Текст книги "Брачный сезон"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Отсмеявшись и вытерев выступившие слезы, тетя Вика сказала, что обед готов и можно садиться за стол.

– Только руки вымойте.

– Нет, грязными есть будем, – съехидничал Фира. – Ты, Викуся, с нами, как с малыми детьми. А мы, между прочим, в разведку ездили и кое-что привезли.

– Знаем, знаем. – Отец похлопал старика по спине. – Марьяша по телефону сообщила, но руки все-таки помойте.

Тетя Вика, как всегда, была в ударе, и Димка с Фирой аж застонали при виде по-праздничному накрытого стола. Но когда она начала разливать по тарелкам грибной суп, мы втроем снова покатились со смеху.

– Вы чего? – удивился отец.

– Да мы все эти дни только грибы и ели и с собой еще привезли. Есть там в деревне один заядлый грибник, Митричем зовут.

– Ну, а рольмопсы вам в деревне не подавали? – спросила тетушка.

– Нет, рольмопсов не подавали, – смеялся Димка, – только грибы.

– А что это такое? – Фира покрутил облупившимся носом. – Мопсы – это, кажется, собаки? Ты, что, Викуся, китайскую кухню осваиваешь?

Теперь уже хохотали все.

После обеда мы устроились на веранде, и Димка начал рассказывать отцу и тетушке про все приключения, произошедшие с нами за последние три дня. Фира выглядел в этом рассказе просто героем. Мне Димка тоже отвел достойную роль, упомянув, что я в борьбе за установление его родословной не пожалела живота своего. Били меня, правда, по голове, но это уже детали. Пока Димка вел свой рассказ, Фира неоднократно вскакивал и обегал вокруг дома.

– А вдруг подслушивают? – объяснял он свои маневры.

– Правильно, – похвалила я, – молодец. Кстати, а что это так тихо у вас? Ни молотков, ни топоров не слышно. Неужто баню достроили?

– Нет, не достроили. Просто строители отпросились съездить домой на несколько дней. Соскучились по семьям, понять можно. Скоро приедут.

– Понятно. – Я поднялась с кресла и прошлась по террасе. – Ну, что, надо бы Мишаню проведать? Пойдем, Димыч, узнаем, что к чему. Может, помощь какая нужна.

– И я с вами, – подхватился Фира. – Я по Михаилу очень соскучился.

– Дед, что ты все за молодыми гоняешься? – остановила его тетя Вика. – С нами посиди. Или по нам ты не соскучился?

– Соскучился, очень соскучился, но интересно ведь.

– А с нами, значит, неинтересно? – спросил отец.

Фира смутился и послушно сел на диванчик.

– Из дома никуда не уходите, – предупредила я. – Берегите шкатулку как зеницу ока. Завтра мы отвезем ее в Москву, письма и документы положим в сейф. А сегодня будьте начеку. От этого гада всего можно ожидать.

Старики сразу озаботились возложенной на них миссией, а Фира шепотом спросил:

– А куда ты ее дела?

– Спрятала.

Мы вышли за калитку и направились к Мишкиной даче.

– А вдруг Лариска уже объявилась? – предположила я. – В этом случае мы в их разборках будем лишними.

Но мои опасения не подтвердились. Мишаня сидел один, точнее, вдвоем с бутылкой. Его нелегко было узнать. Трехдневная щетина, красные (вероятно, от бессонных ночей) глаза, лицо серое, осунувшееся, Мишка даже похудел. Все пепельницы в гостиной были полны окурков, на столе стояла почти пустая бутылка виски. Мишка был пьян.

– Когда Лариса уехала? – Димка, как следователь, начал с порога задавать вопросы.

– Три дня назад, – промычал Мишаня.

– Записку оставила, звонила?

Мишка мрачно кивнул и пододвинул лежавший на столе листок бумаги. Я склонилась над запиской и прочитала вслух: «Дорогой, заболела подруга, срочно уезжаю, позвоню. Целую, Лара».

– Ну и что здесь особенного? – задал вопрос Димка. – Жена уехала к подруге, а ты сразу в милицию звонить.

Мишка поднял на него воспаленные глаза и неожиданно заорал:

– Да нет у нее никаких подруг! Понимаешь? Нет!

– Ну, это маловероятно, что совершенно нет никаких подруг, – перебила я орущего Мишаню, – А ты-то что предполагаешь?

