Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Постойте! – Юрист нахмурился, не понимая смысла сказанного. – Это кто такая, шахидка, что ли?

– Шахидка? Интересный у вас ход мыслей. Нет, я про марку мотоцикла, «блэк видоу» называется,– «черная вдова». А касательно шахидки… Если вы прослеживаете здесь еще и такую связь, то отчего же? Но не будем пока слишком усложнять, проводить рискованные для вашего босса параллели…

И Александр Борисович взглянул на часы, присвистнул – однако! – и, отвесив легкий, почти небрежный поклон, отправился в свой номер. У выхода из бара обернулся. Юрист, низко склонившись над своей тарелкой, быстро жевал, словно наверстывая упущенное.

«Мелкие людишки, – подумал Александр Борисович. – А на «вдову-то» ишь ты как отреагировал! Во всяком случае, теперь у Вампира не должно остаться сомнений, что на его след вышли совершенно точно. И с разных сторон. Какие бы оправдания для себя он ни придумывал. И он либо окончательно постарается залечь на дно, либо, подобно любому агрессивному шизоиду, предпримет крайние меры, чтобы избавиться от того, кто угрожает его всемогущей личности. А кто ему угрожает? А ведь это мы ему угрожаем, Александр Борисович! Иначе за каким хреном оказался бы здесь господин «доверенный юрист» Алексей Митрофанович? Вот и проверим на деле, насколько прав был старик Ганнушкин с его пограничными состояниями».

4

Пока Александр Борисович размышлял над способами выманить Вампира из его убежища, засветить, хотя бы на мгновение, место своего пребывания, «питерская» бригада под руководством Константина Дмитриевича Меркулова вела свой поиск по двум направлениям.

Владимир Поремский изучал окружение балерины Волковой, чтобы выяснить, где, когда, при каких обстоятельствах произошло знакомство Светланы сперва с Масленниковым, а затем и с Нестеровым. Ну и что этому всему сопутствовало.

А Виктор Петрович Гоголев с оперативниками управления уголовного розыска и Федеральной службы безопасности тщательно прочесывал район Петергофского шоссе, где произошла «устрашающая акция», как ее с чьей-то легкой руки стали называть все причастные к данному делу. В самом деле, никому из оперативного состава почему-то и в голову не приходило, что то происшествие было действительно попыткой покушения на двоих президентов крупнейших государств мира. Полкило пластита – это немало, конечно, но и не то количество взрывчатки, которое гарантировало бы безусловный успех акции.

Однако что ни говори, а сама носительница взрывчатки погибла. Так кто же она и откуда? Ответив на такой «простенький» вопрос, можно было пытаться вычислить заказчика. А без этого остальные попытки установить истину выглядели тыканьем пальцем в небо. Меркулов же требовал глядеть в корень, а не в заоблачные выси.

«Добро и зло враждуют, мир в огне. А что же небо? Небо – в стороне…» – с видом мудреца цитировал он Омара Хайяма. А раз так, неча, мол, и башку зря задирать, наша работа – на земле. Гляди под ноги…

Вот и вернулись к началу.

Гоголев, как старый (относительно, конечно) и достаточно опытный сыщик, исходил из того, что появление «шахидки» (будем пока так ее называть – условно) не могло оказаться здесь случайным. Нет, маршрут следования президентского кортежа наверняка какому– то заинтересованному лицу был известен заранее. И точка «встречи» была тоже выбрана не случайно. Насыпь, дамба, дома недалеко, значит, и любопытные жители не исключены, как ты их ни отгоняй от «ответственной» трассы. Да и охрану через каждые пять метров не поставишь, просто народу не хватит. Там – двое, напротив – трое, все как обычно, никаких особых исключений. Через двадцать—тридцать метров – следующая группа. Трасса длинная, охраны требуется много, поэтому задействованы все имеющиеся в наличии милицейские силы. Ну в городе – поважнее, может, и старшие офицеры, а на загородной трассе – попроще, рядовой и сержантский состав. Откуда женщина-милиционер? Да мало ли! Выгнали наружу всех, вплоть до работников паспортных столов, вот и весь разговор. Они что, разве всем поголовно известны, эти тихие сотрудницы многочисленных отделений и отделов внутренних дел? Наверняка при подготовке акции и исходили из этих соображений.

