Текст книги "Король Алекс (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Возможно, это произошло бы и со мной. Дар некроманта у меня – огромен. Достаточно сказать, что для вызова призраков мне не нужно ничего. Ни пентаграмм, ни заклинаний, даже капли крови – и то не нужно. Хватает одного приказа. Правда, на весь замок не нашлось даже одного, самого облезлого и захудалого привидения. Что тут скажешь? Нищета!

Поэтому пришлось за первым призраком идти на кладбище.

Мы там с Мартой часто практиковались. Очень оно удобно было расположено. Далеко от деревни, за скалами, никому ничего не видно – красота.

Марта часто там практиковалась.

Меня она взяла с собой, когда мне исполнилось пять лет. Такой вот маленький скромный подарочек на день рождения.

Другого мне и не надо было.

Я бы этот поход на кладбище не променял на все сокровища короны.

Марта мне в жизни ничего не запрещала. Просто объясняла, что есть вещи, которые мне пока не по силенкам. Пока.

'Ты же не можешь одной рукой поднять Рика? Пока нет. Надорвешься. А вот вырастешь – и легко сможешь это сделать. Правильно? Правильно. Тогда зачем ты замахиваешься на непосильный труд сейчас? Обещаю, года через два я сама все тебе покажу и объясню. А пока давай пройдем то же самое в теории. Ты сам поймешь, что тебе надо чуток подрасти. Ты же умница, Алекс…'

Обычно некроманты от того и гибнут. Замахиваются на что‑то большее, чем силенок хватает. Вызов демона, например. И гибнут.

У меня была Марта. И ее знаний мне хватало. Хотя бы для начала.

И была прорва книг. На самые разные темы. Меня учили всему, что может пригодиться грамотному правителю. Хороший король – это воин и управленец. И Анри с Риком, что было сил, делали из меня такого.

А попутно занимались Торрином.

Соленая и копченая рыба. Продукты. Торговля с контрабандистами и пиратами. Пристань. Потайные гавани. Рик четко довел до сведения крестьян – если они хотят торговать, не платя налоги, пусть так, лично он возражать не будет. Но хочет тоже торговать.

Крестьяне не возражали. Им это было удобно. Никто не следит, не охраняет…

А большая часть купленного все равно идет им же.

Например, Рик заказал контрабандистам большую партию ткацких станков. Хороших. Надежных. Или домашних гусей. Бочки смолы. Пеньковые канаты. Полотно. Все отдавалось в крестьянские дома. В замок приносили только двадцатую часть всего добра. Можно – деньгами. Можно – продуктами.

Лентяи здесь не выживали. Все работали, как одержимые.

Рик узнал, что крестьяне собирают, по – особому готовят и едят морские водоросли. И поговорил с тётей Мирой.

Уже через полгода заквашенные с пряностями водоросли в бочках разбирали у нас влет. И платили серебром. Водоросли были жутко вкусно приготовлены – мы и сами уплетали их так, что за ушами трещало. Мало того, они долго не портились, а какой‑то придворный маг жизни сказал, что они полезны для здоровья. После этого они вошли в моду. Что самое смешное – и в Раденоре тоже. Абигейл жила всем модным. И даже не догадывалась, откуда оно происходит.

А тётя Мира пробовала все новые и новые рецепты.

Капитаны везли к нам бочонки и пряности, а от нас – водоросли, мясо и рыбу. А когда Анри наткнулся в горах на серебряную жилу – все вообще стало прекрасно.

* * *

Месторождение серебра попалось нам чисто случайно. Время от времени Анри брал нас с Томом в горы. На охоту. И – для тренировок на выносливость. Брали с собой провизию, лазили по горам, тренировались – и дней через пять возвращались домой. Усталые, грязные, потные, но жутко довольные. И в этот раз было то же самое.

Я люблю горы. Они похожи на вечность. Мне приятно думать, что они стояли здесь тысячи лет назад – и простоят еще тысячи лет, вонзаясь своими острыми вершинами в тяжелое подбрюшье неба. Меня не будет, не будет и моих детей, а горы будут так же смеяться, так же рвать небо на клочья – и так же будут идти века, не затрагивая их надменного облика.

Они безудержно, тяжеловесно красивы. И я чувствую себя их частью настолько, что иногда забываю об осторожности.

