Текст книги "Брачный сезон"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– У деда Мити в руках была толстенная книга, – выпалила я и сама удивилась, до чего же эффективным оказался Сильвин метод. – Я еще тогда подумала, какой же дедушка смешной, книгу из огня спас, лучше бы телевизор вынес.

– А может, это была Библия? – предположил Степан.

– Вряд ли, – усомнился дед. – Чтобы в доме офицера Советской Армии была Библия?..

С террасы вернулся Димка и с интересом слушал наш разговор.

– Но если это была не Библия, то что же это была за книга, которую нужно спасать в первую очередь? – спросил он.

Отец посмотрел на него сочувственно и осторожно начал:

– Ты знаешь, Дима, с возрастом люди порой сильно меняются...

– Вы хотите сказать, что дедушка впал в маразм?

– Нет, я этого не хотел сказать, но в экстремальных ситуациях люди ведут себя подчас совершенно неадекватно.

– Это точно, вместо того, чтобы хватать шкатулку с драгоценностями, порой выносят из огня старый стул, – поддакнула я и застыла с открытым ртом.

– Ты чего, мам? – с испугом спросил Степан.

– Драгоценности...

– Что драгоценности? – подался ко мне Димка.

– Были драгоценности.

– Ты-то откуда знаешь? – удивился отец. – Ты же маленькая была.

– Однажды вечером я слышала, как тетя Надя с мамой ругались. Они думали, что я сплю, а я все слышала.

– Что ты выдумываешь? – не поверил отец. – Они были лучшими подругами.

– Мама говорила тете Наде: «Как тебе нестыдно? Как ты можешь так меня оскорблять?» А тетя Надя в ответ: «Я прошу тебя, возьми эти украшения, ну, хотя бы на время. Потом я отдам тебе деньги». А мама ей: «Ты совсем с ума сошла! Что же, если бы я оказалась в такой ситуации, ты выгнала бы меня на улицу или брала бы плату?» Потом тетя Надя заплакала, потом они вместе плакали.

– Так, нужно звонить Наташе, – засуетился дед. – Где телефон?

– Четвертый час ночи, – напомнила я.

– Да, – выглянул в окно Степка, – светает... Ой, смотрите, – вдруг закричал он, – через забор кто-то лезет.

Все кинулись к окнам.

– Где?

– Вон с той стороны, – показал Степка. – От нас к генералу полез.

Все, не сговариваясь, рванули в сад. За забором заливался лаем соседский кобель Маклауд. Димка и мальчишки в момент перемахнули через двухметровую преграду и, судя по всему, тут же были встречены свирепым ризеншнауцером. Теперь, правда, пес молчал, поскольку пасть у него, очевидно, была занята. Орали наши мужчины, отбиваясь от собаки. Вдруг в ночи прогремел зычный голос генерала:

– Фу, Мак! Стоять, стрелять буду!

Последние слова адресовались, вероятно, не собаке, а ночным нарушителям спокойствия. Однако пес внял разуму и агрессивные действия прекратил, и далее последовали объяснения Димки с разбуженным генералом.

Спросонок Степан Евсеевич никак не мог понять, зачем соседи забрались на его территорию. К счастью, Маклауд оказался псом неглупым и не покусал знакомых людей, а только изорвал им одежду для порядка.

Утром, а точнее, ближе к обеду меня разбудил стук в дверь.

– Эй, ты, сонная тетеря, открывай-ка быстро двери! – Димон цитировал нетленного «Конька-горбунка». – Ну, давай открывай, не притворяйся, что спишь.

Я обиделась, что мой сон прервали, и решила из вредности не отвечать.

– Эй, Марьяша, – Димка отчего-то встревожился, – ты спишь, что ли? Ты в порядке? Отвечай, или я вынужден буду высадить дверь.

«Ничего себе заявы...» Я продолжала лежать. С утра меня лучше вообще не трогать. Я утром нехорошая. Пока кофе не выпью – не человек. Однако никто из близких родственников меня, очевидно, не боится, и эту мою особенность все просто игнорируют. Димка по-прежнему надрывался за дверью:

– Дядя Кеша, Степан! Марьяшка не отвечает! – кричал он. – Может, с ней что-нибудь случилось? Я ломаю дверь!

