Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Щербак обернулся к Филе и кивнул ему. Филипп понял и пошел к машине. А Николай отправился следом за Светланой по лестнице наверх. Перед большой дверью с позолоченной старинной ручкой Светлана как-то нервно обернулась к своему охраннику и негромко сказала:

– Здесь подождите. Я же никуда не денусь, а вот вам, возможно, не очень понравится мой разговор с этим сукиным сыном.

– Но я… – попытался возразить Щербак. – И потом, со мной, то есть в моем присутствии, вам наверняка будет легче беседовать с этим типом. Я все-таки владею кое-какими боевыми приемами, а?

Она даже не улыбнулась.

– Нет, разговор будет тет-а-тет.

– Ну как считаете, – вздохнул Щербак, – на тет так на тет. Не положено, правда.

– Положено. А за меня не бойтесь…

И она ушла в дверь следом за Али Магомедовичем, так следовало понимать. И сама закрыла за собой дверь. А Щербак взял от окна в приемной стул, поднес его к самой двери и демонстративно уселся. Средних лет секретарша, безотрывно высматривающая что-то в мониторе большого компьютера, лишь недовольно поморщилась от этого его самоуправства, но промолчала. Уж охранник-то ее никак не интересовал.

В мертвой тишине прошел почти час. Щербак не шевелился, никаких телодвижений у компьютера не совершала и секретарша. Из-за двери не доносилось ни звука.

Когда время перевалило на второй час, Николай поднялся со стула и громко кашлянул. Секретарша оторвалась от экрана и с неприязнью взглянула на Щербака, будто хотела задать вопрос: какого черта ему здесь надо и кто он такой вообще? Это показалось ему уже совсем странным. И тогда Николай обернулся к двери и резко отворил ее.

– Эй, куда вы?! – закричала секретарша, продемонстрировав визгливый, словно скрежещущий металл по асфальту, голос.

Но Николай уже вошел в обширный кабинет, огляделся и… никого не нашел. Быстро выйдя в приемную, наклонился над секретаршей и, свирепо глядя ей в испуганные глаза, рявкнул:

– Где они? Быстро! А то, твою мать!..

– А-а-а! – буквально завопила эта дура и замахала перед собой обеими руками, словно отгоняя привидение.

Через мгновение в приемную ворвался охранник, не тот, что был внизу, у входа, а другой. И кинулся к Николаю. На свою беду. Потому что Щербак, когда тот прыгнул на него, сделал короткое защитное движение, как бы закрываясь от мощных кулаков нападающего, и через мгновение тот тяжкой тушей, с грохотом рухнул навзничь. И еще немного прокатился на спине по натертому паркету. Встать он не смог.

– Отвечай, сука старая, где они? Иначе я тебя задушу! – тихо прошептал секретарше на ухо Щербак.

– Не знаю… – Та была словно в полнейшей прострации. – Вышли, наверное…

– Куда вышли? – грозно спросил Николай. – Показывай!

Он еще не знал, что произошло, но уже догадывался. И его догадку подтвердила секретарша, которая подвела его на подгибающихся ногах ко второй двери, прикрытой тяжелой бархатной портьерой и выводящей хозяина кабинета либо его посетителя, если это потребуется, на другую лестницу.

Держа перепуганную не на шутку стервозу за шиворот, Щербак прошел вместе с ней до самого выхода и, никого не обнаружив, небрежно отшвырнул ее от себя. Та едва не рухнула на ступеньки, повисла, вцепившись в перила. Черт бы их всех побрал! Это – единственное, что пришло в голову Щербака.

– Значит, так, слушай меня, вонючка старая, – спокойным голосом сказал он секретарше, от которой действительно почему-то неприятно запахло. – Передашь этому своему абреку, что, если с Волковой что – нибудь случится, я из его жопы сделаю решето. Поняла? Не слышу!

Та судорожно закивала, не отпуская, однако, руками лестничных перил.

