Текст книги "Первая версия"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Старичок был не из тех, кому «хорошо», но и не из тех, кому совсем «плохо». Типичный бородатый сухой и маленький старичок с ноготок. С немыслимой английской текстовкой на выцветшей синей футболке.

Серега, душа по натуре добрая, обернулся ко мне:

– Возьмем дедульку?

Я кивнул. Серега притормозил, и старичок с ноготок очень довольно уселся на переднее сиденье.

– Вот в Москву еду, – повернулся дед ко мне, – косу в хозяйственном купить хочу. Есть косы-то, не знаете?

– Косы? – ошеломленно переспросил я.

– А то! – хитро сказал старик.

– Не знаю, – честно ответил я.

А Серега, бибикнув кому-то на дороге, сказал:

– Я тебя, дедушка, на Валовую отвезу. Уж если где косы и есть, то скорее всего там. Думаю, до закрытия как раз успеем.

Ох спасибо, милок, а то коза есть, а коса отказала. Сломалась вчера. А какая коза без косы, брикетами ее, что ль, кормить? Или булками? А вы дачники, что ли?

– Да, дедушка, вот дачу тут вчера сняли. У вас в Жуковке, – сказал я.

– Что-то вы на начальство не похожи, – с сомнением пригляделся к нам дед.

– Ну, во-первых, начальство теперь разное бывает, не обязательно с пузом и портфелем. А во– вторых, что ж, здесь, кроме начальства, никто и не живет?

– Почему не живет? Мы живем. Да обслуга. А дачники все больше министерские. Дачи-то Совет Министров еще при Сталине строил. Да НКВД при Лаврентии Берии.

– НКВД? – переспросил я.

– А то! Вот дачи, что от проходной слева, то министерские. А те, что особняком справа, шесть штук, как одна копеечка, то бериевские и есть. Темные места. Ох, темные.

– Почему темные? – Серега на секунду оторвался от дороги и взглянул на нашего спутника.

– Ну как – почему? Ведомство такое, им по штату положено страху на всех нагонять. Раньше-то они за особым забором были. Это сейчас все этими самыми демократами стали. А раньше тут строго было. А на дачах тех, бериевских, плохие дела творились. Сам-то Берия здесь не жил, конечно, это их так назвали, по ведомству значит. Сам-то Лаврентий за Москвой-рекой жил. Там, поблизости, где сейчас премьер-министр живет. А вообще у нас тут много кто жил. И Хрущев, и Горбачев, и хрен еще знает кто.

– А что рассказывают такого страшного про эти бериевские дачи? – спросил я.

– Да чего только не рассказывают. И кутили тут по-черному, и стреляли, и стрелялись. Говорят, там и подвалы особые. Может, и пытали кого? Сейчас разве ж разберешь, где лжа, а где правда? Писатель хороший нужен, чтоб про все это написать. Только кто ж читать будет? – философски заметил старик.

Посидел немного молча и добавил:

– Нынешние-то все больше считают...

– Это ты, дедушка, в корень смотришь, – сказал Серега, – моему пацану всего восемь с половиной, а он уж курсы всех валют знает. Иену в доллар и обратно в мгновение переведет.

– Во-во! – обрадовался дед. – Про эти-то курсы нам кожный день по радио и телику говорят. А вот сколько тыщ коса нынче стоит? Никто не ответит. Потому как есть это тайна великая! – Дед поднял указательный палец и довольно рассмеялся.

Мы высадили деда на Валовой. До закрытия магазина оставалось целых полчаса. Глядя ему вслед, я наконец смог сосредоточиться и перевести надпись на его футболке: «Они хотят купить нас, но мы не продаемся». Гордый дед, что и говорить.

Серега довез меня до моего Беляева. Только– только начинало темнеть.

– Пиво за мной, – пожал я Сереге руку.

– Да ладно, начальник, – расплылся он в улыбке, – я ж не за пиво...

Я пожал ему руку еще раз.

– Пока, старик!

Серега на прощание помигал мне фарами. Хороший он человек...