– Не знаю. – Мишаня вылил в стакан остатки виски и залпом выпил. Потом посмотрел на нас, тяжело встал, подошел к бару и достал другую бутылку и еще два стакана. – Совсем одурел, спиваюсь в одиночку, как последний алкаш, – извинился он.

– Миш, ты хоть ел что-нибудь? – спросила я. – Пойдем к нам, тетя Вика тебя покормит. Сегодня у нее рольмопсы.

– Мопсы? Это еще что такое? – Мишаня начал реагировать на что-то, не касающееся Лариски. Это уже хорошо.

– Это селедка, завернутая в рулончики.

– Зачем это?

– Чтобы вкусно было.

Мишка тупо на меня посмотрел, видно, не понял, чем это завернутая селедка вкуснее обычной.

– Нет, не хочу я есть. Ничего в горло не лезет.

Димка стоял у окна и смотрел на улицу. Не оборачиваясь, он спросил:

– А если бы Лариса сейчас вернулась, что бы ты сделал?

– Господи, да только бы вернулась, – чуть ли не всхлипнул Мишка.

– Ну, считай, что твои молитвы услышаны, – Димка кивнул в сторону окна, – вон она идет.

Открылась дверь, и в комнату вошла Лариска, живая и невредимая, правда, несколько помятая. Увидев нас, она вздрогнула, а на Мишку посмотрела с испугом.

– Что-нибудь случилось? – Голос Лариски предательски дрожал.

– Случилось, – прорычал Мишаня, поднимаясь со стула.

Ну, вот, а еще минуту назад говорил: «Только бы она вернулась». Ох уж эти мужчины. Я, конечно, не сторонница вмешательства в чужую жизнь, каждый строит ее в соответствии со своими представлениями о счастье. Но поскольку мы с Димкой оказались не в том месте и не в то время, негоже было оставлять Лариску наедине с не очень трезвым и очень ревнивым мужем.

– Ты где была? – надвигался Мишка на жену.

– Я же тебе написала записку, что поехала к подруге, и звонила по мобильному, – оправдывалась Лариска.

– Я тебе миллион раз звонил. Почему не отвечала?

– Трубка села, а зарядное устройство дома осталось. – В доказательство своих слов Лариска протянула мужу мобильник.

Мишаня со всего маху запустил им в стену – тот, естественно, вдребезги. Какая-то дурацкая у него появилась привычка – мобильники разбивать.

– Миша, а ты что, никогда не попадал в такую ситуацию, когда неоткуда позвонить? – Я пыталась оттеснить Мишку от Ларисы. – Ты знаешь, в жизни бывает всякое, но главное – Лариса вернулась, она жива и здорова. Или ты предпочел бы, чтобы тебя пригласили в морг на опознание? Тебе это больше понравилось бы? Да, ты беспокоился, ночей не спал, потому что ты любишь свою жену. Вот и чудненько. Она вернулась.

Я трындела как заведенная, стараясь хоть немного остудить кипевшего от негодования Мишаню.

– Я убью ее! – рявкнул Мишка и для большего впечатления схватил с камина тяжелый подсвечник.

– Хорошо, хорошо, убьешь, – согласился Димка, беря Мишку под руку и отводя подальше от Лариски. – Но ты знаешь, Михаил, что я подумал?.. Негостеприимный ты хозяин.

Мишка растерялся и даже подсвечник опустил.

– Да-да, – укоризненно продолжал Димка. – Мы с Марьяшей пришли к тебе в гости и вот сидим здесь битый час, а ты ничем нас даже не угостил. Не ожидали мы от тебя такого приема... Ну, что же, тогда мы, пожалуй, лучше пойдем... Пошли, Марьяша.

Ай, Димка, ай да психолог. После таких слов Мишка уже не мог думать о расправе с женой. Его уличили в негостеприимстве...

– Нет. – Мишка решительно преградил нам дорогу к выходу. – Не уходите, прошу вас. Никто еще меня жлобом не называл. Садитесь. – Мишка усадил нас за стол, разлил по стаканам виски, а жене велел принести чего-нибудь закусить. Лариска направилась на кухню, а я вызвалась ей помочь.

– Ты что же мужика с ума сводишь? – попеняла я ей.

Лариска взяла со стола сигареты и нервно закурила.

– Как он тут? – спросила она. – Сильно волновался?

