355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фридрих Незнанский » Первая версия » Текст книги (страница 5)
Первая версия
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:53

Текст книги "Первая версия"


Автор книги: Фридрих Незнанский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Обязательно приду, Вера Игоревна. Благодарю за приглашение.

– Но ведь я совершенно серьезно, Александр Борисович.

– И я не шучу.

...Рути Бродштайн вышла замуж за Самюэля Спира пять лет тому назад. Ей было тридцать восемь, ему – шестьдесят девять.

Он тогда только что расстался со своей первой женой. Она не так давно развелась с мужем, неудачливым актером, подвизавшимся на третьестепенных ролях, но зато в солидных голливудских фильмах. Хотя Рути уже разошлась с мужем, но на официальных мероприятиях они появлялись еще вместе.

Спир тогда редко бывал в Америке. Все его время поглощала эта загадочная Россия, в которой происходили удивительные перемены. Приехав на короткий срок в Штаты, Спир, у которого всегда было очень много друзей и приятелей среди голливудских знаменитостей, не мог не присутствовать на вручении «Оскара» фильму Бэрри Левинсона «Человек дождя».

Именно в этом фильме и снимался бывший муж Рути. Он даже питал надежды, что получит «Оскара» за роль второго плана. Но не получил. Видимо, его роль была третьего, а то и четвертого плана.

Бэрри Левинсон и познакомил Рути, которой симпатизировал, с Самюэлем. Рути тогда очень увлекалась Россией и даже начала изучать русский язык. Чем и сразила наповал матерого дипломата, который сам по-настоящему не мог освоить этот чудовищно трудный, полный шипящих язык.

Они влюбились друг в друга настолько стремительно, насколько это было возможно в их возрасте. Если же говорить всерьез, то на самом деле влюбился Спир, Рути же ему в этом деле хорошо подыграла. Впрочем, Самюэль был ей и вправду симпатичен. К тому же он был богатым человеком, что в глазах любой женщины скидывало ему как минимум лет двадцать.

После скромной свадьбы они сразу уехали в Россию. Чтобы Рути не скучала, он назначил ее сораспорядителем фонда своего имени, созданного им специально для помощи науке и культуре освободившихся стран Восточной Европы, в первую очередь России.

Благодаря своим колоссальным связям с представителями крупного бизнеса Америки и Европы он смог привлечь весьма значительные средства в свой фонд. Однако не одни благотворительные мотивы способствовали этому. Имея влияние в правительственных кругах России, Спир мог оказаться полезным при заключении крупномасштабных контрактов, в первую очередь по сырьевым ресурсам, которыми Россия, тогда еще СССР, торговала направо и налево. Коммунисты сколачивали основы своих будущих состояний. Постоянным жертвователем фонда был Норман Кларк, с которым Рути вскоре познакомилась и очень подружилась.

В девяносто третьем году, через год после того, как они вернулись из России в Америку (делами фонда в тот период занимался преимущественно Кларк) и поселились в Модами, Спир погиб в автомобильной катастрофе при странных обстоятельствах.

Он должен был встретиться с каким-то человеком из России, но его «мерседес», за рулем которого он находился, разбился на почти прямой и спокойной дороге, врезавшись в тяжелый грузовик, скрывшийся с места происшествия. Брошенный грузовик – виновник трагедии – потом был найден на окраине городка Уэст-Палм-Бич. Он значился среди угнанных.

Рути искренне горевала. Но еще сильнее она огорчилась, когда узнала, что по завещанию почти все деньги Спира должны перейти фонду его имени. Ей лично он завещал, по ее мнению, оскорбительно мало. По тому же завещанию директорами-распорядителями фонда пожизненно назначались Рути Спир и Норман Кларк.

В Москву она вернулась с охотой– ей нравилось в России.

Газета «Сегодня», раздел «Происшествия»:

«НЕФТЯНАЯ ВОЙНА В МОСКВЕ.

