Текст книги "Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод)"

Автор книги: Габриэль Ферри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Глава XXXIX

Только на следующий день поздно вечером к Бизоновому озеру примчался всадник с обнаженной головой, с лицом, израненным колючками, в изорванной кожаной одежде. Это был вакеро Франциско, которого уже отчаялись увидеть когда-нибудь. Все стали расспрашивать его о погоне за Белым Скакуном степей. Но рассказ отважного вакеро не отличался ничем необыкновенным. Чудесный скакун завлек его в такую даль, что он вынужден был провести ночь под открытым небом и дать своей лошади немного передохнуть, после отдыха он присоединился к своим товарищам и стал загонять бродивших по соседству лошадей ближе к озеру.

Приготовления к охоте продолжались, палатки были сложены, а лошади удалены от кораля и озера.

Загонщики разделились на партии и скрылись за толстыми стволами деревьев. Четверо охотников на буйволов поместились за плетнем близ прохода, готовые в случае надобности запереть ворота. На их долю приходилась вся опасность, ибо в случае, если бы испуганные лошади стали биться и топтать их копытами, укрытия не оставалось.

Через ручей, вытекающий из Бизонового озера, было перекинуто нечто вроде грубого мостика, и под зеленым сводом переплетшихся между собой ветвей гациендер и его дочь могли оставаться в полной безопасности, нисколько не теряя из виду чудесного зрелища саванны и табуна диких лошадей.

Каждый занял свое место, все тихо и неподвижно ожидали появления диких лошадей. Вдруг среди глубокой тишины раздался пронзительный свист, это был знак, что загонщики тронулись и стали загонять лошадей к условленному месту. Вскоре со всех сторон поднялись дикое гиканье и свист. Лесная чаща огласилась отдаленным ржанием, то приближался табун диких лошадей. Ржание слышалось со стороны Красной реки, вблизи того места, где гациендер и его дочь стояли на летучем мостике и смотрели на охоту.

Если бы дикий табун бросился к этому мостику, то можно было опасаться какого-нибудь несчастья, ибо молодые деревья были не в состоянии сдержать напора животных, которые опустошают леса, как ураган. Дон Августин, предвидя подобную опасность, кликнул нескольких загонщиков, и они тотчас покинули свои места, чтобы присоединиться к нему.

– Как вы думаете, – спросил он одного из них, – не может ли табун броситься в нашу сторону?

– Очень возможно, – отвечал вакеро, – я сам думал об этом, и, если не принять надлежащих мер предосторожности, вы можете подвергнуться еще большей опасности. Если вы позволите, я возьму еще двух товарищей, и мы станем позади вас вдоль этого канала.

– Чем подвергать вас бесполезной опасности, – возразил гациендер, – я думаю, было бы лучше покинуть это место.

Но загонщики принадлежали к разряду людей, привыкших не обращать внимания на опасности, сопряженные с их ремеслом, и, желая угодить своему господину, осторожно прошли вперед и остановились в сотне шагов от реки, представляя передовые посты на пути табуна.

Это было последнее приготовление, которое они успели сделать. Приближалась минута, долженствовавшая решить судьбу благородных животных, которых гнали к роковому коралю. Здесь их ожидали рабство и плен. Шум, слышанный до сих пор, еще более усилился. Теперь в лесу раздавались только пронзительное гиканье и резкий свист загонщиков, перекликавшихся между собой. В редкие и кратковременные промежутки, когда наступало недолгое молчание, раздавались ржание испуганных лошадей и их тяжелый храп.

Стаи птиц с криком поднялись с верхушек деревьев; неуклюжие совы, ослепленные дневным светом, от страха забились в глубину чащи, а олени от необычного шума бросились прочь из лесу на просторы саванны.

Вскоре затрещал лес, молодые деревца стонали под напором табуна. Громкое ржание лошадей смешалось с нарастающими криками охотников и грохотом копыт испуганных скакунов.