Так и в тот раз. Во многом виноват был именно я.

* * *

– Алекс! Куда ты опять полез!? Уши оборву!

Я перегнулся на выступе скалы и скорчил дяде Анри рожицу. Чего это он мне уши оборвет!? Сам же знает, что я по скалам карабкаюсь, как ящерица! И сам учил! И кинжалами пользоваться, и крюками, и узлы вязать! А если что – у меня еще и когти есть! Ими я даже за голую скалу могу зацепиться. Так что нечего орать! Подумаешь, обогнал их немного и забрался повыше!

И вообще, мне уже шесть лет! Я уже взрослый! Просто иногда пошалить хочется!

– Не надерешь!

– Это еще почему? – удивился Анри. А Том показал мне язык.

– Потому что ты меня любишь и гордишься! – торжественно объявил я.

Алекс не смог сдержать улыбку.

– слезай, гордость ты наша! А то ведь правда надеру!

Я повернулся на уступе, прикидывая, как бы покрасивее (просто сползти меня уже не устраивало) слезть – и тут увидел то, что сначала не бросилось в глаза. Солнце чуть сдвинулось, поменялись тени – и то, что я принимал за пятно на скале – оказалось пещерой. Ну, разве можно было ее не исследовать?

Это я и изложил Анри.

Анри думал недолго. В чем‑то он до сих пор оставался мальчишкой.

– Сейчас мы с Томом к тебе залезем. Поместимся?

– А то!

Площадка была достаточно свободной, чтобы поместились мы все трое. Да и еще пара человек. Я зацепил за ближайший выступ веревку, подергал, повис всей тяжестью – не оборвется, не обломится. И сбросил вниз. Анри и Том взлетели вверх, как на крыльях. И Анри подмигнул мне.

– Показывай, где пещера?

Я ткнул пальцем.

Все необходимое у нас было. Веревки. Мел. Факелы. Воду мы недавно набрали. В горах идем. Не в королевском парке.

Через пятнадцать минут мы углубились в пещеру.

А еще через десять минут я остановился, разглядывая красивые искорки в камнях.

Анри тоже пригляделся.

– Это какая‑то руда. Надо бы взять с собой на пробу. Пусть Рик посмотрит.

Несколько кусочков мы откололи и забрали с собой.

Руда оказалась серебром. И достаточно чистым. Пещера – почти природным рудником. А крестьяне, поняв свою выгоду, работали посменно. Пришлось потрудиться, прежде чем Рик наладил транспортировку руды на равнину. И еще больше, прежде чем мы сделали первую плавильню и маленький монетный двор. Зато теперь Рик спокойно расплачивался с торговцами своей монетой. Аристократам ведь никто не запрещал ее чеканить. Но Рик и тут сделал все для меня.

Наши монеты полностью повторяли королевские. Только вместо портрета Рудольфа на них были три буквы. А. Л.Р.

Алекс Леонард Раденор.

Это – я. Полностью – Александр Леонард Раденор, герцог Альтверина и Рвейна, наследный младший принц Раденора.

'Альки', так прозвали монету люди, очень быстро оценили по достоинству. Еще бы! Рик следил, чтобы в каждой монете было не меньше девяноста процентов серебра. Это вам не 'рыцарская монетка' и не 'королевский огрызок'.

Почему такое прозвание?

Рыцарская монетка – это из‑за того, что каждый заплесневелый дворянчик у нас имел право чеканить свою монету. Ценности в таких чеканках не было ни на грош. Часто она и внутри той области, где ее чеканили, не ходила. Дворянчики такими монетами с крестьянами и купцами расплачивались. Из‑за того и пошло выражение. Рыцарская монетка. Дешевка.

А королевский огрызок…

Александр Второй казначейство палкой гонял. И серебра и золота в монетах было строго определенное количество. А вот младший брат Ее Величества, став главой монетного двора принялся обкусывать краешки у монеток. Из‑за этого цены взлетели, деньги обесценились, а монеты с обрезанным краешком получили презрительное название.

Так‑то.

А когда Рик понял, что в казначействе и наши монеты обкусывать будут, придумал по ребру монеты чеканить мое имя. Сложно было – жуть! Зато 'Альки' нельзя было поуродовать и серебра в них оставалось всегда одно количество. Люди это оценили.