После таких угроз я, естественно, спать уже дальше не могла, вскочила с кровати, осторожно отодвинула задвижку на двери и, накинув халат, присела к зеркалу. В следующий момент Димка с силой ударил в дверь, которая совершенно свободно распахнулась, и влетел в комнату. По дороге он зацепил ногой кресло и рухнул вместе с ним на пол. В дверях столпились родственники. Изобразив на лице полное недоумение, я повернулась от зеркала и воззрилась на Димку.

– И что же все это означает? – спросила я, изображая сдержанное негодование.

Степка с Серегой хохотали, прибежавший на крик работник Семен заполошно повторял: «Что случилось-то, что?» А дед только головой покачал и удалился.

– Какая же ты противная, Марьяшка, – изрек с пола Димон. – А я тебе еще кофе сварил, а ты...

Я устыдилась за свой пакостный характер и решила быть милой.

– Спасибо, Димыч, – произнесла я сладчайшим голосом. – Доброе утро, кстати. Давно встали? Надеюсь, маме в Париж уже дозвонились?

– Дядя Кеша все утро звонит, – проворчал Димка, вставая и отряхиваясь. – Линия занята. Я в Париже пытался дозвониться тете Наташе, но ни один телефон не отвечал. Может, она уезжала куда-нибудь. – Димка смотрел в зеркало и разговаривал с моим отражением. – Пошли, что ли, завтракать? – сказал он зеркалу-

– Конечно, дорогой, – пропела я, – только мебель поставь на место.

Мы перебрались в столовую, где завтракали Степка с Сережкой. Я села рядом и принялась за кофе.

– Мы сегодня весь сад обследовали, – сообщил Сережка. – Нашли большие мужские следы возле дома под окнами: под этим, – он указал на окно в столовой, – и под тем, которое в холле. А вот откуда он пришел, непонятно. Зато возле забора, через который он улепетывал, много следов.

– Ну еще бы, – не удивилась я. – Мы там все вместе топтались. Кстати, генерал-то как? Не ругался?

– Да нет, ничего, – ответил Степка. – Сказал только: «Не скучно живете, господа». И все.

Из кабинета раздался громкий голос деда:

– Алле, алле, Наташа? Здравствуй, родная!

Мы все кинулись на второй этаж.

– Наташа, как ты себя чувствуешь? – ворковал отец. – У тебя все в порядке? Да ничего не случилось, просто так звоню. У нас все нормально, все живы-здоровы. Ты когда приедешь? Да ничего не случилось. Что ты так разволновалась? Почему звоню? А что же, – в голосе деда появилась обида, – я уже и позвонить тебе не могу?

– Дед, ближе к делу, – намекнул Степка.

– Вообще-то я звоню тебе по делу, – все еще с обидой произнес отец. – У нас на даче сейчас находится Дима Воронцов. Тебе привет, – кивнул он Димке.

– Тете Наташе тоже привет.

– Тебе, Наташенька, Дима тоже передает привет, – обида в голосе деда исчезла, и он снова принялся ворковать с любимой бывшей женой.

– Бог мой, да перейдете вы уже наконец к делу или нет? – возмутилась я.

Дед сверкнул на меня глазами.

– Наташа, – снова запел он в телефон, – у Димы есть к тебе вопросы. Что ты говоришь? А, понял. Хорошо, передаю ему трубку. До свидания, родная.

Дед передал Димке трубку и отошел к окну.

– Тетя Наташа, здравствуйте, – закричал Димка в телефон, – рад вас слышать. Да был я в Париже два дня назад, но вам не дозвонился. Что случилось? Да уж, действительно случилось так случилось. В двух словах не расскажешь. Тетя Наташа, вы помните, у мамы был кулон рубиновый? Да-да, с бриллиантами. Не знаете, что с ним стало, где он? Где?! Да-да, я слушаю.

Мы тоже слушали, затаив дыхание, хотя слушать, собственно, было нечего: Димка, прижав трубку к уху, только поддакивал и кивал головой. Потом попрощался и передал трубку мне. Когда все по очереди – я, Степка, потом опять отец – наговорились с нашей мамочкой, Димка сообщил, что кулон не пропал во время пожара. Оказывается, тетя Надя успела собрать документы, деньги и кое-какие драгоценности, а также сберкнижки.

