Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Или подождать общего решения и нагрянуть уже всем скопом, при поддержке омоновцев? В любом случае сейчас требовалось авторитетное согласие Вячеслава Ивановича, а его телефоны, как назло, молчали.

Саша Курбатов маялся от нетерпения. Елагин с

Саватеевым его урезонивали, но уже и сами понимали, что действительно теряют драгоценное время. И вот, в очередной раз не дозвонившись до Грязнова, решили действовать на свой страх и риск.

Рюрик предложил такой вариант. Он заезжает на сервис, чтобы узнать, что у них там и как. Мол, покупает жилье в этом районе, скажем на Большой Филевской улице, и хочет заранее обеспечить свою машину соответствующим сервисом. Вот и заскочил по дороге выяснить, какие у них здесь услуги, какие расценки, взять нужные телефоны и так далее.

Саша Курбатов тем временем изображает из себя типичного «лоха». То есть он на своей машине проезжает мимо сервиса и… Что произойдет дальше, надо было еще придумать, найти причину, по которой машина, в буквальном смысле, ни тпру ни ну! Вплоть до чепухи – залить свечи, в которых толстый водила-любитель вообще ни черта не смыслит. Перекачал подсос. Уж на то, чтобы изобразить «чайника», у Курбатова способностей хватило бы. Или придумать помудреней, скажем, что-нибудь с разъемом инжектора. Не заводится машина, а причины вроде бы нет, и пока механик в этой электронике до сути докопается, не меньше часа пройдет, и то в лучшем случае. Вот и походить, посмотреть по сторонам. Правда, многого не увидишь, но для общего представления вполне достаточно. А Сережа, лопушок эдакий, посидел бы пока в салоне или тоже побродил вокруг машины, приглядываясь, что к чему – вдруг тот шофер грузовичка обнаружится, что в зеленой бейсболке?

Но главное; чтоб при этом никакой навязчивости. Обычные случайные клиенты, и оба ни фига не секут в машинах. Такой вариант возможен, но даст немного. Все будет зависеть лишь от случая. Зато потом запросто на сервис уже не заскочишь – примелькаешься. Что же делать?

В общем, остановились пока на варианте Елагина. «Лоха» изобразить можно всегда, а сейчас лучше «театр» отставить в сторону и уступить место «серьезному клиенту» на дорогой иномарке. Вот только где взять такую?

А с таким вопросом надо обращаться к племяннику Вячеслава Ивановича – Денису Андреевичу Грязнову, директору «Глории», у которого в гараже на разные случаи жизни имеются несколько машин – и обычных, разгонных, для сотрудников, и даже одна представительская – «вольво», не говоря о личном директорском джипе «маверик». Денис своим людям не откажет. А вот номер на машине придется оперативно сменить на какой-нибудь нейтральный, но с намеком на крутизну, этим уж обеспечит МУР – с помощью Саватеева. Известно, крутые дяди очень уважают автомобильные номерные знаки с буквами «е», «к» и «х» – мол, «еду куда хочу», а в народе их называют грубей и определенней. Вот поди и проверь, кому принадлежит.

Короче говоря, к середине дня все было готово к началу операции. И темно-синий «вольво» стоял с крутым номером, и Рюрик, неулыбчивый и надменный, в черном кожаном костюме и моднючих штиблетах с острыми и длинными, загнутыми вверх носами, выглядел типичным жителем кавказских Минеральных Вод, пожелавшим перенести свой успешный бизнес в столицу. И даже Сережа, которому поручили исполнять роль водителя и с почтением посматривать на своего «хозяина», получил соответствующий «прикид».

Чтобы избежать случайностей, машину до Кунцева вел Рюрик, а потом за руль пересел Сергей – он имел водительские права, но все его вождение ограничивалось пока мотоциклом, поэтому рисковать не стоило.

На подъезде к автосервису Рюрик сказал парню:

– Сразу заезжай во двор, потом обойдешь машину, откроешь мне дверь и – отдыхай. Все переговоры буду вести я сам. Ничему не удивляйся, поплевывай себе через губу и вообще – ты служишь хозяину, на остальных кладешь соответственно. Меня зови Рюрик Николаевич, на «вы» и с почтением – я крупный бизнесмен из северокавказской «нефтянки». Это на всякий случай, для информации. А ты работаешь у меня недавно, с месяц, не больше.