Кстати, именно сержант Новиченко оказался единственным, кто обратил внимание на женщину – капитана милиции. Он-то – местный, а ее вспомнить не мог, хотя как будто что-то знакомое в ее лице мелькнуло. Вот и куртка на ней была повседневная, хотя приказали надеть парадную форму. Но он обратил внимание лишь потому, что была не из местных, а вовсе не потому, что вышла к трассе. Л в самом деле, кто такая? Ведь задал же себе такой вопрос? Задал, получается. И как ответил? Подошел и спросил: «Товарищ капитан, вы откуда? В документики ваши можно взглянуть?» Это совсем неважно, что «товарищ капитан» вполне могла послать сержанта куда подальше. Нет, то-то и оно, что и не подошел, и не спросил, а сам себя успокоил: «Небось из детской комнаты милиции. Или из этих… из полиции нравов. Вроде видел, а где их всех упомнить!» А тут ка-ак рвануло!!

Повторяя Гоголеву раз за разом свой рассказ, сержант потел и боялся что-то приврать, поскольку понимал, что в данном деле важна именно точность каждой детали, а фантазии здесь неуместны. И он вдруг вспомнил. Точнее, не столько вспомнил, сколько словно увидел каким-то боковым, что ли, зрением, хотя в тот момент был полностью сосредоточен на приближающейся кавалькаде машин. Он-то и не догадывался, что президентов в них нет и что они вообще едут другой дорогой.

Так вот, он сосредоточился на первой машине и краем глаза отметил, что на той стороне трассы показалась пожилая женщина, которая, прикрыв сверху ладонью, будто козырьком, глаза, остановилась и стала тоже рассматривать приближающиеся машины. А уж после взрыва, когда все внимание сосредоточилось на останках женщины и прочих следах, сержант так и не вспомнил о пожилой свидетельнице.

Ну с «шахидкой» понятно, а та, пожилая, в чем была одета? Трудно давались воспоминания. Кажется, темная юбка и светлая кофта. Или наоборот. Солнце еще с той стороны било прямо в глаза.

Потом сержант долго и не очень успешно трудился над составлением фоторобота взорвавшей себя женщины – капитана милиции. Ничего яркого и запоминающегося. Обычное лицо, встретишь—пройдешь мимо. И не чеченка, нет, а лицо точно славянского типа. На светлых кудряшках – пилотка. Экспертиза подтвердила: волосы действительно русые и короткие. Ну еще фигура у нее была полная, но это понятно: под курткой находилось взрывное устройство. И, как показала взрывотехническая экспертиза, с дистанционным управлением. Остатки подобных изделий находили и прежде, после исполнения терактов, в местах массового скопления людей. То есть адрес изготовителя подразумевался сам собой. Да и вывод следовал однозначный: к исполнителю у заказчика не было полного доверия, чтобы поручить ему (или, как правило, ей) принятие самостоятельного решения. А это, в свою очередь, наводило на мысль, что психическое состояние женщины в момент совершения теракта было неадекватным и ее целенаправленно использовали в качестве «живой бомбы».