В последнее время по Москве прокатилась волна взрывов и заказных убийств, жертвами которых стали крупные предприниматели, занимающиеся нефтяным бизнесом. Печальная участь уже постигла г-на Сидорова (концерн «Сибнефть»), г-на Феоктистова (фирма «Альтаир»), г-на Лукова (фирма «Квантинвест») и некоторых других.

Вчерашнее происшествие вполне вписывается в этот же ряд. На Литовском бульваре был взорван «Мерседес-500», принадлежащий главе фирмы «Свитнефть» г-ну Халилову. За рулем находился его шофер г-н Диков. Погибли оба.

Следствие предполагает, что мощное радиоуправляемое взрывное устройство было заложено в салоне автомобиля.

Г-н Халилов был известен тем, что осуществлял крупные поставки нефтепродуктов на всей территории России, СНГ и за рубеж.

Выстраивающийся ряд событий позволяет утверждать, что в Москве в последние месяцы идет крупномасштабная война за передел сфер влияния в нефтяном бизнесе. Некоторые фирмы, «курируемые» серьезными преступными группировками, насколько нам известно, переключили свои усилия именно на эту сферу предпринимательской деятельности, столь нецивилизованными методами вытесняя конкурентов.

Петр Зотов».

Я встретился с Ольгой, как мы и договаривались, в сквере напротив бывшего ЦК, на «нашей» скамейке. Я пришел вовремя, но она меня уже ждала. Я старался поменьше смотреть на темные круги под ее глазами, похоже, она не спала всю ночь.

– Я не очень-то хорошо выгляжу?

Я честно пожал плечами.

– Давайте пройдемся до Рути пешком.

– Хорошо, я только должен сначала пристроить куда-нибудь машину, а то ее арестуют.

– Разве вашу машину могут арестовать?

– На ней же не написано, что ее владелец – следователь по особо важным делам, обремененный государственными полномочиями. Тем более что сейчас, насколько вы должны помнить, я всего лишь частный детектив из сыскного агентства «Аякс».

– Да, я об этом помню.

Мы заехали в Старосадский переулок, где напротив Ивановского монастыря я и припарковал машину. Потом мы спустились к Солянке, я купил пару аппетитных вафельных рожков шоколадного мороженого. Ольга, кажется, немного расслабилась, и лицо ее посвежело.

Самым ярким впечатлением от вечеринки у Рути было присутствие классического шута, представленного нам в виде известного поэта Александра Кочнева. Его искренний интерес к профессии частного сыщика и функционированию сыскных бюро отравил мне добрую часть и так не слишком веселой вечеринки. Тень смерти Дэвида и Кларка словно бы витала по просторным комнатам с выбеленными стенами и дорогой стильной мебелью.

Рути излучала радушие. Когда Ольга представила меня, мгновенная подозрительность промелькнула в ее взгляде, но тотчас же была стерта традиционной американской улыбкой.

Иногда мне кажется, что это какая-то национальная болезнь американцев – улыбаться при любых обстоятельствах, показывая свои прекрасные, чаще искусственные, зубы. Они любят писать про нас, про свои впечатления от Москвы и России, что у нас, мол, люди мало улыбаются в метро и на улицах. Может быть, это и так. Но эта искусственная улыбка раздражает порой больше, чем хмурые лица моих соотечественников. Потому как она не предназначена конкретному собеседнику, она всего лишь привычное упражнение для мускулов лица.

Теперь я понял, что Ольга была права – Рути и правда была похожа на Майю Плисецкую. Те же роскошные с рыжинкой волосы, та же гордая осанка, по которой можно было понять, что она не только следит за своим здоровьем, но занимается этим всерьез, посещая сауны и тренажерные залы. А может быть, и бегает по утрам, как американский президент.

Так они и бегут всей страной, улыбкой вперед.

Рути была явно из тех женщин, которым я мог бы понравиться. Это всегда ощущается. Дело не в моей любви к самому себе, а в том, что с этим типом женщин я просто не знаю иногда как себя вести. Хотя я понимаю тех, кто в них без памяти влюбляется. Некоторая истеричность их натуры, которая меня лично отпугивает, для многих представляется привлекательной и пикантной. Особенно для тех, кто любит страсти в клочья.