На этом инструктаж и закончился.

Они почти сразу обнаружили ослепительно блестевшую на солнце алюминиевую крышу ангара, в котором располагались автосервис «Маяк» и при нем – ремонтная мастерская, и подъехали к железным, выкрашенным суриком воротам. Они были приоткрыты. За ними маячил охранник в черной форме с какими-то цветными нашивками на предплечьях.

– Нажми сигнал, – сказал Рюрик Сереже.

Тот коротко просигналил. Охранник неторопливо подошел к воротам и распахнул створку пошире, полагая, что этого достаточно для машины. Проезжая мимо, Рюрик искоса осмотрел «стража», успел прочитать на золотистом щите, пришитом к рукаву, слово «Русичи» и понял, что это ЧОП такой – частное охранное предприятие, осуществляющее по договору с автосервисом его охрану денно и нощно. А мужичок-то крепенький, явно спортивного сложения, причем, скорее всего, из тех, кто в юности с железом играл – квадратный такой.

Помнится, и та секретарша в дирекции театра, и уборщица в клинике довольно внятно смогли описать обоих «спортсменов», а вторая так сразу опознала убийцу. Что касается Коркина, то его фотографии уже размножены по отделам милиции, а вот на второго, пока неизвестного, составлен только фоторобот. Будем надеяться, похожий. «Русичи», значит… А вообще прошерстить бы этот ЧОП.

Как и договорились, Сережа «выпустил хозяина» и принялся индифферентно разглядывать окружающую обстановку – подъемники, мойки, несколько станков, стенды диагностики, вокруг которых не то чтобы кипела бурная работа, а просто двигались люди и что-то делали. Елагину один из сотрудников показал в глубину ангара, где было застекленное помещение, и он важно отправился туда.

К Сереже подошел, вытирая руки ветошью, видимо, механик. Мельком осмотрел блестящий «вольво» и спросил:

– Есть проблемы, браток?

– У хозяина, – Сережа кивнул вдогонку ушедшему Елагину. – У меня – нет.

– Крутой хачик?

– А то.

– Оно и видно, – вздохнул работяга. —Тянут они нашего брата в хвост и гриву… Твой-то не обижает?

– По-разному…

– Да-а… а такой номерок стоит в ГАИ до тысячи баксов.

– Не знаю, я недавно.

Механик уже без всякого интереса окинул его взглядом, сплюнул и отошел со словами:

– Оно и видно…

Генерал Грязнов подъезжал к автосервису, поглядывая по сторонам в поисках наиболее удобного места для «происшествия» с его личным джипом «мерседес-бенц». И тут его достал наконец телефонный звонок мобильника, валявшегося на правом сиденье. Его Вячеслав Иванович сознательно игнорировал последний час с небольшим – мешал, отвлекал от нужных мыслей. А теперь почему-то взял и включил.

– Грязнов, слушаю, – пророкотал басом.

– Ну, Вячеслав Иванович, ну так же нельзя! Мы тут решения принимаем, а вас нет! Что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось, делом надо заниматься, Саватеев, а не звонками. Чего у тебя?

– Елагин с парнем сейчас в автосервисе…

– В каком?! – заорал Грязнов.

– На Молдавской.

–• А какого черта он там делает? И что за парень там с ним?

– Так мы ж ни вчера, ни сегодня утром не могли до вас дозвониться, вот и решили действовать… А парень – это один из тех, который видел водителя грузовичка. Ну который те мотоциклы возил.

– «Который», «который»! – взорвался Грязнов. – Ну ребята! Ну черт бы вас! Я ж почти приехал! Ах, какую вы мне красоту испортили!.. Я ж такое придумал… Ну, ей-богу, что за самодеятельность! Он на связи? Я имею в виду Рюрика? Давай срочно его номер!

