Текст книги "Брачный сезон"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Нет у меня никаких подозрений. Просто мне это показалось странным.

На крыльце появилась Евгения Львовна, жена Ивана Петровича:

– Марьяна, Александр, что вы там сидите? Идите в дом чай пить.

– Не до чая теперь, Женя, – сказал Петрович, спускаясь с крыльца. – Сейчас опять милиция приедет.

Евгения Львовна схватилась за сердце:

– Что случилось?

– Не волнуйся, дорогая, тебе вредно. Иди, у тебя там котлеты горят.

Евгения Львовна ахнула и исчезла в доме.

– В милицию я позвонил, – сообщил Коновалов. – Сказали, что скоро приедут.

– А куда они приедут? – поинтересовался Санька. – Они знают, где заброшенный поселок?

– Знают. А потом захотят обязательно с вами побеседовать. Вы же главные свидетели. Так что никуда не уходите. Будьте дома.

– Свидетели чего? – обомлела я. – Мы, кроме трупа, ничего не видели.

– Вот об этом и расскажете.

Я недобро воззрилась на Саньку.

– Это все твои штуки, – прошипела я. – Надо было нам идти в этот поселок? Вот теперь будем делить нары с Мишаней на троих.

– Не боись, подруга, – осклабился Санька. – Для женщин отдельные камеры.

– Дурацкие у тебя шутки. – Я смерила его убийственным взглядом и, гордо вскинув голову, покинула коноваловский участок.

На собственной даче меня ожидал сюрприз. У ворот стояли отцовы «Жигули», а все окна и двери были распахнуты.

– Ух ты, отец приехал, – обрадовалась я.

Я влетела в дом, где моим глазам предстала живописная картина. Отец в фартуке и бейсболке вместо поварского колпака чудодействовал у плиты. Рядом с ним вертелась симпатичная попка в розовых джинсах. Ну, это естественно, возле отца всегда вертится какая-нибудь фея. Степка с другом Серегой чистили картошку, а возле большого обеденного стола что-то химичил с бутылками какой-то незнакомый дядька.

– Добрый всем вечер, – произнесла я не очень уверенно.

Отец увидел меня и радостно воскликнул:

– О, блудная дочь вернулась! Иди, я тебя поцелую. Обнять не могу, руки в муке. Дай щеку.

Я поцеловала отца и Степку, потрепала по волосам Сережку и уставилась с милой улыбкой на обладательницу розовой попки. А дед, перейдя на английский, обратился к незнакомому бородатому дядьке:

– Дорогой Джед, позволь представить тебе мою любимую дочь Марианну. Правда, красавица?

Я как школьница залилась краской. Вечно отец конфузит меня при посторонних. Я вообще скептически отношусь к своей внешности, а уж с тиной в волосах после купания я точно не выгляжу богиней.

Дед, не замечая моего смущения, радостно продолжал:

– Марьяша, познакомься с моим другом, профессором Маклахеном, грозой студентов Йельского университета, страстным картежником и самым лучшим барменом из всех профессоров. По совести скажу, в деле составления коктейлей Джед – профессор.

Я кивала и улыбалась профессору, а сама косила глазом в сторону розовой попки. К моему удивлению, ее обладательница оказалась не такой уж молодой, как показалась сзади, но очень милой. Короткая стрижка, светлые волосы, загорелая кожа, чересчур белозубая улыбка – все это по-американски качественное. Но все же было видно, что даме под пятьдесят. Наверно, выражение глаз выдает возраст.

– Марьяша, а это Памела – самая очаровательная дама Америки. – Отец слегка приобнял Памелу за плечи, а та мило ему улыбнулась. – Памела работает вместе с Джедом, она его верный помощник и правая рука.

Памела протянула мне руку.

– Очень рада, – сказала я, улыбаясь.

– Сегодня для вас, – отец посмотрел на меня и мальчишек, – будет хорошая практика в английском разговорном. Джед по-русски знает только три... нет четыре слова: «водка», «матрешка», «елки-палки» и «вздрогнем».

– О, йес, йес, – отозвался профессор, – вздрёгнэм, – он показал на стакан с коктейлем.

– Понятно, кто профессора научил таким словам, – засмеялась я.

– Па, я пойду переоденусь и потом помогу с ужином.

– Да уж, давай подключайся, все-таки праздничный ужин надо приготовить. Кстати, посмотри, что у меня на плите.