Рику и Анри пришлось потрудиться, прежде чем они наладили транспортировку и переработку руды. А чего стоила чеканка монет?

Только пока доставили пресс прошло полгода. Анри предлагал плюнуть на все – и продавать просто серебряную руду. Но Рик держался, как крепостная стена. И с цифрами в руках доказывал и Анри, и заодно всем остальным, что при торговле рудой мы теряем до семидесяти процентов прибыли. А зачем отдавать кому‑то свои деньги? Хватит и того уже, что мы в глаза не видим доходов с моих герцогств!

Да, как ни печально. Хоть я и числился герцогом, но налоги за меня собирал дядюшка. И к нам не доходило ни медяшки. Хорошо еще, что с нас ни монетки не требовали. Принцесса Мишель добилась королевским указом освобождения Торрина от налогов. В казне подумали головами, решили, что пятьдесят золотых в год – не такая большая потеря, и смирились.

Им и в голову не пришло, что Рик способен сделать прибыльным любое поместье. Вор? Простолюдин?

Фи!

А Рик трудился, как пчела. На себя же, не на чужого дядю. И вспоминал добрым словом принцессу Мишель. Именно благодаря ее заботам у него было спокойное и безопасное убежище для семьи. Крыша над головой. Средства, чтобы поднять на ноги Торрин.

О безопасности заботился Анри. Обо мне – Марта. Да и тётя Мира меня любила. Она и мою мать любила, а уж меня вообще…

У них с Мартой иногда разыгрывались настоящие баталии из‑за такой чепухи! Кто будет меня кормить? Или укладывать в кровать? Рассказывать сказку на ночь? По мне – так хоть кто‑нибудь. Лишь бы это делалось. А для них это было важно.

Но я их обеих любил.

Мишель умудрилась предусмотреть все. И сколотить себе маленькую команду, и поставить задачу, и обеспечить ее средствами для достижения цели. Так могут только очень немногие.

А иногда я думаю, что она была безумна от своей ненависти.

Отец мне, кстати, это подтвердил.

Какой отец?

Разумеется, демон.

Или вы думаете, что для сильного некроманта общение с демоном – это проблема?

Первый раз я пообщался с демоном, когда мне было восемь лет.

* * *

Марта за меня немного боялась. Напрасно. Я уже тогда был намного сильнее, чем она. Моя нянюшка едва – едва трех зомби поднимала. А я, когда мы стояли на кладбище, знал – я могу всех их поднять – и уложить. И даже не особенно запыхаться. Подумаешь, мелочи какие! Пара сотен гнилых трупов. Пара капель крови – моей крови – и они встанут.

Но я так не поступал.

Почему?

А зачем. Один раз я только выпустил свою силу – хотел прочувствовать, как это – когда ты отпускаешь себя на свободу. Как сейчас помню. Я тогда был пятилеткой. Физически. По уму мне уже было лет десять. Такой вот парадокс. Полудемоны взрослеют поздно, а умнеют рано. Я проживу лет на сто больше обычного человека. Может, даже до трехсот лет дотяну, если выживу. Или до трехсот пятидесяти. Но лет до сорока буду выглядеть подростком. Но речь не об этом.

Мы тогда, как обычно, были на кладбище. И я тренировался поднимать зомби, управлять ими и класть их обратно, под строгим присмотром Марты. Медленно. Постепенно. По очереди.

Я видел, как она это делает. Наблюдал за шевелением ее силы. И понимал, что для нее это – тяжело. А для меня было – как соломинки перебирать. Разве сложно?

Вот они, все, у тебя в руке. Одну в пальцах повертеть, бросить, вторую повертеть… чего тут сложного?

И я решил себя проверить.

Мы стояли в пентаграмме. Почему?

Марта настояла. Для защиты от зомби.

Дело в том, что если некромант упускает контроль над зомби, то может получиться вурдалак. Тот же самый зомби, но – неконтролируемый. Просто тварь. А что хотят твари? Правильно. Кушать.

Вот для защиты от таких добрых тварюшек и чертится охранная пентаграмма. Если что – отсиживайся в ней, пока силенки опять не соберутся.

Конечно, кто поопытнее, может и пренебречь такой мелочью.

Очень часто именно на этом гибнут молодые некроманты. Вурдалак ведь и своим создателем не побрезгует. Вот представьте себе картину.

