Текст книги "Первая версия"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

На сей раз мы лишь улыбнулись, да и то больше из вежливости.

– Сережа, ты займись телефонами этого американца, узнай, кто есть кто. Свяжись с Романовой и Грязновым, пусть займутся свидетелями. Капитан Степанцов – парень, конечно, хороший, но людей может раньше времени напугать. Да, и собери мне что сможешь по Кларку. На всякий случай...

Хитрый маленький Турецкий внутри меня ликовал, предчувствуя морские купания.

Глава третья НОРМАН КЛАРК

Каноническая биография Нормана Кларка была написана известным журналистом Роальдом Линчем – главным редактором принадлежащей Кларку ежедневной газеты «Дейли ревью». Книга без особых претензий была названа «Парадоксы Кларка».

Эту книгу в глянцевой обложке с портретом смеющегося Кларка я купил в книжном магазине на Профсоюзной. Самое интересное, что переведена и издана она была еще два года назад. Но тогда, конечно, я даже не обратил на нее внимания. Она словно специально дожидалась меня эти два года в маленьком книжном магазинчике.

Пытливый читатель мог бы предположить, что бойкий и, на первый взгляд, отнюдь не панегирический стиль книги вовсе не свидетельствует о независимости автора. Скорее он свидетельствует о попытке тонкой игры в независимость и объективность. Даже самые неприглядные черточки характера Кларка и события его жизни поданы в конечном счете так, чтобы все равно вызвать симпатию к герою. Кстати, история про блох, которую опубликовал «Московский комсомолец», взята именно из сочинения Роальда Линча.

Линч своему герою явно симпатизирует, и скорее всего дело не только в том, что ему за это платят. Интонацию не подделаешь. Вероятно, контрастность и непредсказуемость характера и поведения Нормана Кларка сами по себе были благодатной почвой для любого пишущего. В книге приведено огромное количество свидетельств людей, в разные времена работавших с Кларком: в дни его высочайших взлетов и невероятных падений.

«Он ангел и чудовище, – говорит бывшая секретарша Кларка, которая была с ним рядом на протяжении десяти лет, Аннет Факс. – Он уволил меня, стоило мне чуть постареть. Я думаю, именно в этом была причина моего увольнения. Он предпочитал, чтобы в его офисе все было самое современное – мебель, техника, дизайн. Я же перестала вписываться в этот интерьер, так что можно сказать, что он уволил меня исключительно по эстетическим соображениям. Но он выплатил мне такое выходное пособие, что я могла бы еще лет десять нигде не служить».

Почти все рассказывающие о первом впечатлении при встрече с Кларком сходятся на том, что оно всегда грандиозно и едва ли не устрашающе. Это и немудрено – рост его около ста девяноста сантиметров, а вес достигал порой ста пятнадцати – ста двадцати килограммов. При таком весе и комплекции он тем не менее двигался достаточно изящно и легко. Этим, кстати, объяснялись и его успехи в теннисе: мощью и легкостью.

При первой встрече казалось, что он занимает собой все окружающее пространство, каким бы большим ни было помещение. У него был громкий, хотя и нерезкий голос, который при необходимости мог быть мягким и вкрадчивым.

Он всегда добивался цели, которую себе поставил, какой бы абсурдной она не представлялась окружающим и даже ему самому.

Вот что рассказывает, например, Франк Лист, работавший с Кларком в послевоенное время, а ныне менеджер в конкурирующей корпорации Мэр– дока: «Году примерно в сорок девятом мы оказались в Аргентине, в Буэнос-Айресе. Мы подписали пару приличных контрактов и вполне имели право поразвлечься. Сидели в ресторане, и вдруг Норману пришла в голову мысль, что нам немедленно нужно лететь в Нью-Йорк.

Норман буквально вытащил меня из-за стола – кусок мяса я дожевывал уже на ходу, – и мы помчались в аэропорт. В Нью-Йорк отправлялся самолет, в котором не было ни единого свободного места. Схватив меня за руку и втащив на трап, Норман стал требовать, чтобы нас немедленно отправили в Нью-Йорк.