Я заглянула под крышку кастрюли, в которой краснел внушительных размеров омар.

– Омары с белым вином! – восторженно провозгласил дед.

– А почему ты говоришь о нем во множественном числе?

Дед сразу перешел на русский:

– Совесть-то поимей. Ты знаешь, сколько он стоит?

– Да шучу я, шучу. – Я чмокнула отца в щеку и пошла в свою комнату переодеваться.

Натянув джинсы и чистую футболку, я подошла к зеркалу, чтобы причесаться. Да, видок у меня после купания в реке был довольно живописный. Волосы слиплись, на лбу грязь, кожа обгорела и покраснела.

– Ну и красотка, – ахнула я.

Вот ведь парадокс жизни: моя мама – просто красавица, отец – тоже очень интересный мужчина, Степка на него похож, а я – ни то ни се. Вообще-то я похожа на отца, правда, у меня волосы не черные, как у него были в молодости, сейчас-то он седой, а светло-каштановые. Но вот отцовский нос, который вполне уместно смотрится на его крупном лице, на моем выглядит чересчур выразительно. В шестнадцать лет я рыдала и называла себя уродиной. Мама успокаивала меня, ссылалась на нос Анны Ахматовой, говорила, что у меня очень интересное лицо. Я ей не верила. Потом, правда, у меня появились поклонники, а в восемнадцать лет я уже вышла замуж, и проблема носа отпала сама собой. Но тем не менее, когда начинают обсуждать мою внешность, мне становится не по себе.

Умывшись и расчесав слипшиеся волосы, я кое-как привела себя в порядок и вышла в столовую. Памела посмотрела на меня и сказала:

– Твой отец прав, ты действительно красавица.

«Подлизывается, – решила я, – ясное дело». Но Памеле улыбнулась.

– Ну, чем помочь? – подошла я к плите.

– У меня все уже готово. – Отец что-то перемешал в маленькой кастрюльке и выключил газ. – Мясо будет готово через двадцать минут. Иди, займись сервировкой, – велел он.

Мальчишки уже раздвинули в столовой большой круглый стол, и он стал еще больше.

Я достала из комода льняную скатерть с длинными кистями и такие же салфетки. Эту семейную реликвию я вынимаю только в самых торжественных случаях, потому что отстирывать пятна от пролитого вина или соуса – это занятие, которого и врагу не пожелаю.

Степан уже расставил на столе тарелки, Сережка достал из буфета рюмки и фужеры, а я разложила вилки и ножи.

– Шикарная сервировка, – похвалила я нашу работу. – Цветов только не хватает.

– Поставим вместо цветов бутылки, – сказал Сергей и достал из холодильника вино.

– Ну, что же... – Я осмотрела стол. – Так тоже красиво.

Профессор Маклахен разлил по стаканам свой фирменный коктейль и объявил:

– Аперитив! – Потом подумал немного и добавил по-русски: – Вздрёгнэм.

– Отлично сказано, – поддержал товарища отец. – Давайте, друзья, вздрогнем за здоровье каждого из нас.

Мы вздрогнули и под руководством деда стали рассаживаться.

– Я сяду рядом с Памелой. Ты, Джед, садись с Марьяшей, а вы, друзья, – обратился отец к парням, – располагайтесь вот здесь, – он указал на стулья возле окна. – К сожалению, у нас сегодня за столом нехватка дам. Марьяша, из твоих соседок никто не собирался зайти?

– Вроде нет, – ответила я и тут же вспомнила про милицию, которая по обещанию Коновалова вполне может пожаловать. Вот только не знаю, будут ли там дамы.

– Ну, приступим к королевскому блюду, – объявил отец. Он вооружился кухонными щипцами и довольно ловко принялся кромсать омара.

С улицы донеслись голоса.

– Ну, вот, кажется, к нам гости, – обрадовался дед.

– Хозяева! Есть кто дома? – прогремел зычный голос.

– Кто это? – Отец выглянул в окно, но никого там не увидел. Между тем два бравых представителя правоохранительных органов уже входили в гостиную. С ними был Сашка Купатов.

– Здравствуйте, уважаемые, – поклонился он в пояс. – Не велите казнить, велите слово молвить. – Сашка был пьян. Где же это он успел так нарезаться? С Коноваловым, что ли?

