Текст книги "Падение звезды"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Тем не менее это факт, – жестко сказал полковник. – Он разгромил коммерческий киоск. Зайдите завтра ко мне на Петровку. Я выпишу на вас пропуск. Мой номер кабинета легко запомнить…

Полковник продиктовал номер телефона и положил трубку.

Полковник Мамотюк оказался рослым и плотным мужчиной с коротким ежиком седоватых волос и квадратным лицом, какие обычно любят изображать в комиксах. Он строго посмотрел на Вику, сидевшую перед ним, и сказал:

– Виктория… Простите, как вас по отчеству?

– Сергеевна.

– Виктория Сергеевна, ваш брат совершил преступление. А за преступления надо отвечать.

– Ничего не понимаю, – упавшим голосом проговорила Вика. – Как это могло случиться?

Полковник дернул уголками рта:

– А как это всегда случается? Парень молодой, горячий. Выпил лишнего – и потянуло на подвиги. Хорошо еще, никого не убил.

– Но он не пьет!

– Все мы не пьем, – усмехнулся Мамотюк. – Пока нам не нальют.

– Вы не понимаете. Он вообще не пьет. Он не переваривает спиртного.

– Оно и видно. Переваривал бы, такого бы не случилось. Нужно учиться культуре питья, немаленькие уже. Выпил – закусил. Снова выпил – снова закусил. Почувствовал, что пьян, – все, хватит. Иди домой и спи.

Вика прижала руки к груди и тихо спросила:

– Что же теперь делать?

– Не знаю, что делать, – сказал полковник, нахмурив брови. – Вот разве что…

Он внимательно посмотрел на Вику.

– Что? – с надеждой в голосе спросила Вика.

– Вы, собственно, чем занимаетесь по жизни?

– Учусь в университете.

Лицо полковника Мамотюка было задумчивым.

– И все?

– Иногда играю в театре… В народном.

– Скажите, Виктория Сергеевна, мне кажется или это я именно вас видел в полуфинале конкурса «Мисс Россия»?

Вика вздрогнула и покраснела. Опустив глаза, кивнула:

– Да, меня.

Плоские губы полковника расплылись в улыбке:

– То-то я смотрю – лицо знакомое. Да и фамилия тоже. Я ведь состою членом жюри этого конкурса. Да-да! Рэм Борисович Мамотюк – неужели не помните? Мое имя есть в программке, которую вам раздали.

Вика и правда вспомнила эту странную фамилию – Мамотюк.

– Меня пригласили в качестве беспристрастного судьи, – продолжал с улыбкой Рэм Борисович. – И знаете, что я вам скажу? Вы неплохо выступали. Очень даже неплохо!

– Я больше не участвую в конкурсах, – сухо сказала Вика, – давайте лучше поговорим о моем брате.

– Не участвуете? – переспросил полковник, словно не заметив второй части ее реплики. – А почему?

– Это личное.

Мамотюк кивнул:

– Понимаю. И все-таки это не совсем хорошо. Вы ведь не просто так ходите по сцене, вы, своего рода, артисты! Вы приносите радость тем, кто наблюдает за вами из зрительного зала.

Вика удивленно уставилась на полковника.

– Да-да! – горячо сказал он. – Люди приходят посмотреть на красоту. Ведь у них в жизни так мало прекрасного.

Вика, пораженная ужасной догадкой, молчала.

– Позвольте дать вам один совет, – продолжил полковник Мамотюк. – Возвращайтесь в конкурс. И возможно, ваш брат получит поблажку. Мы же здесь тоже не звери и к подобным вещам относимся с пониманием.

Вика в упор посмотрела на полковника.

– Вам приказал арестовать моего брата Чернов? – прямо спросила она.

Лицо Мамотюка побагровело от ярости.

– Мне никто не приказывает, кроме моего начальства! Вдолбите это в вашу маленькую, глупую головку!

Вика усмехнулась:

– Я вижу.

Тяжелый кулак полковника Мамотюка опустился на столешницу.

– В общем, так, – сурово и холодно произнес он. – Или ты возвращаешься на сцену, или твой брат будет париться на нарах еще три года. Это я тебе твердо обещаю. Выбирать тебе.