– Среди украшений был и кулон, – сказал Димка. – Тетя Наташа хорошо это помнит. Мама дорожила им больше всего. Когда дедушка сильно заболел и ему потребовались дорогие лекарства, мама тайком от тети Наташи стала продавать через скупку свои украшения. А когда все было продано и остался один только кулон, мама не захотела его продавать и просила тетю Наташу взять его себе в подарок, так как денег у нее больше не было. Вот тогда-то ночью тетя Наташа и ругала маму, что она все скрывала от них, как от чужих людей.

– Странно, – произнес отец, – что я об этом ничего не знал.

– Тетя Наташа говорила мне про кулон, – сказал Димка, – теперь я что-то припоминаю. Она сказала, что мама просила передать его моим детям. Но тогда мне было всего пятнадцать лет... Еще раз тетя Наташа говорила мне про кулон перед моей женитьбой, но я, честно говоря, этого не помню, мысли были другим заняты. Да и детей у меня до сих пор нет.

Димка умолк и стал смотреть в окно. Мы тоже притихли.

– Так где же теперь кулон? – спросил тактичный Степан.

Мы на него зашикали, намекая, что вопрос задан не ко времени, но Димка вроде очнулся от тяжелых воспоминаний и, повернувшись к нам, сказал:

– А кулон у вас дома.

– У нас? – обалдела я.

– У дяди Кеши.

– Ну, это просто удивительно! – воскликнул дед. – Я, конечно, понятия не имею, что лежит в Наташиных шкатулках, но мы все перероем и обязательно найдем твою реликвию. Я предлагаю поехать немедленно, тем более что надо навестить Джеда.

– И кто же едет? – с нехорошим предчувствием спросила я.

– Естественно, я и Дима, – ответил отец. – Ты с ребятами останешься здесь. Должен же кто-то за домом присмотреть, раз уж к нему проявляется такой повышенный интерес.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Просто махровый мужской эгоизм в действии. Они, значит, уедут, а я, слабая женщина, останусь с двумя детьми на даче, где каждый день кого-нибудь убивают. Я, естественно, не преминула озвучить свои соображения, на что Степка с Сережкой возмущенно возопили, что они давно не дети, а взрослые мужчины.

– Мы с Серегой пять лет каратэ занимались, у нас пояса...

– Против лома нет приема, – примитивно парировала я.

– Ну, чего ты так испугалась? – начал увещевать меня Димка. – День на дворе, в доме два здоровых парня, в саду трое строителей, а к вечеру мы вернемся.

– Когда Джеда угрохали, тоже день был, – бубнила я, – и рабочие в саду были.

– Ну, хорошо, – согласился отец, – поедешь с нами.

– Как же я с вами поеду? – с негодованием вопросила я. – А дети одни останутся? Давайте я поеду в Москву, а Димка останется с ребятами здесь.

– Ну, мать, ты даешь, – обиделся Степка, а отец, теряя терпение, строго изрек:

– Мы все-таки едем искать Димину вещь, а не твою. Так ты едешь или остаешься?

– Остаюсь, – злобно ответила я.

– Ну, слава Богу! Поехали, Дима.

– Погодите, – остановила я их, – пойду соберу для Джеда что-нибудь из наших запасов.

Я пошла в кладовую, где хранились всякие соленья и варенья, заготовленные нашей тетей Викой, и в коридоре столкнулась с улыбающимся Сашкой Купатовым. Надо же, даже не слышала, когда он вошел.

– Привет, красавица, куда несешься? – спросил Сашка.

– Привет, в кладовку иду. Нужно собрать передачу в больницу для Джеда. – сказала и стала испытующе буравить Сашку глазами: какая, дескать, у него будет реакция на мои слова.

Сашка понимающе кивнул.

– Значит, здорово покусали вашего американца?

– Кто? – не поняла я.

Сашка пожал плечами.

– Ну, я не знаю, кто. Комары или осы, или еще кто. Вам лучше знать.

– А-а, – протянула я. – Так ты, значит, ничего не знаешь?

– А что такое?

– На Маклахена вчера было совершено покушение.

Сашка выпучил на меня глаза.

– Серьезно?

– Более чем. Он в больнице.

– Ну, елы-палы, нельзя отлучиться.

– А ты, кстати, где вчера был? – аккуратно пытала я соседа.

