Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Прочитали. Переглянулись. Пришли к выводу, что, по существу, расследование придется начинать самим и сначала. В материалах было столько противоречий, столько нестыковок и ничем, никакими фактическими данными, не подкрепленных предположений, что можно было подумать, будто и следователь, и оперативники занимались исключительно тем, чтобы окончательно запутать и без того непонятное происшествие. Была ли в этом их вина, требовалось разобраться. И вообще, кто такой, в самом деле, этот Крисс, чтобы убийством какого-то «законника» занималась Генеральная прокуратура? Ну убрали – наверняка свои же! Значит, и было за что. Но тогда почему вокруг дела столько тайны?

Женщина пропала? Ну так ищите, на то и есть милиция. Чушь какая-то…

Кстати об этой Волковой. Соседи показывают, что, перед тем как она поселилась в огромной своей квартире, занимающей целый этаж дома на улице Доватора, там с полгода шел так называемый евроремонт. Это когда от стараний строителей весь дом месяцами ходуном ходит. И никакие жалобы соседей ни в РЭУ, ни в управу, ни даже в мэрию не помогают. Понятное дело, крутая дамочка, «подмазала» где надо. А вернее, заимела себе крутого мужика, которым, судя по раскладу, и был тот бывший вор в законе.

Первым и единственным, кто ее допрашивал сразу после покушения, а точнее, после того, как врачи оказали ей неотложную помощь, был «важняк» из межрайонной прокуратуры. Подписанный им протокол и был подшит к делу. Но странная штука: ничего внятного, по существу, сказано не было. Ну ехали завтракать в «Славянскую», говорили, даже ругались по поводу какого-то мотоциклиста, который их машину вроде преследовал. Потом тот умчался, а позже и началось. Дальше она ничего не помнит. Допрашивал свидетельницу этот следователь Нехорошев уже у нее дома. Он даже время указал: 12 – 12.30. А когда на следующий день потребовалось ему же что-то уточнить у свидетельницы и он послал за ней на улицу Доватора своего оперативника, тот, возвратившись, сообщил, что никто ему дверь не открыл и на дверные и телефонные звонки не ответил. Было принято решение немедленно вскрыть квартиру, что и сделали, соблюдая при этом все необходимые формальности. В помещении никого не оказалось, а некоторые разбросанные на диване и креслах предметы женского туалета указывали на то обстоятельство, что хозяйка покидала свою квартиру в спешке. Такой вот напрашивался вполне однозначный вывод.

И снова у «важняков» возникло странное ощущение, что и допрос свидетельницы, и вскрытие ее квартиры проделано как-то бестолково, что ли, и определенно нуждается в проверке. Например, раз уж вскрыли квартиру по необходимости, почему в ней не был произведен обыск? Наверняка могли обнаружить улики, либо указывающие на причину совершенного убийства, либо могущие подсказать, куда и почему скрылась свидетельница. Значит, все это придется проделывать заново, а время ушло.

Или опять же вопрос с теми мотоциклистами. Сколько их было, в конце концов? Куда они ехали? Но следователь почему-то ограничился лишь констатацией самих фактов, по сути противоречащих друг другу, и не стал заниматься их проверкой. Ему помешали? Или он сам не захотел заниматься нудной, рутинной работой – выяснять, куда они все позадевались? Ведь эти ненормальные рокеры – или как их там называют? – обычно носятся с таким грохотом, что поневоле привлекают к себе внимание посторонних. Значит, скорее всего, не захотел.

И вот получается странная вещь. Какому-то там межрайонному следователю наплевать, видно, на очередной «висяк» на собственной шее, а президенту государства, оказывается, вовсе не наплевать! Оправдание же может быть найдено разве что в том, что следователю, говоря языком Шекспира, недоступна связь времен (как и ряда однотипных явлений, называемых заказными убийствами), а президент – в курсе. И представляет себе, отчего такая связь может прерваться.

Но в любом случае господину Нехорошеву Игорю Борисовичу – хочет он того или нет – придется дать более подробный, а главное – внятный отчет о своих действиях.

