Текст книги "Король Алекс (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Вот и покои Шартреза – младшего.

Спит?

А должен расследовать покушение на меня вместе с папочкой. За то и поплатится. И спит‑то не один. Кто тут у нас?

Маркиза Брин?

Молоденькая стервочка, которая и конюхами не брезгует, ну – ну…

Два шага – и я у кровати. Маркизе я надавливаю левой рукой на сонную артерию. Секунда – и она отключается. Чуть посильнее и я мог бы убить, но пока – не стоит. Второй рукой я резко всаживаю стрелу Шартрезу в горло.

Предсмертный хрип меня весьма радует. Кровь хлещет потоками – и я смачиваю в ней заранее припасенный платок. А то как же!

Убить?

Это слишком просто.

Я еще твою душу призову, сволочь, ты мне все расскажешь…

Конечно, ты еще слишком молод, чтобы знать о случае с моей матерью… а может, и нет? Пока я спрошу тебя о сообщниках, о воровстве, о… нам найдется о чем побеседовать. А этот вопрос я оставлю напоследок.

Я знаю, что моя мать не поджигала тот постоялый двор. Значит, это был кто‑то еще.

Двадцать лет – не такой долгий срок, у меня еще есть шанс найти виновника, и вот тогда…

Я мечтательно улыбаюсь, глядя в окно на тонкий серпик луны.

Месть… это так по – человечески.

* * *

Стоит ли упоминать, что меня никто не видел? Допрашивать Шартреза в ту же ночь я не стал. А что началось утром!

Маркиза проснулась в одной постели с трупом и принялась так орать, что сбежался весь дворец. В том числе и ее муж, который вытащил изменницу из чужой постели за волосы, отвесил несколько оплеух и поволок к себе.

Не доволок.

В коридоре его остановила стража и забрала дамочку. А вдруг – она?

Абигейл убивалась над телом братца, вытирал слезу Шартрез – старший, остальные члены семьи кое‑как их утешали, а я вообще бился в истерике.

А то как же!

Стрела‑то такая же!

Я все вижу, я все помню!!!

Это – заговор!

Начали с меня, теперь брат королевы, а следующий кто? Я боюсь, боюсь, БОЮСЬ!!!

Ко всем надо приставить охрану!

К дяде, к тете, к кузенам!!!

Кошмар! Тоже мне – безопасный королевский дворец!! Да мне дома столько не доставалось, как здесь! Хочу в армию!!

На границу!!!

Там на меня хотя бы наемные убийцы не охотятся!!!

Дядя это выслушал с явным неудовольствием, но крыть было нечем. Стрела‑то такая же!!! Шартрез – старший горевал и клялся найти убийцу, и я подозревал, что искать он его будет на совесть. Но если и найдет – то на свою голову.

А следующей ночью я призвал Шартреза – маркиза.

И выслушал… радостей.

Во – первых, я заполнил несколько свитков пергамента мелким почерком.

Кто, кому, кого, за что, сколько… ей – ей, на помойке – и то смердело бы меньше, чем от его откровений. Королевский двор прогнил до такой степени, что его надо было вычищать как можно скорее. Воровали все родные королевы. Решали суды в свою пользу, спали с чужими женами, бесчестили дочерей, гадили на тех, кто стоял ниже и спихивали тех, кто стоит рядом. Курятник одним словом. Спихни ближнего, подсиди высшего, нагадь на низшего.

А раздражение копилось…

Это простонародье могло восхищаться прекрасной королевской четой. А вот остальные…

Купцы, мелкие дворяне, войска… чуяло мое сердце, что до взрыва недалеко. Но его‑то я допустить и не мог. Никак не мог.

Тут же вторгнутся соседи, начнут рвать нас на части… нельзя!

Ну, ш – Шартрез…

Во – вторых, он действительно покушался на меня. А чего?

Приехал, крутится тут, потом деньги потребует, опять же, Альтверин и Рвейн – кусочек жирный, мне и ни к чему бы, а вот Шартрезу…

Как тут не убить?

В – третьих, же…

Я – сын Мишель. Изначальное бельмо на глазу Шартрезов.

Та давняя история с моей матерью действительно была подставой. Кто ее провернул?

Дядя Шартреза. В ту пору барон Лопейн, сейчас же герцог Фрайн. Почему при пожаре погибли и двое детей Абигейл?