Я же предпочитаю спокойствие и умеренность, клочьев мне и на работе хватает. Наив, интим и уют – вот мой идеал, к сожалению благодаря моей любимой работе недостижимый.

К моему излюбленному типу женщин принадлежала Люба Спирина, та самая подруга Ольги, которая когда-то хотела усовершенствовать свой английский. Похоже, она прижилась в этом американском доме. Вряд ли только английский привлекал ее сюда, тем более что говорили здесь в основном по-русски.

Я даже слегка подзабыл о цели своего визита, когда Рути познакомила нас с Любой, а Ольгу увела шептаться в другую комнату. Ни поэта, ни других гостей тогда еще не было, и нам волей-неволей пришлось общаться наедине.

О чем я мог спросить балерину при светском разговоре? Конечно же о балете. О каком балете, не ударив в грязь лицом, я мог заговорить? Ну конечно же о «Жизели», сюжет которой я хотя бы немного помнил!

– Вы тоже танцуете в «Жизели»? Я был на последнем спектакле.

– Это вас Ольга пригласила? – улыбнулась Люба.

– Нет, я сам пришел, – гордо и честно ответил я.

– И часто вы бываете у нас в Большом? – без всякой задней мысли спросила она.

Я понял, что соврать не смогу.

– Если честно, то третий раз в жизни.

Про себя я вспомнил, что первые два раза были всего лишь торжественными советскими годовщинами, на которых сначала говорят долгие речи, а потом выступают артисты. К этому времени, как правило, половина зрителей уже сидит в буфете. В Большом всегда было хорошее пиво, а для особых эстетов – шампанское.

– А я каждый день, – непосредственно призналась Люба, – и очень его люблю. Когда меня после училища взяли в театр, я была на седьмом небе. Представляете, танцевать на той же сцене, что и Уланова, Плисецкая, Максимова... Сначала я была «у озера»...

– У озера? – переспросил я.

– Да, так называют тех, кто танцует в кордебалете, причем в самой глубине сцены. Девочки обычно там, в глубине, успевают и посплетничать, и посмеяться. Мне поэтому в кордебалете не нравилось. Теперь-то я уже корифейка, как Ольга... – Ее возвышенные интонации меня совсем не раздражали.

– А что означает «корифейка»?

– Это уже почти солистка, но не совсем. – Она снова улыбнулась.

Нет, честное слово, настоящая улыбка слишком уж отличается от обязательно-заученной! «Турецкий, спокойно, – сказал я себе. – Она для тебя слишком молода. Вспомни о деле». Про себя вздохнув, я вспомнил о нем.

– Люба, а вы знали Дэвида?

Улыбка как бы растворилась в ее трогательном треугольном личике.

– Вы уже опять стали сыщиком?

– Как это ни прискорбно, но именно этим я зарабатываю на жизнь. Что ж тут поделаешь. Придется вам меня простить.

– Да-да, конечно, я все понимаю. Я думаю, что вас могут интересовать люди, с которыми общался Дэвид. Но я никого не знаю. Если мы общались не у Рути, то только втроем. По-моему, Дэвид был замечательным человеком. И очень добрым. Это было заметно по их с Ольгой отношениям...

В этот момент в комнату вернулись Рути с Ольгой, неся подносы с соленым печеньем, пивом и вином. Я выбрал пиво. Все-таки мне сегодня еще вести машину.

Едва я успел отхлебнуть вкусного немецкого пива и потянуться за печеньем, как раздался звонок в дверь. Это было явление поэта. В мятой рубашке, зато с шейным платком и в пиджаке в крупную клетку он выглядел почти пародийно. В довершение облика на нем были огромные, действительно огромные белые кроссовки с незавязанными шнурками. Он и на самом деле был знаменит, уж если даже я его знал. Но, кажется, уже пережил пик своей шумной славы, когда вся страна прислушивалась к его голосу, кричавшему о наших бедах пусть и в строго разрешенных рамках.

– Всегда приятно познакомиться с современным Шерлоком Холмсом, – сказал он с таким видом, будто произносит нечто чрезвычайно остроумное.