Вызвал ты из могилы… ну пусть пятьдесят зомби. Потом захотел еще одного, потянул, силы вложил – и понимаешь, что надорвался. Сил не хватает. Начинаешь паниковать, метаться, и вообще – что делать!? Поднимать этого!? Контролировать тех!? Укладывать всех обратно!?

И все. Контроль теряется, силы рассеиваются – и вместо пятидесяти вполне управляемых зомби – у тебя штук пятьдесят неуправляемых тварей. Возможно, что и вурдалаков.

Даже малейшая паника дорого обходится в моей профессии.

Профессии?

Ну да. Я считаю, что моя истинная профессия – некромант. А все остальное – это так, приятное приложение. Или неприятное. Но отвертеться пока не удается.

И вот я стою, тяну очередного зомби как морковку за хвост, он вылезает, а я решил подбавить силы. А пять лет, силы соразмеряешь пока еще плохо – и я плеснул от души.

Хорошо так получилось. Сила из меня потекла потоком, я вдруг каждую могилку на деревенском кладбище 'увидел'. Не глазами, а чем‑то внутренним. И знаю – слева у меня тридцать могил, справа – пятьдесят, а еще знаю, кто в них похоронен и когда. И даже от чего они умерли. Вон, в той могиле ребенок лет пяти. Девочка. Утонула. Ее давно закопали. Лет пятьдесят назад. А в соседней могиле дряхлый дед. Опочил от старости. Примерно сорок пять лет назад. А вот там, на самом краю кладбища могиле больше ста лет. И лежит в ней молодой мужик, которого ткнули ножом под ребро.

И так я себя почувствовал… почти всемогущим. Как кукловод с сотней марионеток – и он может заставить плясать любую. Или всех сразу.

Словами это не описать. Это лучше любого вина. Удовольствие почти на грани боли…

В чувство меня привела Марта. Подзатыльником. И – криком.

– Алекс! Не надо!! Не справимся!!!

Это она, конечно, ошиблась. Но рисковать я тогда не стал. Свернул силу обратно, как осьминог втягивает щупальца. А само ощущение запомнил. И еще понял, что и это для меня не предел.

Марта тогда меня долго пилила. За беспечность. За риск. За детскую глупость и неосторожность.

Я не обиделся. Потому что еще тогда, на кладбище, в пентаграмме, когда я свернул свою силу обратно и уложил зомби…

Марта тогда стояла, почти не дыша. А когда почувствовала своим слабеньким даром, что все в порядке – и с зомби и со мной – упала на колени, прямо где стояла, схватила меня в охапку, обняла так, что я чуть не задохнулся – и давай целовать.

– Алекс! Сынок!! Как же я за тебя испугалась!!!

И ни единого слова лжи, ни капли вранья… Она меня действительно любила, как сына. И испугалась – до истерики. Не за себя. Своей жизнью Марта как раз особенно не дорожила. А вот за меня она любого убила бы. Медленно и мучительно. Темным силам в жертву принесла бы – и не задумалась.

Но пилить меня за неосторожность всю дорогу до дома ей это ничуть не помешало.

* * *

Демона, от которого меня зачали, я вызвал в день своего зачатия. Мне тогда было восемь лет. Я уже говорил.

Марта пыталась меня разубедить. Говорила, что вызвала очень сильного демона. Сама она такого ни в жизнь не потянула бы. Ей принцесса отдала всю свою силу. А Мишель была сильной магичкой огня. Ее бы учили – рядом с ней тот приснопамятный пожар и разгореться не посмел. Одного слова 'потухни' за глаза хватило бы. Но Мишель не учили. Принцесса же! Как же можно – с!?

Ночь была лунная. Красивая. Как раз наступило полнолуние. Звезды видно. Вызовом мы занимались в башне. Там же, где и в прошлый раз.

Только в тот раз наблюдала Мишель, а делала Марта. А в этот раз Марта только наблюдала. Рисовал, призывал, вкладывал силу – я.

Мелок в моих руках светился синим. Обычный, ученический.

Но силы я столько вкладывал, что пентаграмма призыва засияла огнем, когда я только начал ее чертить. Даже не знаю, как лучше сказать. Дар некроманта, моя сила некроманта и демонолога текла с рук, впитывалась в мелок, скользила по линиям – и они оживали на глазах.

