Текст книги "Король Алекс (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

И удрал к Тому.

– Сегодня ночью я сижу у тебя и мы до рассвета играем в карты. Или тебе станет плохо, а я буду обтирать пот с твоего мужественного чела. Понял?

– Алекс, ты что хочешь делать?

Я ухмыльнулся.

– Погулять при луне… немного.

– Один?

– Ну, девушек тут нет, разве что армейские шлюхи, но тем не звезды надо показывать, а монетки.

– Алекс!

– Том, я буду осторожен.

Не убедил. Но и Том меня переубедить не смог. Так что стоило стемнеть, как я отошел от лагеря – и сосредоточился.

Храмовники чувствовались очень слабо, но все‑таки…. Не стоит удивляться. Они отказались от того, что подарил им мир – и мир в свою очередь, отвергал их. Об этом шептал ветер, об этом стонала земля – мне оставалось только добраться туда и свершить акт милосердия.

Да, именно милосердия, как не назови…

Из‑за чуждых, извращенных понятий, из‑за своего воспитания они отказались от своей сути – и сейчас уже не жили. Существовали, как и каждый, кто убил в себе искру Божественного огня. Уже не совсем люди, скорее человекоподобные существа.

Я же, вернув их тела в землю, отпущу души на новый круг перерождения – и пусть им повезет больше в следующий раз.

Только вот как до них добраться… хотя дурак я все‑таки!

Я быстро начертил пентаграмму, капнул кровью в центр и привычно призвал силу.

Он появился сразу, мелкий прислужник, среднее между демоном и демоническим животным. Волчье тело, увенчанное человеческим голым черепом. Правда – с шикарным набором клыков, торчащих во все стороны.

Ак – квир….

– Чего тебе, некромант?

– Хочешь кровь восьми людей? Теплую и свежую?

Ак – квир на миг задумался.

– Да.

– отвези меня к ним – и я подарю тебе их кровь и тела.

– А души?

– Могу и другого вызвать, – намекнул я.

Демон недовольно рыкнул.

– Отвезу. Хор – рошо. Тела и кровь – мои?

– Да. Слово некроманта.

– Садись.

Я рассмеялся.

– Мне что – плеть взять? Клятва, животное!

Демон взрычал, но я сжал руку, давая понять, что сейчас он получит не тела, а вовсе даже по морде – и Ак – квир сдался.

– клянусь! Кровью и силой своего рода, что не причиню в эту ночь вреда призвавшему меня.

– И?

– Не причиню вреда никому, кроме тех, на кого он мне укажет.

– До….

– до ухода из этого мира!

Демон рычал, по волчьей шерсти пробегали красные искры, череп отблескивал в свете луны. Ну да, забудь я про часть этой клятвы – и он бы вывернулся. Демоны мастера на такие штуки.

Я не забыл. Марта мне бы уши оборвала если бы я что‑то упустил, это точно.

– принимаю твою клятву.

Это выглядит, как беззвучный раскат грома, сотрясший землю между нами – и мы понимаем, что клятва услышана и засвидительствована. Если Ак – квир нарушит ее – то лишится своей силы, И самое страшное, что ее лишатся все его родственники. Не то, чтобы демоны дорожили родственными связями, нет.

Но…

За лишение силы они за ним такую охоту начнут и такую смерть для отступника придумают, что ей – ей дешевле самому убиться. Мучительно.

Демон выходит из пентаграммы – и я прыжком оказываюсь на его спине.

– Едем.

– Куда?

– Ты сам не чуешь? К восьми отступникам.

Ак – квир принюхивается. Череп блестит и скалится в лунном свете.

– отступники? Славная охота. Справишься?

– Можешь не надеяться, что тебе достанется девять тел, – парирую я – и тварь срывается с места. Это намного быстрее самой быстрой лошади. Он мчится стрелой, словно бы пронзая пространство – и я не удивляюсь, когда мы тормозим перед сторожкой лесника. К коновязи привязаны восемь коней, изнутри не доносится ни звука…

Судя по внешнему виду, домик жилой. Но…

Ак – квир потягивает воздух ртом, со свистом пропуская его сквозь клыки.

– Кровь…

Хозяина мы обнаруживаем позади дома, распятым на дереве. Прибит за руки и за ноги к дереву, поперек груди обвязан веревкой, которая принимает на себя часть его веса. Чтобы умер не сразу, помучился. Храмовники верят, что мучения облегчают казнимому грешнику дорогу в царство Сияющего, как бы искупая его грехи на земле. Так‑то…

Чем же он им не угодил?