Вызванный администрацией полицейский пытался урезонить Кларка, который продолжал настаивать на своем. Разгорячившись, офицер, загораживающий своим телом вход в салон, схватил пистолет и направил его в живот Норману, заявив, что тот пройдет в самолет только в виде трупа. На что Норман ответил, что тогда самолет никуда не полетит.

Два с половиной часа продолжались эти препирательства на трапе давно готового к вылету самолета. В конце концов, и полицейский, и администрация вынуждены были уступить. Из самолета высадили двух несчастных аргентинских музыкантов, спешивших на свой концерт, объявленный в Нью-Йорке.

Представляю, с каким удовольствием они сыграли бы тогда в честь Нормана похоронный марш».

Непредсказуемость Кларка, может быть, ярче всего выражалась в его манере вести деловые переговоры. Когда обе стороны, завершив их, пожимают друг другу руки, те, с кем Кларк вел переговоры, вдруг осознают, что они не понимают – до чего же они в конце концов договорились. Зачастую и сотрудники Кларка, присутствующие на переговорах, тоже ничего не понимали. Но в результате почему-то оказывалось, что подписанные в ходе переговоров контракты исключительно выгодны Кларку. Самое удивительное, они вовсе не ущемляли и интересы противной стороны. Единственное, чего Кларк всегда требовал, – беспрекословное выполнение своих «пожеланий».

Однажды он вел переговоры с Бобом Форманом, владевшим в Мельбурне двумя программами кабельного телевидения, находившимися в тот момент на грани банкротства. В два часа пополудни Кларк заявил Бобу, что к шести он должен знать окончательный ответ. Продав эти программы Кларку, Форман заработал бы чистыми пять миллионов долларов.

Но, увидев, что Кларк отправился на теннисный корт, он так и не стал договариваться со своими менеджерами об условиях «сдачи». Прибывшему в шесть часов Кларку он предложил обсудить еще некоторые детали. Не сказав ни слова, Кларк покинул его офис.

Во время войны Кларк повздорил с командиром своей роты из-за отношения к женщинам. Капитан позволял себе слишком большие вольности в общении с запуганными немецкими женщинами. Кларк непременно попал бы под трибунал, если бы тут же не надо было идти в бой, после которого капитан вынужден был подготовить документы Кларка не для передачи в трибунал, а для представления к награде.

Когда чуть позже Кларк был ранен и лежал в госпитале в Фонтенбло под Парижем, за ним ухаживала молоденькая санитарка по имени Сильвия Лоуренс. Позже, получив на деньги Кларка образование, она возглавила психиатрическую клинику в Нью-Джерси, построенную и оборудованную опять же на деньги Кларка.

Она вспоминает: «Он мог недовольно скривиться при одном упоминании об очередном уколе, но я сама была свидетелем, как он стойко переносил болезненные процедуры по обработке обожженного до мяса плеча».

Создавая всемирную коммуникационную империю, в которую входили газеты, журналы, книжные издательства, типографии, радио– и телеканалы, компьютерные сети, Кларк между тем обладал ужасным почерком, который он порой и сам не понимал. Правда, этим отвратительным почерком он на удивление быстро мог строчить и правой и левой рукой. Все объяснялось тем, что он от рождения был левшой.

Во времена его детства в Америке от этой врожденной особенности детей уже не отучали, но его отец придерживался здесь своего мнения. Кларк утверждал, что старомодный отец считал желание писать левой рукой чистой блажью.

Автор «Парадоксов Кларка» с упоением рассказывал о путешествиях вместе с Кларком по коммунистическому миру. Особенно ностальгические воспоминания относились к бывшему СССР. Здесь Кларка принимали едва ли не на королевском уровне, предоставляя ему и его свите особняки на Ленинских горах, в подмосковных старинных усадьбах, устраивая для него охоту и развлечения.