Таков был первый основной вывод, к которому пришли Рюрик с Александром. И немедленно им потребовалась помощь оперативных служб. Недаром же, уезжая в командировку, Константин Дмитриевич предупредил их, что в трудных ситуациях следователи могут полностью рассчитывать на помощь Вячеслава Ивановича Грязнова с его оперативным управлением. Так зачем же бегать самому там, где за тебя это гораздо лучше сделают профессионалы, стоит им только доходчиво объяснить задачу?

Александр набрал телефонный номер Грязнова. На вопрос помощника, взявшего трубку, представился:

– Курбатов из Генеральной прокуратуры. Вячеслав Иванович в курсе.

И почти сразу откликнулся рыкающий голос генерала:

– Это в курсе чего я должен быть? Привет, Саша.

– Да все по тому же делу, Вячеслав Иванович, по убийству на Бережковской. Мы бы с Рюриком не стали вас беспокоить, но Константин Дмитриевич, – он подчеркнул сказанное особым нажимом, – предупредил, что наиболее важные решения мы должны обязательно согласовывать с вами.

Рюрик, слушая товарища, только молча смеялся да головой качал: мол, ну дает!

– И чего ж это вам потребовалось обязательно согласовать?– Генерал явно смягчился.

– Могу в двух словах?

– Валяй!

И Курбатов действительно в течение минуты обрисовал общие впечатления от проделанных межрайонной прокуратурой оперативно-розыскных действий.

– Короче, на двойку они сработали, Вячеслав Иванович. И больше того, потеряли главную свидетельницу. Ну с самим следователем мы уж как-нибудь разберемся, а вот на тех мотоциклистов, о которых все упоминают, но которыми так никто и не пожелал заняться, выйти нам все равно придется.

– Правильно, только я тут при чем?

– Люди нужны.

– А МУР что же?

– Ваши-то оперативники понадежнее, Вячеслав Иванович, – откровенно польстил Курбатов.

А Рюрик показал ему большой палец – молодец!

– Ладно, – согласился польщенный генерал. Он хоть и сидел в новом своем управлении, как говорится, без году неделю, все же настоящим чувством патриотизма обладал. – Поможем. Договоримся. А пока вы с Рюриком вот чем займитесь. Мы вчера, то бишь, правильнее сказать, уже сегодня ночью кое-что обсудили, и вот что я вам доложу, ребятки. Позвоните-ка в «Глорию», к Денису. Телефон его, надеюсь, вам хорошо известен. Позвоните и подъезжайте к нему. Да там и пешком – пять минут. Мой друг Саня, помнится, всегда сам пешком ходил ко мне в гости. Это когда я… – Генерал ударился в приятные для себя воспоминания, и прерывать его в такой момент было бы неразумно. – Ну да, когда из МУРа ушел и организовал частное агентство. Вы тогда пешком под стол ходили, надо понимать…

– Не, мы уже юрфак заканчивали. А Александр Борисович нам как раз лекции читал. И примеры приводил… из вашей с ним совместной розыскной деятельности.

– Во-во! А я про что? Значит, валяйте к Дениске, он уже некоторым образом в курсе ваших проблем. Да и Саня тоже считает, что вам лучше это дело раскручивать вместе. А вы его разве сегодня еще не видели, шефа-то?

– Нет, а что?

– Ничего. Правильно, пусть маленько отдохнет. Перед отлетом… Далеко ж лететь, во Франкфурт, который аж на Майне, вон где!

«Важняки» обсудили предложение Грязнова и решили, что в таинственном «ночном обсуждении», скорее всего, и принимал участие Александр Борисович, а теперь, естественно, отсыпается. Хорошо, значит, проводили в Питер Константина Дмитриевича. Ничего, Володька Поремский потом расскажет…

Денис будто обрадовался их звонку. Сказал, что может и сам подскочить в Генеральную, но лучше, если бы это сделали они: в «Глории» спокойнее по части всякого рода посторонних глаз, ловушек и «прослушек». Да и хорошим «кофием», как говорится, не обижены. А поговорить есть о чем.

И уже через двадцать минут следователи сидели в кабинете Дениса Андреевича и потягивали из маленьких чашечек настоящий, а не растворимый кофе, аромат которого, казалось, мог бы остановить и прохожего на улице.