Я приглядываюсь к мужчине. По виду – обычный деревенский бирюк, навидался я таких. Рыбаком мог бы быть в Торрине.

Ладно.

– Не трогать, – командую я Ак – квиру. – Пошли, поговорим с…

– С нами, некромант?

Они вышли из дома, почуяв меня – и сейчас приближались. Восемь пятен пустоты и мерзости. Восемь отвергнутых…

Но я‑то тоже их чувствовал – и меня уже не было рядом с мужчиной. Ак – квир рявкнул и бросился вперед, А я в перекате ушел в сторону – и метнул нож.

Один из храмовников захрипел, хватаясь за рукоятку, внезапно выросшую у него в кадыке.

Семь.

– кто ты?!

Вскрик храмовника прерывает жадный хруст и предсмертный хрип. Ак – квир не ждет милостей от некроманта, резонно рассуждая, что стоит позаботиться о себе самостоятельно.

Шесть.

Я не размениваюсь на ответы, потому что занят. С моих пальцев срывается струя огня – и третий храмовник превращается в живой огненный факел.

Пять.

Оставшиеся бросаются ко мне. Надо отдать им должное, они не трусы. Отнюдь. Но… они и не привыкли к таким, как я. А я уже попробовал их кровь и не собираюсь останавливаться.

Клинки лязгают, высекая кровь. В одной руке у меня меч, в другой кинжал. Но орудую я одинаково ловко обеими руками. Более того, перед приходом на поляну я принял свой второй облик – и теперь вовсю им пользуюсь.

Успешно, о чем возвещает долгий и болезненный вскрик за спиной. А вот не надо, не надо нападать на скромного меня сзади и по – подлому. Это у людей там тыл, а у меня – хвост. Ядовитый. С жалом.

На которое и напоролся слишком наглый храмовник.

Четыре.

Ак – квир, который вовсе даже не не насытился, делает бросок, подсекая сзади еще одного храмовника. Мне этого хватает, чтобы достать мужчину мечом. Самым кончиком, зато по горлу. Кровь хлещет фонтаном к большой радости демона.

Три.

Их остается всего трое, но эти поступают умнее. Они разделяются, берут меня в треугольник и начинают приближаться медленно и осторожно, читая молитвы.

Кажется, они надеются, что на меня это подействует. Что ж, и верно, Ак – квир даже кусок дохлятины из пасти выпустил, плохо ему, болезному.

Но я‑то не демон! Я полудемон со вторым обликом, а потому для меня молитвы… ну как облако мошки. Неприятно, кусается, жужжит, отвлекает и раздражает. Но это ничуть не мешает мне действовать. Точнее – броситься вперед и, отбив кинжалом удар храмовника, отчего тут же немеет рука, всадить ему меч… да, именно туда. Очень ему сочувствую, как мужчина, но лучше таким тварям не размножаться.

Два.

Даже до храмовников с их фанатичными мозгами, доходит, что сейчас их просто перебьют – и в ход идет тяжелая конница.

Один из них бросается на меня, размахивая мечом, а второй, тот самый, с которым мы не нашли общего языка, срывает что‑то с шеи и отскакивает чуть назад. Та – ак…

Надо бы достать его, но сейчас у меня нет выбора. Приходится расправиться с тем, кто бросился на меня. А он неплохо владеет мечом.

Мы фехтуем так, что Анри гордился бы мной… минуты три. На большее его не хватает. Но когда мой меч находит слабость в его защите и мужчина оседает на траву – меня словно плетью обжигает взгляд последнего храмовника.

– Попался, мразь?!

В его руке блестит диск, при виде которого Ак – квир начинает глухо выть.

Ловушка для демонов. Вот эта милая вещица их просто развоплощает. Да, в нее надо вложить силу, но эта – заряжена, я даже отсюда вижу, как горят красным вставленные в нее камни.

Мне она сильного вреда не причинит, но…. а вдруг? Да и Ак – квиру я давал обещание. Нельзя нарушить…

Решение приходит неожиданно.

Я падаю на колени.

– Дяденька, нет!!!

С моего лица спадает второй облик – и храмовник застывает, словно пораженный громом.

– принц?!

Мне хватает. Ак – квиру тоже.