Лавина, внезапно скатившаяся с гор, не может произвести более ужасного шума, чем тот, что раздавался в лесу, когда зеленая завеса, окружавшая просеку, разом прорвалась. И показались конские головы с глазами, налившимися кровью от страха, с раздувшимися ноздрями и гривами, развиваемыми ветром. Вся эта масса голов словно слилась вместе, образовав некое подвижное разноцветное море, над которым, точно волны, разбивающиеся с пеною, колыхались то туда, то сюда гривы и хвосты бешеных животных. Через несколько минут у двери, пробитой лошадьми, появились отважные загонщики. Со свистом и гиканьем они, носившиеся из стороны в сторону, размахивали в воздухе своими лассо.

Наконец наступила минута, когда табун разделился, не зная, где спастись от внезапных преследователей.

Двенадцать всадников, размахивая шляпами, с диким ревом помчались навстречу лошадям, не обращая внимания на грозившую им опасность быть растоптанными вдрызг сотнями копыт. Теснимые спереди и сзади, лошади на минуту остановились как вкопанные; на мгновение земля перестала дрожать, вода в Бизоновом озере остановилась. То была минута гнетущей неизвестности. Выбери табун направление вправо или влево – не только пешие, но и конные загонщики были бы неминуемо раздавлены и измяты, как хлебные колосья на жатвенной машине.

– Не уступай, ребята! – кричал дон Августин, увлекаясь охотничьим пылом. Прыгнув со своего мостика на берег озера, он начал громовым голосом подстегивать рвение своих подчиненных. Бешеный рев пастухов был ответом на его призыв. Наконец бывшая во главе табуна лошадь, глаза которой светились безумием и уже некоторое время были устремлены на забор, покрытый зелеными ветками, стремительно бросилась в брешь, оставленную посреди этого забора. Тотчас весь табун последовал за ней и метнулся вперед, словно поток, прорвавший плотину. Со всех сторон поднялись радостные вопли. В ту же минуту Энцинас со своими товарищами, на мгновение скрывшиеся за этой шумной лавиной, ловко и быстро проскользнули из корали в бреши из плотно скрепленных бревен.

Прошло несколько мгновений, пока эти гордые дети лесов поняли, что попали в плен. Когда они в первый раз в жизни увидели себя окруженными забором из брусьев, из тысячи глоток поднялось жалобное ржание, смешанное с яростью. Как великолепно было это стадо бешеных животных, они ржали, храпели и фыркали с шумом, двигаясь в испуге то туда, то сюда, с глазами, метавшими искры, с мордами, брызгавшими клубами пены, сталкиваясь друг с другом и поднимаясь на дыбы.

Крик торжества, раздавшийся среди загонщиков, служил ответом этому фырканью лошадей.

– А! Он тут, он тут! – кричал Энцинас.

– Кто тут? – заревело двадцать голосов.

– Белый Скакун степей!

В самом деле, самый красивый и благородный из всех этих вольных обитателей степей, самое дикое из этих животных, самое злое и поворотливое из всех, – конь безукоризненной белизны, такой белизны, как снежные розы, попался наконец в кораль. Это был тот самый конь – накануне его тщетно старался догнать загонщик Франциско. Чудное животное с глазами, метавшими искры, бросалось с одного конца на другой и в ярости сшибало с ног всех разделявших его несчастье товарищей, которые не могли выдержать удара его груди. Таким образом вокруг него образовалось широкое пространство, в котором конь бешено метался с развевающейся по воздуху гривой и издавал жалобное ржание.

– Туда, туда! – закричал вдруг Энцинас, бросаясь к месту, где Белый Скакун поднялся на дыбы, готовясь перепрыгнуть через забор. Но было уже поздно. Свободный круг, образовавшийся около животного, позволил ему разбежаться, и загонщики увидели только белую стрелу, разрезавшую воздух, а затем видение исчезло. Могучим прыжком конь перескочил через забор кораля и в одно мгновение скрылся в зеленой чаще. Крики ярости и, удивления раздались вслед; впрочем, обманутые в своем ожидании охотники скоро утешились в потере лучшего из захваченных скакунов. В их руках осталось не менее двухсот коней, из которых было что выбрать.