Особенно любил охотиться вместе с Кларком Леонид Брежнев. На такую охоту в Завидово собиралось в полном составе Политбюро ЦК КПСС. Кларк с Брежневым соревновались в меткости стрельбы по кабанам. Между делом в охотничьем домике подписывались чрезвычайно выгодные Кларку контракты. Однажды, речь зашла даже об издании в Америке газеты «Правда» на английском языке. Но это оказался один из немногих так и не подписанных контрактов. Брежнев хотел, чтобы «Правда» выходила обязательно в цветном варианте. Не желая выставлять себя на посмешище, Кларк довольно резко отказался от своего участия в этом деле.

В самом начале «перестройки» отношения Кларка с большевиками оставались очень теплыми и деловыми. Но чем быстрее Россия освобождалась от коммунистических иллюзий, тем сложнее становились взаимоотношения Кларка с ее лидерами. Хотя в 1987 году он все-таки был избран почетным доктором Московского университета.

В те времена он регулярно встречался с Горбачевым. После августа 1991 года наметилось новое потепление, временами сменявшееся похолоданием. Тогда же, в конце девяносто первого, Норман Кларк вместе с вдовой бывшего американского посла в СССР, миллиардера Самюэля Спира возглавил Фонд Спира.

Тяжким испытанием для Кларка была потеря контроля над его главным детищем «Кларк компани». Любого другого такая катастрофа свалила бы с ног и заставила навсегда отказаться не только от грандиозных проектов, но, может быть, и вообще от предпринимательства. Люди, пережившие такое, обычно оканчивают свою жизнь в лучшем случае клерками или государственными пенсионерами. В худшем – торопятся расстаться с жизнью.

Кларк, однако, ни на минуту не сомневался, что случившееся – всего лишь мелкий проходной эпизод. Казалось, для подобной уверенности не было никаких оснований. «Гора не может рухнуть от случайного набега кроликов, даже если у этих кроликов стальные зубы» – так заявил Норман Кларк язвительному корреспонденту «Дейли миррор» на вопрос, не собирается ли Кларк заняться полезным физическим трудом.

Жена Кларка, очаровательная англичанка, подарившая ему четырех сыновей и двух дочерей, во все времена была его главной опорой. Поженились они сразу после войны, когда Дороти приехала в Америку в поисках материалов для своей диссертации по Эдгару По. А нашла Нормана Кларка.

Познакомились они в доме Эрла Фишера, чьими детективными романами зачитывалась тогда вся Америка. Сам Фишер, красавец-эстет преклонного возраста и тонкий ценитель французских вин, с большой иронией относился к своим детективным шедеврам и постоянно иронизировал над Кларком, который эти шедевры издавал. Тем не менее Кларк на них очень хорошо зарабатывал.

На доходы от изданий Фишера Кларк учредил два научных журнала – по проблемам программирования, о котором тогда вообще мало кто имел представление, а также высоколобый журнал по медиевистике.

Дороти потом признавалась, что влюбилась в него с первого взгляда, а уж когда услышала, как запросто он манипулирует такими мудреными словами, как «медиевистика» и «программирование», то и вовсе потеряла голову.

Если потеря компании была восполнимой утратой, то смерть Дороти в девяностом году стала потерей невосполнимой. Тогда Кларк полностью погрузился в дела. Год смерти жены стал годом рождения нескольких новых компаний Кларка в самых разных концах света. «Работа для меня и наркотик, и единственное спасение», – говорил тогда Кларк.

Весь тот год он провел вне Америки. По оплаченным счетам легко прикинуть, что в течение года он жил более чем в шестидесяти отелях от Лондона до Тайваня.

Все шестеро детей Кларка окончили Гарвард.

Все шестеро по нескольку лет проработали в разных его компаниях. Ни один не только не достиг в компаниях отца высокого административного положения, но и не смог продержаться там более пяти лет.

Все объяснялось достаточно просто. Если Кларк предъявлял к сотруднику очень высокие требования, то к собственным детям они были высоки непомерно. О том, что они были даже слишком завышены, свидетельствуют примеры самостоятельной деятельности каждого из детей. Их коммерческие и общественные успехи на собственном поприще вполне доказали их деловую состоятельность. Которую, кстати, Кларк всячески поддерживал. В первую очередь, вероятно, тем, что очень рано объявил детям, что на какое-то серьезное наследство им рассчитывать не стоит.