– Так, свидетель, помолчите, – цыкнул на него один из милиционеров, тот, что постарше, майор, кажется. – Вечер добрый, господа хорошие. Хлеб да соль, – обратился он к нам.

Ничего не понимающий отец уставился на милиционеров.

– Спасибо, конечно, но чему обязаны? – спросил он и с кухонными щипцами в руке направился к представителям правоохранительных органов.

Майор попятился к двери, а его помощник, молодой парень, спрятался за Сашкину спину.

– Кто здесь будет гражданка Лаврушина Марианна Викентьевна? – поспешно выкрикнул майор.

Все дружно уставились на меня. А я пожала плечами и ответила, что Лаврушина – это я.

Отец ахнул, как будто только сейчас об этом узнал, а Памела с Джедом деликатно отошли к окну.

– Извините за вторжение и беспокойство, так сказать, – уже более спокойным голосом продолжил старший милиционер. – Позвольте представиться, майор Вересько Иван Ильич.

– Очень приятно, – протянул руку отец, – Самсонов Викентий Павлович.

Майор отчего-то смутился, но продолжил:

– По поступившим сведениям вы, гражданка Лаврушина, являетесь свидетелем по делу об убийстве гражданина Павлюка Василия Петровича.

У всех, включая меня, вытянулись лица. Американцы, конечно, не в счет, они по-русски не понимают. Но даже пьяный Сашка возмутился:

– Майор, ты что нам шьешь? Мы ни о каком убийстве не знаем, мы только труп нашли.

Майор Вересько устало посмотрел на Сашку, а отец вступился за милиционера:

– Александр, помолчите, ради Бога, дайте майору сказать.

Иван Ильич с благодарностью взглянул на отца.

– Марианна Викентьевна, в интересах следствия мы должны записать ваши показания. Где бы мы могли побеседовать?

– Да-да, конечно, – отозвалась я. – Можем подняться в кабинет или пройти на террасу.

Милиционеры предпочли террасу, и мы расселись в плетеные кресла, а майор присел к столу и разложил бумаги.

– Ваши имя, фамилия, год рождения?

«Вот гад какой», – подумала я.

Имя и фамилию он и так уже знает, а спрашивать про мой возраст в присутствии Сашки – это просто свинство. Но пьяный Санька уже клевал носом и все мои показания благополучно проспал.

Короче, все, что знала, я рассказала: и про заброшенный поселок, и про труп, и про то, как мы бегали то к Коновалову, то к Мишане, а никого не было дома, и про многое другое, к делу не относящееся, как сказал Иван Ильич.

Майор аккуратно записал все мои показания и, подняв на меня усталые глаза, резюмировал:

– Да, зря этот Ломов в бега ударился. Все одно поймаем, только теперь хуже будет.

– А с чего это вы решили, будто Мишка, то есть Михаил Ломов, в бега ударился? Он сегодня в милиции на допросе был как свидетель. Да и вообще он-то здесь при чем?

– А при том, что, во-первых, ни на каком допросе его сегодня не было. А во-вторых, убитый, гражданин Украины Павлюк В.П. есть не кто иной, как работник, строивший баню гражданину Ломову М.Ф. Вчера одного работника выбрасывают из окна, сегодня убивают другого. Вы считаете это нормальным?

Майор начал складывать свои бумаги в папку.

От такого заявления я просто оторопела.

– Так вы, что же, Михаила подозреваете? – спросила я. – Так его вообще дома не было. Он по делам уехал. Он же бизнесмен, деловой человек. Работает с утра до ночи.

Майор скептически взглянул на меня и нехорошо усмехнулся:

– Знаем мы этих бизнесменов, – процедил он, закрывая папку, – повидали. А ваше желание защитить соседа понятно, гражданочка. Но я вам вот что скажу. Ему что было велено? Сидеть дома и никуда не уезжать. А что мы имеем в действительности? Главный подозреваемый скрылся, а в его доме еще один труп. И это всего за каких-то двенадцать часов. Это что, нормально, естественно, я вас спрашиваю? Ненормально, – сам себе ответил Иван Ильич и поднялся из-за стола.

Я тоже встала.

– Ну что же, вы свое дело лучше знаете. И вообще вам видней. А сейчас мне хотелось бы вернуться к гостям, если не возражаете. Может, и вы с нами отужинаете? – проявила я гостеприимство.