В кабинете повисла пауза. Наконец Вика тихо сказала:

– Я вернусь.

– Вот и молодец, – горячо кивнул Мамотюк. – Ведь у тебя есть не только брат, но и мать с отцом. Отец, насколько я знаю, сейчас в доме отдыха?

Губы Вики побледнели.

– При чем тут мои родители? – испуганно прошептала она.

Полковник пожал квадратными плечами:

– Никто не застрахован от несчастий, милая. Как говорится, все под Богом ходим. Помни об этом, если снова надумаешь уйти.

Мамотюк уставился Вике в лицо жестким, изучающим взглядом, и Вика повторила:

– Я не уйду.

– Вот и хорошо. Другого ответа я не ждал. – Полковник встал со стула, обошел вокруг стола и присел на ручку кресла, в котором сидела Вика. Кресло отчаянно затрещало. – А чтобы отметить твое возвращение, предлагаю встретиться в субботу у меня на даче. Там, кстати, буду не только я, но и мои друзья, так что можешь привести с собой какую-нибудь подружку. Кстати, один из моих друзей – очень богатый и влиятельный человек. Из тех, кого принято называть олигархами. Это он спонсирует ваш конкурс. Видела когда-нибудь живого олигарха? Нет? У тебя будет шанс близкое ним познакомиться.

– Когда вы отпустите Павла?

– Через час-другой. Мне нужно уладить кое-какие формальности. А ты иди домой. Когда все кончится, я тебе позвоню. До встречи, милая!

…В финале конкурсе «Мисс Россия», который состоялся через десять дней, Вика Филиппова заняла первое место. Корону на ее прелестную головку водружал полковник Мамотюк.

7

Вячеслав Иванович Грязнов открыл холодильник и задумчивым взглядом исследовал его содержимое. Потом виновато сказал:

– Сань, прости, в холодильнике шаром покати. Пельмени будешь?

– Спасибо, я неголоден.

– А под сто грамм?

– Да нет, я воздержусь. Башка что-то весь день болит.

– Завтра дождь обещали, вот и болит. Давление.

Пока Грязнов ставил воду под пельмени, Турецкий пил кофе и курил.

Наконец Вячеслав Иванович покончил с «этим грязным делом», так он называл любую работу по хозяйству – от уборки комнат до приготовления яичницы, и тоже сел за стол.

– Итак, Саня, что мы имеем? Стволы из сейфа вещдоков проверены. Мамотюк и Ханов убиты не из них. Психопатка Лаврова отказалась от своих показаний и не опознала Подгорного по фотографии. Тот паренек из «порносекты» тоже. Похоже, на них сильно надавили. Очередной провал?

Турецкий нахмурился:

– Такое ощущение, что тебе не терпится усадить Подгорного и Филиппову за решетку. Ты должен радоваться, что подозрения по поводу твоих коллег не оправдались.

– Брось, Сань. Ты прекрасно знаешь, что убивали они. Возможно, у них были для этого веские причины, не спорю. Но преступление есть преступление.

– А как же презумпция невиновности?

– Ты мне об этом не рассказывай, хорошо? Одно дело – знать, другое – доказать. – Грязнов взял чашку Турецкого, отхлебнул из нее кофе и поставил на место. – Я установил за Филипповой и Подгорным наблюдение, – сказал он. – Но Подгорный – хитрый старый лис. Его голыми руками не возьмешь. Тем более мы даже не знаем, кто будет их следующей жертвой.

– Кипит, – сказал Турецкий.

– Что? Кто кипит?

– Вода, говорю, кипит!

– Ах да.

Грязнов высыпал пельмени в кастрюльку и вернулся за стол.

– Ладно, с пареньком из «порносекты» понятно. Но ума не приложу, когда Подгорный успел припугнуть Ингу Лаврову?

Турецкий пожал плечами:

– Она могла просто передумать. Без всякого принуждения.

– Могла, конечно, но… Черт!

– Что?

– Забыл проверить автоответчик. Жена должна с дачи позвонить.