«Парадоксы Кларка» при всем высочайшем профессионализме придворного биографа Роальда Линча тем не менее зияют внушительными лакунами, заполненными лишь общими фразами и анекдотами. Когда Линчу становилось трудно хронометрировать тот или иной период жизни Кларка, он преподносил читателю истории про выпущенных в шахту лифта блох или углублялся в подсчет предметов искусства, приобретенных Кларком. Или же описывал его благотворительные акции.

Глава четвертая ВТОРАЯ ПОДРУГА ЖИЗЕЛИ

26 июля 1994 года

Заместителю Генерального прокурора

Российской Федерации по следствию

Государственному советнику юстиции 3 класса

Меркулову К. Д.

от руководителя следственной группы,

следователя по особо важным делам

при Генеральном прокуроре РФ

старшего советника юстиции

Турецкого А. Б.

РАПОРТ

Докладываю о нижеследующем: по Вашему указанию 25 июля с. г. следственная бригада в составе следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре РФ Турецкого А. Б., старшего инспектора МУРа майора милиции Грязнова В. И., прокурора-криминалиста Генеральной прокуратуры РФ Моисеева С. С., стажера Ломанова С. В. приступила к выяснению оперативно-следственной обстановки применительно к расследуемому делу о смерти гражданина США, экономического советника посольства США в РФ Дэвида Ричмонда.

В ходе осмотра места происшествия по адресу Кутузовский проспект, д. 7, кв. 28 – 29 установлено: Семенова И. Л., работающая по линии УПДК приходящей уборщицей в квартире Дэвида Ричмонда, в 8.15 утра 25 июля с. г., открыв своим ключом входную дверь, обнаружила труп Дэвида Ричмонда в кресле перед работающим телевизором. Экспертиза, проведенная судебно-медицинским экспертом Сидоровой Е. Ю. в Главном бюро судебно-медицинской экспертизы при Минздраво-охранения РФ, показала, что смерть наступила от проникающего огнестрельного ранения в затылочную часть головы между 23 и 23.30 часами 24 июля с. г.

Следствием установлено, что выстрел был сделан из винтовки «Мазер» бельгийского производства (акт баллистической экспертизы прилагается). Выстрел был произведен через слуховое окно дома номер 7а, находящегося во дворе дома 7. В левом окне на расстоянии 52 см от основания стекла, 25 см от правого края рамы обнаружено отверстие, соответствующее размерам пули, используемой в винтовках названной марки. Следователем 2-го РУВД Центрального округа Степанцовым В. Г. произведен осмотр чердака дома 7а, откуда был сделан выстрел. Обнаружены вещественные доказательства, при анализе которых можно предположить, что стрелявший провел на чердаке не менее часа. Способ подготовки к убийству Дэвида Ричмонда изобличает в стрелявшем профессионала. Проверка показала, что использование данного оружия в других преступлениях, совершенных на территории РФ, не зарегистрировано.

В настоящее время следственная бригада занимается выявлением личных и деловых связей погибшего, а также опросом жителей окружающих домов.

Руководитель следственной группы, следователь по особо важным делам при Генеральной прокуратуре РФ старший советник юстиции Турецкий А. Б.

Водитель такси, симпатичный разговорчивый парень, не только запросил на удивление мало, но и помог донести вещи до самой квартиры. И конечно, попытался назначить свидание. Ольга поблагодарила, но в свидании мягко отказала. Она умела это делать так, что тот, кому отказали, все равно чувствовал себя почти облагодетельствованным.

Уф, наконец-то она дома. Все-таки гастроли, даже самые престижные, изматывают необычайно. Правда, в последнее время стали селить в приличных гостиницах, с хорошим видом из окна. Собственно, только это она и видела. Хотя это была уже третья поездка в Амстердам, но сказать, что она знает о городе больше, чем в детстве, когда впервые услышала об Амстердаме как городе тюльпанов и каналов, она бы не рискнула.