Но ведь таким способом действуют ваххабиты, которые в секретных лагерях в Чечне либо за границей проводят специальные курсы подготовки будущих шахидок, подавляя их сознание и подчиняя воле начальника. А какой смысл был Масленникову призывать на помощь профессиональных террористов, если у него у самого хватает собственных бандитов для исполнения любых акций? Тем более что речь шла всего лишь об акте устрашения. Ну да, и те же эксперты подтвердили, что мощность данной бомбы существенный урон бронированному лимузину нанести вряд ли смогла бы, это, в общем-то, обычную машину-дублера посекло осколками. Значит, демонстрация. Но женщина-то погибла, а значит, и ценности она для организаторов «смертельной показухи» не представляла никакой. Так, отработанный материал…

Нет, тут нужен особый склад ума или же крайне агрессивное состояние психики, абсолютно безразличной к чужому страданию. Даже среди отпетых бандитов такие люди представляют исключение.

Итак, какой-никакой, а фоторобот был-таки создан, размножен и роздан оперативникам. Гоголев исходил из предположения, что женщину привезли к месту теракта не в последний момент – это противоречило бы логике организаторов покушения, да и шоссе было перекрыто милицией, – а заранее и какое-то время держали взаперти, чтобы надеть на нее атрибуты милицейской формы прямо перед выходом. И если это было действительно так, ее все же могли видеть посторонние люди, вроде той пожилой женщины, которую так и не разглядел из-за солнца, бившего прямо в глаза, сержант Новиченко. И если, кстати, та женщина была из местных, из Сосновой Поляны, и, испугавшись взрыва, убежала, а не являлась своеобразным контролером действий жертвы, то есть заодно с организаторами акции.

Но сразу после взрыва оперативники прочесали всю округу в поисках возможных свидетелей и почему-то ни одного не нашли, что тоже непонятно. Неужели ни одного местного жителя не удивило, не привлекло внимания обилие милиции в районе шоссе в то воскресное утро? Или, ограничившись «чеченской версией», они не стали углубляться в поиски? Мол, известно ведь, куда такие следы ведут! Вот и принялись привычно уже шерстить на рынках лиц «кавказской национальности», а те, естественно, ни сном ни духом. Да и откуда им что– то знать, если все было продумано заранее и именно с прицелом перевода стрелки на них? Самый радикальный способ отвлечения внимания – сделать ложный след наиболее выгодным и удобным буквально для всех спецслужб. Что, скорее всего, и произошло. А окончательно убедился в своей догадке Виктор Петрович уже к концу дня.

Ставя оперативникам задачу, он первым делом запретил им любое упоминание в беседах с населением «чеченской темы» вообще. Нет, не было и не могло быть. А речь должна идти о совершенно обычной русской женщине, какой она изображена на фотороботе. Что могло быть для нее характерно? Некая заторможенность, продиктованная болезнью либо какими-то другими причинами, например наркотическим опьянением. Она почти наверняка не из местных жителей и появилась здесь недавно – может, за день, может, за несколько часов. Не исключено, что она была не одна, а вместе с другой – пожилой на вид женщиной, которая ее сопровождала.

Та же наверняка и привела в действие дистанционный взрыватель, когда увидела, что нужный момент для опекаемой ею спутницы наступил. После чего немедленно исчезла. Интересен в этом смысле и вид транспорта, которым она могла воспользоваться.

То есть оперативникам предстояло провести вполне адресный опрос, а не действовать методом тыка – авось повезет. И такой метод вскоре дал реальный результат. Стоило грамотно, в смысле предметно, поставить вопросы, как обнаружилось четверо свидетелей. Но самое потрясающее было в том, что они признали на фотороботе местную бомжиху, которая до последнего времени постоянно околачивалась в районе рынка в компании себе подобных алкоголиков и прочих «отбросов общества». Оперы немедленно взялись за «отбросы», которые неохотно, но дали показания. Да, Нюр– ка-вакса. Только на «фотке» она умытая и вообще в порядке, а по жизни – чумазая рвань, насквозь пропитанная всякой дрянью, нюхая которую дурела на глазах. А после этого такие же грязные бродяги отволакивали ее обездвиженное тело к свалке, что на задах кафе «Бодрость», где пялили хором, да там же и бросали до следующего раза. А пару недель назад Нюрка исчезла. Кто-то рассказывал, что якобы творящиеся почти на глазах прохожих безобразия с участием Нюрки вконец разозлили Нефеда, хозяина «Бодрости», на которого постоянно катали жалобы жители окружающих домов по поводу разведенного им «бомжатника». И тогда Нефед, которого, как известно, «крышуют» «псковские», кликнул братву. Те подъехали на «БМВ», отыскали на свалке «отдыхающую» после очередного кайфа Нюрку, оттащили за руки, за ноги, кинули в багажник и увезли. С тех пор больше ее и не видели. И забыли.

