Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Это как же?! А почему нам не отдали?!

– Так вы слишком долго телились. Глубоко копали, сам сказал. До воды-то хоть добрались?

– При чем здесь вода?! – обозлился Мохов. – Было же решено, что этим вопросом занимаемся мы? Кто так постановил? Меркулов! Было?

– Точно, было. Но вы же все чеченцев ловите, а надо было Нюрку-бомжиху.

– Нет, это самоуправство Меркулова так оставлять нельзя! Да и твой шеф Громов вряд ли будет доволен.

– Ну с моим, Иван Семеныч, я уж как-нибудь сам разберусь. А вот Меркулова я предоставляю тебе. Его, между прочим, сюда не твоя контора направила, а сам президент. Значит, у тебя есть все основания проводить свою идею через собственное руководство. Только мой тебе дружеский совет: постарайся аккуратно, а то опять в лужу сядешь, как со своими чеченцами.

Гоголев отключился, пробормотав:

– Ишь ты, не оставит он. Трепло…

Только переехал через мост, новый звонок, и тоже на мобильник. Подумал: это, наверное, Мохову показалось, что последнее слово осталось не за ним, вот и рвется снова в бой.

– Это ты, что ль, опять, Иван Семеныч? – И опять ошибся.

– Привет, Витя, это Громов.

Ого, неужто уже успел пожаловаться?

– Здравствуй, Алексей Сергеевич.

– Ты про Ивана, и я про него. Скажи мне, чего ты Мохова задираешь?

Точно, нажаловался…

– Я-а-а?! Алексей, побойся Бога! Это он глупости несет, а я при чем?

– Непонятно, вроде ты наш, питерский… Дался тебе этот Меркулов.

– А он при чем?

– Ну, Вить, ну не строй из себя дурачка! Ты что, не понимаешь? Мы с тобой – питерские, а он – москвич.

– Ах вон ты о чем? Ну так бы сразу и объяснил. Что я тебе на это скажу, Алексей Сергеевич? Если тебе интересно мое мнение, надо бы не на питерских делить и московских, а на умных и дураков. И тех, и других, кстати, полно и там, и тут, не мне тебе рассказывать. А наша с тобой главная задача, и Ивана, между прочим, тоже, как у того гусара – правильно сапоги ставить, когда на толчок садишься, чтобы ненароком не обо– срать собственные шпоры. В смысле, не залететь в компанию дураков. Век же потом не отмоешься.

– Так считаешь?

– А ты – иначе?

– Да нет, – вздохнул Громов, – верно полагаешь. А вот ведешь себя…

– Что, намекаешь – не сработаемся? – весело спросил Гоголев.

– Сам делай выводы. Ты – умный мужик.

– Понял. Значит, похоже, слухи подтверждаются.

– Какие? – насторожился Громов.

– Да что тебя в Москву, в министерство забирают.

– А ты откуда знаешь?

– Я ж говорю, слухи.

– А можешь разузнать поподробней у своих… слухачей?

– Попробую, хотя не обещаю. Может, их нарочно распускают, чтоб нас рассорить.

– Да? – Голос у Громова поскучнел. – Но ты все– таки не задирайся с Иваном. – Помолчал еще и добавил миролюбиво: – У него мохнатая лапа на Лубянке.

– А у тебя, я слышал, на Житной.

– Да? Так и сказали? Смотри-ка… А этот Меркулов когда собирается нас наконец покинуть?

– Ох, не знаю, Алексей Сергеевич, я ж у него фактически на побегушках.

– Вот то-то! И не высовывайся, это тебе на будущее наука. Ладно, не обижайся, я по-дружески.

…– Что скажешь, Константин Дмитриевич?

– Повторю уже сказанное, —хмуро ответил Меркулов, – не задирайся с Иваном. А насчет шпор – тут ты очень прав… Нам Володька сегодня больше не нужен?

– Нет, а что?

– Скажи ему, пусть едет к своей… Ну, к тому «ветерану». А то вижу – мнется, мается, а попросить неловко. Ох, молодежь! Ты-то хоть старика не бросишь?

– Как можно?

– Вячеславу позвоним. Можно и Сане, есть ведь что теперь обсудить?