Так семейство такое… ничего нормально сделать не могут, р – раздяи! Безопасность своих детей должна была обеспечивать Абигейл, ну и ее папаша. Братец помогал дядюшке с поджогом, чтобы загорелось качественно, сильно и со всех сторон. У огненных‑то магов именно так и вспыхивает, ежели что.

А эти двое мелких решили поиграть в прятки. Андрэ и Руфина спокойно спали в своих кроватях – их оттуда и вытащили. А эти где‑то на чердаке… там и задохнулись. Или сгорели.

Абигейл детей перед сном поцеловала – убедилась, что они у себя и ушла. Ее папаша же решил в тот вечер снять напряжение самым простым способом – в объятиях грудастой баронессы. Соответственно, когда загорелось, он помчался к спальням детей, а там некомплект, и стража невесть где… и кто бы удивлялся?

Я мрачно добавил в свой список Фрайна, а Шартреза – старшего и Абигейл вписывать смысла не было, они там изначально были. Попомните вы меня, паразиты…

* * *

Как легко догадаться, убийцу маркиза Шартреза не нашли. А еще через дней десять…

Вообще, с Альтверина и Рвейна налогов поступали копейки, а ведь это весьма серьезные герцогства, в Альтверине плодородные земли, оно могло обеспечивать зерном до трети страны, Рвейн – приморский край, там рыбы – не переловить. И – нет налогов?

Разумеется, я возмутился. Не просто так, нет. На большом приеме, когда все слышали.

– Дядюшка я слышал, что в Альтверине и Рвейне опять голод?

– Алекс, это тебя не касается…

Ага, отделаешься ты от меня, как же!

– Дядюшка, как вы можете?! Это мои наследные земли – и они меня не касаются?!

– Ты там и не был ни разу.

– Вот и правильно! Надо побывать и посмотреть!

Рудольф глаза закатил, но крыть было нечем. Зато тетушка оживилась.

– Да – да, дорогой, пусть мальчик съездит, развеется…

Рудольф скривился и кивнул. Зайдешь, мол, завтра за бумагами.

Я и зашел.

Со мной ехали Томми и Рене. Ну и личный отряд виконта Моринара, небольшой, человек десять. И столько же гвардейцев. Деньги мне из казны выдали со скрипом, но все‑таки – и мы отправились. Я же был весьма доволен. Надо по дороге, коли получится, заехать в гости к Фрайну. Да, наш путь пролегал по краю его герцогства, так что… шансы были.

А еще было большое желание затолкать ему в какое‑нибудь место горящий факел. И я не собирался себе отказывать в такой мелочи.

Ну, или хотя бы замок поджечь для начала?

Так сказать, око за око – с процентами за двадцать лет.

* * *

Это случилось на шестую ночь пути. Как сейчас помню – осень, звезды крупные, яркие, шальные… последние глотки уходящего лета, ночевать на земле уже холодно – и мы решили остановиться в трактире.

'Золотой чертополох' он назывался.

Как сейчас помню – низенький потолок, продымленные балки, связки лука на стенах – и на фоне всего этого убожества алое платье вспышкой. И угольно – черные волосы.

И – голос.

Больше я ничего не слышал, только этот голос. Низкий, чуть хрипловатый, льющийся смесью меда и вина… с таким перед королями выступать, а не здесь.

Мы как раз утолили первый голод, когда она вышла – и я пропал.

Смотрел – и сказать ничего не мог.

А песня лилась, завораживала, звала за собой… женщина шла по залу и никто не смел не то, что остановить – даже руку протянуть, даже шевельнуться в ее сторону.

Она – завораживала.

Не злись на птицу за то, что она летает,

За то, что Бог даровал ей вечное небо,

За то, что петь в твоей клетке она не желает,

За то, что для нее неволя – это как небыль…

Она пела о себе?

Или нет?

Я просто смотрел и слушал, а голос лился чисто и свободно.

…За то, что летит она к солнцу, сжигая крылья,

За то, что не верит словам и силкам из шелка,

За то, что смотришь с земли на нее в бессилье,

За то, что в злости твоей никакого толка…

Когда она остановилась у нашего стола, я даже не сразу понял. И когда она смотрела мне в глаза пристальным темным взглядом…

Ведьма.

Настоящая, сильная…

Чем отличаются маги от ведьм?