А Щербак вышел из подъезда на улицу, осмотрелся и понял, что был, по сути, на черной лестнице, которыми оборудованы старинные дома в Москве. Их немного уже осталось, но вот есть еще, оказывается. И еще он понял, что его попросту провели, как мальчика, как последнего сопляка. Кинули, иначе говоря… Господи, как же людям-то в глаза смотреть?! Вот же срамотища!

Глава пятая

ПОГОНЯ

1

Обескураженный Денис доложил о происшествии своему дядьке, Вячеславу Ивановичу Грязнову, в кабинете которого сидел в ожидании, когда генерал милиции освободится и можно будет отправиться пообедать, а заодно обсудить некоторые проблемы, связанные с общим делом.

Хмурый Грязнов-старший разговаривал с кем-то по телефону, и, судя по выражению его лица, известие, которое он получил от собеседника, было ему очень неприятно. При этом он почему-то искоса поглядывал на племянника и мрачнел еще больше. И тут как раз позвонил на мобильник Коля Щербак и совершенно убитым голосом доложил о том, что у него только что, в буквальном смысле из-под носа, выкрали балерину.

– Ну что там у тебя? – брюзжащим голосом, заметив кислое выражение на лице Грязнова-младшего, с ухмылкой спросил дядька.

Денис рассказал. Подробности генерала почему-то не интересовали, он просто отмахнулся от них, когда Денис стал описывать ситуацию и само помещение дирекции, откуда пропала Волкова. И, главное, дома ее тоже нет, поскольку ключи от квартиры остались у Щербака, запиравшего двери, а домашний телефон не отвечает. Значит, либо она сама сбежала от охраны, о чем уже не раз говорила. Ну в том смысле, что осточертели они ей все, шагу без них шагнуть не может. Вот, стало быть, и шагнула. Пропал куда-то и заместитель директора Большого театра Али Магомедович Зароев. А секретарша его, естественно, обгадилась от страха, и тоже из нее ничего вытянуть невозможно. Короче – полный абзац!

Вячеслав Иванович слушал и мрачнел еще больше. Наконец как-то устало отмахнулся и уставился в окно.

– Тут не абзац, племяш, а двое лучших твоих сыщиков о… – он словно стал заикаться, – о… о-позорились, причем жидко. Но это еще, может быть, как-то поправимо, хотя ни в чем, к сожалению, не могу быть уверенным. А вот то, о чем мне только что сказал Василий… ну оттуда, – он снова махнул рукой куда-то в пространство, полагая, что объяснил понятно, – вот это действительно уже полный абзац. Час назад в реанимацию института Склифосовского, минуя охрану, которая должна была там находиться, а на самом деле никого наверняка не оказалось на месте, проник неизвестный посетитель и одним точным ударом в сердце зарезал так и не вышедшего из комы бывшего водителя Дмитрия… как его?.. Горлова, да. И оставил в теле убитого штык-нож от автомата Калашникова. Профи, ничего не скажешь. Вот теперь и разбираются там. Не кажется ли тебе, что это акции одного порядка?

– Не знаю, как насчет порядка, но действовал явный фашист, ну то есть полный отморозок. Даже и не представляю, кто бы мог на подобное решиться… У бить человека, находящегося столько времени в беспамятстве, это ж кем надо быть!

– Сам же и сказал.– фашист. А если серьезно, то подозреваю, что здесь вполне может подойти почерк твоего Вампира. Скажешь, нет?

– А кому его почерк-то здесь известен? Придется срочно в Питер звонить. Разве что там найдутся непосредственные свидетели. Если он таковых вообще оставлял. Что вряд ли, как говорит дядь Саня.

– Так не он говорит, а товарищ Сухов, классику-то все-таки знать надо, племяш. Но Питер – Питером, а Сане мы попозже передадим ваши материалы, они ему могут пригодиться, это будет – во-первых. Поскольку нельзя исключить, что твой Вампир там окажется гораздо ближе к нему, чем к нам. В федеральный розыск мы ж его уже объявили, теперь передадим и в Европол. Правда, они больше экономическими преступлениями интересуются, но ничего, Саня им при случае подскажет. А во-вторых, вы сейчас сами никуда не рыпайтесь, раз вы уже облажались, извини за прямоту. И разыскивать балерину придется теперь нам. Вместе с Генеральной прокуратурой, конечно. А для начала пусть-ка Сашка с Рюриком получат от вас максимум информации и срочно займутся этой гребаной дирекцией. Секретаршей и остальными, кто там был еще. Своих ребяток я им подкину, чтоб все – тип-топ. Ну а сейчас у тебя какие предложения?