– Еще бы!

– Ну и пусть тогда едет в свое Автово и не морочит нам головы, – закончил уже сердито.

И озабоченного множеством вопросов, на которые у следствия еще не было вразумительных ответов, «важ– няка» Владимира Николаевича Поремского словно ветром сдуло…

6

Операцию на «Павелецкой», в частном охранном предприятии «Русичи», и на Молдавской улице, в автосервисе «Маяк», Грязнов провел одновременно. Он задействовал для этой цели, точнее, просто для устрашения, поскольку особого сопротивления не предвидел, спецназовцев, которых ему выделил по его просьбе старый товарищ Володя Кондратьев, из регионального управления ГУБОП по Московской области, частенько выручавший своими кадрами в прошлые годы. Почему их выбрал? А чтоб меньше болтали. Потому что в Главном управлении, что на Садовой-Спасской, в последнее время участились утечки, о чем Вячеславу Ивановичу, как начальнику Управления по расследованию особо опасных преступлений Министерства внутренних дел, это было известно лучше, чем кому-либо другому. Ну так уж сложилось.

А кроме того, он держал в своих руках постановление на проведение обысков и выемку документов, санкционированное Меркуловым, руководителем межведомственной оперативно-следственной группы, назначенным оным по личному указанию президента. Какое уж тут сопротивление? Однако всякое случается, это знал Грязнов по своему богатому опыту.

Но на этот раз обошлось без ненужных эксцессов. Хотя и недоумение на лице директора ЧОП «Русичи» казалось вполне искренним. И это тоже бывает.

Пока Елагин с Саватеевым шерстили автосервис «Маяк» в поисках зиловского «бычка», Грязнов с Курбатовым занимались выяснением списочного состава сотрудников. Вывести их и выстроить в одну шеренгу не представлялось возможным —лето, объяснил директор, спокойный и нагловатый полковник ФСБ в отставке. Он вообще никак не реагировал на вторжение в его «епархию», просто внимательно ознакомился с постановлением, кивнул и показал на компьютер:

– Валяйте, проверяйте, все сведения там есть. Чего непонятно – спросите, поможем. Кого хоть ищете-то? Государственная тайна? – и насмешливо скривил губы. – Валяйте, валяйте. Я даже и жаловаться не буду.

«Валяйте! – ишь какие мы храбрые!»

– А на что жаловаться-то, господин… э-э… Сотников? – посмотрев в свои записи, спросил Курбатов. – Мы допустили какое-либо нарушение закона? А может, этики? Нет, не знаете? Ну и отдыхайте пока, будут вопросы – вас пригласят.

И вот тут бывший полковник сверкнул глазами. Просто сверкнул и отвернулся, промолчал.

А Саша тем временем, расположившись за компьютером, неторопливо «листал» личные дела сотрудников охраны. Они все проходили здесь как охранники, хотя их служебные функции наверняка были значительно шире.

Общим для них было то, что в недавнем прошлом все они были практически профессиональными спортсменами. И биографии фактически одинаковые: школа, военное училище, интенсивные занятия спортом, высокие достижения и —дальнейшая карьера в клубах под флагом спортивного общества Министерства обороны. При этом военные профессии, полученные в училищах, также воспитывали в них достаточно высокий профессионализм – главным образом это была «десантура». Некоторые успели побывать в «горячих точках». Как, к примеру, тот же Валерий Иванович Коркин, дело которого Курбатов «случайно» обнаружил одним из первых. В нем было указано, что он год прослужил в Чечне, где был контужен и уволен в запас. Но это уже знал Курбатов из его уголовного дела. А здесь о нем не упоминалось вообще. И это являлось серьезным нарушением, ибо лицу, совершившему умышленное уголовное преступление, не может быть по закону выдана лицензия частного охранника. Разве здесь этого не знают? Или сознательно скрывают, раз не указывают в кадровых документах? Но если так, то почему нужно считать, что данный факт – единственное исключение?

– Вячеслав Иванович, – Саша обернулся к Грязнову, – тут у меня имеется одно соображение тактического свойства, не взглянете?