Знал бы он, сколько раз в своей жизни, в самых разнообразных обстоятельствах, я слышал эту фразу!

Для начала Кочнев оттер меня в угол и принялся подробно расспрашивать. Его интересовало все. Где находится моя контора, сколько мне платят клиенты, мешает ли нам милиция, есть ли проблемы с налоговой инспекцией, и даже почему-то то, где мне удается достать порошок для выявления отпечатков пальцев. Он брал меня за лацкан пиджака – мешал пить пиво и вообще жить. Я не знал, куда от него деваться. Но в какой-то момент он оборвал разговор, точнее свой монолог, на полуслове и кинулся к Любе.

Мне это было почему-то еще более неприятно, чем его докучливые приставания ко мне. Кочнев сыпал пошловатыми комплиментами, оживленно жестикулировал, даже имел наглость заговорить о групповом сексе. Я заметил, что тут Люба, взглянув на него оценивающе, прыснула в кулачок. Он же продолжал нести какую-то ахинею о своих друзьях из Большого, называя их фамильярно Володьками и Катьками.

Я невольно вспомнил анекдот из кладовой дяди Степы: «Вы кому-нибудь уже читали свои стихи?» – «Нет!» – «А почему же у вас подбит глаз?» Когда-то анекдот не приглянулся мне, сейчас же казался вершиной человеческого и нечеловеческого остроумия.

Гости потихоньку прибывали, и вскоре гостиная Рути была похожа на большой, хорошо организованный муравейник. Муравей Турецкий чувствовал себя не в своей тарелке.

Вечер разгорался как костер, в который подбрасывали все новые и новые поленья в виде знаменитостей. Я только успевал узнавать тех, кого видел прежде по телевизору и на киноэкранах, на заседаниях Думы и на предвыборных плакатах.

Здесь к знаменитостям относились спокойно. Никто не бросался к ним с клочками бумаги за автографами, более того – люди то ли делали вид, то ли настолько ценили себя, что знакомились с известными лицами не только без восторга, но достаточно холодно. Мне же было на самом деле интересно.

Например, известный эстрадный актер, по телевизору усердно изображавший идиота, оказался милым, интеллигентным и остроумным человеком. Хотя почему-то в красных штанах.

Два симпатичных актера из Ленкома постоянно дурачились, забавно подначивая друг друга еврейским и армянским акцентами.

Только поэт Кочнев меня и, кажется, остальных весьма раздражал. Он требовал к себе исключительного внимания, порывался читать новые стихи, называл меня уже не Холмсом, а Пуаро. Я так и не понял, повышение это или понижение в звании.

В какой-то момент Рути предложила мне уединиться в соседней комнате. Это была как бы малая гостиная с электрическим, но очень похожим на настоящий камином и мягкими креслами.

При неярком освещении Рути была необыкновенно хороша собой – гордая посадка головы, огромные темные глаза, лебединая шея, с глубоким вырезом черное вечернее платье, выгодно облегавшее ее хорошо сохранившуюся фигуру. Закурив длинную коричневую сигарету, она с характерным американским акцентом, но довольно правильно строя фразы, рассказывала мне о Дэвиде и Кларке.

– Это, конечно, чудовищное совпадение, – говорила она, – вряд ли эти две смерти связаны между собой. Если бы это случилось несколько лет назад, я была бы уверена, что обоих убил КГБ. Но теперь я знаю многих людей из бывшего КГБ. Они страшны не больше чем серый волк из детских русских сказок. – Она сухо рассмеялась. – Может быть, Дэвида с кем-то перепутали? У Нормана было много врагов. Слишком многим он перешел дорогу. К тому же у него была поразительная способность бывших друзей превращать в недругов. Я понятно выражаюсь?

Я кивнул. Чего ж не понять? Оба умерли, как в дяди Степином анекдоте.