Преодолев силу молитв, демон подсекает храмовника под ноги, откусывая одну из них чуть ли не до бедра, а мой кинжал находит его грудь.

Последний.

Храмовник корчится, не в силах поверить, что проиграл, диск выпадает из разом ослабевшей руки. Даже одна рана стала бы для него смертельной, а уж две…

Я возвращаю себе демонический облик.

– Ты в порядке?

– Кусачая дичь!

Ак – квир явно нее пострадал.

– Дай мне помучить этого, – я усмехаюсь, подхожу к храмовнику и выдергиваю у него из груди кинжал. Тот дышит… пока еще дышит, но на губах вздуваются алые пузыри. Пара минут – и конец.

Поднимаю золотой диск за цепочку, как крысу, за хвост. Он чуть морозит пальцы и вообще ощущается в руке, как нечто склизкое и одновременно ледяное. Засовываю его в карман, в хозяйстве все пригодится.

– Обещаю, вы не будете одиноки. Я к вам весь ваш орден отправлю.

В серых глазах блестит ненависть.

– Будь… проклят!!!

Усмехаюсь.

– Ты сам лишил себя силы. Твои проклятия мне не повредят. Прощай, отступник.

Мужчина застывает, а я усмехаюсь. Что ж, поделом.

Ак – квир с хрустом смыкает челюсти на его голове.

– твое обещание в силе?

Я щедро обвожу рукой трупы.

– Угощайся. Не возражаешь, если я их обыщу?

Ак – квир кивает. Я бегло охлопываю карманы каждого храмовника по очереди. Да, мародерствую. Да, обыскиваю еще теплые трупы.

И что?

Можно подумать, они бы со мной лучше поступили!

На поляне собирается небольшая кучка разной мелочи. Перстни, браслеты, оружие, какие‑то бумаги… сгружу в мешок, потом разберусь.

Захожу в избушку.

Ах, вот им чем лесовик‑то не угодил!

По стенам избушки развешаны травы, да как! Я в этом немного разбирался с подачи Рене. Без некоторых ингредиентов и некроманту не прожить. Корень мандрагоры, например, или духовник. Так вот, здесь было многое – и все собрано в нужное время, развешано по стенам и потолку, более того, развешано так, чтобы две несочетаемые травы рядом не оказались.

Кажется, мужик промышлял траволечением.

Возвращаюсь на полянку и выдергиваю гвозди, которыми его прибили к дереву. Уж извини, остаться я тут не смогу. Но в себя приведу, напою, перевяжу и даже кое‑что оставлю рядом. Например, деньги храмовников, в возмещение за ущерб. Благо, сам мужчина без сознания и в него даже не приходил.

Что делать с храмовниками?

– Ак – квир, сможешь их сожрать до трех ночи?

– Вполне, – отзывается демон.

Я подхватываю на руки мужчину и тащу в хижину.

Так, вот это и это заварить, это к ранам… а поесть тут нету?

Я вообще‑то вымотался. Нелегкое это дело – убивать храмовников. Наверное, надо их или по одному отлавливать – или собрать всех сразу и сразу же прибить, а то так замучаешься.

Мужчина приходит в себя, когда я уже заканчиваю перевязку. В выпученных глазах плещется дикий ужас. Я придавливаю его к кровати.

– Лежи. Они мертвы.

Кажется, он не верит такому симпатичному мне. А я ведь всего лишь в демоническом виде.

– не трону я тебя первым. Клянусь.

Все равно не помогает. Зато пощечина оказывает воистину целительное воздействие и в глазах мужчины появляются проблески разума. Я раздельно повторяю снова.

– Храмовники мертвы. Ты жив. Я скоро уйду, а ты тут останешься. Не рассказывай никому – и все будет в порядке.

Мужчина опускается на кровать, переставая сопротивляться. Видимо, понимает, что если демон поит его отваром и перевязывает, то потом сожрать не соберется. Это бы удобнее без перевязок, чтобы бинты не сплевывать.

– В – вы…

– Я. Убил их всех. Личные счеты. Да, с тобой у меня их пока нет – и не будет, если никуда не полезешь.

Судя по лицу мужчины – он хотел спросить, куда ему не надо лезть, но не решился. Я похлопал его по плечу.

– Смотри, перевязки я тебе сделал, травами промыл, вот тут оставляю составы. Пить, перевязывать… сам остаться не смогу по понятным причинам. Так что всего хорошего.