Генерал в это время, нацепив на нос очки, внимательно знакомился с учредительными документами частного охранного предприятия. Недовольно оторвался от чтения и спросил:

– Что у тебя?

– Да вот, заметил уже кое-какие неточности в личных делах. Судимости, например, не указаны. А это, если мне не изменяет память, есть прямое нарушение Закона «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации», принятого двенадцать лет назад. И нарушение этого Закона непременно влечет за собой, если рассуждать логически, также нарушение Закона «Об оружии». Ведь ваши охранники, господин… э-э… Сотников, – снова, будто по забывчивости, заглянул в свой блокнот Курбатов, – наверняка охраняют объекты не с пустыми руками, верно?

Директор презрительно молчал, глядя в окно.

– И не с десантными штык-ножами, правда ведь? Небось даже электрошокеры не особенно жалуют, как и эти несерьезные «пукалки» – ИЖи с ДОГами? Разве это оружие? «Макары» – куда ни шло. Это я высказываю личное предположение. А может, и не прав. Однако нарушение-то наблюдается. Как объясните, господин Сотников?

– Объясню так, что либо кадровик немного напутал, с кем не бывает, либо сам претендент на должность в свое время умолчал о прошлой судимости. А вы конкретно кого в виду-то имеете?

– Конкретно, например, Коркина.

– Что-то не помню такого. Наверное, из новичков. Да и в отпуске он, кажется, в связи с контузией. А что с ним случилось? Нормальный парень, бывший боксер, повоевал, не как некоторые. – Сотников окинул ироническим взглядом «раздобревшую» фигуру Курбатова. – Претензий к нему, по-моему, не было. Исполнителен, четок. Иногда, правда, сказываются последствия контузии, даем отпуск для внепланового отдыха. Это что, противозаконно?

– Видите, сколько вы о нем наговорили, а сказали, что не помните такого.

– Я-а-а?

– Ну не я же!..

– А вы не ловите на слове, сорвалось, бывает, но существо-то не меняется!

– Это вы так думаете, а на самом деле меняется, да еще как! Поэтому вынужден поставить вас в известность, господин Сотников, что ваш кадровый список мы обязаны подвергнуть тщательной проверке. Ибо, подчеркиваю, нарушения подобного рода входят в прямое противоречие с соответствующими статьями гражданского законодательства, а это обстоятельство, в свою очередь, дает право органу внутренних дел, выдавшему вашей организации, в данном конкретном случае ЧОПу «Русичи», лицензию на право заниматься частной охранной деятельностью, аннулировать ее в установленном законом порядке по вышеуказанным причинам. А также изъять у вас свидетельство о государственной регистрации предприятия. Я внятно объясняю?

Курбатов старался говорить как можно менее внятно, почти бубнил, создавая для Сотникова отвлекающий фон, поскольку увидел, что Вячеслав Иванович достал свой мобильник и теперь молча слушал сообщение. Наверняка ребята звонили, с Молдавской, где проходила аналогичная операция, докладывали о результатах.

Сотников обеспокоенно теперь наблюдал за выражением лица генерала милиции. Об обыске в автосервисе ему уже, вероятно, успели сообщить, но больше пока не звонили. Саша помнил – звонков не было. Ну что ж, волнуется, – значит, есть причина.

– Забирайте его к нам, – сказал вдруг Грязнов. – Пусть еще немного подумает хорошенько, вспомнит, может, тогда и предоставим ему шанс.

Курбатов поймал взгляд Вячеслава Ивановича и вопросительно кивнул, тот улыбнулся и тоже кивнул, но утвердительно.

– Так на чем мы остановились, господин… э-э… Сотников? – тоном жуткого зануды продолжил Курбатов. – А, вот тут у вас сказано, что этот вот… этот, кстати, тоже, и следующий… Короче, все они, будучи кандидатами в охранники, еще до получения персональных лицензий, прошли специальную подготовку в школе частной охраны. А реквизиты ее не указаны. Почему? Это государственная тайна? Может, все-таки поделитесь адресочком-то?

– Секрета нет, только не понимаю, зачем вам это нужно. Ну в Луховицах, и что это вам даст?