Из столовой пахло запеченным мясом, а милиционеры явно были голодные. Поэтому после минутного колебания Иван Ильич, смущенно улыбнувшись, принял мое приглашение. Вместе с милиционерами мы растолкали спящего Сашку и направились к столу.

– Ну, что же вы так долго? – Отец сделал вид, что очень рад возвращению милиции. – Мы уже заждались, без вас не начинали. Ну, как там, все в порядке?

Понятно, что всем не терпелось узнать, что же у нас произошло.

– Все нормально, я потом расскажу. Давайте ужинать. Омар, небось, уже остыл?

– Голубушка, этот деликатес хорош в любом виде, – успокоил меня отец. – Давайте наполним бокалы и выпьем за нашу славную милицию. Дамам – вина, гвардейцам – водочки.

Дед поднялся, чтобы произнести панегирик в честь представителей правоохранительных органов. Но в этот момент открылась дверь и на пороге появился, как всегда некстати, мой бывший муж, отец Степки – Михаил. Выглядел он ослепительно: светлый костюм, модный галстук, огромный букет роз и два увесистых пакета с надписью «Седьмой континент».

– Ба, – якобы обрадовался отец, – Михаил! Как хорошо, что ты приехал. Проходи, дорогой, – и он пошел навстречу бывшему зятю.

В умении держать себя моему отцу не откажешь. Ведь не очень-то он любит Михаила, его вообще любить трудно, а вот пожалуйста, легко сделал вид, что безмерно рад гостю. Просто только его и ждал.

Услышав, что вошедшего зовут Михаил, оба милиционера, как по команде, встали, зашли моему бывшему за спину, и через секунду тот уже стоял в наручниках. Благо, отец успел забрать у Михаила пакеты. Букет же валялся на полу. Испуганная Памела подняла цветы и положила их на подоконник. Американцы были в шоке.

– Так, – протянул бывший муж, наливаясь праведным гневом, – не ожидал я от тебя, Марианна, – это он мне, – что в такой день, – Михаил сделал трагическое ударение на слове «такой», – ты встретишь меня с милицией.

«Интересно, а какой такой сегодня день? Опять, небось, придумал какую-нибудь годовщину нашего брака, хотя мы развелись уже восемь лет назад».

Степка подскочил к милиционерам:

– Господа, господа, в чем, собственно, дело? Это мой отец Лаврушин Михаил Александрович. Приехал в гости, а вы его – в кандалы. Это за что же?

Майор недоверчиво посмотрел на Степана, потом перевел взгляд на моего бывшего:

– Ваша фамилия? – все еще грозно спросил он.

– Лаврушин Михаил Александрович, – с достоинством произнес бывший, – кандидат технических наук.

Ну, этого он мог бы и не добавлять. И так сразу видно, что кандидат технических наук. Вот же зануда!

– Предъявите документы, – не унимался майор.

Михаил попытался залезть во внутренний карман пиджака, но это ему не удалось.

– Может, вы все-таки снимете с меня эти оковы? – возмущенно произнес он.

Милиционер нехотя, даже как-то с сожалением снял с Михаила наручники, затем полистал предъявленный паспорт и, не найдя ничего для себя интересного, смущенно крякнул и по-простецки развел руками.

– Ошибочка вышла. Извиняйте, – сказал он.

– Ну, ни фига себе, – возмутился Серега.

Я строго посмотрела на него, и парень не стал договаривать того, что он думает о действиях милиции.

– Ну, я уже не знаю, что и сказать, – тоже развел руками дед. – Давайте ужинать, что ли?

Но милиционеры на сей раз от ужина отказались. Застеснялись, видимо, сидеть за столом с человеком, на которого только что надевали наручники. Они торопливо попрощались и ушли.

Как только за ними закрылась дверь, на меня обрушился целый поток вопросов.

– Послушайте, – успокоила я родственников, – со мной все в полном порядке. Хронику дачных событий обсудим позже. А сейчас давайте уже наконец начнем есть. Что о нас заморские гости подумают? Второй час не можем начать ужинать.

– Нет, ты расскажи, – настаивал Степка, – что у вас тут происходит?

– Да у нас, в сущности, ничего не происходит, – встрял несколько протрезвевший Санька. – Это у Мишани два трупа за одни сутки.

– То есть? – оторопел дед. – Что вы хотите этим сказать?