– В очередной раз в какую-то районную управу ездил все по поводу дачи. Дочка стариков Тузовых, ну, у кого я дачу покупаю, позвонила и сказала, что нужно отвезти еще какие-то документы, ну, и заплатить там что-то. Пока за ней в Москву съездил, потом в управу, потом обратно, в общем, целая чума. А вы в церковь-то ходили?

– Ходили. А сейчас вот уезжаем – Джеда проведать надо.

– Да? – вроде бы обрадовался Санька. – А может, мне с вами поехать?

– Нет, Саша, извини. У нас потом еще много разных дел. К тому же мы останемся ночевать в Москве, – зачем-то соврала я.

Санька не обиделся и настаивать не стал.

– Ладно, – сказал он, – пойду к Мишане зайду, узнаю, какие у них новости.

– Ну-ну, – промычала я в ответ и пошла в кладовую.

Быстро положив в корзину для пикника кое-какие банки, я вышла во двор. Отец сидел в моей машине и прогревал двигатель.

– Ну, что за черт знает что! – разозлилась я. – Опять намылился на моей машине ехать!

Я, честно говоря, трясусь над своим новым «Фольксвагеном». И не потому, что страдаю вещизмом, а просто потому, что это моя первая любимая машина. Все предыдущие я недолюбливала по разным причинам, и, надо сказать, они платили мне тем же. Ко всему прочему, отец водит машину весьма своеобразно, поэтому я предпочитаю, чтобы на дорогах он экспериментировал со своим автомобилем, а не с моим.

– Это как же понимать? —закричала я. – Во дворе стоит достаточно машин. Почему же ты выбрал именно мою?

– На твоей машине поедем, – заявил дед, – в моей что-то стартер барахлит.

– Чинить нужно вовремя. И в конце концов у Димки есть машина. Если вы едете с ним, то и поезжайте на его машине, нечего мою эксплуатировать.

– Давай корзинку, – протянул руку Димон. – И не кукси, все будет нормально.

Проигнорировав мои слова, Димка уселся в машину рядом с дедом. Бессовестные совсем!

Однако уехать на моем авто им все же не удалось. Степка, обходя машину сзади, вовремя заметил, что заднее левое колесо спущено, как, впрочем, и заднее правое.

– Стойте, – крикнул он, – колеса спущены.

Мешая друг другу, мы все впятером полезли осматривать спущенные баллоны. Я точно помнила, что еще вчера моя машина была в полном порядке. Если бы спустило одно колесо, этому еще можно было бы найти разумное объяснение. Но когда спущены оба, это, извините, уже не может быть случайностью или совпадением.

– Ну, вот, – чуть не заревела я, – по вашему, это спроста? Между тем на улице белый день, как вы говорите, и трое рабочих в саду, да и нас полон дом, а покушение на мою машинку, однако, произошло.

– Да, – протянул Димка, – дела... – И пошел осматривать две другие машины – свою и дедову.

– Дядя Кеша, – позвал он отца, – посмотрите-ка.

У обоих «Жигулей» колеса тоже были спущены. Минут пять мы ходили вокруг машин, глазели на испорченные баллоны и издавали разные междометия.

– Что же теперь делать? – сокрушался Серега.

– Что делать, что делать? – Дед, как всегда, в трудные минуты не терял присутствия духа. – То, что дело нечисто, это ясно, но об этом подумаем потом. Сдается мне, кому-то неугоден наш сегодняшний вояж. Поэтому следует поторопиться. Срочно нужны четыре целых колеса.

Все опять кинулись к машинам считать колеса. У дедовой «девятки» были проколоты все четыре колеса, у Димкиной машины – два.

– Нам повезло, – обрадовался Димка, – два колеса есть, плюс две запаски – моя и ваша, дядя Кеша. Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – выкрикнул он победно. – Эй, добры молодцы, за работу, живо!

Степка с Сережкой кинулись менять колеса.

– Димыч, проколотые колеса нужно отвезти в шиномонтаж, – сказала я, – иначе мы останемся без транспорта.

Димка быстро снял с моего «Фольксвагена» два проколотых колеса и поставил вместо одного запаску, а вместо другого – домкрат. Возиться с дедовой машиной уже не было времени.

– Всё, по коням, – объявил он и, посмотрев на часы, добавил: – На этом деле мы потеряли полчаса.