– Не знаю, мы уезжали на несколько дней, только что вернулись.

– Ну, ладно, перемелется – мука будет, – жестко сказала Лариска.

Она достала из холодильника банку икры, масло, консервированную ветчину, маслины. Хлеба, правда, не оказалось, но вместо него нашлись крекеры. Все это мы отнесли в гостиную, где мужчины вели задушевную беседу.

– О, девчонки пришли! – обрадовался Димка. – Закусить принесли.

Лариска присела к столу и залпом выпила виски, которое ей галантно налил Димка. Так молча она и просидела весь вечер. Только курила и пила, курила и пила. Димка с Мишаней занимались в принципе тем же. Мне же эта пьяная компания уже порядком поднадоела, и я искала подходящий повод, чтобы смыться.

Ничего оригинального не придумав, я наклонилась к Лариске, чтобы сказать, что устала и хочу уйти. И тут мой нос учуял запах ее духов. Запах был необычный, на мой вкус несколько резковатый, но от этого очень запоминающийся. В мозгу как будто что-то щелкнуло, и я, забыв, что хотела сказать, выпрямилась и уставилась на стол. Возле Ларискиного стакана стояла пепельница с окурками от сигарет «Собрание» ... выкуренных наполовину.

– Вот это номер... – Я подняла глаза на Лариску и встретилась с ее злым, загнанным взглядом. – А духи у тебя запоминающиеся...

Лариска резко встала и вышла из комнаты. Димка с Мишаней, не реагируя на нас, дружно поклонялись Бахусу. Я же сидела как на иголках, не зная, что предпринять.

– Что с тобой? – Димка заметил мое ерзанье.

– Устала, спать хочу.

– Да? Ну, пойдем домой, – сразу согласился он.

– Мишаня, и тебе уже пора на боковую.

Мишка вяло протестовал, хотя готов, был уснуть прямо за столом. Мы позвали Ларису и помогли ей уложить Мишку на диван, где тот сразу же и отключился.

– Защитная реакция организма, – хохотнул Димка. – А ты, девушка, молись, чтобы утром он был таким же тихим агнцем, каким выглядит сейчас.

Пьяный агнец храпел на диване. Мы же наконец покинули этот гостеприимный дом, и я, вцепившись в Димкин рукав, потянула его вперед.

– Что ты так несешься? – Димка пребывал в отличном расположении духа и, как ни странно, был абсолютно трезв. – Давай погуляем немного, хорошо-то как на улице.

– Сейчас я тебе такое расскажу, – затарахтела я, – что сам побежишь. В Воронцовке, то есть в Первомайском, были не кто иные, как Лариска и Мишаня.

Димка не побежал, как я ему обещала, а, напротив, даже остановился.

– Ты не бредишь ли, дорогая? Али выпила немножко много? —потрогал он мой лоб. – Поясни.

Я рассказала ему про духи и про окурки. Димка шел сначала молча, обдумывая информацию, потом сказал:

– Насчет духов ты могла ошибиться, ты же не профессиональный нюхач. А окурки... Ну, что такое окурки? Это разве доказательство или улики? К тому же в голове не укладывается, зачем Мишане с Лариской все это было нужно.

– Может, они думали, что мы отправились в Воронцовку за кладом? – предположила я.

– Не тот Мишка человек, чтобы за кладами гоняться. Он не романтик, и денег у него побольше, чем у нас всех, вместе взятых. Нет, не похоже это на Мишку. И вообще в «БМВ» был совсем другой человек.

– Кто же тогда, черт побери?

– Да ведь ты же сама говорила, что это был бывший директор музея.

– Да?.. Да, действительно... говорила. А кстати, сына директора Мишкой звали...

– Если честно, я согласен на то, чтобы никогда не узнать, кто это был, лишь бы он наконец оставил нас в покое. Надоели уже эти скачки с преследованиями. Пойдем лучше почитаем письма из дедовой шкатулки.

На улице уже совсем стемнело, и в нашем доме горел свет. Через открытое окно было видно, что отец, тетушка и Фира сидят в гостиной за круглым столом. Опять шторы забыли задернуть.

– Наверно, Фира живописует наши приключения, – предположила я.

Мы поднялись на террасу и вошли в дом.

– Как вы долго, однако, – сказал отец. – Что там у Михаила?