– Саша хотел сказать, что у Мишки Ломова большие проблемы. Ладно, Бог с вами, расскажу все по порядку. Вчера ночью один из Мишкиных рабочих, будучи пьяным, вывалился из окна второго этажа. Разбился сильно, его отвезли в больницу. А сегодня мы с Сашкой, – я кивнула в сторону соседа, – совершенно случайно забрели в заброшенный поселок и наткнулись на труп другого Мишкиного рабочего.

– Мы тогда даже не знали, кто такой этот труп, – опять встрял Сашка. – Но когда приехала милиция, они нашли у трупа в кармане паспорт. Потом выяснилось, что это второй Мишкин рабочий.

Я согласно кивнула.

– Вот, собственно, и все. Ну, так как, есть будем?

От плиты потянуло дымком. Пока мы обсуждали события последних суток, кажется, сгорело мясо. Мы с дедом кинулись к плите. Так и есть, свинина почти обуглилась. Дед потрясенно смотрел внутрь духовки: на противне лежали съежившиеся коричневые кусочки, еще недавно бывшие парной свининой.

– А я говорила, давайте ужинать, – прошипела я. – А ты все расскажи да расскажи.

– Вот те раз, – навис над нами Степка, – что теперь есть-то будем?

– Сын мой, – произнес до сей поры обиженно молчавший Михаил Александрович, – я там принес кое-что, достань, пожалуйста.

Мы со Степкой стали извлекать из пакетов с надписью «Седьмой континент» всяческие деликатесы: икру, буженину, лосося, маслины. Здесь была даже курица-гриль.

«Вот молодец, Михаил Александрович, не дал упасть в грязь лицом перед иностранцами. А кстати, чего это он, собственно, приехал? С цветами, с продуктами. Опять что-нибудь задумал? »

Дело в том, что моего бывшего не покидает мысль о воссоединении нашей семьи. Развелись мы уж бог знает когда, а он по-прежнему с завидным упрямством пытается склонить меня к совместному проживанию, чему я категорически противлюсь. Несмотря на все положительные качества моего бывшего мужа, жить с ним совершенно невозможно. Он жуткий зануда и патологический ревнивец.

Я быстренько выложила содержимое пакетов на тарелки и поставила все на стол.

– Так, господа, – поднялся отец, – пока еще чего-нибудь не случилось, я предлагаю быстро выпить и немедленно закусить.

Уговаривать никого не пришлось. Все выпили и застучали вилками. Но поскольку веры в спокойный неторопливый ужин уже ни у кого не было, сразу же решили выпить по второй.

Дальше ужин развивался довольно-таки стремительно. Все по очереди предлагали выпить: кто за здоровье, кто за дружбу, а кто за любовь. За любовь, естественно, предложил выпить дед и при этом галантно поцеловал Памеле руку.

– Вот дед дает, – шепнул мне Степка.

– Да, разошелся старый ловелас.

Всем было весело. Даже Михаил Александрович вне обыкновения шутил и рассказывал анекдоты. Потом дед достал гитару и, адресуясь к Памеле, страстно завел «Очи черные». Памела поплыла...

«Ну, дед, ну, дает», – поразилась я. Дальше больше: отец перешел к приблатненным песенкам, которые они распевали на пару с Сашкой, исполнившим роль крутого жигана. А дед с гитарой в руках сбацал чечетку. Памела была в восторге, Джед тоже.

Мы еще долго так веселились, пока Санька не предложил пойти на воздух проветриться. Профессор Маклахен к этому времени уже дремал в кресле, Михаил вел беседы с молодежью, а Памела с дедом уже никого не замечали вокруг.

– Господи, как же хорошо, – сказала я, выходя на крыльцо и вдыхая свежий ночной воздух. – Здесь посидим или пройдемся?

– Пошли погуляем, – предложил Санька.

Мы вышли на тропинку, огибающую наши дачи. Если бы мы жили в деревне, то правильно было бы сказать, что мы вышли за околицу. Сашка обнял меня за плечи, и мы потопали между березами, посаженными вокруг поселка еще первыми поселенцами лет пятьдесят назад. Декорация была предельно романтичная: ночь, луна, трель соловья. И вдруг из темноты прогремел голос:

– Это как же понимать?

Я аж вздрогнула и прижалась к Сашке.

– Гости за столом, а хозяйка в кустах целуется? – продолжил голос.