– Ну, верите ли вы теперь, что этот скакун сверхъестественное животное? – спросил Энцинас.

Ответа не последовало: все были убеждены в истине такого предположения.

Образовавшееся посреди табуна пустое пространство через минуту пополнилось опять, и попавшиеся в западню лошади своими прыжками и скачками вредили только самим себе; волнующаяся масса живых голов поминутно перекатывалась с одной стороны кораля на другую. Табун было бросился разом в забор, пытаясь свалить его, но крепкие столбы только затрещали, не поддались.

Облака пыли поднялись над коралем. Некоторые из лошадей в бешенстве принялись грызть палисады, которые не удавалось сдвинуть с места, другие в ярости били о землю копытами, некоторые падали наземь, будто пораженные молнией, и уже больше не вставали. Наконец, вся эта кавалькада, точно остывающее море лавы, мало-помалу стала утихать, сознавая бесполезность борьбы, и перестала биться о забор. Ярость уступила место унынию. Мрачная неподвижность сменила бешеные прыжки. Дикие обитатели лесов покорились своей участи.

Ночь распростерла свой мрачный покров над саванной. То была праздничная ночь торжествующих загонщиков, успевших совершить один из тех удалых подвигов, о которых охотники в саваннах имеют обыкновение еще долго рассказывать многие подробности. Дон Августин сделал распоряжение выдать загонщикам по хорошей порции каталонской водки, и охотники, усевшись вокруг огромного костра, еще долго пересказывали происшествия дня, между тем как звезды уже давно завели свой полночный хоровод.

Теперь и нам пора припомнить, что еще много других лиц, играющих роль в настоящем рассказе, имеют право на наше внимание, что Диац еще остался в пустыне, что команч пустился преследовать обоих бандитов и что старик Розбуа продолжает оплакивать похищенного сына. Впрочем, прежде чем последовать за тем, кто должен нам помочь отыскать прочих участников рассказа, бросим взгляд на Бизоновое озеро. Еще долго оглашался лес веселым смехом охотников, с которым смешалось жалобное ржание диких лошадей в корале. Но когда бутылки с водкой были опустошены и от изжаренного на ужин оленя остались одни кости, которые принялся обгладывать громадный бульдог Энцинаса, беседа начала мало-помалу становиться односложнее, пока совсем не затихла. Наконец, подбросив еще немного веток в пылающий костер, загонщики закутались в свои шерстяные зарапы и растянулись на траве.

Вскоре охотники предались заслуженному сну, нимало не помышляя о том, что в лесу были замечены подозрительные следы.

Посреди ночной тишины, изредка нарушаемой ржанием лошадей, которые осуждены были в скором времени подчиниться унизительному игу бича и шпор, бледный свет месяца падал на спокойную поверхность озера и смешивался с красноватым оттенком лагерного костра. Этот смешанный свет освещал не только палатки господ и слуг, отдыхавших на траве.

Глава XL

На второй вечер после описанных в предыдущей главе сцен ловли лошадей пять человек следовали по берегам Красной реки, направляясь вверх по течению.

Местность, где эти пятеро пробирались порознь, стараясь не попадаться никому на глаза, находилась в одном дне пути от Золотоносной долины и в трех днях пути от Бизонового озера.

В то время, когда происходили описанные события, а именно за три дня до геройской битвы трех друзей с индейцами на пирамиде, в тех краях появились два человека, они плыли в легком челноке из березовой коры вверх по течению Рио-Гила. Челнок был нагружен разными предметами, седлами, покрывалами, оружием и тюками с другим товаром. Борта его находились почти в уровень с водой; что же касается гребцов, то это были уже знакомые нашим читателям два степных разбойника: отец с сыном, которым весь находившийся в их лодке товар незадолго перед тем достался от купца, ограбленного ими и убитого. Так как это злодейское дело всполошило всех окрестных жителей, то разбойники вынуждены были поспешно спасаться со своей добычей и, чтобы не быть узнанными, надели одежду индейцев из племени папагосов. В этом-то костюме и повстречали их гациендер и его дочь на пути к Бизоновому озеру.