Я нарисовал по углам нужные символы – призыва, ухода, смерти, крови, темноты, закончил пентаграмму – и отступил на шаг.

Надрезал руку, сцедил немного крови в чашу, плеснул ей в самый центр пентаграммы – немного, в чаше еще осталось больше половины – и вместо того, чтобы читать заклинания тихонько позвал:

– призываю тебя родственной кровью…

Красиво было. В центре пентаграммы, там, где выплеснулась моя кровь, заклубился красноватый дымок. И оттуда шагнул ОН.

Высокий. Метров пять. Весь в серой броне с шипами. У меня‑то чешуя не слишком развита, а у него прямо по всему телу такие шестиугольные пластинки. И всюду шипы. Морда – назвать это лицом я просто не смог – длинная, вытянутая, словно гигантский клюв. А в клюве зубов столько, что сосчитать – неделю будешь трудиться. За спиной – крылья. Хвост стелется по полу. И по всей броне струятся, скользят, кружатся черные искорки. А там, где они касаются пола – на ногах, крыльях, хвосте – даже пол немного обугливается.

Частички Тьмы.

А в руке – хлыст из тех же черных искорок. Длинный, с девятью хвостами.

Красиво. Я даже позавидовал. Я‑то еще маленький, мне до такого расти и расти…

Я стою, молчу. Он стоит, меня разглядывает. Марта ни стоять, ни молчать не стала. Сделала шаг вперед – и говорит:

– Хватит тут яйцами трясти. Уменьшайся. Шею ломит на тебя глядеть!

И тут он расхохотался. Башня ощутимо вздрогнула, Марта поежилась, а я вдруг… почувствовал гордость? Мне понравилось, что вот эта сила, эта мощь – мой отец. И захотелось быть таким же страшным и грозным.

А демон тем временем как‑то обернулся крыльями – и вдруг стал уменьшаться. Минута – и в пентаграмме стоит этакий симпатяшка – аристократ. Не зная, кто это – в жизни не догадаешься!

Волосы светло – золотые, глазки голубенькие, кожа белая, как мрамор. Фигура щупленькая. Дунешь – переломится. А вместо хлыста в руке – розочка.

Эта розочка меня окончательно добила. Слов не было. Зато заговорил демон. Словно ветер зашумел за окнами старой башни.

– Хамишь, – говорит, – некромантка. В тот раз грозила, в этот раз ругаешься… Не боишься, что я твою душонку после смерти поуродую? Будешь века гусеницей ползать…

Голос у него был…

Холодный. Скрипучий. Как будто две сосульки трут друг об друга. И вот они не звенят, а хрустят и трещат. Неприятно так жалобно… Уши зажать хотелось.

Марта улыбнулась. Потом я понял – она мне давала время в себя прийти. Чтобы демон моей неуверенности не видел.

– Не боюсь, – говорит, – демон. Я свое самое важное дело уже сделала. Теперь что будет, то и будет.

И в голосе чувствуется – ей и правда не страшно. Вот ни капельки. И демон это понял. А смелость Темные уважают. Именно смелость. Демон даже выражение лица изменил. Уже не надменно – брезгливое, а просто холодное. Спокойное такое.

– А в этот раз зачем звала? – спрашивает.

И я шагнул вперед. К пентаграмме.

– Это я звал.

И голос у меня не дрогнул. Я уже не боялся.

Демон уставился на меня в упор. И улыбнулся. Улыбка была… замечательная. Сначала она просто преобразила его лицо. Даже ямочки на щеках появились. А потом губы раздвинулись. Оскал острейших зубов и раздвоенный змеиный язык. Как у меня. Я такое же в зеркале видел по утрам, когда зубы чистил. И всякий страх я потерял. Чего бояться‑то? Сам такой!

– В таком виде вы с моей матерью меня делали? – спрашиваю.

Демон головой тряхнул – и подходит еще ближе к краю пентаграммы.

– С твоей матерью, – говорит. А глаза голубые. Насмешливые. Холодные. – Это та блондиночка? – и смотрит на Марту. – Да. В своем истинном облике я для нее великоват.

– Да и частицы Тьмы вещь неприятная, – соглашаюсь я.

Демон мне еще раз улыбнулся.

– А ты меня зачем позвал… сынок? Сестренку хочешь? Вот от этой, черненькой?