У магов сила структурированная, она от стихии – и принадлежность мага несомненна. У ведьм же этого нет. Ведьма – это дитя природы. Любимое, родное, ведающее ее тайны.

Конечно, холопы визжали, что их сила не от Светлого Святого, а значит, от Темного Искушающего… чего тут удивляться?

Ежели ведьмы их напросвет видели? И спастись от их ведовства шансов не было ни у кого. Это слабых могли одолеть и поймать, а этой уже лет было… Она как бы не деда в колыбели помнила.

До сих пор ее лица не могу вспомнить.

Помню ее черные глаза, помню крупные кольца волос, помню голос…

Помню, как отстегиваю от пояса полный кошель и протягиваю ей.

– Спой еще… пожалуйста.

Она мягко отстраняет монеты. А еще помню ее слова:

– Приходи как все уснут. Я буду ждать…

Ни Томми, ни Рене их не слышали. Заворожила…

Ведьмы это могут.

Помню сеновал, крупные звезды над головой, насмешливый влажный шепот:

– Демоненок… не спеши, у нас еще вся ночь впереди…

Я пытаюсь сказать что‑то про чешую, но теплая ладошка закрывает мне рот.

– Не думай ни о чем. Я хочу, чтобы ты думал только обо мне.

И у меня плывет в глазах. Кажется, я так полностью и не перекинулся, но ее не смущала ни чешуя, ни клыки, ни горящие алым глаза. Помню ее голову на моем плече.

– Чешуйчатый… забавный.

– Ты не хочешь поехать с нами?

– Нет, государь, у нас разные дороги.

– Ты… меня знаешь?

– Нет. Я просто вижу. Как мать, как бабка… у тебя впереди длинная дорога и меня на ней больше нет. Мне жаль. Но эта ночь – наша.

И волна черных волос опять накрывает мое лицо.

Утром я прихожу в себя уже в комнате. Никто ничего не может сказать о вчерашней певице, да и не надо. Я просто ей благодарен.

Жаль, что наши дороги пересеклись лишь единожды, но судьбе не прикажешь.

Ее ждет дорога, меня – Альтверин. Но сначала – Фрайн.

* * *

Маршрут выбирал я – и чего удивительного, что он прошел неподалеку от герцогского замка?

Где‑то в дне пути.

Томми смотрел вопросительно, он понимал, что нам нет смысла делать такой крюк, гвардейцы чуть ворчали, но я был неумолим.

Мне хотелось заехать в Фарейн – один из красивейших городов Раденора. Посмотреть… там великолепный храм, между прочим! Я обязан помолиться!

Гвардейцы, кстати, меня поддержали. Рудольф гвардию распустил – и они совершенно отвыкли от марш – бросков. Им хотелось отоспаться и отъесться.

Мне тоже… хотелось.

Так что мы выбрали одну из лучших гостиниц города, удобно устроились, погуляли по улицам, а ночью мне стало очень плохо. Кажется, я заболел. Я чихал, кашлял, сморкался, требовал изничтожить все сквозняки в своих покоях…

Томми послушно выполнял мои капризы. И только он знал, что под утро я выскользнул в окно.

День пути?

Да, если неспешным шагом. А если рваться вперед, загоняя коня – то можно и куда как быстрее обернуться.

Коня я купил у трактирщика за городской стеной, но гнать не стал. Ни к чему.

И к ночи добрался до места.

Хороший замок, старый, рядом с таким много чего водится…

Я даже ночи ждать не стал, нашел местечко поукромнее, начертил прутиком на земле пентаграмму, разрезал себе ладонь – и позвал.

Кого?

А кто отзовется.

Чтобы в таком замке и не было ни одной неупокоенной души?

Так не бывает.

Конечно, душа нашлась. Молоденькой служанки, кою изнасиловал прадед прежнего герцога, а девчонка потом кинулась со стены в ров, когда узнала что ждет ребенка. Про замок она знала все – и с удовольствием мне помогла. В обмен на мое обещание отпустить ее душу.

Да, герцог здесь.

Да, и его семья тоже.

Жена, трое детей, старший женат, двое младших пока еще не пристроены… предложений много, выбор большой.

Я расспросил девчонку, где чьи покои, как куда пройти – и приказал ждать меня. А ночью, вот беда‑то, полыхнул замок от подвалов и до крыши. Да быстро так, сильно…

У меня же с материнской стороны дар огня. Вот и полыхнуло.