При виде Розариты у Метиса тотчас мелькнула мысль овладеть ей, но он один не мог решиться на это дело, а обстоятельства их встречи не казались ему особо удачными для исполнения его плана, посему он решил с помощью отца отвезти в безопасное место награбленный товар, а уж потом, соединившись с апахами, взяться за осуществление своего замысла.

Надеюсь, теперь читателю понятно уже описанное нами появление Метиса среди апахов и совокупное с индейцами нападение на трех охотников. Метис условился с Черной Птицей и насчет того, чтобы сойтись вместе при Красных Вилах. Отсюда он надеялся привести в исполнение свой дьявольской замысел и похитить дочь гациендера.

Обоюдные усилия его и его отца были направлены единственно к тому, чтобы поскорее подняться вверх по течению с лодкой, тяжело нагруженной товаром. Хотя течение реки, обрамленной здесь зелеными лугами, и было довольно сильно, однако, благодаря искусству гребцов, лодка подвигалась быстро вперед. Вскоре вдали показался небольшой островок посреди реки, при виде которого гребцы удвоили свои усилия. То был так называемый Буйволовый остров.

Разбойники, считавшие себя скрытыми от посторонних глаз, не подозревали, сидя спокойно, в лодке, что за их движениями внимательно наблюдал молодой команч, осторожно пробирающийся вдоль берега. Прежде нежели лодка достигла последнего поворота реки, молодой воин сбросил с себя всю одежду и, завязав ее в узел, бросился в воду, стараясь переправиться через реку. Спустя несколько минут он уже был на противоположном берегу и тотчас спрятался в густой чаще деревьев, откуда мог легко наблюдать за всем, что происходило на острове, не будучи сам видим.

Разбойники пристали к берегу и, чтобы не оставить никаких следов на тропинке, по которой им предстояло идти, тщательно уложили ее шкурами буйволов; потом, выбрав малозаметное местечко, осторожно подрезали дерн, покрывающий это место, и, сняв его прочь, сложили на одеяло. Достав привезенную с собой лопату, разбойники вырыли на очищенном таким образом месте землю и, сгребая ее в кучу, свалили в мешок. Таким образом образовалась яма для вмещения всех атрибутов и всего оружия, находящегося в лодке. Сложив в эту яму кладь, разбойники тщательно прикрыли место дерном и таким образом скрыли все следы, могущие выдать их богатство.

С теми же предосторожностями, как и прежде, они вернулись к пустой лодке и, усевшись в нее, принялись грести по направлению к. Туманным горам. Их появление спустя три дня и было замечено канадским охотником и Барайей, которого Метису удалось спасти от угрожавшей ему мучительной смерти под ножами кровожадных апахов.

По удалении лодки с обоими разбойниками молодой команч тоже вышел из своего убежища и, догадываясь, в чем было дело, тихо произнес:

– Их душа погребена здесь, они скоро вернутся сюда назад.

После этого он Опять повернул в лес и один пустился по тропинке, на которой мы с вами встретили его.

Объяснив пробелы в нашем прошедшем рассказе, возвратимся назад к нашему охотнику и Хозе, которых мы покинули после исчезновения Фабиана в роковой долине.

Буря и ужасная гроза, разразившаяся в горных ущельях в тот вечер, едва стихли к утру следующего дня. Вскоре небо прояснилось окончательно и все следы недавнего урагана исчезли. Но изрытая земля сохранила следы минувшего опустошения. Потоки дождя изрыли ее и источили во всех направлениях, зато следы человеческого присутствия были смыты окончательно, а горные ущелья огласились шумным журчанием, которого еще накануне не было слышно. Голоса эти принадлежали вновь образовавшимся горячим водопадам и бурливым потокам, которые изо всех ущелий низвергались в долину, неся с собою сорванные с горных вершин кустарники, траву и булыжник.