– Ну как же! Проверять так проверять! Чтоб потом и у вас к нам ненужных вопросов не оставалось. Вячеслав Иванович, как вы посмотрите, если мы сейчас вместе с господином Сотниковым съездим в эти Луховицы? Посмотрим, чем народ дышит. И что вообще за народ там. А кто ж лучше, чем сам директор, и расскажет, и покажет? Как ваше мнение на этот счет?

– Я бы в принципе не возражал, но… свяжись-ка ты с Елагиным. Я думаю, еще успеем, а пока не надо, не будем торопиться. Тем паче что действие лицензии, выданной господину Сотникову, о чем он уже, вероятно, догадался, будет временно приостановлено. Пока временно. Иди поговори. А потом возвращайся, и начнем изымать документацию. А мы тут пока с Алексеем Тарасовичем пообщаемся. Не против, надеюсь?

Слишком сухой и уверенный тон генерала, казалось, подействовал на директора, и он не то чтобы сник, но наглости у него явно поубавилось.

– Конечно, не против. Мы же все-таки в некоторой степени коллеги…

Курбатов вышел во двор, огороженный фигурной железной оградой, и вызвал Рюрика.

– Что у вас? Я тут на их спецшколу в Луховицах набрел, может, смотаемся?

– Пока не надо, – словами Грязнова ответил Елагин. – Обнаружили тот грузовичок. Сережа, молодец, опознал-таки шофера. Пока крутит-вертит, но, вижу, заговорит, когда узнает, что мы ему повесим. А «вдовы», как уверяет директор сервиса – я с ним уже знаком, имел счастье, чему он, по-моему, даже не удивился, – уже проданы. Знаешь кому? Присядь, если стоишь. Той самой твоей Луховицкой спецшколе, которая действует, кстати, под патронажем ФСБ. А у них вынуть изо рта вкусную конфетку не выйдет ни у тебя, ни у меня, ни даже у Константина Дмитриевича. Купили на абсолютно законных основаниях, как видно из документов, для нужд обучения кадров. И сами документы в полном порядке, не подкопаешься, мы уж и так, и этак смотрели. Я про другое подумал. В документах указаны все технические данные на эти мотоциклы, вот их-то и нужно показать тем, кто занимается розыском, понимаешь? Я про Александра Борисовича. И если эти «вдовушки» уже объявлены в международный розыск, мы покажем пальчиком, где их искать. А уж тогда пусть любители мотоспорта сами оправдываются перед общественностью.

– Ну да, – поскучнел Курбатов, – я понимаю тебя… Ведь мы ничем не докажем, что это именно на них катались киллеры. А вот если они числятся в угоне, тогда другой разговор… Интересная картинка получается… Ладно, мы изымаем и возвращаемся.

– Мы – тоже. До встречи.

– Не стойте, «коллега», присаживайтесь, – сказал Грязнов, когда Саша вышел. – Это ж я, можно сказать, в гостях, а вы-то дома. Пока.

– Что означает ваше «пока»? – вспыхнул директор.

– То и означает, что вы слышали. Я же предложил вам не садиться, заметьте! А только присесть для разговора. У нас форма такая – обращения, а то многие обижаются, когда им говоришь: садитесь! Уж это я, говорит, всегда успею. А поскольку все мы под Богом ходим, я и предлагаю: пок^. Так вот, Алексей Тарасович, что я вам хочу доложить. Уважая ваше прошлое, отданное службе в государственной безопасности, а также вашу репутацию, о которой мне отчасти известно из собственных источников, темнить не буду. Надеюсь и на встречное понимание.

– Я весь внимание, – серьезно и уже без всякой заносчивости сказал Сотников, – мне не надо объяснять, что вы приехали с такой командой лишь ради того, чтобы посмотреть, кто служит у меня в охранниках либо кого охраняют «Русичи».

– Но чем же вы подумали? – улыбнулся Грязнов. – Если не секрет, конечно?

– Я предполагал, что это случится.

– И даже не подчистили хвосты? Да хоть с тем же Коркиным?

– А что с ним? Вы хоть можете мне объяснить? Сотый раз слышу эту фамилию! Он что, убил кого-то? Зарезал?!

– Вот видите, оказывается, вы и сами уже все знаете, – развел руками Грязнов.