– Господи, Боже ты мой! Михаил, ты, что ли? – Я перевела дыхание. – Напугал до смерти. Кто целуется-то? А впрочем, тебе-то что за дело? Шел бы ты спать.

– Я бы пошел, но поскольку теперь это не мой дом, я не знаю, где мне можно лечь.

«Ну, положим, этот дом никогда твоим не был», – подумала я.

– Однако он прав, – сказала я Саньке, – надо куда-то всех разложить.

– Погуляем немного и разложишь. Куда спешить?

У Саньки было явно романтичное настроение, у меня, впрочем, тоже.

«Ладно, – подумала я, – полчаса ничего не решают».

И мы пошли гулять дальше. Однако голос моего бывшего нудно взывал из темноты к моей совести.

– Чтоб он провалился, – озлилась я, – все настроение испортил. Ладно, Сань, пошли обратно. Он все равно не отвяжется, я его знаю.

Сашка проводил меня до калитки и отправился на свою дачу. Михаил же плелся за мной следом и ныл:

– Марианна, может, действительно погуляем? Ночь какая дивная.

– Ну и гад же ты, Лаврушин. Ты когда от меня отстанешь? Что ты лезешь в мою личную жизнь?

Михаил Александрович понурился.

– Ну, ладно, – смягчилась я, – пошли укладываться.

Дед с Памелой ворковали на террасе, мальчишки играли в шахматы, а пьяненький Джед по-прежнему дремал в кресле.

– Ребята, давайте спать ложиться, – крикнула я парням. – Пап, предлагаю Джеда положить в твою комнату, там еще диван есть, Сережку к Степану, а Памелу в комнату для гостей. Я сейчас постелю.

– А я где буду спать? – обиженно спросил бывший.

«Действительно. А где же он будет спать? Комнат-то больше нет», – призадумалась я.

– Я могу лечь в твоей комнате на полу, – выдвинул предложение Михаил Александрович. – Ты знаешь, я неприхотлив.

Я аж задохнулась от подобной наглости.

– Ну уж нет. Еще чего захотел?

– Это почему же нет? У тебя что, конкретные планы на нынешнюю ночь?

– Нет у меня никаких планов. А впрочем, какое твое, собственно, дело до моих планов?

Тихо начавшаяся перепалка стала перерастать в скандал.

– В чем проблема? – заглянул в гостиную отец.

– Да вот, как выяснилось, мне в этом доме нет места, – драматически заявил бывший.

На шум подтянулись мальчишки.

– Пап, ложись на мою кровать, а я лягу на полу, – предложил Степка.

– Ну, зачем же на полу? – сказал отец. – Сергей ляжет у Степки, мы с Памелой в комнате для гостей, а Михаил с Джедом в моем кабинете, там диван есть.

У меня отвисла челюсть.

– Хоть бы внука постеснялся, – прошипела я, а дед сделал невинное лицо.

После такого предложения Михаила чуть удар не хватил.

– Я не стану спать с мужчиной, – взвизгнул он.

Я молча подала ему комплект постельного белья и решительно указала направление на второй этаж.

– Ну, что ты так кипятишься? – урезонивал Михаила Александровича отец. – Во-первых, Джед – гетеросексуал. Так что бояться тебе нечего. Во-вторых, он уже давно импотент. Так что иди в кабинет и спи спокойно. Я за базар отвечаю.

Я возвела глаза к абажуру, а мальчишки с трудом сдерживали смех. Михаил Александрович не нашелся, что возразить бывшему тестю, и несолоно хлебавши отправился на второй этаж. Следом за ним мальчишки почти перенесли сонного профессора. Я быстро перемыла посуду, приняла душ и упала в постель. Теперь только поняла, что смертельно устала.

Не знаю, сколько я проспала, когда меня будто что-то толкнуло. Сплю я очень чутко и могу проснуться, даже если на меня просто посмотреть. В свете луны на меня надвигалась тень.

– Кто здесь? – всполошилась я.

Конечно, это мог быть Михаил, нахал бессовестный. Но в очертаниях надвигающейся фигуры было что-то незнакомое.

– Санька? С ума сошел!

Крепкая рука закрыла мне рот и...

Проснулась я с сильной головной болью. С трудом разлепила веки и посмотрела на часы.

– Бог мой, почти двенадцать. Ну и здорова же я спать.

– Это точно, – заглянул ко мне в комнату Степка. – Ты чего, подружка, спишь так долго? Мы уже на речку сбегали, искупались.