Одинокий странник с печально поникшей головой сидел на одном из больших камней, разбросанных возле подножия пирамиды, на которой была воздвигнута могила индейского вождя. Скорбь омрачила мужественное чело Розбуа. Ветер свободно развевал его волосы, но недавний загорелый цвет лица совсем поблек. Розбуа вовсе не обращал внимания на жестокие лучи солнца, падавшие на его обнаженную голову. Сила духа канадского охотника, потрясенного последними событиями, казалось, совсем сокрушилась от последнего удара судьбы. Старик сидел без движения, с потухшим взором, отчаяние сделало его немым. Долго он оставался в таком положении, выражавшем безнадежность, но наконец медленно поднял голову, как человек, который поражен смертельным ударом, но в котором единственная сохранившаяся искра жизни начинает мало-помалу пробуждаться, а кровь вновь струится, вдыхая в тело новую жизнь. Рука охотника невольно поднялась вверх, будто он искал оружие, но пальцы его встретили только пустое пространство.

Вдруг Розбуа вспомнил о чем-то, и его безоружные руки простерлись к небу. В эту минуту его единственный, верный товарищ показался из-за выступа скалы. Когда Розбуа увидел его, он задрожал и его лицо озарила едва заметная ухмылка. Но лицо обыкновенно беспечного испанского охотника было омрачено выражением тревоги; быстрый взгляд, брошенный на него старым товарищем, поднявшимся ему навстречу, успокоил его. Выражение лица Хозе прояснилось; он почувствовал, что дуб пустил слишком глубокие корни в землю, чтобы сломиться так скоро, и он был рад видеть его опять выпрямившимся.

– Ну что, ничего? – спросил его старик разбитым голосом.

– Ничего! – твердо ответил пограничный стражник, заметив, что его прежний товарищ душевно немного оправился. Однако он не нашел нужным его утешать.

– Я говорил себе, что мы найдем его, и, следовательно, надо приняться за поиски, – сказал Розбуа.

Имя Фабиана не было произнесено, но их сердца были полны воспоминаний о нем. Хозе, пристально взглянув на старика, произнес:

– Жив ли он, убит ли – в обоих случаях мы отыщем его.

– Верно! – ответил Розбуа. – Если мы отыщем его мертвым, я тоже скоро умру, если же мы найдем его живым, то я еще могу дышать.

– Ладно, не грусти, – отозвался Хозе, рассчитывая на благодетельное влияние времени. – В таком случае нам надо, не теряя времени, опять приняться за преследование этого разбойника Метиса. Кто-нибудь из нас должен всадить ему нож. Я только и думаю о том, как бы ловчее отправить его на тот свет.

– Нет, прежде надо попытаться отыскать какие-нибудь следы, которые могут служить нам указанием, каким образом Фабиан попался в руки индейцев, – возразил Розбуа. – Погляди-ка сюда, Хозе, ты, вероятно, узнаешь, как и я, в этом плоском камне один из тех самых камней, которые нам служили наверху для обороны против апахов; следовательно, он свалился вследствие рукопашной борьбы, а вместе с ним, надо полагать, скатились вниз и сами бойцы.

– Это, наверно, так и было. Я намерен сейчас же подняться на площадку, чтобы посмотреть, возможно ли проверить наше предложение и как происходила борьба. Ты понимаешь, что это очень важно. Если они свалились головами вниз, что неминуемо в том случае, когда стоишь прямо и нога не встречает опоры, то Фабиан должен был разбить себе череп; если же он свалился лежа, обхвативши своего противника, то он, надо полагать, отделался только несколькими увечьями.

Хозе хотел было тотчас взобраться на пирамиду, но Розбуа его удержал.