И удрал. Теперь уже от меня ничего не зависит. Выживет – хорошо, подохнет – его трудности.

Ак – квир уже дожирал последнего храмовника. Вот прорва…

И ведь башка‑то человечья, но куда там столько лезет? А, впрочем, низшие демоны весьма прожорливы. Так они пополняют силы.

– Скоро ты?

– Дай еще минут десять.

Я тем временем прошелся по поляне, достал из кармана платок. Прищурился на кровь – и намочил его в крови того самого шрамолицего храмовника. Потом вызову… пообщаемся.

Стоит ли говорить, что дорога до лагеря заняла минут двадцать? Естественно, моего отсутствия никто толком и не заметил. Я сложил все трофеи к останкам полудемона и вытянулся на лежанке.

Эх, где моя кровать с лебяжьим пухом? Толстой периной и шикарным пуховым одеялом? А какие там подушки!?

Домой, хочу домой… во дворец?

Да. А что?

Я – наследник Алетара Раденора и мой дом именно там. А Торрин….

Торрин – это не дом. Это кусочек моего сердца. Лучшая, чистая и светлая часть меня.

Пока он у меня есть – я останусь человеком.

* * *

Возвращение в столицу прошло… скомкано.

Рудольф бы устроил что‑то торжественное, но куда там! Жена принца в темнице, союзники оказались предателями, на поле боя невесть что устроили…. и как?!

Как на все это реагировать дядюшке?

Абигейл не знала, потому он и не реагировал. Сразу же позвал меня к себе…

– Алекс, что там случилось?

Я послушно отчитался.

Так и так, теваррцы задумали хитрый план. Они убивают нашего дорогого Андрэ (всхлипнуть и стереть слезинку), потом подсовывают мне свою девку в принцессы, а сами тем временем решают расправиться нашими руками с Риолоном.

Риолонцы откуда‑то это узнали и вызвали меня на тайные переговоры, я сходил и был в шоке.

Отчего?

Так на них предъявили доказательства.

Убийцу принца Андрэ!

Настоящего!

Не будем уточнять, что это я его предъявил, и что он потом опять удрал. Жить‑то ему хочется….

Он все рассказал, во всех подробностях, рассказал, кто его нанимал – и оказалось, что Лавиния.

Почему?

Ну, может, Андрэ решил на ней не жениться. А я все ушами прохлопал.

Да, дядюшка, виноват. Надо было думать… Но кто же мог знать!? Вы ж их в столице принимать изволили, ручку даме целовать! Где ж мне, скудоумному, разобраться, коли вы запутались? Конечно, потом‑то вы все поняли, а сразу?

Вот горе‑то!!!

Абигейл смотрела так, что хотелось ее за хвост поймать и яд сцедить… ведь мучается же, гадюка недоенная! А я разливаюсь соловьем.

Риолонцы меня пригласили на переговоры, но войну остановить было уже нельзя. Теваррццы на следующий же день начали наступление…. и тут что‑то произошло.

Я и сам не понял – что.

Представляете, то я стою у командного пункта, смотрю на наших людей, а потом вдруг крик, я лечу вниз, а там….

А там что‑то страшное.

Щупальца, клыки, когти, скелеты в черных плащах… страшно – аж жуть! Да все это мелькает, да ко мне тянется… меня мой друг спас, сам едва не погиб… вот тут у меня дар и открылся. Да какой!

Огненный!

Как у мамы!

Я всю ту гадость и выжег к Темному! Сам выложился, едва не сдо… то есть не помер, простите, тетушка. Да, я понимаю, это было бы таким огорчением для вас, вы так переживаете, что ажно с личика спали, дозволите к ручке приложиться?

Чмок!

Тьфу…

Да, а потом переговорили мы с Дарием и порешили, что пока не разберемся – никакой войны. И уехали оттуда. Там так было плохо, так неуютно… храмовники сказали, так везде бывает, где порталы открываются. К слугам Темного.

Храмовники?

Да, были. Все осмотрели, всех расспросили, съездили на место происшествия и уехали. Не приезжали?

Не может быть!

Их же восемь человек было! Они же такие воины! Кто с ними мог справиться? Ой! То есть – у какого нечестивца рука‑то поднялась на слуг истинной веры!?

Кошмар!!!

УЖАС!!!

А если они и нас с Томом, как свидетелей…?! Свидетелей чего?! Не знаю! Неважно! Я боюсь!!!