Когда Димкина машина скрылась за поворотом и мы остались втроем, я внесла предложение закрыть в доме все окна и двери и каждые полчаса делать обход вокруг дома на предмет обнаружения злоумышленников. Противные мальчишки захихикали, но спорить не стали. Мы тщательно осмотрели весь дом, все комнаты на обоих этажах, заперли все окна и направились делать внешний осмотр сада.

– Погодите, – остановила я парней, – всем вместе идти нельзя. Кто-то должен все время находиться в доме.

– Отлично, – согласился со мной любящий сын, – оставайся в доме, заодно обед приготовишь, а мы с Серегой пойдем.

– Ну уж нет, я одна в доме не останусь. Лучше ты здесь посидишь, а мы с Сережей тебя постережем.

– Ладно, – снисходительно улыбнулся Степан, – готовь обед, тебя будет охранять Серега, а я пройдусь по саду.

С таким вариантом я тоже не могла согласиться, но меня уже никто не стал спрашивать.

Мы с Сережкой принялись за приготовление обеда, а Степка ушел в дозор и периодически постукивал нам в окна, демонстрируя обход территории. После обеда роли поменялись: Степка остался в доме мыть посуду, а мы с Сергеем вышли на улицу.

Вокруг все выглядело вполне мирно: наши строители стучали молотками, на соседней даче повизгивала газонокосилка, по проулку носились дети. Бегло осмотрев территорию, мы двинулись вокруг дома.

– Ой, я на что-то наступила, к подошве приклеилось. – Я остановилась и сняла сабо. – Жвачка, кажется.

– Непохоже, – отозвался Сережка. – Чтобы такая плюха получилась, нужно сразу две пачки в рот запихнуть. Да и кто у вас этим балуется?

– У нас никто. Но, может быть, кто-нибудь из американцев или Лариска? Она любительница.

– Нет, не думаю. Какая женщина запихнет в рот такой кус? .

– А Джед?

Серега злорадно заржал:

– У него обе челюсти остались бы на этой жвачке.

Вот она, эгоистичная, беспощадная молодость. А ведь пройдет каких-нибудь сорок лет, сам будет вставную челюсть в стакан на ночь класть.

Я отскребла свою обувку, и мы продолжили осмотр территории. Ничего предосудительного пока замечено не было, если не считать того, что наша мелкая стервочка Дулька опять издевалась над соседским кобелем. Подобная картина повторялась из дня в день и не надоела им обоим. Наша длинношерстная красотка не спеша прогуливалась вдоль забора, за которым сходил с ума генеральский пес Маклауд. Он двигался по другую сторону глухого забора словно гвоздь за магнитом. Дулька идет вперед, он за ней. Она повернет, он тоже. Бедный пес постанывал, поскуливал, в сердцах отбегал от забора и тут же возвращался. Но вот у кобеля сдали нервы, и он сорвался на лай. Дульсинея по жизни трусиха страшная и постороннего лая не переносит в принципе. Она тут же отскочила от забора и обиженно потрусила к дому. Маклауд, осознав, что дал маху и спугнул симпатичную соседку, в отчаянии завыл, а мы с Серегой расхохотались.

– Кажется, наша семейка достала не только генерала, но и его кобеля, – хохотала я. – Кстати, о семье: что-то дед не звонит. По времени они давно уже должны были и Джеда навестить, и добраться до московской квартиры.

– А я думаю, – сказал Сережка, – что они сначала поехали искать кулон.

Я с удивлением уставилась на парня.

– Что же, по-твоему, отцу кулон важнее здоровья друга?

– Нет, конечно. Но американец сейчас находится под присмотром врачей, и состояние его вполне стабильно. А вот колеса вам прокололи не случайно, и Викентий Павлович так же думает. Кто-то хотел задержать их отъезд или вообще отменить.

В этот момент Степка высунулся из окна и крикнул:

– Мам, дед звонит, иди скорее.

Я кинулась в дом, Серега – за мной.

– Ну, что там у них? – спросила я, влетая на террасу.

– Дед тебя требует, – протянул трубку Степан.

То, что я услышала от отца, вообще не укладывалось ни в какие рамки.

– Марьяша, – сказал он, – в квартире кто-то был. В спальне и кабинете все перевернуто вверх дном. Кулона мы не нашли.

– О Господи, – только и смогла произнести я и опустилась в кресло.