– Лариса вернулась, – ответила я. – Мишкина радость была бесконечной, пришлось немного задержаться во избежание кровопролития.

– Что? Бушевал?

– Начал было, но Димыч виртуозно переключил его внимание на уничтожение алкогольных напитков. Короче, сегодня все обошлось, а что будет завтра – это уже Ларискины проблемы.

– Что это ты так недобро? – Отец посмотрел на меня поверх очков.

– Она сама вечно на рожон лезет и получает от Мишки по заслугам. Может, это своеобразная форма мазохизма?

Димка налил себе холодного чая и сел за стол.

– Марьяшка потому такая злая, – поведал он, – что решила, будто бы Лариса с Мишкой и есть те самые злоумышленники, от которых все наши проблемы.

– Вот это номер! – обомлел отец. – С чего ты это взяла?

Я объяснила, с чего я это взяла, и рассказала про запах духов и про окурки.

– Ну, это весьма косвенные улики. – Отец тоже не согласился с моими умозаключениями. – К тому же если Лариса действительно куда-то уезжала, то Михаил-то был здесь. Мы его видели каждый день. Нет, дорогая, твоя версия не выдерживает критики...

– Марьяночка, а куда ты спрятала шкатулочку, которую вы в церкви откопали? – спросила тетя Вика. – Очень интересно посмотреть, что там внутри.

Я принесла из своей комнаты ларчик с нашими сокровищами, но прежде чем выставить его на всеобщее обозрение, закрыла все окна и задернула шторы.

– Ничему вас жизнь не учит, – проворчала я. – Все окна нараспашку...

– Так жарко ведь.

– Придется потерпеть. Свет, кстати, тоже желательно притушить, хватит нам и керосиновой лампы.

– Ага, так романтичнее, – поддакнул Фира.

До поздней ночи мы читали письма из прошлого, рассматривали фотографии, строили догадки, какое впечатление произведет все это богатство на Мари Бессьер и что ожидает Димку.

Утром мы как раз пили кофе, когда прибежал Мишаня. Глаза бешеные, физиономия то ли из-за небритости, то ли вследствие перепоя какая-то синяя. И прямо с порога выпалил:

– Где строители? Главный их где?

– Уехали... – растерянно ответил отец. – Отпросились домой на несколько дней.

Мишаня криво усмехнулся, опустился на стул возле стены и вдруг беззвучно зарыдал, сотрясаясь всем телом.

Я в жизни своей не видела плачущего мужчину, да еще такого громилу. Мой бывший муж не в счет. От вида рыдающего Мишки меня аж всю затрясло, а домашние попервости оцепенели. Однако, быстро придя в себя, мы подскочили к Михаилу и окружили его плотным кольцом.

– Марьяша, налей быстро коньяку, – велел отец.

Я кинулась к буфету, плеснула коньяк в чайную чашку и подскочила к Мишане. Фира, ничего не понимающий, как, впрочем, и все остальные, гладил плачущего парня по плечу, а у тети Вики уже у самой стояли в глазах слезы. Димка попытался влить в Мишку коньяк, но не тут-то было. С мужиком началась настоящая истерика. Я уже схватила было мобильник, чтобы по привычке вызвать «скорую», но тут отец со всего маху залепил Мишке пощечину. У того от удара мотнулась голова, а в мокрых вытаращенных глазах застыло удивление. Димка воспользовался ситуацией и ловко влил ему в рот содержимое чашки. Тот от неожиданности сначала закашлялся, а потом попросил сигарету.

– Извините, – прохрипел он и глубоко затянулся.

– Да что ты, милый, – запричитала сердобольная тетя Вика. – Садись сюда за стол, выпей чайку.

Маленький Фира повел двухметрового Мишаню к столу. Тетушка уже налила стакан чаю и пододвинула поближе блюдо с ватрушками.

– Покушай, милок, легче станет, – ласково уговаривала она.

– Что стряслось-то, Михаил? – спросил отец.

– Да погоди ты с вопросами, – упрекнула брата тетя Вика, – дай парню в себя прийти.

– Лариса сбежала, – убитым голосом произнес Мишка.

Все дружно ахнули, но лично меня это совершенно не удивило. Вчера Лариска поняла, что я обо всем догадалась. Это было видно по ее глазам.

– Что значит сбежала? – спросил Димка.

– А то и значит: вещей нет, документов нет и ее тоже нет.