«Вот счастливые... А у меня голова раскалывается. – И тут я вспомнила свое ночное видение. – Что это было? Сон? Но ощущения какие-то явственные. И если это был сон, то кого я во сне видела? Вроде бы мужчину. Мужчина шел ко мне, а потом я ничего не помню».

– Какой-то запах у тебя странный, – произнес Степка. – Лекарства, что ли, какие?

– Перегар. Какие лекарства? Пили вчера все подряд: шампанское, коньяк, Маклахеновы коктейли. Вот голова и гудит, и снится черт знает что.

С трудом поднявшись и натянув футболку и шорты, я поплелась умываться. В столовой пил кофе Михаил. Он холодно пожелал мне доброго утра и сообщил, что срочно уезжает.

– Для всех, – начал он пафосно, – мне срочно нужно на работу, а тебе я скажу следующее. К приличным женщинам мужчины в окна по ночам не лазают.

«О-ба-на... Выходит, это был не сон. В моей комнате на самом деле был мужчина, и теперь ясно, что это был не Михаил».

– И что же за мужчины лазают в окна к неприличным женщинам? – спросила я без возмущения, а, напротив, с интересом.

– Вам лучше знать, мадам, – перешел Михаил на «вы».

– А я ничего не знаю, поскольку по ночам сплю и ни за кем не слежу.

– Я не следил, больно надо, – обиделся бывший. – Просто с этим американцем невозможно уснуть – храпит, как иерихонская труба. Вот я и вышел на свежий воздух. Прошелся по саду, потом вижу: мужик вылезает из окна твоей спальни...

– И что же ты?

– А что я? Это же твоя личная жизнь. – Голос Михаила был воплощением сарказма.

– А если это был вор? – возмутилась я.

Теперь я пребывала в полном смятении. «Если это был не сон, то почему я ничего не помню? Что же было этой ночью? И кто это был? Ясно, что не Михаил. Тогда кто же, Санька? Вот нахал! Но не могу же я у него спросить, что было между нами этой ночью. Кошмар какой! Так напиться, чтобы ничего не помнить. Но, с другой стороны, я вроде пила немного и весь вечер была в полном порядке. Ничего не понимаю».

С улицы донеслись голоса. Я выглянула в окно и увидела деда и Памелу, которые, судя по пакетам, выгружаемым из машины, только что вернулись из магазина.

– Марианна, – крикнула Памела, – смотри, – и помахала мне букетом сирени.

«Наверно, дед обломал для любимой чей-нибудь куст», – решила я.

– Вы где были? – спросила я у вошедшей парочки.

– В магазине и на рынке, – ответил отец. – А Джед еще не встал?

– Вроде нет.

– Ну, пусть поспит. На даче великолепно спится. Правда, Памела? На даче хорошо спится? – перешел он на английский.

Памела сделала серьезное лицо и погрозила отцу пальчиком, но тут же расплылась в счастливой улыбке и принялась распаковывать пакеты с продуктами.

«Вот старый ловелас!»

– Я решил пополнить стратегические запасы, – сказал отец, – на тебя, – это он мне, – надеяться в отношении еды рискованно.

– Вот это новость! – возмутилась я. – А кто расхваливал мои пироги?

– Ну, ладно, ладно, шучу. Давайте, готовьте завтрак, а я пойду разбужу Джеда. Хватит ему спать.

Завтрак мы с Памелой приготовили за пять минут. А что там готовить? Чай, кофе, булочки. Уже мальчишки подтянулись в столовую, а профессора все не было.

– Степа, пойди узнай, что там дед так долго с Маклахеном возится. Завтракать пора.

– Да они уже идут, – сказал Степка, услышав шаги наверху.

Дед спускался по лестнице первым, помогая идти полуслепому Джеду. Один глаз профессора распух и закрылся.

– Бог мой, – всплеснула я руками. – Что случилось? Он упал?

– Да нет, – ответил отец, – его укусил кто-то ночью.

Бедный профессор! Вот уж, что называется, сходил в гости. Вчера милиция донимала, сегодня насекомые изуродовали. Надолго он запомнит русское гостеприимство.

– Ему надо дать какое-нибудь лекарство от аллергии. Тавегил подойдет?

– Давай попробуем, – согласился отец. – Если через час лучше не станет, повезем в больницу.