Вот и прояснилась картинка. Отыскались реальные следы.

Уже на следующий день взятый без шума прямо из дому Сергей Степанович Нефедов сидел в Управлении ФСБ у Мохова и, заикаясь от понятного страха, давал показания. Мог бы и не заикаться: ему-то пока ничего не собирались инкриминировать. Тем более что, по

агентурным данным, сам он к «псковской» братве прямого отношения не имел, а что дань бандитам платил, так кто ж ее нынче не платит? И не его тут вина, а скорее тех, кто не может обеспечить ему безопасность. Но это уже другой вопрос, который в данный момент решительно никого не интересовал.

Итак, он пожаловался своей «крыше», что его «затрахали» с этим «бомжатником», а милиция никак не реагирует. Вернее, постоянно и даже охотно штрафует за отсутствие порядка на подведомственной ему территории – самочинная свалка, оказывается, относилась к его частному предприятию, а разбираться с бомжами местным властям было, как всегда, некогда. А с другой стороны, ему и самому устраивать разборки с бомжами тоже не светило: обозлятся ведь и сожгут предприятие, а где потом концы искать? С кого спрашивать? Короче, помощь братков показалась единственным реальным выходом. Пришлось даже приплатить за это. Ну а те прибыли, нашли «главную заразу», а остальным, кто близко оказался, пригрозили тем же и увезли. Куда – Нефедов не интересовался. Сказали, что вывезут подальше за пределы города, а может, и области и оставят в покое. Не убивать же, какой ни есть, а человек все-таки, пусть себе живет…

Назвал Нефедов и тех людей, что приезжали на «БМВ».

Слушая сообщение о новых итогах расследования и знакомясь с показаниями свидетелей, Меркулов предложил всю дальнейшую работу с «псковской» бригадой возложить на плечи Управления Федеральной службы безопасности. И сделал это в некотором смысле даже из соображений политического порядка, что и объяснил Виктору Петровичу, но позже и с глазу на глаз, чтоб тот, часом, не обиделся.

Ну, во-первых, Иван Семенович Мохов, как уже становилось ясно, крепко проколовшийся со своей версией «чеченского следа», получал, таким образом, возможность отличиться и тем самым как бы реабилитировать свою службу после допущенных промахов. Во-вторых, этим указанием Меркулов как бы компенсировал Мохову его уязвленное самолюбие, когда своим первым заместителем в оперативно-следственной группе назначил не главного фээсбэшника, не областного прокурора и даже не начальника ГУВД, а его зама – Виктора Гоголева. Как принять спокойно такое решение! Не было никакой необходимости обострять в группе нормальные рабочие взаимоотношения. Теперь третье. Одно дело, когда с братвой работает милиция, и совсем другое – когда ФСБ. Уровень, так сказать, который и должна оценить прежде всего сама братва. Тут особо не поторгуешься. И, наконец, последнее. Все дальнейшие мероприятия и допросы должны проводиться при обязательном присутствии самого Меркулова либо Гоголева. Вот так, а теперь действуйте, ребятки, но сильно носы свои не задирайте!..

– Значит, ты не обижаешься? – еще раз уточнил Меркулов, когда они остались с Виктором вдвоем.

– Побойся Бога, Константин Дмитриевич, какие могут быть обиды!