...Я набрал домашний номер Меркулова.

– Костя! На даче Филина подземный ход... Через него и уплыли наши картинки. Эти дачи раньше принадлежали НКВД. А теперь, по-видимому, каким-то осколкам КГБ. Узнай, пожалуйста, по своим каналам, кому принадлежит дача под номером двадцать один в поселке Жуковка.

– Узнаем, – кратко ответил Меркулов.

– А что там у Славы с его «афганцами»?

Ответом мне было молчание. Казалось, тишина физически сгустилась – такой она была долгой и зловещей.

И потом, спустя вечность, в этой тишине прозвучал мерный и тихий голос Меркулова:

– Сегодня был тяжело ранен Грязнов...

Я тупо и долго сидел перед телефоном.

Перед мысленным моим взором возникал недавний образ Славы Грязнова: протяжным голосом городского нищего, мастерски имитируя приторно-скорбные интонации, он тянул, почти пел: я милиционер, моя теща милиционер, дайте в морду, кто сколько может...

Глава девятая НОРМАН КЛАРК

Во второй половине правления президента Эйзенхауэра Норман Кларк на короткое время занял пост помощника президента по национальной безопасности. Это был его первый и последний официальный пост в американской администрации.

Однако его роль со временем, после оставления этого поста, не только не уменьшалась, но скорее усиливалась. Можно с уверенностью сказать, что ни одно важное решение как во внутренней, так и во внешней политике не принималось без участия Нормана Кларка. Более того, его мнение зачастую оказывалось решающим.

Большая политика не всегда делается в парламентах и правительствах. Иногда и поле для гольфа или теннисный корт становятся прекрасным местом для определения судьбоносных направлений политики государства. А если речь идет о такой державе, как США, то и о политике всего мира.

Дуайт Д. Эйзенхауэр совсем не походил на своего предшественника Гарри Трумэна. Во-первых, он обладал явными, а не придуманными военными заслугами. Во-вторых, отличался естественной, а опять же не нарочитой простотой манер. Что немало способствовало его популярности.

Он, наверное, один из немногих американских президентов, который оставался популярным даже после ухода в отставку.

В первой половине своего президентства Эйзенхауэр вполне разделял точку зрения Трумэна об основных принципах внешней политики США. Он не без оснований считал коммунизм мощной монолитной силой, претендующей на мировое господство. Верил он и в то, что все руководство мировым революционным процессом идет из Кремля.

Уже в своей инаугурационной речи в Белом доме он сказал, обращаясь к политикам и генералам, собравшимся в честь вступления его в должность, а также ко всему американскому народу, слушавшему его речь во всех уголках страны:

– Силы добра и зла умножились и ополчились друг на друга так, как это редко бывало в истории. Свобода борется с рабством, свет – с тьмой.

Эйзенхауэр и очень влиявший на него государственный секретарь Джон Фостер Даллес, чей более известный брат Аллен Уэлш Даллес занимал в это же время должность директора ЦРУ, считали, что одного «сдерживания» недостаточно, чтобы остановить советскую экспансию. Необходимо проводить активную и решительную политику по освобождению народов от коммунистического гнета.

Однако в рамках этих благих идей ничего особо серьезного предпринято не было. Что проявилось в первую очередь во время венгерских событий 1956 года, когда советские войска подавляли демократическое движение. США вынуждены были отступить, ограничившись лишь риторическими декларациями.

Именно тогда Эйзенхауэру наконец-то удалось взять реванш в теннисных баталиях у непобедимого прежде Нормана Кларка.

И все же, особенно во второй половине своего президентства, Эйзенхауэр наращивал вооруженные силы США с большой осторожностью. Он отказался всерьез рассматривать вопрос об использовании ядерного оружия в Индокитае, откуда вьетнамцы изгнали французов, а также на Тайване, где Соединенные Штаты по договору обязаны были защищать режим Чан Кайши от нападения коммунистического Китая.