Памела закудахтала вокруг своего коллеги. Усадила в кресло-качалку, на глаз положила холодный компресс, а в руку всунула стакан с соком. От завтрака бедный старик отказался.

Только мы сели к столу, как заявился Санька с предложением повести американских гостей в рамках культурной программы, как он выразился, в местный приход, то бишь в церковь. Однако, увидев распухший глаз профессора, сразу же отказался от этой идеи:

– Нет, с такой физиономией в церковь нельзя, – сказал он. – Еще подумают, что мы его побили.

Степка с Сережкой давились от смеха, а я порадовалась, что Сашка не силен в английском, а американцы ничего не понимают по-русски.

– До вечера еще время есть, – сказала я, – опухоль может опасть. Это его укусил кто-то.

– Ну, тогда, конечно, – согласился Сашка. – К вечерней службе пойдем, я зайду попозже.

И Санька, слава Богу, ушел. Вслед за ним отбыл и Михаил Александрович. Отец с Памелой отправились на речку, Степка с Сережкой занялись рытьем компостной ямы, а Джед одним глазом читал какую-то книжку на террасе. Мне же предстояло приготовить на всю эту ораву обед. Слава Богу, хоть строители сами себе готовят. Поскорей бы уж они достроили эту баню и уехали. После Мишкиных перипетий как-то неспокойно на душе.

Как бы подслушав мои недобрые мысли о строителях, в дверях появился старший из наших работников, Федор Алексеевич.

– Марианна Викентьевна, – начал он, – слышал, что рабочий у вашего знакомого разбился. Не знаете, жив ли?

– Нет, Федор Алексеевич, про того парня ничего пока не известно, а вот второй точно мертв.

– Как это второй? – испугался строитель. – А с ним что?

– Не знаю, найден мертвым.

Федор Алексеевич заметно переменился в лице.

– И что же милиция?

– А что милиция? Милиция разбирается. Михаила подозревают.

– Да... – протянул рабочий, – неспокойно здесь.

– Уж это точно, – согласилась я. – А кстати, ваши-то строители не пьют?

– Нет, у нас во время работы сухой закон. Потом, конечно, можно.

Я посмотрела на благообразное бородатое лицо Федора Алексеевича и решила, что мне пока волноваться за своих строителей не стоит.

Бригадир – вполне приличный дядька. Говорит на правильном русском языке. Да и манеры кое-какие имеются. Федор Алексеевич нерешительно потоптался некоторое время у порога, потом попросил еще немного денег в счет аванса и ушел.

Я занялась приготовлением обеда и два часа кряду не отходила от плиты, протаптывая путь к сердцам мужчин. Надо отдать мне должное, в этом я преуспела. В том смысле, что, помимо борща и котлет, я испекла еще и яблочный пирог. Управилась как раз вовремя. Вернулись с речки Памела с дедом, а с ними приехал Димка. Вернее, они приехали вместе с Димкой на его машине.

– Вот это да! – обрадовалась я. – Димыч, мы же только вчера с тобой разговаривали, и ты был в Париже.

– Привет, Каштанка, – обнял меня Димка, – а сегодня я уже в Москве.

Каштанка – это мое детское прозвище, которым меня Димка наделил после прочтения им одноименного произведения. У меня тогда были да и сейчас есть светло-каштановые волосы, и когда мама завязывала мне два пушистых хвостика, Димка говорил, что я – вылитый спаниель. Мы с Димкой росли вместе, хоть он и старше меня на четыре года. Он был мне как старший брат. Защищал от мальчишек во дворе, помогал решать задачки, дарил кукол на дни рождения. Правда, с седьмого по девятый класс я была в него тайно влюблена и всей душой ненавидела его подружек. Наши мамы дружили. Дружили еще наши деды. Жили мы в одном доме на Малой Грузинской. Димка и сейчас там живет один в огромной квартире. Родители его умерли, а жена ушла – не вынесла специфики Димкиной работы. Он строитель мостов. Очень хороший специалист. Правда, мосты он строит не в Европе или Америке, а все больше в Азии и Африке. Лялечке, его жене, климат там не понравился, и она ушла от Димки. А наша семья после многочисленных квартирных обменов разлетелась в разные стороны. Мы со Степкой обосновались на Полянке, отец – на Ленинградском проспекте, мама – в Париже, а Сева, мой брат, живет с семьей в Америке.