– Пожрать хотел… Да весь аппетит испортили, гады…

– Зря ты, племяш! Одно другому никогда не мешает. Некоторые считают, что на голодный желудок лучше думается. Это в корне неверно, Дениска, я утверждаю самым категорическим образом. А если мой авторитет тебя не устраивает, спроси хоть у того же Сани. Пустой желудок всегда отвлекает тебя на посторонние мысли – чем бы его наполнить, а в нашем сыскном деле это чрезвычайно вредно. И делу, и самому организму.

– Ага, а на сытый – только одна-единственная здравая мысль: как бы прилечь да отдохнуть, так?

– Не исключаю и такого поворота, но он нежелателен. Пошли, куда приглашаешь?

– Твой выбор. Можно в «Пушкинъ», как обычно. Соляночка из осетринки, холодец под хренком…

– Да, кормят неплохо, но…

– Что – «но»? Или уже по своему «Узбекистану» соскучился? Пожалуй, не возражаю.

– И ты не понял почему?

– Не совсем. А у тебя есть объяснение для дураков? – Денис улыбнулся.

– Заметь, не я первый это сказал!

– Дядька, ты чего-то последнее время так цитатами и сыплешь! С чего бы?

– Насчет цитат я еще не знаю, а вот о том, что и Ахундов, и тот же Зароев наверняка хорошо известны моему старому, доброму приятелю Рустаму Алиевичу, хозяину вышеназванного заведения, вот об этом, племяш, ты почему-то не подумал. А почему? Делаю замечание!

– Ну ты, дядька, молоток! – восхитился Денис.

И в самом деле, подумал он, все эти Ахундовы и

прочие, они же просто не могут не заходить в «Узбекистан»! Это же отчасти даже ритуал! Туда либо в «Баку» – разницы, по сути, никакой. А Рустам Алиевич конечно же ничего не скроет от своего старого знакомца, который, еще руководя МУРом, не раз выводил владельца ресторана из довольно-таки щекотливых, а то и просто неприятных ситуаций. И потом, за свободу делать свой крупный бизнес в Москве надо же и как-то платить. Не в прямом смысле, конечно, тут дядька чист, как слеза ребенка, но ведь плата тоже бывает разной. И тогда та информация, за которой «важняки» Турецкого будут носиться с высунутыми языками без твердой надежды на удачу, вполне может быть просто подана во время обеда на блюдечке, в качестве особого десерта, причем даже и с благодарностью за доброе к ресторану отношение. Ай, дядька, молодец!

А все это, по Грязнову-старшему, называлось удачно соединить приятное с полезным…

Вячеслав Иванович лично позвонил Рустаму и предупредил того о своем желании посетить его. По обилию восклицаний, донесшихся из неплотно прижатой к уху генерала телефонной трубки, Денис догадался, что желание отобедать уже принято в самом лучшем виде. Их ждут!

Действительно, ждали. Рустам Алиевич в белом фраке лично встретил Грязновых у входа в зал и провел в особый кабинет, где всегда предпочитали проводить время и сам Вячеслав Иванович, и его лучшие друзья. Тут время от времени хорошие специалисты устраивали проверку на предмет поиска всякого рода «нечисти», типа «жучков» и прочего, однако никаких нареканий с их стороны не поступало: Рустам Алиевич высоко ценил доверие к себе и, в свою очередь, не допускал даже минимума недовольств со стороны своих высокопоставленных клиентов.

Обеденный заказ происходил по известному принципу – «а что у нас сегодня тут самое-самое?». Иными словами, ответственность взял на себя сам хозяин. А уж он-то отлично знал вкусы и аппетит пожилого генерала, который много лет назад впервые посетил его заведение, еще будучи майором. Ах, как время бежит! И скажите мне куда?!