Я только головой покачал. Ответить не успел. Марта вмешалась.

– Не издевайся над ребенком, демон.

– Если он меня вызвал, значит уже не ребенок, а некромант, – резонно возражает ей демон. – Можешь называть меня Аргадон, мальчик.

– А я – Алекс. Александр Леонард Раденор.

– Раденор… страна в этом мире?

– Да, – говорю. – А ты разве не должен знать?

Демон… отец только плечами пожал.

– Алекс, ты знаешь, сколько миров во вселенной? А сколько вселенных? И ты хочешь, чтобы я помнил одно захудалое средневековое местечко?

Я тоже улыбнулся.

– Ты же демон войны, – говорю – А тут тебя вызвали по такому оригинальному поводу. Неужели не запомнилось?

Аргадон расхохотался еще раз.

– а ты и правда мой сын. Гляди‑ка, у той безумной ведьмочки получился хороший мальчишка…

– Не говори так о Мишель!!!

Марта аж ногой топнула. Но Аргадон только пожал плечами.

– Это правда. Твоя мать, Алекс, была безумна. От горя и ярости. Ее кто‑то предал. И она поклялась отомстить.

– Она умерла.

– Это тоже нормально. Если бы она родила от инкуба, у нее были бы шансы. А я – слуга войны. Ворон боя. Как она еще родить‑то смогла… Сколько месяцев длилась беременность?

– восемь лун – ответила Марта.

– ага. Неплохой результат. Она была… огонь, да? Алекс, ты огнем владеешь?

– Да. Мало.

– Это неудивительно. Ты еще ребенок.

– Некромант.

– Верно запомнил. Но для меня ты будешь ребенком, пока первый раз не сменишь форму.

Вот тут я уши навострил. Знаете, как хотелось?! Рик с семьей на ярмарку – я дома. Анри в деревню – я дома. Слугам – и тем на глаза без амулета показаться нельзя.

– А когда это будет?

Демон на меня поглядел, как на корову, которую покупать собрался. Внимательно так. Серьезно.

– Тебе сколько лет?

– Восемь.

– Ну вот еще лет через пять – десять. Тогда сможешь менять форму по своему желанию… наверное.

– Наверное?

– Ты же полудемон. Я не знаю, что ты от меня унаследовал, а что – нет.

Я уже окончательно осмелел. И спрашиваю:

– А проверить никак нельзя?

Демон аж головой дернул. А потом расхохотался. Знаете, как демоны хохочут?

Страшно?

Нет. Так же, как не страшна гроза. Или молния. Или ураган. Дикое, яростное, хищное, безумное, неистовое, но красивое. По комнате плеснуло холодом. В углах пентаграммы заклубился дымок, а Марта еще сильнее побледнела. Она за меня боялась. Что я не удержу демона. Или – сам не удержусь и шагну к нему.

Но я этого делать не собирался. Слишком хорошо я помнил, что демонам – не доверяют.

– Вы, люди, вконец обнаглели, – говорит. – Палец дай – на шею сядете! С чего это я проверять буду?

– А самому не любопытно? – спрашиваю.

– а ты мне достаточно доверяешь, – спрашивает демон, – чтобы войти в круг и дать мне свою кровь?

Тут я задумался. С одной стороны – это самоубийство для некроманта. С другой – любопытно. И все‑таки это не абы какой демон, а мой отец. Марта хотела что‑то сказать, но демон поднял ладонь – и она замолчала. Я видел, как они переглядывались, этак понимающе, словно что‑то сказали друг другу и теперь ждали меня, но тогда мне было не до взглядов. Я размышлял. Дать? Не дать? Шагнуть? Остаться? И наконец покачал головой.

– Нет уж. Настолько я тебе не доверяю. Другого способа нет?

Я прямо‑таки увидел, как расслабилась Марта. Оказывается, все это время она готова была хватать меня, убеждать, тащить и не пущать… А демон только улыбнулся.

– Молодец, мальчик. И запомни на будущее. Демонам не верят. Не потому, что мы – порождение Темного искушающего или как там его у вас зовут. Это все глупости. А потому что люди – наша пища. И торговаться с ними… это все равно, что тебе – разговаривать с колбасой. Все равно ведь скушаешь. Что бы она там не говорила. Так что не забывай этого.