Рути еще долго говорила, обволакивая меня ароматным дымом, об Ольге и Дэвиде, Дэвиде и Кларке, о Самюэле и его фонде, о фонде и опять же о Кларке... Ничего существенного, что могло бы иметь значение для раскрытия убийств, она не сказала, от моих прямых и косвенных вопросов ловко уходила. Но хотя бы по количеству слов наговорила вполне достаточно, чтобы при необходимости я мог кое-что кое с чем сопоставить.

Основная мысль, которую я смог вычленить из этой словесной шелухи, заключалась в том, что Рути не слишком-то горюет о том, что стала единственной распорядительницей Фонда Спира. Слишком упорно она пыталась убедить меня в обратном.

Когда я начал задавать конкретные вопросы о Кларке, она вдруг заторопилась к гостям, словно только что вспомнила о своих обязанностях хозяйки. Но, ласково улыбаясь, обнадежила меня, сказав, что вскоре должен прийти один человек, русский, подчеркнула она, который знал Кларка много лет и даже с ним сотрудничал.

– Да вы его знаете, его здесь, в России, каждая собака знает, так, кажется, у вас говорят? Это известный политический обозреватель Филин. Как только он появится, я вас сразу же представлю. Можете поговорить здесь же, в каминной. Я его предупрежу, о чем пойдет разговор.

Конечно, я знал Филина! Кто же не помнит его многосерийных фильмов-репортажей про зловещую Америку, которые вся страна смотрела не ради политизированных комментариев Филина, а просто чтобы посмотреть на чужую, непохожую на нашу жизнь. Да и Филин, кажется, эту загадочную Америку любил. Расписывая всяческие ужасы капитализма, он показывал удивительные американские города, автострады, парки, каньоны, домики, где живут обыкновенные американцы.

Его доверительный баритон, барские манеры, солидность, заморского дизайна оправа очков внушали, как ни странно, к нему уважение и некоторое почтение телезрителей. Однако более-менее интеллигентная публика, особенно в столицах, в табели о рангах числила его по меньшей мере полковником известного ведомства. Вполне возможно, что он был и генералом, но может, и не был, а проходил по какой-то иной линии.

Последние несколько лет он на экране не появлялся, видимо, в отличие от многих коллег не сумел «перестроиться» вовремя. Да и постарел, скорее всего. На смену пришли молодые, бойкие. Но я слышал, что Филин подвизается в роли высокооплачиваемого консультанта в разного рода финансовых организациях и даже вроде бы входит в совет директоров какого-то крупного банка.

Точно, вспомнил, читал интервью с ним в «Коммерсанте». Видать, хорошие связи приобрел товарищ Филин на ответственной загранработе.

В гостиной тем временем народ разбился на группы по интересам. Так, в детском саду одни малыши играют в жмурки, другие – в куклы, а третьи роются в песочнице. Рути, как идеальная воспитательница, успевала повсюду. Она ненавязчиво кокетничала с мужчинами, восхищалась нарядами и внешностью женщин. Перед актерами картинно благоговела, и всюду витала ее улыбка, подобная знаменитой улыбке Чеширского кота из «Алисы в Стране чудес». Рути уже могло и не быть поблизости, но ее улыбка еще долго и таинственно держалась в воздухе.

«Обворожительная женщина», – подумал я.

Но все-таки немного слишком. Я направился было к Любе, стоявшей около окна рядом с поникшей Ольгой. Наш неутомимый поэт в который раз, видимо, пытался их развлечь.

Я чуть было не спас девушек от стихотворного шквала, как чья-то вежливая и мягкая рука тронули меня сзади за плечо.

– Здравствуйте, господин Турецкий, – услышал я отдаленно знакомый голос с акцентом. – Я вижу, вы теперь работаете в частной фирме?

– Да вот подрабатываю. – Я выпалил первое, что пришло мне в голову, практически не задумываясь.

Передо мной стоял и, разумеется, улыбался Стивен Броуди, тот самый представитель посольства, который присутствовал при осмотре квартиры Дэвида Ричмонда. Я автоматически дотронулся до сердца, но не от внезапного сердечного приступа. Просто там, в кармане пиджака, поджидала своего часа визитная карточка моего визави.