– Вот и отлично, а теперь выкладывай свои соображения. Вижу, у тебя уже созрела собственная версия.

– Есть маленько… – улыбнулся Гоголев.

Он уже пробовал представить себе, как Максим Масленников разрабатывал свой совершенно элементарный и одновременно потрясающе хитроумный план, построенный в буквальном смысле на том, что в данный момент оказалось у него под рукой. Но при этом следовало обладать еще и достаточно изощренной фантазией, а также изрядным знанием психологии. У Масленникова недостатка в этом не было.

А дальше выстроилась в некий ряд цепь случайностей, которая в конечном счете и определила ту закономерность, что и привела к удаче.

Не прицепись Гоголев к сержанту Новиченко с ненужным, в общем-то, фотороботом и не заставь он милиционера изобразить на листе бумаги лицо той «незнакомой, но кого-то отдаленно напоминающей» женщины, ни у кого так и не возникли бы ассоциации портрета на «фотке» с бомжихой. А ведь она была многим, в том числе и самому сержанту, определенно известна, однако ее истинный, человеческий облик представляли себе немногие. И, главным образом, как оказалось, ее сотоварищи-бомжи. Но их-то кто станет всерьез расспрашивать?.. Вот на такую реакцию «стражей порядка», среди которых и должна была в нужный момент и на считанные секунды появиться женщина в форме капитана милиции, и рассчитывал тот, кто задумывал операцию. Все в округе знали «грязную нюхалку», Нюрку-ваксу, но ни один человек, возможно, даже не задумывался, что и она когда-то была отнюдь не самой несимпатичной женщиной, и не с вонючими патлами, а со светлыми кудряшками на голове.

И вот ей на короткое время вернули прежний облик, «кого-то отдаленно напоминающий», качественно накачали наркотиками, приучая к безоговорочному послушанию, а в нужный момент начинили взрывчаткой и послали в назначенное место. Вряд ли она понимала, что делала. Да и вообще что-нибудь понимала. Это был уже робот, предназначенный к самоуничтожению. И этот процесс определяли, в прямом смысле, секунды, когда внимание остальных «стражей» отвлечено на главное: вон они, едут! Тем более что, судя по той же реакции сержанта Новиченко, и отдаленная похожесть на кого-то, и капитанская форма вопросов не вызывали. Точный психологический ход.

И самое главное. Вся акция подстроена под «шахид– ку». Искать бомжиху никому и в голову не придет, она давно исчезла, нет ее вообще. «Крыша» выполнила заказ клиента и отправила ее за тридевять земель. Значит, и подозрение в организации покушения на шоссе никоим образом не может пасть на Максима Масленникова. Уж он-то здесь при чем? Значит, спишут на удобных «чеченцев». Что, кстати, и произошло.

А вот серьезное предупреждение «бывшему члену консультативного совета» между тем прозвучало достаточно громко и с явным намеком на то, что это было именно конкретное предупреждение, после которого могут быть предприняты куда более радикальные действия. И пример с дерзким расстрелом на набережной Москвы-реки – наглядное тому подтверждение. А также демонстрация того, что пока обида за отказ в помощи отчасти как бы утолена. Но не надолго, а лишь на время, необходимое верховной власти для раздумий и принятия наконец нужного господину Масленникову решения. И это уже не просто запредельная наглость потерявшего всякую способность к логическому осмыслению действительности человека, это – неизлечимая болезнь. Такой вот диагноз.

Меркулов не нашел в версии Виктора Петровича серьезных изъянов и предложил все усилия теперь сосредоточить на поиске тех, кто подготовил и соответствующим образом экипировал самоубийцу. Имелись ведь уже у следствия имена тех братков, что увозили Нюрку-бомжиху, ни фамилии, ни иных паспортных данных которой, оказывается, никто даже в местной милиции не знал, не говоря о бомжах. Вот с этих «псковских», как они себя гордо именовали, и начинать.