Он возражал также и против применения силы на Ближнем Востоке, когда британские и французские войска оккупировали зону Суэцкого канала, а Израиль вторгся на Синайский полуостров после того, как Египет в 1956 году национализировал канал. Под нажимом США Франция, Великобритания и Израиль были вынуждены вывести войска с египетской территории.

Впрочем, здесь следует учитывать и факт вмешательства Советского Союза, который обещал Египту военную помощь в случае, если он подвергнется интервенции. В том году мир впервые после второй мировой войны оказался на грани новой катастрофы.

Специальным посланником президента Эйзенхауэра в зоне конфликта, курсирующим между Каиром, Тель-Авивом и Вашингтоном, был все тот же Норман Кларк.

За государственными делами Норман Кларк никогда не забывал и о собственном бизнесе. В основе его успеха лежали очень простые и тем самым действительно гениальные идеи. Его ставка на издание научной литературы и узкопрофильных журналов оказалась более чем выигрышной.

Особый интерес в мире вызывали работы немецких ученых, изданные до сорок пятого года. Со многими из этих ученых Кларк был знаком лично со времен своей службы в Германии, поэтому для него не составляло труда приобрести авторские права по сравнительно невысокой цене. В деле издания немецких научных работ в переводах он стал практически монополистом.

В это же время Кларк развил бурную деятельность по приобретению авторских прав на издания научных трудов и в других странах мира. Он приглашал ученых со всего света на должности редакторов и советников задуманных им журналов, число которых неуклонно росло.

Тогда же он впервые посетил Советский Союз в составе торговой делегации. В ее задачи входило наладить взаимный обмен научными и техническими публикациями между Востоком и Западом. Делегацию принял Хрущев. На этой встрече Кларк пытался убедить Хрущева, что Советский Союз должен платить издателям и авторам за перепечатываемые книги.

Хрущев удивился: зачем платить за то, что можно взять даром? Тогда Кларк пообещал ему перепечатывать также бесплатно научные труды советских ученых. Это препирательство, происходившее, кстати, по-русски, закончилось тем, что Кларк увез из Москвы права на издание наиболее значительных трудов советской Академии наук.

Мало того, во время и после знаменитого визита Хрущева в Америку в 1959 году Кларк получил исключительные права на освещение подробностей этого визита. Его журналистам русские давали подробные и достаточно откровенные интервью. Кларк же был издателем всех советских материалов, посвященных этому визиту, а также сочинений самого Никиты Сергеевича Хрущева у себя в Америке.

С этих самых пор и пошла традиция изданий трудов советских генсеков именно Кларкам. Серьезные деловые отношения сложились у Кларка также с ГДР и Китаем.

С Китаем и Советским Союзом была связана одна история, которую Кларк считал очень забавной и любил ее потом часто повторять.

Тогда попасть в Китай было довольно сложно. Сначала надо было лететь самолетом до Гонконга, а потом поездом до Пекина. Причем в этом поезде в каждом купе были невыключающиеся громкоговорители, беспрерывно вещающие какую-то коммунистическую пропаганду на китайском языке. Кларк просто выдрал громкоговоритель в своем купе. Однако ему пригрозили, что высадят из поезда. Пришлось ждать, пока громкоговоритель поставят на место. Поезд тем временем стоял.

Забавными были и переговоры. Китайские министры и их замы регулярно выходили в соседнюю комнату делать гимнастику, прерывая на время переговоры. Кларк попробовал присоединиться к ним. Сначала его не поняли, а потом оказалось, что это крайне ускорило процесс переговоров.

Но самое интересное приключение ждало Кларка впереди. Он наотрез отказался ехать на поезде до Гонконга и попросил, чтобы его отправили домой через Советский Союз. Русский консул быстро обеспечил ему необходимую визу. Остальным членам делегации пришлось ехать прежним путем. Кларк полетел через Красноярск на китайском самолете.

Его соседом оказался заместитель министра внешней торговли СССР. Самолет летел почему– то странными зигзагами. Простодушный замминистра вынужден был объяснить Кларку, что они просто не хотят показать западному капиталисту те великие достижения, которые совершаются в Сибири.