– Ну так иди и проверь.

– А за пельменями последишь?

– Угу.

– Смотри не съешь, – усмехнулся Вячеслав Иванович. – Имей в виду, я их все пересчитал и пометил.

– Иди читай, куркуль.

Маячок автоответчика показывал два непроверенных сообщения. Первое сообщение было от жены. Грязнов внимательно его прослушал, вздохнул и перешел ко второму.

– Вячеслав Иванович, – послышался из динамика мужской голос, – это Эдмонт Васильевич Вермель говорит. Помните такого? Я звоню по важному делу… Не знаю даже, как начата… В общем, сегодня моя жена достала из почтового ящика листок бумаги. А на нем – моя фамилия. И она перечеркнута. Не знаю, можно ли к этому относиться всерьез, но мне что-то не по себе от таких шуток. Возможно, я преувеличиваю, но… В общем, не знаю. Завтра утром я буду в Дворянской палате. Будет время – подъезжайте, поговорим. Я в долгу не останусь, вы меня знаете. Номер моего сотового… Всего хорошего и привет жене!

Грязнов посмотрел на автоответчик и нахмурил рыжеватые брови.

– Вот вам и следующая жертва, – тихо проговорил он. Затем крикнул: – Сань! Иди-ка послушай!

Когда Турецкий пришел в гостиную, Вячеслав Иванович дал ему прослушать запись.

– Это тот самый Вермель, который олигарх? – поднял брови Турецкий.

Грязнов кивнул:

– Угу.

– Гм… – Александр Борисович задумчиво почесал нос. – Теперь припоминаю. Он действительно спонсировал конкурсы красоты. Его физиономия даже на рекламных плакатах красовалась – в окружении длинноногих красоток. Я даже слоган его помню. Что-то вроде – «Красота спасет мир! А мы поможем ей это сделать!» Или «А мы поможем ей финансово!» Что-то в этом духе.

– Да, я тоже помню. Вот тебе и связь с предыдущими жмуриками. Ты запомнил номер его мобилы?

– Да. Диктуй, я наберу.

Турецкий продиктовал номер мобильного телефона Вермеля, Грязнов набрал и включил громкую связь.

– Слушаю вас! – раздался из динамика бодрый голос Эдмонта Васильевича.

– Грязнов беспокоит. Я прослушал ваше послание на автоответчике.

– А, Вячеслав Иванович. Знаете, я думаю, что слегка погорячился. Все это чушь собачья. Детские шалости. Не стоит внимания.

– Я так не думаю.

– Правда? Что ж, на этот случай я принял необходимые меры. Ко мне теперь ни одна муха без разрешения не подлетит.

– Вы усилили охрану?

– Угу. И с людьми общаюсь крайне избирательно. Так что за меня можете не волноваться. Впрочем, спасибо за звонок. Всего хорошего!

– Но…

Вермель отключил связь. Вячеслав Иванович чертыхнулся и снова набрал его номер. Раздался гудок, затем второй… Последовали короткие гудки – Вермель не желал разговаривать.

– Вот так, – с ухмылкой сказал Грязнов Турецкому.

– Брось, – сказал Александр Борисович. – Кто-кто, а уж Вермель-то точно в безопасности. С его-то возможностями. Завтра заеду к нему в офис и поговорю.

– Да, я тоже так думаю. И к тому же… – Грязнов вытаращил глаза.

– Что такое? – удивился Турецкий.

– Пельмени!

– Черт!

Мужчины бросились на кухню.

– Ну вот, – сокрушенно сказал Вячеслав Иванович, выгружая в тарелку то, что должно было быть пельменями. – Будем есть пельменную кашу.

– Какая разница? То же тесто, то же мясо, только форма не та.

– Форма, Саня, в этом деле главное.

Пока Вячеслав Иванович возился с пельменями, Турецкий задумался. Его лоб прорезали резкие морщины. В глазах появилось озабоченное выражение.

Вячеслав Иванович принялся накрывать на стол, но Турецкий посмотрел на часы и вдруг засобирался.

– Ты куда это?