Рустам Алиевич, этот невысокий, щуплый на вид человек с крупной сверкающей лысиной и серым, цыплячьим пушком вокруг нее, с вислым носом, крупными, как сливы, глазами и скорбным выражением, навечно застывшим на пухлых губах, всегда помнил об этом, как никто другой.

Итак, выбор был за ним, он с достоинством оценил доверие Вячеслава Ивановича и ничего не стал записывать, даже официанта не позвал. Он сам знал, что надо. И что будут кушать дорогие гости, и что пить, и отчего у них обязательно поднимется настроение. А как же иначе!

Обедали молча. Хозяин умел накормить гостей, и в этом сказывалась не только его профессия, но и, как походя заметил Вячеслав Иванович при очередной смене блюд, высокая жизненная философия. Так можно ли пытаться давать советы, а уж тем паче спорить или возражать человеку, глубоко убежденному в своей философии, от которой никому никакого зла, зато один сплошной восторг и очарование?

Из этого пассажа Денис сделал вывод, что дядю-генерала потянуло в область чего-то эфемерного и, скорее всего, не поддающегося строгому учету и вообще любому трезвому анализу. Тем более что коньяк, лично принесенный Рустамом Алиевичем, был превосходным, хоть и азербайджанским. Впрочем, разлит он был еще в советские времена, когда наивысшим спросом пользовался армянский коньяк три звездочки ереванского разлива. Нет, умели делать классные напитки. И это – тоже тема для достойного, глубокомысленного обсуждения в застолье.

К десерту дядя был готов и основательно расслаблен. Так показалось бы со стороны. И конкретно тем, кто не знал лично Вячеслава Ивановича. Последняя рюмка была выпита за здоровье хозяина, его замечательной семьи, а также за процветание прекрасного заведения, где проходят лучшие минуты в жизни цивилизованного человечества. Рустам Алиевич демонстративно поднял и свою рюмку, чокнулся с гостями и чуть пригубил драгоценный напиток богов. После чего, выражаясь витиеватым языком предков, застыл в терпеливом ожидании готовой вот-вот открыться истины. Что ж он, не понимал разве, что вовсе не пьянствовать или там чревоугодничать заглянул сюда генерал милиции. В кои-то веки!

Вячеслав Иванович предложил хозяину присесть на минутку, нужен, мол, его дельный и всегда справедливый совет по одному мелкому вопросу. После такой легковесной преамбулы Грязнов-старший кратко изложил владельцу «Узбекистана» суть своего интереса, касавшегося самым непосредственным образом земляков, вероятно, Рустама Алиевича, который их прекрасно знает – вне всякого сомнения.

Названные фамилии не вызвали у ресторатора удивления либо неприязни. Да, конечно, знакомы. И давно. И хорошо. Нет, домами не дружат, но приходится встречаться. Опять же – землячество. Достойные люди.

И тогда Вячеслав Иванович объяснил, что очень надеется на строжайшее сохранение тайны того, о чем он собирается рассказать. Ну, во-первых, это может сильно навредить самому хозяину, а во-вторых, спугнуть преступников, если они таковыми являются. Не хотелось бы так думать, но когда нет фактов, обеляющих, оправдывающих их поступки, приходится тщательно проверять уже имеющиеся у следствия. А то, что имеется, не позволяет судить об этих людях с пиететом.

И этот подход к делу оценил Рустам Алиевич. Ну что касается Ахундова, то здесь у ресторатора сомнений не было: Борис Ильясович – человек сложный, но искренний, с ним можно иметь дело – не подведет, не обманет. Ну разве что совсем по мелочам, у каждого ведь есть своя слабость. Именно слабость, а не злой умысел. А вот что касается Зароева, тут проблема, возможно, несколько сложнее. Кажется, он женат не то на племяннице Ахундова, не то на ком-то еще из его родни. Хотя он не азербайджанец, а не то лезгин, не то осетин. Одним словом, они – родственники и, значит, как говорят на Кавказе, обязаны помогать друг другу, своего клана держаться. Впрочем, ни в чем таком, что достойно осуждения, ни один, ни другой замечены никогда не были. Правда, случаются разные обстоятельства…

А вот о том, какие конкретно обстоятельства могут вызвать у земляков осуждение, ресторатор обсуждать не стал. Бывают – и все, точка. Сказал он так и почтительно застыл в ожидании дальнейших рассуждений «высокого гостя».