А что, Виктор, дело-то наконец сдвинулось, и хорошо! Вот и объекты противостояния, похоже, определяются. Интересно, что там у Сани? Надо будет вечерком созвониться…

5

Володя Поремский пил ежевичный чай из пакетика с ежевичным же засахаренным вареньем. Небольшая продолговатая комната в многосемейной коммуналке, типичной для большинства старых петербургских квартир, была тесно заставлена громоздкой, а то и просто древней мебелью. И располагалось это жилье с окном, выходящим в узкий колодец двора, на четвертом этаже такого же мрачного, как и вся атмосфера вокруг, дома на Моховой улице. Проживала здесь Алевтина Константиновна Власьева, родная тетка и, возможно даже теперь, последняя из рода, к которому принадлежала и балерина Светлана Волкова.

Собственно, пришел он сюда совсем не чай пить и не получать эстетическое удовольствие от неторопливой беседы на изысканно правильном русском языке с попутной демонстраций застекленных гравюр и фотографий вековой давности. Владимир, в сущности, принес трагическую весть о пропаже Светланы, но сразу сказать не решился, а теперь уже язык как-то не поворачивался. И он счел пока за лучшее промолчать, не разбивать сердце воинственной старушки, а попытаться побольше выведать у нее самой о Светлане. О ее пристрастиях, подругах, друзьях, может быть, даже и любовниках – у людей искусства ведь даже тайные связи чаще всего носят публичный характер.

Для тетки эта тема была не то чтобы интересной, но отчасти знакомой, и она легко назвала Поремскому несколько звучных фамилий, даже вспомнила адреса их, а потом вдруг с подозрительным интересом спросила: зачем это все ему? Ведь, насколько ее информировали из Москвы, со Светланой сейчас все в порядке? Или, может быть, у нее снова появились временные трудности и она нуждается в поддержке видных работников искусства? Ни о каких спонсорах тетушка не знала, а если знала, то не желала распространяться на эту скользкую тему.

Вот тут и пришлось сказать правду. А затем долго разыскивать в многочисленных сумочках с бесконечными кармашками пластинку с капсулками нитроглицерина, которая, естественно, лежала на самом видном месте – у зеркального трюмо.

– Но как же так?! – получила наконец тетушка возможность высказать свое крайнее возмущение нерадивостью московских сыщиков, за которых так деятельно ратовал сам генерал Гоголев.

И это пришлось долго объяснять. В общем, ради приобретения нескольких, вряд ли чем-то сумеющих помочь следствию, адресатов и время потеряно, да и с теткой теперь могли возникнуть новые проблемы. Это она сейчас храбрится, а когда останется одна?..

Поремский, видя, что ничем больше помочь не сможет, неловко раскланялся и покинул эту душную комнату, где его откровенно давило какое-то темное, почти мистическое ощущение назревающей беды, предотвратить которую он был не в силах.

Об этом своем ощущении он и рассказал позже Виктору Петровичу. А тот лишь пожал плечами и заметил, что подобная мистика преследует многих, кого судьба забрасывает в старые петербургские дома, насквозь пропитанные довольно-таки мрачной исторической атмосферой «города трех революций». И тени всякие мерещатся, и призраки преследуют, и вообще.

Наивный вопрос, что значит «вообще», вызвал у него усмешку и фразу, произнесенную наставительным тоном:

– Гоголя читай. Либо Достоевского. У них про все уже давно сказано.

Что возражать, если у генерала такое мнение? Может, по-своему он и прав…

Но так или иначе, а встречи с названными мадам Власьевой лицами он устроил Поремскому в считанные минуты.