– Тише, тише! – сказал старик. – Поднимемся вместе, и по возможности стараясь не хвататься за кустарник, – я имею на то причины. Нам необходимо тщательно осматривать все ветки и стебельки.

Таким образом охотники начали взбираться по склону, внимательно оглядывая все малейшие детали. Но им вовсе не надо было подниматься слишком высоко. Расчет канадца оправдался тотчас. Внимательный осмотр кустов показал им, что они хотели узнать.

– Посмотри-ка, – воскликнул канадец, обращаясь к своему приятелю и показывая на два куста, росшие на расстоянии трех футов один от другого, – эти маленькие, пригнутые книзу ветки служат доказательством, что они были разделены каким-то упавшим сверху телом, которое должно было иметь по крайней мере изрядную длину. Не подлежит сомнению, что борцы катились поперек склона. Стой! Да вот и яма, в которой двадцать четыре часа тому назад лежал камень. Верхушка камня, по всей вероятности, торчала из ямы, и борцы, вероятно, сдвинули его с места. Я готов побиться об заклад, что мы найдем этот камень где-нибудь поблизости.

– В этом нет надобности, – возразил Хозе, – Фабиан жив.

– Да, но он в плену, и у каких неприятелей! – воскликнул Розбуа. – Они непременно подвергнут его пыткам!

– Ты находился однажды в таком же положении, Розбуа, и…

– И ты меня спас. Понимаю, что хочешь этим сказать: мы его тоже спасем.

– Главное, что он еще жив.

Тут Хозе внезапно был прерван канадцем. Розбуа с силой схватил его за руку.

– Это предположение подлежит сомнению! – сказал старик. – Где трупы индейцев, которых мы убили? Без сомнения, в пропасти! А кто тебе сказал, что там нет и Фабиана?

– А с каких пор эти индейские собаки, и в особенности проклятый Метис, взяли за обыкновение заботиться о трупах своих неприятелей? Без сомнения, негодяи убрали только трупы своих, чтобы избавить от осквернения врагом, – это их обыкновение. Нет, нет, если бы дона Фабиана не было в живых, мы непременно нашли бы здесь его труп в обезображенном состоянии. Поверь, Метис недаром внезапно прекратил осаду. Он знает, что дону Фабиану известно место, где находятся так удачно скрытые мной богатства, и жизнь его будет для бандита священна до тех пор, пока он не откроет местонахождение клада.

Предположения, высказанные Хозе, были убедительны, и Розбуа несколько воспрянул духом. Тем не менее одна деталь вызвала смущение: Розбуа подошел к пропасти, в которую низвергался водопад, и стал напрасно искать на краю человеческие следы. Но вдруг один предмет привлек его внимание. Старик быстро наклонился и с мрачным выражением лица указал на него своему товарищу. То был нож Фабиана. Дождь не успел окончательно смыть с головок медных гвоздиков, украшавших роговую оправу ножа, несколько капель запекшейся крови.

– Каким образом нож Фабиана оказался на краю пропасти?

Но на этот вопрос Хозе не дал ответа. Его изобретательный ум тщетно искал естественное объяснение, и его мучила ужасная неизвестность.

Впрочем, Хозе не терял присутствия духа и прямо направился к тому месту, где охотники заметили следы борьбы на помятых ветках кустарника.

– Нож вывалился из рук дона Фабиана, вне сомнения, в минуты его падения и, вероятно, откатился туда, где ты его нашел. Предположи теперь, что во время борьбы, которая продолжалась и у подножия пирамиды, двое или трое негодяев поспешили на помощь своему товарищу. Таким образом дон Фабиан мог быть окружен в одно мгновение и, прежде чем успел поднять свое оружие, схвачен индейцами.

Приятели оставили поле своих изысканий и поднялись на вершину утеса.

– Слушай, Розбуа, я все же придерживаюсь своего прежнего мнения, – сказал Хозе. – Дон Фабиан непременно в плену разбойника Метиса. Он будет стараться склонить его на свою сторону страхом, разными обещаниями, а так как мужественный юноша, без сомнения, не поддастся ни тому, ни другому, мы еще успеем спасти его жизнь.