Николай продиктовал, а Грязнов отключился от него и тут же набрал Елагина. И когда тот отозвался, быстро и негромко заговорил:

– Значит, так, слушай меня внимательно. Искомые мотоциклы, скорее всего, находятся рядом с тобой. Ты их не ищи, но и не делай удивленных глаз, если нечаянно углядишь. Дальше… Оба спортсмена – понимаешь, о ком речь, – тоже где-то рядом с тобой. Встретишь – никак не реагируй. Мальца своего срочно убирай оттуда. И вообще сам тоже не задерживайся. И черт же тебя туда понес! Ладно, встречаемся у Дениски. Ну ребята… ну ребята…

А чего теперь было колготиться, когда тщательно и хитроумно продуманная генералом комбинация развалилась, так и не начавшись! Уж он-то старался, заранее мысленно проигрывал, как будет валять дурака, изображая тупого генерала из «ментовки», который ехал по личной надобности в Центральную клиническую больницу, которую все вокруг по старой памяти все еще называют «кремлевкой», да вот и застрял по неизвестной причине буквально напротив сервиса. Давай, ребята, наваливайся, помогай милиции, а то хуже будет. Да им и объяснять особо ничего не требовалось, сами понимать должны, чей интерес обслуживают. Ну а генералу, раз уж занесла его сюда нелегкая, не грех и «по фирме пройтись», поглядеть, чем люди дышат, а может, у них и вопросы какие к «руководству» возникнут, отчего ж не ответить? Не посоветовать, не подсказать? Но милицейский генерал, начальник важного управления в Министерстве внутренних дел – это весьма серьезное лицо, даже и заехавшее сюда случайно.

А вот кого изображает там Елагин, вопрос непонятный и наверняка спорный. Тем более вместе с мальчишкой, которого, хотя бы и случайно, мог запомнить кто– то из преступников. Есть ведь уже одна совершенно неоправданная жертва, так какого ж черта они себе думают?..

Но раз уж ребята там, нагнетать обстановку собственным появлением Вячеслав Иванович не стал. Это похоже на явный перебор. Жаль, хорошую игру сорвали! И ведь кончится тем, что теперь – хочешь не хочешь – придется проводить чуть ли не войсковую операцию. С одной стороны – эти «русичи», что обосновались на «Павелецкой», а с другой – их обслуга. Или, возможно, они как раз и есть те куда более серьезные «дяди», которых сами «русичи» и обслуживают. Но обкладывать их, как стаю волков, придется одновременно и со всех сторон, не оставляя прохода между флажками. Словом, «идет охота на волков, идет охота», но уже без всякого снисхождения к «санитарам природы»…

Такие вот сердитые мысли бродили в голове Вячеслава Ивановича, когда он, развернув свой джип и с со-жалением отказавшись от совета давнишнего Саниного приятеля Юрия Федоровича, нередко выручавшего своих знакомых нужными рецептами по автомобильной части, отправился обратно в центр, в агентство «Глория». Размышляя с утра, вспомнил об этом человеке Грязнов – Саня о нем много веселого обычно рассказывал. Ну и позвонил, объяснил свою оперативную нужду. А Юрий Федорович всего-то и спросил, какая машина, а затем с ходу дал совет – максимально ослабить разъемник у инжектора. Машину тряханет, контакт нарушится, тут она и встанет, и никакими пинками ее не заставишь завестись, пока «не дотумкаешь», по какой причине стоим. Это ж электроника, по-своему – мистика, можно сказать. Зато никакого злого умысла – исключительно случайность, недосмотр. Фигня, в сущности, а насколько удобная! Ладно, придется оставить «профессиональный совет» до следующей острой необходимости.

Не знал того Вячеслав Иванович, что затеянный им спектакль мог бы сорваться с легкостью необыкновенной и превратиться в неприятный фарс. Ведь примерно в том же ключе, имея в виду «машинные неприятности», рассуждал и Саша Курбатов. И лишь отдав на сегодня пальму первенства Рюрику Елагину, он избавил и себя, и генерала Грязнова от явного конфуза. Это ж представить: явились на сервис сразу двое – генерал и крутой, и у обоих общий диагноз, да кто ж такому поверит?..