– Вы ругались вчера?

– Нет. Я как с вечера уснул, так до утра и проспал. А утром смотрю: шкафы пустые, шкатулка, где ее брюлики лежали, – тоже...

Я торжествующе посмотрела на Димку. Никто не хотел принимать всерьез мои подозрения. А ведь я оказалась права. Насчет Мишки, правда, немножко ошиблась. Но я же не Шерлок Холмс. Димка озадаченно смотрел на соседа.

– А почему ты про наших строителей спросил? – поинтересовался он.

– Да, действительно, строители здесь при чем? – подскочила я.

Мишка саркастически усмехнулся и произнес:

– Главным у них был мой отец... С ним-то она и сбежала.

Немая сцена, последовавшая за этими словами, могла соперничать с гоголевским «Ревизором». Мы дружно и тупо смотрели на Мишку, не в силах переварить услышанное. Где-то через минуту отец, как самый из нас сообразительный, произнес:

– Не понял.

Что уж говорить об остальных.

– Да я и сам не сразу понял, а если точнее, только теперь понял всю их игру, – признался Мишка.

– Не понял, – как-то однообразно повторил отец.

– Да что ты заладил: «Не понял, не понял», – рассердился Фира, – дай человеку сказать.

– Понял. – Отца всерьез заклинило. Может, ему тоже коньячку плеснуть?

– Началось все это еще год назад. – Мишаня снова закурил. – Повез я Лариску к отцу знакомиться. Мы с ним не очень-то ладили и виделись редко. Но зачем-то я решил их познакомить, черт бы меня побрал. Хотел, чтобы все как у людей... Короче, в разговоре упомянул я тебя, Димон. Начал, как дурак, хвастаться своей фазендой и приплел, что по соседству настоящий граф Воронцов проживает, а я с ним, дескать, водку пью. Чтоб у меня язык отсох. – Мишка со злостью стукнул кулаком по столу. – Мы тогда крепко выпили, и отец перед Лариской тоже хвастаться начал. Залепил, что он тоже графских кровей, что его бабка будто бы родила сына от графа Воронцова, и все в таком духе. Я тогда еще, дурак, хохотал, что, выходит, будто я тоже из графьев. Кореша, мол, узнают – умрут со смеху. Я-то посмеялся, а Лариске эта мысль так втемяшилась в голову, что удержу не стало. Пристала как банный лист: «Хочу жить в Париже. У Димкиного деда сестра эмигрировала во Францию, может, там наследство имеется». Ты ж, Димон, говорил про Францию и про дедову сестру, помнишь?

Димка машинально кивнул.

– Я ей, дуре, объяснял, что я здесь совершенно ни при чем. А она твердит, что я, дескать, тоже потомок и имею право на наследство. Ну, какое наследство? Смешно прям. А Лариска заладила, что хочет жить только в Париже. Я ей толкую, что у меня здесь дело, а где дело, там, значит, и деньги. А если она хочет в Париж съездить – пожалуйста, на Канары с Мальдивами – да ради Бога. Нет, эта коза карагандинская уперлась рогом: «Желаю жить только в Париже». Я ей опять толкую: на какие шиши мы там будем жить, если бизнес мой здесь, в России? А она твердит про наследство, дура. А потом они, видно, с папашей моим столковались. Тоже мне, граф хренов. Я видел, какими масляными глазами он на Лариску смотрел. Ну, дурак я, дурак. Зачем повез ее знакомиться с отцом? – Мишка в сердцах хлопнул себя по лбу.

Да... ничего себе сообщеньице. Кто б мог подумать? Оказывается, строитель наш, Федор Алексеевич, Казанова престарелый, и Лариска... Ну надо же! А каким старичком-святошей прикинулся. В церковь ходил, интеллектуальные беседы со мной вел, а сам... Кстати!..

– А скажи-ка Миша, ты родом откуда будешь? – Кажется, я начинала догадываться, кто есть кто.

– Каменская область, поселок Первомайский.

– Бывшая деревня Воронцовка, – продолжила я. – А отец твой случаем не работал директором Октябрьского музея?

– Работал. А ты откуда знаешь?

Так... значит, дедушка с бородой, наш мастер-строитель Федор Алексеевич и бывший директор Октябрьского музея, лихо гонявшийся за нами по городам и весям, – одно и то же лицо. Только одно бородатое, а другое побритое. Теперь все встало на свои места.