Кларку этот идиотизм крайне не понравился. Он стал утверждать, что китайцы на самом деле ненавидят русских гораздо больше, чем каких-нибудь американцев или англичан. Спор был настолько горячим, что оба схватились за грудки. На Красноярском аэродроме Кларка арестовало НКВД. К счастью, ненадолго. Вскоре он был уже в Америке.

А повздорившего с ним замминистра по приезде в Москву почему-то тут же сняли с должности.

Именно Норман Кларк был истинной причиной триумфального возвращения Коко Шанель в мир моды.

Коко давно уже решила, что должна вновь завоевать то царство, которое покинула в 1939 году. Норман Кларк, старый добрый ее знакомый по Парижу, обещал ей всяческую помощь.

Когда она покидала Францию, при отплытии из Шербура никто не брал у нее интервью. Не было ни единого журналиста. В Нью-Йорке же корабль встречала целая их свора. Для нее это был момент чрезвычайной важности – она вновь осознала, сколь знаменита. Почти опальную в своей стране, ее ждал триумфальный прием в Америке. Никто из обывателей не обратил внимания на то, что поначалу интервью с ней и сообщения о ее новом стиле печатали исключительно газеты и журналы, так или иначе контролировавшиеся Кларком. Тем более что очень скоро вся пресса Америки писала о ней в самых возвышенных тонах.

Ей был 71 год, когда она вновь открыла свой дом. Среди самых почетных гостей на открытии был и Норман Кларк. Американский триумф гарантировал европейский успех. Но она по-прежнему сотрудничала с Америкой при посредничестве Нормана Кларка.

В Соединенных Штатах на Третьей авеню в Нью-Йорке уже существовала индустрия одежды. Как в Детройте в 1920 году, на Третьей авеню шло серийное производство всевозможной одежды. Одежда сходила с конвейра, как автомобили дедушки Форда, но где же были их изящество и элегантность? А ведь костюм для женщины значит не меньше, чем кузов для автомобиля.

Эту проблему легко решила Мадемуазель Шанель. Она облагородила одежду, выпускаемую большими сериями, придала ей элегантность.

«Она одела улицу в «шанель», так сказать, шанелизировала ее. Я горжусь, что знаком с ней» – так говорил Норман Кларк позже.

Но он не акцентировал внимания на том, что дружба с Коко позволила ему общаться на самой короткой ноге не только с президентами и влиятельными политиками мира, но и с их женами, что, в конечном счете, едва ли не более важно, чем успехи в теннисных матчах и гольфе с сильными мира сего. Во многом благодаря определенному влиянию Кларка на супруг крупнейших американских политиков, а также на тогдашнего вице-президента США Ричарда Никсона смогла состояться советская выставка в Нью-Йорке и американская в Москве.

Шестидесятые годы, ознаменованные приходом в Белый дом Джона Кеннеди, обычно называют «эрой перемен». Кеннеди оказался самым молодым президентом в истории США – ему было сорок три года. По сути дела, он выиграл у своего тогдашнего соперника на выборах Ричарда Никсона благодаря телевидению.

Он говорил, что все общество должно устремиться вперед, в новое десятилетие, потому что «новые рубежи рядом – ищем мы их или нет». Свою инаугурационную речь Кеннеди завершил призывом: «Думайте не о том, что может дать вам страна, а о том, что вы можете дать ей».

Намерение Кеннеди проводить твердый курс на улучшение экономического положения всех американцев принесло не столь серьезные плоды, его либеральная политика натолкнулась на серьезное недоверие деловых кругов. В то же время достаточно сильно обострились отношения с коммунистическими странами.