– Да хочу пройтись по свежему воздуху. Я тебе вечерком перезвоню, и решим, что делать дальше.

– А как же пельмени?

– Свою кашу ешь сам. Пока!

8

На улице было сыро и прохладно. Поначалу накрапывал мелкий дождь, но вскоре перестал. Налетел порыв холодного ветра, и Турецкий поежился. Потом поднял ворот и сунул руки в карманы куртки. Сквер за это время стал еще зеленее (вернее, учитывая поздний час, еще чернее). Один из фонарей перегорел, и большой отрезок аллеи погрузился во тьму. Вышагивая по нему, Александр Борисович чувствовал себя неуютно.

Прохожих в сквере попадалось мало. В основном это были мужчины, которые припозднились на работе, а теперь шли домой, срезая для скорости путь.

Но вот впереди замаячила одинокая женская фигурка. В отличие от других, женщина шла не спеша, раскрыв над собой зонтик.

Турецкий прибавил шагу. Расстояние между ними постепенно сокращалось. «Что я скажу? – думал Турецкий. – И как я это скажу? – Он был уже совсем рядом, времени на размышления не оставалось. – А, будь, что будет», – сказал себе Александр Борисович.

Он поравнялся с женщиной и заглянул ей в лицо:

– Виктория Сергеевна? Здравствуйте!-

Женщина вздрогнула и глянула на Турецкого из-под зонта.

– Александр Борисович? Вот так встреча. А вы, оказывается, тоже любитель ночных прогулок в непогоду?

– Да. Люблю тьму, дождь и ветер. Это, знаете, здорово бодрит.

– Вы без зонта? Ныряйте под мой.

– Дождь уже кончился.

– Правда? – Виктория Сергеевна вытянула руку. – И правда не капает. Ну что ж…

Она сложила зонт. Несмотря на то что дождь прекратился, на улице было холодно, Турецкий зябко передернул плечами:

– Виктория Сергеевна, может, зайдем куда-нибудь?

В полумраке парка сверкнула полоска ее зубов.

– Куда, например?

– В кафе. В бар.

Она остановилась. Турецкий тоже. Виктория Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза.

– Вы хотите о чем-то поговорить? О чем-то важном?

Александр Борисович прямо встретил ее взгляд:

– Да. Нам действительно есть о чем поговорить.

Виктория Сергеевна слегка прищурилась.

– Ну что ж… Тут неподалеку есть кафе со смешным названием «Последняя пристань». Звучит мрачновато, но там действительно уютно. Подойдет?

– Вполне.

…Бари правда был очень симпатичен. Дизайн стен имитировал стены трюма корабля. Рядом с барной стойкой помещался огромный штурвал. Желающие могли его покрутить – это ничего не стоило. Небольшая сцена была сколочена из неровных, тяжелых и темных досок. Вдоль одной из стен висела огромная рыбацкая сеть.

Менеджер встретил Викторию Сергеевну с приветливой улыбкой, как старую знакомую.

– Ваш столик сегодня свободен, – сообщил он ей, с любопытством и вместе с тем завистливо зыркнув глазами на Турецкого.

Они сели за небольшой столик, расположенный в нише. Тут же к столику подошел молодой официант в форме моряка девятнадцатого века:

– Добрый вечер. Готовы сделать заказ?

Виктория Сергеевна посмотрела на Турецкого:

– Я обычно пью мартини. А вы?

– Водку. Грамм двести. И какой-нибудь салат.

Когда официант удалился, они некоторое время сидели молча, разглядывая друг друга. Потом Виктория Сергеевна сняла очки и откинула со лба прядь густых каштановых волос.

– Ну как вам здесь? – спросила она.

– Уютно. Хотя и отдает каким-то могильным холодом. Как в трюме затонувшего корабля.

Похоже, сравнение Филипповой понравилось. Она улыбнулась, отчего ее красивое лицо стало еще красивее, словно лампой осветилось.

– Я всегда говорила, что вы романтик. Ну и о чем вы хотели поговорить, Александр Борисович?

