен, в белых рубашках с отложным воротником и длинными, завязывающимися на тесёмках рукавами, одеты в жилеты из под которых видны свисающие кисти малого талиса, на каждом завязан гартл– чёрный шёлковый пояс тоже с кистями. Когда осталось 18 минут до захода солнца, Голда зажгла две свечи и прочитала благословение:» Благословен, Ты Господь наш, Владыка Вселенной, который освятил нас своими заповедями зажигать субботние свечи!» На столе, на блюде, лежали выпеченные женщинами халы, шабатний хлеб заплетённый в виде косы. Авраам читал «кидуш» над кубком с вином и преломлял халу. Все пили вино или виноградный сок, ели заливную рыбу, тёртую редьку заправленную топлёным гусиным жиром, потом мясное: фаршированную гусиную шейку, перчёный гуляш из птичьих потрохов, гусиную печень с яблоками, сахаром и чесноком, часто готовили к субботнему столу чолнт из фасоли, говядины, лука и пряных трав, иногда, вместо чолнта, подавали фаршированную яблоками птицу или кисло-сладкое мясо с черносливом, общались, пели песни, отодвигая все окружающие заботы на потом, и следуя предписанию, посвящали этот день Богу, семье и друзьям. Всю неделю жили очень скромно, экономя на всём, но шабат праздновали не хуже других.
Не забыв о полуголодном существовании в доме своего отца, отъевшийся у Авраама, Ашер относился к своему благодетелю с огромным почтением, Авраам, в свою очередь, не имея собственного сына, принял мальчика, как родного, он послал его учиться в школу и каждый день понемногу обучал премудростям своей профессии. Живя вместе, в одном доме Ашер, как-то сразу подружился с маленькой Ханой. Научившись читать, дети часто усаживались на крыльце и с завидным усердием погружались в чтение книг: он в « Ховот га левавот» рабби Бахия, призывающую к проникновению в тайны небес в высшую мудрость, она в « Цеена у-реена»-«Выходите и посмотрите» Якова Ашкенази. В этой, написанной для женщин книге, были собраны пересказы историй из торы, отрывки из книг пророков, из свитков Рут и Эстер и множество иллюстраций. Главы из обеих книг часто обсуждались за обеденным столом.
Как –то, на одной из картинок, Хана заметила свисающую гроздь винограда и спросила Ашера может ли он сделать подобную гроздь в виде золотых подвесок, чтобы это было не громоздким куском, а изящным, отделанным камнем, украшением, на что сконфуженный подмастерье отвечал, что ещё не достиг такого мастерства.
-Очень жаль– заключила Хана– мне бы очень хотелось иметь такие серёжки, но обещай мне, что когда ты всему– всему научишься у папы, то сделаешь их для меня.–
-Не знаю, стану ли я таким искусным, как твой отец, но обещаю, что буду очень стараться.
Вскоре у Сары родилась Шейндл, а у Голды появилась малютка Эстер. Давид, ревнуя всех к новорожденным, стал просто несносно капризным и его каждый раз поучали словами, сказанными в торе: »Люби ближнего своего, как самого себя.»
К этому моменту, польским королём был избран Станислав Понятовский. Под сильным давлением императрицы Екатерины II, польский сейм принял закон о равноправии православных и представлении им религиозной свободы. Часть шляхты и духовенства воспротивились такому решению и образовали Барскую конфедерацию для защиты католической веры и древних шляхетских свобод. Началась гражданская война, гонения и издевательства над православными священниками, вновь доставалось евреям.
В семье ювелира тоже произошли изменения, прожив в доме отца четыре года, Голда с семьёй переехала в Смелу, к родителям Менаше, и дом, как-то сразу опустел.
Время шло, выросла и превратилась в настоящую красавицу двенадцатилетняя Хана, вырос и превзошёл своего мастера в искусстве подмастерье Ашер, состарился и плохо видел Авраам. Теперь всю тонкую работу выполнял Ашер, получая часть от дохода, он, чем мог, помогал отцу, немножко откладывал для себя, его тёплая детская дружба с Ханой, исподволь переросла в глубокую и нежную привязанность.