– Га! – воскликнул с горечью старый охотник. – Такой старый, ученый лис, как я, позволил себя так обезоружить!!! Позор на мою седую голову.

– У нас есть еще оружие, которого никто не в состоянии вырвать: добрый нож.

При этих словах охотники подошли к тому месту, где накануне были в засаде индейцы.

Стоя на выступе, составляющем границу горной отлогости, Розбуа не мог удержаться, чтобы не бросить мрачного взгляда на площадку с противоположной стороны пирамиды, где трое охотников, сильные своим единодушием и мужеством, защищались накануне с таким успехом. Теперь связь, соединяющая их троих, была прервана, а сила их сокрушена.

–. Эге! – воскликнул канадец. – Мое сердце в первый раз после вчерашнего радостно бьется.

– В чем дело? – спросил Хозе.

– Посмотри сюда! – И старик указал испанцу на кусок ситцевой куртки Фабиана, который был занесен в кусты ветром.

– Он был здесь, – сказал канадец печальным тоном, – и этот кусок, вероятно, был вырван во время рукопашной схватки.

– Да, куртка бедного юноши теперь не в лучшем состоянии, несмотря на то, что он мог бы сделаться богачом, – отвечал, смеясь Хозе, – впрочем, это доказывает, что я не ошибся, утверждая, что он цел и жив. Неужели ты думаешь, что индейцы заботятся и хоронят белых?

– Ты прав, – отвечал Розбуа.

Печальное зрелище убедительно подтверждало истину последних предположений Хозе; то было тело Барайи, валявшееся в том самом месте, где предатель упал на обнаженную золотую породу, пораженный пулей канадца.

– Если бы эта собака Метис заботился о мертвых, как ты думаешь, – заметил испанец, – он был бы блистательно награжден за свои труды обладанием этих богатств. Га! Дон Фабиан обязан спасением своей жизни советам Господа Бога – прикрыть долину ветвями; ибо золото осталось скрытым от жадных взоров. Не взять ли нам, Розбуа, немного золота с собой, ведь у нас нет никакого оружия?

– Но к чему нам послужит золото в пустыне? Разве при виде его дикие звери побегут от нас? Разве мы можем его обменять на буйволов и диких коз, пасущихся в степях? Оставим лучше эти богатства. Клочок войлочной выбойки пыжа для меня драгоценнее всех этих бесполезных сокровищ.

Охотники сошли с утеса и направились к Туманным горам, чей дымчатый покров скрывал объяснения многих тайн.

– Остановимся здесь на минуту! – произнес Хозе, когда охотники не без труда взобрались по крутым тропинкам, по которым проходили перед ними Красная Рука и Метис. Голод уже давно давал себя знать.

Приятели опустились на землю и принялись делить между собой немногие оставшиеся у них съестные припасы. То была их первая и единственная закуска после трапезы в обществе Фабиана.

Из соседних ущелий продолжали подниматься испарения, и оба приятеля были окружены таким густым туманом, что не могли ясно видеть друг друга.

Хозе решил подозвать канадца, чтобы посоветоваться с ним по поводу чьих-то следов, но он напрасно ожидал ответа. Когда он кликнул вторично, то услышал в ответ человеческий голос, но это был кто-то другой, а не канадский охотник.

В первую минуту Хозе не мог прийти в себя от удивления. Испанец решился опять повторить свой зов.

– Кого ты зовешь? – вдруг раздался голос Розбуа из тумана. Но в то же время послышался еще один возглас.

– Сеньор Розбуа, сеньор Хозе, где вы?

– Здесь, – ответил Хозе, узнав голос Гайфероса.

– Слава Богу! Наконец-то я дождался вас, а то я думал, что мне придется умереть здесь голодной смертью, – сказал раненый гамбузино, показываясь из тумана, скрывавшего его до сих пор. «Хе-хе! – подумал Хозе. – Вот еще нахлебник, которому придется питаться с нами корнями».