Сотников даже побледнел:

– Быть того не может…

– К сожалению, Алексей Тарасович, все выглядит именно так. Его взяли вчера сотрудники нашей оперативно-следственной группы с поличным. В Санкт-Петербурге. При попытке совершить очередное убийство. С «макаровым» в руках. Но это я просто к слову.

– Вы шутите… Валера? Он же такой спокойный парень. Спортсмен, умеет держать себя в руках. Он у нас, правда, не очень давно, пришел, кажется, по рекомендации…

– А кто рекомендовал?

– Ну вы уж слишком многого от меня хотите. Я не могу помнить всех, от кого приходят люди. Но могу честно сказать, что несерьезных рекомендаций мы не принимаем. А может быть, знаете, как бывает: я, например, попрошу вас замолвить словечко за моего якобы знакомого, по поводу которого мне, в свою очередь, позвонил мой старый приятель… Цепочка и потянулась. Но не столь важно. Мы ведь пытаемся понять, с кем имеем дело… Странно, что судимость была скрыта. Хотя мы на это дело редко обращаем особое внимание. Я имею в виду саму статью, бывает же, совершил на копейку, а схлопотал на весь целковый. Небось «хулиганка» какая-нибудь, да? Мордобой с последствиями?

– Он проходит соучастником в недавнем нашумевшем убийстве на Бережковской набережной. Вот такой, я бы сказал, даже слишком спокойный. А также в убийстве находящегося в коме водителя, недобитого на набережной. И в похищении женщины, судьба которой, по всей видимости, весьма печальна. Что предстоит еще уточнить, когда его этапируют к нам, в Москву. Почти одновременно с ним взяли заказчика и тоже соучастника тех же самых и ряда других убийств, некоего довольно крупного питерского коммерсанта с уголовным прошлым Максима Масленникова. Так что на них висит достаточно, чтобы, говоря языком нашего с вами недавнего прошлого, прислонить обоих к стенке.

– Вы говорите просто чудовищные вещи… – Сотников был действительно потрясен, он не играл. Грязнов бы заметил.

– Дальше. Только что мне позвонили из «Маяка», с Молдавской, вы поняли. Они обнаружили машину и водителя, который также является соучастником того преступления. Он пока отмалчивается, но, когда предъявим ему неопровержимые доказательства, никуда не денется, кинется собственную шкуру спасать. А теперь последняя деталь. Киллеры, стрелявшие на набережной, ездили на мотоциклах фирмы «Хонда», «блэк видоу» называются. Три «черных вдовы», так сказать. Ничего не имеете сообщить мне по этому поводу?

– Скажите… Вас ведь Вячеславом Ивановичем зовут? И вы чуть ли не десяток лет возглавляли МУР, верно? И с этими вашими «оборотнями» совершенно никаких… так?

– Справедливо замечено.

– Вы можете мне поверить, что ко всему, о чем вы рассказали, лично я не имею ни малейшего отношения?

– Могу. Но не должен.

– Понимаю… Что ж, тогда делайте свое дело. Изымайте, забирайте лицензию, закрывайте к чертовой матери это предприятие, все равно работать не дадут… А дальнейшие разговоры я буду просто вынужден вести в присутствии адвоката.

– Ия вас понимаю. И ценю вашу откровенность. Мне хотелось бы кое-что выяснить для себя касательно наших «вдов»…

– Сугубо между нами, Вячеслав Иванович, – Сотников наклонился к нему поближе, – если бы даже оставались хоть какие-то малейшие следы, я уверен, их бы давно уже не было.

– Кроме одного, – ухмыльнулся Грязнов, – способа доставки через границу, да?

– Тут вам все карты в руки. – Сотников тоже улыбнулся… – Уж вам ли не знать!

– Увы, как часто повторяет мой старый друг и коллега, есть многое на свете, друг Гораций, о чем не снилось нашим мудрецам…

– Умно подмечено, – философски заметил Сотников. – А кто ваш друг?

– Помощник генерального прокурора. А подметил– то Шекспир… Это, кстати, касается и неких гарантий с моей стороны.

– Да-да, увы…

– Как знаете.