Первым делом Денис показал им соглашение, которое было заключено с теткой исчезнувшей Волковой – Алевтиной Константиновной Власьевой, приезжавшей днями специально из Петербурга по совету генерала Гоголева, заместителя начальника тамошнего ГУВД. Сказал, что на его счет в Альфа-банке уже поступили семьдесят пять тысяч рублей, то есть пятьдесят процентов оговоренного гонорара. Отказать такой серьезной даме Денис, разумеется, не мог. Как, в свою очередь, не смог раздобыть пока никаких сведений, никакой стоящей фактуры, собственно, и по самому заказному убийству. «Следствие сведениями не располагает», «результаты проведенных экспертиз в интересах следствия разглашению не подлежат», «разрешение на производство обыска по месту жительства потерпевшей представителям частной розыскной структуры выдано быть не может» и так далее. Пустота. Точнее, железная, непробиваемая стенка. Интересно, а ее возведение в чьих интересах?

Следователь Нехорошев беседовать с сотрудником «Глории» Филиппом Агеевым вообще отказался. И даже появление Дениса, упоминание его фамилии вызвали у этого Нехорошева реакцию, похожую на ту, что случается от неожиданного приступа зубной боли. Формально-то он, может быть, по-своему и прав. Но, с другой стороны, что здесь такого уж сверхъестественного? Есть пострадавшая сторона, есть официальный ее договор с частным охранным предприятием, есть горячая заинтересованность найти исчезнувшего человека, кстати, свидетельницу, необходимую тому же следствию! А чего нет? Нет желания работать! Расследовать преступление. И ничего другого. Но почему? А это уже совсем другой вопрос. Вот его-то Денис Андреевич и поставил на совместное обсуждение.

Правда, вчера они с Грязновым-старшим и Александром Борисовичем попробовали подумать на данную тему, порассуждать, чем конкретно могло быть вызвано столь невнятное отношение следователя к уголовному, явно заказному, преступлению. Но время было уже позднее, а генералы в приличном подпитии и несколько расслабленных чувствах, а потому серьезной беседы как бы и не получилось. Хотя «полезных советов» было высказано немало, как обычно. Конечным же результатом, или подведением итогов, явилось сообщение Турецкого, что тем же делом займутся Курбатов с Елагиным, и, следовательно, лично он готов одобрить совместную деятельность своих «важняков» с агентством «Глория». А Вячеслав Иванович пообещал им в этом полностью содействовать.

– Такие вот пирожки, господа, – закончил речь Денис. – Вы материалы с собой, часом, не прихватили?

– Само дело – в сейфе, а копии я, часом, снял, – улыбнувшись, ответил Рюрик. —Я почему-то предчувствовал, что дело к тому и клонится. Держи, Денис, – и протянул папку с ксерокопиями документов. – Нам– то скрывать сейчас друг от друга нечего.

– Я, с вашего разрешения, прогляжу, а потом поделюсь тем, чем сам богат. Немного, конечно, но есть. Да и Филя чуть позже подъедет, он как раз кое-что перепроверяет из того, чем вчера разжился. Впрочем, может, это уже есть тут у вас?

– А если поконкретнее? – спросил Курбатов.

– Конкретно? Можно. О троих мотоциклистах!

– Вот! – Курбатов даже кулаком стукнул по столу от возмущения. – А эти хреновы свидетели, на чьих глазах произошло преступление, знаешь что говорят? Предположительно, один, а возможно, их было двое. Они не могут утверждать со всей уверенностью!.. Тьфу! И кто их опрашивал? Маразматики, а не оперы! Где нашли?

Денис улыбнулся такой горячности.

– Я ж говорю: Филипп приедет и все нам расскажет. Его работа…

И он стал читать. А следователи, возмущаясь преступным бездействием коллег из межрайонной прокуратуры, принялись за новые чашечки восхитительного кофе.

3

В принципе найти и связать концы – работенка для Фили Агеева самая обыденная. И когда в межрайонной прокуратуре ему практически показали на дверь, он сразу подумал, что дело здесь нечисто. Почему – другой вопрос. Но стоит поразмыслить строго логически.