Почему‑то мне было важно, чтобы обидчики моей матери погибли так же, от огня…

Фрайн – седовласый красавец, чем‑то похожий на Шартреза, так уж точно. Потому что перед тем, как поджечь замок я навестил его в его покоях, оглушил ненадолго, связал, заткнул рот кляпом и привязал к кровати.

Было ли мне его жалко?

Нет.

У меня перед глазами, как живая, стояла семнадцатилетняя девчонка с белыми волосами, тщетно пытающаяся остановить зажженный не ей огонь. Мама… ее душа сгорела в пламени в ту ночь, двадцать лет назад.

Я был милосерднее. Из детей Фрайна погиб только старший – и то не от моей руки. Случайность, простая случайность…

Бросился спасать отца… кажется, мальчишка был получше своего ублюдка – папеньки. Но меня это волновало мало. С утра я уже был у себя в кровати. Томми вошел, посмотрел на меня, принюхался к одежде…

– Алекс, а ты знаешь, что неподалеку сгорел замок?

– не знаю. А он весь сгорел – или что‑то осталось?

– от замка – пара камней, от его владельца – скелет. Сгорел в своей кровати, бедолага.

– Вот горе‑то, вот беда, – фальшиво посочувствовал я. – Мы едем дальше?

Томмми пожал плечами.

– Едем. Но ты лучше во что другое переоденься. Костром воняет.

Я пожал плечами.

– Причудилось, наверное…

Приятель кивнул. Но я все равно переоделся.

* * *

Альтверин мне понравился. Старый замок из громадных серых камней, острые башни, алыке, словно кровью вымазанные крыши, плющ, который оплел стены от фундамента до чердака…

Красиво….

Зато внутри!

Благородная бедность?

Не – ет. Откровеннная нищета. И иначе тут не скажешь. Выскоблено все так, что в каменных стенах свое отражение видно, ни пылинки, ни паутинки. Слуг – десяток, но все выглядят так, словно их корсетами утянули.

Управляющий же…

Шарен Клейт, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, встретил нас на пороге замка с хлебом в руках. Я, как положено, отломил корочку, прожевал, показывая, что всем доволен – не задираться же с порога, пока не выясню, что к чему?

Хлеб был самый дешевый, мука серая, грубого помола, с комками – при королевском дворе такой и собакам не бросали. Ужин….

Старинная серебряная посуда, начищенная до блеска – и еда, которой опять‑таки постыдились бы кормить даже гостей столичного трактира. Хлеб ужасный, овощи прошлогодние, курица умерла страшной смертью то ли от голода, то ли от старости, говядину я смог разгрызть только потому, что зубы полудемоона и кость перегрызут. Но разрезать я бы ее не взялся. Томми и Рене смотрели мрачно, но тоже покамест молчали. А Шарен говорил.

Он нам даже обрадовался – и рассказывал не переставая.

Как требуют из столицы и сколько требуют. Как считают недоимки и пишут о процентах на них, причем процент на процент. Как грабят караваны с податями, а им потом насчитывают еще за ограбленное…

Одним словом – сейчас Альтверин был таким именно по причине честности Шарена.

Мужчина делал все, что только мог.

Продавал последнее из замка, чтобы не драть семь шкур с крестьян. Нанимал дикое количество охраны, чуть ли не по двадцать человек на телегу – и только тогда обоз доходил до места. Пытался как‑то пускать деньги в оборот, но куда уж тут, с королевиной‑то родней…

Одним словом – он разорял замок, чтобы хоть как‑то поддержать людей.

Хотите?

Казните. Вот моя голова, вот учетные книги… все в вашей власти, мой принц.

И ведь не лгал. Ни капельки не лгал.

В итоге, Томми, который терпеть не мог цифры, отправился спать, а мы с Рене закопались в отчеты.

Клейт не лгал. Он ни в чем не солгал мне – и карать старика мне не хотелось. Многие ли на его месте поступили бы так же?

Да никто.

Почему его до сих пор не уволили?

Так его назначил мой дед, а Рудольф, при всей своей дурости, не переступал через волю покойного отца. Сказано – вот этот будет приглядывать за землями моего внука – и не тронь человека! И не тронул.