– Вам, любезный товарищ, решительно не везет, – сказал он громко. – Мы теперь охотники без ружей!

– А дон Фабиан?! – воскликнул быстро Гайферос, не забыв, что обязан жизнью юноше.

– Он захвачен в плен индейцами. Мы сами без съестных припасов, без снарядов и предоставлены в жертву животным, индейцам и, что еще хуже, голодной смерти. Впрочем, прежде нежели я стану рассказывать вам о несчастий, постигшем нас, мне надо кое о чем спросить Розбуа.

И испанец указал старому охотнику у подножия густого куста высокой полыни след человеческой ноги, который дождь не успел размыть.

– Вот здесь след индейских мокасин, а здесь следы подошв башмаков белого, если я не ошибаюсь, – заметил он.

Розбуа сразу распознал след, на который ему указал Хозе.

– Это следы Фабиана, – заключил старый охотник. – Помнишь ли ты те следы, которые мы встретили несколько дней тому назад, когда гнались за дикой козой? Я уповаю на Всевышнего, но до сих пор еще ничто не доказывает, что Фабиан жив.

– Вы еще сомневаетесь в том? – спросил Гайферос с участием.

При этих словах канадец бросил на него благосклонный взгляд. Он был поражен переменой, происшедшей в наружности этого человека с повязкой на голове, который недавно был совершенно беспомощен.

– Сомневаемся ли мы в том?! – воскликнул Хозе. – Еще бы! Мы покинули его только на минуту, но по возвращении не нашли. Но что вы рассказывали про беду, которой опасались?

– Вчера вечером, – начал Гайферос, – прождав вас напрасно, несмотря на данное вами обещание, и истребив немногие съестные припасы, оставленные вами, я решился позаботиться о себе самом. Оставаться беспомощным в ожидании смерти ужасно! Какое-то время я шел по вашим следам, но скоро потерял их из виду. Ночь стала приближаться, я блуждал наугад, как вдруг увидел большую реку и заметил соломенную шляпу, плавающую на поверхности реки; шляпу эту я тотчас признал за собственность дона Фабиана.

– Где же она? – спросил канадец, испуская крик радости. – Хозе, дружище, мы напали на след разбойников. Лодка, которую я заметил, без сомнения принадлежит этим людям… Ведите нас к берегу реки!

Радость опять возвратилась к старому охотнику, и пока они шли вслед за Гайферосом, старик начал расспрашивать, что с ним случилось во время их отсутствия.

– Со мной ничего особенного, – отвечал скальпированный гамбузино, – Всевышнему не было угодно, чтобы я был лишен лечебной травы, которая у нас на родине известна под названием травы апахов. Ее сок почти мгновенно затягивает рану. Я набрал этой травы поблизости и, растерши меж двух камней, приложил к голове. Через несколько часов я почувствовал такое облегчение, что мне захотелось есть. Я немедленно принялся за съестные припасы, которые вы мне оставили.

– А шляпа Фабиана попалась вам, когда вы шли навстречу нам?! – воскликнул Хозе.

– Да, и это открытие заставило меня опасаться несчастья, которое действительно случилось.

Хозе в кратких словах рассказал своему новому спутнику, посланному им судьбой, об осаде, которой они подверглись, и о печальном исходе этого дела.

– А кто же эти ловкачи, оказавшиеся изобретательнее, мужественнее и искуснее вас? – спросил Гайферос с выражением удивления, свидетельствовавшим, как высоко ценил он силу и бесстрашие своих освободителей.

– Негодяи, не боящиеся ни Бога, ни черта! – отвечал Хозе, называя имена обоих противников, с которыми судьба столкнула их вторично. – Мы еще встретимся с ними когда-нибудь, – прибавил испанский охотник.

Охотники приблизились к тому месту, где перед тем оставили раненого. Это был тот самый поворот, где Барайя видел лодку с обоими разбойниками, исчезнувшую в подземном канале.