После утреннего спектакля надо было отдыхать, чтобы быть в форме к вечернему, после вечернего сил оставалось лишь на то, чтобы очухаться к утреннему.

Ольга Лебедева к двадцати пяти годам успела побывать во многих странах благодаря тому, что после окончания Московского хореографического училища попала сразу в Большой театр. За несколько лет она прошла путь от глухого кордебалета, исполняя тридцать второго лебедя у самого озера, до партий корифейки – в «тройках», «двойках» и даже в некоторых вариациях.

Она еще не оставляла надежды выбиться в солистки, но с каждым годом эта надежда становилась все призрачнее. Чтобы превратиться из подруги Жизели в саму Жизель, необходимо было маленькое чудо: или удачная роль в телебалете, или излишне близкие отношения с главным. Роль не подворачивалась, второй же путь ее не устраивал.

Она никогда не приступала ни к каким делам, не распаковав чемоданы. Расстегнув огромный в сине-красную клетку чемодан на колесиках, она стала раскладывать вещи на диване. Образовались три неравные кучки – кучка чистая, кучка грязная и кучка подарков. Она поцеловала в нос смешного плюшевого енота, удивительно похожего на Дэвида, ему-то она его и привезла.

Кучка грязная отправилась в ванную, кучка чистая нашла себе место в шкафу, подарки остались на диване.

Ольга включила автоответчик, прослушать последние сообщения. Так, срочно доплатить за квартиру, опять подорожали квадратные метры и горячие литры, мама просит посетить ее при первой возможности. Вместо ожидаемого привета от Дэвида (ведь он точно знает день ее возвращения) она услышала холодный, с резким акцентом голос Рути Спир, которая настоятельно просила очень срочно позвонить.

Ольга недолюбливала Рути, считая ее высокомерной и в общем-то глупой, но не могла не быть ей благодарной хотя бы за то, что именно Рути познакомила ее с Дэвидом.

Рути, вдова бывшего посла США в СССР Самюэля Спира, в последние несколько лет по большей части жила в Москве, занимаясь делами фонда покойного мужа. На приеме в американском посольстве в честь балетной труппы Большого театра они с Рути и подружились, если это можно назвать дружбой.

Временами Ольга подозревала, что Рути просто– напросто тайная лесбиянка. Уж больно настойчиво та зазывала ее в гости в свою квартиру в высотном доме на Котельнической набережной. Ольге из спортивного любопытства было даже интересно, когда же и как Рути начнет к ней приставать. Поэтому она очень удивилась, встретив однажды у Рути красивого белозубого американца, нового экономического советника посольства США. Возможно, пристальный к ней интерес госпожи Спир объяснялся просто одиночеством Рути.

Дэвид оказался неожиданно старомоден. Это было просто потрясающе и так непривычно! Тем более что Ольге он понравился с первого взгляда. Мужчины должны такое чувствовать. Даже когда он провожал ее после спектаклей и заходил к ней на чашечку вечернего чая с ликером, он вел себя почти как неопытный подросток. Бросал влюбленные взгляды, брал за руку, говорил ласковые слова. Дальше этого дело никак не шло.

Но Ольга не торопила события, с одной стороны, наслаждаясь атмосферой влюбленности, с другой, ощущая, что она сама, кажется, влюбилась. Она очень боялась, что у многих иностранцев достаточно превратное представление о русских женщинах, которые будто бы только и мечтают о том, чтобы выскочить замуж хоть за дряхлого эфиопа, чтобы только свалить из этой сумасшедшей страны. Ее смущали и порой раздражали немыслимые по российским представлениям траты Дэвида на развлечения и подарки.

Когда Дэвид притащил ей ни с того ни с сего автоответчик, она долго отнекивалась, они даже чуть не поссорились. Дэвид с видом обиженного мальчишки доказывал, что делает этот подарок скорее для себя, ненавидя длинные гудки в ее телефоне. Даже его обычно легкий акцент в этот момент стал более явным.