– А что там за история была с книгами? – спросила я.

– История с книгами? – не понял Мишка. – А что за книги? Я не в курсе.

– Ну, как же? В музее пропали старинные книги. Все считали, что их украл сын директора... – Я вопросительно уставилась на Мишаню.

Мишка от удивления разинул рот.

– Вот те крест. – Мишка широко перекрестился. – Ни про какие книги ничего не знаю. Чтоб я когда-нибудь у кого-нибудь что-нибудь украл... – Мишка побледнел от обиды.

– Ты не злись на меня, Мишаня. В Октябрьском музее сказали, что они на тебя думали, а директор – отец твой их в этом особенно не разубеждал.

Я обвела всех присутствующих взглядом.

– Я вот теперь что думаю: а не сам ли директор и украл те книги...

– И на сына свалил... – добавил Фира.

– Ну, что же, теперь все понятно, – подытожил Димка. – Наш злоумышленник жил у нас под боком, подслушивал, подсматривал... Да и сделать слепки с наших ключей для него не представляло особых трудностей.

– Какие еще слепки? – Мишаня вскинул голову.

– Да ведь ты ничего не знаешь. – Я присела к столу. – А между тем в моей и в отцовой квартирах был устроен самый настоящий обыск.

– Обыск? – обалдел Мишка.

– Да, именно обыск, потому что кражей это назвать нельзя, ничего не пропало. Мы, правда, тогда думали, что украден рубиновый кулон – Димкино наследство. Но оказалось, что он цел и невредим, лежит в сейфе в Париже...

Мишка, естественно, ничего не понял, а мне теперь все стало ясно... Кроме одного...

– Слушайте! – У меня возник очередной вопрос. – А кто же Маклахена-то покалечил?

– Что? – не понял отец.

– Я говорю, кто Маклахена-то покалечил? Если Федор Алексеевич в тот день был в церкви, то, значит, на Джеда напал кто-то другой. А кто у господина Ломова в сообщниках? Женщина. – Я сама спрашивала, сама и отвечала. – И кто у нас эта женщина?

– Ты хочешь сказать, что это Лариса угрохала Джеда? – обомлел отец.

В это время на террасе послышались шаги, и в гостиную ввалились Славка Большой и Шурик.

– Михась, что же это делается? – рявкнул с порога Славка, забыв поздороваться. – Дом нараспашку, никого нет, один только щенок под диван забился, выноси, что хочешь. Воров, что ли, не боишься? Ты прям как при коммунизме...

Интересно, где это он видел такой коммунизм, чтоб без воров?

– Здравствуй, Вячеслав, – проронил отец, – мы тоже рады тебя видеть.

– Ой, извините. – Славка сконфузился и даже покраснел. – Здравствуйте.

Шурик решил загладить бестактность друга.

– Мы это, извините, насчет того, что дом не заперт, а хозяина нигде нет, да и хозяйки тоже... Вот мы и...

– А хозяйка сбежала, – не вовремя встрял вездесущий Фира, чтоб его... Так бы и треснула по плешке, если б не уважение к сединам.

Парни застыли с разинутыми ртами.

– Правда, Михась? – спросил наконец Шурик. Славка на всякий случай промолчал.

Мишка кивнул. А Фира, будто его кто за язык тянул, продолжал сплетничать:

– Сама сбежала, бриллианты утащила и машину угнала. – Про машину Фира уже добавил от себя, болтун старый.

Тут уж Славка не выдержал и по-простецки выпалил:

– Ну и черт с ней, с шалавой.

Отец строго взглянул на парня. Уж чего-чего, а ругани и непристойных выражений Викентий Павлович категорически не переносил. Он уже открыл было рот, чтобы отчитать молодого нахала, как вдруг этот самый нахал сообщил такую новость, от которой и не захочешь, а выругаешься.

– Не хотел тебе, Мишаня, говорить, расстраивать не хотел, – продолжил Славка, – но видел я ее в заброшенном поселке, и не раз...

Мы все, включая Мишаню, уставились на Славку.

– Ну? – прорычал Мишка.

– Доски я там присмотрел – широкие такие, толстые...

– Не тяни.

– Ну, я ж и говорю, хотел доски сорвать – лавки сделать. Уж больно хороши там доски...

– Слава, не отвлекайся уже. – Я тоже теряла терпение. – О стройматериалах потом расскажешь.