Советский Союз разместил тогда на Кубе свои баллистические ракеты, средней дальности. В это время проходили чуть ли не ежедневные совещания специального комитета Совета национальной безопасности, на которых разрабатывались жесткие планы по отношению к Кубе. Лишь на последнем этапе по настоянию министра обороны Роберта Макнамары и министра юстиции Роберта Кеннеди в состав специального комитета был введен Норман Кларк, к которому Джон Кеннеди не питал очень добрых чувств по той простой причине, что тот поддерживал на выборах его соперника Ричарда Никсона.

Твердая позиция Кларка, а также некоторых других трезвых политиков во многом способствовала разрешению Карибского кризиса не путем термоядерной войны, а средствами дипломатии. Позицию Кларка поддерживал также вице-президент Линдон Джонсон, который после трагической гибели президента Кеннеди принял бразды правления государством.

Став президентом, Джонсон оказался способен воплотить в жизнь многие меры, лишь начатые его предшественником, который не смог довести их до конца. Джонсон встретил гораздо меньшее противодействие в законодательных органах, чем Кеннеди.

Джонсон предложил американскому народу свою программу реформ, получившую название «великое общество». Эта программа широко освещалась в средствах массовой информации, объяснялась и доводилась до сознания каждого простого американца. Именно эта мощная поддержка прессы позволила Джонсону выиграть президентские выборы 1964 года.

Норман Кларк в те годы был на большом подъеме. В самом начале шестидесятых он на время потерял контроль над своей «Кларк компани», которая была предельно близка к разорению и едва не была продана. В годы же президентства Джонсона Кларк не только вернул себе власть над любимым детищем, но и заложил прочную основу своей коммуникационной империи, охватившей весь мир.

Спортивная форма Нормана Кларка была тогда на небывалой высоте. Иногда ему удавалось выигрывать теннисные матчи даже у бывших профессионалов.

Глава десятая Я ЗНАЮ ОДНО ИЗ ИМЕН

5 августа 1994 года

К новому корпусу института Склифософского я приехал конечно же в неприемное время. Но что поделать – другой возможности у меня не было, поэтому пришлось предъявлять свое служебное удостоверение, чего я без крайней необходимости предпочитаю не делать. В данной же ситуации без него было и вовсе не обойтись. Я предъявил свое удостоверение не классической бабушке – божьему одуванчику, как всегда в былые времена, а дюжим парням в пятнистой защитной форме. Они со знанием дела его рассмотрели и уважительно разрешили пройти.

Я администрацию больницы вполне понимаю. Мало им было идиотов-одиночек, обожравшихся таблеток или наркотиков и устраивавших нападения в поисках новых. Так теперь еще всякого рода бандиты появились, которые норовят набить морду врачам то за то, что кого-то пристреленного с того света вернуть не успели, то, наоборот, за то, что кого-то неугодного к жизни все-таки вернули.

К тому же в самое последнее время было несколько случаев, когда раненых добивали прямо в больничной палате. Не отходя, что называется, от койки.

К счастью, у палаты, где, по моим сведениям, лежал Грязнов, прохаживался самый настоящий милиционер с самым настоящим автоматом. Ему я уже без зазрения совести показал свою корочку. Но прошел сначала не в палату, а поинтересовался у сержанта, где найти дежурного врача.

– Подниметесь на следующий этаж, вон там лестница в конце коридора, видите, сразу за шкафом?

Я кивнул. В кабинете дежурного врача я увидел молодую симпатичную девушку.

– Простите, а где я могу найти дежурного врача? – спросил я ее исключительно вежливо.

– Собственно, вы его видите перед собой. А что вас интересует, молодой человек? И как вы сюда попали? И почему вы без халата?

Симпатичная девушка оказалась мало того что врачом, да еще и строгим вдобавок. От неожиданности я несколько растерялся и, наверное, даже покраснел.

– Я, понимаете ли, вообще-то из прокуратуры. Генеральной. Следователь. По особо важным делам. – И чего это я вдруг заговорил телеграфным стилем? – Турецкий, Александр Борисович.

– Колесникова, Светлана Викторовна. Врач хирургического отделения, – представилась она. – Вы, наверное, по поводу того невоспитанного майора с пулевым ранением в плечо?