В молодежной газете было написано, что две жертвы покушения из четырех, находившихся в машине, остались живы и были доставлены в Склиф врачами «скорой» в сопровождении следователя, фамилия которого, естественно, пока не разглашается. Оно и понятно: преступники не должны знать тех, кто ими занимается. Это означает, что все данные о пострадавших могут находиться именно в клинике, где их принимали врачи. И если следователь отказывается делиться своими сведениями, придется обойтись без его помощи. И Филипп отправился в институт Склифосовского.

Конечно же никто бы и не стал разговаривать с каким-то частным сыщиком, но для подобных случаев у Агеева имелось удостоверение работника МУРа, выданное ему в те годы, когда он там действительно работал под рукой самого Вячеслава Ивановича Грязнова. Им же, кстати, и подписанное. Естественно, прибегал к помощи этой ксивы Филя только в исключительных случаях. Документа и в самом деле оказалось достаточно, чтобы разговорить по душам старшую медсестру, а затем выйти и на врача, который лично занимался ранеными пациентами. Таким образом, вскоре Филя имел довольно пространное описание как самих пострадавших, включая врачебные диагнозы и прочее, а также и домашние адреса обоих. Ну, говорить сейчас о мужчине, находящемся без сознания в отделении реанимации, нужды не было, а вот женщина или, скорей, девушка эта Филю очень заинтересовала. А по рассказу врача сыщик заметил, что и того тоже. Но доверительной беседе с пациенткой, на что, вероятно, очень рассчитывал рыжий эскулап с прохиндейскими глазами, неожиданной помехой оказался тот следователь, в чьи руки доктор потом, собственно, и передал пострадавшую.

Что же касается ее ранения… Пуля задела трапециевидную и пробила грудино-ключично-сосковую мышцы, травмировав при этом левую лопатку и вызвав слабое сотрясение мозга, и разорвала мочку правого уха. Раны доктор зашил, сделал обезболивающие уколы. Впрочем, пациентка, по ее словам, чувствовала себя довольно сносно и оставаться в клинике никак не пожелала. И руководили ее поведением в тот момент, по мнению доктора, не столько даже боль, сколько стрессовое состояние от самого факта покушения плюс какое ни есть, но все же сотрясение мозга и, наконец, потеря крови. Ведь пока вытащили из машины, пока наложили кровоостанавливающие повязки, пока везли, время-то шло. Так вот, этот следователь, мрачный молодой человек, который потребовал немедленно установить охрану у палаты мужчины и даже звонил куда– то по этому поводу, и забрал пострадавшую с собой, едва хирург закончил свою работу…

Тут доктор перевернул листок-другой настольного календаря и добавил:

– Волкова ее фамилия. Адрес найдете в регистратуре. Так что, говорите, с ней снова случилось?

– А разве я вам что-нибудь говорил? – Филя обезоруживающе улыбнулся. – Нет, уважаемый доктор, просто мне необходимо задать ей несколько вопросов. Работа такая.

– Понимаю. – Доктор многозначительно хмыкнул. – М-да… у каждого – свое… Так если у вас больше вопросов нет…

– Последний, с вашего разрешения. Этими двумя пострадавшими кроме меня еще кто-то интересовался?

– Насколько мне известно, нет.

– Тогда благодарю.

А домашний адрес Светланы Алексеевны Волковой он уже имел. Из той же регистратуры. И Филипп отправился по указанному адресу, в район Хамовников.

О том, чтобы с ходу проникнуть в квартиру, где поселилась «звезда Кировского балета», как назвала свою племянницу мадам Власьева, которая в ожидании конца ремонта в своем новом жилище обреталась не где– нибудь там, а в «Славянской», не могло быть и речи. Да Филя, в общем, и не собирался. Хотя нет тех крепостей, которые… и так далее. Но узнать-то о том, что здесь и как, какие машины, к примеру, подаются к подъезду, что за народ крутится вокруг, это – запросто. Для этого никакая милиция не нужна. Достаточно двух-трех бабок на лавочке либо стариков-доминошников, которые знают всё.