И я понял – я сдал свой первый экзамен. На некроманта.

– Так я ж полудемон?

– Но не чистокровный. Это для меня ты сын, а для других – пища.

И такие клыки во рту сверкнули – я навсегда запомнил это выражение лица, пронизывающий голос, жажду крови… 'Пи – ищаааа…'.

– Ладно, – киваю – Верить тебе нельзя. А проверить меня другим способом ты можешь?

– Могу, – соглашается. – Ты же меня все равно угостишь своей кровью, когда будешь отпускать? Дай мне немного крови пораньше.

Я поставил чашу на один из углов пентаграммы, а демон взял ее и сделал глоток. Посмаковал, как дорогое вино, минуту покатал на языке, потом облизнулся – и кивнул.

– Хорош – ш-ш – шооо. Ты сильный мальчик. Значит так. Ты обладаешь магией огня. Как твоя мать. Хотя ты намного слабее. Ты сильный некромант и демонолог. Это и моя фамильная сила. А еще ты сможешь трансформироваться, но только когда вырастешь. Думаю, лет в пятнадцать, не раньше.

– А раньше – никак?

– У тебя может, раньше срока борода вырасти? – забавлялся демон.

Я все понял.

– а почему у меня две силы? У людей же…

– Так какой из тебя человек? Полудемон ты. Полукровка. И дар у тебя такой же – с каждой половиной крови свой.

– а больше я от тебя ничего не унаследовал?

Демон задумался, потом кивает…

– пожалуй. Ты сам можешь выбрать, куда тебя кровь поведет.

– Это как? – спрашиваю.

– кровь – это сила. Ты полудемон и получеловек. Позволишь вырасти в себе демону – демоном и станешь. Нет – человеком останешься и человеческую жизнь проживешь.

– а что нужно, чтобы стать демоном?

– Убивать.

Отвечено было так, словно… ногти чистить. Или там, лошади хвост подстригать.

– Убивать?

И по губам Аргадона скользит улыбка. Ленивая, неспешная, змеиная…

– Не просто убивать, нет. Своими руками, медленно, мучительно, наслаждаясь каждым криком жертвы и ее ужасом. Выпивая чужие жизни, как вино и вдыхая чужую смерть, как дым.

Я задумался. Убивать людей? Нет, этого мне не хотелось. А демон еще коварнее усмехнулся.

– и начинать надо с близких. Вот, с этой нахалки…

Я поглядел на Марту. И такая меня дрожь пробрала как представил, что мне надо ее убить.

Мою няню, вторую мать, которая меня любила, которая ради меня жизнь бы отдала… Что я демону ответил – лучше при дамах не повторять. От такого б и цветы повяли. А Аргадон рассмеялся. Ему что – демону? И пальцем Марте грозит.

– Эх, такого демона испортили своей любовью… люди!

Марта фыркнула, руки на груди скрестила.

– Завидуй молча, чешуйчатый!

Аргадон опять усмехнулся. Но мне споры слушать некогда было.

– а ты меня учить можешь?

Демон расхохотался. Только стены дрогнули.

– Только в обмен на душу, сынок!!!

Душу мне отдавать не хотелось. О своей силе я узнал. На отца посмотрел. Оставалось только отпустить его.

Что я и сделал. Пролил кровь на пентаграмму, произнес заклинание…

Встреча любящего отца и почтительного сына во всей красе, да.

* * *

Так неспешно шли года. Мне исполнилось десять лет. Потом – двенадцать. С клинком я управлялся лучше Анри и выигрывал у него восемь схваток из десяти. Дошло до того, что на меня нападали одновременно Анри, Том и Рик. Мне нравилось. И им тренировка – и мне.

Марта восхищалась моими талантами в некромантии. Она отлично понимала, что я могу поднять всех мертвецов в округе, а потом уложить – и даже не запыхаться. Управление любой нежитью и нечистью, любой призыв демона – будь то демон войны или обычная суккубочка, давались мне без особого труда. Я себе казался почти всемогущим. Это меня однажды чуть и не погубило.

Зато у меня появился еще один воспитатель.

Дело было так.

* * *

Рене Гирр гнал коня, пока бедное животное не пало. Потом он задержался на час – и конь опять встал на ноги. От зомби уже начало пованивать, но преимущества были налицо. Конь – зомби двигался чуть медленнее обычного коня, зато был неутомим и бежал даже со сломанными ногами.