Однажды возвращаясь с отцом с базара, Хана промокла поддождём и сильно простудилась. Она пребывала в жару и в беспамятстве несколько недель, иногда в бреду шептала о винограде. Никто из домочадцев не понимал с чем связаны её слова о винограде, лишь Ашеру они напомнили их давний, детский уговор с Ханой. На все собранные деньги, он купил кусочек золота и камни и всё свободное от работы время возился с ними. Местный врач, в очередной раз осмотрев больную, оповестил, что больше ничем не может девочке помочь, что осталось лишь уповать на Бога и они, не переставая, страстно молились о её выздоровлении.
Среди ночи Авраам проснулся от шума. В мастерской горели свечи, он застал склоненного над работой Ашера.
-Зачем ты портишь глаза и изделие, работая ночью– спросил почтенный юношу.
-Я спешил закончить сегодня. Посмотрите, мастер, они готовы– и протянул к Аврааму ладонь с лежащей на ней парой женских серёжек. Внимательно осмотрев, через увеличительное стекло, оба украшения, старый учитель сказал своему ученику:
-Сын мой, мне больше нечему тебя учить, ты стал великим мастером, эти серьги великолепны, они напоминают виноградные гроны, для кого ты их сделал?
-Для Ханы, она с детства мечтала о чём-то подобном, надеюсь, они ей понравятся.
-Такая красота не может не понравиться, но где ты взял материал?
-Купил.
-Ты потратил на них все свои сбережения?!
-Да мастер, оденьте их дочери, я изготовил их от чистого сердца, может это придаст силу молитве и она выздоровеет.
Утром Сара надела серьги сестре, все молились, теряя надежду, но вдруг девочка открыла глаза и попросила пить.
Одни скажут, что это совпадение, другие, что свершилась Божья воля, а третьи, с удивлением наблюдая, как пьёт воду пришедшая в себя Хана, подумают, что стали свидетелями великого чуда любви!
Больная стала быстро поправляться, всё не могла наглядеться на изумительный подарок и каждый раз встречаясь с Ашером, одаривала его благодарным взглядом. Через месяц, сидя за работой, юноша взволнованно обратился к Аврааму:
-Мастер, я знаю, что беден, кроме моих рук у меня ничего нет, но мы с Ханой любим друг друга и я сделаю всё, чтобы она была счастлива, позвольте нам обручиться.
-Мой мальчик, не смотря на то, что я плохо вижу, я далеко не слеп, да и трудно было не заметить ваши взгляды, вздохи да румянцы. Кроме твоих рук, Ашер, ты обладатель редкого по нашим временам богатства– большого и щедрого сердца, я знаю, что ты, лучше любого другого, позаботишься о моей девочке и искренне даю своё согласие, свадьбу же, даст Бог, сыграем позже.
По случаю обручения сестры приехали Голда с Менаше вместе с детьми, у них подрастала ещё одна дочь – Хава, да и у Сары родился второй ребёнок – Бенцион. К разросшемуся семейство, еле разместившемуся за столом, прибавились Бруха с невестками, пришедшими повидаться с Голдой и дом загудел, будто переполненный жужащими пчёлами улей. Все шумели, смеялись, поздравляли Хану и Ашера с помолвкой, Голда рассказывала о своей жизни в Смеле, они с Менаше недавно купили свой домик,приглашали всех в гости. Сара с Беньямином решили откликнуться на приглашение и, взяв детей, отправились вслед за ними.
«Молодые горячие головы и что им не сидится дома, на дорогах неспокойно, а они понеслись с детьми»– жаловался Авраам, стоявшим рядом, Ашеру и Хане.
-Простите, Авраам, а когда на этих дорогах было спокойно? Что же не жить? Не волнуйтесь, они ведь не сами поехали, а с обозом. Даст Бог, доедут без приключений.
– Папа, Ашер, давайте помолимся за их благополучное возвращение-. предложила успокаивающе Хана.
Глава 3 Одно сплошное горе.
Было далеко за полночь, но мать и дочь так прониклись темой тех далёких событий, что потеряли счёт времени. Одна продолжала увлечённо рассказывать, другая– заинтересованно слушать.
«Не знаю, как ты доченька, но я с превеликим удовольствием, выпила бы сейчас чашку чая с бабушкиными ватрушками.»– прервалась вдруг Эмма.
«Если честно, я бы тоже не отказалась.»– отвечала матери Майя и обе, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить Иду, спустились на кухню.