Он нашел и двор, и дом, обошел его со всех сторон и отметил на последнем, шестом этаже шеренгу одинаковых новеньких окон, опоясывающих периметр здания. Это из тех дорогих заграничных «игрушек», которые открываются по желанию хозяина и сбоку, и сверху, и снизу, и вообще черт-те как. Ну что ж, строители хорошо постарались, вероятно, получилось вполне достойно известной балерины. Многие в Москве желают теперь жить, понимаешь, по-европейски. То есть и вместе с простым народом, и как бы отдельно от него, чтоб дистанция все же чувствовалась.

Затем, для полной уже уверенности, Филя поднялся, но не лифтом, а пешком по лестнице, до самого верха, оглядывая по дороге обитые черным и коричневым дерматином обычные двери обычных жильцов – по четыре на каждой площадке. Ничего, не хило – четыре-то квартиры – в одну. Это ж, если обыск производить, мало не покажется…

На шестом этаже оказалась только одна дверь – большая, сейфовая, из пушки не прошибешь, разве что танком дернуть. Филя не поленился, внимательно прошелся взглядом и указательным пальцем по бронированной дверной коробке, проверил все подсоединения в шкафчике с электросчетчиком. Убедился, что дверь– на сигнализацию, как это делают те, кто сильно боятся квартирных воров, поставлена еще не была. Впрочем, может быть, там у них, внутри, есть свои заморочки. Но эту дверь уже после исчезновения Волковой явно открывали. Иначе замочные скважины не были бы плотно залеплены бумажными полосками с традиционными жэковскими лиловыми печатями. Короче, дверь не стали бы опечатывать, если бы хозяйка была жива, здорова и легко достижима для сотрудников прокуратуры и милиции.

Отсюда проистекал и следующий вывод: в квартире наверняка делали обыск ввиду исчезновения хозяйки. Кто делал? А тут и двух мнений нет: конечно, прокуратура. Сама милиция не полезет без разрешения, а следователь Нехорошев – подходящая фамилия для этого типа – вел себя, видать, как та кошка, которая хорошо знает, чье мясо съела. Прокололся наверняка со свидетельницей, а теперь темнит изо всех сил. «Не знаю… не положено… без указания руководства…» Ну и не надо.

Филипп спустился к подъезду и стал приглядываться к немногочисленным бабушкам и дедушкам, отдыхающим в тенечке. И для начала разговора выбрал двоих, с сердитыми отчего-то лицами, сидящих напротив друг друга за шахматной доской. Подошел, посмотрел позиции, хотел было подсказать одному из игроков хороший вариант, который через два хода приводил противника к матовой ситуации, но – промолчал. А вот игрок, напротив, недовольно поднял на Филю колючий взгляд и заявил прокуренным басом:

– Па-пра-шу без пад-сказок!

– А я и не собираюсь. – Филя пожал плечами. – Хотя один ход есть, ну просто конфетка. Я по другому делу, отцы. Может, окажете помощь органам?

Вот это уже было действительно другое дело – живое. Старики словно воспрянули в ожидании.

Естественно, Филипп сунул одному, а потом другому под нос свое удостоверение оперуполномоченного МУРа и опустился рядом на корточки.

– Дело, значит, такое, отцы. Очень меня вон та квартира интересует, которая целый этаж занимает. Не знаете, чья она?

– А мы не из энтого дома, мы из того, –старик с хриплым голосом показал дом напротив. – А что здесь шибко крутые поселились, так то всем известно. С Нового года все строят и строят, народ, говорю, совсем замучился.

– Мне сказали – балерина какая-то? – кинул наживку Филипп.

– Да по мне, пусть хоть сама Пугачева, без разницы, – отозвался второй, – ты людям зла не делай! Верно, Егорыч? А здесь вечно мужики страховидные, обратно же охрана, машины – джипы, ага, будь они прокляты! Так и гоняют, так и гоняют без стыда и совести!