Степка с Сережкой впились в меня глазами.

– Слушай меня внимательно, – продолжал отец. – Замок на входной двери не сломан. Его открыли ключом. Значит, у этого человека есть ключ от моей квартиры.

«У этого человека», – пронеслось у меня в голове. Значит, существует человек, которому что-то от нас нужно, и у него есть ключ от квартиры.

– Марьяша, ты слушаешь? – резко спросил отец.

– Да-да.

– Мы решили поменять замки в моей и Диминой квартирах. В твоей поменяем завтра, у меня же нет твоих ключей. Не знаю, когда мы все это закончим. Возможно, приедем поздно, но обязательно приедем. Не волнуйся. И вот что главное: ни с кем, я повторяю, ни с кем не обсуждайте того, что произошло. С рабочими держите ухо востро. Все, целую. Если что – звоните.

Я дрожащей рукой повесила трубку.

– Мам, что там стряслось? – Степка присел у моих ног. – Ты белая совсем.

– Кулон украли, – выдохнула я.

– Как украли? – ахнули парни.

– У него есть ключ от дедовой квартиры.

– У кого?

– Не знаю. Дед сказал: ни с кем наших дел не обсуждать, виду не подавать, быть начеку. Они приедут поздно, будут менять замки во всех квартирах.

– В каких квартирах? – спросил Степка.

– В дедовой и Димкиной. В моей поменяем завтра.

– А у него, ну, у этого гада, что, есть ключи от всех квартир? – спросил Серега.

– Я-то откуда знаю? Но есть же у него ключ от квартиры на Ленинградском. Может, и другие ключи имеются. Кто его знает?

– Да у кого его-то? – опять пристал Степка.

– Ну, откуда я знаю. Наверно, того, кто подслушивал нас сегодня ночью, кто покалечил Маклахена, кому нужен кулон Воронцовых.

– А в квартире еще что-нибудь взяли? – поинтересовался Сергей.

– Дед не говорил. Сказал только, что дверь открыли ключом, замок не сломан. Но откуда у этого гада наши ключи? – недоумевала я.

Серега вдруг вскочил, окинул нас безумным взглядом и бросился во двор. Мы со Степкой испуганно переглянулись и метнулись вслед за ним. «Еще не легче, – подумала я на бегу, – теперь с парнем что-то случилось».

На лужайке перед домом ползал на коленях Серега и шарил в траве руками.

– Сереженька, – закудахтала я, – что с тобой? Что случилось?

– Серега, ты чего потерял? – Степан наклонился и стал рассматривать траву, по которой ползал его друг.

– Потерял не я, а этот гад, – ответил Сергей, не прерывая своего занятия. – Тетя Маша, – он повернулся ко мне, – вы сегодня, кажется, на жвачку наступили, да?

– Какую еще жвачку, Сереженька? Что ты? – Мы со Степаном переглянулись, ничего не понимая.

– Ну, здоровый такой кусок – пластилин, не пластилин. Вы еще его с подошвы соскабливали.

Когда наконец до меня дошел смысл сказанного, я, ни слова не говоря, опустилась на землю и пристроилась рядом с Сережкой. Мы дружно ползали по траве, поглаживая ее руками.

– Сумасшедший дом, – огорчился Степка. – Может, объясните нормальному человеку, что вы там делаете?

– Ищем, Степашечка, ищем, – ответила я, проползая мимо сына.

– Да что вы ищете-то? Скажите, наконец.

– Жвачку.

– Опять не легче, – вздохнул Степка. – По-человечески объяснить можете?

– Ну, не настоящую жвачку, – пояснила я, – а такую специальную, с помощью которой делают слепки с ключей.

– Что? – завопил сын и опустился рядом с нами.

Втроем ползающие по траве, мы представляли живописную картину. Правда, проходивший мимо сосед, Степан Евсеевич, не удивился увиденному, а только вежливо поздоровался и проследовал к своей даче, зато его кобель Маклауд застыл как вкопанный и вытаращился на нас с большим изумлением. Мы еще поползали по земле минут двадцать, и я из последних сил поковыляла к скамейке. Не разгибаясь, я сумела вскарабкаться на нее и села, привалившись к спинке. Сколько себя помню, спина всегда была моим слабым местом. Я сидела, растирая поясницу, и наблюдала за активными действиями молодежи. Правда, через каких-нибудь полчаса поисков их энтузиазм заметно поуменьшился, и они присоединились ко мне на скамейке.