Вячеслав Иванович не был бы самим собой, если бы остановился на достигнутом сегодня. Он немедленно отрядил часть спецназовцев во главе с Курбатовым в Луховицкую спецшколу. И не опоздал бы, кабы там не случился ну совершенно неожиданный пожар.

Три новеньких мотоцикла стояли в добротном кирпичном гараже. Но растяпа-механик там же хранил и горюче-смазочные материалы. И электропроводка на ладан дышала. Словом, сошлись воедино все непредвиденные «случайности», которые выявили полнейшее наше… неумение распоряжаться собственным имуществом, приобретенным, кстати говоря, за валюту, и немалую. Груда взорванного и обгоревшего металла не имела уже ничего общего с изумительными изделиями трудолюбивых японцев.

Эксперты-криминалисты, конечно, докажут идентичность останков и тех сверкающих мотоциклов, технические данные которых были зафиксированы в документах, да что толку? «Сто раз повторяя слово «халва», – говорят на Востоке, – сладости все равно не почувствуешь…»

Эпилог

ПОЛНЫЙ РАСЧЕТ

Меркулов захотел поприсутствовать на очной ставке между Масленниковым и Коркиным, которую решили провести еще до отъезда в Москву, хотя он и не любил подобного рода следственных мероприятий. Особых психологических загадок и в данном случае не предвиделось, но он захотел еще раз взглянуть в лица преступников, послушать их аргументы и посмотреть, как они станут выкручиваться. Но, повидавший в жизни уже всякого, он был потрясен до глубины души тем, как низко, до какого маразма и бесчеловечной подлости могут опуститься «двуногие», видимо, по странной ошибке называющие себя людьми.

Самое поразительное, что Константин Дмитриевич уже успел ознакомиться с многочисленными характеристиками, которые давали этим уголовникам те, кто их знали. Никто из свидетелей вроде бы и не лукавил, и называл вещи своими именами, а в глубине души пытался, видимо, все-таки понять и оправдать. Крови, во всяком случае, не требовал никто, даже доктор Тороп– кина. А тут, на очной ставке, когда главной фишкой преступников стала их собственная поганая жизнь – в самом прямом смысле (хотя оба были уверены, что их не расстреляют, не повесят, не посадят на электрический стул, не отрубят голову, как это все еще делают в некоторых вполне цивилизованных странах, и даже не утопят в тюремной параше), – они постарались вылить друг на друга столько дерьма, что хватило бы на десяток судебных процессов. Вот тебе и тихий, спокойный, скромный весь такой спортсмен, контуженый герой чеченской войны… Вот тебе и любимый некогда племянник, депутат Государственной думы, талантливый молодой предприниматель и меценат, любитель и желанный гость всевозможных «светских» тусовок!

Меркулов не ограничился официальным протоколом, бурю эмоций, казалось, не вмещали в себя и магнитофонные записи, когда, зверея от бешенства, они, может, и сами того не понимая, стимулировали друг в друге взаимную ненависть к себе.

А наиболее сильным был момент, когда им был задан вопрос о Светлане Волковой.

Сперва оба ринулись полностью отрицать свое участие, а когда им были предъявлены показания свидетелей, они, не разобравшись путем, тут же начали топить друг друга, причем выдавая такие подробности, что волосы дыбом поднимались.

Страшной оказалась судьба девушки. Вампир полностью, стопроцентно, оправдал кличку, данную ему его же подельниками-бандитами. Стали понятны слова Дарьи Калиновой, рассказавшей Поремскому, что Макс, отъехавший на денек, а затем вернувшийся в Питер, был похож на зверя, напившегося только что горячей живой крови. Сытый, но все равно страшный. Так оно примерно и было. Но…

Обсуждать услышанное никто не стал, еще предстояла эксгумация тела балерины, судебно-медицинская экспертиза и прочие «радости», от которых нормальный человек теряет сон, становясь сам злым и раздражительным.

Значит, напился-таки крови… И следов своих оставил вдосталь – так уверял Коркин, который только поначалу и держал жертву, когда ее начал допрашивать Масленников. А потом уже и держать не надо было, куда она могла деться с перерезанными поджилками? А еще он копал могилу. И туда же, сверху еще бьющейся в судорогах девушки, Максим сбросил свою окровавленную куртку и спортивный костюм, будучи уверенным, что их никогда не найдут. А так, под саваном, сказал, и ей будет теплее.