Первый, тот, что прокуренный насквозь, хрипло засмеялся:

– Да ты, Иван, вовсе памятью ослаб, говорю. То ж не джипы гоняли, а грачи залетные! – и объяснил Филиппу: – Тут у нас энти сумасшедшие заявились было. На тарахтелках своих, черные, в коже все, и мотоциклы, стало быть, у них такие же. Сплошной, говорю, треск и вонь. Хышчники, одно слово. Мы еще тогда заметили, верно, Ваня?

– О, интересно! – поощрил Филя. – И что же их сюда занесло? Давно было-то?

– А в тот день, когда у вокзала-то джип хозяина, – Иван кивнул на дом, про который говорил Филипп, – в упор расстреляли.

– Вот это да! – прямо-таки опешил Филя. – А вам– то, отцы, откуда известно?

– А что ж мы, уж и телевизор, что ль, не смотрим?

Показывали ведь! И номер видно было. А нам он давно известен, вечно тут стоит. Вот ты говоришь, мил человек, балерина. А ведь про то никому тут не известно. Разве что та девка, которая все с хозяином ездила?

– Так, может, мы об одном человеке и думаем? В смысле, о женщине? По документам-то квартира именно ей и принадлежит. А вот кто он ей – это большой вопрос.

– Кому вопрос… – иронически хмыкнул Иван. – А ты, милок, почаще в телевизор гляди, там тебе и подскажут про вопрос твой! Ворюга он, жиган, хозяин твой, вот кто. Вида-ал я их… Вот и показали его в телевизоре, как из машины вытаскивают.

– Ты смотри… – совсем искренне удивился Филя.

Он даже и макушку свою поскреб озабоченно, для

большей убедительности, чем совсем развеселил стариков, уличивших опера уголовного розыска в незнании таких простых вещей. А всего-то и дела – в телевизор вовремя поглядеть! Ну да, видать, некогда, бегать же им надо…

– А у меня имеются сведения, что девица эта, или женщина, хрен их разберет, исчезла сразу после того покушения, что было в прошедшие выходные, так?

– Может, и исчезла. – Егорыч пожал плечами. – Да только в энтот день приезжала она. На машине с мигалкой. И голова вся забинтованная. Я помню. Я ж тебе тогда, Ваня, мат поставил!

– Ты? Мне? Да это я тебе как раз шах объявил! Имей совесть, перед посторонними-то!

– Стоп, отцы! – Филипп сунул между ними обе руки, как бы разводя их в стороны. – Это очень важно. Приехала на «Волге» с мигалкой. Одна?

– Не, с мужиком. Молодой такой, правда, сутулый, его раньше тут не было. Провожал ее.

– А потом?

– А потом уехала обратно. В смысле, не знаю куда. С ним же. И большую сумку он за ней нес.

– А за прошедшую неделю вы ее видели?

– Не, – помотал головой Иван. – Милиция тут наезжала, это было, ага, в середине недели. Говорили про обыск. Ходили там… потом уехали. А ее – нет, не было. И ты тоже не видал, Егорыч?

– А что я, следить за энтой должен, скажешь тоже! Не было, говорю.

– Так, с этим понятно, а теперь давайте про тех мотоциклистов, которые, как вы говорите, на хищников были похожи. Чего-нибудь помните про них?

– Чего ж помнить-то? Вон там они, у детской карусели, кружком стояли и между собой все – гыр-гыр– гыр, гыр-гыр-гыр! И энти у них звенели, мобилы, во! А как телефон-то послушали, сразу тарахтелки свои завели и укатили! Двое – туда, на Усачевку, а третий – обратно, вон к той арке ближе. И за сиренью затаился. А как джип хозяина тронулся, и он за ним.

– Черные, говорите, и на грачей похожие? Это у них шлемы такие, что ли?

– Ну шлемы-то – само собой. А еще энти – забрала, они этак вот отбросили, – Егорыч показал характерным жестом,– и болтают не по-нашему. Горбоносые, говорю, чернявые. Вроде тех, что на Усачевском рынке палатки держат, хышчники!

– Больше не появлялись тут?

– Не, как грачи, – засмеялся Иван, – поди, откочевали, где жратва пожирней.

– А может, это они и охотились на хозяина? – спросил Филипп.