Гоголев и сам знал многих деятелей культуры, и те тоже, нередко заочно, были знакомы с главным сыщиком Северной столицы, отдавшим ей лучшие годы своей жизни. Если, конечно, не иметь в виду теперешнюю его службу. У них угоняли автомобили, грабили их квартиры, вынося семейные реликвии, без коих дальнейшее существование просто не мыслилось, очищали карманы в общественном транспорте – да мало ли с какими жалобами на повсеместный бардак являлись в уголовный розыск пострадавшие! И Виктор Петрович был всегда «на посту». Наверное, поэтому руководители Мариинки отнеслись к вопросам молодого «важняка» из Москвы без «питерского снобизма», а постарались дать наиболее точный и в общественном, и в общежитейском плане портрет покинувшей их театр балерины.

И нарисовалась следующая картина.

У театра к талантливой балерине вопросов не было, как сначала и у нее к руководству, и когда она только появилась в труппе после окончания училища, и довольно долгое время потом. Но, к сожалению, «звездная болезнь» – штука в наш век страшно заразительная и опасная. Одно дело, когда у молодой артистки есть действительно все основания считать себя личностью выдающейся. Приходится и понимать, и прощать, и быть снисходительным, идя навстречу тем или иным пожеланиям, но имея в виду, что театр – это большой и сложный творческий коллектив, а не отдельная, пусть даже и очень способная, солистка. И совсем трудно складывается ситуация, когда, к примеру, узкий круг твоих друзей-приятелей, в том числе и спонсор, вкладывающий в создание твоего имиджа определенные средства, часто – немалые, и требующий от тебя соответствующей отдачи, платы по процентам, талдычит с утра до вечера, что ты – гений, а начальство завидует и мешает твоему продвижению к мировой славе. Тут и возникают конфликты, чаще всего личностного характера.

Что имеется в виду под словом «проценты»? Господи, да кто ж этого нынче не знает! Ну вот, все знают, что последние полтора-два года Светлана стала постоянно появляться в компании одного так называемого мецената, за которым тянулся хвост весьма негативной «славы». Проще говоря, было известно, что он связан, если не напрямую, то уж косвенно – без сомнения, с теми «новыми героями нашего времени», о коих телевидение теперь снимает бесконечные сериалы про всякого рода «бригады» и так далее. Естественно, кто платит сегодня большие деньги, тот и заказывает музыку! Причем любую, по собственному вкусу. Бандитам постоянно нужны новые кадры (старые-то живут недолго), значит, необходим и соответствующий имидж, ради которого и тянулись бы к ним молодые люди, по разным причинам лишенные жизненных перспектив. Никаких тайн тут не открывается, и все знают, на кого или на что, а точнее, ради чего они работают. Знал и «меценат», что выглядеть в компании примы-балерины с известным именем в высшей степени престижно – это простейший для него вход и в так называемое светское общество, и в «большой бизнес». Плюс физическое удовлетворение, чего ж неясного?.. Публикации в «светской хронике», постоянный пиар, вездесущие папарацци, будь они неладны, – короче, все способствовало возникновению у действительно талантливой артистки явно завышенных оценок собственной личности.

Хорошо известно, что финансовая сторона дела в театре имеет, к сожалению, в наш коммерческий век тоже едва ли не первостепенное значение. Приходит спонсор, предлагает деньги на новую постановку, но с непременным условием, что заглавную партию будет танцевать, скажем, та же Волкова. Никто и не возражал против ее кандидатуры, напротив, все только рады проявлениям новых аспектов ее таланта. Но – раз, другой, третий; и вот уже диктат превращается в систему, условия ужесточаются: не нравится тот, не нужен этот, с этим танцевать не желаю и прочее, и прочее. Кто ж выдержит? Начались конфликты, спонсор по ходу дела не только отменял свои же решения, но пытался «ставить палки в колеса», доходя до прямого давления и даже угроз.