– Не знаю даже с чего начать…

Филиппова терпеливо ждала, не произнося ни слова. Турецкий собрался с духом и сказал:

– Виктория Сергеевна, в мире очень много зла. Но бороться с ним нужно… законными методами. Вы согласны?

– Предпочтительнее – законными, – сказала Филиппова, не сводя с лица Александра Борисовича пристального взгляда.

– А если не получается – законными-то?

– Тогда каждый волен сам решать, как ему поступать, – твердо сказала Виктория Сергеевна.

Заиграла тихая, приятная музыка. Филиппова улыбнулась.

– Александр Борисович, не хотите потанцевать?

– Потанцевать? – удивился Турецкий.

Она кивнула:

– Да. Зал почти пуст, стесняться некого. Или вы не умеете?

– Да вообще-то… Ну хорошо, давайте потанцуем.

Турецкий встал со стула, обошел вокруг стола и протянул руку Филипповой. Эта женщина не переставала его удивлять. Рука у нее была нежная и хрупкая. «Господи, да она же совсем еще девочка», – подумал вдруг Александр Борисович.

Виктория Сергеевна положила руки ему на плечи. От нее пахло изысканными духами и дождем.

Танцевать вот так, посреди зала, при отсутствии других танцующих пар, было глупо. Но уже через несколько секунд Турецкий забыл о стеснении. Обнимая такую девушку, вдыхая аромат ее волос, можно было позабыть обо всем на свете. Они были почти одного роста, поэтому Виктории Сергеевне не приходилось смотреть на Турецкого снизу вверх, как это обычно бывает между мужчиной и женщиной. Талия у нее была тонкая и гибкая, как у кошки или пантеры. Двигалась она удивительно грациозно.

– Помните, вы хотели меня поцеловать? – тихо спросила Виктория Филипповна.

Сердце у Турецкого учащенно забилось.

– Помню.

– Вы все еще хотите это сделать? – Она улыбнулась и приблизила лицо. Александру Борисовичу показалось, что он чувствует благоухающее тепло, исходящее от него. – Ну что же вы, Турецкий? – прошептала она. – Вы же этого хотели? Или чего-то боитесь?

– Нет, не боюсь, – хрипло произнес Турецкий. – Но целовать вас не стану.

– Почему?

Филиппова прижалась к нему чуть теснее. Это было невыносимо – от близости ее гибкого тела и ее губ Александра Борисовича бросило в жар как какого-нибудь подростка. Привыкший к женскому вниманию, он не чувствовал себя так глупо много лет. Словно все самое прекрасное, женственное и манящее воплотилось в этом зовущем, трепетном теле. Должно быть, то же самое чувствовали ахейцы и троянцы, кромсая друг друга на куски мечами из-за прелестей девушки Елены.

– Не представляю, что может заставить такую девушку, как вы, пойти работать в милицию, – сказал Турецкий, избегая опасной темы.

– Это долгая история. Боюсь, она не покажется вам интересной.

– Я терпеливый слушатель. И времени у меня много. Кстати, официант принес наш заказ. Мы можем вернуться за столик.

Виктория Сергеевна ничего не ответила. Лишь опустила голову и прикоснулась щекой к плечу Турецкого. Он вдохнул полной грудью аромат ее волос и сказал:

– Я все знаю. Про вас и Подгорного. И про то, что вы… сделали.

Турецкому показалось, что он почувствовал волну нервной дрожи, пробежавшей по телу Филипповой.

– Правда? – тихо сказала она. – И что же вы знаете?

– Знаю, что вы убили Мамотюка, Ханова и Бондаренко. Знаю, что вы отправили на скамью подсудимых Чернова и Кравцову. Знаю, что вы свели дизайнера Лисина с маньячкой Лавровой. Но я… – Турецкий перевел дыхание. – Я не знаю, почему вы так поступили?

– Хотите, чтобы я ответила?

– Если это возможно.