– Да кто ж его знает, может, и охотились. Зачем ему в кустах-то сидеть? Следил, поди.

– Об этом кто-нибудь еще знает?

– А кто ж нас спрашивает? Вот ты спросил, мы и рассказали. А чтоб вообшче, так молчок.

– И правильно. Меньше знаешь —дольше живешь. Спасибо, отцы, в самом деле, помогли вы мне.

Филипп поднялся. Но его жестом остановил Иван:

–Не, теперь ты погодь, мил человек! Чего ты про конфетку-то сказать собирался?

– А-а, – словно вспомнил Филя и наклонился над доской. – Тут, отцы, такой вот чудесный эндшпиль у вас наметился. Глядите!

И Филя, будто заправский шахматный мастер, быстро сделал ход белым слоном, затем ответил ходом черной пешки, тут же подвинул ладью, и черный конь оказался в западне.

– А дальше – дело техники. Черные теряют коня, но делают шах слоном. Белая ладья закрывает, следует обмен, и… белым – мат.

Дав посмотреть позицию, он ловко вернул все фигуры на свои места.

– Вот и думайте теперь. Всего вам доброго. Если мне понадобится, еще разок обращусь, можно?

Так мы всегда тут, – нехотя уже ответил Иван, игравший черными и теперь сосредоточенно вспоминавший ходы Фили, чтобы на этот раз твердой рукой повергнуть противника. Посторонние фразы и люди только мешали ему утвердиться теперь в близкой уже победе.

4

Такую вот историю рассказал Филипп Кузьмич Агеев следователям Генеральной прокуратуры. С разрешения, разумеется, своего директора, а так фиг бы он стал делиться с «чужаками» собственными наработками. Но Денис сказал: «Надо, Филя, не жмись…» И он не стал «жаться».

И теперь совершенно в новом свете нарисовалась фигура господина советника юстиции Нехорошева Игоря Борисовича, беспричинно упертого в своем нежелании делиться с частным сыщиком какими-либо материалами расследования. Впрочем, в данном конкретном случае, то есть в отношении Филиппа, его упрямство можно все-таки объяснить чисто профессиональным снобизмом. В конце концов, частный детектив «пашет», как известно, за крутые бабки, а госслужащий вынужден из кожи лезть за смешную зарплату. Так почему же он, Нехорошев, должен делиться, что называется, бесплатно своими собственными наработками с каким-то там Агеевым? Хорошо, назовем это объяснением. Но ведь есть и другая сторона дела. Заместитель генерального прокурора Меркулов дал указание прокурору межрайонной прокуратуры передать в Генеральную материалы названного уголовного дела, а также – что следует подчеркнуть особо! – полный отчет о проведенных следственных действиях. И где же они? И по какой причине в материалах, подготовленных следователем Нехорошевым, нигде не фигурирует его вояж с пострадавшей? Это уж ни в какие ворота… Значит, скрыл сознательно! И с фактами, добытыми Филей Агеевым у найденных им свидетелей, о существовании которых наверняка и не догадывается строптивый следователь, можно попытаться крепенько прижать его. Не самим, конечно, это уж на крайний случай, а с помощью все того же его непосредственного начальства – прокурора Прохора Григорьевича Демидова. Достаточно прозрачно намекнуть тому, что уголовное дело, о коем идет речь, передано оперативно-следственной группе, возглавляемой самим же Меркуловым по прямому указанию сверху. А кто у нас наверху? А вот то– то! Вроде ничего и не названо, зато предельно понятен намек, чем может грозить исполнителям явный саботаж.

И тут многоопытный Филя Агеев «выдал мысль» о том, что у него имеется еще одно соображение. Он же встречался с этим Нехорошевым, разговаривал с ним, если тот контакт можно было назвать разговором. Наблюдал за его реакцией и поведением. И пришел к выводу, что господин следователь вполне мог действовать и по прямому указанию собственного начальника. Показалось, что он слишком мелок и незначителен – и по внешнему виду, и по характеру, – чтобы предпринимать какие-то кардинальные самостоятельные решения. Сопляк он, возвеличенный в собственных глазах, сугубо личным пониманием своей значительности. Во как! Ну да, всякая гнида уверена, что именно ей предопределением свыше дано право изменить лицо мира. Жаль, конечно, что нет сейчас в Москве Константина Дмитриевича, один его звонок – и где бы находился этот Нехорощев, одному Богу известно. Ибо то, что он если и не напрямую, то все равно каким-то боком причастен к исчезновению свидетельницы, даже ежу теперь понятно. Но цель-то у него была какова?