-Наш Авраам недаром беспокоился, -заваривая чай, продолжала Эмма.– Неспокойно было не только на дорогах, страсти накалялись по всей стране. Конфедераты разрушали церкви, секли священников, вешали попавшихся под руку евреев. Чтобы угомонить беснующуюся шляхту Россия послала на православную Украину войско. Всё это послужило предпосылкой очередному гайдамацкому бунту, в последующем названному колиивщиной, во главе с бывшим запорожским казаком Максимом Железняком. Его отряд из семидесяти человек выехал из Мотронинского монастыря, располагавшегося в лесу возле Чигирина, и вначале не вызвал беспокойства властей, подумаешь, очередная ватага, каких возникало немало, но пройдя кровавым рейдом по местечкам Черкасщины и вырезав польские гарнизоны и евреев, отряд превратился в многотысячную армию из примкнувших к нему крестьян. У последних, возмущённых религиозным беззаконием, добавилось чувство безысходности, из-за окончания срока освобождения от барщины и они целыми сёлами вступали в ряды гайдамаков. Теперь Железняк представлял явную угрозу и всяк, кто мог, как шляхтичи, так и евреи бежали под защиту крепостных стен Лысянки и Умани.
Авраам, Ашер и Хана тщетно выискивали среди сотен перепуганных беглецов, наполнивших их местечко, того, кто мог бы рассказать им о родных и, не найдя такого, не скрывали друг от друга нарастающего беспокойства, ведь неизвестность страшит больше всего.
«Папа, я вижу приехал очередной обоз с людьми – сказала Хана – пойдём к воротам, поговорим с ними».
Среди вновь прибывших сидел пожилой, нездорового вида еврей.
-Откуда вы, уважаемый?– обратился к нему Ашер.
-Из Смелы.
-Из Смелы?!– взволнованно переспросил Авраам– Может быть вы знакомы с семьёй моего зятя Менаше, сына торговца Якова, и знаете, что-то о судьбе моих дочерей, Голды, Сары, внуков и второго зятя Беньямина?
-Вот какой уж день, в тревоге за них, мы не находим себе места-добавила Хана.
-Я знаком с Менаше и Голдой, они мои новые соседи– отвечал им беглец и запнувшись продолжил:
«Простите меня, но у меня для вас дурные вести. Когда в Смелу долетела молва о том, что гайдамаки натворили в Жаботине, все, кто мог, включая ваших детей и внуков, погрузились на телеги и в спешке покинули город. Недалеко от Корсуня нас настиг вооружённый отряд бунтовщиков. Мы во всю гнали лошадей пытаясь оторваться от погони. Телега с вашими родными наскочила на камень и перевернулась, за ней ещё несколько. Гайдамаки порубили всех, не пожалели грудных детей. Я единственный с нашего обоза, смог добраться живым, хотя меня и задели пикой. Мужайтесь, друг мой и примите мои искренние соболезнования. На всё Божья воля. За грехи наши постигают нас несчастья и страшные потери, ибо нет страдания без проступка, так учит нас вера во Всевышнего, таков путь в мироздании.»
-В чём же повинны мои малолетние внуки? В чём они успели согрешить?– с болью произнёс Авраам, но потом, издав, какой-то странный, похожий на мычание стон, упал и потерял сознание.
-Боже мой, мама, неужели это правда? Их всех убили, даже маленьких деток?– дрожащим голосом спросила Майя и её глаза, предугадывая ответ Эммы, сами по себе наполнились слезами.
-Да, моя дорогая, к большому сожалению никто из них не выжил.
-А как же Авраам, он пришёл в себя?
-По-видимому, получив столь ужасное известие, с ним случился инсульт, его отнесли в дом, где он лежал не двигаясь. Дети молились у его постели всю ночь. Ашер, оказавшись старшим по дому, почувствовал ответственность за имущество учителя и Ханы. Он выкопал за домом ямку и, собрав в узел все ценные вещи, закопал их в ней. Хана не согласилась спрятать в яме свои серьги и, сшив для них маленький мешочек, повесила себе его на шею, под платье, как талисман.
Утром, не приходя в себя, умер Авраам. Чтобы предать его тело земле на еврейском кладбище, которое находилось за пределами городка, надо было выйти за городские ворота и люди, страшась нападения, боялись выходить. Помочь Ашеру похоронить мастера согласились только Хаим и Мотл из «хиврат кадиша»– похоронного бюро. Погрузив Авраама на телегу, они двинулись к воротам, Хана пошла за ними.