Хотя родня Абигейли наверняка злилась. Но впрямую не лезли.

Когда мы закончили с бумагами, было уже заполночь.

– Шарен, я завтра проеду по деревням, посмотрю, что и как.

– А…

– А вы работайте, как и раньше. Разберемся мы с недоимками и прочими радостями.

Я полюбовался ногтями.

А кто у нас казначей? А казначей у нас старший брат королевы… бедная королева. Ей так не идет черный цвет, она в нем ворону на заборе напоминает.

А носить придется. Траур – с…

* * *

Деревни произвели благоприятное впечатление. Да, бедно. Но все ж не откровенная нищета. А за управляющего тут просто молятся. Отлично понимают, что другой бы с них три шкуры драл, лишь бы себя прикрыть.

С другой стороны, не слишком‑то Шарен и рисковал. Альтверин и Рвейн мои официальные вотчины, правом проверки обладаю только я, распоряжаться может только король, никто другой просто не может сюда влезть.

Вообще никто.

Только вот не влезть в документы и не влезть в деньги – две большие разницы. Да, с Шарена не могли потребовать больше определенной суммы, но зато могли перехватить посланный им караван – и насчитать недоимки и неуплаты.

Запросто.

И закон не нарушен – и с Альтверина получаем не один налог, а четыре.

Красота!

И жаловаться некому, и защитить никто не может.

А теперь приехал я. Только вот проблемы это не решит. Грабить‑то курьеров можно на любом отрезке пути. А требовать деньги будут с меня.

Итак, что же делать?

Ответ нашелся, и он был прост. Надо сделать так, чтобы на моих людей боялись нападать.

Смогу?

Идеей я поделился с Томми и Рене. Потом поговорил с Шареном. И мы совместно разработали – скажу без лишней скромности, гениальный план.

Шарен пригласил всех соседей с округи к нам, устроив прием. На это моих денег хватило. Разумеется, собрались все соседи и на четыре часа я почувствовал себя дрессированным медведем, который пляшет на ярмарке.

Жалеть меня никто не собирался, дочки и жены вели совершенно беззастенчивый обстрел меня глазами, так, что хотелось окоп вырыть и засесть в нем на месяц. Мужчины хлопали по плечу, так, что захотелось туда что‑нибудь с шипами подложить, приглашали на охоту, поили вином… и в конце вечера я допился.

И по секрету поведал своей молоденькой соседке, что в замке вообще‑то спрятан клад.

Дедушка боялся, что из казны все разворуют, а внуку ничего не оставят. А потому зарыл свои сокровища в Альтверине. Сделал тайник, положил туда кучку золота и драгоценных камней и отдал ключ доверенному лицу. А лицо передало его мне.

Ну, вот я и решил все забрать.

Долги погасить, опять же, дом в столице купить, чтобы не у дядюшки на шее…

Только – тсссс! Это мой большой секрет!

После чего меня вывернуло прямо под стол, на колени другой соседки. Всеобщее внимание мне было обеспечено.

– Болван ты все‑таки, ругался на меня Томми. – Знаешь же, что тебе совершенно нельзя ревень – и ел. Тьфу, осел вислоухий!

Я ухмылялся, слушая приятеля.

Ну, осел. Но вот кто?

Да, мне нельзя ревень. Меня от него в буквальном смысле слова выворачивает наизнанку. Тошнит, рвет, ненавижу эту гадость!

Почему?

Не знаю, говорят, у Мишель тоже была на него аллергия. Но пары стебельков в салате мне хватило, чтобы меня убедительно вывернуло наизнанку.

– Зато все поверили, что я нажрался, как свинья.

Томми вздохнул.

– Лежи уж…

И вышел за новой порцией воды с лимоном. Промывать желудок.

Я довольно ухмылялся, глядя в потолок. Первый акт пьесы сыгран.

* * *

Конечно, на нас напали. Конечно, когда мы уже отъехали на два дня пути от Альверина, а то как же?

На моих землях ведь крестьяне водятся, а они разбойников могли и дубьем отходить без всяких скидок на благородство. Да – да, у нас какой‑то ненормальный менестрель сочинил сагу о благородном разбойнике, который грабит богатых. И совершенно забыл, что разбой – все равно преступление, кого ты не грабь. И конечно, мы не смогли бы оказать сопротивление… с нашими‑то двумя десятками охраны.