– Как сквозь землю провалилась, – сокрушался Серега, стряхивая с коленок прилипшие травинки.

– А может, этот гад сначала обронил жвачку, а потом, обнаружив пропажу, пришел и подобрал ее? – предположила я.

Сережка посмотрел на меня, подумал, потом отрицательно мотнул головой.

– Как же это могло произойти, если мы все это время по очереди делали обход вокруг дома? – сказал он.

– Да, действительно, – согласилась я. – Но знаете что, пойдемте-ка лучше в дом. Дед велел сидеть тихо и не высовываться, а мы на глазах у всей улицы коллективно по земле ползаем, привлекаем внимание. И вообще все разговоры на эту тему давайте впредь вести только в доме и очень тихо. Ясно? – И я, прихрамывая, поковыляла к крыльцу.

Сначала я подумала, что походка у меня испортилась из-за длительного пребывания в непривычной для всех двуногих позе. Но, взглянув на свою обувь, поняла, в чем заключалась истинная причина моей хромоты. К подошве моей обувки опять прилепилась та самая жвачка, которую мы так безрезультатно искали почти целый час.

– Вот она! – Я сняла с левой ноги сабо и потрясла им в воздухе. – Опять я на нее наступила и даже не заметила. Наверно, когда за Сережкой бежала...

Я соскребла с подошвы грязную массу и показала вещдок мальчишкам.

– Теперь понятно, откуда у преступника ключ от дедовой квартиры, – сказал Степка. – Он сделал с ключа слепок и по слепку заказал дубликат. Но вот откуда он узнал дедов адрес?

– Это проще простого, – ответила я. – В паспорте прочитал. Пойдемте-ка в дом.

Мы прошли через террасу в прихожую, где на вешалке обычно висит верхняя одежда. Но отцова пиджака там не оказалось. Я остановилась в раздумье.

– Что ты ищешь? – спросил Степка.

– Дедов пиджак.

– Зачем он тебе? К тому же дед приехал в пуловере.

– А где же у него документы, деньги, паспорт?

– Наверно, в барсетке, – предположил Серега.

– В барсетке, говоришь? А где она?

– Он ее с собой, естественно, взял.

– Это плохо, – сказала я.

– Почему же?

– Версия развалилась. Хотя постойте. Вчера в церковь он ходил с барсеткой?

– А зачем она ему там?

– Вот! – обрадовалась я. – Он оставил ее в доме, в своем кабинете, а в это время там побывал этот гад, который Маклахена покалечил. Улавливаете?

– Ты хочешь сказать, что вор забрался в дом, чтобы сделать слепки с ключей и узнать адрес?

– Не знаю, но ничего другого на ум не приходит.

– Тогда почему же он выбросил эту так называемую жвачку?

– Не выбросил, а потерял, – ответила я. – Он же делал слепки не с одного ключа, а с нескольких, и жвачек таких у него было несколько. Вот одну и потерял.

– А твои ключи где были? – спросил Степан.

– В сумочке в моей спальне. А твои?

– В кармане.

– Слава Богу. Хотя для слепка вполне достаточно и моих ключей. Завтра нужно обязательно поменять замок в нашей квартире. Если еще не поздно.

– Ты предполагаешь, что в нашу квартиру тоже вор забирался?

– Не знаю, Степашечка, ничего не знаю. И не знать бы этого кошмара никогда. У меня от всех этих непоняток появилось стойкое ощущение, что мы постоянно находимся под наблюдением. Бр-р... гадость какая. Вот мы сейчас говорим, а кажется, что кто-то нас подслушивает, подглядывает за нами.

Мальчишки невольно посмотрели по сторонам.

– А почему этот гад просто не украл ключи? Зачем эта морока со слепками? – спросил Сережка.

– Хотел все по-тихому сделать. Да не получилось. Теперь давайте думать, кого нам следует в первую очередь подозревать, – сказала я.

Мы расселись вокруг обеденного стола и стали строить догадки. Я глубокомысленно задумалась, сделав серьезное лицо, прикинула в

уме, кто бы мог быть способен на такую пакость, но на ум ничего путного не шло. И я предложила исходить из того, что подозревать нужно всех, кто когда-либо заходил в наш дом.

– Ну, мать, это ты перебрала. Так под подозрение подпадет половина поселка.

– Я имею в виду, что нужно быть осторожными со всеми. Лишнего никому не болтать, поодиночке никуда не ходить и ухо держать на стрёме.

– Чего?

– В смысле востро.

Парни радостно заржали. Прямо детский сад какой-то, честное слово.

В дверь постучали, и я испуганно подскочила.

– Еще я хотел бы добавить, – ехидно процедил мой сын, – держаться нужно естественно, как будто ничего не произошло. Или я не прав?

– Войдите! – тоненько крикнула я.

В гостиную ввалился Мишаня, за ним чирикала на своих каблучках-шпильках Лариска.

– Вы чего это, – спросил сосед, – все окна и двери позапирали? Случилось, что ли, что?

– Нет-нет, ничего не случилось, – залопотала я, – отдыхаем просто.

Мишаня с удивлением посмотрел на стол, за которым мы сидели, и, не увидев на нем ничего, кроме вязаной скатерти и вазы с цветами, удивился еще больше. Мишаня отдых понимал по-своему и абсолютно конкретно.

– Однако... – протянул он с недоверием. – Может, помощь какая нужна?

– Ну, что ты, – опять затарахтела я, – просто после вчерашнего случая с Маклахеном соблюдаем некоторую осторожность. Вот и закрыли все окна от греха, чтобы, не дай Бог, опять кто-нибудь не залез.

Мишаня с пониманием кивнул и уселся рядом с нами за стол. Лариска расположилась в кресле.

– А мы, собственно, и зашли, чтобы про американца вашего узнать, – сказал Мишка. – Как он? Жить будет?

– Будет, будет, – ответила я, – отец с Димкой поехали его проведать.

В дверь опять постучали, и через секунду между портьерами, отделяющими проход из холла в гостиную, просунулась голова бригадира строителей, Федора Алексеевича.

– Марианна Викентьевна, – позвал он, – надо бы размеры парилки уточнить. И еще: скажите, где душевую делать?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – сказала я. – Баня – это целиком и полностью отцова затея. Меня лично вполне устраивает душевая кабина в доме.

Но тем не менее мы все вместе отправились следом за бригадиром, если не дать конкретные указания, то хотя бы посмотреть, как там продвигается строительство.

Снаружи домик выглядел очень мило, о чем я, собственно, и сообщила Федору Алексеевичу. А в отношении внутренней планировки ничего вразумительного сказать не могла и предложила подождать до приезда деда.

– А моя-то баня так и осталась недостроенной, – пожаловался Мишаня. – Алексеич, – обратился он к нашему бригадиру, – может, когда достроишь этот объект, ко мне переберешься? В деньгах не обижу, не сомневайся. Вижу, мужики вы справные, и руки у вас на месте. Так как, договоримся?

– Ну, отчего ж не договориться, – улыбнулся Федор Алексеевич, – нам работа нужна. Вот недели через две здесь закончим, тогда и поговорим.

– Заметано, Алексеич. – Довольный Мишка хлопнул рабочего по плечу и, взяв жену за руку, направился к калитке.

– Да, кстати, – сказал он уже на выходе, – а Сашка Купатов ногу вчера сломал, то есть не сломал, а вывихнул. Они в футбол с деревенскими играли, ну, его и подбили. Теперь он тоже инвалид. Правда, до вашего американца ему далеко. Но вот что я подумал, – Мишаня наклонился ко мне и, понизив голос, заговорил: – Нехорошо у нас в поселке, нечисто. Что ни день, какая-нибудь беда приключается. Может, попа пригласим, как думаешь? Пуст ь здесь все освятит. Может, поможет?

Как многие новорусские ребятки, Мишаня в трудные минуты жизни обращался за помощью к Богу и церкви. Он освятил уже свою квартиру, дачу и все машины. После завершения строительства намеревался пригласить попа для освящения бани. Лариска к предложению мужа отнеслась индифферентно, она к чудачествам Мишки уже привыкла. Моя голова в этот момент была занята мыслями о ноге Саньки Купатова. А вот Серега со Степаном не смогли сдержать радости от предвкушения предстоящего крестного хода попа с кадилом по дачным переулкам и заржали на всю улицу, ну, чисто как два жеребца.