3

Владимиру Поремскому потребовалось сочинить небольшую историю о том, что он совершенно неожиданно встретил в Питере бывшего сослуживца своего отца, которого пообещал вечерком навестить. Может и задержаться со стариком. Это он придумал потому, что знал практически наверняка, что не успеет вернуться на «перекличку», которой Меркулов взял за правило заканчивать каждый рабочий день в командировке, подводя промежуточные итоги. Ну один-то разок можно, решил он, имея в виду потратить сегодня время не только на удовольствия. Правильнее сказать, «не столько», ибо надеялся выжать из информатора, точнее, информаторши максимум полезных для следствия сведений. Совместив, таким образом, приятное с необходимым. Но ставить об этом в известность Меркулова или Гоголева он посчитал невозможным – в лучшем случае назовут авантюристом, а в худшем запретят и думать. А он уже обещал. И девушка, поди, истомилась в ожидании…

Владимир и не догадывался, что его торопливость, как бы оправдывающая хитроумную уловку, вообще не потребовала у старших товарищей умственного напряжения для разгадки не бог весть какой тайны. Виктор Петрович, еще за годы работы в городском уголовном розыске привыкший все нужное держать под собственным контролем, знал, где сегодня был молодой московский «важняк» – сам же ведь и рекомендовал ему, с кем лучше общаться в дирекции Мариинского театра. Понимал и главное: многое в театре открывается разве что при личном общении, в котором обаяние следователя играет иной раз первостепенную роль. Ну вот и пусть себе общается.

Так он потом уже, после ухода Поремского, объяснил свою позицию недовольному Меркулову – зам генерального прокурора терпеть не мог каких-либо нарушений установленных им планов. Владимиру же, в свою очередь, узнав адрес, по которому тот намеревался ехать, посоветовал, какими наиболее удобными видами транспорта добраться в это самое Автово, на улицу Новостроек. Прямо как план на местности изобразил. И добавил, причем без всякого подтекста, что, если придется задержаться допоздна, лучше в гостях и заночевать, а то ночью в незнакомом городе запросто можно нарваться на ненужные неприятности. Бандитский все ж таки Петербург! Но это он уже просто разыгрывал гостей.

Однако его совет пришелся Поремскому весьма кстати: каждый юрист знает, что добыча необходимых сведений – процесс нередко длительный и скрупулезный.

Меркулов, выслушав объяснения Гоголева, лишь усмехнулся:

– Ты чего думаешь, Витя, я такой уж безнадежный сноб? Да Саня на моих глазах вырос! Человеком стал! Генералом! Или тот же Вячеслав… И я, ты считаешь, не знаю, чем они все постоянно и весьма охотно, между прочим, грешат, сукины дети? Знаю. И могу только старчески ворчать по этому поводу. А этот Владимир – точная копия, черт возьми, юного Турецкого. И пройдоха, и талантливый… А, Бог ему судья. Уж не я-то, во всяком случае…

А Поремский в это время пересаживался с одной ветки метро на другую, стараясь сохранить в целости хрупкие стебли каких-то экзотических, невиданных им прежде, лилово-палевых, в мелкую золотистую крапинку, словно Дашины веснушки, цветов, которые он старательно ограждал от тесноты в толпе возвращающихся домой питерцев. И думал о том, какой он все-таки хитрый и предусмотрительный.

«Девушка» действительно истомилась. Бог знает, что она себе успела надумать, нафантазировать, от чего позже трезво отказалась, отчетливо представляя собственные недостатки, как, впрочем, и некоторые достоинства, которые, конечно, могут, но, увы, совсем ненадолго, привлечь внимание мужчины, и общий счет у нее, видимо, оказался не в ее пользу. Вот и пригорюнилась было. А тут– он. Да с какими цветами! Это ж орхидеи, мама родная! И где ж только такие?..

Короче, восторгу не было предела. Как и всему остальному, что немедленно и продиктовал этот неописуемый восторг, приведя в действие мощные взаимные пружины. Вмиг отпущенные на волю страсти достигли такого накала, что, превратись они хотя бы на короткое время в электрический ток, запросто вспыхнул бы праздничной иллюминацией небольшой провинциальный город.