Теперь Ольга полюбила этот автоответчик. Именно тот день, когда Дэвид его подарил и они едва не поругались, стал первым днем их настоящей любви, заполнившей все ее существование. Тогда, два месяца назад, они подали заявление в загс на Грибоедова. Ольга настояла на выборе самого большого срока перед регистрацией – три месяца, чтобы у Дэвида, как она ему заявила, была возможность еще раз как следует подумать.

Переехать к нему окончательно до официальной свадьбы она не захотела. Во-первых, чтобы не сглазить, во-вторых, чтобы пореже чувствовать двусмысленный взгляд консьержки в его подъезде. Поэтому по большей части они встречались в ее однокомнатной квартире, а апартаменты Дэвида тот

использовал исключительно как офис. Хотя там в ванной комнате висел подаренный Дэвидом пушистый розовый халат, а в спальне у зеркала стояла самая необходимая косметика. Дэвиду иногда удавалось уговорить ее остаться на Кутузовском. Тогда по утрам он отвозил ее на репетиции на своем красном «форде».

Прежде чем выполнить настоятельную просьбу Рути, Ольга набрала номер Дэвида. Телефон был переключен на факс и противно, прямо-таки омерзительно свистел.

Рути сразу взяла трубку, словно специально сидела возле телефона.

– Добрый день, Рути! Я только что приехала. Представляете, в амстердамской лавке на Ватерлоо-плейн я нашла такого чудного зверя! Копия Дэвид, – радостно затараторила Ольга. – Что?.. Что-что?!..

Трубка выпала из ее рук. С дивана стеклянными и мертвыми глазами на нее смотрел плюшевый енот.

В пивном ресторане на Якиманке за угловым столиком у окна сидели двое.

Один был крупным, с круглым, простодушным лицом, на котором почетное место занимал приплюснутый нос, выдававший в нем бывшего боксера. На запястье его левой руки, чуть ниже золотого часового браслета, корявыми буквами было вытатуировано «Леха». Он с удовольствием настоящего любителя пива прихлебывал ежеминутно из поллитрового хрустального бокала.

Его товарищ, сидевший напротив, пил оранжевый апельсиновый сок из высокого узкого стакана. Этот второй был полной противоположностью Лexe. Неестественный блеск светло-карих глаз и регулярное движение указательного пальца вверх по переносице, выдавали в нем недавно надевшего контактные линзы очкарика. Некая поросль, которую с трудом можно было назвать бородой, вяло обрамляла нижнюю часть узкого лица. Узкие губы, словно никогда не ведавшие улыбки, при разговоре едва разжимались, что придавало его речи особый сарказм.

– Послушайте, сэр Петухов, не нажирались бы вы пивом, пожалуй.

– Отзынь, Доля, бля. Ты меня этим «сыром» вконец, бля, достал. Как двину промеж глаз, так твои линзы из ушей повылазят.

Обстановка ресторанчика резко контрастировала с высокоинтеллектуальной беседой молодых людей. Это был один из тех немецких пивных ресторанов, которые в последнее время повырастали по Москве как грибы. Но напоминали они не отечественные поганки, а искусственные и неестественно аккуратные шампиньоны. Высокие цены не позволяли приходить сюда обычным ханыгам, а «новые русские» с тугими кошельками и бандитскими выражениями лиц в подобных заведениях по мере сил пытались соответствовать обстановке.

Бывало, конечно, и постреливали, но не столь часто. Тем более что большинство московских ресторанов давно были поделены между разными мафиозными группировками. Их хозяева, разъезжающие на «мерседесах» и «кадиллаках», более всех иных заинтересованы во внешней благопристойности.

– Ты, Леша, все же очень грубый человек, – поправляя пальцем несуществующие очки, сказал Доля. – Недаром тебя вечно на мокруху тянет...

– Чья бы мычала, – отхлебнув пива, расплылся в улыбке Леха.

– Вот скажи мне честно, Леша, зачем тебе деньги? На пиво и девок? Пошло. Тем более что девки тебя и так любят.