Выходя не совсем твердыми шагами из комнаты, где проводилась очная ставка, Меркулов, чеканя каждое слово, сказал Гоголеву:

– Ты лично отвечаешь, что с его головы не упадет ни один волос.

Это было тем более странно, что голова Вампира блестела бильярдным блеском, который безумно хотелось погасить хорошим ударом кия. Какие еще волосы?

– Ты понял, о чем я?

Гоголев кивнул.

– Я его, Витя, теперь никому не могу доверить. Кроме тебя. Ты повезешь. И никого к нему не подпускай на пушечный выстрел. Впрочем, я тоже поеду с вами. В одном вагоне. Устроят крушение, так хоть напоследок знать буду, что и эта мерзость сдохла…

Не слышал такого от Константина Дмитриевича Гоголев. А ведь давно уже знакомы.

А глубокой ночью, поскольку сон все равно не шел, Меркулов поднялся с постели и принялся звонить в Германию.

Сонный Турецкий встревожился, показалось, что Косте неожиданно стало плохо, а рядом никого нет, кто бы оказал помощь. Все было проще. Константин Дмитриевич все никак не мог успокоиться после очной ставки. Вот и поделился своими мыслями на этот счет с другом.

Александр Борисович понял, конечно, его моральное состояние, но утешать не стал, а, наоборот, начал рассказывать о своих последних «подвигах». Это он называл клиническим способом лечения – когда клин выбивают клином. Ты рассказываешь, делишься соображениями, твой собеседник невольно втягивается, начинает даже советы давать, и собственное горе как бы растворяется в повседневщине, будь она трижды неладна, но ведь куда ж ты от нее денешься?..

Наиболее острые ощущения у него оставило последнее посещение мадам Масленниковой.

– Костя, это —незабываемо! Представь себе… Нет, помнишь чью-то картину? Она в Третьяковке висит. Там изображена такая вся трагическая дама в чем-то темном. Прическа ничего себе, длинное платье, руки так вот. Или вроде того. Не помню, не то у зеркала, не то просто так стоит. Ну, известная актриса, Костя! О, вспомнил! У нее еще дом остался на Никитском бульваре. Или на Тверском? Там какой-то театр рядом. Или даже два?

– Саня, не демонстрируй дремучее невежество, умоляю! На часы посмотри!

– Здрасте вам! Это кто же кому звонит, ты – мне или я – тебе? Если я – слушай, а если ты – ложись спать и мне не мешай!

– Да слушаю я тебя, – почти плачущим голосом сказал Меркулов. – Ты, видимо, имеешь в виду портрет великой актрисы Марии Ермоловой, написанный не менее великим художником Серовым?

– Костя, молоток, с тобой только кроссворды разгадывать! Точно, она. Итак, я вхожу, а у камина стоит эта твоя Ермолова. Только она маленькая стерва, а смотрит выше моей головы, представляешь? Костя, а я же не по собственной нужде! Я уже имел с ней беседу, докладывал тебе. И ничего для себя нового не ожидал. Так вот, слушай дальше.

– Не суетись, она что, сама тебя пригласила?

– Ну! Молодец, сразу просек! Постой, а я тебе не рассказывал, как мой приятель Генрих Крафт явился к ней с официальным визитом и, пока дожидался в гостиной, все, что надо, перефотографировал? Ну артист! Прямо как наш Славка в молодости. Ты помнишь, он к одной бабе закатился, черт-те куда, еле адрес отыскал, а когда уже по лестнице поднимался – с цветочками в руках и пол-литрой в кармане, на площадке встретил мужичка, которого сам же и объявил в розыск. Тот охренел от полного изумления и – в бой, а Славка его по кумполу бутылкой. До бабы так и не дошел, но того фармазонщика повязал-таки и в участок доставил. В одной руке – помнишь? – цветочки, а в другой – фармазонщик! Как же его звали-то?