– Ну я ж и говорю, забрался я там в один дом, доски...

Мишка не стал дослушивать про доски и, подлетев к парню, схватил его за грудки.

– Говори, гад, что видел!

Славка, прозванный Большим за внушительные габариты, при виде разъяренного друга все же спасовал и легко перешел к основной теме.

– Встречалась она там с этим... с дедом... со строителем вашим. – Славка махнул рукой в направлении нашей недостроенной бани.

После этих слов Мишка сразу как-то обмяк, будто из него весь воздух выпустили, и тяжело опустился на стул.

– И сколько же раз ты их там видел? – спросила я.

Отец на мой бестактный вопрос укоризненно покачал головой. Но мне сейчас было не до приличий.

– Ну, я не помню... раза три...

– Что, там так много досок? – съехидничал Димка. А Славка опять сконфузился.

– Кстати, твоих строителей там видел, – обратился он к Мишане.

Тут уж я окончательно забыла про всякие приличия и приперла парня к стене в прямом и переносном смысле.

– Ты был там в тот день, когда убили Мишкиного строителя... – По моей интонации трудно было понять, спрашиваю я или утверждаю.

У Славки забегали глаза, и я поняла: был.

– Давай, Славка, колись. – Димка встал рядом со мной.

– Ну, был, был! – выкрикнул он. – Но я-то здесь при чем?

Еще минута, и мы с Димкой вытянули бы из парня всю информацию, но нас остановил хриплый Мишкин голос:

– Марьяша, не надо...

Конечно, я все понимаю, не чурка же бесчувственная. Для Мишки это отец, жена... Но ведь совершено преступление, убийство... И неважно, что убитый был наркоманом. Тем не менее я отступилась от «подследственного» и, помолчав некоторое время, тихо произнесла:

– Хорошо. Все свободны.

Парней как ветром сдуло, а Мишка сидел за столом, не поднимая глаз. Я прошлась по комнате и остановилась возле него.

– У Ларисы были желтые босоножки?

– ???

– Босоножки, говорю, у нее были желтые с золотой такой пряжкой?

– Не знаю, – удивился Мишаня.

– Сейчас узнаем. – Я направилась в свою спальню и взяла с комода шкатулку, в которую складывала всякую ерунду.

Я отлично помнила, что найденную в заброшенном поселке пряжку я положила именно сюда. Я еще тогда радовалась, что нашла ее. У меня потерялась точно такая же. Так вот, нашла я ее именно в тот злополучный день, когда мы с Санькой наткнулись на труп.

Я открыла шкатулку, порылась в ней, высыпала все содержимое на комод – пряжки не было.

– Ну, вот вам и ответ. – Я вышла из своей комнаты.

До сих пор никто из домашних, да и Мишаня тоже, не понимали, к чему я все это клоню.

– Может, ты объяснишь наконец, что все это значит? – не выдержал Димка.

– Пожалуйста. В тот день, когда был убит второй Мишкин строитель, нас с Санькой занесла нелегкая в заброшенный поселок. Там я нашла пряжку – золотистый металл с желтой кожаной вставкой. Я потеряла точно такую же от своих новых босоножек. А ночью в моей спальне кто-то побывал. Я думала, что мне это приснилось, но Михаил – мой бывший муж – утверждал, что видел, как из моего окна вылезал мужик. Он, конечно, мог и соврать по злобе, но извольте – пряжки-то нет. Так о чем это нам говорит?

– Ты хочешь сказать, что и это тоже Лариса?.. – Отец так высоко вздернул брови, что они уехали почти до корней волос.

– Ну, если верить моему бывшему, в моей спальне был мужчина – Федор Алексеевич, надо думать. Лариса днем видела у меня свою пряжку, а это улика против нее. Пряжку-то я нашла как раз в том доме, где было совершено убийство. Вот, по-видимому, Ларискин сообщник и забрался ночью в мою комнату, чтобы улику эту похитить, что, собственно, ему и удалось.

– Так, по-твоему, это они убили того человека? – Отец просто пребывал в шоке. – Но зачем?

Я пожала плечами.