К сожалению, его хозяин не страдал неутомимостью. Третьи сутки в седле сделали некроманта неотличимым от его созданий. Проще говоря, сейчас когда‑то симпатичный сорокалетний мужчина очень походил на вампира. Такой же бледный, с красными глазами и резко запавшими щеками. Довершали картину неделю нечесаные волосы и черный плащ. Почему черный? Так удобно же! Белый плащ каждый день стирать приходится, а черный можно носить, пока он не станет серым.

Рене был некромантом. Сильным. Грамотным. А еще – ученым. То есть сперва он был ученым и даже преподавал в Королевской Геральдической школе. Историю искусств. А некромантия…

Если человеку дан талант к некромантии – это нельзя зарыть в землю. Только поднять из земли. Или оно само поднимется. Увы. Рядом с магом огня случаются возгорания. Маг воды постоянно живет рядом с водой – если не разливаются реки, то льют дожди, а некромант… рядом с некромантом, который не знает о своем даре, будут различные формы нежити.

Рене узнал, что он некромант довольно рано. Лет в девять.

У него умер любимый пес. Джок. И мальчик ревел весь вечер, повторяя одну и ту же фразу: 'Не хочу, чтобы он умирал! Хочу, чтобы Джок вернулся!!!'.

Мудрость 'бойся своих желаний, они и исполниться могут' Рене постиг в ту же ночь, обнаружив у себя на одеяле мертвого пса, в комьях могильной земли.

Крик мальчика разбудил родителей.

Маргит и Вайс Гирр оказались мудрыми людьми. Они не стали кричать: 'демон!', 'нечистый!', 'темный!', 'искушающий' и – венец всему – 'некромант'!!! Они поняли, что их ребенок… да – да, именно то самое. Но будучи людьми образованными, решили разобраться самостоятельно.

Они не желали маленькому Рене жизни в монастыре. Или – того хуже, смерти на костре. Когда на мальчика будут взваливать все беды – от вороны на крыше до плохого урожая репы в соседней деревне. Некромантов и в монастырях сжигали. Такой судьбы родители для мальчика не хотели.

Поэтому Маргит просидела всю ночь рядом с сыном, убеждая его, что ничего страшного не происходит. Это Джок, да. Просто он устал – и ушел от тебя на собачье небо, сынок. А ты его оттуда вызвал. И теперь придется ему, бедненькому, оставаться в мертвом теле. А надо его отпустить обратно. Ты же его любишь? Любишь. Вот и не заставляй его мучиться.

А Вайс с утра пораньше отправился в книжную лавку, в которой (он это точно знал) из‑под полы приторговывали еще и магическими книгами.

Там и был приобретен первый учебник некромантии для сына. 'Записки некроманта – практика Альфреда Люциуса, мои первые шаги, ошибки и их исправление'.

Эту книгу Рене выучил от корки до корки.

День Джок провел у него в комнате. Когда настала ночь, Рене уложил пса обратно в его могилу. И – как‑то, он сам не знал как, отпустил его душу. Кто сказал, что у животных нет души? Рене мог бы поклясться, что душа Джока, улетая вверх, задорно тявкнула ему на прощание. И словно мокрый холодный нос ткнулся в ладонь. 'Не грусти без меня, мальчик. Мы еще побегаем наперегонки по весеннему лугу'.

Рене начал заниматься некромантией всерьез. Тайно. Явно на людях, сын ученого Вайса изучал историю искусств, как и его отец. Когда ему исполнилось двадцать лет, Вайс Гирр умер. Рене получил его должность в Королевской Геральдической школе и быстро осознал, что ему – мало. Мало денег. Мало возможностей. Да и дар некроманта надо было использовать. Иначе возникала опасность самопроизвольного выброса магической энергии. Рене недолго думал. Его скрыли маска и плащ с большим капюшоном. В таком виде юноша и постучался в лавку амулетов, предлагая свои услуги тем, кто стоит по другую сторону закона. Он оказывал услуги различным людям. Мог вызвать призрака, поднять покойника, призвать усопшего, вызвать демона, узнать, жив или мертв человек, навести или снять порчу – все перечислить было сложно… единственное, чего он никогда не делал – не использовал свой талант для убийства.