Дядя, вы же дадите мне охрану, правда!?

Простите, тетя?!

Жена!? Ах да, моя жена!

Какой кошмар, моя жена виновна в убийстве моего брата! Это же трагедия! Что нам теперь с ней делать!? Она же и меня убьет! И вас, дядя, убьет! И вас, тетя… ох, простите! Но она ведь убийца?!

Кошмар!!!

УЖЖЖАС!!!

Я причитал, изображал горе и отчаяние, разговаривал таким тоном, что сам бы себя прибил, но родственничкам приходилось терпеть.

Ничего, недолго осталось.

Хочу ли я встретиться с женой?

Нет, дядюшка. Можно завтра – и в вашем присутствии? А то я ее боюсь. И вообще – я только что с дороги. Я сейчас отмыться хотел, выспаться и вообще…

Ну, завтра, так завтра. И можно еще храмовников пригласить на беседу, почему нет? Если вы, тетушка, предлагаете, грех мудрым советом‑то не воспользоваться. С ними она точно не солжет!

Дядя согласно кивнул и тем допрос закончился. Я отправился в свои покои, наслаждаться ванной.

Улегся в горячую воду, расслабился…

Вот сучка, да простят меня собаки!

Завтра сюда заявятся храмовники и начнутся разбирательства. Естественно, Лавинию вывернут наизнанку – и быстро обнаружат ее вампирскую природу. И вот тут‑то начнутся проблемы.

Ах, ваша супруга вампирша?

А вы знали? Нет? А почему ваша жена утверждает обратное?

А еще она утверждает, что вы…

Одним словом, если храмовники не найдут повода мной заняться – я буду весьма удивлен. Еще как найдут.

А если они рано или поздно обнаружат, кто я…

А ведь могут.

Дядя меня не защитит, наоборот – сдаст с радостью. Выстою ли я против Храма – это еще вопрос, но уж о троне точно придется забыть. И что же мне остается?

Только одно. К завтрашнему дню я уже должен быть не женат.

Или….

* * *

Лавинию поместили в башню, как я и надеялся. А то как же! Благородных девиц нельзя помещать в подземелье. Тем более таких… обаятельных.

Вампирша сидела на кровати с весьма мрачным выражением и лица – и когда я шагнул к ней из потайного хода – подскочила и взвизгнула.

– Ай!

– Тсссс!!!!

Я прикладываю палец к губам – и женщина послушно замолкает. Маню ее рукой – и вампирша ввинчивается в потайной ход быстрее ветра.

Только там мы можем спокойно поговорить.

– попалась, мышка?

– Алекс… супруг мой… я так рада…

– Что тебе не придется гореть на костре? Безусловно.

– Г – гореть?!

По лицу Лавинии разливается смертельная бледность. И я добиваю.

– А дядюшка завтра собирается тебя допрашивать… с храмовниками. Хочешь?

Лавиния так мотает головой, что ясно – не хочет. Совсем не хочет.

– Что ж. Тогда пошли.

– К – куда?

– Да ко мне. Найдем тебе одежду, оружие, денег на дорогу – и уедешь.

– Алекс!!!

И столько благодарности в голосе. Естественно, вампирша не дура, она понимает, что допрашивать ее будут тщательно, и что интрига вылезла на свет божий.

И все остальное – тоже понимает.

Первое – в таких делах свидетелей не оставляют.

Второе – она храмовникам на один зуб.

Третье – если здесь ее и не прибьют, то уж теваррцы точно изничтожат. За что? А было б за что – уже б ее не было.

Так что мое предложение для нее спасение и благодеяние. А для меня?

Где вы видели полудемона – благодетеля? Я со всего намерен поиметь свою выгоду!

В моей комнате мы подбираем Лавинии все необходимое из моего гардероба.

– рискуете, муж мой?

– Чем?

– Если меня поймают…

– Тебя? Вряд ли. Ты же вампирша. Поменяешь себе лицо, закрепишь на крови…

– а откуда…

– знаю откуда? У меня были хорошие учителя, да и библиотеку моя мать выгребла из дворца подчистую.

– да, я обратила внимание… ее здесь просто нет.

– Потому что она есть в другом месте. Давай, штаны складывай.