– Не отвлекайся. – Костя невольно улыбнулся, вспомнив, как смеялись все по поводу того случая, а Грязнов никак не мог найти внятных объяснений, каким образом оказался в том доме и на том этаже.

– Ладно, фиг с ним! Короче, мне Генрих передал, что мадам сильно желают меня видеть в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. А мы с Генрихом как раз снова допросили свидетеля, который видел одного мужичка. За десяток минут до взрыва автомобиля, в который должен был сесть наш консул, тот несколько раз проходил мимо, даже в окна машины заглядывал. Потом у него шнурок развязался на ботинке, и он присел завязать. И быстро убежал. Свидетель думал, что парень хочет обворовать машину, и уже собрался позвонить в полицию, чтобы дать описание потенциального вора. Но тут вышел из дома консул, сел сам за руль… и, как в лучших вестернах, раздался взрыв. Свидетель собрался уже высказать свои соображения примчавшейся полиции, но все вокруг однозначно считали, что это – очередная разборка русской мафии, и он изменил свое решение. Связываться с русскими бандитами было крайне нежелательно. Вот и вся преамбула. Но Крафт отыскал-таки его, и тот все выложил. А когда Генрих посещал с визитом мадам Масленникову, он увидел и узнал по описанию того парня. Он служит водителем у Масленниковой. Итак, перехожу ко второму акту.

– Погоди, не части, дай осмыслить! – Ситуация в понимании Меркулова становилась прямо-таки абсурдной.

– Некогда, Костя, время идет, а время нынче – чистые евро, немцы давно уже забыли про свои марки… Ладно, я вхожу, она стоит как изваяние. «Я пригласила вас, чтобы сообщить…» – ну и так далее. Что она хотела? Совсем немногого. Лично я – соображаешь? – должен немедленно прекратить преследование ее сына, иначе – слушай внимательно! – меня постигнет судьба презренного, я цитирую, Ваньки Герасимова. Оказывается, она уже к нему обращалась – по старой памяти, он ведь тоже питерский и мог бы оказать влияние на президента. Если бы захотел. А он, надо понимать, послал ее. Недипломатическим образом. И теперь она выступала в роли Валькирии, или кто там у них и предсказывает, и приводит в исполнение? Я говорю: «Вы мне, кажется, угрожаете?» – а она: «Нет, пока предостерегаю!» Каково? И – аудиенция закончена. Костя, это жуткая, неизлечимая болезнь, но против нее просто необходимо принимать самые решительные и, может быть, превентивные меры.

– Ты, надеюсь, не сказал ей, что сын арестован и дает показания?

– Я не тороплюсь приблизить свой жалкий конец, Костя. Пожить хочется. Но у меня сложилось твердое ощущение, что у них тут у всех, я имею в виду наших, поехала крыша. Костя, они действительно уверены, что повсюду хозяева. Ей-богу, хуже американцев! Но те хоть своей страной при этом гордятся, флаг по утрам поднимают, а эти… Не, ну их всех, домой хочу.

– Если желаешь знать мое мнение, скажу вот что. Профессор Ганнушкин, как нам с тобой известно, уже дал достаточно четкое описание известной болезни. И под него подпадает не только Вампир, прости господи, не к ночи будь сказано, а, видимо, и его папаша с мамашей. Это у них семейное. Но я вот еще о чем думаю. Самому-то что докладывать? Ведь никакой же политики, одна сплошная патология. Трагический, не предусмотренный природой, частный случай.

– Или, наоборот, это природа так отомстила. Чуму, холеру там, оспу насылала за все грехи людские, а теперь и у нее, видно, новый подход. А что тебя смущает? Ждать конца следствия уже нет смысла, потому что исход ясен, а расчет – однозначен. Хочешь – сам доложи, не хочешь – меня вызови для доклада, только спасибо скажу. Мальчишки-то как?

– Нет, Саня, мне в моей жизни одного тебя во как хватило! А теперь этот Поремский еще! Перебор, Саня, перебор…

– А чего он натворил?

– Ты себя в его годы вспомни! Ты-то чего делал? А впрочем, черт его душу знает, может, еще и женится на ней… Нет, она, конечно, может, и ничего, на чей вкус… Клавдию Сергеевну несколько напоминает, в молодости.