Все-таки, надо сказать, Светлана была неглупой женщиной, и тем не менее… Почему «была»? Так она ведь больше в Мариинском театре не работает, а как у нее сложится судьба в Москве, сказать трудно – при ее-то характере это вещь непредсказуемая. Словом, однажды что-то у нее со спонсором произошло, и она рассталась с ним, демонстративно заведя себе другого – много старше первого. И тоже, говорят, из тех же… После чего конфликты в труппе участились, как усилилось и ее неадекватное отношение к собственной персоне. И тут взбунтовались ее коллеги, которым надоело делать вид, что ничего в труппе не происходит и им приятно пребывать на вторых ролях лишь по той причине, что кто-то помогает театру в финансовом плане. Все случилось вполне закономерно. С одной стороны, якобы оскорбленное самолюбие, а с другой – абсолютное неприятие коллективом прямо-таки патологического зазнайства балетной примы. Конфликт дошел до предела, и последовал окончательный разрыв. Стало известно, что спонсор Светланы начал переговоры о ее переходе в труппу Большого театра в Москве. Естественно, Волковой были выданы самые лучшие творческие характеристики. В этом вопросе руководство не собиралось лукавить – талант, он и есть талант. Хотя

даже великий Пушкин ошибался, полагая, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Точнее, не он, а его герой, что, в общем-то, не одно и то же. Но ведь и тот же Моцарт почти ведь ровесник Пушкину: одному – тридцать пять, другому – тридцать семь, и оба – гении. И оба вполне законно могли ошибаться…

Нет, вряд ли стоило бы обвинять Волкову в каком– то целенаправленном злодействе, скорее, обстоятельства для нее сложились негативным образом. Спонсоры хорошо постарались. В результате – уехала, обиделась, хотя сама же и являлась причиной своих обид. А, что теперь рассуждать, объяснять!.. Но если интересуют сугубо личные дела – домашние там, семейные, интимные, то лучше всего обратиться к ее наиболее близкой подруге, единственной, с кем Светлана никогда не конфликтовала. Это костюмерша театра Дарья Петровна Калинова – вполне милый и отзывчивый человек. Она еще не в отпуске, и ее можно найти в театре. Она готовит свое хозяйство к плановой инвентаризации, а это мероприятие, знаете ли, чаще напоминает пожар. Либо наводнение. Короче, маленький сумасшедший дом…

Так закончил свой нескончаемый, казалось, монолог маленький и энергичный, как обезьянка, руководитель балетной труппы театра. Но, подумав, глубокомысленно добавил:

– Правда, если она вообще пожелает с вами разговаривать.

– А что, есть мотивы?

– Как вы сказали?.. A-а, ну конечно, да-да… Характер-с, однако! Впрочем, желаю удачи.

Серьезное предупреждение, подумал Поремский и отправился искать костюмерный цех, где дама с характером готовила ежегодную инвентаризацию царских одежд, дворянских камзолов, королевских нарядов, воздушных пачек, фраков, смокингов, посконных портков с рубахами и всего прочего, без чего просто физически не может существовать высокое театральное искусство. В идеале.

6

– Я на нее сильно обижена, – без предисловий и довольно резко сказала Дарья, крупная женщина лет тридцати, с простоватым и круглым, как прежде говорили – деревенским, лицом, усыпанным веснушками и крапинками перенесенной в детстве оспы на полных щеках.

Владимиру, в общем-то, знаком был такой тип людей с вроде бы незапоминающимися лицами. Но в них есть одна особенность – стоит, к примеру, такой женщине улыбнуться, чуть раздвинув полные, чувственные губы, и на лице возникает какое-то совершенно необъяснимое, немного дурашливое, но абсолютно искреннее обаяние, присущее исключительно здоровым и чистым душой людям.

– В наших отношениях я всегда была на вторых ролях, и Светка часто этим пользовалась. Я только теперь поняла, когда ее не оказалось рядом. И вообще отпала всякая нужда в моей постоянной помощи.

А это уже было сказано без злости, просто голос такой – слишком энергичный, напористый. И это обстоятельство давало Владимиру надежду, что подругу удастся разговорить, потому что первое знакомство через закрытую дверь не обещало ничего хорошего.