Я собираю вампиршу, не халтуря. Честно говоря, так я бы с ней не расстался, но сейчас выбора нет. Придется ее отпустить, иначе убьют. Жаль, я надеялся воспитать из нее помощницу. Вот дети стали бы проблемой, но все ведь решаемо…

Лавиния собирается молча, выполняя все мои приказания. Она понимает, что выгоднее всего мне сейчас ее убить и прикопать где‑нибудь в саду, благо, большой, а садовники у дяди ленивые. Не то, что труп вампирши – могильник коровьего стада не обнаружат. И то, что я вместо этого решаю ее отпустить, производит впечатление.

Хотя убить было бы проще… не могу!

То ли способности вампира подействовали, то ли…

Она же мне ничего плохого не сделала, она тоже…. жертва. Только я счастливый, меня любили, а ее растили вот для такой игры и разменять могли, как пешку. Жалко…

– ты понимаешь, что бежать тебе придется быстро и далеко?

– да. В Мирол и дальше.

– Умница. Пойдешь в порт, сядешь на корабль… и сделаешь так, чтобы он отплыл ночью. В твоих способностях уговорить капитана я даже не сомневаюсь.

– А если я туда не доберусь?

– интересно, что может задержать на ночных улицах вампира? И вообще – не рановато ли ты расслабилась? Храмовники будут здесь меньше, чем через половину суток.

Упоминание храмовников приводит вампиршу в чувство и процесс сбора завершается мгновенно. Деньги, кое – какие драгоценности, одежда, оружие…

– Из дворца я тебя выведу, вот дальше – сама. Но порт недалеко….

Дядю, кстати, это выбешивало, соседство‑то какое простонародное, но уж больно удачно были построены и порт, и дворец, и отдельный док у каждого корабля, и причалы роскошные, и волнорез, и корабли из окон видны – красиво…

А что бардак….

При дедушке там бардака не было! Сам распустил – сам и виноват.

Лавиния забрасывает за спину мешок и вплотную подходит ко мне.

– Алекс… спасибо тебе.

Поцелуй получается долгим и сладким, не хуже чем… не вспоминать! Сгинь, память!

Я отвечаю на него, но отрываюсь первым.

– Извини, сейчас не время.

Лавиния вздыхает.

– Скажи, а ты вообще хотел, чтобы я осталась твоей супругой?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. У нас могло быть будущее, но сейчас это уже бессмысленно обсуждать.

Этот ответ вполне удовлетворяет вампиршу. Я выхожу первый в потайной ход, она идет за мной. И сейчас я не боюсь подставлять ей спину. Я – ее единственная надежда на жизнь, это кое‑что значит.

На улице темно, ветрено, с моря доносится запах соли и рыбы, из порта долетают отзвуки ночной жизни…

Лавиния смотрит умоляющими глазами и я взмахиваю рукой.

– Пес с тобой.

Зато буду убежден, что она уплыла.

Но по дороге нам не встречается ни одна сволочь.

Найти корабль 'Жемчужина Мирола' несложно, он всего лишь шестой из осмотренных. И на нем, что приятно, есть часть команды и капитан. Я киваю Лавинии – мол, иди.

Старую лодочку мы уже давно присмотрели, не вплавь же ей добираться? Она может, но… неудобно. Да и не любят кровопийцы морской воды, она их сил лишает почему‑то. Ничего, не будет прикасаться или купаться – выживет.

Вампирша касается губами моей щеки, кое‑как сползает в лодочку и отталкивается от пирса.

Я жду.

Я жду, пока лодочка не достигает корабля и светлая фигурка не поднимается по борту. Жду, пока на корабле не начинается суета – и он, взмахнув парусами, не выходит из порта.

Все. Теперь ее не догнать.

Я возвращаюсь во дворец без происшествий по дороге. Видимо, аура такая, что местные крысы просто не решаются напасть. Это ведь умное животное, оно никогда не бросится на тигра, если тот не захочет скушать крыску. А тигру этого не надо.

Дворец хоть и сияет огнями, но видно, что все спят. Там еще не поднялась тревога, но надо кое‑что доделать.

Я уже говорил, что не бывает демонов – романтиков?

Мне не хочется поступать именно так, но и выбора у меня уже не остается. И я иду в спальню к дяде.

* * *

В любом дворце есть масса потайных ходов. Тех, о которых забыли, тех, о которых знали только их создатели – и заказчик, тех, что уже несколько столетий стерегут свои секреты.

Для чего они делаются?

Любой ход преследует свои цели, никто не будет просто так превращать свой дворец в головку сыра. То есть – подсмотреть. Подослать убийцу. Уйти от убийцы. Спрятать нечто ценное.