– Почему невоспитанного? – Я сделал вид, что крайне удивлен. Но на самом деле я очень обрадовался: раз Грязнов матерится, а его за это ругают, значит, похоронный марш заказывать рановато.

Потому как лексику ненормированную употребляет. И злоупотребляет. А у нас, между прочим, медсестры новенькие, прямо из училища...

– Хорошо, хорошо, от имени прокуратуры вынесу ему порицание. Скажите, а как его состояние?

– Нормальное. В шашки сам с собой играет. А вообще, очень большая потеря крови. Ранение не очень опасное. Пуля прошла навылет через мягкие ткани плеча. Кость не задета. В рубашке ваш майор родился. Плечо-то левое. Чуть ниже – и сердце... Но все равно это не повод сестричек пугать.

– Я могу его навестить?

– Ведь если я не разрешу, вы все равно навестите? – риторически спросила она. – Так что навещайте.

– Спасибо, – искренне сказал я.

И вот тут она наконец улыбнулась. И я сразу увидел, что она необычайно хороша собой. Прямой тонкий нос, огромные серые глаза, ослепительная улыбка... Из-под белой шапочки выбивались светло-русые, даже на взгляд, мягкие волосы. А линия шеи, высокая грудь, узкие запястья с длинными красивыми пальцами...

– Простите, а можно вам как-нибудь позвонить, Светлана Викторовна? Не по службе?

Она окинула меня с ног до головы оценивающим взглядом. Я порадовался, что надел новую рубашку.

– Телефон отделения вы можете узнать в регистратуре. Что же касается меня лично, то я дежурю каждые третьи сутки. Так что – Бог в помощь, звоните. Вечерами иногда здесь и вправду тоскливо.

– Ну что, матерщинник, жив?

Слава лежал на высокой кровати под капельницей, но создавалось такое впечатление, что не она к нему подсоединена, а он к ней. То есть если бы не капельница, то никакая сила, наверное, не смогла бы удержать его в больничной койке.

Потому как лицо его хотя и было бледным, но при том все же вполне жизнерадостным. Он, похоже, выигрывал эту трудную шашечную партию. Сам у себя. Маленькая доска с магнитными шашками лежала на его груди, и правой свободной рукой Грязнов уже делал решающий ход.

– Песец котенку! – объявил он, протягивая мне руку. И поморщился. Видимо, даже не очень резкие движения отдавали в раненом плече. – Вот видишь, Саня, к чему приводят водные процедуры в дурной компании...

Я достал из сумки пакет апельсинового сока и связку бананов и водрузил все это на высокую тумбочку у изголовья кровати.

– Саня, вы что, все решили, что я превратился в обезьяну? Открой тумбочку.

Я открыл и обомлел. Бананами, которыми она была забита, можно было и вправду накормить досыта целую стаю обезьян. Причем крупных.

– Ну ты, брат, зажрался.

– Мне бы эту тумбочку лет тридцать назад, я бы ее, глядишь, за полдня смел. А нынче посмотри в окно – куда ни плюнь, банан.

Я машинально посмотрел в окно. Банановых деревьев я не обнаружил. Это был третий этаж, и окно выходило во двор больницы, где стояли старые корпуса, а дальше, то есть ближе к Садовому кольцу, можно было рассмотреть главное здание Склифа. Кажется, когда-то это был странноприимный дом графа Шереметева.

– Ну рассказывай, как все было, как ты дошел до жизни такой. – Я кивнул в сторону капельницы.

– Как дошел, куда дошел... Сам дурак. Нечего было вперед батьки, то есть ОМОНа, лезть. Понимаешь, я ведь даже бронежилет не надел. Кто знал, что эти парни даже в парную с «макаровым» ходят. Хорошо, хоть не с «Калашниковым» или гранатометами вместо мочалок.

– Век живи – век учись, – сказал я крайне назидательно, как будто не меня самого недавно звезданули по голове, когда я занял исключительно удачную позицию в крыжовенных кустах, почему-то забыв предварительно осмотреться.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – отчеканил Слава и попытался вытянуться в струнку. – Разрешите продолжить доклад?