Решили поступить следующим образом. Курбатов вместе с Филей срочно отправляются к свидетелям и официально закрепляют их показания по поводу приезда и отъезда балерины в сопровождении господина Нехорошева с ее тяжелой сумкой в руках. Предположительно, с вещами, которые могли бы пригодиться женщине при более-менее длительном проживании в некоем укромном месте. Балерины – народ капризный и абы как в дорогу не собираются. Скорее всего, он сам же и помог ей исчезнуть. Но от кого прячутся? Может быть, по ее адресу прозвучали угрозы? Или целью покушения был никакой не бизнесмен-уголовник, а именно она? Но такая версия в расследовании Нехорошева даже и не рассматривалась, да и какие к тому основания? А если они вдруг появились, где тому свидетельство? Много возникает попутных вопросов. Вот на них пусть и ответит следователь своему начальнику, прокурору Демидову. В присутствии «важняка» из Генеральной прокуратуры. На худой конец, можно ведь и Александра Борисовича подключить, он тоже любит иногда по чужим мозгам пройтись, не снимая при этом обуви.

А поедет в прокуратуру Рюрик Елагин – как самый рассудительный и сдержанный. И не подверженный, подобно Саше Курбатову, эмоциональным взрывам и неправомерным действиям. Ну а близких сердцу генералов Грязнова и Турецкого, так уж и быть, можно пока оставить на самый крайний случай.

Денис с таким предложением Рюрика Николаевича согласился. И все немедленно приступили к действиям.

Старики из Хамовников, адреса которых предусмотрительно записал себе Агеев, были найдены каждый у себя дома, и у Филиппа возникло смутное подозрение, что между ними «пробежала кошка». Поэтому с ними пришлось работать отдельно, что оказалось и лучше для дела. Каждый в отдельности вспомнил больше, чем когда они были вместе. Да к тому же и Петр Егорович, и Иван Савельевич прониклись сознанием высокой своей ответственности – ведь теперь их допрашивал в качестве свидетелей не простой сыщик из МУРа, а как– никак старший следователь Генеральной прокуратуры из Управления по расследованию особо важных, а значит, и опасных преступлений. Да и внешность у Курбатова была куда представительней, чем у хилого, по ошибочному представлению некоторых, Филиппа. Сто двадцать килограммов живого веса – это все же действительно весьма солидно для настоящего «важняка».

А закончилось дело тем, что для сверки показаний свидетелей все-таки удалось объединить в квартире одного из них – Егорыча. Филе не терпелось узнать причину ссоры друзей. И по некоторым намекам сыщик сообразил-таки, что поводом, как он и предположил, оказался сам. Точнее, его невольная подсказка в шахматной партии.

Дело в том, что после его ухода в прошлый раз старики завершили шахматную партию по чужой подсказке. Иван посчитал себя, естественно, победителем. А вот Егорыч возражал категорически, ибо случайная подсказка не является личной заслугой игрока, и, если партию доигрывать по его, Егорыча, продуманному варианту, черные терпели неминуемый крах. Иван, естественно, не соглашался и требовал приза. А на кону стояла бутылка пива – на более серьезные награды победителю старики не замахивались. Так вот, Егорыч отказался ставить бутылку, которую все равно и распили бы потом вместе – много ли там на двоих? – по причине нечестного подхода партнера к установленным ими условиям, а Иван всерьез обиделся, будто его уличили в каком-то подлоге. И ведь два дня не встречались, переживая ссору каждый в отдельности. Ну а теперь появилась славная возможность примирения. Чему оба и обрадовались. Тем более что Филя пообещал им как-нибудь, при удобном случае, подбросить интересную книжицу с шахматными решениями и этюдами. Но суть не в том.