– Ну ты скажешь, Игорек! Кому ж капуста-то не нужна? Особливо зеленая. Я жить широко люблю, баб шампанским французским поить. Они после него добрые такие...

– Да ты поди французское от нижегородского не отличишь...

– Так а для чего ж наклейки на бутылки клеют?! – Леха аж чуть не прослезился от удачной шутки.

Даже Доля состроил подобие улыбки на своих узких губах.

– А вот ты лучше скажи, зачем тебе деньги? Пить не пьешь, на сок и инженером можно намолотить. Бабы тебя редко интересуют...

– Тебе, Леха, не понять. Я вот тут недавно «Британику» купил.

– Какую такую британию? Пушка, что ли, новая?

– Не пушка, Леша. Энциклопедия. Лучшая в мире. Английская.

– Так прям не по-русски и читаешь?

– Да, кумекаю немного по-басурмански, как говаривал поэт Клюев, друг твоего любимого Есенина, между прочим.

Доля подозвал официанта и потребовал живую розу в высоком стакане. Вышколенный официант только кивнул.

– Ну ты, Игорек, даешь, – с искренним восхищением сказал Леша и протянул собеседнику свою огромную ручищу для дружеского рукопожатия: – Слушай, ты б что-нибудь такое Буку завернул. Он любит такие приколы.

– Бук ты мой опавший, бук заледенелый, – нарочито скрипучим голосом пропел Доля на мотив известной есенинской песни.

– Буку, дорогой мой, мы с тобой, вместе взятые, со всеми нашими потрохами и талантами интересны только постольку поскольку. Вообще я тебе советую с ним поменьше шутить и язык без надобности не распускать. Я его по Афгану слишком хорошо помню...

– Ладно, хрен с ним, с Буком. Ты мне лучше вот что скажи. Вон видишь, там на пивном бочонке крантик? Ты отсюда в него из «макара» попадешь?

– Запросто, – ответил Доля, «поправляя очки».

– Ну давай попробуй, а то мухи на лету дуба дают. – Леха правой рукой полез в задний карман джинсов.

– Окстись, Леша. Что-то тебе моча от пива в голову вдарила. Сходи отлей, и пойдем.

Сам отливай, бля, – обиженно насупился Леша, засовывая фирменную картонную подставку от пива в карман своего малинового пиджака, и поднялся.

– Фи, Леша, что за плебейство! Положь на место, – скривился Доля.

– Да я ж их коллекционирую. Я из Германии их целую кучу привез.

– Ладно, поехали, а то Бук ждать не любит. Сегодня плачу я. – Доля достал аккуратный кожаный бумажник и положил на стол несколько крупных купюр.

Входивший в зал официант с абсолютно неуместной розой в стакане увидел только их спины.

... Я сижу в кабинете, листаю книгу Роальда Линча «Парадоксы Кларка». Мне все больше кажется, что хитрый маленький Турецкий не обманывался насчет морских купаний. А к таким купаниям следует готовиться. Я прекрасно вижу все ужимки и уловки ловкого биографа, но пока не понимаю, чем же они вызваны. Или это у них, у американцев, такой жанр...

Сегодня у Верочки уже оранжевая помада, но, заглянув ко мне, она говорит ровно то же самое, что вчера, – меня вызывает Меркулов. Кажется, нынче я догадываюсь зачем. И на всякий случай беру с собой эту самую биографию с портретом жизнерадостно улыбающегося Кларка на глянцевой обложке.

Я киваю Валерии Петровне и прохожу в кабинет. Меркулов встает из-за стола, а я, словно игрок в покер, кладу на стол «Парадоксы Кларка».

– Ну ты догадливый, – искренне восхищается Меркулов.

– На том стоим, – скромно отвечаю я. Ничто так не украшает следователя по особо важным делам, как скромность.

– Интересно, какова же твоя первая версия на предмет господина Кларка? Только, чур, не думая!