– Валяй.

– Одного омоновцы шмякнули, того, который меня продырявил. Зато остальных тепленькими взяли. И даже мыльными. Наш Волобуев теперь вместе с ними в Бутырке постный супчик хлебает. Скоро с Александрой Ивановной всей группой в полосатых купальниках и познакомятся. Вот тут я им не позавидую. – Грязнов горестно качал головой в знак настоящего человеческого сочувствия.

– Ладно, Слава, выздоравливай, и поскорей, а мне в прокуратуру пора. Дела, брат, зовут.

Пока! – Грязнов снова расставлял шашки на доске, готовясь к новому неизбежному выигрышу.

В моем кабинете, как всегда за компьютером, сидел Сережа Ломанов. Но на сей раз он не раздевал женщин и не воевал с Украиной, а внимательно, по секторам изучал компьютерную карту Нью-Йорка. И, видимо, переносил данные в свой совсем уж персональный компьютер, то есть элементарно запоминал.

Ко всему прочему, рядом с ним на столе лежало несколько справочников и путеводителей по Америке. Один из них был даже по-русски. Я взял его в руки. Оказалось, что он издан вовсе не в России, а именно в Штатах. Значит, специально на нас уже работают. Мелочь, а приятно.

– Все наши документы и визы уже готовы, – сказал Ломанов, на секунду отрываясь от плана. – Кстати, я позвонил своему приятелю, он в Квинсе живет, чтобы он нас встретил. У него можно будет и переночевать. А то что ж деньги на гостиницу тратить? Хоть и казенные, но все-таки не лишние.

– Ну, добро, – сказал я.

И мы погрузились в бумаги, приготовленные Сережей. Нам предстояло разработать план наших действий. Нэнси Спир мы решили на всякий случай из Москвы не звонить. Объявимся в живом виде. Честно говоря, мне совсем не хотелось впутывать Нэнси в наши дела, но без ее помощи и подсказки нам вряд ли удастся обойтись.

Я позвонил Меркулову, но его не было на месте. Валерия Петровна сообщила мне, что он приедет прямо в аэропорт, чтобы проводить нас. Жизнерадостный голос меркуловской секретарши предвещал летную погоду.

– Это рыжее легавое мурло еще живо? – спросил Андрей Леонидович Буцков, поглаживая рыжую Клеопатру, развалившуюся у него на коленях.

Луиза сидела на столе, с огромным интересом обнюхивая телефон.

– К сожалению, да, Андрей Леонидович. Он находится в Институте Склифософского, новый корпус, третий этаж. Палата номер тридцать два. Ранение не слишком тяжелое. Через несколько дней его отпустят домой. Охраняет его один милиционер, вооруженный автоматом. Плюс охрана больницы, но это ерунда. – Степашин докладывал, не заглядывая в свою деловую палку.

– Третий этаж, говоришь?

– Да, третий, окно выходит во двор больницы.

– Необходимо, чтобы он выписался не домой, а на кладбище, – сказал Буцков, с особенной нежностью поглаживая шелковистую рыжую спинку кошки. – Я даже готов выделить особую статью расходов для поддержания его могилки в образцовом порядке. Да и похоронный процесс я готов профинансировать. За счет фонда, конечно.

– Да, проводы в последний путь – это святое, – скромно потупив глаза, согласился Степашин.

Они оба высоко ценили черный юмор не только в хороших детективах, но и в повседневной жизни. Он, юмор, эту повседневную жизнь весьма украшает.

Черная Луиза, оставив телефон, перебралась на подоконник, залитый августовским солнцем. Ее усики в ярком свете казались перламутровыми. Проводив ее теплым взглядом, Андрей Леонидович вернулся к делам:

– Что с новыми контрактами?

– Пока все в порядке. Никаких противодействий последние предложения не вызвали. По подсчетам наших экономистов, мы контролируем порядка пятнадцати – двадцати процентов негосударственной торговли нефтью и нефтепродуктами, которые проходят через Москву.