Надо полагать, город озарил-таки своим светом окрестности. Потому что, придя в себя где-то в середине ночи, Владимир не без удивления обнаружил, что за окном – белый день. Ну, может, не совсем «белый», но что не ночь – абсолютно точно. А он и Дарья, раскрепощенные до изумления, на смятых, скомканных простынях – у всего мира как на ладони.

Да, таким вот образом и произошло его знакомство со знаменитыми петербургскими белыми ночами. И он наконец понял Пушкина с его «сижу, читаю без лампады», с его страстной любовью к театру, где тебя всегда ожидает подарок, наконец, к тем изумительным женским ногам, которых по всей России наберется, как утверждал великий поэт, не более трех пар. Нет, Дашка, конечно, не какая-нибудь там «онегинская» Истомина, она даже и не Светлана Волкова, слава богу, но… Ах, да ну какое же может быть теперь «но», если именно она и есть самое то, чего он хотел, что ему надо?! Надо, еще раз надо – и снова, и снова, и без конца! А ночи вовсе нет, как нет уже и дня. Дарья тоже, вероятно, окончательно утвердилась в этом мнении и постаралась выложиться полностью, на последнем дыхании и без остатка…

Но настал момент, когда долг взял-таки верх над неутолимой страстью. Оказалось, что ничего непристойного либо неуместного в таком логичном, по существу, переходе тоже нет. И жажда обладания восхитившей твое воображение женщиной – такая же в конечном счете естественная жизненная необходимость, как и суровая нужда трудиться, трудиться и трудиться.

– Ты обещала… – заметно усталым голосом начал Владимир.

– Я не забываю своих обещаний, – тем же тоном отозвалась Дарья. —Но не торопись. Я боюсь одного…

– Чего конкретно?

– Да вот что ты выслушаешь и умчишься. И все сразу оборвется, кончится…

– А если никуда не умчусь?

– Не надо ля-ля, дорогой. Еще как удерешь! Ты же сыщик, да? Тебя ноги кормят?

– Но бегать мне совсем не обязательно. Думать – это да, это обязательно.

– Мыслитель, значит. Спиноза… или как там? А послушай, – она погладила его влажной горячей ладонью по груди, – дыханье-то уже почти ровное. Тренировка? Или так всегда, когда про работу начинаешь задумываться?

– Смотри-ка, никогда не думал… Работа ни при чем. Тренировка? Без этого нам нельзя, преступник, как правило, защищается, выходит, и мы должны уметь… А дыхалка в порядке потому, что не курю, почти не пью, а таких, как ты, до сих пор еще не встречал. Либо не везло, либо, как говорят, не судьба. Но с тобой недолго и сорвать. Это как кочевать на вулкане.

– Будет врать-то, – возразила Дарья, хотя было видно, что она польщена. Но, помолчав немного, нахмурилась. – Не знаю, какой меня черт за язык дергает… Вот скажу, ляпну сейчас, а потом сама же всю жизнь и жалеть буду…

– Так промолчи.

– Ну да, это ж ведь тебе надо, я чувствую…

– Тогда говори, я не обижусь. И тебя не обижу.

– Тут же, милый, такое дело… Он мне поначалу то же самое сказал. Уж лучше б…

– Он – это кто? – спросил Владимир, почему-то уже догадываясь об ответе. И слегка отстранился от Даши, чтобы видеть ее взгляд.

– Он – это он и есть. Максимом его зовут. Любовник Светкин… которого она бросила. Ну почему там, зачем – мне без разницы: бросила и бросила. Другой приглянулся, бывает. Опять же – Москва, Большой театр… дивиденды, одним словом. А Максим, был момент, почти совсем озверел. Мы-то с ней – ближе некуда, он это знал. Ну, встретились. Привез к себе. Для душевного разговора, говорит, совета. А договорились до того, что он и в самом деле озверел. И я жива осталась, потому что исхитрилась как-то в нем того зверя погасить… Вот видишь, и ты уже другими глазами на меня глядишь, а ведь обещал…

– Глупости, – смутился Владимир, действительно ощутивший почти незаметный холодок в душе, – смотрю, как смотрел. – И потянулся к ней руками.