– Возможно. Ханов был моим другом. Он взял меня в народный театр. Лучшее время в моей жизни. Это с подачи Ханова я пошла в модельный бизнес… Но потом… – Филиппова подняла лицо, и Турецкий увидел на ее губах горькую усмешку. – Потом он проиграл меня в карты Чернову. А тот – Бондаренко. Это была плата за то, что я заняла первое место в шоу «Мисс ТУ». Денег за шоу я не получила. Чернов объяснил мне, что вся призовая сумма пошла на взятки…

Виктория Сергеевна немного помолчала, потом продолжила:

– У меня тогда сильно болела мама, и мне нужны были деньги, чтобы сделать ей операцию. Я и в шоу стала участвовать только из-за денег. Когда я узнала, что все – обман, я отказалась участвовать в конкурсе «Мисс Россия». Тогда они арестовали моего брата Павла. Генерал Мамотюк… тогда еще полковник… вызвал меня к себе и рассказал, как я могу спасти брата от тюрьмы. Я должна была вернуться в конкурс и переспать с Мамотюком и его друзьями. Друзей звали Лисин и Вермель. Оба были членами жюри.

От ярости у Турецкого вспотели ладони.

– И вы сделали то, что он от вас потребовал? – глухо спроси он.

– Да… У меня не было другого выхода. Мамотюк намекнул, что, если я откажусь, он займется моим отцом. У милиции тысячи способов разделаться с невиновным человеком. Теперь я это знаю.

Песня сменяла песню, а Турецкий и Вика продолжали танцевать в полумраке зала.

– Что было дальше? – спросил Александр Борисович.

– Дальше я победила на конкурсе красоты и получила корону «Мисс России». А вместе с ней и деньги, о которых я так мечтала. Маму отправили в Мюнхен и сделали ей операцию. Но… слишком поздно. Несколько упущенных дней убили ее. Она умерла.

Филиппова крепко сжала пальцами плечи Турецкого.

– Что-то мне нехорошо… – тихо проговорила она. – Давайте сядем.

Они вернулись за столик.

– Жарко, – сказала Вика, взяла бокал и залпом, запрокинув голову, выпила свой коктейль. Поставила бокал и посмотрела на Турецкого: – Вы не будете возражать, если я выпью водки? Мне очень нужно выпить.

Александр Борисович наполнил рюмку водкой и поставил перед Викторией Сергеевной. Она взяла рюмку, пару секунд подержала ее в пальцах, словно решалась, потом залпом опустошила. Поморщилась, заела кусочком хлеба и посмотрела на Турецкого:

– Вот так лучше. Хотите узнать, что было дальше? – Да.

– Когда мама умерла, я бросила модельный бизнес. И из театра ушла. Они попробовали меня преследовать, но я пригрозила рассказать все журналистам. Угроза была нестрашная, но они успели на мне нажиться и потому отстали. Так по крайней мере мне показалось. А может, я просто надоела им – и нашлась новая кукла… – Виктория Сергеевна пожала плечами. – Не знаю. Кроме того, после смерти матери я перестала нуждаться в деньгах. Этим скотам нечего мне было предложить. Я еще выпью?

Филиппова потянулась за графином, но Турецкий положил ей на руку ладонь:

– Не сейчас.

– Но мне нужно. Иначе… Иначе я не смогу рассказывать.

Однако Турецкий покачал головой:

– Нет. Хватит. Иначе вы пожалеете о том, что наговорили мне здесь.

Филиппова усмехнулась:

– Какой благородный… Почему не все мужчины такие? Ладно, не буду.

Турецкий отпустил ее руку. Виктория Сергеевна тяжело вздохнула и опустила лоб на ладонь.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил ее Турецкий.

– Да, я в порядке.

– Что было после того, как вы ушли из театра?

– Я продолжила учиться в университете. Все свободное время я проводила на кладбище, у могилы матери. До того как она умерла, я даже не понимала, как сильно люблю ее. И вы знаете… Я была уверена, что мама умерла из-за меня. Из-за того, что я не послушала ее и участвовала в этих поганых конкурсах. Господи, сколько раз я кричала на нее из-за этого… Хлопала дверьми. Сколько нервов я ей вымотала… – Виктория Сергеевна удрученно покачала головой. – Потом отец Николай объяснил мне, что я пошла на поводу у дьявола. Знаете, дьявол ведь не делает ничего сложного, он просто потакает нашим низменным желаниям. И все. Остальное делаем мы сами.