Меркулов, видимо, вспомнил свои собственные рассуждения о так называемой «первой версии», о том, что «ляпнутое» с бухты-барахты самое невероятное предположение иногда вдруг оказывается попаданием в единственно верную точку. Главное – выдавать текстуху, не думая. Я и не думал:

– Кларк... Кларк – это советский шпион!

Честное слово, если стекла от нашего хохота не

вылетели из рам, то это было лишь счастливой случайностью. От нелепости моей «первой версии» Меркулов аж прослезился.

– Ну ладно, посмеялись, и будет, – он тыльной стороной ладони вытер глаза. – Слушай, Саша. Твои акции прямо-таки на глазах растут в цене. «Хопер», да и только. На сей раз о тебе вспомнил уже не замминистра, а сам Президент. Правда, привета не передавал. Или наш и. о. себе привет зажилил, в копилку положил.

– Я весь внимание, Константин Дмитриевич.

Меркулов положил перед собой тонкую глянцевую папочку с грифом «Президент Российской Федерации». Я обратил внимание, что Костя совсем поседел и выглядит усталым. Похоже, наши пикники вновь откладываются на неопределенное время.

– В общем, слушай. Президент через нашего и. о. Генерального поручает именно тебе дело Кларка. Дело, прямо тебе скажу, темное. Мне даже кажется, что его вообще бы спустили на тормозах, но здесь вмешались некоторые привходящие обстоятельства.

В кабинет вошла Валерия Петровна с традиционным чаем и теплыми булочками на тарелке.

– Это из новой кондитерской на Петровке, по австралийским рецептам, – словно радуясь за Австралию, гордо сказала Валерия Петровна.

Сегодня она выглядела чуть за сорок. Верно, погода поменяется.

Прихлебнув чаю, Меркулов продолжил:

Дело в том, что в настоящее время в Москве в Институте русского языка проходит стажировку некая Баби Спир, внучка бывшего американского посла, недавно умершего в США. Через нынешнего посла она обратилась к Президенту России с личной просьбой о расследовании обстоятельств смерти Нормана Кларка, личного друга ее деда и одного из распорядителей Фонда Самюэля Спира. Она считает, что смерть Кларка и смерть Самюэля Спира, случившаяся вследствие автомобильной катастрофы, связаны между собой. – Меркулов допил чай, так и не прикоснувшись к булочкам. – Мало того, она утверждает, что с делами фонда, которыми в последнее время распоряжались Кларк и вторая жена, точнее вдова Спира, Рути Спир, что-то явно нечисто. – Костя чуть усмехнулся, мол, прежде мы с тобой, Турецкий, только стерильными делами занимались, а тут – на тебе! Нечисто! – Ко всему прочему, исчезла принадлежавшая Кларку коллекция картин русских художников-авангардистов, которую он собирался передать в дар недавно открывшемуся Музею частных коллекций. Коллекция находилась в московской квартире Кларка в Плотниковой переулке. Вот такие булочки, – философски заключил Меркулов.

Я взял папку и биографию Кларка и откланялся. Уж теперь-то Грязнов с Ломановым наверняка появились.

По сиянию Верочкиных глаз даже и не сыщик понял бы, что Ломанов на месте.

Так я и знал! Сидит, режется с компьютером в шахматы, а всклокоченный рыжий Грязнов яростно болеет за компьютер. Побеждает дружба – при появлении грозного начальника стажер прерывает партию.

– Докладывайте, ребятки, по очереди, – усаживаясь за свой стол, говорю я, – давай ты сначала, Слава.

Грязнов пытается растопыренной пятерней привести в порядок свою шевелюру, но безуспешно.

– Расческу потерял, – недовольно говорит он и приступает к делу.

Грязнов успел обойти не только дом 7а, из чердака которого был произведен выстрел, но, кажется, облазил вообще все окрестности. Результат, к сожалению, оказался невелик. Все-таки плохо иметь дело с дипломатическими домами, где нет вездесущих любопытных бабулек у подъезда. Дело в том, что подъезды обычного дома 7а выходят в противоположную от дипломатического двора сторону. Никто не видел с 22 до 24 часов незнакомого человека с портфелем или «дипломатом».