И Грязнов-старший не замедлил высказаться на этот счет. Опять-таки не открывая тайн следствия, Вячеслав Иванович сказал прямо, что, по его мнению, этому Али Магомедовичу есть прямой смысл отбросить все свои возможные страхи и лично явиться к нему, генералу Грязнову, в кабинет, чтобы ответить на ряд очень важных вопросов, касающихся дерзкого похищения женщины. Он может и не явиться, но тогда известные Рустаму Алиевичу сотрудники Московского уголовного розыска, с помощью которых хозяину «Узбекистана» не раз приходилось успешно решать трудные для себя вопросы, достанут Али Магомедовича даже со дна Каспийского моря, если тот сумеет там спрятаться, и приведут в наручниках в большой дом на Житной улице уже против его воли. Но тогда и разговор будет совершенно иным.

И еще можно передать, что обращаться сейчас за помощью к адвокату у него нет нужды. Пока нет. Как и апеллировать к демократической общественности по поводу очередного нарушения милицией прав и свобод интеллигентной личности.

Так что очень стоит подумать. А вот сроку на этот мыслительный процесс – один, ну максимум полтора дня. После чего он, генерал Грязнов, лично даст отмашку. И вряд ли тогда директор лучшего театра России будет признателен своему родственнику, кем бы тот ему ни приходился.

Вячеслав Иванович не стал объяснять, какой конкретно помощи он ждет от Рустама Алиевича, – умному человеку достаточно ведь и намека. А хозяин ресторана был не только умным человеком, но еще и благодарным. Да и о чем вообще говорить, когда вот только что сам генерал, стоя и с большим чувством, выпил за твое здоровье, за твою процветающую семью и за твое не менее процветающее дело! Такие вещи ценить надо!

И Рустам Алиевич, не выдвигая никаких встречных условий и ничего не обещая, с глубоким поклоном проводил дорогих своих гостей, после чего промокнул белоснежным платком свою лысину, подозвал официанта и повелительным жестом указал ему на серебряный поднос, на котором лежал счет за обед и щедрые чаевые, оставленные Денисом. Племянник же, в конце концов, пригласил сюда родного дядьку. А как же иначе?

2

Он очень любил эти моменты. Хорошенькая стюардесса объявляет о том, что самолет через такое-то время прибывает в порт, просит пристегнуть ремни, объявляет температуру за бортом… и так далее, мило улыбается, отчего на сердце вспыхивает отчетливое ощущение праздника. Каждый раз – одно и то же. И еще – осознание своего могущества: человек, так сказать, птица!

А вот Славка Грязнов ненавидел самолеты и все с ними связанное. И на борт он просто не мог взойти, не приняв предварительно стакана коньяку. Для успокоения нервов и чтобы твердо держаться на ногах. И во время полета ему тоже приходилось постоянно поддерживать состояние обволакивающего душу опьянения. Отчего это у него, от боязни высоты? Да вроде нет, там, где летают самолеты, высоты как-то и не осознаешь, ну разве что чисто умозрительно, но никак не физически. Сколько раз летали вместе, и всегда одна и та же картина.

Но Славка сейчас далеко, у себя дома, а друг его Саня уже морально готовился к громкой, как обычно, встрече со стариной Питом, которая через считанные минуты состоится в аэропорту Франкфурта-на-Майне, куда первым утренним рейсом из Москвы и прибывал самолет немецкой авиакомпании «Люфтганза». Гото– виться-то он, может, и готовился, но почти машинально и с томительной улыбкой сожаления наблюдал за крепконогими и не стесняющимися своих вожделенных форм стюардессами, легко и деловито суетящимися в салоне. Просто сил нет, как тянуло любую из них обхватить вот эдак сильной рукой, прижать покрепче да так посадить к себе на колени, -чтоб… эва, куда тебя, Турецкий! Ишь о чем размечтался! Тебе б уже о вечном, а ты все про свое. Босяк – одно слово! Ох, права бывает Ирина, истинно права…