– Откуда я знаю... Но, с моей точки зрения, во-первых, Лариску с «Казановой» в заброшенном поселке неоднократно видел Славка, во-вторых, только Лариска могла додуматься полезть в эти катакомбы в дорогущих босоножках и, в-третьих... не знаю, что в-третьих... Но похоже, что это были они. Возможно, тот мужик отправился в заброшенный поселок по своим надобностям: травку покурить или уколоться, наркоман как-никак, ну, и ненароком спугнул их, и все произошло случайно... Они его толкнули, а он неудачно упал... – Я в очередной раз пожала плечами.

Мишка затравленно смотрел то на меня, то на отца, то на Димку...

– Но ведь в милиции сказали, что никаких следов насильственной смерти на трупе обнаружено не было, – тихо произнес он, – только нос разбит. – Может, он сам упал?

Ему никто не ответил.

А я никак не могла для себя решить, что должна делать в такой ситуации: идти в милицию и сообщить о своих подозрениях или же молчать до тех пор, пока меня об этом не спросят. Кто я – законопослушная гражданка или добрая самаритянка? Извечный вопрос: «Быть или не быть?», «Говорить или не говорить?»

Ладно, об этом я сейчас думать не буду. Потом... Может, все как-нибудь само собой решится?

Я взяла свою чашку – кофе уже совсем остыл, и решила сварить свежего.

– А знаете, – крикнула я от плиты, – я-то грешным делом на Саньку думала. – Многое на него указывало. Кстати, надо спросить, что он делал в больнице у Маклахена.

– Ну, об этом-то я уже знаю, – отозвался отец. – Александр предлагал купить у него икону семнадцатого века. Но я Джеду отсоветовал связываться: на таможне могут быть проблемы.

– Вон, кстати, и он, легок на помине, – захихикал Фира, показывая в окно.

От калитки по направлению к нашему крыльцу быстро шагал Санька Купатов.

– Да, что-то давно он не заходил, – проворчал Димка.

Я покосилась в его сторону. И чего это он так невзлюбил Саньку?

На пороге в это время появился наш общительный сосед.

– О, как хорошо, что вы все здесь, – обрадовался он и вошел в гостиную. – Генерал-то, сосед ваш, не обманул, вызвал-таки из Москвы оперов, как и обещал. Я сейчас к ним заходил, так Степан Евсеевич велел передать, что минут через пятнадцать они к вам подойдут. Вот молодец мужик, что сказал, то и сделал.

Санька взял у меня из рук чашку с кофе, видно, решил, что это я для него приготовила, и присел к столу рядом с Мишаней.

А я после Санькиного сообщения как стояла столбом посередине комнаты, так и продолжала стоять. Впрочем, остальные домочадцы тоже как-то присмирели. Санька же, не замечая нашей реакции, весело продолжал:

– Радуйся, Михаил, – кивнул он Мишке, – теперь-то уж все наверняка выяснится, кто есть «ху».

Мишка одарил его тяжелым взглядом и, ни слова не говоря, встал из-за стола и покинул комнату.

– Чего это он? – не понял Сашка и только тут обратил внимание на наши кислые физиономии. – Я, кажется, опять что-то пропустил, – произнес он. – У вас что, опять что-нибудь стряслось?

– Стряслось – не то слово, – ответила я. – Лариса и Мишкин отец...

Не успела я договорить, как на крыльце послышались шаги, и в гостиную вошли сосед, Степан Евсеевич, а с ним незнакомый дядька, очевидно, опер из Москвы, если верить Санькиным словам. Хотя для опера мужик был несколько староват.

– Здравствуйте, соседи, – прогудел генерал и протянул руку сначала отцу, потом Димке. Притулившегося в углу Фиру Степан Евсеевич не заметил. – Вот познакомьтесь, – указал он на незнакомого дядьку, – Валентин Александрович, мой друг и в каком-то смысле коллега, приехал сюда отдохнуть, порыбачить...

Улыбающийся Валентин Александрович не производил впечатление рыбака на отдыхе. Цепкий внимательный взгляд и отличная выправка выдавали в нем кадрового военного со стажем.

– Мальков, – протянул он мне руку.

– Марианна, – промямлила я.

Далее последовало знакомство со всеми присутствующими, и, когда очередь дошла до деда Фиры, тот простодушно осведомился, действительно ли Валентин Александрович тот самый опер, который приехал сюда, чтобы разобраться во всех здешних безобразиях. При этом старик добавил, что готов оказать следствию самое активное содействие, поскольку знает все подробности произошедшего и лично знаком с убийцей.