Филиппова достала из сумочки сигареты и не спеша закурила.

– Через два года, – продолжила она, – я с отличием закончила юрфак. В арбитраж или адвокатуру я идти не захотела. А пошла работать в городское управление уголовного розыска.

– Я смотрел ваше досье. Вы раскрыли несколько опасных преступлений.

– Н-да… Судя по всему, я оказалась неплохим оперативником. Вскоре мне присвоили звание лейтенанта, а потом и старшего лейтенанта. Потом…

– Потом за вами стал ухаживать подполковник Подгорный. Бравый офицер, замначальника угро и просто хороший мужик.

– Именно. В наше время таких, как он, днем с огнем не найти. Никита полюбил меня. По-настоящему полюбил.

– А вы его?

– Я? – Виктория Сергеевна дернула бровью. – Не знаю. Наверное, да. Если только я вообще способна кого-нибудь любить. А потом увидела по телевизору Чернова. Он рассказывал о своем агентстве и студии для начинающих моделей. Я провела неофициальное расследование и узнала, что подростков заставляют сниматься в «эротических композициях». Тогда я еще не знала, что «эротические композиции» – это обыкновенная порнуха.

– Вы виделись с Мамотюком после того, как стали работать в милиции?

– Да, пару раз. Но он даже не узнал меня. Похоже, для этого борова все симпатичные девушки на одно лицо. Кроме того, на мне была форма и погоны, и наше общение было сугубо официальным. – Филиппова сбила с сигареты пепел и с горькой усмешкой добавила: – Он меня забыл, а я – нет. Я ничего не забыла. В тот же вечер я все рассказала Никите. И про Мамотюка, и про других… Никита очень расстроился. Точнее, он был в шоке. Особенно когда узнал правду о генерале Мамотюке, которого безмерно уважал. Никита вообще страшно ревнив. Да что там – это самый ревнивый человек на земле! Помню, он ушел от меня, хлопнув дверью, и сильно напился в тот вечер. Мы не виделись два дня, а потом он вызвал меня к себе и… – Виктория Сергеевна запнулась, но сделала над собой усилие и договорила: – И мы решили действовать. Вот и все.

Молчание длилось около минуты.

– Вы наделали много бед, – задумчиво сказал Александр Борисович.

Филиппова покачала головой:

– Нет. Я просто заплатила по счетам. Они сами говорили мне, что за все в этой жизни приходится платить. Вот они и заплатили. Сполна.

– Все?

Виктория прищурила синие глаза. Кивнула:

– Да, все.

– А Вермель?

Некоторое время она пристально смотрела на Турецкого, затем отвела взгляд и медлительным жестом затушила сигарету в пепельнице.

– Вы отправили Вермелю послание, – сказал Александр Борисович. – И он принял его всерьез. У этого человека нюх на опасность.

Виктория улыбнулась одними уголками губ и тихо сказала:

– Ничего. И на старуху бывает проруха.

– Оставьте его в покое. Со дня на день я получу ордер на ваш арест. Вам мало убийств?

Но и на эти слова Филиппова ответила усмешкой:

– Вам ничего не удастся доказать, Саша. Все свидетели отказались от своих показаний. У вас нет ни каких улик. Ни оружия, ни отпечатков. Ничего.

– Не трогайте Вермеля, – сухо повторил Турецкий. – Хватит крови.

Лицо Филипповой оцепенело, превратившись в холодную, презрительную маску.

– Он умрет, – небрежно сказал она. – Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Так должно быть. «Воздать должное за деяния их!» – так говорится в Библии. А теперь мне пора. Провожать меня не надо.

Она встала и взяла сумочку. Турецкий тоже поднялся.

– Значит, вы не собираетесь останавливаться? – прямо спросил он.

– Поживем – увидим, – буднично ответила Виктория Сергеевна. – До свиданья, Александр Борисович. Жаль, что вы не захотели меня поцеловать. Боюсь, другого шанса ни у вас, ни у меня уже не будет.

Повесив сумочку на плечо, она повернулась и направилась к выходу.