– Да, я знаю, многим русским приходится работать на нескольких работах. Но я не мог предположить, что это правило распространяется на следователей по особо важным делам, – доверительно склонившись к моему уху, проговорил он.

Я оценил его галантность в столь щекотливой ситуации. Представляю, какой простор для неистощимого остроумия поэта Кочнева принесло бы мое разоблачение. Боюсь, что из Пуаро меня могли запросто дисквалифицировать до уровня майора Пронина.

Что же вы мне не звоните, уважаемый Александр Борисович? Я с нетерпением ожидаю вашего звонка. – Мед сочился из его уст, ушей, стекал по длинным пальцам, но капля серной кислоты тоже присутствовала.

Я постарался вежливо, но побыстрее от него отделаться. Пока. Он, возможно, еще пригодится, так что отношения с ним портить не следует.

Тут я поймал себя на мысли, что ставлю свои личные интересы выше того дела, ради которого сюда, собственно, и пришел. Желая всего-навсего пообщаться с Любой, я рискую потерять добровольный, хотя и подозрительно-доброжелательный источник информации. Остановив себя на полпути к Любе с Ольгой, я повернулся к американцу, но он уже заинтересованно беседовал с эстрадным актером. Я решил, что мешать им не стоит, и поспешил к своей давней цели.

Аккуратно, но уверенно оттерев поэта в сторону, я приобнял девушек за плечи – такими они вдруг показались мне родными и близкими в этом холодном и, честно говоря, скучноватом обществе. Они не отстранились, восприняли мой жест как должное, будто бы мы с ними знакомы сто лет.

– Скучаете? – поинтересовался я ехидно.

Даже Ольга улыбнулась, оглянувшись на приставшего к кому-то другому Кочнева.

– Заскучаешь тут, – сказала Люба. – Вот угадайте, что он нам предлагал?

– Групповой секс на открытом воздухе?

– А вот и не угадали.

– Ресторан с цыганами? – Да, бедновато у меня с фантазией.

– Опять мимо. Вам дается третья, и последняя попытка, господин сыщик.

– Сдаюсь, – я поднял руки.

– Он звал нас к себе на дачу, – торжественно сказала Люба, – знакомиться с Чингизом Айтматовым.

Чингиз Айтматов в виде приманки для балерин – это предложение показалось нам всем настолько комичным, что мы с Любой прямо-таки заржали хором, а Ольга на минуту даже забыла о своем горе. В этот момент меня позвала Рути.

Иду знакомиться с Филиным, обеденный перерыв кончился, пора на службу.

– Девочки, вы только без меня не уходите. Я вас развезу по домам.

– Мы едем к Оле, Александр Борисович, в Чертаново.

– Называйте меня просто Саша. В Чертаново мне почти по пути.

Люба бросила на меня такой благодарный взгляд, что я помолодел лет на десять сразу. «Осторожно, Турецкий, – заверещал внутренний Турецкий, – еще три таких взгляда, и девушкам придется годиков несколько ждать, пока ты удосужишься родиться на белый свет». Пришлось на него цыкнуть.

Когда Рути представила нас с Филиным друг другу и провожала в каминную, оттуда нам навстречу вышел один известный думский деятель чуть ли не под ручку с моим старым знакомым Стивеном Броуди. Вероятно, это место в ее квартире было предназначено для разного рода конфиденциальных свиданий.

Семен Владиславович Филин заметно постарел и уже не напоминал того солидного бодрячка из давних телерепортажей. Для достижения хотя бы некоторой бодрости ему необходим был глоточек чего-нибудь крепкого. Он по-хозяйски открыл зеркальный бар слева от камина, достал оттуда бутылку «Абсолюта» и две маленьких рюмки

– Молодой человек, вы что имеете обыкновение предпочитать: водку отечественную, импортную, коньячок или гралпу, быть может?

– Полностью полагаюсь на ваше усмотрение.

– Тогда осмелюсь предложить вам настоянный на перце «Абсолют». Эту водочку предпочитал великий Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, а в подражание ему и американский президент Джон Кеннеди, Черчилля боготворивший.