– Погоди, – она тоже отстранилась от него, – успеется еще. Ночка-то наша пока не кончилась. Ты за окно не смотри, на то она и белая ночь. Привидения всякие… духи бродят… Так тебе что, сам Максим, я понимаю, нужен? А зачем, он ведь очень злой. Это мне, можно сказать, повезло еще. А в том, что он в Светку стрелять приказал, я и не сомневаюсь. И в дядьку своего, родного. Он злой и мстительный. И обид своих никогда не забывает и не прощает. Вот, к примеру, узнает, что мы сейчас с тобой, и мне – не жить, веришь? Полный кирдык, как он однажды сказал. Не потому, что я ему зачем-нибудь нужна, нет, просто это – мое, не трожь руками. Вполне возможно, что он считает, будто и я стала теперь как бы его собственностью, вроде вещи, которая нужна от случая к случаю. Так в чем же я-то виновата? А он ничего и слушать не захочет.

– И он тебя что же, каждый раз к себе силой и угрозами заставлял? – Владимир поставил вопрос так, чтобы не обидеть Дарью в ее тяжкой роли сексуальной рабыни, но все же и внести некоторую ясность в их с Масленниковым отношения. Да и потом, заботы о ее безопасности пока как-то не очень волновали его – до сих пор причины не было, но теперь можно и подумать, отчего же – нет?

– Почему каждый раз? Их и было-то всего три… встречи таких. И последняя – совсем недавно. Позавчера. Но ты не ревнуй, милый, я с ним никакой радости не испытала. Одна боль. И страх… живой не уйти. А я еще, дура, Светке завидовала… – Она замолчала, отвернулась и продолжила потеплевшим голосом: – А как тебя увидела, прямо током дернуло, обожгло: вот, думаю, с кем бы мне клин-то клином! Ой, и хорошо ведь сразу стало!.. Да ты и сам все чувствовал, я ж видела, как смотрел! Дышал как… Вот где настоящая девке радость…

– Ага, только сам я ничего не различал. И где мозги находились – тоже не помню. И произошло все, будто вспышка, взрыв, ну, мать честная! Даже сообразить не успел.

– А это потому, что все твои мысли как раз и утекли в нужном направлении. Что, не так, скажешь? – Она расслабилась, раскинулась на кровати, сказала мечтательно: – Это и славно, что ничего не помнишь, значит, от души, от большого желания. Если б соображал, я думаю, получилось бы как обычно. Как у всех. А так точно – вспышка… И свобода…

«Хорошо… свобода… радость…»– такие слова, наверное, про себя всякому мужику приятно слышать от благодарной женщины, но в них, увы, одни эмоции. Они действительно сердце ласкают, но их к делу не пришьешь. Так же как и Дашину боль со страхом. А вот «недавно»? За это слово вдруг зацепилась какая-то надежда. И теперь Поремский, боясь спугнуть удачу, не стал акцентировать на ней своего внимания, решив подойти к проблеме не напролом, а со стороны. И ведь, между прочим, «позавчера» могло означать, что Масленников действительно никуда не уезжал, не убегал, а попросту отсиживается в одной из своих квартир – в городе или за городом, – которых у него наверняка с добрый десяток и знает о которых весьма узкий круг лиц. Но тогда почему бы и Даше не знать об одном из таких тайных пристанищ? Захочет ли сказать – вот вопрос. Не сочтет ли такой поступок предательством? В самом деле, не цитировать же ей статью Уголовного кодекса по поводу укрывательства преступлений, уж она-то к этому делу не имеет ни малейшего отношения.

А может, не выдумывать проблем, а спросить напрямик? Что ж она, девочка? Не понимает, что происходит рядом с ней?

– Я тебе не говорил, что Светлана в Москве не исчезла, ее похитили? – спросил как можно спокойно, но Дарья вскинулась. Даже села, уставившись на него, и Владимир, почувствовав неудобство от своего не соответствующего затронутой теме внешнего вида, прикрылся краем простыни.

– Что ж ты все молчал? А я-то подумала… Кто похитил, известно? Когда это случилось?

– На днях, а что?

– Скажи точно, это очень важно, – продолжала настаивать Дарья, и глаза ее при этом странно сверкнули.

Владимир мысленно просчитал дни и назвал число. Даша задумалась, но буквально на одну минуту.

– Ия тебе скажу. Это сделал он, Максим. Он говорил: на денек отъеду, дело одно важное закончу и вернусь. Тогда поговорим, как жить дальше… Господи, а я-то подумала, какая уж с ним-то жизнь?! Кошмар полуночный… Мало того что сам грубый и неотесанный, так еще и вредный. Сделает больно и улыбается, удовольствие испытывает, если кто на его глазах мучается до слез. А то вдруг совсем как нормальный, даже и не верится, что подобное вообще могло быть.

– Он – параноик, это – точный диагноз. Убивая, испытывает наслаждение.

– Мама моя… – прошептала Даша и зябко поежилась. – Я поняла теперь… Знаешь, у него был вид зверя, только что напившегося горячей крови. Сытый будто, но страшный. Так это значит, что и я?.. И меня – тоже?

– Ты за себя больше не беспокойся. Только слушайся и какое-то время не проявляй самостоятельности. Нам бы только поймать его. А уж с его шавками, с бандитами, как-нибудь справимся, разделаемся. Это я тебе твердо могу обещать. Только бы знать, где эта сволочь прячется… Мы уж его и за границей искали, и в Москве. Пока все мимо.

– За границей его нет, там мать его проживает. В Дюссельдорфе, он говорил. А сам он?.. А если я скажу, ты со своими сыщиками меня к нему в сообщники не зачислите?

– Да ты что, Дашуня?! – искренне возмутился Владимир. – Да мы все за тебя ему пасть порвем! Ты что?!

– Ну вы – ему или он – вам, – рассудительно и печально заметила Даша, – это надо еще посмотреть. Но только и я не уверена, что он в одном месте прячется. Несколько у него квартир. Я на двух у него была.

Еще одну он Светке снимал, но – тайно, не любил афишировать свою заботу… Ох, чую, убьет он меня, зря я все это придумала…

Но Поремский был готов уже вскочить, одеваться и мчаться к Гоголеву – за немедленной помощью. Чтобы, не откладывая дела в долгий ящик, высылать опергруппы по названным Дашей адресам, блокировать все входы и выходы, а если гад окажет вооруженное сопротивление, стрелять безо всякой жалости.

Это его настроение Дарья, видно, и почувствовала. Ну да, пусти гончую по следу, она все забудет и умчится, бросив хозяина. Или того, кто отстегнул поводок. Но слово было уже сказано, и это она тоже прекрасно понимала, а видя его глаза, загоревшиеся охотничьим азартом, осознала, что и она сама сейчас для него лишь повод догнать и… отличиться. И он уже не отстанет, пока она не назовет адресов.

Но Даша ошиблась. Узнав то, что ему требовалось, и записав три адреса, Владимир посмотрел на часы и удовлетворенно отметил, что времени для любви у них еще оставалось навалом. Так вот прямо и сказал ей: «Время для любви». Она даже не поверила. А как же азарт погони?

– Дашенька, детка! – рассмеялся он. – Ну кто, сама подумай, станет в начале четвертого гоняться за бандитами? Спят же все. И сладкие сны видят. Да и нам с тобой сейчас выходить на улицу совсем не с руки. Бандитский же город! Сами пугаете приезжих.

– Это кто ж тебе такое сказал? – В Даше взыграл сварливый патриотизм.

– Те, кто их ловят. А ты успокойся, давай и мы с тобой приляжем, обнимемся, ты Немного поспишь у меня вот здесь, – он пошлепал себя ладонью по левой стороне груди, – а то ведь за всю ночь так и не сомкнула глаз. С другой стороны, никто ж нас не заставлял, не насиловал – все сами, верно? А когда настанет утро, я позвоню куда следует, потом мы решим вопрос твоей безопасности, ну а уж потом займутся делом те люди, которым это положено по штату. Самодеятельность в нашей работе исключается полностью. А воспринимается только художественная. А теперь иди сюда, обними меня, коленку-то приподними, вот так, сюда… Ох, Дашка, ну до чего ж ты, зараза, сладкая, черт меня побери!

И это его почти рычащее признание она еще восприняла осознанно, то есть услышала, правда, уже издалека, хотя губы их давно слились в бесконечном поцелуе. А вот дальше на нее обрушились уже одни сплошные эмоции, которые окончательно оглушили, ослепили, а затем и отключили ее сознание.

Бесплотная Дашина душа воспарила к небу и оттуда с неподдельным изумлением наблюдала, как далеко внизу, на одинокой земле, без конца переплетались в страстных конвульсиях грешные тела мужчины и женщины, непрерывно заполняя все огромное пустое пространство вокруг себя тем, что они называли любовью.

Душа-то наблюдала, хотя и терзалась в сомнениях – а хорошо ли, правильно ли подглядывать со стороны? Ай, как, наверно, все-таки стыдно, но… до чего ж сладко, господи…

Услышав на рассвете, то есть в начале шестого, не привычно молодой и звонкий, а сильно охрипший и будто сорванный на морозе голос молодого «важняка», Виктор Петрович сонно рассмеялся, ибо прекрасно понял истинную причину разительной метаморфозы. Это «амур» виноват, как рассуждали все его петербургские предки.

– Ты, Володя, сейчас будто тот, что вчера не вернулся из боя. Причины мы обсудим потом, а теперь докладывай по существу. Что тебя заставило тревожить начальство в этакую рань, когда, если ты еще помнишь классика, «все чистое ложится, а все нечистое встает»?

– Виктор Петрович, но комментс! Срочно записывайте три адреса! Это сейчас важнее всего.

Уже через минуту Гоголев был серьезнее некуда. Спросил только:

– Ты абсолютно уверен?

– Я ж говорю: пока – без комментариев. Но есть еще одно важное дело…

И он рассказал о том, что нужно срочно обеспечить безопасность женщине, которая и оказала неоценимую помощь следствию. Ее жизнь может оказаться в серьезной опасности. На это Гоголев мудро и спокойно отреагировал, сказав, что он именно так и предполагал. И поэтому прямо сейчас пришлет одного хорошего человека, который обеспечит ей охрану и которого она должна будет беспрекословно слушаться и подчиняться ему.

– Это в районе Автово, я правильно вчера тебя понял, да?

– Вот именно, – даже не покраснев, подтвердил Поремский и уточнил адрес, по которому находился.

– Ну и агентура у тебя, Володя, искренне завидую! А по правде сказать, сейчас тебе, я думаю, позавидовал бы даже твой непосредственный друг и учитель Александр Борисович, который, между нами говоря, и сам никогда не терялся, почему и оставлял за флагом всех своих соперников и конкурентов. Вот так!

Дарья, приникнув щекой к обнаженному еще плечу Владимира, слышала довольно громкий их разговор по мобильному телефону – возможность пользоваться городским аппаратом он сразу отмел – с нарастающим изумлением. Основательно утомленная и физически, и психологически – это ж какое напряжение приходилось выдерживать и переживать раз за разом! – она все же не потеряла способности к логическому рассуждению. И теперь происходящее представилось ей каким-то абсурдистским спектаклем, в котором едва ли не главная роль отведена именно ей. И не знала еще – смеяться ей или горько плакать…

4

А непосредственный друг и учитель, о коем неожиданно к месту вспомнилось Гоголеву (да и то, скорее всего, с подачи Меркулова), досматривал очередной сон и не чувствовал ни малейших угрызений совести оттого, что никакого видимого результата пока так и не достиг.

Он успел уже ознакомиться с большей частью изъятых у представительств компании «Норма» документов, выслушал соображения по поводу некоторых из них Генриха Крафта – главного специалиста в данной теме, и, наконец, сумел-таки встретиться для серьезного разговора, который, впрочем, можно было при желании назвать и допросом, с мадам Масленниковой, в девичестве – Нестеровой. Ее местонахождение было отлично известно Генриху, а мадам, естественно, уклониться от встречи со следователем из России не могла – слишком уже много суровых обвинений «висело» на ее родных и близких. Отказаться не могла, но и сотрудничать со следствием, как видно, тоже не собиралась.