С этим внутренним ощущением некоторой неловкости он и попрощался с ними вежливой улыбкой, когда покидал салон, переходя в «присосавшуюся» к открытой двери люка огромную гофрированную трубу– переход в зал аэропорта, в конце которой наверняка уже топтался истомившийся в ожидании…

А вот и он сам, отставной генерал Питер Реддвей – крупный, высокий пожилой мужчина, таскающий на своих ногах, по нашим понятиям, до ста шестидесяти килограммов живого веса, а по американским представлениям, порядка четырехсот фунтов, бывший заместитель директора ЦРУ и, соответственно, лютый враг советского народа, поскольку в Центральном разведывательном управлении друзей Советского Союза отродясь не было. И старина Пит не был исключением до тех пор, пока на одной шестой части суши тоталитарный режим не сменился победившей демократией. Что это за демократия – другой разговор. Это даже скорее любопытная тема для беседы в хорошем, дружеском застолье, и не в ней в конечном счете суть. А в том, что когда в середине девяностых годов президенты стран, только что переживших «холодную войну», обнаружили нового, теперь уже общего врага – международный терроризм и решили объединить в борьбе с ним совместные усилия, приняли решение образовать Центр подготовки специалистов по антитеррору. Руководителем этой новой секретной школы и стал Питер Реддвей, а его первым заместителем – от России —0 Александр Турецкий. Вот так они и познакомились. И с тех пор старина Пит не стеснялся оказывать «своему искреннему другу Алексу» всевозможные и также исключительно дружеские услуги и профессиональную помощь в розыске беглых преступников, в установлении рабочих контактов со спецслужбами Соединенных Штатов и так далее и тому подобное. Питер не раз посещал Москву, познакомился с друзьями Турецкого– Грязновым, Меркуловым, ребятами из агентства «Глория», которые и ему, американцу, постоянно проживающему теперь в Германии, в маленьком городке у самого подножия Альп, Гармише-Партенкирхене, где и расположен международный Центр, помогли однажды в розыске уникального, сделанного по специальному заказу ему в подарок от фирмы Форда, автомобиля[1]. Словом, всякое бывало.

Питер стоял, загораживая своей мощной фигурой весь проход, и не чувствовал никакого дискомфорта. Прилетевшие пассажиры, с явным недоумением на лицах, обходили эту чудовищную махину чуть ли не бочком. А Питер привычно размахивал руками и орал, будто влюбленный слон:

– Алекс! Я уже тут! Я встречаю! Ты видишь меня?

Не видеть было невозможно. Люди невольно отшатывались – это ж надо кричать так громко и по-русски! – пожимали плечами, ухмылялись и шли дальше, обтекая неожиданное препятствие.

А потом Турецкий с Реддвеем долго обнимались – тоже чисто по-русски – и наконец освободили проход. Столик на двоих в ресторане аэропорта был накрыт и уже частично оприходован. Питер не умел томиться в ожидании, когда можно и перекусить, чтобы немного скрасить время. Эту словосочетание – «скрасить время» – он взял из своей записной книжки, которую тщательно заполнял идиоматическими выражениями: так он постигал глубинный смысл «великого и могучего русского языка». А вообще-то он владел, практически в совершенстве, основными европейскими и парочкой– другой азиатских языков – такое вот имел хобби.

– Итак, – торжественно заявил он, садясь за стол, расстегивая пуговицу обширного пиджака и по-дженльменски изящно затыкая крахмальную салфетку поверх приспущенного галстука, – как мы любим говорить по-русски? За столом – о работе, на работе – о девках, так? – и захохотал басом. —Давай о твоих самых ближайших планах. Я что-то слышал про Евро– пол? Или – Евроюст, это так? Кстати, я себе уже заказал большую свинскую отбивную, очень рекомендую, если ты хочешь. – И он, подняв руку, щелкнул пальцами, призывая официанта и сверху показывая на Турецкого. Жест был более чем понятен – Питер, вероятно, давно уже считался здесь своим человеком.