Так что разбойники в количестве чуть ли не пары сотен, окружили телеги, наставили на моих людей арбалеты и грозно приказали скидывать все навзничь и разоружаться, а не то…

Ну, Томми и разоружился. Первый.

За ним Рене, за ними остальные…

– А где принц? – опомнился главарь разбойников, предусмотрительно надевший маску.

– Ему понадобилось вернуться в замок – ненадолго.

Разбойники призадумались. Судя по всему, им приказали не только взять деньги, но и прибить принца. И вот тут было самое скользкое место нашего плана. Но Рене вовремя сообразил.

– Если вы нас сейчас убьете, принц точно не придет. Найдет наши трупы и ринется в столицу тайно – или к себе вызовет охрану. А вот если выручать нас…

Аргумент был принят.

Моих друзей и охрану связали, уложили на телеги, груженные сундуками, поинтересовались ключами от замков, но получили ответ: 'у принца' и отстали. Просто повезли всех на свою стоянку.

Что нам и требовалось.

Не станут же они ломать замки на тракте? Это слишком глупо, проще уволочь добычу к себе – и разобраться потихоньку.

Как я и предполагал, логовом оказался замок одного из соседей – графов. Тоже давнего родственника Абигейл. Вот ведь зар – раза… размножившаяся!

Ну да, это я и заподозрил сразу же, как приехал, как поговорил с Шареном… не было никаких разбойников! Были просто несколько мерзавцев, которые грабили и убивали моих людей.

И сейчас намеревались проделать то же самое.

Не успели.

Потому что ночью пришел ужас.

* * *

Третий акт пьесы.

Я ведь некромант. А стало быть, мне ни к чему войско.

Живое войско.

Свою армию я отправился вербовать на большую дорогу. Ровно в полночь, шестилучевая звезда на развилке трех дорог, в каждый угол вписаны символы смерти, мести, крови, призыва, повеления и замыкания.

Луна светит, ветер перебирает ловкими пальцами травинки, равнодушно усмехаются звезды, глядя со своей высоты на странного человечка…

К чему он суетится? Ведь его жизнь – это миг вечности звезды…

И все же, это не повод прожить ее недостойно.

Я медленно касаюсь самым обычным кинжалом запястья. Ритуальные ножи тут ни к чему.

На землю капает кровь, в лунном свете она черная…

Загораются свечи по углам гексаграммы.

И я – зову.

Не словами, не заклятьями, не голосом, но своей кровью демона. Тем черным, что течет во мне, я призываю неупокоенные души вернуться!

Те, кого убили на этой земле ради золота, те, кто полег непогребенным и неотпетым, те, кто желает отомстить своим убийцам…

Придите ко мне – и я дам вам то, что слаще вечного покоя.

Я дам вам месть.

Я помогу отомстить вашим убийцам, вы увидите, как они будут корчиться и страдать, вы выпьете их кровь и сожрете мясо с их костей, вы будете мучить их души так, как мучились вы сами…

Придите ко мне!

Властью демона…

Долго звать мне не приходится.

Это выглядит, как очень долгий порыв холодного ветра, застывший на одном месте.

Он налетает, дышит, волнуется, окружает меня, но за границу гексаграммы перейти не может. А я смотрю.

Это – души. Все это – люди, которых настигла внезапная смерть от рук негодяев. Молодые и постарше, мужчины и даже женщины, в недобрый час оказавшиеся на дороге, они – смотрят.

Какие глаза у призраков?

Не провалы, наполненные тьмой, нет.

Их глаза пусты и затянуты серым болотным туманом.

Они смотрят.

Я заговариваю первым, как и должно.

– Вы готовы отплатить за свою смерть?

Пламя свечей взвивается высоко вверх. Слова сказаны, теперь заклинание возьмет свое.

Ради мести они пойдут за мной, куда я прикажу. И когда все закончится, именно я отпущу их. Каждого. А сейчас…

Я решительно делаю шаг из круга.

И в мня ударяет поток ледяного ветра. Прямо внутрь меня.

Каждый призрак проходит насквозь, ударом ледяного кинжала, оставляя мне свою память и свою боль.

Свою ненависть, свое горе и тоску…

Что лучше всего помнят призраки?

Свою смерть…

Том Шейл – лучник, сраженный подлым ударом в спину.