В первых двух случаях ходы безопасны. В двух последних…

Вполне естественно снабдить ходы ловушками из серии – я уйду, а вы, гады, тут поляжете. Рядками.

Никому бы я не рекомендовал лазить по дворцовым потайным ходам. Но мне… я – другое дело. Я наследник Раденора. Пусть на моей голове пока еще нет короны, сердце Раденора уже признало меня королем. И я обязательно навещу его – еще и в ночь после официальной коронации. А пока…

По потайному ходу передо мной мягко скользит змея. Огибает ловушки, на миг показывая где они спускаются и как их зарядить вновь. От мрака, царящего в коридоре, она отличается лишь большей чернотой. Но мне факелов не нужно, мои глаза в полудемонской форме достаточно остры.

Вот и дядюшкины покои.

В них тихо и спокойно. Спит дядюшка, подложив ладонь под щеку. Больше в покоях никого нет, это я знаю. Ни очередной фаворитки, ни тетушки, которая пережидает эти его загульно – бабские периоды с терпением истинной властолюбицы. Дворец шепчет мне, что дядя один… а мне того и надобно. Я касаюсь ладонью белого холодного камня.

Пусть нас никто не услышит снаружи…

Пожалуйста…

Это ощущается, как будто в мою ладонь тыкается холодный и мокрый собачий нос.

Как скажешь, хозяин…

А у меня никогда не было собаки. Лошади меня еще как‑то переносят в человеческой форме, а вот щенок… не любят они полудемонов…

Я мягко надавливаю ладонью на рычаг – и прохожу в королевскую спальню. Змея скользит у моих ног, дверь закрывается за мной.

Не страшно. Я могу открыть ее в любой миг.

Дядя спит. Золотой рыцарь никогда не отличался чувствительностью.

Я зажигаю свечи в высоком поставце и прохожусь по комнате. Миг – и в спальне опять светло, как днем. Дядя просыпается и недовольно морщится.

– Утро?

– Нет. Ночь.

– Тогда какого… Алекс?

Я улыбаюсь.

– Доброй ночи, дядюшка. Вы не откажетесь уделить мне немного вашего драгоценного времени?

– Ты что – с ума сошел? Ночь же!? А… – по лицу видно, что под золотыми волосами идет какой‑то мыслительный процесс. – А как ты здесь оказался?!

– Пришел вот…

– А стража?! Как тебя вообще впустили!?

– Они меня и не впускали, – я пожимаю плечами. Темная змея вьется вокруг моих ног, ластится, словно игривый котенок, но Рудольф ее почему‑то не видит. Странно?

Нет, он ведь не коронован по – настоящему. Что бы там ни пробормотали в Храме, это не имеет силы. Он не король, он всего лишь узурпатор, потому многого и не видит.

Дядя начинает что‑то понимать и садится на кровати.

– Стража!!!

– Не орите, дядя, нас никто снаружи не услышит.

– Что?!

– Это не бунт. Это привилегия короля Раденора.

Из дяди словно выпускают воздух. Был лев – осталась крыса. Трусливая и с бегающими глазами, сидящая в роскошных подушках королевского ложа и не смеющая дернуться в сторону.

– Ко… ко… короля!?

– Неужели отец не говорил вам, что кроме пустой железки на голове есть и нечто иное?

Вопрос не праздный, мне действительно надо знать, что было известно деду?

Рудольф встряхивается, возвращаясь к чему‑то привычному, разговор словно бы успокаивает его.

– Н – нет…

– Даже не упоминал?

Опять качание головой. Жаль, жаль…

– Тогда у меня больше нет вопросов, дядя. Хотя нет. Один есть. Скажите, когда вы приказывали пытать мою мать – вы знали, что она невиновна?

Ответом мне становится выражение на лице дяди. И внутри вспыхивает гнев.

– Значит, знал. Боялся, что отец сделает ее королевой вместо тебя, да, ублюдок?

– Ты не смеешь! – Рудольф подрывается с кровати и стоит передо мной – огромный, растрепанный. – Я – законный король!

– А будешь – законный труп.

Остальное меня не интересует, а потому моя рука принимает демоническую форму. Теперь она чуть длиннее, покрыта прочной серой чешуей, а какие у меня когти! Блеск!

И эти когти входят дядюшке в живот.