– Мои ближайшие планы… – повторил Александр Борисович. – Я надеюсь, Пит, что мимо твоего внимательного ока – так? – не прошел ряд газетных сообщений о том, что не так давно в Дюссельдорфе были совершены убийства президента Норденкредит-банка Герхарда Шилли и главного бухгалтера акционерной компании «Норма» Владимира Меркеля. А чуть позже здесь, во Франкфурте, то ли застрелили, то ли взорвали в автомобиле российского генерального консула Ивана Матвеевича Герасимова. В курсе?

– Да, я слышал, – важно кивнул Реддвей и, ткнув указательным пальцем, похожим на хорошую сардельку, в подошедшего официанта, перевел свой жест на Турецкого и добавил длинную фразу уже по-немецки.

Официант выслушал и кивнул, одарив Турецкого мелькнувшей усмешкой. Александр Борисович, владевший немецким на сугубо бытовом уровне, все же без труда понял, что Пит заказал и для него «толстую свинскую отбивную».

– Да, конечно, я видел в телевидении и читал в газетах об этих преступлениях, – продолжил свою мысль Пит, когда официант отошел.– И потом, я помню наш телефонный разговор с тобой. Кое в чем, возможно, мне удастся помочь тебе. Тут есть вполне приличные парни в криминальной полиции, я познакомлю тебя. Ты говорил, если память мне не изменяет, о прачечной, так? Где мафия стирает грязные деньги, я не путаю?

– Память тебе, старина, никогда не изменяет. И это делает тебя практически неуязвимым в любых ситуациях.

– Неплохо сказано… Нет, все-таки неплохо – это, как говорят, можно думать туда-сюда. И не одно, и не другое. А вот хорошо – звучит более определенно. И гораздо правильнее по смыслу.

Турецкий засмеялся —лингвистические изыски Реддвея его всегда забавляли.

– Ну что ж, тогда я советую тебе плотно поесть, потому что мы с тобой сразу отправимся для начала – так? – в Висбаден. Это недалеко, ты там был.

– Естественно, там же штаб-квартира Евроюста.

– Но нам с тобой, Алекс, он сейчас не нужен. Тебе будет нужен приличный парень Генрих Крафт. Он, по моим понятиям, занимается русской мафией.

– Господи, Питер, ну сколько же тебе можно повторять? Существует не русская мафия, просто мы так часто говорим, не отдавая себе отчета, а российский преступный мир! Организованная преступность, будь она проклята! Вот, между прочим, – Турецкий даже пальцем погрозил Реддвею, – когда у тебя наглым образом сперли твой хваленый джип… извини, что я невольно прикасаюсь к твоей ране… бывшей, ага. Ты тогда тоже сильно грешил именно на русских бандитов, так? Та-ак! А что мы обнаружили? Напомнить? Что твою машинку увели прямо у тебя из-под носа, и кто? Все, до единого, были выходцами из Азербайджана! Так при чем здесь русские?

– Это верно, – серьезно подтвердил Питер. – Ты абсолютно прав, а моя… неверная разборчивость – да? – может обидеть. Я приношу извинение русским э-э… бандитам. Но нашего дела это не меняет.

– Само собой, старина, – улыбнулся Турецкий. – Ты говоришь, этот Крафт —приличный парень? Он кто по должности?

– Представитель Федерального криминального ведомства. Я с ним знаком. Моей рекомендации тебе будет вполне достаточно.

– Я понимаю, вполне, Пит. Но дело в том, что конкретно меня, как представителя нашей Генеральной прокуратуры, пригласил для расследования различных версий этих убийств сам шеф криминального ведомства Гюнтер Траутфеттер, ты, конечно, слышал и о нем?

Реддвей кивнул.

– Так вот что я подумал. Твой Крафт наверняка отличный парень, но правильно ли будет, если я посещу его раньше, чем его шефа? Как ты думаешь? Здесь ведь есть… – И Турецкий изобразил ладонями свою неуверенность. – Все-таки существует определенная субординация…

Реддвей задумался. Даже жевать прекратил.