Карт Марен, мечник, падающий на круп своего коня – подлая стрела прилетела из леса и ударила в спину.

Рикка Вейл – повариха, которую перед тем, как перехватить горло, пустили по кругу…

И многие, многие другие. За два десятка лет здесь полегли сотни невинных людей. Они умирали, зная, что останутся непогребенными и неотомщенными – и сейчас пришли на мой зов.

Страшно ли мне?

Нет. Я должен слиться со своим войском, стать его частью, ощутить их боль, гнев и ненависть, как свои. Только тогда я буду уверен, что не тронут моих людей. Только тогда.

Наконец вспышки чужой смерти прекращаются, и я несколько секунд стою, привыкая к новым ощущениям. В груди смерзся ком грязного серого льда, но это позволяет призракам воспринимать меня, как часть своей армады. Этого достаточно.

Когда я отпущу их – все будет почти как прежде.

Сейчас же…

Я иду по следам невинной крови.

Призраки не могут мстить сами – если не примут силу через меня. Через мою кровь. Я даю им возможность отомстить своим врагам, но я же и управляю ими. А они сейчас помогают мне.

Шаг переходит в бег, если кто‑то сможет меня увидеть, он удивится, потому что я несусь по дороге быстрее осёдланного жеребца, лунный свет придает мне сил, а серое облако скрывает от посторонних взглядов.

Я сам не понимаю, как оказался перед чьим‑то замком. Но кровь зовет.

Именно здесь спрятались те, кто ее пролил. Здесь еще не все, но большая их часть. А остальные?

Сначала – это.

Потому что за стенами замка я чувствую и своих людей. Свою кровь.

Томми даже не заметил, как я разрезал палец и чуть коснулся его руки. И Рене тоже.

Капля засохшей крови… мелочь! Ее можно не заметить на одежде, но я всегда почувствую ее.

И я спускаю призраков с цепи.

Что они могут?

Просто так – ничего. Разве что стенать и вздыхать. Но сейчас, отдав мне свою боль и забрав мою ярость, они могущественны.

Они могут свести с ума, заставить человека бежать от них, не разбирая дороги – и потому за стенами замка сейчас воцаряется ад.

Я знаю, как он выглядит, хоть я пока и не внутри.

Серая волна захлестывает помещения и разбивается на множество призрачных силуэтов. И они надвигаются на своих врагов, источая леденящий ужас.

Прозрачные мертвые глаза горят, прозрачные губы шевелятся, желая что‑то сказать, прозрачные пальцы тянутся к убийцам…

Смерть… смерть… смерть…

Месть… месть… месть…

Люди на миг застывают на месте, а потом бегут. Куда угодно, лишь бы избавиться от этого ужаса, но призраки повсюду. От них нет спасения, от них не уйти и не сбежать…

Те, кто послабее, падают на пол, корчась в сердечном припадке.

Те, кто посильнее, ползут, чтобы все равно свалиться навзничь – и уже не встать.

Мало кто перенесет волну ужаса. Даже я не смог бы. Наверное.

И они умирают.

Один за другим…

Кто‑то с криком бросается в окно, лишь бы уйти. Кто‑то кидается на собственный нож…

Во всем замке неприкосновенна только темница с моими людьми. Только они.

Я смотрю на ворота.

М – да, теперь мне их никто не откроет. Ну и не надо. Есть же стена, и есть когти, и пара кинжалов…

Влезем?

Да не вопрос.

* * *

Четвертое действие ознаменуется мной в темнице. Я сшибаю замок и выпускаю своих людей на волю. Реакция самая разная. От дружеской и встревоженной у Томми:

– Алекс, ты цел?

До почтительно – восхищенной у гвардейца.

– Ваше высочество!

Я пожимаю плечами. Хлопаю Томми по плечу, кажется, этот мерзкий жест заразен.

– Меня об стену не расшибешь, что уж говорить о замке грабителей.

Томми успокаивается и начинает улыбаться. А вот Рене удивленно смотрит по сторонам.

– Алекс, а как тебе это удалось?

– я бываю очень убедителен.

Еще больше он удивляется, когда видит в залах и коридорах тела людей с выражением ужаса на лицах.

Они все мертвы… хотя нет. Кое‑кто не умер, а просто сошел с ума. Двое или даже трое.

– Алекс, как ты это сделал?