– Это, конечно, новость приятная. Но пока достаточно скромно. Хотелось бы никак не меньше тридцати трех. Тогда мы сможем вполне цивилизованно диктовать свои условия и цены.

– Доведем, Андрей Леонидович. Все в наших руках.

– Что с Прибалтикой?

– У нас теперь очень хорошо отлажен канал через Нарву. Я предлагаю, чтобы транспорты оттуда вообще не приходили в Москву. Мы можем быстро подготовить перевалочную базу в Воронеже. И ближе к местам поставки, и менее беспокойно. А за тот задержанный транспорт убытки уже покрыты.

– Похвально. Но благодарность выносить не будем. А то разбалуются. Так. Давай теперь о самом неприятном.

Клеопатра, словно почувствовав напряжение хозяина, потянулась и спрыгнула на пол.

Степашин глубоко вздохнул и раскрыл свою деловую папку. Но говорил, опять же не глядя в нее.

– Мы потеряли Свена. Взяты четверо. Гном, Крот, Люсик и Лысый.

– Знаю, – отрывисто сказал Буцков. – Ты мне лучше скажи, как они себя ведут на следствии?

– Пока никак. Качают права. Но за них еще не принимались как следует. Возможно, их будет допрашивать сама Романова. А баба она крутая.

– А побрякушки она не любит?

– К сожалению, она любит только свою работу. А уж в этом случае, когда ранен ее давний-предавний сотрудник, она и вовсе может вызвериться.

– Так, их предупредили, что если заговорят, то...

– Ну, так ведь у нас, Андрей Леонидович, каждый об этом предупрежден изначально.

– Напомнить никогда не вредно. Повторение – мать учения. В случае, если кто заговорит все же, обеспечь адекватные нехорошему поступку меры.

Степашин сделал отметку в папке, а Буцков что-то записал в свой кондуит с золотым обрезом.

...В Шереметьево мы с Ломановым прибыли в половине третьего. По внутреннему телефону я позвонил начальнику таможни. Он почему-то очень обрадованно сообщил мне, что нас уже ожидает заместитель Генерального прокурора. И что нам надо пройти в правое крыло зала отлетов. Слева от таможенных стоек нас будет ожидать офицер таможни.

Офицер, оказавшийся вполне симпатичной дамой, все-таки для проформы взглянула на наши паспорта и провела нас через служебный вход за границу. Ведь таможенные посты, которые мы так легко миновали, есть не что иное, как государственная граница.

Костя Меркулов ждал нас в кабинете начальника таможни. Поздоровавшись с нами, начальник, сославшись на неотложные дела, оставил нас одних.

– Твой друг из американского посольства, похоже, не очень-то хотел, чтобы ты посетил его далекую родину, – улыбнулся, здороваясь с нами, Константин Дмитриевич. – Были некоторые сложности с предоставлением вам американских виз. Пришлось задействовать МИД. Но на всякий случай будьте готовы к тому, что в Нью-Йорке вас будет кто-нибудь встречать. В первое попавшееся такси не садитесь, – усмехнулся он не слишком-то весело.

– Вообще-то нас будет встречать Сережин приятель...

– Хорошо, хорошо. Но все равно постарайтесь там действовать поосмотрительней.

Похоже, что сам Меркулов не очень верил, что мы будем осторожны, рассудительны и осмотрительны. Но мы сами в это верили свято. Особенно я. Моя голова была тому залогом. Она еще помнила предательский удар в поселке Жуковка.

– Если что – связывайтесь напрямую с посольством. – Меркулов протянул листок с номерами, написанными его аккуратным почерком.

– Константин Дмитриевич, что-нибудь выяснилось насчет дачи?

– А как же! На даче номер двадцать один в поселке Жуковка, принадлежащей хозяйственному управлению Службы внешней разведки, проживает полковник Владимир Петрович Фотиев, начальник Второго спецотдела СВР. Делай выводы, Саша.