– Я знаю, – сказал наконец, – мы этому твоему Гюнтеру ничего не скажем. А с Генрихом ты познакомишься случайно, как с моим приятелем. У меня ведь могут быть приятели в германском криминальном ведомстве, как ты полагаешь?

– Ну, конечно, шли по улице и… познакомились. Совершенно случайно вместе выпили пива. А почему бы и нет?

– Ты правильно понял! – Реддвей захохотал. Он был очень доволен своей выдумкой. – Крафт – настоящий немец и обожает свое пиво.

А Турецкий подумал, что Питер-то пусть и шутит, но по-своему очень прав. Ну как это обычно бывает? Шеф ведомства, тот же Гюнтер Траутфеттер, представит помощника российского генерального прокурора своим сотрудникам, с которыми русскому гостю придется работать, потом пожмет ему руку и уйдет заниматься собственными проблемами.

И совсем другое дело, когда тебя с тем, с кем предстоит в дальнейшем «пахать» рука об руку, познакомит ваш общий коллега, приятель, даже отчасти друг, и так можно сказать! Тут уж совсем иное отношение. Ну а мелкие розыгрыши поощряются у всех умных людей. И тот же Траутфеттер наверняка не дурак, если пригласил в Германию именно Турецкого. Опять же и Крафта Пит называет приличным парнем и своим приятелем, а Реддвей дураков и на пушечный выстрел к себе не подпускает. Значит, и никакая субординация не будет нарушена. Если действовать осторожно и «случайно».-Пивка попить с приличным парнем…

Это ж надо – повсюду сплошная дипломатия! А когда бандитов ловить? Вопрос, конечно, интересный…

3

Рустам принял ответственность, мягко выражаясь, этак ненавязчиво возложенную на него Вячеславом Ивановичем. Неизвестно, с кем он встречался и с кем разговаривал, но уже утром следующего дня в кабинете генерала раздался телефонный звонок. Тихий, вежливый голос с заметным кавказским акцентом, указывающим на то, что абонент, вероятно, сильно волнуется, произнес:

– Извините, если я правильно набрал указанный мне номер, то я, навэрно, звоню в кабинет господина генерала Грязнова?

– Правильно звоните. – Вячеслав Иванович поче– му-то сразу догадался, кто абонент. – Представьтесь, Грязнов у аппарата.

– Господин генерал… – Голос задыхался.

– Можете просто Вячеслав Иванович. А вы, надо полагать, Али Магомедович? Я не ошибся?

– Вы нэ ошиблись.

– Ну и отлично. Вы где? Я в том смысле, что далеко ли? Сами приедете или машину за вами прислать?

– Пожалуйста, нэ надо машины! – почти взмолился голос.

– Как хотите, если нравится, езжайте на троллейбусе, на метро, в конце концов. Знаете, где я нахожусь?

– Э-э, уважаемый Вячеслав Иванович, конэчно, уже знаю. Мнэ сказали – надо позвонить. Я клянусь мамой, ны в чем нэ виноват! Так получилось!

– Вот и расскажете мне, из-за кого так получилось? Вам ведь наверняка угрожали?

– Вы правильно говорите.

– Ну вот, сами видите, что скрываться нет никакого смысла. И лично к вам у нас не будет претензий, если вы поможете разобраться в этом деле. И чем скорее, тем лучше. Потому что может пострадать невиновная женщина.

– Я готов все рассказать, если вы…

– Давайте, Али Магомедович, не будем пока выдвигать друг другу какие-либо условия. Это в первую очередь не в ваших интересах. Так я повторяю свой вопрос: прислать машину или сами доберетесь? Времени у вас мало!

– Я почти рядом.

– Отлично. У дежурного на входе будет пропуск на ваше имя. Там все указано – этаж и номер кабинета. Жду…

Он, видимо, действительно был рядом, потому что появился в кабинете через пятнадцать минут после телефонного разговора. И полностью соответствовал тому описанию, которое дал ему Николай Щербак.