Филин одобрительно покачал головой, его одобрение относилось не то к обоим президентам, не то ко мне и водочке.

– Мало того, Кеннеди даже обзавелся привычкой спать днем, чтобы хоть в этом походить на своего кумира. Вы знаете знаменитые слова Черчилля: «Вся история мира как в фокусе концентрируется в следующем выводе: когда нации сильны, они не всегда справедливы, а когда они хотят быть справедливыми, они часто больше не являются сильными»? За что пить будем? За нацию сильную или справедливую?

– Давайте выпьем за нацию сильную, успевающую стать справедливой.

– Что ж, хороший ответ. С удовольствием присоединяюсь.

Мы выпили по чуть-чуть. Водка и в самом деле оказалась отменно хороша.

– Мне сообщили, молодой человек, что у нас частные сыскные агентства нынче стали интересоваться вопросами глобального масштаба, а не пропажей белья с чердака.

– Да, все меняется, уважаемый Семен Владиславович.

– Итак, вы интересуетесь Кларком. Норманом Кларком. Я вам расскажу кое-что о нем. Но для начала я хочу поинтересоваться, знаете ли вы, что такое геополитика? Без этого нам трудно говорить о такой фигуре, как Кларк.

– Только в самых общих чертах. Сейчас о ней много говорят, но я никогда этим вопросом специально не занимался.

– Тогда я позволю себе вкратце изложить основы сего предмета. – Он пригладил рукой редеющие, но непоседевшие волосы, словно готовился к публичной лекции перед многочисленной аудиторией.

Голос его набирал силу:

В прошлом веке эта наука называлась «политической географией». Основные ее постулаты были разработаны английским ученым Хэлфордом Макиндером. Слово «геополитика» ввел в научный оборот швед Рудольф Челлен. Но широкое распространение наука получила благодаря немцу Карлу Хаусхоферу. Ныне именно его называют отцом геополитики, несмотря на то что это звание более заслуживает Хэлфорд Макиндер. Но для нас этот вопрос непринципиален. Именно Макиндер смог создать фундаментальную модель, основанную на объективных законах развития политической, географической и экономической истории человечества. Хотя сам термин «геополитика» появился сравнительно недавно, модель существовала всегда. Нужно было только найти слово, чтобы эта проблема обрела более четкие очертания и захватила сознание широких масс, а не только кабинетных ученых.

Скрипнула дверь, в комнату кто-то заглянул, но тотчас исчез, истаяв ароматным дымком длинной коричневой сигареты... Филин, похоже, не заметил попытки вторжения.

– Впервые в мировом масштабе это случилось в Германии при Гитлере, который ввел в политический оборот идеи Хаусхофера. Вопрос о геополитике очень сложен, но если его свести к каким-то основам, то сущность геополитической доктрины сводится к следующему. В нашей планетарной истории существуют два совершенно различных и конкурирующих друг с другом принципа освоения земного пространства. Все зависит от того, какой ориентации придерживаются народы, государства, нации в своей внешней и внутренней политике, историческом сознании, психологии, национальном менталитете, – эти качества, в зависимости от ориентации, складываются по совершенно особым правилам. – Филин сухо откашлялся.

Мы снова выпили. И, хотя дозы были крайне невелики, я чувствовал, как шумит в моей голове.

Или это геополитика так действовала в сочетании с алкоголем? Филин тем временем продолжал:

– Ориентаций существует две: «сухопутная» и «морская». «Сухопутную» еще называют «континентальной», а «морскую» – «островной», «океанической» или «водной». В зависимости от этой ориентации и складывается мировоззрение масс. Приведу классический пример из человеческой истории. К типу «морской» цивилизации в первую очередь относятся Финикия и Карфаген. «Сухопутная» империя...

– Рим, – почти автоматически проговорил я.

– Да. Вы делаете заметные успехи, молодой человек. Знаменитые Пунические войны между Римом и Карфагеном есть факт глобального противостояния цивилизации «морской» и цивилизации «сухопутной». В более близкое к нам время главной «островной» державой стала «владычица морей» – Англия. Чуть позже – Америка, которая представляет собой гигантский остров. Принципы остались те же – морская торговля и колонизация прибрежных районов. Этот геополитический тип представляет собой «торгово-капиталистически-рыночную» модель цивилизации. Вне зависимости от политической структуры тип «морской» всегда основан на главенстве экономики над политикой.