Я пожимаю плечами.

– Рене, я просто вошел и улыбнулся.

И понимаю, что приятель мне не верит. Несколько минут Рене явно размышлял – не бросить ли меня и не уехать ли отсюда раз и навсегда. А потом улыбнулся. Пожал плечами.

– Алекс, я не лезу в твои тайны, но надеюсь, когда‑нибудь ты сочтешь меня достойным доверия.

Вот так. Коротко и по делу.

Уважаю Моринаров.

* * *

В Альтверин мы вернулись с добычей. И свое вернули, и чужое прихватили.

И прихваченного с лихвой хватило бы, Чтобы покрыть все долги, да еще и заново обставить замки. Но это уж – шалишь. Пусть Шарен лучше пару мельниц поставит новых, опять же, надо бы хорошего племенного скота прикупить, зерно посевное…

Единственным неприятным моментом были воспоминания.

Два, но увесистые…

Первое – когда я отпускаю призраков.

Перед рассветом я стою на главной башне замка. Серый туман колышется у моих ног, обволакивает сапоги, цепляется за штаны, я слышу жалобный плач, веет ледяным холодом…

Призраки не могут причинить вреда мне, но это все равно действует. Неприятно.

Я протягиваю руку и сжимаю кулак. Разрез еще не успел закрыться – и черные капли падают в туман.

– Вы отомстили. Покойтесь с миром.

Капли крови касаются тумана – и тот начинает рассеиваться. И в моей груди словно тает кусочек льда.

Я вижу души людей, которые взмывают куда‑то вверх и растворяются в лучах рассвета. Им хорошо, они счастливы и довольны.

А я?

Я на миг чувствую, что стал немного больше демоном.

Я мог бы просто отпустить их, мог… Но я предпочел воспользоваться их болью и ненавистью, чтобы отомстить. Хорошо ли это?

А плохо ли?

У меня нет других возможностей. А стало быть – нечего и переживать из‑за моей натуры. Я ведь и правда не человек.

Второе же…

В замке было шестеро детей.

Они все умерли в своих кроватях. От дочери графа до внука поварихи. Озверевшие призраки не делали разницы между виновными – и их кровью. Получил хоть монетку из кровавого золота?

Виновен.

А твои дети – твоя кровь.

Мне неприятно смотреть на детские тела, но…

Грех твой падет на плечи детей твоих до седьмого колена.

Если уж так говорят холопы, то и я могу?

А могу ли я судить?

А кто, если не я? Моя кровь и мое право. Когда‑нибудь я отвечу за все, но сейчас я не стану думать об этом.

Жестоко?

Я – полудемон, а не светская дамочка.

* * *

В столицу я возвращался с налогами, недоимками и процентами. Шарен рыдал от счастья и рвался целовать мне руки – едва оттащили и отпоили вином. Дешевым, на дорогое давно не было денег.

Дядюшка же вовсе не порадовался моему возвращению.

Вот его казначей – тот рыдал от счастья. Еще бы, столько всего украсть можно.

А вот дядюшка был мрачен.

– Могу вас заверить, больше не будет никаких проблем с Альтверином, – я улыбался со всей возможной безмятежностью.

– И как ты этого добился? – прищурился дядя. – До нас дошли странные слухи.

Еще бы они не дошли!

Сам же и распустил. Якобы принц Алекс страшный человек, нанял колдуна, чтобы тот наложил проклятье. Кто хоть булавку у него сопрет – страшной смертью помрет.

Раньше‑то. Говорят, такие были, а сейчас их, конечно, повывели, да вед всю нечисть не выморишь!

Это первый вариант.

Были и другие. Что дедушка оставил мне в подарок нечто проклятое – кто покусится, тот и страшной смертью помре…

Что принц Алекс сам колдун…

Я, честно говоря, думал, стоит или не стоит распускать подобные слухи, но потом махнул рукой. Я же полудемон. То есть рано или поздно, так или иначе моя природа станет известна. Шила в мешке не утаишь, так что пусть с самого начала привыкают. И когда все откроется, реакция должна быть простой: ну, полудемон. Но человек‑то неплохой? А этот вот, хоть и не полу и не демон, а сволочь последняя!

– Не знаю, какие слухи до вас дошли, – пожал я плечами. – Но полагаю, если вы мне их расскажете, мы разберемся?