Рудольф с криком боли падает на колени, а я резко тяну руку на себя. Внутренности появляются на свет, склизкие, они напоминают клубок змей. Только змеи приятно – сухие, а эти поддаются под пальцами с хлюпаньем.

– прощай, дядя. Это тебе за твою сестру.

Он еще слышит меня, я знаю, дергается, хрипит, но быстро от таких ран не умирают. Я отшвыриваю клубок внутренностей в сторону и усмехаюсь.

– Я не стану мучить тебя долго, я просто убиваю тебя – и поделом. Неужели ты не понимал, что за все настанет расплата – и тебя заставят заплатить? Может, и мне придется отдать свою цену. Но моя мать была не виновата. Ты сломал ей жизнь и искалечил душу, ты забрал у нее лет восемьдесят семейного счастья – и я плачу тем же. Ты будешь мучиться, но недолго. Твоей жене придется куда как хуже.

Дядя хрипит, пытаясь что‑то сказать, но я качаю головой.

– не стоит. Я ее не убью… сразу. Только она еще об этом сильно пожалеет.

А потом протягиваю руку и вырываю у него горло.

В ране влажно блестит позвоночник. У меня в руке склизкие ошметки человека… отбрасываю их в сторону.

Несколько секунд – и дядя затихает. Я усмехаюсь.

– Прощай…

Не оставил ли я следов?

Нет, следов нету. В кровь я не наступал, а все остальное…

Да, вампирша сбежала и убила его величество. Горе‑то какое!

Король Рудольф умер!

Да здравствует король Александр!

* * *

Когда поднялась тревога, я тихо и мирно спал в своей кровати. Да, и кошмары меня не мучили. И кровавые дядюшки мне не снились. И вообще – убил и убил, и пес с ним!

Заслужил!

Давно бы надо, да некому.

В мою спальню врываются придворные, на которых аж смотреть страшно.

– Ваше высочество!!!

Я лениво поднимаюсь с кровати.

– Чего? Что случилось?

– Его величество… Рудольф…

– что с дядей?!

– Он… умер.

– КАК!?

Я отбрасываю в сторону одеяло и начинаю одеваться. Хоть бы одна скотина отвернулась! Между прочим, сплю я голым.

Ур – роды…

– Ваше высочество… его величество убили!

– подробности?

Я их отлично знаю, но выслушиваю всякие глупости о кошмарной жестокости, о том, что тело дяди растерзали на куски (там еще побывал кто‑то после меня?), о крови, которая потоками залила всю спальню…

– Сколько врагов там осталось?

– Там никого нет… – вякает канцлер.

– Как!? – реву я. – моя дядя не убил никого из своих врагов!? Этого не может быть, он же первый рыцарь страны! Он обязательно сопротивлялся бы!

Эта мысль явно не приходила к придворным. Болваны.

Но потом все кивают. Да, да, наверняка сопротивлялся, вас, ваше высочество, проводить? К месту трагической гибели?

Конечно, проводить.

А еще – вызвать храмовников… отпеть дядюшку и так, на всякий случай.

Тетя бьется в истерике. Отлично, пусть там и пребывает, пока я не смогу ей заняться. В спальне дяди все так, как я оставил. Дядя лежит с искаженным мукой лицом, глаза ему кто‑то уже закрыл, над кровью собираются мухи – от них нет спасения даже в королевском дворце.

Опускаюсь на колени, следя, чтобы не попасть в лужу.

– Дядюшка, спи спокойно. Я обещаю найти твоего убийцу.

И уже придворным.

– Оставьте нас, я хочу помолиться.

Кстати – молюсь я вполне честно. О даровании Рудольфу справедливости. Не добра – он его не заслужил. Ни расплаты – я уже взял свое. Пусть получит то, что ему причитается, не больше и не меньше. Справедливости…

Молюсь, пока в дверь не проскальзывает тень, от которой словно все вокруг вымораживает.

Карающий. И не из простых свиней свинья, по повадкам видно. Слишком богатая одежда, слишком злобные глаза…

– Ваше высочество?

Оборачиваюсь с полными слез глазами, специально их рукавом натер, пока никто не видел. Золотое шитье, собака такая, царапучая…

– Д – да… вы пришли?

– Можете называть меня служитель Игнасио.

Я киваю. Не слуга, нет. Служитель. Высшая иерархия.

– Служитель Игнасио, я хочу препоручить вашему вниманию и заботе моего бедного дядюшку.