Неожиданно раздался звонок, точнее звук зуммера. Я было огляделся в поисках телефона, но тут увидел, что Филин нажимает на кнопку своих роскошных часов. Это они жужжали так протяжно и тревожно... Но звонок этот вовсе не означал окончания лекции, наверное, Филин что-то намечал на данный час, но отложил из-за важной персоны, частного сыщика Турецкого.

– Рим со всей своей воинственно-авторитарной структурой, основанной на административном контроле и общественной религиозности, всегда ставил политику выше экономики. Рим – пример колонизации «сухопутного» типа, когда развитие государства идет в глубь территорий, включая в себя и ассимилируя попадающие в сферу интересов державы народы, которые со временем вошли в состав Римской империи и стали римлянами. Если место Карфагена заняла Англия, а затем – Америка, то преемником Рима стала в первую очередь Россия как тип классической континентальной державы. Рядом с ней следует назвать центрально-европейскую имперскую Австро-Венгрию и Германию. Ну что, еще по рюмочке, Александр Борисович?

– Что ж, не откажусь.

Мы выпили. Филин с удовольствием крякнул и похлопал себя по груди, как бы помогая водочке проникнуть поглубже в организм:

Эх, хорошо пошла! Итак, продолжим. Так сложилось, что в новой истории «морская» ориентация является в первую очередь прерогативой Англии и Америки, то есть англо-саксонских стран. «Атлантизм» воплощает в себе индивидуализм, «экономический либералиам» и демократию протестантского типа. «Атлантизму» противостоит «евразийство», основой которого является авторитаризм и четкая иерархичность. «Общинные», национально-государственные принципы ставятся выше чисто человеческих, индивидуалистических и экономических. Самая четкая евразийская ориентация у России и Германии. Их геополитические, экономические и, что гораздо важнее, мировоззренческие интересы не просто далеки, но диаметрально противоположны интересам Англии и США, то есть классическим « атлантистам ».

Филин вновь немного откашлялся, достал из бара бутылку минеральной воды, плеснул в высокий стакан и с удовольствием глотнул.

– Таким образом, если рассматривать человеческую историю в свете геополитической доктрины, то она выглядит не следствием борьбы за власть тех или иных политических режимов, но грандиозным противостоянием двух «идеологий» гораздо более высокого ряда. Влияние «атлантизма» в двадцатом веке было очень сильно. По сути, обе мировых войны, в которых противостояли друг другу в основном Россия и Германия, явились следствием мощнейшей работы агентов «влияния» «атлантистов». Если отрешиться от политики и рассмотреть эти войны в свете нашей позиции, то первая мировая война была «спровоцирована» невероятными успехами России в начале двадцатого века. «Атлантисты» сделали все, чтобы втравить Россию в войну, а затем и в революцию. Ко времени второй мировой войны, как бы мы теперь ни относились к Сталину, российская империя была воссоздана и играла в мире едва ли не главную роль.

– За счет миллионов трупов сограждан? – Мне никогда не импонировали людоедские замашки, даже ради возвышения России.

– Вы, конечно, правы, но мы сейчас говорим о другом. Все, что произошло в России в последние годы, опять же во многом было осуществлением грандиозного замысла «атлантистов». Даже на внешнем уровне. Под видом помощи нарождающейся «демократии» посулом больших денежных вливаний в экономику они спровоцировали развал СССР, который был для них опасен. В эйфории свободы, которую получили наши граждане в виде свободного выезда за границу и болтливых газет, мы забыли о том, что Россия – великая держава, которая несет ответственность не только за своих граждан, но и за те страны, которые естественным образом вошли в ее состав в разные годы. Вы видите, к чему это привело. К бесконечным войнам на окраинах бывшей империи. Существует несколько вариантов восстановления нарушенного статус-кво в мире.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю